V. Ионические острова

Остров Корфу, лежащий в открытом море против берегов Эпира, Кефалонийский архипелаг, находящийся на западе от континентальной и полуостровной Греции, и, наконец, остров Цитера, омываемый разом волнами Ионического и Эгейского морей, испытали в течение последнего столетия исключительные превратности в политическом отношении. Из всех естественных составных частей Балканского полуострова только одному Корфу удалось отразить все приступы магометан и остаться европейскою землею, благодаря покровительству Венецианской республики. Когда последняя была отдана Бонапартом Австрии, в 1797 г., Корфу и Ионические острова заняли французы. Через несколько лет истинными распорядителями их сделались русские, которые ограничились, повидимому, только тем, что организовали здесь нечто в роде аристократической республики под верховною властью Турции. В 1807 г. французы снова овладели Ионическими островами, но они были отняты у них один за другим англичанами, за исключением Корфу, который они удержали за собою до 1814 года. Но затем Ионические острова, под именем «Семи-островной республики», сделались чем-то в роде ленов, которыми управляли фамилии крупных землевладельцев во имя Англии и при помощи её войск. Дарованную англичанами конституцию два раза пришлось изменять в более демократическом духе, но греческий патриотизм жителей не хотел ни за что примириться с сюзеренитетом Великобритании, которая, наконец, решилась покинуть свое приобретение, и население Семи Островов, следуя естественному родству, присоединилось к Греции, составляя теперь самые образованные, состоятельные и деятельные её общины, и, несмотря на пророчества некоторых пессимистов, оно много выиграло от этой перемены управления. Конечно, предоставляя свободу своим ионическим подданным, Англия имела в виду своей собственный интерес, но она съумела понять, что нравственное влияние выше пушек, и поступила в этом случае с замечательным благородством, возвратив не только Цитеру и архипелаг Кефалонии, представлявшие для неё только торговый интерес, но и крепость Корфу, которая давала ей возможность господствовать над входом в Адриатическое море, как она господствует над входами Средиземного, Сицилийского и Красного морей. Вот политика великодушия, которая находила немного подражателей между правительствами мира, и которую сама Англия имела бы случай, если б захотела, приложить во многих других местах земного шара!

Корфу, Керкира у греков и Корцира у римлян, всегда имела наибольшее между Ионическими островами значение, благодаря соседству Италии и торговым выгодам, доставляемым ей её превосходным портом и большим рейдом, похожим на обширное озеро. По мнению его жителей, которые любят в этом случае ссылаться на свидетельство Фукидида, Корфу есть тот самый остров феакийцев, о котором говорит Одиссей; они рассказывают даже, будто найден источник Крессида, тот самый ручей, в котором Навзикая полоскала белье своего отца; а те великолепные сады, в которых жители прогуливаются по вечерам около города, носят название садов Алкиноя. Из всех Ионических островов только Корфу—группа возвышенных островков, окружающих центральную равнину—имеет маленькую реку, Мессонги, которая не высыхает летом, и по которой на некоторое расстояние могут подниматься вверх барки. Холмы, расположенные экраном против равнин нижнего Эпира, совершенно открыты бурям, приносимым юго-западным ветром, и получают большое количество дождевой воды, почему растительность их чрезвычайно богата: вокруг города тянутся ароматные рощи апельсинных и лимонных дерев; виноградники и оливковые деревья закрывают своими ветвями и листьями сероватые скалы холмов, а в равнинах, прорезанных хорошими дорогами, волнуются густые нивы зерновых хлебов. К несчастию, Корфу очень открыт для юго-восточных ветров, между которыми часто дует и сироко, что значительно уменьшает преимущество этого острова, как места зимовок для больных. Раньше вся земля принадлежала помещикам, но мало-по-малу число фермеров и арендаторов увеличилось; последние делаются собственниками и обогащают остров более старательным возделыванием земли.

Город Корфу, расположенный на треугольном полуострове, прямо против берега Эпира, есть самый значительный и первый по торговле из всех городов бывшей Ионической республики; это рассадник цивилизации для албанцев и эпиротов; в смысле географическом, это маленький спутник твердой земли, но тем не менее он служит очагом жизни для соседнего материка. Вместе с тем он представляет также сильную крепость, которую попеременные обладатели ее—венецианцы, французы, русские, англичане—старались сделать неприступною. С её бастионов можно любоваться весьма красивым видом, который, однако значительно уступает картине, открывающейся с горы Пантократор или «Властелин», с которой в хорошую погоду можно разглядеть, через пролив, Отрантские горы, в Италии. Близость Апеннинского полуострова, торговые сношения и предания, оставленные господством Венеции, сделали из Корфу полу-итальянский город, в котором многие семейства принадлежат разом к двум национальностям по происхождению и по языку, и итальянский язык перестал быть оффициальным языком острова и всего архипелага только с 1830 г. Среди космополитического населения, теснящагося в стенах города, можно заметить также много мальтийцев, служащих здесь носильщиками и садовниками, которые последовали на остров за своими британскими хозяевами.

Корфу владел некогда городами Бутринто и несколькими деревнями на Эпирском берегу, но один из английских губернаторов подарил их свирепому Али-паше, так что теперь к острову принадлежат только окрестные островки: на севере—Фано, Самофраки, Мерлера, а на юге—Паксос, с гротами в скалах, и Антипаксос, скалы которого выделяют асфальт. Паксос производит, говорят, самое лучшее растительное масло во всей западной Греции.

Против Патрасского залива, вдоль берегов Акарнании и Элиды, раскинулись красиво изгибающимся архипелагом: Левкада (Санта Мавра), Кефалония, Итака, Занте и несколько соседних с ними островков. Взятые вместе, островки эти составляют цепь известковых гор, попеременно то омываемых дождями, то сожигаемых солнцем. Их возделанные долинки, как и долины Корфу, производят апельсины, лимоны, коринку, вино, масло, составляющие предмет довольно оживленной торговли. По населению острова эти также походят на своих северных соседей: в греческом населении их довольно силен итальянский элемент, за исключением острова Итаки.

Остров Левкада или «Белый», названный так по цвету своих меловых мысов, составляет в действительности продолжение материка. Древние называли его Актэ или «полуостров», и рассказывали, что коринфские переселенцы превратили его в остров, прокопав канал в соединявшем его с материком перешейке; но исследование местности вовсе не подтверждает этой легенды. Вероятно, коринфяне просто прорыли, как недавно англичане, судоходный ров в лагуне, отделяющий остров от материка, глубина которой не превышает шестидесяти сантиметров, так что если бы Ионическое море имело приливы и отливы, то остров Левкада, как Нуармутье во Франции, два раза в день обращался бы в полуостров. В самом узком месте пролива, в южной части лагуны, берега соединялись некогда мостом, остатки которого сохранились еще и теперь; к северу же от него, на островке, находится капелла и охраняющая вход в канал крепость Санта-Мавра, имя которой часто дается и всему острову Левкаде. Этот остров еще недавно был единственным в Греции местом, в котором была рощица финиковых дерев. Великолепный водопровод, в двести шестьдесят арок, служивший также к шоссе, соединял крепость с городом Амаксики, главным портом и столицею Левкады, но этот памятник турецкого искусства, сооруженный в царствование Баязета, сильно пострадал от землетрясений. Можно было бы подумать, что среди солончаков и мелких лагун, в которых можно плавать только в челноках или плоскодонных лодках, господствует непрерывная лихорадка: но на самом деле Амаксики, как и Миссолунги, в своей затопляемой равнине,—город, относительно говоря, здоровый, и тамошния женщины отличаются замечательной свежестью и красотой. На юге острова находятся покрытые лесом горы, оканчивающиеся против Кефалонии знаменитым мысом Нерикос, на котором стоял прежде храм Аполлона. Мыс этот, «Левкадский прыжок», представляет утес в шестьдесят метров высоты, с которого обвиняемых в преступлении, с привязанными к ногам и рукам крыльями из птичьих перьев, бросали в море, подвергая их таким образом суду Божьему; с этого же утеса бросались любовники—между прочим одна из женщин, прославивших имя Сафо, чтобы найти или в страхе смерти, или в самой смерти забвение своей страсти.

Кефалления (Кефалония)—самый большой из Ионических островов, а возвышающаяся на нем гора Айнос, или Элатос, у итальянцев Монтенеро, представляет самую высокую вершину архипелага, так что со средины Ионического моря, в хорошую погоду, матросы могут видеть с одной стороны Этну в Сицилии, а с другой—Айнос на Кефаллении. Хвойные леса, от которых гора получила итальянское название Монтенеро, большею частию истреблены пожаром, но в нескольких уцелевших еще частях их растет великолепная ель особой породы. На самой вершине горы видны еще остатки храма Юпитера. Остров плодороден и населен; но величайшее его несчастие—недостаток воды: большая часть ручьев летом высыхает, и жители находятся иногда в очень бедственном положении. Известковая почва, вся в расщелинах, пробуравленная бесчисленными воронками, пропускает, как решето, дождевую воду, которая бьет ключами в самом море, далеко от томимых жаждой берегов. Но зато море в Кефаллении представляет явление странное и. быть может, единственное, а именно, оно вливает в гроты острова два большие ручья соленой воды, которые теряются где-то далеко в неизвестных галлереях.

Место этого странного исчезновения морских вод находится недалеко к северу от Аргостоли, города, который, благодаря своему прекрасно защищенному, хотя не глубокому порту, сделался одним из значительнейших торговых городов острова и имеет великолепное шоссе от одного берега залива к другому. Два морские ручья имеют достаточно сильное течение, чтобы ворочать колеса больших мельниц, которые не переставали правильно действовать—одна с 1835, а другая с 1859 г. Общее количество воды, доставляемой обоими потоками, равно, приблизительно, двум кубическим метрам в секунду, или точнее 160.000 кубических метров в день. Но куда девается эта вода? Собирается ли она под землей в обширные озера, в которых одинаковый уровень воды поддерживается одним её постоянным испарением, а соль скопляется на дне толстыми слоями, или, как думает геолог Вибель, излишек этих морских вод, распределяясь в трещинах почвы по бесчисленным жилам, поступает, вследствие гидростатического явления втягивания, в подземные ручьи пресной воды, протекающие в пещеристой почве острова, и образует вместе с ними ключи солоновато-пресной воды, бьющие в разных местах у подножия холмов? Положительно неизвестно; но вероятно то, что это подземное царство пресных, соленых и серных вод составляет одну из главных причин столь частых и опасных на Кефаллении землетрясений, хотя не столь частых, как на Санта-Мавре. Дома в Аргостоли, для большей устойчивости при сотрясениях почвы, строятся обыкновенно низкие. Остров Астерия, между Кефалониею и Фиаки, у которого, как описывает Гомер, было два порта, и на котором позднее стоял город Алалкоменас, теперь уже не существует; вероятно, он разрушен землетрясением, ибо в простом Даскалионском рифе нельзя видеть остатков этой некогда обитаемой земли.

Остров Фиаки, или Итаки, знаменитая Итака «божественного Улисса», может быть рассматриваема как продолжение Кефалонии, отделенной от него каналом Вискардо, с параллельными берегами, названным так в воспоминание завоевателя Роберта Гюискара. Остров этот так мал, что на нем легко можно было найти все места, о которых говорит Одиссей: источник Аретузы, высокую скалу, у подошвы которой Эвмей пас свое стадо, и даже, говорят, дворец Улисса; но не так давно пришлось разочароваться в достоверности всех этих фактов: как есть две Трои, две Пергамы, две Скамандры и два Симоиса,—говорит путешественник Жильерон,—так же точно существует две Итаки, два источника Аретузы и два грота Нимф. Неутомимый Шлиман, так много сделавший для исследования века Гомера, отыскал город, который, по всей вероятности, был столицей Итаки, и местонахождение которого вовсе не было исследовано прежними путешественниками. Между циклопическими остатками этого древнего города, где видны еще развалины 190 домов, но где их могло бы поместиться тысячи две, особенно замечательны валы и башни «замка Улисса» и акрополь, расположенный на треугольной площадке вершины Аэтоса, на высоте 360 метров над поверхностью моря. Черепки глиняной посуды, найденные в развалинах древнего города, не похожи на те, которые открыты во время раскопок Микен: они скорее приближаются к памятникам Трои; некоторые из них имеют надписи, еще неразобранные. На острове уже нет тех «темных лесов», которые некогда покрывали склоны горы Нериты. Жители Итаки очень гордятся своею маленькою, воспетою Гомером, родиною, и в каждой семье есть по крайней мере одна Пенелопа, один Улисс, один Телемак, хотя, несмотря на свои претензии, они вовсе не потомки хитроумного сына Лаэрта. В средние века остров этот был совершенно разорен опустошителями, так что венецианский сенат, в 1504 г., должен был предлагать даром земли Итаки колонистам с материка, с целью обратить эту пустыню в коммерческий порт. Большая часть переселенцев пришли с берегов Эпира, почему и греческое наречие островитян сильно переполнено албанскими словами. В настоящее время остров Итака хорошо обработан, и его порт, называемый Бати, т.е. «глубокий», близ которого расположился новый город, ведет довольно значительную торговлю коринкою, апельсинами, оливковым маслом и вином. Как во времена Гомера, остров Итака отличная «кормилица храбрых мужей». Жители его великорослы и сильны и, если верить энтузиасту Шлиману, добродетельны до того, что даже не знают о своей добродетели и не имеют никакого понятия о зле. Они очень серьезны, некоторые даже с меланхолическим оттенком в характере, и многие из них заболевают сумасшествием, столь редким среди остальных греков. Шлиман видит в них потомков финикиян и причисляет их к семитской расе; слово Итака так же, как имя африканской «Утики»,—происхождения финикийского и означает «колонию». Между фиакиотами нет ни богатых, ни бедных, но любовь к путешествиям побуждает значительное число их удаляться из отечества, почему их можно встретить во всех многолюдных городах Востока, особенно в Галаце и Браилове, где они занимаются хлебной торговлей, и некоторые из них, соединившись в товарищества, владеют большими судами на Дунае.

«Zante, fior dei Levante» (Занте—цветок Леванта)—говорят итальянцы, и действительно, древний Закинф богаче всех Ионических островов фруктовыми садами, возделанными землями, загородными домами: он имеет даже рощи, остатки лесов, о которых упоминают Гомер и Виргилий. Средину «Золотого острова» занимает большая равнина, расположенная между двумя рядами холмов средней высоты и представляющая обширный сад, в перемежку с виноградниками, которые дают превосходный коринфский виноград (коринку) и другие сорта винограда, получаемые из которых вина могут соперничать с лучшими винами Испании. Промышленные жители его не ограничиваются возделыванием своих собственных земель, а ходят еще обрабатывать поля в Акарнанию либо за плату, либо за часть урожая. Они выделывают также шелковые ткани, отличающиеся прочностью и красотою рисунка и очень ценимые на Востоке. Город Занте, расположенный на восточном берегу острова, против берегов Элиды, имеет вид вполне итальянского города; можно подумать, что он до сих пор представляет венецианскую колонию, как в прошлом столетии, во время рождения там поэта Гуго Фосколо. Над городом возвышаются развалины крепости, откуда можно видеть «всю Грецию, от Тайгета до Парнаса». Занте—самый богатый и самый чистенький из городов Кефалонского архипелага, но многие строения, разрушенные землетрясениями, еще не восстановлены. Около юго-восточной оконечности острова, т.е. около «Воскового мыса» (Кири), существуют источники горной смолы, эксплоатированные уже во времена Геродота; они дают еще при ежегодном сборе в апреле месяце около ста бочек смолы. Кроме того, есть источники нефти (которые одно время разрабатывались английскими промышленниками), вытекающие на берегу и даже бьющие со дна моря:— так, около мыса Скинари, на северной стороне острова, вода постоянно бывает покрыта жирным, вонючим слоем этой жидкости.

К Занте принадлежат также островки Стривали, древние Строфады, на которых, по мифологическим рассказам, летали отвратительные гарпии.