V. Багирми

Под Багирми в собственном смысле понимают равнину, частию болотистую, которая заключается между нижним течением реки Шари, озером Чад, горами, населенными племенем сокоро, и скалами, ограничивающими на западе озеро Фитри. Это пространство занимает площадь в 50.000 квадр. километров, т.е. равную приблизительно десятой части Франции; но к нему, кроме того, причисляют, как политически зависимые от Багирми, окружающие области, обитаемые языческими населениями, которые платят дань, или у которых делаются облавы для пополнения запаса невольников: таким образом территория Багирми выходит на картах более, чем утроенной. По свидетельству арабских писателей, жители страны были названы багирми, бакирми, бакарми от двух слов баггар мия или «сто коров», потому что первые державцы наложили дань в сто голов рогатого скота на каждый из подвластных народцев. Сами себя туземцы называют бармаге.

Население Багирми, со включением данников, оценивалось Бартом, в половине настоящего столетия, приблизительно в полтора миллиона душ; по Нахтигалю, кровопролитные войны с Уадаем, голодовки, облавы, бывшие их следствием, сократили по крайней мере на треть число бармаге, так что теперь оно, вероятно, не превышает миллиона. Цивилизованные жители страны, в собственном Багирми, подобно кануриям в Борну,—люди смешанной расы, имеющие в числе своих предков макари, со и других аборигенов всех соседних племен, а также арабов и фулов: введение ислама и новой цивилизации создало мало-по-малу этнический контраст между жителями Багирми и окружающими населениями. По свидетельству летописей и преданий. арабы, основавшие это государство, пришли из Аравии, может-быть, из Медины в конце XV или в начале XVI столетия; во всяком случае, не подлежит сомнению, что они были уроженцы востока. В ту эпоху, как и в наши дни, эмиграционное и завоевательное движение совершалось по направлению от востока к западу.

Отличаясь очень смешанным происхождением, подобно своим соседям борнуанцам, жители Багирми много превосходят последних телесной красотой. Они вообще стройны, гибки и сильны; черты их не имеют того отталкивающего безобразия, которое так часто встречаешь у кануриев; особенно женщины Багирми отличаются приятным лицом, с широким лбом, с прямым носом, с чуть заметно выступающими губами; волосы у них гладкие, но по бокам они украшают их растительными волокнами, сплетенными в форме колосьев. Черный цвет кожи довольно редок: у большинства багирмийцев она имеет красноватый, почти металлический отлив. Эти негры вообще очень смышлены, очень искусны в разных ремеслах: особенно хвалят их талант к тканью и окраске материй, к седельному и позументному мастерству; в 1871 году, когда султан уадайский овладел столицей Багирми и возвращался оттуда победителем в свою страну, он забрал с собой в плен лучших мастеров, каменщиков, ткачей, портных, красильщиков, чтобы водворить их у себя колониями и употреблять в качестве руководителей работ: тридцать тысяч ремесленников из Багирми были таким образом насильно переселены в Уадай; в то же время багирмийцам было воспрещено носить ткани высшего сорта. Вследствие этого, местная промышленность значительно сократилась: теперь уже невозможно было бы построить такой дворец из кирпича, каким обладает султан в Массенье. Но несмотря на эту замечательную способность к мирным профессиям, багирмийцы до такой степени привыкли, поколениями, к военному ремеслу, что солдатчина глубоко вкоренилась в их нравы: пренебрежение честным трудом составляет у них первое условие уважения, грубость, даже жестокость считаются похвальным качеством: последний государь тщеславился прозвищем Абу-Секкин, или «Отец Ножа», приобретенным им за поголовное избиение гостей, которым он клялся в верности и дружбе. Багирмийцы презирают кануриев Борну и мабасов Уадая, как низших в сравнении с ними по военной храбрости; однако они не создали, как те, могущественного государства, и в политическом отношении они всегда находились в положении вассальной зависимости, более или менее замаскированной; теперь они платят дань уадайскому султану, от которого их государь и получил инвеституру. Впрочем, Багирми не имеет тех выгод, какими пользуется Борну, как исторический путь для торговли Центральной Африки: в отношении своего торгового обмена он зависит от рынка Куки, этапного пункта между Средиземным морем и Атлантическим океаном.

Кроме багирмийцев, все окрестные расы представлены в цивилизованном населении городов: колонии кануриев рассеяны во всех частях территории: на западе макари, на севере кукинцы и булаласы живут в большом числе в округах, граничащих с их землями; арабы, принадлежащие к племенам ассела, саламат, хозам, дебаба, аулад-муса, шоа, обработывают почву, преимущественно в северной части Багирми; наконец, фулы, частию потомки тех феллатов, о которых летописи упоминают в прибрежных местностях по реке Шари с пятнадцатого столетия, встречаются в особенности в южных областях страны: они вообще живут в большой дружбе с арабами, по причине сходства нравов и несмотря на различие происхождения и языка. Те из них, с которыми встречался Нахтигаль, называли его «родственником», говоря, что их предки пришли, как и он, с берегов Средиземного моря. Владея стадами крупного рогатого скота, фулы ведут полу-кочевой образ жизни и отличаются от других мусульман Багирми, по большей части довольно равнодушных к вере, сильным религиозным рвением. В 1857 году один феллатский махди, «руководимый Аллахом», как позднейший лже-пророк, сокрушивший египетское господство в Кордофане и Хартуме, увлек часть населения Багирми в странствование к гробу Магомета, восторжествовав над султанским войском в правильной битве. После кровопролитных побоищ, государство с трудом было восстановлено в прежнем виде.

Полу-независимые или даже совершенно независимые народцы южных и восточных областей по большей части родственны багирмийцам по языку и походят на них физическими чертами: это соплеменники, которым, для полной ассимиляции с собственно жителями Багирми, недостает только двух условий: называться магометанами и говорить языком багрима. Народцы эти распадаются на бесчисленное множество племен и кланов, так как дикая жизнь естественно ведет к дроблению до бесконечности: каждый округ населен особым народцем, и каждая голодовка, каждое наводнение, каждая облава негро-торговцев разбивает его население на второстепенные группы и роды. Большинство этих чернокожих делают себе три пореза на висках, другие отличаются татуировками на лбу, на носу или на щеках; габери, живущие в багирмийском междуречьи, выдергивают себе два резца, один вверху, другой внизу; сарасы, еще более южное племя, подпиливают и заостряют зубы, подобно многим племенам Нильского бассейна. Куфусы, составляющие часть нации сара, протыкают себе губы и вдевают в отверстия палочки, образующие гарнитуру вокруг рта.

Культ деревьев еще сохранился у некоторых народцев. Сомраи, соседи габерисов. клянутся над корой акации, и эта клятва так же священна для них, как клятва над Кораном для араба. Все туземцы этих областей веруют в верховное существо, голос которого слышится в виде грома, и которое восседает на престоле из облаков: их бог—по преимуществу «громовержец». Этому богу они приносят кровавые жертвы—петухов и коз. В особой хижине, куда воспрещен вход женщинам и детям, помещается кол, вырезанный из священного дерева, который кропят кровью жертв: часть добычи звериного лова, кусок мяса изрубленного врага привязываются к этому символическому колу.

«Мудрые люди», то-есть чародеи, истолковывают народу веления божества: они объясняют прорицания, читаемые ими в крови жертв, в их предсмертных судорогах, в положении трупов. Они оговаривают злых колдунов, своих соперников по тайному могуществу. Когда у сомраев умирает молодой человек, два «мудреца» берут его тело, которое, по их словам, влечет их силой к хижине убийцы: немедленно проливается кровь за кровь и главарь делит с потерпевшей семьей имущество предполагаемого виновника смерти. У сарасов пучек травы или зеленых листьев, положенный на голову «мудреца», приводит его в религиозный экстаз: он раскачивается из стороны в сторону, скачет взад и вперед, шатается, как пьяный, и, наконец, падает перед одним из присутствующих, что обрекает этого несчастного на смерть. Погребальные обряды указывают на существование у язычников Багирми смутной веры в загробную жизнь. Труп кладут на подстилку из рогож, и подле него помещают зарезанную козу, сосуды с медом и пивом; в рот покойнику вставляют маленькую полую тыкву, наполненную раковинками каури, чтобы ему было чем заплатить за путешествие на тот свет: это напоминает нам обол, который в Европе умерший давал лодочнику Харону за перевоз в царство теней. Говорят, что у ньеллемов, на правом берегу Шари, при погребении главарей зарывают в могилу живыми молодых непорочных девушек. Эпилептики умерщвляются, как одержимые бесом.

Многоженство составляет общераспространенный обычай у богатых людей в верхнем Багирми. Отец проданной женщины получает в обмен лошадь, рабов, откормленных собак, но, в случае бесплодия его дочери, он должен взять ее обратно, или уступить ее другому мужчине, который возмещает мужу уплаченный калым, или позволить разжаловать ее в невольницы. С другой стороны, когда жена сделалась в пятый раз матерью, она получает полную свободу и может вернуться, если пожелает, в родительский дом. Кое-какие остатки матриархального быта сохранились еще до сих пор в стране. Так, одно из маленьких государств в области верховьев Шари, лежащее ниже слияния ба-Буссо и Бахр-эль-Абиада, известно под именем Белед-эль-Мра или «Женское царство», потому что правление там всегда вверяется королеве.

Хотя магометане по имени, багирмийцы не делают ни малейшей попытки к распространению ислама между языческими населениями юга и даже очень косо смотрят на религиозную пропаганду фулов: это объясняется тем, что земные выгоды побуждают их всегда видеть ненавистных язычников в народах, которые служат им источником для набора и комплектования их стад рабов. Нужно ли уплатить дань Уадаю или Борну, построить султанскую резиденцию, наполнить государственную казну выгодной продажей,—тотчас же снаряжается экспедиция негропромышленников в южные земли. Соединившись, населения, угрожаемые работорговцами, конечно, легко отразили бы всякия нападения этих разбойников; но, разрозненные, несвязанные никакими общими интересами, они стараются отвратить грозящую опасность, направляя ее на другого: сами дикари служат ищейками общему врагу против других дикарей, а эти, в свою очередь, помогут впоследствии напасть на них врасплох и захватить их в плен. Запасы молодых парней и девушек для рынка собираются главным образом среди инородцев нации сара; обыкновенно всю эту расу называют презрительной кличкой «подлые невольники». Чтобы избегнуть визита багирмийцев, многие платят полюбовно дань, определенную в «сто голов» в год, и чтобы добыть эту сотню голов, они ведут войну за собственный счет. Когда нападающие снабжены ружьями против людей, вооруженных только стрелами, дротиками или топорами, то охота всегда удачна. Нахтигалю пришлось быть невольным зрителем осады, затем штурма двух эриодендронов, на которых укрылись несколько семей туземцев из племени габери. Сраженные пулями, защитники, занимавшие посты на вершине дерева, как на марсе корабля, свалились на землю сквозь ветви, после чего атакующим только оставалось влезть на деревья, чтобы забрать женщин, детей, домашних животных, группировавшихся на помосте, который поддерживался вторым ярусом ветвей. Впрочем, есть племена, хорошо защищенные своей позицией, которые до сих пор бравировали все усилия торговцев невольниками. Такова нация сокоро, многочисленные мелкие вольные общины которой приютились на крутых скалах, в естественных крепостях, на которые не осмеливаются нападать воины равнины.

Как почти все другие правительства Центральной Африки, правительство Багирми не имеет другого руководящего правила, кроме могущества соперников; но чтобы устранить опасных врагов в своей собственной фамилии, султан, вступая на престол, велит вырвать по глазу у каждого из своих братьев, так как обычай требует, чтобы глава государства не имел телесных недостатков. От государя неограниченная власть нисходит к его многочисленным евнухам и ко всем чиновникам, которые налагают подать и грабят деревни, когда и сколько хотят. Подданные держат себя очень униженно пред властителями. Вступая в дом султана, каждый должен обнажить свой бюст, спустить одежду ниже пояса, стать на колени, наклонить туловище вперед и соединить руки. Только музыканты, как люди королевской крови, да некоторые главари сокоронских племен, приобревшие военными подвигами право считаться стоящими выше общего закона, освобождены от этого придворного этикета. Один из придворных невольников постоянно махает перед королем экраном из красной шелковой материи, усаженным по краям страусовыми черными перьями: это риш, эмблема державства; что касается королевского копья, над которым прежде приносили присягу, как над божественной вещью, то оно было захвачено султаном Уадая, который хранит у себя этот символ королевской власти.

Столица Багирми, Массенья или Массениа, город «Тамаринда», основанный слишком триста лет тому назад, стоит в обширной равнине нижней Шари, в двадцати километрах к северу от Бачикама. Кроме города, стены ограды охватывают обширное пространство незастроенной земли, плантации, ярмарочные поля и даже временное озеро почти такого же вида, как озеро в Кано, и так же сильно заражающее воздух своим зловонием. Когда султан уадайский предпринял осаду Массеньи в 1870 и в 1871 годах, оп не мог обложить город со всех сторон и проник туда лишь посредством подкопа. Массенья не только столица и резиденция, но и самый многолюдный город в Багирми; до осады он имел не менее 20.000 жителей. Бугоман, на левом берегу Шари, по Нахтигалю, вчетверо менее населен, но этот город занимает один из тех пунктов речного течения, которые предпочтительно выбираются караванами для переправы; Бугоман и его сосед, город Кокороче, доставляют столице почти все количество зерновых хлебов, питающих её рынок.

К востоку от Багирми, город Канга, стоящий на одном из северных мысов гор Гере, населен независимыми сокоросами, но тем не менее бигирмийцы считают его в некотором роде метрополией, так как там, будто-бы, получила свое происхождение королевская династия. На юг простираются еще неизследованные страны, по которым протекают верхние притоки Шари, и которые поднимаются либо к истокам Уэлле, либо к водораздельной возвышенности между бассейном озера Чад и бассейном реки Конго. Там находится область Центральной Африки, где путешественников ожидают важнейшие открытия, какие еще остается сделать в географии черного континента