VIII. Сардиния.

Прежде, во времена пунического господства, Сардиния была, наверно, населеннее и производительнее, чем ныне; о многочисленности её тогдашних жителей свидетельствуют уже рассказы римских историков о совершавшихся там чудовищных избиениях людей. Падение было быстро и глубоко. Отчасти оно объясняется конфигурациею самого острова, который со стороны Италии, откуда он мог бы заселяться, очень крут и недоступен, а со стороны открытого моря окаймлен нездоровыми болотами и лагунами. Но главная причина того исторического сна, в который была погружена Сардиния в течение стольких веков, заключается не в природе, а в человеке. Различные завоеватели, наследовавшие Риму и Византии, как-то: сарацины, пизанцы, генуэзцы, аррагонцы, старались монополизировать в свою пользу все произведения острова; на открытые же части берега время от времени делали свои внезапные высадки варварийские пираты. И не далее как в 1815 году тунисцы высадились на остров Сант-Антиоко, между Иглезиасом и Кальяри, и всех жителей или перерезали, или увели в рабство. Из опасения разбойничьих набегов сардинцы удалились во внутренния равнины и горные долины и, подавляемые феодальными обычаями, жили, уединившись от остального мира, как-будто их остров был не в Средиземном море Европы, а среди какого-нибудь отдаленного океана. И только в последнее время Сардиния начала вступать в строй других итальянских провинций.

Поверхность Сардинии 24.078 кв. кил. Население (по переписи 1 янв. 1882 г.) 682.002 чел. Население (по исчислению 1894 г.) 741.362 чел.

Почти равняясь по величине Сицилии, хотя население последней вчетверо больше, Сардиния географически независимее её от Итальянского полуострова, а между нею и африканским материком находятся почти океанийские бездны от 500 до 1.000 метров глубиною. Вместе с близнецом своим Корсикою, она составляет группу островов, которая отделяется от Тосканского архипелага довольно узким проливом, наибольшая глубина которого 310 метров. С геологической точки зрения, Корсика и значительная часть Сардинии составляют одну и ту же землю, так так представляют одни и те же формации, а островки, скалы и рифы, рассеянные в проливе Бонифачио, суть не что иное, как остатки разорванного морем перешейка. Но если оба острова были некогда соединены, то, с другой стороны, изучение горных пород заставляет думать, что, быть может, еще в недавнюю эпоху Сардиния состояла из многих отдельных островков. Главный из них составлял южное продолжение горной цепи Корсики, другие же были разбросаны западнее и отделялись друг от друга неглубокими проливами, а потом были подняты постепенно наносами, вулканическими извержениями и, может быть, подземными толчками. Форма сандалии, которой Сардиния обязана своим древним греческим именем Ichnousa, совершенно случайна, так как геологически остров состоит из многих отдельных земель. Отделявшая их промежуточная борозда всегда служила естественным путем между Кальяри и Корсиканским морем и теперь служит как для большой продольной дороги, так и для параллельной ей железной дороги.

Сардинские горы начинаются уже в водах пролива Бонифачио островками Маддалена и и Капрера, а затем быстро повышаются, образуя горную группу Галлура, многочисленные пики которой, отделяющиеся от неё второстепенные цепи и извилистые долины хаотически перепутаны друг с другом, но в целом представляют возвышенный вал, направленный к юго-западу. С южной стороны эту горную группу ограничивает глубокая впадина, которая избрана простою и железною дорогою для соединения двух берегов острова, но за нею уже круто подымается большая горная цепь, спинной хребет Сардинии, идущий вдоль всего восточного берега острова, до мыса Карбонара, где горы уходят своими основаниями в глубокия воды. Цепь эта, составляя продолжение Корсиканской цепи, состоит, как и последняя, из кристаллических и шиферных скал, но различается от неё расположением своих боковых склонов. Самые длинные долины гор Корсики открываются в восточном направлении, к водам итальянским, а самый крутой их склон обращен к западному морю, тогда как Сардинская цепь обрывается круто с востока, а другой склон её, представляющий длинные отлогости и второстепенные цепи, понижается постепенно. Можно сказать, что, вследствие такого расположения гор, Сардиния обращена к Италии спиною, т.е. самыми обрывистыми берегами и самыми дикими местностями. Вообще, местность понижается к западу, к относительно пустынному бассейну, отделяющему ее от Испании. Поэтому, сохранение испанского владычества на этом острове оправдывалось бы до некоторой степени основательными географическими аргументами, если бы присоединения могли иметь какую-либо другую уважительную причину, кроме воли самих населений. Железнодорожный путь из Террановы повернул, так сказать, Сардинию к Италии.

Почти в средине кристаллической цепи подымаются высочайшие вершины острова. Здесь возвышается Дженнардженту (Серебряная гора), называемая также Пунта-Флориза, представляющая единственный пик Сардинии, в углублениях которого сохраняется немного снегу даже в средине лета. Пока вершины не были еще измерены инженерами, северные жители острова, относящиеся недружелюбно к своим южным соседям, утверждали, что глава сардинских гор находится на их территории; но они сильно ошибались: их хотя и величественный по своей форме Джигантину, т.е. «Гигант», и сосед его Балестрери, господствующие над горами северной группы, Лимбарры, с боку главной цепи, едва достигают двух третей высоты главной вершины.

К западу от этих гор, принадлежащих к корсиканско-сардинской системе, есть еще второстепенные группы, возвышающиеся на бывших островах, которые присоединены новейшими формациями к главной массе Сардинии. Одну из таких островных местностей представляют гранитные скалы Нурра, которые почти необитаемы, несмотря на плодородие их долин, и остров Азинара, который расположен дугою на западе Сассарийского моря и густо населен черепахами. Другая горная группа, прерываемая очаровательною долиною Домус-Новас, занимает юго-западный угол Сардинии, между заливами Ористано и Кальяри. По мнению геологов, это самая древняя часть Сардинии, присоединившаяся к большому острову лишь в четвертичную эпоху, быть может, в те времена, когда Корсика отделилась от него проливом Бонифачио; но бывший морской рукав, обратившийся в равнину Кампидано, заметен еще в виде низменной полосы около 20 километров средней ширины. Наконец, в промежуточном поясе, простирающемся к западу от большого горного узла, разветвляется, параллельно горам Лимбарры, поперечный хребет Маргине. Здесь находятся также и широкия известковые плоскогорья, пронизанныя вулканическими скалами, но бывшие кратеры их не извергают уже ни лавы, ни даже газов; поселяне преспокойно строят себе хижины в жерлах вулканов, и единственным, повидимому, признаком подземной деятельности являются только теплые источники. Новейшие вулканические конусы возвышаются в северо-западной части, между Ористано и Сассари; несколько таких вулканов существует и на восточной стороне, в низменной равнине потока Орозеи. Но к гораздо более древней эпохе относятся трахитовые формации островов Сан-Пьетро и Сант-Антиоко, лежащих на юго-западе Сардинии; на них находятся весьма многочисленные горные массы архитектурного вида, которыми особенно замечателен южный мыс острова Сан-Пьетро, называемый «мысом колонн». Одни из его столбов, состоящих из грубых и угловатых, наложенных друг на друга камней, стоят одиноко, другие же располагаются длинными колоннадами, ушедшими на-половину в скалы; но их мало-по-малу разрушают, употребляя камень на мостовые, так что на этой части берега скоро будет совершенно уничтожен этот ряд грандиозных обелисков. На Сант-Антиоко, который соединяется с твердой землею старинным мостом с весьма высокою аркою, есть и другие редкости природы: это глубокия пещеры, где живет множество морских голубей-вяхирей. Охотники протягивают у входов сети и, входя внезапно в пещеры с зажженными факелами, ловят испуганных птиц сотнями.

Главные высоты Сардинии суть:

Дженнардженту 1.864 метра; Фонтана Конджиада около Арицо 1.507 метров; Балестрери 1.310 метров; Джигантину 1.310 метров; Нуоро (город) 581 метр; Темпио 586 метров; Озиери 371 метр; Сассари 220 метров.

Кроме внезапных движений, произведенных вулканическими силами, Сардиния являет на своих берегах еще следы медленных, до сих пор необъясненных колебаний, происходивших вследствие оседания и поднятия слоев земной поверхности. Недалеко от Кальяри, на древних берегах, Ла-Мармара нашел раковины Средиземного моря, подобные еще живущим в нем и ныне, перемешанными с глиняной посудою и другими произведениями человеческого труда. Эти берега, имеющие ныне от 74 до 98 метров высоты, были некогда подняты, по его мнению, уже в то время, когда местность была обитаемою. Некоторые же местности, напротив, опустились ниже уровня моря, как например древние финикийские города Нора, к юго-западу от Кальяри, и Таррос на северном полуострове залива Ористано: открытые в них древности были отчасти погружены в воду.

Из рек, которые так любят перечислять сардинцы, только одна Тирсо или Фиуме д’Ористано заслуживает этого названия как по массе воды, так и по спокойствию своего нижнего течения. Другие же реки, хотя с таким же пространством бассейна, но не пользующиеся снегами Дженнардженту и дождями, выпадающими на западные бока большой цепи, представляют собою только потоки, которые то разливаются по полям, то струятся маленькими ручейками среди олеандровых рощ. Большая часть стекающих с внутренних гор ручьев высыхают на целые восемь месяцев в году и даже в дожди не достигают моря, а сливаются с прибрежными лагунами. Впрочем, есть одна из них, в устье которой входят большие суда, благодаря предпринимавшимся в различные времена расчисткам:—это Фиуме, или поток Боза, между Альгеро и Ористано.

Все лагуны Сардинии—солоноватые или соленые. Самые обширные из них свободно сообщаются с морем, по крайней мере в дождливое время года, посредством проходов, открываемых избытком жидкой массы. Но есть между ними и такия, которые получают так мало текучей воды, что не в состоянии промыть себе канала сквозь прибрежные пески,—и тем не менее они остаются солеными и, благодаря подземному просачиванию морской воды, сохраняют одинаковый уровень. Наконец, болота, находящиеся во внутренности равнин, точно также имеют воду, насыщенную солеными веществами, благодаря свойствам окружающих их и некогда погруженных в море земель. Летом от солнечной теплоты они обыкновенно высыхают, и их ложе бывает покрыто слоем белой соли, которая походит на легкий снег. Этот соляной порошок так мелок и так перемешан с нечистыми элементами, что казне не стоит захватывать его себе и перепродавать жителям, но зато казна старается сделать его негодным для употребления. Недавно еще сборщики соляной пошлины имели варварский обычай сгонять окрестных поселян и заставлять их вместе со скотом топтать во всех направлениях ложе лагуны для того, чтобы соль перемешалась с грязью и с глиною. Только солончаки Кальяри и Карло-Форте на острове Сан-Пьетро разработываются в больших размерах компаниею, которая извлекает из них соли ежегодно около 120.000 тонн. Несколько сотен её рабочих состоят из каторжников, ссужаемых ей кальярскою тюрьмою.

Лагуны и болота окружают почта весь остров полосою миазмов, к которым присоединяются еще испарения вод, случайно оставшихся после разлива в речных долинах, а ветер переносит эти нечистые испарения даже на самые возвышенные склоны гор, и несчастные жители трясутся от лихорадки даже на высоких внутренних Альпах. Подымающиеся часто с этих водных пространств туманы, которые ползут по земле в утренние часы, способствуют своею нездоровою влажностью к распространению болезней, тем более что около болот почти совсем нет ни деревьев, ни даже кустарников, которые могли бы останавливать движение миазмов. Во многих местностях иностранцы, подышавши летом зараженною атмосферою болот, подвергаются почти верной смерти. По нездоровости прибрежья, где испорчена вся вода даже в колодцах и источниках, Сардиния самая несчастная страна во всей Италии: «непогода» свирепствует там почта на четверти всей поверхности острова. Зато, как бы в награду, сардинцы, относительно, свободны от английской болезни и даже миланской проказы, столь обыкновенной при подошве Альп, и кретинизм почти вовсе неизвестен в верхних долинах острова; но достаточно уже и одной malaria, чтобы задержать развитие Сардинии и поставить ее ниже других итальянских провинций.

С римских времен нездоровость, вероятно, усилилась, вследствие допущенного людьми распространения блуждающих вод, но и в эпоху своего наибольшего благосостояния, когда остров был одною из главных житниц Рима и доставлял ему свои сыры, свинину, шерстяные изделия, свинец, медь и железо, берега его считались смертельными, и императоры ссылали туда тех, от кого им нужно было отделаться. Землевладельцы никогда не бывали там в полях в конце лета и с половины июля бежали от дурного воздуха в города. Итальянские чиновники, впавшие в немилость и назначаемые на опасные посты острова, считают себя большею частью осужденными на смерть, и те из них, которые не получают отпуска на вакации в места более здоровые, действительно погибают почти все. Что касается жителей деревень, приучавшихся к климату из поколения в поколение, то и они принуждены принимать для избежания лихорадки величайшие предосторожности. Они всегда старались предохранить себя толстыми одеждами из дубленой кожи, которая непроницаема ни для солнца, ни для дождя, ни для утренней росы и тумана. Для ограждения себя от дурного климата, крестьянин одевается всего тяжеле в самое теплое время; благодаря своему длинному овчинному одеянию mastruca, придающему ему некоторое сходство с румынским пастухом, сардинец создает себе нечто в роде своего внутреннего климата, который делает его не столь чувствительным к внешним влияниям. Говорят, что вот уже несколько лет, как опасность маларии уменьшилась. Зараза болот значительно уменьшена осушкою и посадкою гигроскопических растений.

Древние географы, как и сами жители Сардинии, говорят, что одна из главных причин нездоровости острова происходит вследствие недостатка северо-восточных ветров. По народному убеждению, горы Лимбарры, возвышающиеся на севере, действуют в роде экрана и, ко вреду всей нижней Сардинии, изменяют направление по преимуществу очищающего ветра. Может быть, в этих словах древних и туземцев есть своя доля правды, потому что благодетельный «северный ветер», т.е. нормальный ветер с полюса, представляющий нисходящий ток пассатов, в южной части полуострова дует редко; его отклоняет в южном направлении тройной барьер Апеннин, гор Корсики и цепи Лимбарры или, что еще вероятнее, притяжение горячих степей Ливии. Экваториальный ветер, или противупассат, известный в Сардинии под именем libeccio, дует здесь также редко, и когда дует, то обыкновенно с бурною силою.

Вследствие этого-то, так сказать, накручивания ветров, производимого специальными метеорологическими условиями Средиземного моря и африканской пустыни, двумя правильными в Сардинии течениями ветра оказываются не северо-восточный и юго-западный, а именно те ветры, которые дуют под прямым углом к этим нормальным направлениям, т.е. северо-западный (maestrale)—с Севенн и Пиреней, и levanto, или sirocco—с песков Ливии. Южные сардинцы очень боятся этого последнего ветра и называют его maledetto levante. Этот «проклятый» ветер пропитывается влажностью при проходе своем чрез Средиземное море, и температура его в действительности далеко не так высока, как можно было бы предполагать по тому состоянию изнеможения, в которое он приводит организм. Что касается до maestrale, то его встречают с радостью, потому что он приносит с собою телу энергию и здоровье; впрочем, он дует с необыкновенною силою, и подвергающиеся его действию деревья достигают лишь незначительной высоты. Достигая западных берегов, он часто роняет некоторое количество воды, которою запасается в Средиземном море, но при заливе Кальяри он бывает уже обыкновенно сух. Благодаря этому ветру, а также морским ветеркам, средняя температура в столице Сардинии не превышает 17° по Цельсию.

Грозы в Сардинии относительно довольно редки, а град, который в других местах производит опустошения, почти не известен. Дожди идут главным образом осенью и в декабре обыкновенно оканчиваются, уступая место сухому и самому приятному времени года, по ясности атмосферы и ровности температуры: это «зимородковые дни», во время которых, по древним поэтам, море успокоивастся, чтобы дать возможность священной птице свить себе гнездо. Но за этими здоровыми и счастливыми зимними днями следует печальная весна. «Двуличный», как говорят сардинские моряки, февраль приносит капризные холода, за которыми, в марте и апреле, следуют поочередно то внезапные ветры, то жар, то холод. Запаздывающая от этой дурной погоды растительность Сардинии развивается гораздо медленнее, чем можно бы было ожидать по южной широте страны; растения начинают здесь цвести позднее, чем на берегу Прованса, хотя Сардиния южнее последнего, средним числом, градуса на три.

Растительность Сардинии походит на растительность других островов Средиземного моря. Пощаженные огнем пастухов и топором спекуляторов, леса верхних внутренних долин и непроходимых склонов состоят, как и леса Корсики, из сосен и особенно из обыкновенных и каменных дубов, перемешанных местами с белым буком и кленом; деревни окружены каштановыми и прекрасными ореховыми рощами; округлые вершины, на которых высокоствольные леса уже исчезли, одеты ароматическими растениями и зарослями кустарников, между которыми отличаются своими большими размерами мирты, ежовки и древовидные верески; в этих чащах пчелы собирают тот горький мед, который так презирал Гораций. Обширные невозделанные пространства около моря покрывает olivastro, или дикая маслина, с наклоненными стволами и согнутыми бурным мистралем к юго-востоку ветвями, которая дожидается только прививки, чтобы приносить превосходные плоды. Все плодовые деревья и все полезные растения Средиземного моря находят себе в Сардинии благоприятную почву; миндальное и, в особенности, апельсинное дерево, введенное здесь маврами в конце одиннадцатого века, принялись с удивительной силою. Милисские сады, защищенные совершенно от мистраля древним вулканом Монте-Ферру, к северу от Ористано, составляют в целом один из самых красивых апельсинных лесов и, быть может, самый большой и производительный сад во всем бассейне Средиземного моря: в обыкновенные годы в нем вызревает золотых плодов до шестидесяти миллионов. Фруктовые сады в Домус-Новас, Оциери и Сассари отличаются также удивительным богатством; особенно прославились масличные рощи Сассари, разведенные в XIV ст. В южных частях острова, везде, где обработанные земли распространяются по пустошам, покрытым ладонником, укропом и золотоцветником, они окружены, как в Сицилии, варварийскими фиговыми деревьями с иглистыми лопастями; около городов, особенно в окрестностях Кальяри, много финиковых пальм, распускающих свои веерные листья. Странно, что в южных низменностях острова, несмотря на почти африканский климат, нет малорослых пальм, между тем как на севере, в пустынях Альгеро, они составляют целые густые леса, как в Алжирии. Местные жители Сардинии, как и мавры, имеют обыкновение есть их корни.

Хотя в Сардинии легко акклиматизировываются все растения соседних стран,—остров, по природе, не так богат ботаническими видами, как континентальные страны, расположенные под тою же широтою. Это явление относительной бедности—обще всем островам; необходимым результатом ограниченности поля, на котором различные виды ведут борьбу за существование, является то, что из них погибают именно те, которые либо слабо вооружены для борьбы, либо имеют мало представителей. Но зато, большая часть островов, явившихся в открытом море и ничем не соединенных с ближайшими континентальными массами, имеют свою специальную небольшую флору, какой не найдешь в других местах. Но это не имеет места в Сардинии, составляющей, впрочем, остаток земли, соединявшей Европу с Африкою. Что касается знаменитого растения, о котором говорят древние, и которое, если съесть его нечаянно, производило будто бы «сардонический» смех и смерть, то ничто не доказывает, чтобы эта трава была свойственна одной только Сардинии. По описаниям Плиния и Павзания, Мимо полагает, что это—ибунка широколистная (Sium latifolium).

Число различных пород животных в Сардинии также гораздо меньше, чем на материке. Так, из млекопитающих здесь не встречаются: медведь, волк, барсук, каменная куница, крот, равно как ни випер и никаких ядовитых змей; единственное опасное животное, встречающееся на острове,—тарантул (arza или argia), от укушения которого вылечиваются пляскою до изнеможения или сидением в навозе. Обыкновенной лягушки, которая так распространена на Итальянском материке и даже на Корсике, в Сардинии вовсе нет, между тем как здешния бабочки составляют на острове специальный отдел европейской фауны. В горах корсико-сардинской системы водится еще каменный баран, животное, которое истреблено охотниками почти на всех островах Средиземного моря, и которое представляет, может быть, родоначальника наших овец. В средине прошлого века и еще в начале нынешнего, на острове Сант-Антиоко, к юго-западу от Сардинии, свободно бегали одичавшие лошади; маленькие же острова, окаймляющие берег, населены тысячами кроликов; наконец, на островке Таволара, представляющем известковый стол в заливе Террановы, живут дикие козлы, с длинными рогами и золотисто-желтыми зубами, происходящие от оставленных здесь в неизвестные времена домашних козлов. Остров Капрера, известный по пребыванию на нем Гарибальди, обязан своим названием населявшим его некогда стадам коз; привезенные сюда недавно животные того же вида одичали здесь в несколько лет.

Натуралисты заметили, что все породы диких млекопитающих, живущих в Сардинии, гораздо меньше ростом своих европейских родичей; одна только коза составляет исключение из общего правила. Олень, лань, кабан, лисица, дикая кошка, заяц, кролик, куница, ласка—все гораздо меньше тех же видов на материке. То же самое замечается и на домашних животных, за исключением свиней, которые достигают здесь больших размеров, особенно в дубовых лесах, где они бродят по целым месяцам; одна разновидность этих животных отличается полным копытом, почему ее следовало бы отнести к однокопытным. Ослы и лошади в Сардинии, говоря относительно, просто карлики; но как ни мала сардинская лошадь,—она доставляет человеку множество услуг, отличаясь крайнею воздержностью в еде, удивительною верностью шага, силою и выносливостью, и если бы искусство воспитания могло сообщить ей красоту форм, то сардинская порода лошади была бы одною из лучших в Европе. Что касается осла, который немножко больше дворовой собаки, то это—доброе маленькое животное, которое во многих местах, как, например, в предместьях Кальяри, разделяет с своими хозяевами единственную комнату лачуги. С шапочкою на голове, которая спускается ему на глаза, ослик, называемый здесь mollenti, медленно ходит обыкновенно вокруг своего манежа, занимающего средину комнаты, и мелет зерна. Ничто не изменилось с римских времен: такие же мулы изображены на барельефах Ватиканского музея. Как бы то ни было, Сардиния, по числу домашних животных, пропорционально числу жителей, является первою провинцией Италии.

Число домашних животных в 1881 г.

Сардиния
Лошади	Ослы	Рог. скот	Овцы	Козы
64.801	31.981	279.438	844.851	261.531
на 1000 жителей
95	47	410	1.239	384
Вся Италия
657.544	674.246	4.783.732	8.596.108	2.016.307
на 1000 жителей
23	23	178	302	71

Доисторическими памятниками Сардиния, кажется, богаче всех стран западной Европы. Как и в Бретани, здесь встречается множество мегалитов, называемых «Камнями Исполинов», «Жертвенниками», «Длинными» или «Воткнутыми Камнями», к которым, большею частию, не прикасался резец; но дольмены здесь редки; по крайней мере несомненный— только один. Между этими памятниками неизвестных времен есть, повидимому, и такие, которые напоминают собою культ какого-то восточного божества, так как на острове долго жили финикияне и карфагеняне; они основали здесь значительные города, каковы: Каралис, Нора, Таррос; даже в римские времена на могилах писались пунические надписи. После одной счастливой находки, сделанной в развалинах Тарроса одним английским лордом, на этот полуостровок ористанского берега кинулись тысячи искателей сокровищ и, действительно, нашли там множество золотых идолов и других вещей, большею частию египетских, завезенных сюда финикийскими купцами. Но главное свидетельство цивилизации древних сардов составляют постройки, называемые нураги, которые издалека виднеются на вершинах холмов, подобно остаткам древних крепостей. По всей окружности плоскогорья Гиары, представляющего чрезвычайно правильный известковый стол недалеко от центра острова, на всяком его естественном бастионе стоит по одной из таких развалин. Весь выемчатый овал, образующий край плоскогорья, обнесен, таким образом, настоящим поясом нураги. Такие памятники встречаются во всех частях острова, то расположенные в порядке, то построенные как бы случайно. Число узнаваемых нураги доходит до четырех тысяч, а между тем сколько еще следов этих построек должно было сгладить время! Всего больше и всего лучше сохранились они в базальтовых местностях, в особенности к югу от Макомера. В одиночку они встречаются редко, а расположены обыкновенно группами и большею частию на обработанных землях, а не в голых степях.

Много было споров о происхождении и о значении нураги: одни находили, что эти сооружения были храмами, другие—что это могилы, «башни молчания», священные места, где поклонялись огню, жилища гигантов. Вероятными строителями этих таинственных построек различные писатели считали финикиян, троянцев и иберийцев, тирренцев, феспийцев и пелазгов, хананеян, неизвестных народов восточного происхождения, даже людей допотопных. Благодаря, неутомимому исследователю сардинских древностей, Спано, большая часть археологов сомневаются ныне только относительно имени строителей, назначение же самих построек известно; нураги были жилищами, и их финикийское название обозначает просто-на-просто «круглый дом». Грубейшие из этих сооружений, подвергавшиеся действию непогоды, быть может, в течение сорока веков и более, представляют только одну внутреннюю комнату; они относятся к каменному периоду и, как человеческие жилища, выражают собою тот период цивилизации, который следовал за периодом пещерных людей. Позднейшие нураги, т.е. нураги бронзового или даже железного периода, построены с гораздо большим искусством, хотя без цемента, и состоят из двух или трех комнат, расположенных друг над другом, куда поднимались по лестнице, сложенной из необделанных камней. Некоторые из нижних помещений достаточно велики, чтобы поместить до сорока или до пятидесяти человек, и снабжены, сверх того, прихожими, редюитами и небольшими полукруглыми бастионами. Недавно разрушенная нурага Су-Дому-С’Орку, около Домус-Новас, состояла из десяти комнат и четырех дворов; она была в одно и то же время крепостью и группою домов, и могла поместить в себе до сотни людей и защищаться во время осады, т.е. она походит на многие нынешния жилища албанцев в Турции и сванетов—в кавказских долинах.

Обломки всякого рода, скопившиеся в почве нураги, доставили множество предметов, которые рассказывают о жизни древних обитателей этих построек и свидетельствуют об их относительной цивилизации. Нижние слои содержат только каменное оружие и, сделанную руками, глиняную посуду, между тем как верхние, а следовательно позднейшие кучи остатков представляют уже много бронзовых вещей. По близости всех нураги встречаются еще другие памятники циклопического строения:-это «могилы гигантов». Называя их таким образом, туземцы ошибаются только на-половину; эти кучи камней, помещающиеся на конце полукруга больших каменных глыб, действительно—гробницы, так как все те, которые вскрывал Спано, содержали в себе человеческий пепел.

У сардинцев нет никаких преданий относительно древних жилищ первобытных жителей; несмотря на свое суеверие, они не рассказывают даже легенд об этих развалинах: самое большое, что они приписывают их постройку чорту—и больше ничего. Это молчание народа происходит, без сомнения, от того, что поочередные завоевания острова и бойни людей прервали всякое национальное предание. Карфагеняне, в своих войнах с туземцами, были беспощадны, а в первые века римского господства совершались такия истребления и выселения жителей, что исчезла большая часть первоначального населения, которое было заменено вольными колонистами и особенно множеством ссыльных. При таких условиях неминуемо должна была сгладиться всякая память о древней истории страны.

Из множества предположений о происхождении древних сардов наиболее соответствует физическому виду нынешних островитян именно то, которое относит их к группе иберийцев, но, исторически, они являются автохтонами страны. Они вообще небольшого роста,—как будто влияние климата, вследствие которого измельчали все дикия и домашния животные, действовало таким же образом и на них,—но они стройны и хорошо сложены; талия тонкая, мускулы крепкие, волосы и борода всегда черные, очень густые и сохраняются обыкновенно до глубокой старости. Сардинцы обеих провинций одинаково грациозны и сильны, но имеют несколько различные черты лица: у северян более овальное лицо и более орлиный нос, между тем как жители окрестностей Кальяри, подвергавшиеся, быть может, большему смешению, имеют менее правильные черты лица и сильно выдавшиеся скулы. Таким образом, в этом отношении, как и во многих других, между жителями двух частей или «мысов» острова существует значительное различие.

Жители внутренней Сардинии сохранили, повидимому, начиная с средних веков, более чистую кровь, чем все остальные европейцы. В числе их предков были, без сомнения, весьма различные племена, смешанные с таинственным народом, строившим нураги; но, после римских времен, насильственные вторжения и наплывы иноземцев ограничивались большею частию прибрежьем, оттесняя туземцев в верхния горные долины и последуя за ними в их убежища. За исключением уже несколько успокоившихся вандалов, ужасные германские орды, опустошившие почти все другие страны западной Европы, пощадили Сардинию, и этот остров мог сохранить свое население, свои нравы и язык; мавританские, пизанские, генуэзские, каталонские и испанские завоеватели смешивались только с жителями окраин; можно привести только одно исключение, именно,—барбаричини, населяющих горную местность в самом центре острова, называемую по их имени Барбаджиею. В них сидят остатки одного варварийского племени, изгнанного вандалами из Африки и оттесненного во внутрь страны продолжительными войнами с туземцами. Придя в страну, они были еще язычниками и, сделавшись соседями точно также идолопоклонников, ильензов, они смешались с последними, и обращение их в христианство относится уже к седьмому веку. Женщины в Барбаджии носят еще темный костюм, напоминающий одежду варварийцев.

Из всех наречий латинского происхождения наречие сардинское всего более походит на язык римлян, не по своей грамматике, которая у них весьма различна, а по самым словам, из которых более пятисот совершенно одинаковы как в том, так и в другом. Множество фраз обыденного языка являются одновременно и латинскими, и сардинскими, так что бывали даже стихоплеты, которые пытались писать целые поэмы на языке, принадлежащем и к тому, и к другому наречию. В сардинском языке есть также, не встречающиеся в других латинских наречиях, греческие слова, которые вошли в него или во времена древних греческих поселенцев, или в византийскую эпоху; наконец, в сардинском языке употребительны два или три слова, которые не могут быть произведены ни от одного корня европейских языков и представляют, быть может, остатки древнего языка автохтонов. Два главные говора сардинского языка, Логодурский, или северный, и Кальярийский происходят прямо из латинского, как итальянский и испанский, но, быть может, ближе к последнему. Город Сассари и некоторые местности соседнего побережья принадлежат к поясу итальянского языка. Здесь говорят на языке, который весьма приближается к корсиканскому и генуэзскому. В городе Альгеро, каталонские переселенцы, поселенные здесь в большом числе около средины четырнадцатого века, вместо бежавшего в Геную древнего населения, говорят почти на чистом старинном провансальском наречии. Наконец Maurelli, или Maureddus, в окрестностях Иглезиаса, представляющие собою, вероятно, варварийцев, как предполагают по их узкому и продолговатому черепу, внесли в местный язык, по мнению Ла-Мармора, некоторое количество африканских слов. Мальтцан полагает, что чистейшими представителями африканских переселенцев являются жители громадного Милисского сада; они, как полагают, занесли в Сардинию апельсины.

Жители внутренней Сардинии, верные своему языку, остались частию верны своим древним нравам. Любимая пляска их та же самая, что была и в греческие времена. В северной части острова, молодые люди при пляске соразмеряют такт с голосами стоящей по средине круга кучки певцов, которые ускоряют или замедляют их па. В южных же частях Сардинии движение танцующих управляется инструментом, называемых launedda, который есть не что иное, как древняя флейта в две или три тростниковые дудки. Та же живучесть замечается и во всех обычаях, относящихся к общественной жизни, и в особенности в церемониях и обрядах кумовства, свадьбы и похорон. Браку, как почти у всех древних народов Европы, предшествует некоторое подобие похищения: коль скоро молодая женщина вступит в дом своего мужа, т.е. станет пленницею, она должна пробыть целый день не шевелясь, не произнеся ни единого слова; немая и неподвижная, как статуя, она представляет не живое существо, а только вещь, вещь, принадлежащую мужу: таково, вероятно, значение этого символа. На том же основании ей запрещается в первые три дня супружества посещать своих родителей; в южных местностях острова большая часть женщин ходит с полузакрытым лицом.

У сардинских горцев точно также сохранилась еще печальная церемония сидения ночью у покойников, известная, под именем titio, или attito. Жены, родственницы, подруги или наемницы, входя в комнату мертвеца, рвут себе волосы, кидаются на землю, рыдают и произносят нараспев импровизированные причитывания. Эти старинные языческие церемонии принимают по истине ужасный характер, когда совершаются пред телом убитого родственника, за которого присутствующие клянутся пролить кровь убийцы. Еще в конце прошлого века и в начале нынешнего практикование vendett'ы стоило Сардинии значительной части её молодого населения, доходившей иногда до тысячи человек в год. По статистическим, впрочем, весьма неполным, сведениям, число жителей острова в последние сорок лет, предшествовавшие 1816 году, уменьшилось более чем на шестьдесят тысяч человек, и главная причина этому была vendetta. В наше время этот ужасный обычай сохраняется только в самых отдаленных горных местностях острова, как напр. в Нуоро и Галлуре, где ни один крестный отец, во время крещения ребенка, не забудет тихонько положить в его пеленки несколько пуль, так как эти священные пули никогда не сделают промаха. Впрочем, теперь убийства из мести почти прекратились, и сардинцы стали забывчивее к оскорблениям, чем соседи их корсиканцы. Но еще более варварский, по нашим понятиям, обычай исчез только в начале прошлого столетия. Существовали женщины, называемые «довершительницами» (accubadure), обязанность которых состояла в том, чтобы ускорять кончину умирающих; последние часто и сами умоляли их об этом для избежания страданий. Но подобное дело варварского благочестия часто давало место гнусным деяниям с весьма тяжкими последствиями, так как сардинское население очень сутяжливо и изобилует законниками. Мальтцан считает эти рассказы старинных путешественников чистою клеветою, воображая, что «доканчивательницы» были женщины, которые должны были делать жизнь стариков до того горькою, что дни их сокращались сами собою; но он не подумал о том, что подобная практика была бы еще ужаснее, чем набожное довершение больных.

Сардинский земледелец имеет то огромное преимущество над земледельцами большей части итальянских провинций, что он если не собственник земли, то по крайней мере пользуется ею,—и это заметно и по его поступи, и по его гордому взгляду; он почти похож на кастильского крестьянина. Феодальная система существовала в Сардинии до 1840 г. и оставила после себя многочисленные следы. Крупные бароны, почти все испанского происхождения, были почти полными господами над общинами; еще в 1836 году они имели право творить суд и расправу, строили свои тюрьмы и ставили виселицы—символы своей власти. Тем не менее, крестьяне не были прикреплены к земле и могли переходить из одного лена в другой, а обычай почти всюду обеспечивал им более чем достаточное участие в пользовании землею обширных имений сеньоров: в силу ademprivio, они могли рубить в лесу дрова, пасти своих овец на горах и пользоваться полями в запущенных землях равнины; не имея права собственности, они пользовались по крайней мере ежегодными доходами. К сожалению, при таком господстве случайности и произвола, земля давала плохие урожаи. Владельцы ленов, живя почти постоянно вне пределов острова, не могли заниматься улучшением земледелия и, для ведения хозяйственных дел, держали жадных управляющих, а крестьяне, с своей стороны, пользуясь правом ademprivio, не могли заботиться о землях, которые постоянно переходили из рук в руки: земледелие было хищническое. В настоящее время, государство, сделавшись обладателем большей части впусте лежащих земель бывших ленов, старается освободиться от них для восстановления частной собственности, и разом уступило 200.000 гектаров земли одному англо-итальянскому обществу, которое обязалось построить в Сардинии сеть железных дорог.

Раздробленность земли в местностях с относительно густым населением доходит до крайних пределов; земля там искрошена, так сказать, на мелкие кусочки, поля искрещены изгородями, и каждое из них разделяется на столько клочков, сколько наследников. Случается иногда, что один из двух братьев стережет землю, а другой собирает урожай. Что касается кочующего пастуха почти пустынных округов, то он не имеет точно определенной земли, но у него есть свое стадо; степи, кустарниковые поросли принадлежат ему, и если ему придет фантазия, то он может завести себе клочек пашни в наиболее плодородном месте пастбища. Конечно, при постоянных переночевках, серьезная эксплоатация почвы невозможна. Для устранения этого зла некоторые экономисты предлагали лекарство, которое еще хуже самой болезни,—именно экспроприацию всех мелких участков, всех пустопорожних земель и предоставление их крупным феодалам или промышленным компаниям. Подобный порядок, возобновляющий в другой форме систему каталонских ленов, мог бы только усилить и без того уже большую нищету. Поземельные налоги здесь относительно больше, чем в континентальной Италии, и не проходит года без того, чтобы сотни мелких собственников не были лишаемы своих участков за невзнос налога. В некоторых местах, где деньги едва известны, подати, уплачиваемые в натуре, взимаются в большем против денежного размере, дабы покрыть издержки по продаже продуктов. Кроме муки из каштанов, которая, впрочем, приятна на вкус, пока свежая, поселяне округа Ольястры, на восточном берегу, едят еще хлеб из желудей (quercus ilex), замешанный на воде, протекающей сквозь маслянистую глину разложившихся слоев сланца, причем тесто поливается слегка топленым салом. Таким образом, Сардиния представляет единственный, вероятно, в Европе пример населения, которое отчасти ест землю, как это делают многие индейские племена в Колумбии и Венецуэле. В Испании тоже едят желуди, но то желуди дуба quercus bellota, действительно съедобные, и к ним не примешивают глины.

Хотя сардинец и владеет пастбищами или мелкими пашнями, но он не живет при своих полях. На тирренском острове, как и в Сицилии, земледельческое населие сосредоточивается в местечках и городах. Поселков и одиноких хижин вовсе нет, потому что прежде было опасно жить в стороне, вследствие грабежей магометанских и христианских пиратов, а также по причине лихорадок. Первая опасность, т.е. опасность войны, ныне уже не существует; но, тем не менее, привычка осталась, и сардинец продолжает строить себе хижину или дом в том самом местечке, стены которого давали убежище его предкам. Даже горные пастухи любят группировать свои хижины в виде деревушек, хотя без всякого плана, которые называют stazzi; сами же они соединяются в союзы для взаимной защиты и покровительства,—и составляют так называемый cussorgil, временные республики, представляющие собою образец взаимного уважения, справедливости и равенства. Когда какого-нибудь пастуха постигнет несчастие потерять свой скот от чумы или от пожара, то, по обычаю, он имеет право требовать себе у каждого из своих товарищей округа и окружающих кантонов, по крайней мере, по одному животному и таким образом восстановляет себе стадо, не принимая на себя никакой иной обязанности, кроме обязанности сделать то же самое, когда подобная беда случится с кем-нибудь другим. Кроме того, у них существуют еще, как напр., в окрестностях Иглезиаса, фруктовые сады, состоящие в общем пользовании. Несмотря на свою бедность, горные сардинцы с истинною радостию соблюдают древние обычаи гостеприимства, и хотя живут без всякого комфорта в домах, сбитых из глины или сложенных из грубых камней, но умеют сделать пребывание у них для иноземца приятным, при чем гость дает иногда общине случай устроить всегда желательные для них пиршества.

Произведения Сардинии составляют весьма незначительную часть в общей сумме произведений Италии. Большая часть крестьян бывают трудолюбивы только тогда, когда им вздумается, и количество обработанных земель составляет не более четверти или трети всей поверхности острова. Случается также, что в некоторые исключительные годы весь урожай сгарает от засух или даже пожирается саранчею, тучи которой приносятся ветром из-за Африканского моря. За исключением Сассарийского округа, сардинцы употребляют еще первобытные способы обработки земли и вовсе не знают искусства совершенствовать свои произведения. Всего больше они заботятся об оливковом дереве. Соблазняясь политическими привилегиями, которые, смотря по числу вырощенных деревьев, могли дойти до графского титула, тысячи собственников превратили свои невозделанные степи в фруктовые сады, а некоторые местности в долине реки Базы обратились в огромные масличные плантации, масла которых отправляются в Италию. Что касается до миллионов апельсинов, доставляемых садами Миллиса и других сардинских городов, то они считаются недостаточно ценными для вывоза на материк и продаются только на самом острове странствующими купцами. Лучшие плоды апельсинных деревьев имеют меньше значения в торговом обмене острова, чем солянки и другие соляные растения, которые ростут в низменных местах прибрежья, и зола которых отправляется в Марсель для фабрикации соды. Вся равнина Кальяри, слишком бесплодная для разведения каких-нибудь других растений, представляет теперь обширное поле солянки.

Некоторую выгоду дает также разработка гранитных и мраморных ломок; но собственно рудники, имевшие огромное значение во времена римлян, недавно только вновь стали более или менее значительно эксплоатироваться. Железный рудник Сан-Леоне, серьезные и правильные работы в котором начались с 1862 г., дает ежегодно 50.000 тонн руды, содержащей около двух третей по весу чистого металла. В Сан-Леоне, находящемся в пятнадцати километрах от Кальяри, в горах, возвышающихся к западу от бухты, построена первая железная дорога на острове Сардинии. Округ Иглезиас, обширное место разработки древних рудников, где римляне основали города Плумбею и Металла, и где пизанцы также рыли ямы для розыска серебра, с 1867 г. начал приобретать прежнее значение, благодаря своим свинцовым и цинковым рудникам. Здесь, как в Лаврионе, в Аттике, занимаются также разработкой куч шлака, выброшенного древними из копей; при этом весьма интересный сталактитовый грот, проникающий в гору около Домус-Новас, превращен в туннель для доставления шахтам свободного воздуха. С тех пор как населением овладела горячка быстрой наживы и как французские, английские и итальянские компании разделили между собою рудоносную землю по выхлопотанным ими концессиям, Иглезиас принимает мало-по-малу европейскую физиономию, деревня Гонесса приобретает вид города, а маленькая гавань Порто-Скузо, едва посещавшаяся прежде немногими каботажными судами, запружена теперь судами небольшой вместимости, которые являются сюда за 800.000 тонн свинцовой руды и 100.000 цинковой, добываемых из соседних копей, Монте-Пони, Монте-Веччио и других, и перевозят их в порт Карло-Форте, который защищен от ветров открытого моря островами Сан-Пиерро и Сант-Антиоко. Порт этот, по своему движению, следует непосредственно за главным портом острова, Кальяри. К западу от маленького города Мюравера открыты, в 1870 г., серебряные рудники. К несчастию, горные работы острова Сардинии часто оказываются затруднительными вследствие нездоровости климата.

Рыбная ловля не соединяется с такими опасностями, потому что преследуемая рыбаком добыча живет по преимуществу в открытых для морского ветра заливах. Некоторые воды необыкновенно богаты рыбой, как например бухта Кальяри и морские рукава, с дном из кристаллических пород, извивающиеся в архипелаге Маддалены, где древние ловили пурпуровые раковины. Кроме того, в Сардинии есть мели, богатые анчоусами и сардинками, или «сардинскими рыбами», посещающими её берега периодически; к ней приплывают также стаи тунцов, которые попадаются в «камеры смерти»—огромные загоны, протянутые при входах западных бухт; в один сезон их вылавливают до 50.000; впрочем, тунцы не всегда постоянны в своих переселениях, и с тех пор, как они исчезли при берегах Андалузии, около середины восемнадцатого века, к берегам Сардинии стали приходить на промысел испанские рыболовы. Кроме морской рыбной ловли, прибрежные жители занимаются также рыбною ловлею в лагунах, во входных проливах которых ловится сетями множество рыбы различных пород: железница—преимущественно в лагуне Кальяри, головли и угорь—в лагуне Ористано, золотая рыбка и щука—в лагуне Альгеро. Поэтому рыбный промысел имеет в Сардинии большое значение, но большая часть этого труда захвачена моряками с материка; даже маддаленские рыбаки—корсиканского происхождения, а рыбаки Карло-Форте, на острове Сан-Пьетро,—генуэзцы, переселившиеся сюда в начале восемнадцатого века с африканского острова Табарка, который был занят их предками четыреста лет тому назад;—в обеих колониях сохранился еще в чистоте язык предков. Ловля кораллов, для которой в порт Альгеро собирается иногда до двухсот судов, составляет исключительную монополию итальянцев. Они же занимаются собиранием pinna nobilis, раковины, шелковистый виссон которой служит для тканья различных принадлежностей одежды. То же самое надо сказать и относительно мореплавания. Хотя окруженные со всех сторон морем, сардинцы—вовсе не моряки: они боятся волн и охотно оставляют морскую торговлю своих портов в руках генуэзцев и других итальянцев. Замечательно, что из 2.400 собранных Спано сардинских пословиц, только три относятся к морю. Это отвращение сардинцев к омывающим их берега морям происходит вероятно оттого, что воды морей этих бороздили некогда корабли завоевателей и пиратов. Что касается торговли, то она не могла быть значительна, как вследствие малочисленности населения, так и вследствие окаймляющих берег болот, да и в наше время, несмотря на быстрое усиление торгового движения, торговля всего острова ниже торговли какого-нибудь второразрядного средиземного порта.

Движение в главных портах Сардинии в 1884 году:

Кальяри 2.437 суд. вмест. 585.460 тонн. Карло-Форте 1.125 суд. вмест. 202.850 тонн. Тортоли 755 суд. вмест. 192.400 тонн. Терранова 838 суд. вмест. 169.125 тонн. Маддалена 641 суд. вмест. 134.820 тонн. Порто-Торрес 1.029 суд. вмест. 133.220 тонн.

В 1894 г. во все 22 гавани острова прибыло 6.969 судов в 2.541.459 тонн.

Торговля Сардинии в 1894 г. Импорт 162.769 тонн. Экспорт 436.443 тонн.

Жители северного «мыса» считаются умнее, деятельнее и цивилизованнее жителей южного «мыса», чем они и не упускают случая похвастаться. Жители Сассари не называют себя сардинцами, предоставляя это, для них несколько варварское название, жителям внутренности и южных берегов острова. Прежде между жителями севера и юга существовало большое соперничество и даже ненависть, и те, и другие говорили о своих соседях не иначе, как в презрительных выражениях, а vendetta, разделявшая столько семейств и деревень, делила и весь остров на две враждебные половины. Следы этой вражды существуют еще и теперь, но ни одна часть не может подавить другую своим превосходством: если мыс Сассари, т.е. Верховой (di Sopra), и имеет перевес по своему земледелию, промышленности и по преданиям о свободе, зато мыс Кальяри, т.е. Низовой (di Sotto), обладает богатейшими рудниками и самыми разнообразными производствами, а также представляет столицу всего острова.

В настоящее время, как и во времена карфагенян, город Caralis, имя которого едва изменилось в течение двадцати слишком веков, представляет большой торговый рынок для товаров Сардинии с одной стороны и для иностранных мануфактурных предметов—с другой. От пунических времен в нем остаются только безобразные идолы, а от римской эпохи—множество погребальных пещер, развалины водопровода и высеченный в скале амфитеатр, открытый г. Спано; но город всегда имел превосходный порт, который почти сплошь окружен домами, и великолепный рейд, в котором кораблекрушения неизвестны. Как ни мало был Кальяри под мусульманским господством, однако, он представляет собою один из городов в Европе с наиболее восточною физиономиею, благодаря множеству домов с куполами и повисшими над улицами мушарабами различной формы. Кальяри занимает превосходное торговое положение. Составляя самый ближайший центрально-европейский пост к африканскому берегу, он отстоит от карфагенских берегов только на 200 километров, т.е. в расстоянии, которое пароход может проехать меньше чем в день; кроме того, Кальяри расположен в проливе, соединяющем Сицилийское море с Балеарским. Поэтому столица Сардинии непременно должна возрасти и получить большое торговое значение, в особенности когда она дренирует нездоровые болота своих окрестностей и превратит в огромный сад бывший морской рукав Кампидано. На востоке, у залива Кварте, и на западе, у Сан-Пьетро, находятся солеварни, дающие соли больше двух третей всего, добываемого в Сардинии, количества соли.

Близ западного берега стоит Ористано, «город горшечников», город знаменитый в истории Сардинии, так как средние века служил резиденциею самых могущественных на острове сеньоров, а Элеонора, «судья» Арбореи, издала здесь знаменитую хартию страны (carta de logu), которая стала кодексом публичного права всей Сардинии; плодородие полей, прекрасный, глубокий залив, защищенный с запада полуостровом Фарос, где финикияне основали свой торговый эмпориум, возвратили бы Ористано все его былое благоденствие, если бы только город не осаждали болота. Для очищения атмосферы прежде был обычай зажигать, в «нездоровое время года», вокруг города большие огни, но средство это хотя и могло приносить какую-нибудь пользу, не заменяло, для ассенизации страны, тех обширных лесов, которые доставили этой части Сардинии её название Арбореи. Рассказывают, что в болотах Нураки, находящихся в Кампидано-Маджоре, к северо-востоку от Ористано, слышится иногда шум, похожий на мычание быка. Но это явление, происходящее вероятно вследствие прохода воздуха сквозь отверстие какой нибудь подземной пещеры, свойственно не одной Сардинии и наблюдалось не раз, как говорят, в болотах далматского берега. Вблизи железной дороги, связывающей Кальяри с Сассари через Ористано, открыты месторождения каменного угля. К северу от Ористано, незначительный Чиливани превратился в довольно заметный город, как место раздвоения железнодорожных линий: Сассарийской и Террановской.

Соперник Кальяри, очаровательный Сассари, окруженный масличными плантациями, садами и дачами, есть единственный из сардинских городов, которому принадлежала слава быть в числе итальянских республик. От этих времен свободы он сохранил ту естественную живость, то стремление к инициативе, которых нет в других местах острова. Но в сравнении с Кальяри, он имеет одно большое неудобство, а именно—удален от моря, от которого его отделяет полоса низменностей и болот. Он мог бы отправлять свои товары чрез порт Альгеро и прекрасную гавань Порто-Конте, к югу от гор Нурры, но большая легкость сообщений заставила его избрать себе порт на глинистом берегу залива Азинара: портовый городок Порто-Торрес представляет не что иное как развалину одного древнего римского города, «плохо погребенного гиганта», как говорит Мантегацца, так как из тонкой почвы и кустарника выступают еще арки огромного водопровода и могучия колонны храма Фортуны, которые местные жители называют «Дворцом Короля Варвара». Этот древний римский порт, на Корсиканском море, обращенный к Франции и Генуе, мал и неудобен для входа судов. Нужен другой порт на севере Сардинии. В настоящее время уже заняты постройкою порта, предназначенного сделаться военною гаванью, как Специа, на острове Маддалены, этой «традиционной колыбели лучших моряков Италии».

Отсюда именно идет торговля винами, отправляемыми с высокого плоскогорья, из богатого местечка Темпио, с разбросанными домами из серого гранита. Не имея на восточном берегу ни одного порта, кроме маленького Тортоли, Сардиния обзавелась здесь недавно новым портом, соединив сеть дорог с бухтою Террановы, ближайшего к Ливорно и Чивита-Веккии сардинского местечка. На том месте, где стоит этот городок, прежде возвышался вероятно город Olbia, в котором во времена римлян было не менее 150.000 жителей. Сардинцы, а вместе с ними и все итальянцы, надеются, что Терранова сделается важным emporium'ом острова. Порт очень тесен и неглубок при входе, но прекрасно защищен и со стороны открытого моря имеет превосходные рейды. Кроме того, неподалеку от Террановы находятся якорные стоянки архипелага Маддалены, которые в дурную погоду могли-бы поместить целые флоты. Располагая конечную станцию железной дороги против Рима, жители острова рассчитывают приблизить Сардинию к её метрополии, повернуть ее, так сказать, к последней и оживить восточный берег.

Главные городские общины Сардинии, с цифрой населения 1 янв. 1882 г. (по последней переписи).

Кальяри 38.600 жит. (43.000 в 94 г., по вычисл.): Сассари 36.320 жит. (41.000 в 94 г., по вычисл.); Иглезиас 12.095 жит. Темпио 11.190 жит. Альгеро 10.120 жит. Оциери 8.570 жит. Ористано 7.030 жит.