Глава V Европейская Турция

I. Общий вид

Из трех полуостровов южной Европы самое счастливое географическое положение имеет, может быть, Балканский полуостров, пользующийся наибольшими, пред остальными полуостровами, естественными преимуществами. Форма его превосходит богатством контуров форму Испании и даже Италии; берега его, омываемые четырьмя морями, изрезаны заливами и бухтами, окаймлены, как бахромою, ветвями полуостровов и окружены многочисленными островами. Многие из его долин и равнин не менее плодородны, чем берега Гвадалквивира и равнины Ломбардии; на нем встречаются два растительные пояса, и смешиваются в красивых пейзажах флоры двух разных климатов. Горы в Турции, живописная красота которых не прославляется только потому, что там редко бывают путешественники, не уступают, по своему величию, цепям других полуостровов и большею частью отличаются еще тою прелестью, которую придают горам леса. Правда, почти совершенное отсутствие дорог делает их в настоящее время не столь доступными, как Апеннины в Италии или сиерры в Испании, но во всяком случае средняя высота их меньше, и хребты их пересечены многочисленными проходами, а составляющие их подножие плоские возвышенности уже и более изрезаны долинами, чем высокие равнины Кастилии. Наконец, Испания и Италия совершенно загорожены с севера трудными для перехода горными стенами; турецкий же полуостров соединяется с телом материка незаметными переходами, не имея никаких естественных границ. Цепи Австрийских Альп продолжаются непрерывно в Боснии; Карпаты переходят через Дунай и связываются с системою Балконов, прорезанных многочисленными проходами.

Турция пользуется почти единственным на земле преимуществом, доставляемым её полуострову Фракии близостью и параллельностью берегов двух материков. Европа и Азия сходятся друг с другом и разделены только морскою рекою, соединяющею Черное море с Эгейским, у турок «Белым». Таким образом в этой части древнего мира пересекаются две оси—ось материков и ось внутренних морей. Представляя разом и перешеек, и пролив, Босфор и Дарданеллы, в одно и то же время, служат путем для коммерчерских флотов и местом перехода при движениях народов с одного материка на другой. Если бы Черное море вдавалось дальше внутрь земель и составляло бы, как было некогда, в древние геологические периоды, бассейн, соединенный с Каспийским и другими азиатскими морями, Константинополь сделался бы «Средиземным городом» всего Старого света. Он и был таким в течение тысячи лет, и хотя-бы даже ему никогда не суждено было вновь приобрести это название, он во всяком случае всегда останется центром тяготения, вокруг которого будут вращаться судьбы народов. Нынешний город может быть уничтожен, но он скоро возродится в том или другом месте, на берегу того или другого пролива, в этой области обмена между Европою и Азиею. На заре нашей истории могущественный Илион господствовал над входом в Дарданеллы. Он возродился затем на Босфоре; но если бы не возникла Византия, многие другие города, хотя и не столь облагодетельствованные природою, каковы—Александрия, Троя, Халкедон, Никея, Никомидия, могли бы сменить его.

Эта посредническая роль области проливов естественным образом должна принадлежать, хотя и в меньшей мере, всему побережью Эгейского моря. Известно, чем была Греция в истории человечества; но оставляя в стороне эту, политически-отдельную от Турции, страну, нельзя не признать того первостепенного значения, которое имели в летописях мира Фракия и Македония. Отсюда именно, после нашествия персов на Грецию, направилось обратное движение народов в страны Эвфрата и Инда. Здесь держалось римское могущество еще тысячу лет после того, как оно пало в самом Риме, и здесь же сохранилось то драгоценное сокровище греческой цивилизации, которое должно было «возродить» Западную Европу. Правда, пришествие турок вдруг прервало в стране всякую историю и всякое цивилизаторское действие. Эти завоеватели туранского племени успели утвердиться на полуострове Фракии, благодаря общему волнению, которое три тысячи лет не переставало увлекать народы с востока на запад. Прошло уже более пяти веков, как они поселились здесь, и более четырех веков, как сделались хозяевами всего полуострова,—и во все это время восточный Рим был как-бы отрезан от остальной Европы. Непрестанные войны между христианским миром и магометанами, необходимо вызываемые присутствием последних, роковое унижение побежденных и даже обращенных в рабство народов, наконец, беззаботный фатализм самих хозяев страны совершенно остановили нормальный прогресс в этих странах, которым гак покровительствует сама природа. Но уже пришло время для столь важной части Европы восстановить свое значение в общей экономии земли. «Мир клонится к Востоку»,—сказал Виктор Гюго.

Обширный фрако-эллинский полуостров так же мало известен, как центральная Африка. Несколько лет тому назад, путешественник Каниц удостоверил, что обозначенные на картах наобум реки, холмы и фантастические горы около Виддина,в непосредственном соседстве с Дунаем,—вовсе не существуют, и напротив, указал в различных частях центральной Болгарии втрое и вчетверо больше деревень, чем было означено на самых подробных картах. Другой географ, француз Лежан, убедился, что мнимое ущелье, перерезывающее поперек Балканскую горную систему,—совершенный миф. Затем, русские геодезисты, на которых было возложено измерение продолжения дуги меридиана на пространстве всего полуострова, нашли, что город София находится почти в сутках пути от того места, на котором он значился по лучшим картам, и, сверх того, по их же измерениям, оказалось, что положение всей цепи Балканских гор севернее, чем принимали до того времени. Сколько же подобных важных ошибок придется исправить относительно гор Пинда и плоскогорий Албании, куда до сих пор заглядывало такое ничтожное число ученых? А если не кончена еще предварительная работа простых открытий, то тем более должно быть не полно ближайшее исследование страны во всех её топографических подробностях и скрытых богатствах.

Во всяком случае, благодаря путешествиям и трудам многих ученых, между которыми следует упомянуть главным образом: Ляпи, Буэ, Викнеля, Лежана, Каница, Барта, Гохштеттера, Абдул-бея. и русских и австрийских рисовальщиков, сопровождавших свои армии во время последних войн с Турцией, почва Балканского полуострова уже известна во всех наиболее крупных чертах её рельефа и геологического строения. Это было делом не легким, ибо горные группы и цепи полуострова не представляют никакой правильной системы; в них нет какой-либо центральной гряды, от которой бы ветви расходились направо и налево и, понижаясь постепенно, сливались с равнинами. Напротив, центр Турции далеко не представляет самой её возвышенной местности, и самые высокие вершины группируются весьма не одинаково в разных частях страны. Орьентировка горных хребтов не менее разнообразна: они направляются во все стороны горизонта. Можно только сказать вообще, что цепи западной Турции развиваются параллельно берегам морей Адриатического и Ионического, а гряды гор Болгарии и восточной Румелии тянутся перпендикулярно к Черному морю и Архипелагу. По своему рельефу гор и общему склону Иллирийский полуостров, так сказать, оборачивается к европейскому материку спиною: высочайшие его вершины, самые обширные плоскогория и непроходимые леса находятся на западе и северо-западе и как-бы удаляют его от Адриатических берегов и равнин Венгрии; точно также и все его реки, направляющиеся к северу, к востоку, к югу,—в конце-концов изливаются в Черное и Эгейское моря, орошая своими водами прибрежные области, обращенные к Азии.

Крайний беспорядок горных цепей и групп влечет за собою подобный же беспорядок и в распределении народов полуострова. Различные группы переселенцев, были ли то дикия орды или мирные колонисты, шли ли они чрез проливы из Малой Азии, или чрез равнины Скифии по долине Дуная,—все они вскоре рассыпались по замкнутым долинам и безвыходным котловинам. Самые различные племена, запутавшись в этом лабиринте гор, сходились друг с другом как-бы случайно и почти всегда вступали в столкновение. Одни из них, более многочисленные, более храбрые в войне или более искусные в мирных промыслах, мало-по-малу увеличивали свои владения на счет соседей; другие же, напротив, побежденные в борьбе за существование, теряли всякую связь и разделялись на бесчисленные фракции, перестававшие даже знать друг друга. Население Венгрии, несмотря на смешение племен и языков, может был названо однородным, в сравнении с населением Турции, в некоторых округах которой есть общины, состоящие из представителей восьми или десяти различных рас, живущих рядом друг с другом на пространстве нескольких миль.

Тем не менее, однако, не могло не произойти, наконец, в этом хаосе общей осадки, и в наши дни война грубо распределила расы путем иммиграций и массовых изгнаний, сопровождавшихся эпидемиями и резней. В настоящее время, если не принимать в соображение бесконечной чрезполосности всякого рода и величины, территория полуострова может быть разделена на четыре большие этнологические пояса. Крит и острова Архипелага, прибрежье Эгейского моря и восточный склон Пинда и Олимпа—населены греками; пространство между Адриатическим морем и Пиндом—албанцами; область Иллирийских Альп, на северо-западе, занята славянами, известными под разными именами:—сербов, кроатов, босняков, герцеговинцев, черногорцев; наконец, оба склона Балкан, Деспото-Даг и равнины Восточной Румелии принадлежат болгарам. Что же касается самих завоевателей страны—турок, то они рассеяны по разным местам более или менее значительными группами, в особенности около столицы и укрепленных мест. До недавнего времени единственной и обширной частью страны, где они являлись обладателями в этнологическом смысле, был северо-восточный угол полуострова, между Балканами, Дунаем и Черным морем.

Иллирийский полуостров и турецкие острова:

Предсказания насчет Турции, которыми Европа услаждает себя уже полвека, все еще не исполнились. Давно уже минуло четыре века со времени взятия Константинополя, а Турция все еще «не переброшена через пролив». «Больной человек»—как называют дипломаты империю Османов,—борется с смертью гораздо успешнее, чем ожидали, и соседния державы никак не могли еще столковаться насчет дележа её останков. Правда, что без перемежающейся поддержки Англии, без соперничества Австрии с Россией, Турция давно бы уже покончила свое существование; несмотря на трактаты «вечного мира», ей грозит серьезная опасность от врагов, а враги Турции—это все пограничные с ней государства,—опасность тем большая, что в сербском, болгарском и греческом элементах своего народонаселения Турция имеет крайне горючий материал, готовый ежеминутно вспыхнуть в грозное восстание. Пока лучшая защита Турции—это интересы европейского «равновесия», или, вернее сказать, взаимная зависть европейских держав. Но, тем не менее, эта обширная империя, простирающаяся до самой Аравии и чрез своего вассала, хедива египетского, владевшая еще недавно, в качестве сюзерена, Нубией, Дарфуром и частью Абиссинии, дала уже трещины в разных местах. Весь северный склон Балкан только номинально подчиняется еще владычеству Турции; ни единая капля дунайских вод не течет по турецкой территории, и даже истоки многих рек, впадающих в Эгейское море, перестали орошать землю Османов, Батум отошел к России и причислен к Закавказью; Кипр стал английским островом; Тунис принадлежит отныне французам. Центр тяжести Оттоманской империи переместился, он более уже не в Европе, а Малая Азия, в середине которой он ныне находится, истощена, в конец разорена голодом и совершенно беззащитна относительно России.

Оттоманская империя занимает громадное пространство, от пяти до шести миллионов квадр. километров,—пространство, точные границы которого указать невозможно, ибо к югу и юго-западу владения султана теряются в неизследованных пустынях Судана. Однако, Нильский бассейн, собственно говоря, не может уже идти в счет; внутренняя Аравия принадлежит вагабитам; южные берега Гадрамаута населены или свободными, или подчиненными Англии народцами. Наконец, даже между Сирией и Евфратом многие округа хотя и управляются номинально турецкими пашами, но, в сущности, совершенно открыты набегам и грабежам бедуинов.

Собственно Оттоманская империя заключает в себе, кроме европейских провинций, Малую Азию, Сирию, Палестину, двойной бассейн Тигра и Евфрата, Геджас и Иемен в Аравии и Триполи в Африке. Эта территория занимает пространство в 400 миллионов гектаров, т.е. приблизительно в восемь раз больше Франции, но население её далеко не так густо, как население Западной Европы, и едва-ли переходит за 30 миллионов человек, при чем некоторые статистики полагают, что число это миллиона на два или на три превышает истинную цифру населения.

Европейская Турция, в состав которой Босния, Герцеговина, Болгария и Восточная Румелия уже не входят, представляет собою государство средней величины, поверхность которого не более двух пятых территории Франции.

Со времен Шатобриана вошло в поговорку выражение, что турки остановились в Европе лишь временным лагерем, и что они сами ждут не дождутся, как-бы им поскорее вернуться в степи, из которых они некогда пришли. И словно в предчувствии этого, многие стамбульские турки завещают погребать себя на Скутарийском кладбище, как-будто желая спасти прах свой от попирания нечестивой ногой гяуров, когда они явятся в Константинополь в качестве хозяев. Во многих местах и живые подражают в этом отношении мертвым: незначительное, но постоянное переселение с островов Архипелага и побережья Фракии ежегодно уносит в Азию известное количество старотурецких семейств, недовольных всей этой европейской цивилизацией, все глубже и глубже вторгающейся в их неподвижную, восточно-ленивую атмосферу. Но переселения эти слишком единичны и не могут идти в сравнение с тем массовым «исходом», который произошел в Балканах, благодаря последней русско-турецкой кампании. Число выселившихся со времени русской оккупации мусульман простирается до миллиона. Некоторые округа совершенно изменили свое население; турки ушли, взамен их явились славяне, и все стало другое—язык, религия, нравы. Интересно знать, повторится ли и в каких именно размерах это явление, в случае полного изгнания турок из Европы? По крайней мере «юруки» в Македонии и те коньяриды, которые живут в горах Румелии с одиннадцатого века, вовсе не думают покидать землю, издавна ставшую их родиной. Чтобы подавить турецкий элемент на фрако-эллинском полуострове, пришлось бы приступить к их полному искоренению, т.е. поступить с магометанами свирепее, чем поступали они некогда, в эпоху завоевания, в ту эпоху, когда они говорили, что там, где прошел их конь, не выростет и трава. Надо принять в соображение и то обстоятельство, что, как-бы ни были турки Балканского полуострова малочисленны по сравнению с другими племенами, они, во всяком случае, опираются на миллионы магометан албанских, боснийских, болгарских, черкесских и ногайских. Мусульман в Европейской Турции около трети всего населения и, несмотря на различие племен, их скрепляет друг с другом общая религиозная ненависть к остальным народностям. Не надо забывать также и того, что турецкие мусульмане являются представителями ста пятидесяти миллионов своих единоверцев остального мира, и что эти народы принимают, все большее и большее участие в общем, движении человечества в Азии и Африке.

Не может быть сомнения, чти в недалеком будущем не-магометанское население Турции, стоящее далеко выше турок как по численности, так и по промышленной деятельности, по уму и развитию, достигнет превосходства над своими теперешними властителями и по политическому значению: это неизбежный результат истории. Приверженцы доброго старого времени, османли, сохранившие еще зеленую чалму своих предков, с отчаянием ждут наступления этой неминуемой развязки. Поэтому они противятся всеми силами всяким административным или материальным переменам, могущим, по их мнению, ускорить полную эмансипацию презренных «райев», и прибегают с этой целью или к открытому противодействию, или к намеренной медленности в практическом осуществлении этих перемен. Все европейские новшества представляются им, как это есть и на самом деле, прелюдиею большего социального преобразования, которое совершается против них. И действительно, не райям ли в особенности приносят пользу книги и школы; не райи ли пользуются путями и железными дорогами, торговыми портами и всеми новыми фабричными и земледельческими машинами? Благодаря европейским искусствам, и науке, босняки, болгары и сербы начали уже сознавать свое родство; албанцы и валахи стали сближаться с греками, все давние подданные султана—сознавать себя европейцами, подготовляя, таким образом, в будущем Дунайскую конфедерацию.

Между материальными переворотами, совершающимися в Турции, наибольшее значение для общих интересов Европы и всего мира представляет открытие прямого железно-дорожного пути из Вены в Константинополь. Эта давно обещанная железная дорога, устройство которой замедлялось из году в год финансовыми стеснениями, дополняет собою большую диагональ материка на пути из Англии в Индию. Полуостров разом, так сказать, повернется лицом. Он смотрел до сих пор к Архипелагу и Малой Азии, а теперь начинает обращаться и к Европе, от которой он отделен Скаром и Балканами,—а это влечет за собою весьма важную экономическую перемену. Путешественники и товары, вместо того, чтобы делать большой крюк по Дунаю или Средиземному морю, будут следовал прямым путем, из Босфора в Центральную Европу, и Константинополь будет утилизировать все сходящиеся в нем торговые пути, а следовательно и изменение торгового равновесия отзовется постепенно во всех концах мира. Но еще гораздо более серьезное значение будут иметь те изменения, которые должны совершиться в среде» самого населения. Для связанных друг с другом различных народностей Балканского полуострова и Австро-Венгрии откроется тогда более обширное поле столкновений. Все эти народы или фрагменты народов, занимающие более четверти Европы, от берегов Балтийского до берегов Эгейского морей, требующие себе равноправности и политической автономии, будут сгруппировываться соответственно своему естественному родству и подготовлять себя нравственною солидарностью к учреждению свободных федераций. Каков бы ни был исход готовящихся в Турции событий, можно сказать с уверенностью, что страна эта вообще по своему политическому движению, по социальным условиям, правам и идеям, становится все более и более страною европейскою. Теперь уже не то время, когда стамбульские дипломаты, вовсе не понимавшие слова «республика», решились признать французскую «республику» только потому, что она, как особа женского рода, не могла жениться на австрийской принцессе.