VII.
Северная часть морского берега Аравии, продолжающагося на юг от Месопотамии, принадлежала недавно к царству вагабитов; теперь она турецкая провинция, по крайней мере номинально, и зависит от Багдада или от Бассоры; по имени одного из своих округов, она называется Эль-Газа: это—страна, заключающаяся между краевой цепью плоскогорий Неджеда и западным берегом Персидского залива между устьями Шат-эль-Араба и Барейнским архипелагом.
Самый оживленный порт этого побережья, на берегу большой бухты, открывающейся на юго-западе от Шат-эль-Араба,—Ковент, который следует считать приморской гаванью евфратского бассейна; местечко Фао, при устье реки, есть его передовой порт. Этот арабский город занимает положение, аналогичное положению Александрии, Венеции, Марсели: подобно этим большим городам, он стоит в некотором расстоянии от реки, прибрежные жители которой посылают ему свои произведения. Но так как устье Шат-эль-Араба более доступно кораблям, чем устья Нила, По и Роны, то боковой порт, через который производится торговля бассейна арабской реки, имеет относительно меньшую важность. Однако, торговое движение возрастает там из году в год, и обыкновенно на этот порт, ведущий торговлю с Бомбеем и Малабарским берегом, инженеры указывают, как на конечный пункт железной дороги от Средиземного моря к Персидскому заливу. По Пелли, средняя годовая ценность внешней торговли Ковента простирается до 1.600.000 франк. Но в глазах англичан этот порт представляет то важное неудобство, что он находится к западу от Шат-эль-Араба, что помешает выбрать его, как станцию будущей железнодорожной линии в Индию. Без помощи ковентских арабов, турки, неимеющие флота в Персидском заливе, не могли бы завоевать побережья Эль-Хаза. Торговая республика одолжила им корабли для перевозки войск, провианта и пушек, взамен чего Турция уступила им пояс пальмовых рощ, вдоль правого берега Шат-эль-Араба, которые жители Ковента культивируют с таким старанием. Население республики—одно из самых свободных в свете; в то же время оно, по словам Пелли, одно из тех, где люди пользуются наиболее крепким материальным здоровьем.
Эль-Катиф, порт довольно близкий к Барейнским островам, был некогда столицей царства кармафеян, шиитов, поддерживаемых персидским влиянием, которые в девятом и десятом столетиях оспаривали у магометан суннитов обладание полуостровом. В начале настоящего столетия этот город был также военным арсеналом вагабитов, и флотилии пиратов вооружались там во славу нового ислама; вместе с группирующимися вокруг него деревнями он составляет значительное городское поселение. Сделавшись турецким городом, Эль-Катиф теперь не более, как коммерческий порт, но он доступен лишь небольшим судам, так как часть рейда занесена илом. Далее на юге другой порт, Акир (Океир, Агир) есть морская пристань Гофгофа (Гофгуфа), главного города области Эль-Хаза, лежащего в сотне километров от морского берега, у подошвы краевой цепи; тысячи его жилищ с плоскими крышами группируются вокруг старинной кармафейской крепости. Гофгофский оазис, обозначаемый некоторыми писателями под именем Гаджр, есть один из значительнейших в стране Газа и производит, говорят, лучшие в всей Аравии финики (в Газе насчитывают около 2.000.000, в Эль-Катифе около 1.200.000 финиковых дерев); большая часть населения рассеяна там поселками, утопающими в зелени. Белые дома Мубарреза, города почти такого же большого, как и Гофгоф, расположены в пяти километрах к северу от столицы. Вокруг обоих городов, в тени пальм, бьют из земли обильные горячие ключи.
Менама, столица Барейна, стоит на северной оконечности острова, напротив другого города, Могарека, построенного на берегу соседнего островка. В сезон ловли жемчужных раковин, Менама, центр торговли жемчугом и перламутром, посещается большим числом иностранных купцов, между которыми самые богатые—индусы-баниахи. Слишком полторы тысячи судов принадлежат этому порту, который, кроме того, служит сборным местом трем или четырем тысячам иногородных судов. Средняя ценность добываемого в Персидском заливе жемчуга и перламутра 12.500.000 франк. Шестнадцать кланов племени аттаби, составляющих население около 50.000 душ—искусные земледельцы, и, благодаря их трудолюбию, остров превратился в один обширный сад, где пшеница, люцерна, лук и разного рода овощи отлично произрастают под тенью финиковых пальм. Барейнский шейх—один из богатых потентатов Востока; каждый водолаз, занимающийся ловлей жемчужных раковин, каждый купец, торгующий жемчугом, должен платить ему налог. Прежде султан маскатский, падишах константинопольский и шах персидский оспаривали друг у друга выгоду иметь этого богатого князя своим вассалом, но протекторат принадлежит теперь Англии. Британская флотилия поддерживает порядок в рое ловцов жемчуга, и последние, в случае каких-либо споров между собой, подлежат суду английского консула в Бушире.
Маскат, столица Омана, открывается взорам мореплавателей лишь при повороте крутого мыса, на верху которого стоит крепость. Голые красные скалы, древние лавы, на вид как будто едва остывшие, высятся полукругом над городом; стены с башнями по углам взбираются по крутым откосам и оканчиваются на обеих оконечностях города крепкими замками грозного вида; один из них, замок Мирани, венчающий на западе скалу высотой в 120 метров, сохранил кое-какие остатки португальской архитектуры; город имеет только две мечети, построенные на развалинах Августинского монастыря. Заключенный в слишком тесной ограде, город состоит из высоких домов, разделенных узенькими улицами, на которых с трудом могут разойтись два пешехода, идущие навстречу друг другу; но вне городской ограды продолжаются предместья, построенные из кольев, обтянутых рогожами, где живут люди всякой расы и преимущественно балуджи из Мекрана. Хотя улицы похожи скорее на рвы, чем на проспекты, однако, они содержатся в замечательной чистоте; но идешь в них словно в каком-нибудь подземном корридоре: через улицу, от одного дома до другого, протянуты циновки, покрытые сверху слоем глины в несколько сантиметров толщиной, чтобы воспрепятствовать проходу солнечного зноя; только на известном расстоянии одно от другого проделаны отверстия в этом навесе, через которые врываются ослепительные снопы света. Жители спят на террасах домов, чтобы избегнуть страшной жары и духоты, царствующей в комнатах, а когда дует раскаленный ветер пустыни, они поливают друг друга, точно растения, чтобы восполнить убыль воды, теряющейся от сильной транспирации. Оттого ревматизм—одна из самых обыкновенных болезней в Маскате. Климат слишком расслабляющий для европейцев; только двое или трое живут там постоянно, другие останавливаются лишь проездом. В соседних горах некоторые местечки, например Ростак, выбраны городскими негоциантами, как санитарные станции.
Население Маската, привлекаемое торговлей, принадлежит к разнообразнейшим расам и национальностям. К арабам прибрежья и внутренней части полуострова, составляющим главную массу городского населения, примешиваются ост-индские баниахи, балуджи, персияне, абиссинцы, сомалийцы и негры со всего африканского берега,—люди, поражающие своим исполинским ростом и геркулесовской мускулатурой. Порт, доставивший этому пункту прибрежья выгоду быть выбранным как сборное место мореплавателей Индийского океана, очень глубок, от 20 до 50 метров, и корабли находят там хорошую якорную стоянку, исключая то время, когда дуют северо-западные ветры: тогда суда, подвергаясь опасности быть выброшенными на берег, должны уходить в открытое море или искать другого, более безопасного пристанища. Движение внешнего торгового обмена весьма значительно, особенно по отпуску: маскатские коммерсанты отправляют за границу рыбу, финики и другие фрукты, халву, превосходящую качеством смирнскую и константинопольскую, и даже кое-какие бумажные материи.
Торговое движение Маската в 1878 году: привоз—7.500.000 франк.; вывоз—27.500.000 франк. Общая сумма—35.000.000 франк.
В двух километрах к западу от Маската находится небольшая гавань Маттра или Халбу, арабский пригород международного порта, отделенный от него высоким, трудным для подъема, мысом: в Маттра останавливаются караваны бедуинов, приходящие из внутренней Аравии; они оставляют там верблюдов и ослов и перевозят товары в Маскат в маленьких лодках; целые сотни таких лодок постоянно ходят взад и вперед длинными вереницами между двумя городами.
Подобно Иемену, страна Оман имела свою собственную историю, почти независимую от истории других земель Аравии. Отделенная от остального полуострова пустыней, эта область соединена морем с берегами Персии и Индии: через океан, гораздо больше, чем через твердую землю, установились сношения её племен с окружающими нациями. Арабы, посещавшие, в средние века, порты Зондских островов и Китая, были оманские мореходы. Народ, у которого португальцы оспаривали господство на Индийском океане, были те же арабы восточного побережья. С ними же должны были вести борьбу, в прошлом столетии, армии Надир-шаха, когда повелитель Ирана хотел завоевать владычество на море. Со времени удаления иранских гарнизонов, на Оманском берегу образовалось отдельное царство; но эти владения, управляемые маскатским султаном, обнимают только береговые области. В самой Аравии они простираются вдоль морского побережья на протяжении слишком 3.000 километров, от полуострова Катар, в Персидском заливе, до Мирбатской бухты, на Индийском океане; но внутренния племена, даже живущие в расстоянии нескольких километров от морского берега, не платят уже налога и не признают себя подданными султана. Во время своего цветущего состояния, до половины настоящего столетия, Оманская империя владела также островами Персидского залива на иранском берегу, равно как портами Белуджистана и портами африканского побережья до Занзибара. Флот Маската был самый могущественный в Индийском океане; ни одно судно не могло войти в залив, не заплатив тамошним властям положенной дани. Европейские государи добивались дружбы султана. Однако, последнему нередко приходилось вести борьбу против собственных подданных, соединявшихся в ассоциации корсаров. Их флотилии стояли в засаде на западной стороне полуострова, оканчивающагося мысом Рас-Мазандам, и оттуда подстерегали суда, шедшие в залив. Горе тем, которые не были сопровождаемы военными кораблями! Товары захватывались, экипаж погибал под ударами пиратов, женщины и дети увозились в неволю. Три раза, в 1809, в 1819, в 1821 годах, Ост-индская компания должна была посылать экспедицию против оманских корсаров; в 1819 г. англичане захватили, на «Разбойничьем берегу», слишком 200 пиратских судов или дау, среднего водоизмещения от 200 до 350 тонн, принадлежавших по большей части страшному племени джевасини. Государь Омана продал свои корветы, бриги и фрегат; у него осталось лишь небольшое число вооруженных шлюпок. Доходы его исчисляются в 600.000 франков, в том числе 150.000 франк., платимых ему англо-индийским правительством, истинным властителем Маската.
Резиденция султана не единственный многолюдный город Омана или Амана, «царства благополучия». К западу от Маската, берег Батна (Эль-Батина), равнина в виде полумесяца, над которой господствуют голубые вершины Джебель-Ахдара, похожия на Апеннины, представляет один обширный сад, длиной в 200 километров; идя по берегу моря, видишь непрерывный ряд садов, плантаций, засеянных полей и жилищ, на половину скрытых за густой листвой дерев: слишком сто городов, говорят оманиты, следуют один за другим на этом счастливом побережье, и в числе их есть значительные, как-то: Барка, Совеид, Сохар, Лова, Шиназ, Фаджрах. Сохар, лежащий как раз в середине вогнутой кривой, образуемой Батнахским берегом, есть столица этой богатой провинции, и вид его напоминает англичанам вид одного из городов Гудзерата или Конкана: вступая в Сохар, можно подумать, что находишься скорее в Индустане, чем на арабском полуострове. Обсаженная тенистыми деревьями площадь простирается от морского берега до замковой горы, окруженной тройным рядом стен; губернаторский дворец украшен балконами, башенками, колоннами и аркадами, которые делают его похожим на индусское здание: дома снаружи оштукатурены чунамом, прекрасной индийской штукатуркой, похожей на белый мрамор; встречающиеся на улицах парсы доказывают, что эта часть Омана ведет торговые сношения с Бомбеем. Сохарские ремесленники: ткачи, кузнецы, котельники, золотых и серебряных дел мастера, самые искусные на всем полуострове, не уступают, по достоинству своих изделий, ремесленникам Индустана. Морская торговля Сохара гораздо менее значительна, чем торговля Маската. Город не имеет порта, но только открытый рейд, где суда становятся на якорь в некотором расстоянии от берега; однако, тамошния воды, изобилующие рыбой, усеяны рыболовными судами. К внутренности материка сады простираются на необозримое пространство до соседних деревень, утопающих в зелени групп хижин из древесных ветвей. Одна из этих деревень, Мава, имеет более жителей, чем многие обнесенные стенами города.
На западном берегу полуострова, замыкающем на половину вход в Персидский залив, город Шарджах—или Шарках, то-есть «Восточный»—соперничает с Сохаром по числу жителей и превосходит его по размерам торговли. Лежащий на «берегу пиратов», Шарджах ведет теперь лишь мирную торговлю с портами Персии и Индии. В городе много иностранных купцов, торгующих шалями, оружием, мануфактурными произведениями Бенгалии; но есть также собственная промышленность, из отраслей которой особенно замечательно плетение вокруг драгоценных вещей золотых и серебряных филиграновых украшений, отличающихся удивительной тонкостью и нежностью работы; тамошние ткачи выделывают красные плащи, в которые любят наряжаться оманцы, бумажные туники, любимое верхнее одеяние жителей Неджеда, и ковры, высоко ценимые на всем побережье залива. Шарджах и южнее город Добей, порт которого, похожий на озеро, соединен с морем протоком, прорезывающим белый песчаный берег, куда волна приносит иногда зерно янтаря, находятся почти на западной границе пояса жемчужных раковин, и флотилии их принимают участие в ловле жемчуга, на мелях «Девичьего моря», за портом Абу-Деби. Маленький порт Рас-эль-Хейма, бывшее гнездо пиратов из племени джевани, теперь мирный городок, занимающийся ловлей жемчуга и торговлей. На западе, на Катарском полуострове, два небольшие города Вокра и Бедая тоже имеют порты, постоянно наполненные черными барками, обшивка которых исполосована бороздами, вырытыми в дереве веревкой водолазов, ныряющих за жемчужными раковинами.
Несколько важных городов находятся также во внутренней части Омана, но только немногие из них были посещены европейскими путешественниками. Бирейма, главный город земли Дахира, на дороге из Сохара в Абу-Деби,—очень деятельный земледельческий рынок; Несва, на южной покатости массива Джебель-Ахдар,—промышленное местечко, где фабрикуют медные изделия из руды, добываемой в соседних горах; Минна окружена возделанными полями и плантациями, богатство которых удивило английского путешественника Уэльстеда, привыкшего видеть в Аравии лишь пустынные пространства. На юго-востоке, в Джайланском округе, город Бени-Абу-Али, населенный одним племенем арабов-вагабитов, напоминает поражение, понесенное маленьким английским отрядом, за которое отмстила трехтысячная армия, в 1821 году. Сур, порт этой области, лежит в небольшом расстоянии к западу от крайнего мыса юго-восточной Аравии, Рас-эль-Гадда; говорят, что название Сур происходит от сирийцев, некогда поселившихся в Омане; в наши дни местная торговля находится в руках баниахов из Индустана.
На южном берегу Аравии, порт Мирбат, морская пристань долины Уади-Доан, почти напротив острова Сокоторы, принадлежит еще к Оману: это пристань древнего города Дафара или Дофара, имевшего некогда значительное население; арабский писатель Ибн-Батута описывает его, в четырнадцатом столетии, как город торговый и очень промышленный. Развалины старого города все еще известны у окрестных племен под именем Эль-Балад, что значит «город» по преимуществу. Ладанное дерево, алоэ, драконова кровь растут в изобилии в соседних горах; но продукты их, столь высоко ценимые прежде, утратили теперь цену, и торговля удалилась из этих вод. Маленькия деревеньки на морском берегу, между Суром и Мирбатом, населены лишь рыболовами, из которых большинство не имеют даже лодок. Десятка два жителей острова Гуллание имеют только удочки и корзины. Арабы племени дженнаби пускаются в море на плотах, сплетенных из веток и поддерживаемых на воде надутыми кожаными мешками: это келлеки, в роде тех, какие употребляют прибрежные жители на Тигре и Евфрате.
Торговое движение направилось далее на запад к берегам Махраха и Гадрамаута, за грозный мыс Рас-Фартак. Шехр или «Город», лежащий на берегу океана, почти безлюден; но внутри материка основался значительный рынок Сук-Эль-Базир, город очень оживленный, хотя и неимеющий порта; неустрашимые моряки Махраха имеют десятков шесть небольших судов, на которых они отправляются в море при первом дуновении северного муссона и ведут торговлю вдоль берегов; до половины настоящего столетия эти суда употреблялись преимущественно для ввоза невольников. К западу от Шехра, Макалла, стоящий на берегу глубокой и хорошо защищенной от ветров бухты, уступает размерами торгового движения только английскому городу Адену. Расположенный у подножия крутых красноватых склонов и стены из ослепительно белого известняка, возвышающейся на 400 метров, он смотрит на Сомальский берег через Аденский залив, и, действительно, торговля его ведется главным образом с африканским континентом; предместья его населены самальцами, абиссинцами, неграми, занзибарскими жителями так же, как индусами; камедь, кожи, александрийский лист, кунжут, ладан, табак, плавники акул—таковы главные предметы отпускной торговли этого города. Макалла служит приморским рынком очень богатым долинам, где, по словам Вреде, единственного путешественника, посетившего до сих пор те места, города более многочисленны, чем во всякой другой части полуострова: там насчитываются десятками городские поселения, имеющие по шести тысяч жителей и больше; в некоторых долинах сады и улицы тянутся непрерывным рядом на пространстве нескольких дней ходьбы. Даже прибавляя к жителям городов и местечек жителей ближайших окрестностей и всех подгородных деревень, удивляешься чрезвычайной плотности, которую имеет, по рассказам этого путешественника, население Гадрамаута: населенность этой части Аравии можно сравнить с населенностью западной Европы. Терим, одна из столиц этого края, лежит в 200 слишком километрах к северу от Макаллы, при слиянии временных потоков Рашиех и Каср, образующих Уади-Моссилех. Другая столица, Шибам, километрах в сорока к юго-западу от Терима, находится в бассейне Уади-Касра, и другие многолюдные города, как-то Гаура, Беда, Амид, расположены выше, на ветвях того же речного разветвления; невдалеке от Гауры, близ Мешед-Али, стоят «сорок гробниц»—усыпальницы, испещренные гимиарскими или сабейскими надписями. Путешественнику Вреде не удалось посетить этих знаменитых могил, по той причине, что проводник его клялся «хлебом насущным», что он ни за что на свете не поведет туда иностранца. В западном Гадрамауте, на границах Иемена, важнейшие города, Габбан, Иешбум, Низаб, славящийся своими копями каменной соли, тоже остались в стороне от пути, пройденного немецким исследователем. Два порта, Бир-Али и Мегдеха, в земле вагидов, странным образом дополняют друг друга. Расположенные на двух оконечностях большой бухты, открывающейся на юг, эти два города представляют, тот и другой, убежище судам только во время одного определенного муссона. Мегдеха, лежащая на востоке, дает пристанище судам зимой, когда дуют северо-восточные ветры; Бир-Али, находящийся на западном конце залива, служит избранной гаванью в период южного муссона; все население перемещается вместе с барками мореходов; смотря по времени года, оно странствует из одной столицы в другую. На западе Шугра тоже очень посещаемая морская пристань. Арабы, жители этого прибрежья, эмигрируют в большом числе в Индустан, где они нанимаются солдатами в войска раджей.
Английский город Аден, самый многолюдный во всей Аравии, построен на острове, соединенном узкой песчаной косой с твердой землей: его великолепное положение, у подошвы легко обороняемой естественной крепости из скал, при двух естественных портах, глубоких и хорошо защищенных от ветров и волнения, было оценено англичанами уже во время съемки ими на карту аравийского побережья, и в 1839 году они приобрели Аденский полуостров за пенсию в несколько сотен золотых с изображением Марии-Терезии, уплачиваемую Лагеджскому султану. Маленькая деревня опять сделалась городом, как была Адана во времена финикийских мореплавателей и затем до открытия морского пути в Индию: теперь Аден состоит даже из двух различных городов: «Морской пристани» или Steamer-Point (Пароходный мыс), расположенной при западном порте, где пристают пароходы, и где целые флоты свободно могли бы производить свои эволюции, и из собственного города, который со склонов потухшего вулкана господствует над восточным портом, защищенным островком Сирах, который теперь соединен с твердой землей. Сильные укрепления, напоминающие твердыни Гибралтара, построены англичанами в самом кратере вулкана Джебель-Шамшан. Замечательнейшие памятники Адена—обширные цистерны, выкопанные в боку горы, как средство для восполнения слишком скудного запаса воды, доставляемой водопроводом с холмов континента; вырытые в горе бассейны могут вмещать слишком 40.000 тонн воды, но часто бывают пусты, так что нужно прибегать к дистиллированию морской воды для водоснабжения города. Арабы, прежние хозяева страны, составляют меньшинство в Адене: главный элемент населения доставляется индусами, как баниахами, так и мусульманами, и сомалиями, выходцами с противуположного, африканского берега: зимой около десяти тысяч этих африканцев живут в английском городе, куда они привозят овец, сало, коровье масло, строевой лес, и где они покупают, взамен того, мануфактурные изделия и табак.
Торговое движение Адена в 1880 году: Привоз—40.000.000 франк.; вывоз—15.000.000 франк.
Евреи, несколько персов, наконец европейцы, не считая гарнизона, составляют остальное население этого города, который в административном отношении причисляется, и не без основания, к Индустану. В самом деле, разве он не простая пристань на морской дороге из Лондона в Бомбей? Вместе с зависящей от этого британского владения территорией арабских царьков, Аден для англичан есть не что иное, как одно из звеньев громадной цепи, протянутой ими вокруг земного шара. Территория, присоединенная оффициально к колонии, заключает, на севере от полуострова, небольшой оазис Шейх-Отман. Непосредственно у входа в Красное море, защищаемого скалистым мысом Баб-эль-Мандеб, открывается, напротив Перима, почти кругообразная бухточка Шейх-Саид, которую предлагали избрать, как карантинную станцию для пилигримов, направляющихся в Мекку. Марсельские негоцианты одно время составили-было проекты устроить порт в этой бухте.
Сана, столица турецкого вилайета, обнимающего большую часть Иемена,—значительный город, один из самых многолюдных в Аравии; а между тем он лежит на высоте 2.130 метров над уровнем моря, следовательно, на высоте большей, чем самый высокий город Европы. Очень чистый и опрятный, перерезанный широкими улицами, усеянный садами общественными и частными, открытыми всем и каждому, Сана своим прекрасным внешним видом смело может поспорить с богатейшими городами Востока, и некоторые из его зданий отличаются очень красивой архитектурой, напоминающей в одно и то же время памятники Раджпутаны стилем изваяний и памятники Флоренции величавостью контуров. Из-за переплетающихся ветвей деревьев выступают огромные каменные массы дворцов, состоящих из корпусов, пристроенных уступами один к другому и различающихся высотой, орнаментацией, формой и размерами отверстий, рисунком и цветом арабесок. Большинство окон полукруглые, другие продолговатые или готической формы; одни широко открытые, другие решетчатые или с прорезами, расположенными косыми рядами, в роде окон голубятней; кордоны, разделяющие этажи и закраины верхних террас, изукрашены переплетающимися вычурными узорами. Некоторые из пятидесяти мечетей Саны поражают грандиозностью своих размеров; одна из них слывет соперницей меккской Каабы по святости, даже у правоверных мусульман Иемена. Живописные руины встречаются в различных частях городской ограды; цемент, который доставляет известь из соседних каменоломень, так крепок, что нависшие фрагменты древних зданий держатся несокрушимо в течение столетий.
Город делятся на три квартала, совершенно отдельные, заключенные в одной общей ограде, частию разрушенной, но имеющие каждый свою особенную стену. Вне ограды, общая длина которой около 7 километров, расположены обширные казармы, командующие городом лучше, чем старая, ныне полуразвалившаяся крепость. На востоке раскинулся собственно так-называемый город, оканчивающийся замком Эль-Гассер, и в центре которого группируются лавки базара. Центральный квартал, отделенный от города бульваром, носит название Мутюакиль; там особенно замечателен военный госпиталь, большое здание, устроенное по образцу европейских заведений этого рода: путешественник не без удивления встречает в стране гимиаров госпиталь, так хорошо содержимый, имеющий медицинский персонал, получивший образование в высших медицинских школах западной Европы, имеющий химическую лабораторию и анатомические залы. В Санском госпитале за оффициальный язык принят французский, для корреспонденции, статистики и счетоводства. К востоку от центрального квартала тянется, между садов, прекрасная улица Бир-эль-Азеб, где живут преимущественно турецкие чиновники; затем, на западной оконечности города, скучены домики «жидовского квартала», Гаэ-эль-Яхуд, прежде окруженного стеной, за которую жителям дозволялось переступать лишь в известные часы дня. До обращения иеменских арабов в ислам, целые племена придерживались иудейской религии, но при этом, кажется, не было смешения рас; по крайней мере в настоящее время арабы и яхуды составляют два класса населения, совершенно отличные по наружности. Евреи теперь почти в таком же презрении у арабов, как ахдамы и шумры, парии, которые походят на европейских цыган и не допускаются даже к общественным молитвам.
Город Сана, лежащий в самой возвышенной местности гор Иемена, представляет стратегический пункт, очень удачно выбранный, как позиция, откуда можно господствовать в военном отношении над всей юго-западной областью Аравии, как над восточной покатостью, постепенно спускающейся к пустыне, так и над южной и западной отлогостями, обращенными к Аденскому заливу и к Красному морю; хорошо проложенные дороги соединяют столицу Иемена с некоторыми из приморских портов. В отношении легкости сообщений и военного надзора, производимого центральным правительством, Сана поставлена в более благоприятные условия, чем была древняя «метрополия сабеян», Мареб или Мариаба, античная Саба, которую так долго розыскивали исследователи. Арно напал на следы её, наконец, в 1843 году, и после того археолог Галеви также видел ее во время своего памятного путешествия, предпринятого с целью отыскать гимиарские надписи. Мареб находился в долине Джофа, на уади, воды которого утекают к Гадрамауту; от древней столицы уцелели только круглая городская ограда и развалины здания, известного в крае под именем «дворца Балкиды»: в этом-то дворце, по сказанию легенды, и обитала царица Саба, союзница Соломона. К западу от Мареба открывается между двух скал, возвышающихся на 400 метров, Балакское ущелье, где виднеются остатки запруды, построенные из огромных глыб камня с замечательным искусством и представляющие еще желоба шлюзных ворот. Около половины второго столетия христианской эры это великолепное сооружение, имеющее 175 шагов толщины при основании, уступило, однако, напору вод «семидесяти» потоков, соединенных в резервуаре, а с этого момента история края вдруг изменилась: пришлось покинуть возделанные земли, город опустел, политическое равновесие страны изменилось; в течение долгих веков в Иемене вели летосчисление, принимая за начальную дату год прорыва Маребской запруды. Многочисленные надписи, найденные во дворце Сабы и недалеко оттуда в руинах Мединет-Эн-Небас или «Бронзового города», дали возможность восстановить отчасти сабейскую историю и мифологию. Г. Галеви пробрался далее на север через страну древних минеян до Неджрана, жители которого, по большей части шииты, примыкают, по своим религиозным верованиям, к большой кармафейской школе, вследствие чего вагабиты клеймят их прозвищем неверных. К югу от Саны и Дамара, на дороге, которая переходит последовательно через несколько горных цепей, чтобы спуститься к Аденскому порту, в древности стоял другой знаменитый город, называвшийся Дафар, подобно городу, лежащему на южном берегу Омана; это был Сефар Книги Бытия, о котором греческие и римские писатели упоминают, как о метрополии и царской резиденции гомеритов (гимиаров): от него остались лишь развалины, рассеянные близ нынешнего города Джерим, почти на половине дороги из Саны в Аден. На севере, на плоскогорьях, главный город—Амран, недалеко от сильной крепости Каукубан, которая в 1872 году в течение семи месяцев оказывала сопротивление осаждавшему ее турецкому войску. Города этой страны по большей части группы крепких замков, с башнями, террасами и зубчатыми стенами, которые грозно высятся среди хижин, сделанных из древесных ветвей.
Кофе из южного Иемена вывозится преимущественно через Аденский порт; Мокка, на берегу Аравийского залива, не пользуется более монополией экспорта этого продукта. Этот город, некогда очень торговый, который дал свое имя лучшим сортам кофе, утратил свою внешнюю торговлю, и его ограда из каменных стен заключает теперь больше развалин, чем обитаемых домов; но он еще отправляет за границу произведения Уддейнских кофейных плантаций, пользующихся наибольшей славой во всей Аравии. Взамен того, другие порты побережья Красного моря достигли цветущего состояния: в то время, как Мокка приходила в упадок, Годейдах, лежащий по близости от Беит-эль-Факиха и Зебида, которые в прошлом столетии были самыми деятельными рынками по кофейной торговле, сделался. важным городом и теперь служит приморской гаванью для Саны, Манаши и других многолюдных городов верхнего Иемена. В Годейдахе есть турецкая колония, среди которой господствует сильная смертность, так что ежегодно умирает более, чем один из десяти от лихорадок, диссентерий, болезней печени. Галефка, Логейях—тоже оживленные порты. Остров Камаран, между Годейдахом и Логейдахом, был выбран международной санитарной коммиссией, как наиболее удобное место для устройства карантинного лазарета, где пилигримы, направляющиеся в Мекку, задерживаются на срок от десяти до пятнадцати дней для освидетельствования их санитарного состояния оттоманскими врачами. На очень многих картах Камаран ошибочно обозначен как английский остров: он принадлежит Турции. Около северной границы Иемена главный рынок—город Абу-Ариш.
В земле Ассир городские поселения редки и малолюдны. Бывший главный город этой страны, Мигайль, почти покинут жителями, по причине нездорового климата той местности; турецкие чиновники избрали административным центром области другое местечко, Эфа, лежащее на высоте 800 метров, на передней террасе больших гор; но самое значительное городское поселение находится восточнее, на высоте около 2.000 метров, близ раздельного хребта между побережьем Красного моря и пустыней: это Намюз, главный город территории, занимаемой племенем бени-шейр. Главный порт Ассира—город Конфудах; далее на север, город Лит ведет торговые сношения с Меккой сухим путем. Деревни Ассира походят во многих местах на селения Курдистана: они состоят из логовищ, вырытых в земле, имеющих только одно отверстие для пропуска воздуха и света и прикрытых сверху дерном и хворостом; в этих-то подземельях и обитают туземцы со своими стадами. Крепкие замки шейхов имеют форму усеченных четырехсторонних пирамид в два или три этажа; внизу помещаются конюшни и хлевы, но лестница, очень пологая, позволяет животным всходить на террасу, где и держат скот, в случае нападения неприятеля; стены, толщиной в два слишком метра, не боятся турецких пуль и бомб. В соседстве кабилетов или племен разбойничьих бедуинов жилища поселян состоят из больших башен, двери которых сделаны очень высоко, и доступ в которые возможен не иначе, как по приставной лестнице, убираемой внутрь дома, в случае опасности.
Жители Ассира—вагабиты, но они до сих пор сохранили многие обычаи, напоминающие языческие времена и соблюдавшиеся еще в конце прошлого столетия. Прежде кабилеты (разбойничьи племена) имели обыкновение продавать своих дочерей с молотка: ни один брак не был заключаем без того, чтобы ему не предшествовала формальная продажа невесты на публичном торжище, в присутствии толпы. Так же, как в Афганистане, у некоторых племен гезарехов, жители Ассира простирали гостеприимство до того, что уступали своих жен чужеземцу на время его пребывания в их доме. Земля Ассир, казалось бы, должна быть одной из самых здоровых областей Аравии, а между тем это один из главных очагов желвачной заразы; в 1874, в 1879 и в 1880 годах, эта болезнь, которую в крае называют «старшей», быть может, по причине её исконных опустошений. похитила почти четверть населения Намюзского округа.
Мекка, город «священный» для ста пятидесяти или двухсот миллионов людей, город, к которому устремляются, в час молитвы, взоры и руки мусульман всех сект и всех наций—индусов или персиан, арабов, берберов или негров,—не есть большее скопление жителей, как большинство столиц государства: это город далеко не обширный, где бывает большое стечение народа только в продолжение трех месяцев пилигримства, после рамадана; а между тем Мекка или Бекка, как ее называли туземные племена в домагометанскую эпоху, слывет у мусульман «матерью городов», и составлена целая книга из титулов и названий, даваемых ей верующими; она обязана единственно своему священному камню тем, что сделалась, несмотря на неудобства своего географического положения, метрополией Аравии, сборным местом народов, городом прекрасного языка. Она лежит между голых холмов и песчаных пространств, в долине или вернее на обсохшем ложе уади, имеющего очень пологий скат с севера на юг, и воды которого, текущие редко, теряются в песках, не достигая моря; иногда они несутся настоящим потопом, наполняя всю долину, и дома, размытые при основании, обрушиваются в широко разлившийся поток; в 1861 году целая треть города была повалена наводнением; прежде от этих внезапных разливов защищала плотина, построенная выше города. Совокупность кварталов тянется по направлению уади и продолжается становищами, кучками хижин, где живут, между прочим, и корейшиты, обедневшие потомки народца, некогда могущественного, к которому принадлежал основатель ислама. На горе расположена цитадель, господствующая над Меккой. Улицы святого города, более широкия, чем улицы большинства арабских городов, чтобы давать проход огромной толпе пилигримов, все сходятся к центральной площади, занимаемый четыреугольной массой святой мечети, Месджид-эль-Гарам.
Это здание—памятник, не отличающийся архитектурной красотой, который к тому же часто приходилось починять и даже перестраивать вследствие повреждений, производимых наводнениями—представляет собрание низких построек с куполами и минаретами, образующими колоннаду со стороны обширного внутреннего двора. Ученики группируются под аркадами вокруг своих наставников; проповедники говорят там проповеди, и во время праздников пилигримства многочисленная толпа богомольцев движется в ограде перекрещивающимися потоками. В центре двора высится Кааба или «Куб», четыреугольная масса, вышиной метров в двенадцать, запертая серебряной дверью, которая отпирается три раза в год для пилигримов. В наружной стене, близ двери, вделан знаменитый черный камень, аэролит, отколовшиеся куски которого придерживаются серебряным обручем. Это священный камень, врученный ангелом Божиим Измаилу, родоначальнику арабов, и который в день страшного суда заговорит, чтобы свидетельствовать в пользу тех, которые целовали его чистыми устами. Над зданием, поэтически уподобляемым невесте, развевается длинными складками навес из черной шелковой материи, подарок падишаха константинопольского; это колыхание материи, говорят пилигримы, происходит от движения крыльев ангелов, летающих вокруг священного Куба, и которые когда-нибудь унесут его на небо и поставят перед престолом Аллаха. Четыре молельни воздвигнуты по углам четыресторонней башни; это место молитвы четырех правоверных сект магометан-суннитов: шафитов, которые живут главным образом в Сирии и в Месопотамии, между Тигром и Евфратом; ганафитов, состоящих по большей части из бухарцев, белуджистанцев, афганцев и турок; малекитов, почти исключительно африканцев, и ганбалитов, огромное большинство которых арабского происхождения. В одной из часовен бьет из земли обильный источник Земзем, святая вода, брызнувшая из земли для Агари и Измаила, когда они блуждали, томимые жаждой, в пустыне. Эта вода, впрочем, немного соленая, считается всеисцеляющим средством от всех недугов, и в городах Востока богатые мусульмане добывают ее за большие деньги: между тем химик Франкленд, анализировавший ее, говорит, что он «никогда не видывал воды до такой степени загрязненной органическими веществами». Но прежде она не смешивалась, как в наши дни, с водами из водосточных канав. В сезон пилигримства число хаджей, мужчин и женщин, которые толпятся перед Каабой и священным источником, доходит иногда до шести или восьми тысяч человек. Когда все пилигримы разом делают поклон, словно наклоняемые силой ветра во время бури, ударяя себя в грудь и читая с бешеной яростью молитвы,—эта пестрая многотысячная толпа, где встречаются люди, пришедшие со всех сторон мусульманского мира,—с островов Индии, из Китая, из сибирских степей, с берегов Нила и Нигера,—представляет единственное в своем роде зрелище; для правоверного нет впечатления более сильного, и случалось, иные впадали в такой религиозный экстаз, что призывали смерть для того, чтобы райское блаженство продолжало божественную радость, наполняющую все их существо; другие выкалывали себе глаза, чтобы взор их не был оскверняем другим видом, кроме вида святого места. При входе пилигримов в ограду мечети Месджид-эль-Гарам, одна из их первых церемоний состоит в том, чтобы обежать семь раз вокруг Каабы, кружась справа налево и прикасаясь каждый раз к черному камню: это называется «сделать туаф». В до-исламитские времена верующие бегали кругом Каабы в состояния совершенной наготы: считалось, что они вместе с одеждой сбрасывали с себя и свои грехи. Магомет подтвердил церемонию туафа, но отменил обязанность раздеваться до-нага; тем не менее, и теперь пилигримы, прибыв на последнюю станцию перед Меккой, считают долгом скинуть с себя свое обычное одеяние, чтобы прикрыть наготу одной только рубашкой, ирам или морам, и в этом-то простом наряде они должны переносить ночной холод и дневной зной, до тех пор, пока не будут исполнены все церемонии посещения святыни.
Число пилигримов значительно разнится от одного года до другого, смотря по политическому состоянию полуострова и окружающих его государств. В первые времена магометанского религиозного пыла, когда обязанность совершать хождение в Мекку, по крайней мере раз в жизни, считалась священной, и когда свидетельства о посещении святого места не покупались ценой денег, чужеземцы стекались сотнями тысяч в духовный центр мусульманства. Калифы велели выстроить города, для того, чтобы пилигримы находили удобные места для остановок в пустыне, и миллионами раздавали золотые монеты жителям Мекки и Медины. В тринадцатом столетии, караван последнего из Абассидов состоял из 120.000 верблюдов и из целой армии солдат, служителей и торговцев. Под турецким владычеством государи никогда не подавали примера такого усердия к вере: ни один из падишахов константинопольских не совершил путешествия в Мекку. Они ограничиваются посылкой подарков и отправляют какого-нибудь придворного сановника в качестве представителя своей особы перед священным черным камнем. Во время войн между турками и вагабитами хождение мусульман к святым местам почти совершенно приостановилось; со времени восстановления мира средний наплыв богомольцев ежегодно превышает сто тысяч человек, которые почти все столько же ревнуют о своих меркантильных интересах, сколько и о спасении души; во время их пребывания святой город превращается в громадный базар; торговля завладевает даже двором и колоннадами храма. Но введение пароходства на Красном море и открытие Суэзского канала имели следствием радикальное изменение условий путешествия для пилигримов и заставили покинуть некоторые дороги, прежде очень посещаемые их караванами. Египетские хаджи, направляющиеся через Синайский полуостров, чтобы затем обогнуть Акабахский залив и следовать вдоль Мадианского побережья и Геджаса, немногочисленны; дамасский караван, представлявший, бывало, целый народ, странствующий по пустыням, не наполняет более долин своими бесчисленными шатрами и не вычерпывает до дна лежащих на пути источников и колодцев; иеменский караван, идущий вдоль южного берега, тоже уменьшился; из Маската караван больше не ходит; только поперечная дорога, направляющаяся из Месопотамии к Мекке через Неджед, сохранила свою относительную важность, по той причине, что плавание кругом полуострова стоило бы слишком дорого большинству пилигримов. Женщины тоже приглашаются совершать хождение к святым местам, и обычай позволяет вдовам заключать временные браки с жителями Мекки на срок их пребывания там. Что касается не-мусульман, то вход в Каабу и даже вообще в священный город им безусловно воспрещен, и только при исключительных обстоятельствах иноверцам удавалось проникать туда, или во время войны против вагабитов, в свите Мегемета-Али и его офицеров, или под видом хаджей; таким-то способом Бадия или Али-бей, Бурхард, Мальцан, Бертон, Кин принимали участие в церемониях туафа. Но если европейцы не допускаются в святилище ислама, то тем не менее влияние их проявляется преобладающим образом в отношении сборищ пилигримов: через посредство международной санитарной коммиссии они имеют надзор за скоплениями богомольцев, регулируют ход караванов, наблюдают за поддержанием порядка и соблюдением требований гигиены в пилигримских станах. Благодаря этому вмешательству европейцев, пилигримов теперь не сопровождают всегда, как бывало прежде, холера, чума или тиф.
Церемонии пилигримства не считаются вполне законченными, и посетители черного камня не имеют права принять титул хаджи, если они не сходят также помолиться Аллаху на склонах святой горы Арафат, находящейся в семи или восьми часах ходьбы к северо-востоку от Мекки. Это гранитный хребет, возвышающийся всего только на 60 метров над уровнем окружающей равнины, но имеющий несколько километров в окружности при основании; своей традиционной святостью в глазах арабов он обязан, может быть, обильному источнику, бьющему из расселины скалы, и который султанша Зобеида велела перехватить, чтобы провести его воду в Мекку посредством водопровода, частию подземного; но канал, худо поправляемый, позволяет просачиваться воде из резервуаров, устроенных на его протяжении, и потому город получает ныне лишь незначительную часть её. В день, когда многочисленная толпа пилигримов, увеличенная жителями и гарнизоном Мекки, направляется к горе Арафат, долина ручья Уади-Муна, по которой поднимается дорога, бывает слишком узка, чтобы вместить эти массы народа, и в теснинах происходит такая давка, что требуется несколько часов для того, чтобы весь людской поток мог пройти тесное место. В 1816 году, во время посещения страны путешественником Бурхартом, и в 1882 году, по отчету международной санитарной коммиссии, около 70.000 пилигримов толпились, вместе со своими верблюдами и лошадьми, вокруг святой горы, и равнина была сплошь усеяна бедуинами, преимущественно жителями Ассира, пригнавшими с собой стада баранов, чтобы продавать ягнят богомольцам, как жертвы для заклания. Но как бы ни было велико число верующих, пришедших помолиться от чистого сердца на горе Арафат, где, по преданию, общий прародитель Адам в первый раз научился от ангелов взывать к имени Божию, все находят там место: гора вздувается неограниченно, говорит легенда, чтобы вместить толпу поклоняющихся Господу. Нищие уже расположились там сотнями и тысячами, когда являются верующие; сидя на карнизах и выступах скал, они протягивают свои платки для того, чтобы проходящие бросали туда подаяния. «Подумай о твоем долге, пилигрим!» говорят они ему, требуя то, что, как они убеждены, принадлежит им по праву. Когда церемония начинается, все теснятся на склонах так, чтобы, если не слышать, то по крайней мере видеть кади Мекки, говорящего и жестикулирующего с высоты своего верблюда; даже караваны хаджей представлены на вершине горы махмалами или священными верблюдами каравана, на которых нагромождены высокие деревянные балдахины, обтянутые пышными драпировками. Как только проповедник возденет руки к небу, чтобы призвать благословение Всевышнего на собравшуюся толпу верующих, тысячи голосов испускают вместе один и тот же крик: «лебеик Алла хума лебеик»!—«Мы твои слуги, Боже»! Затем все устремляются вниз, к подошве горы. Издали эту несметную толпу людей в белых рубахах, бегущих с уступа на уступ, можно принять за пенящийся водопад, низвергающийся с горы. На следующий день, после шумной ночи, совершается на рассвете вторая общая молитва, после чего толпа богомольцев направляется в обратный путь к Мекке. Во время перехода через одно ущелье есть обычай бросать камни в основанию стены скал, чем изображается будущее побиение камнями диавола. Огромные груды камней скопились в этом месте, где, без сомнения, уже тысячи лет совершается эта церемония, прообразующая истребление Эблиса, духа тьмы. Далее делаются жертвоприношения, при чем каждый пилигрим, смотря по состоянию, закалывает одно или нескольких животных; кровь льется потоками на песок, и тучи коршунов налетают на падаль, не дожидаясь, когда последние богомольцы удалятся с поля кровавой сечи.
Мекка занимает центр священной территории, называемой Гудуд-эль-Гарам. Она дополняется на востоке укрепленным городом Таиф, расположенным на закраине центрального плоскогорья, в небольшой долине, наполненной зеленью фруктовых деревьев: это перекресток всех дорог, направляющихся к внутренности Аравии. На западе другое передовое место Мекки—приморский город Джедда, построенный на побережье Красного моря, на бывшем плоском берегу, где еще видны следы пребывания вод; оттого, хотя дома хорошо построены, и хотя воздух свободно циркулирует на улицах, Джедда имеет нездоровый климат; даже морская бриза приносит ей нечистые испарения луж, оставляемых отливом среди коралловых построек. Гнездо заразы, откуда пилигримы часто заносили холеру на берега Средиземного моря, Джедда избрана главной станцией международной санитарной коммиссии, и все высаживающиеся в этом порте пилигримы должны содействовать уплатой небольшого налога, в размере около 2 франков, применению мер, принимаемых в видах охранения общественного здравия. Джедда—самый богатый город на берегах Красного моря: число пилигримов, высадившихся в её порте, в фискальном 1880-1881 году, было 59.659, а в 1881-1882 году 37.785. Торговля Джедды, весьма значительная (общая ценность торгового движения, в среднем, простирается до 120.000.000 франков), возрастает или уменьшается, смотря по большему или меньшему наплыву богомольцев. Городское население, состоящее в значительной части из пилигримов, оставшихся в крае, представляет существенно космополитический характер; такрури—имя, которым обыкновенно обозначают большинство африканцев из Нубии—занимают несколько кварталов; кроме того, в Джедде живут около 2.000 индусов; далее там встретишь даже китайцев, малайцев, дайяков с острова Борнео; весь этот пришлый люд привлекается столько же ревностью к вере, сколько страстью к наживе; более четверти жителей состоит из невольников. Живя на счет благочестия хаджей, обитатели приморского порта Мекки отличаются в большинстве сильным фанатизмом; в 1858 году европейские державы должны были мстить за смерть консулов Франции и Англии, умерщвленных фанатической чернью. Так же, как Мекка, Джедда имеет в окрестностях несколько мест священных по преданию: таков, к востоку от города, на дороге из Гадда, бугор длиной около 60 метров, который называют могилой Евы, «матери всех живущих». По верованию пилигримов, тело прародительницы много превосходило пространство, обозначаемое выступом почвы: голова Евы покоилась в Медине, тогда как ноги достигали Африки. В честь Евы порт Мекки и получил свое название Мединет-эль-Джедда или «город Праматери».
Мединет-эн-Неби, то-есть «Город Пророка», или просто Медина, «Город» по преимуществу, уступает в святости, в мусульманском мире, одной только Мекке. Она не сообщает титула хаджи тем, кто ее посещает, и строгие мусульмане не обязаны совершить туда хождение по крайней мере раз в жизни, как в Мекку; но «молитва, вознесенная к престолу Всевышнего в мединской мечети, стоит тысячи молитв, сотворенных в других местах»; сотня имен, которыми заменено старое название Ятреб, признаваемое зловещим, свидетельствует о высоком достоинстве Медины между другими городами магометанского мира. Так же, как Мекка, «Город Пророка» занимает центр священной территории, Гудут-эль-Гарам, пространства около 300 квадр. километров, где «грехи воспрещены», где, «не позволяется охотиться, ни убивать других животных, кроме неверных». Большинство пилигримов, посещающих Медину, состоит из мограбинов, то-есть из западных жителей Африки, приходящих поклониться не только гробу пророка, но также и могиле имама Малек-ибн-Анеса, основателя секты малекитов, к которой они принадлежат почти все. В Медине высказывается больше нетерпимости в отношении лиц женского пола, чем в Мекке: доступ в главную мечеть женщинам не воспрещен; но еще недавно они могли приходить туда только ночью.
Город лежит на восточной стороне краевых гор, отделяющих область Техамы от центрального плоскогорья; в небольшом расстоянии к северу останавливаются потоки пористой лавы, вышедшей из кратера Охода, знаменитой горы, которая должна быть когда-нибудь перенесена в рай, как театр победы, одержанной Магометом над его врагами; на востоке и на западе тоже возвышаются несколько горных вершин, между прочим, гора Айра, где пророк едва не погиб от жажды, и которая за это будет ввержена в ад. К югу тянется на необозримое пространство сероватая равнина, где глинистая почва чередуется с песками и мелом. Группы пальм оживляют окрестности Медины везде, где вода колодцев достаточна для орошения земли; однако холода очень чувствительны на этой высоте, вероятно, близкой к 1.000 метров; как гласит поговорка, приписываемая самому Магомету, «человек, переносящий терпеливо холод Медины и зной Мекки, заслуживает награды в раю». Собственно город, гораздо менее обширный, чем Мекка, имеет форму овала, окруженного стенами, которые оканчиваются на северо-западе крепким замком; на западе и на юге широкий бульвар отделяет город от предместий, более обширных, перемешанных с садами и ограничиваемых со стороны окрестных сельских местностей жалким земляным валом. Уади, внезапные наводнения которого часто опустошали Медину, перерезывает предместья и теряется далеко в равнине; кроме того, подземный канал, подобный афганским карезам, приносит городу воду, немного жесткую, которая, однако, употребляется мединцами для питья, так же, как и для орошения садов. Мединской воде часто приписывают происхождение подкожной глисты, называемой струнец мединский (filaria medinensis), столь обыкновенной в некоторых областях Аравии; но, по словам Бертона, она редко встречается у жителей города Пророка. Этот город, видом своих домов напоминающий города Сирии, не имеет замечательных зданий, и даже знаменитая мечеть Эль-Харам—самое ординарное, ничем особенным не отличающееся строение; в этом храме находится гробница пророка Магомета, окруженная решоткой, за которую даже важнейшие сановники редко могут переступать. Но все пилигримы удостоверяют, что известная, обще-распространенная легенда, по которой священный гроб, будто-бы, висит на воздухе, ничем не поддерживаемый, лишена основания. Кроме того, в главной мечети Медины покоятся смертные останки калифов Абу-Бекра, Омара и некоторых других знаменитейших святых ислама; случалось, что пилигримы из шиитов оскверняли эти гробницы, бросая на них нечистоты, завернутые в дорогия ткани: эти акты фанатизма обыкновенно сопровождались избиением всех проживающих в Медине персиан.
«Воротами» Медины на Красном море служит город Ямбо, лежащий на расстоянии слишком 200 километров по прямой линии к юго-западу от родины Пророка: его обыкновенно называют Янбуа-эль-Бахр или «Приморский Ямбо», в отличие от Янбуа-эль-Нахль или «Ямбо с пальмовыми рощами», который находится внутри материка в оазисе, отстоящем слишком на 30 километров от морского берега. Если смотреть с моря, Ямбо является на сером фоне пустыни, в виде белой линии между лазурью волн и синевой неба. Впрочем, город не имеет замечательных зданий; что всего лучше запечатлевает воспоминание о нем в уме путешественников, так это чистая и прохладная вода источников—сокровище неизвестное почти во всех других городах прибрежья.
Ямбо—последнее городское поселение на берегах Красного моря. На севере единственный приморский порт, посещаемый судами—Эль-Ведж, лежащий уже на египетской территории. Международная санитарная коммиссия выбрала эту глубокую и хорошо защищенную бухту для учреждения карантинной станции на дороге из Суэца в Джедду; но мограбинские (западно-африканские) пилигримы останавливаются, для медицинского осмотра, в Торе, как хаджи, направляющиеся с юга, задерживаются на острове Камаране. Местечко Эль-Ведж расположено на твердой земле, но оно так же уединено, как если бы находилось посреди моря; вокруг бухточки видны только пески и скалы; там и сям кое-какие развалины городов, построенных фараонами или римлянами, прерывают однообразие пустынь. Города древних ниватеян, которые англичанин Бертон предлагает восстановить в Мадианской стране для разработки золотых рудников, все еще пребывают в состоянии бесформенных развалин, сливающихся с камнями пустыни.
Весь Гамад, к югу от Пальмиры, между долиной Евфрата и горными цепями Гаурана, принадлежит бродячим племенам: аназех, шаммар, роала, моали, гаддадин, бени-сахр и шерарат. Города или, лучше сказать, группы деревень, расположенных в одном и том же пальмовом лесе, встречаются только в южной части Гамада, вблизи береговых гор западной Аравии и массива Джебель-Шаммар. На северо-западе от большого Нефуда одна из впадин, составляющих часть долины Уади-Сиргана, Джофский бассейн, остаток бывшего моря, извивавшагося между степями Гамада и пустыней, заключает в себе два многолюдных города. Обсохшее ложе озера, где находится Джофский оазис, лежит на средней высоте 560 метров: колодцы, вырытые в самой глубокой части бассейна, доставляют достаточно воды для орошения оазиса величиной в 3 квадр. километра, посреди которого группируются несколько сотен домов, окруженных зубчатой стеной и шпалерами пальм. Несколько домиков рассеяны вне ограды, а все окружающее пространство представляет солончаковую степь, блистающую белизной, где там и сям, вокруг колодцев, растут группы пальм, составляющие темные пятна на белоснежном фоне равнины. Два крепких замка господствуют над лабиринтом узких кривых улиц и площадей городка. На северо-востоке, другой город, Мескакех, немного более многолюдный, чем Джоф, занимает дно другой впадины, некогда бывшей озером, менее правильной и более изрезанной оврагами; и здесь тоже над городом возвышается живописный замок с крупными башнями по бокам; вся орошаемая земля, до последнего комка, занята садами; дома очень опрятны и содержатся в совершенной чистоте и порядке. Города Джоф и Мескакех, население которых почти такое же смешанное, как и население бассейна Евфрата, в политическом отношении зависят от Неджеда. Турки занимали временно оазисы Джофа, и неджинский государь платил ежегодно небольшую дань мединскому шерифу, в знак вассальной зависимости по этим внешним владениям. Путешественнику Гюберу говорили, что в Джофском оазисе вода уменьшается; соразмерно тому убывает и число жителей. Из деревень этой части полуострова посылают каждую ночь за двадцать верст искать воды, чистой или грязной, которая должна служить для дневного водоснабжения населения.
К западу от цепи необширных оазисов, которая тянется с юго-востока на северо-запад, вдоль долины Уади-Сирган, другая линия становищ и деревень следует в том же направлении на восточной стороне краевых гор: она пересекается большой дорогой пилигримов из Дамаска в Мекку. Тейма, древняя Тайма, окруженная фруктовыми деревьями, есть одна из важнейших станций на этом пути; она славится во всей Аравии своим большим резервуаром (в форме квадрата, сторона которого равна 20 метрам), наполненным слегка термальной водой, где черпают 75 водоподъемных гидравлических машин, и который, однако, всегда держится на одном и том же уровне. В окрестностях Теймы г. Гюбер открыл, в Туме, надписи на нескольких языках на гробницах, и развалины зданий какого-то древнего города, построенного из базальта в том же стиле, как города и области Джебель-Гауран. Далее на юге, путешественники Даути и Гюбер посетили другой город троглодитов, Аль-Гиджр, некрополи которого, изваянные из камня, походят на некрополи Петры. Один соседний оазис, Эль-Ала, и около западной оконечности массива Джебель-Аджа, старый город Хейбар, группирующий свои дома вокруг форта, построенного на базальтовой скале,славятся своими лесами финиковых пальм; в центральной Аравии существует пословица «носить финики в Хейбар», равнозначительная пословице западных народов «носить воду в реку». Но Хейбарские финики вкусом и содержанием сахара много уступают джофским. Хейбар и Эль-Ала некогда были европейскими городами, да и теперешнее их население, кажется, иудейского происхождения, но с сильной примесью негритянских элементов. Благодаря защите, представляемой соседними холмами, последний из этих городов не знает зимы: там никогда не бывает холодной температуры.
Гайль, резиденция эмира северного Неджеда, лежит на высоте слишком 1.000 метров, в долине, над которой с северной стороны господствуют «Яхонтовые горы», Джебель-Аджа. Это город, окруженный каменными стенами и заключающий внутри обширный укрепленный дворец, который сам составляет целый город. Улицы его содержатся в удивительной чистоте. Гайль—главное этапное место персидских пилигримов, на половине дороги между двумя святыми городами, Неджефом и Меккой: благодаря этому обстоятельству, он ведет довольно значительную торговлю; кроме того, в нем существует кое-какая промышленность: жители его фабрикуют ткани, оружие, драгоценные украшения. К западу от Гайля, местечко Агдах, лежащее в небольшой гранитной долине, куда можно проникнуть не иначе, как через ущелье, запертое каменными стенами, считается у шаммаров неприступной крепостью, могущей дать безопасное убежище в случае неприятельского нашествия. Пальмы в этом городке, растущие на грунте из гранитного гравия, с постоянно сырой подпочвой, никогда не орошаются.
По словам Пальгрева, исчисления которого, впрочем, вероятно преувеличенные, превышают исчисления всех других путешественников,—различные провинция Неджеда, будто-бы, из всех частей Аравии самые богатые большими городскими поселениями. Кефар, в горах верхнего Касима—многолюдное местечко, бывшее, до Гайля, столицей эмирства; Расс, южнее, в нижнем Касиме, Айгун и Берейдах—города; но последний из них, так сказать, подвижной город; угрожаемый песками, он должен от времени до времени перемещаться к востоку, и некоторые пальмовые рощи в окрестностях высоко поднимают над дюной верхушки своих стволов, лишенных листвы. Онейзах, почти независимый—настоящий город, особенно в сезон сбора фиников, когда все лавки на базаре открыты и тысячи палаток раскинуты безконечными рядами вокруг города. Вообще на всем Аравийском полуострове, по численности населения Онейзах, будто-бы, уступает только трем городам: Мекке, Адену, Маскату; на половине дороги, между Красным морем и Персидским заливом, он является главным центром встречи для караванов, в той большой долине Уэд-эль-Эрмек, которая делит Аравию на две равные половины; Шакра, столица области Бошем—тоже большой город, так же, как, в провинции Зедеир, торговые пункты Зальфах, Меджмаг и главный областной город Товеим. На юге, страна Арид и весь Неджед имели, в начале настоящего столетия, большой город, превосходивший числом жителей все другие городские поселения полуострова: это была Дерия или Деррейех, столица вагабитов, взятая в 1817 году египетской армией. Там еще видны остатки стен и башен, покинутые казармы и кое-где дома, почти сохранившиеся в целости; сеть улиц можно еще хорошо узнать, как на геометрическом плане. Во время проезда Пальгрева, неджедцы, слишком гордые для того, чтобы обитать в городе, разрушенном чужеземцем, не имели ни одного жилища в городской ограде; но сады содержатся в отличном состоянии, и круг развалин опоясан кольцом селений; новая деревня, построенная внутри стен, мало-по-малу разростается; вероятно, рано или поздно город возродится.
Риад или «Сады», нынешняя столица провинции Арид, сменил Дерию, как резиденция государей южного Неджеда. С высоты холмов, опоясывающих долину, этот город представляет вид, напоминающий вид Дамаска; так же, как в сирийском городе, стены и башни Риада выступают среди зеленеющего рая садов и пальмовых рощ. Высокие горы Иеманахские, сравниваемые одним арабским поэтом с мечами, поднятыми к небу, ограничивают горизонт на юге; другие горы, менее высокие, скрывают со всех сторон вид пустыни. Риад, который был укреплен после взятия египетскими войсками Дерии. есть одна из наилучше защищенных крепостей Аравии; он окружен толстой стеной с высокими башнями по бокам; самый дворец представляет обширную цитадель и снаружи походит скорее на огромную тюрьму, чем на княжескую резиденцию. Главная мечеть Риада, настолько обширная, что может вмещать до четырех тысяч человек, представляет простой неф, лишенный вагабитской суровостью всяких украшений, не имеющий даже ковров и увенчанный только платформой, откуда все жители соседних домов называются поименно, для того, чтобы исполнение их религиозных обязанностей было должным образом удостоверено: таково правило у последователей ислама. Великолепного конского завода, который видел Пальгрев в южно-неджедской метрополии, уже не существует.
К югу от Риада и на расстоянии всего только нескольких километров находится город Манфуга, также окруженный садами и пальмовыми лесами и почти столь же многолюдный, как и столица; но города других провинций далеко не так важны, как два сейчас названные. Гутах, главный город провинции Гарик, некогда был соперником Риада; но пояс плодородной территории, занимаемой им между двумя пустынями, из которых одна есть необозримая песчаная равнина южной Аравии, слишком незначителен, чтобы этот город мог когда-либо сделаться очень многолюдным центром населения. Харфах, главный город области Афладж, к юго-западу от Риада, есть небольшое городское поселение, жители которого на половину состоят из африканских негров, носящих передник, вместо арабской туники. За Харфахом, по направлению к Мекке, находится Уади-Довасир, длинная песчаная долина, заключающая лишь бедные деревушки, а следующие далее страна Кора и территории племен бени-гарб и бени-кахтан ожидают еще исследователей, которые обозначат положение тамошних оазисов и определят число их жителей. Говорят, что главный город этой области, Калат-эль-Биша, лежащий на восточной стороне горных цепей Ассира—значительное городское поселение. Город Солейель, на границах большой пустыни, далеко не так многолюден, как предъидущий.
За Гадрамаутом и Мадрахом простираются еще никем не пройденные пески Данаха. На берегу этого моря песков оканчивается страна, которая, вместе с областью побережья Красного моря, и составляет настоящую Аравию. Разделенная на множество отдельных государств, затронутая завоеванием на всем протяжении её окружности, эта страна не имеет теперь единства, даже того единства, которое придавали ей, до появления магометанства, национальные игры, состязания в стихотворстве, на которые сходились представители всех племен. Но нет страны, где бы нынешнее равновесие было более неустойчиво, как эта область Передней Азии: разве только ненависть к иноземному угнетателю, быть может, примирит и соединит жителей полуострова, «арабов» или «объарабившихся». Одних преданий о прежней независимости еще недостаточно: нужно, кроме того, чтобы племена научились оказывать друг другу помощь и поддержку.