II. Бассейн По

Пиемонт, Ломбардия, Венеция и Эмилия

Большая долина По, называемая иногда Верхнею Италиею, так как занимает северную часть полуострова, должна была бы называться наоборот—Нижнею Италиею, потому что она занимает более низкую поверхность, чем другие группы провинций. Эта область резко ограничена, ибо входит в состав самого корпуса материка, и с южной стороны обнесена длинным валом Апеннин. Ныне это речная долина, а еще, вероятно, в плиоценовую эпоху она была морским заливом. Залив этот мало-по-малу был загроможден наносами, принесенными реками, и постепенно приподнят действием внутренних сил, между тем как выше ручьи увеличивали равнину, размывая и подтачивая основания гор. Таким образом, благодаря работе многих веков, бассейн получил весьма правильный наклон. В ту эпоху, когда воды Адриатического моря проникали в долины между подошвами Мон-Розы и Визо, Италия соединялась с материком только посредством тонкого стебелька Лигурийских Апеннин, если только не принимать в соображение неразрушенного тогда еще морем горного перешейка, соединявшего Корсику и Сардинию с континентальными Альпами.

Ни одна страна Европы не окружена таким горным поясом, и весьма немного стран в мире, которые можно было бы сравнить с Италиею по величию горизонта. На юге Апеннины возвышаются над поясом леса и своими скалами, лесами и пастбищами составляют совершенную противоположность однообразной равнины; на западе и севере, от ущелья Тенде до проходов Истрии, возвышаются во всем своем величии покрытые льдами Альпы. Над равнинами Салюса возвышается Визо, названный так за красоту своего вида и господствующий над всем гребнем своею отдельною высокою пирамидою; из маленьких озер его ледников вытекает журчащий ручей, который принимает название По; к северо-западу от Турина, опирается на огромные предгорья Большой Парадиз с громадными ледниками; недалеко от этой центральной группы является Гривола, представляющая, может быть, самую изящную и наиболее грациозно-изваянную вершину Альп; в углу всей горной альпийской системы возвышается, как остров над морем гор, купол Мон-Блана; громадная масса Мон-Розы, увенчанная своею семиконечною диадемою, выдвигает свои выступы в Швейцарию. Затем следуют группа Шплюгена, Ортелес, Адамелло, Мармолата и многие другие вершины во всей свойственной им красе. Когда, в ясное солнечное утро, вы видите с высоты Миланского собора большую часть бесконечного амфитеатра, раскинувшагося вокруг зеленеющей равнины и её бесчисленных городов, вы можете восторгаться тем, что дожили до созерцания этой величественной картины.

Альпы, опоясывающие Италию, взятые в целом, могут быть рассматриваемы, как географическая принадлежность соседних стран. Та же самая причина, которой итальянский склон обязан своею прелестью, сделала эти горы естественной принадлежностью Галлии и Германии. Весь склон Альп с южной стороны можно охватить одним взглядом: вы созерцаете в одно и то же время и поля, засаженные виноградниками и шелковицею, и леса буков и лиственниц, и луга, и обнаженные скалы, и ослепительные льды; но земледелец решается пускаться в эти неприступные места только вследствие крайней бедности. На другом, более длинном и, сверх того, обращенном к северу склоне горы представляют вообще не столь разнообразный вид, земли здесь не столь плодородны, но зато жители верхних долин и плоскогорий имеют то преимущество, что могут легко переступать хребет и спускаться по южным склонам. Причина этнологического преобладания, выпавшего на долю народов галльского и германского происхождения, независимо от соблазнов, порождаемых в завистливых горцах видом равнин Италии, заключается также и в самом строении Альп. Вне альпийского пояса итальянский язык слышится только в отдельных пунктах, между тем как элементы французский и германский весьма сильны на внутреннем склоне.

По сю сторону линии раздела, ограничивающей бассейны По, Адижа и венецианских рек, Италия владеет нераздельно лишь немногими из больших горных групп, образуемых системою Альп. Самую значительную из них по высоте своих вершин, по массивности предгорий, по количеству льдов и обилию вод представляет Большой Парадиз, возвышающийся к югу от Доры Балтеи, между группою Мон-Блана и равнинами Пиемонта. Странно, что эта гордая группа смешивалась и теперь еще во многих документах смешивается с другим, гораздо более низким гребнем, который находится в 20 километрах к западу, на французской границе, рядом с ущельем или «горою» Изераном. Но эта мнимая гора Изеран, имя которой фигурирует на всех картах, вовсе не существует, как доказал впервые английский путешественник Матьюс, и приписываемая горе высота, превышающая 4.000 метров, составляет в действительности высоту Большого Парадиза. В начале нынешнего века в этой области Альп бывали лишь весьма немногие посетители, и в течение почти пятидесяти лет никто не был в состоянии обнаружить ошибку, в которую впал Корабеф, геодезист, давший название прохода измеренной им большой вершине. На карте инженера Бергонио, относящейся к концу семнадцатого века, есть также мнимая гора Изеран, обозначенная в большом расстоянии к северо-востоку от называемого этим именем ущелья.

Другие группы итальянских Альп, возвышающиеся отдельно к югу от среднего хребта системы, уже не так высоки, как Большой Парадиз. Правда, Италия в этой части своих окраин была лишена Швейцарией и австрийским Тиролем значительных областей, которые по склону вод, а также по языку и нравам жителей, казалось-бы, должны принадлежать ей. Вся верхняя долина Тессина и даже некоторые из долин, изливающие свои воды в Адду, сделались гельветическими землями; весь верхний бассейн Адижа, до озера Гарда включительно, принадлежит политически Австрии, точно так же, как и верхняя Брента. Две единственные альпийские реки южного склона, которые текут почти целиком по итальянской почве,—это Пиаве и Тальяменто. Вследствие этого нарушения естественных границ, многие горы с ледяными вершинами, хотя географически и расположены к югу от центральной альпийской цепи, тем не менее, находятся либо в Австрии, либо на границе. Таковы, между гигантами центральной Европы Ортелес, Мармолата, Симон делла Пала, с вертикальными склонами, которые так же грандиозны, как и склоны Сервена. Что касается до страшной Монте-делле-Дисграцие, к югу от Бернины, то это вершина—итальянская; группа Камоника, которая ограничивает с севера ущелье горы Тональ, знаменитое в народных легендах и над которым господствует Адамо или Адамелло, весь покрытый ледниками, спускающимися к верхнему Адижу,—главными вершинами своими точно также принадлежит Италии; наконец, далее на востоке, в бассейне Пиаве, гора Антелао, представляющая громадную изрытую пирамиду, с снежным обелиском на вершине, и многие другие, хотя и не столь высокие горы, выдвигаются своими выступами на венецианскую территорию. В главных ущельях и у входа в большие альпийские равнины недавно построено несколько метеорологических станций. Самая высокая из этих метеорологических обсерваторий находится в ущелье Вальдоббиа, к югу от Мон Розы, на высоте 2.548 метров, почти на 300 метров выше станции на бигорском Pic-du-Midi.

Большая часть альпийских групп Ломбардии и Венеции, представляющих собою предгорья между главною цепью и равниной, по своей средней высоте почти равны Апеннинам и не достигают границы постоянных снегов. Но зато вид их тем красивее. На вершине их вы находитесь между двумя поясами, и контраст является полным: во всех окружающих долинах виднеются города и обработанные земли, между тем как к северу рисуются на небе блестящие профили снежных вершин и пустынь, возвышающихся одни над другими. Некоторые из этих гор, по своей удивительной панораме, красивее больших вершин и ежегодно привлекают к себе толпу посетителей Италии. В особенности любят туристы взбираться на горы, окруженные синими водами ломбардских озер, как Моттероне, при озере Маджоре, Дженерозо, возвышающийся пирамидою среди равнин, в которых голубые воды перемешиваются с зеленью лесов и лугов, на величественные горы, возвышающиеся между двумя заливами озера Комо и морем зелени Брианцы, на продолговатую вершину Монте Бальдо, выдвигающую свои выступы, как львиные лапы, в волны Гардского озера. Прекрасные горы Вальтелины, или цепь Оробия, к югу от впадины, по которой течет Адда в своем верхнем течении,—уже не столь известны, вследствие отдаленности от больших городов; но они заслуживали бы таких же частых посещений, как и самые знаменитые вершины, расположенные в соседстве с равниною. Они образуют настоящую сиерру, высотою средним числом в 2.800 метров, изрезаны весьма высокими ущельями и на северных своих склонах имеют несколько небольших ледников; у подошвы этих гор можно подумать, что видишь Пиренеи. Что касается доломитовых вершин, возвышающих свои стены между Тиролем и венецианскими равнинами, то они весьма своеобразны. Их белые утесы виднеются сквозь зелень сосен, и выделяющиеся из синевы озер и слегка окрашенные в розовый цвет и другие тонкие оттенки, они производят удивительный эффект. Геолог Рихтгоф и другие ученые полагают, что эти отдельные группы представляют собою древние коралловые острова, атоллы, поднявшиеся со дна моря до различных высот, от 2.000 до 3.300 метров. Как бы то ни было, горы эти придают естественной красоте всех альпийских местностей чрезвычайную оригинальность цвета и вида.

Предгорья итальянского склона, точно так же, как и на северном склоне Альп, в Швейцарии и Австрии, по мере приближения к аллювиальной равнине, представляют все более и более новейшие геологические формации. Метаморфические породы, verrucano, доломиты, мраморы и различные другие породы опираются на граниты, гнейсы, сланцы верхних массивов; затем следуют преимущественно слои эпохи триасской и юрской; еще ниже—третичные террасы и холмы из мергеля, глины и скученного булыжника. К этой именно формации относится Монте Болька, к северо-западу от Вероны, знаменитая в геологическом мире множеством открытых в ней ископаемых животных и растений,—Агассиц насчитал там не менее ста двадцати семи видов рыб, половина которых существует еще и в настоящее время. Наконец, вся равнина Пиемонта и Ломбардии, за исключением возвышающихся здесь отдельных пригорков и редких клочков, оставшихся по её краям морских осадков, состоит из обломков, принесенных потоками. Толщина их вовсе неизвестна, ибо различные бурения, произведенные в глубинах этих куч, все не доходили до твердой почвы. Если предположить, что отлогости Альп и Апеннин продолжаются однообразно под равниною, то дно громадного слоя булыжника приходилось бы на 1.260 метров ниже поверхности. Очевидно, что масса обломков, оторванных от боков Альп потоками и ледниками, не меньше по объему иной большой горной системы, и при этом сюда надо присоединить еще громадное количество их, унесенное на дно морское.

Высоты некоторых вершин итальянских Альп суть: Монте-Визо 3.836 м.; Большой Парадиз 4.178 м.; Монто-делле-Дисграцие 3.680 м.; Адамелло 3.556 м.; Антелао 3.255 м.; Бруноне (цепь Оробиа) 3.161 м.; Моттероне (предгорье) 1.491 м.; Дженерозо 1.728 м.; Монте-Бальдо 2.228 м.; Монте-Болька 958 м.

Большая равнина, которая, повидимому, составляет продолжение горизонтальной поверхности Адриатического моря до подошв Мон-Розы и Визо, окружает собою, как море, полуострова и местами несколько архипелагов. Третичные холмы северного Монферата и Астезана, к востоку и северо-востоку от Турина, изрытые во всех направлениях бесчисленными ручьями, образуют горные группы от пяти до семи сот метров высоты, совершенно отделенные от Альп Лигурии и Апеннин впадиною, по которой протекает Танаро. У самого основания Альп, скалы Кавур и другие возвышенности из гранита, гнейса и порфира вздымаются своими круглыми или пирамидальными вершинами над равнинами, которые сглажены водами и правильно склоняются по течению По. К югу от Пиаве хребет Боско-Монтелло в венецианских равнинах представляет также совершенно островную массу; даже на берегу По, между Павией и Пиаченцою, есть каменистый и песчаный холм, весьма богатый ископаемыми, на котором стоит деревня Сан-Коломбано, с виноградниками. Наконец, к востоку от озера Гарда возвышаются среди равнины многие вулканические группы, прикрытые с боков меловыми формациями. Кратеры гор Беричи около Виченца и холмов Эвганейских, неподалеку от Падуи, не извергают лавы уже с незапамятных времен, но теплые и газовые источники, текущие в чрезвычайном изобилии из трахитовых и базальтовых расселин, свидетельствуют еще о значительной деятельности подземных горнов в этой области Италии. В соседних Альпах, особенно в окрестностях Беллуно и Бассано, землетрясения весьма часты,—оттого ли, что в глубинах обрушивается и оседает пещеристая почва, или оттого, что скрытые горны лавы имеют еще некоторый жар.

Средний склон По: исток По 1.952 м.; Салюс 366 м.; Турин 230 м.; Павия (устье Тессина) 100 м.; Пиаченца 66 м.: Кремона 45 м.; Мантуа 27м.; Феррара 5 м.

На северном склоне Апеннин, обращенном к вулканическим областям Вероны и Вичентина, тянется такой же пояс, который хотя и не имеет большего значения в геологической истории полуострова, но весьма любопытен по совершающимся в нем явлениям. В непосредственном соседстве с гребнем гор, к югу от Модены и Болоньи, из расселин земли вырываются местами струи водорода, особенно по близости серпентиновых скал; в некоторых местах пользовались этим огнем для приготовления извести и других мелких промышленных работ. Эти газовые токи—Пьетра-Мала, Поретта, Баригаццо—представляют собою «горящие фонтаны», которые были так знамениты в средние века, вследствие самопроизвольных возгораний, светивших по ночам путнику. Параллельно этому поясу горящих местностей, но гораздо ниже, при самом переходе в равнину, есть другая расселина почвы, обнаруживающаяся рядом грязевых вулканов, или bombi, из которых самый знаменитый—Сассуоло, близ Модены. Самый большой из этих вулканов, Нирано, имеет кратер около километра в окружности; стенки кратера, из синей глины, достигают 70 метров высоты, на внутренней его площадке находится до сорока второстепенных мелких кратеров. Другой вулкан, Кверцола, расположенный в 18 километрах к югу от Реджио, в 1881 г. изверг поток грязи длиною в 400 метров; извержению предшествовало землетрясение. До Пиемонта включительно чрезвычайно обильные теплые источники, особенно источники Акви, свидетельствуют, повидимому, об остатках вулканической деятельности.

Громадный полукруг альпийских долин, равнин и стелющихся у основания амфитеатра гор сохраняет еще многочисленные следы ледников, которые с начала нынешней геологической эпохи выступали из великой Сибири снегов, занимавшей центр Европы. От долины Танаро, в лигурийских Альпах, до долины Изонцо, спускающейся с гор Каринтии, нет ни одного речного выхода, который не представлял бы груд обломков, принесенных некогда льдами и одетых теперь растительностью. Большая часть древних ледяных потоков, изливавшихся в равнины, превосходили длиною своею глетчеры, текущие в Швейцарии по склонам Мон-Розы и Финстерааргона, и самые большие из них достигали такого развития, что их нельзя сравнивать даже с ледниками Каракорума и Гималайя. Надо идти в Гренландию или антарктические полярные страны, чтобы найти такия ледяные реки, которые могли бы напомнить тот вид, какой представляли швейцарские Альпы в ледяной период.

Уже один из самых маленьких потоков кристаллизованного снега, именно тот, который спускается с гор Тенде к Кунео, имел не менее 46 километров длины. Ледник Доры-Рипарии, в который стекались льды гор Женевры, Табора и Сениса, был в два раза длиннее, и оставленные им морены, возвышающиеся почти до самого Турина, представляют настоящий амфитеатр холмов, местами размытых водою; простолюдины называют их областью камней, «regione alle pietre». Севернее, все ледяные потоки, родившиеся в впадине Пеннинских Альп, от Большого Парадиза до горной группы Мон-Розы, соединялись в одну реку, в 130 километров длиною, которая изливалась в равнину далеко за Ивреею, и гигантские наносы которой оказываются на 330 и даже на 650 метров выше долины, в которой текут теперь воды Доры-Балтеи; простая боковая морена, « Забор» или Серра Иврейская, скаты которой одеты каштанником, тянется на пространстве 28 километров восточнее реки, подобно совершенно правильному наклонному валу. Большая же морена на западе, называемая холмом Броссо, не так заметна, потому что не столь высока, особенно в сравнении с возвышающеюся за нею группою высоких Альп; но на юге, разорванный вал передней морены тянется еще вполне сохранившимся полукругом. В нагроможденных обломках, у подошвы древнего ледника, смешиваются разрушившиеся скалы Мон-Блана с скалами, составлявшими некогда часть Маттергорна. И, однако же, этот удивительный, наиболее исследованный в своих подробностях геологами Гюйо, Гастальди, Мартеном и др., ледяной поток значительно уступал близнецам-ледникам Тичино и Адды, которые, от Симплона до Стельвио, текли к югу в котловины, занятые ныне озерами Маджиоре и Комо, наполняли боковыми своими ветвями извилистую впадину озера Лугано, и затем, пройдя от 150 до 190 километров, изливались в равнины Ломбардии, окружая многочисленными разветвлениями своей дельты, на подобие островов, наиболее выдвигавшиеся вперед отроги Альп. К востоку от этой сети ледников, ледник Олио или озеро Изео, длиною почти в 110 километров, конечные морены которого, по измерению де-Мортилье, имеют не менее 300 метров вышины, мог быть второстепенным потоком, но непосредственно за ним следовала громадная и самая значительная в южных Альпах ледяная река, именно река долины Адижа. От начала своего, в горной группе Эцталя, до конечных морен, к северу от Мантуи, эта твердая река имела около 280 километров длины: один из её рукавов, выходивший в долину Дравы, спускался в равнины, где находится ныне Клагенфурт, между тем как главная масса направлялась к югу по впадине, в которой течет Адиж, затем обтекала двумя рукавами Монте-Бальдо, наполняла впадину Гардского озера и несла перед собою настоящий полукруглый вал высоких морен. Что касается других ледников, находившихся далее к востоку, каковы ледники Бренты, Пиаве, Тальаменто, то они, по необходимости, были сжаты в более тесных границах, вследствие сравнительно небольшого пространства их бассейнов.

Эрратические валуны, из коих некоторые были величиною с целый дом, теперь уже не очень многочисленны: их разбивают каменщики, и если не позаботятся сохранить некоторые их образчики, как национальную собственность, то они скоро совсем исчезнут. В Пианецце, при выходе долины Сузы, есть один серпентиновый валун, выдающаяся часть которого, уже значительно обломанная, имеет не менее 25 метров длины, 12 ширины, 14 вышины, приблизительно 2.500 кубических метров в объеме; на одном из его концов стоит часовня. Великолепные эрратические камни встречаются также в горах, которые возвышаются между двумя разветвлениями озера Комо; из этих валунов были высечены огромные колонны окрестных церквей и дворцов. Наконец, обращенный к Альпам склон туринских холмов точно также усеян множеством блуждающих камней, но неизвестно еще, каким образом они могли попасть сюда, ибо морены древних альпийских ледников остаются в равнине на значительном расстоянии к северу. Что касается мелких ледниковых остатков, то их существуют такия огромные кучи, что человек вряд-ли был бы в состоянии расчистить их. Знаменитые в военной истории холмы Сольферино, Кавриана, Сомма-Кампанья состоят целиком из этих обломков, упавших с боков центральных Альп, которые тогда были гораздо выше, чем ныне.

Отодвигаясь к верхним долинам, ледники южного склона Альп постепенно обнажали покрытую ими почву и открывали те глубокия впадины, которые заняты теперь прекрасными озерами Ломбардии. Эти озерные резервуары, в новейшие времена нашей планеты, имели весьма различную геологическую историю. Когда равнина Пиемонта и Ломбардии была заливом Адриатического моря, эти впадины, дно которых ниже уровня моря, должны были представлять собою морские заливы, подобные нынешним фиордам Шпицбергена и Скандинавии. Есть даже одно весьма любопытное свидетельство этого древнего порядка вещей: во всех ломбардских озерах водится вид сардинки, усатый головач, который, по мнению натуралистов, имеет океаническое происхождение; в Гардском озере, которое ближе всех к морю и отделилось от него не в очень отдаленные времена, водятся кроме того еще две морские рыбы, применившиеся к своей новой среде, и еще одно маленькое морское ракообразное—кревет. Соленая вода, в которой жили эти животные, должна была постепенно исчезнуть от действия ледников; бассейны фиордов в конце-концов должны были оказаться почти совершенно заполненными, и единственными остатками древних морских рукавов оказалось несколько небольших резервуаров пресной воды, удерживавшихся там и сям, между стенами гор и наступающею массой льдов. В течение этого времени морены, ледниковые остатки, разнесенные потоками наносы—совершили свое геологическое дело, и когда, с новою переменою климата, ледники начали и отступательное движение, огромные впадины бывших фиордов были заняты постепенно, вместо льдов, голубыми водами озер; наносы же, принесенные с гор, преградили всякое сообщение моря с его бывшими заливами.

Число альпийских озер с тех пор значительно уменьшилось, и оставшиеся из них не перестают убавляться. В тесном корридоре Пиемонта, куда стекаются потоки с Апеннин, Монферата, западных и гельветских Альп, древние озерные впадины давно уже занесены толстыми слоями принесенных водою наносов, и вместо них остаются только незначительные «озерки». Первые водные площади, заслуживающие названия озер, встречаем только в нижнем Пиемонте, среди равнин, простирающихся по обе стороны Доры-Балтеи. Маленькое озеро Кандия, к западу от этой реки, представляет каплю на дне чаши в сравнении с тем внутренним морем, которое вытекло из неё, когда Дора прорвала себе брешь в полукруге больших морен, составлявшем южную плотину резервуара. Поверхность воды, изображенная на карте Пейтингера под именем lacus Clisius, расстилалась тогда на пространстве нескольких сотен квадратных километров. Дора, пересекающая ныне равнину с севера к югу, вытекала некогда из озера гораздо восточнее, к верху от невысокого порога, ограничивающего с юга laghetto Виверон или Азельо. Равнина, обозначаемая еще и теперь именем «Мертвая Дора» (Dora morta), свидетельствует о значительных переменах, совершившихся в географии этой части Пиемонта. По летописям, последний акт этого переворота в течении Доры совершился в четырнадцатом веке: поля Азелио, Альбиано, Страмбино, усеянные тогда торфяными ямами и болотами, еще только-что выходили из воды.

С истощением этого резервуара, ряд значительных озер стал начинаться на западе озером Вербано или Маджиоре, которое называется этим именем неправильно, так как уступает в протяжении озеру Гардскому. Древние морские берега, среднее возвышение которых над уровнем моря превышает 400 метров, показывают, что этот большой резервуар, равно как его западный данник, озеро Орта, и восточные озера Варезе, Коммабио и Лугано, ограниченные с юга древними передними моренами, составляли одну поверхность воды, разбитую на множество заливов, вдававшихся в альпийские долины. Но постоянное углубление русла выходной реки в кучах обломков, сдерживающих озеро над нижними равнинами, мало-по-малу понизило выходной проток и произвело исчезновение всего поверхностного слоя озерных вод. Ледниковые террасы, подточенные в своем основании рекою Тичино, при выходе её из озера Маджиоре, возвышаются ныне крутым скатом, более 100 метров вышиною, над речным ложем; точно также всякий из потоков, заменивших собою соединительные проливы, как: Строна, озеро Орта, Треза, озеро Лугано и различные истоки Варезе, текут между высокими берегами или, вернее, по дну ущелий, промытых постепенно действием воды.

Эти значительные перемены в системе озер совершились в течение неизвестного ряда веков, но ход их все-таки был на столько быстр, что их можно, говоря сравнительно, рассматривать, как настоящий геологический переворот. Современная история рассказывает нам, что наносы рек Тичино и Маджии, на швейцарском конце озера Маджиоре, оттесняют озеро на наших глазах, и что пристани должны перемещаться постепенно вслед за убегающим берегом. Деревня Гордола, расположенная почти в двух километрах от берега, на Верзаске, семьсот лет тому назад была пристанью. В наше время вода так быстро отступает от пристани Магадино, при входе Тичино, что деревня эта беспрестанно должна передвигаться вдоль по берегу; дома нужно было бы делать подвижные, чтобы следовать отступательному движению озера Маджиоре. Шестьдесят лет тому назад суда нагружались более, чем на километр далее к верху, у пустынной набережной, окруженной ныне развалинами. Залив Локарно, наибольшая глубина которого теперь уже не более сотни метров, обречен на постепенное преобразование в отдельное озеро, ибо надвигающиеся в него широким полукругом наносы Маджии уменьшили уже на половину серединное пространство, отделяющее оба его берега. Подобное же явление совершается с заливом, в котором расположены Барромейские острова. Соединенные наносы Строны и Точе отрезали озеро Мергоццо от главной массы воды и оставили его среди полей, как-бы свидетелем бывших очертаний Вербано.

Озеро Ларио или Комо, соперник по красоте озеру Маджиоре, также находится на пути к быстрому засорению. Река Адда, входящая в озерную впадину сбоку, есть, как и Тичино, один из самых деятельных работников. В римскую эпоху навигация совершалась свободно до той деревни, которая по своему положению на северном конце озера получила, говорят, название Summulacus, ныне Самолако. Но пока поток Меры наполнял своими наносами верхнюю равнину, Адда перерезала постепенно озеро на две части болотистою равниною. К северу от дельты остается поверхность воды, убывающая с каждым веком и имеющая глубины не более 50 метров,—lacus dimidiatus, называемое ныне Меццола. Рано или поздно, это озерное пространство перестанет существовать и заменится просто речным руслом, извивающимся по равнине. Подымающиеся из полузатопленных еще земель миазмы часто обезлюживали окружающие местности, так что старый, бывший испанский, форт Фуэнтес, защищавший вход долины Адды или Валь-Телины (Valteline), служил не более, как госпиталем для своего несчастного гарнизона.

Ветвь Лекко, чрез которую протекает Адда, точно так же, как и северная оконечность Ларио, была разрезана на части. Наносы, приносимые потоками с Розегона и соседних гор, разделили озерную долину на целый ряд маленьких водных пространств, которые связывает между собою Адда, как серебряная нить, на которую нанизаны жемчужины ожерелья. Один труд природы, рано или поздно, неминуемо засыпал бы все эти впадины, и озерную долину превратил бы в речную; но на помощь геологическим агентам явился человек и урегулировал течение Адды сквозь заграждавшие ее плотины обломков и умерил тем разливы озера Комо, которое часто подымалось метра на четыре выше обыкновеннаго уровня и грозило низким частям прибрежных городов затоплением. Благодаря сломке жилищ рыбаков, которые останавливали воду, и прорытию порогов, нижнее озеро, Бривио, было уничтожено, а другие озера значительно уменьшены. Различные озера Бриянца, тянувшиеся цепью между ветвью Лекко и Комо и дополнявшие некогда треугольную кайму вод высокой горной группы Ламбро, большею частию осушены и покорены земледелию. Самые значительные из них, по свидетельству Паоло Джиовио, составляли одно озеро, именно озеро Эвпилийское.

Дно озера Комо достаточно исследовано, чтобы судить о ходе его поднятия наносами. Промера дна показали, что в северной части озера ил наполнил все первоначальные неровности подводной долины и совершенно уравнял площадь резервуара. Даже в средних местах и в ветви Лекко, где наносы Адды могут отлагаться лишь в весьма слабом количестве, дно почти горизонтально. В ветви, которая направляется в Комо и в которую не изливается ни один значительный приток, дно бассейна уже гораздо неправильнее; конечно, оно не сохранило своей первоначальной формы, потому что земляные частицы и мелкие животные постепенно падают с поверхности, но впадина не превратилась еще от этого в наносное ложе, как в той части озера, куда изливается река Адда. Эта разница между двумя профилями дна представляет доказательство подводной работы рек, которые всевозможным образом способствуют опорожнению озерного резервуара: внизу они промывают ложе, вверху доставляют толстые слои наносов, а на дне постоянно отлагают ил. Вследствие последней-то работы Комо и все другие альпийские озера имеют относительно довольно незначительную глубину: глубочайшия места озера имеют не более 400 метров. Гладя на крутизны скал, уходящих в воду своими основаниями, можно было бы подумать, что озерные впадины гораздо глубже, чем в действительности: так, продолженные склоны Домассо и Монтеккио в северном бассейне дали бы глубину более 700 метров.

Озеро Себино или Изео и озеро Идро, к востоку от Ларио, питаемые потоками, текущими из льдов Адамелло, представляют те же явления быстрого засорения; но большое Бенако или Гардское озеро, самое обширное из альпийских озер, напротив, весьма постоянно в своих очертаниях и форме своего ложа, вследствие незначительного, в сравнении с вместимостью, количества получаемой им воды. Если бы соседняя Адиж следовала бы древнему течению громадной тирольской ледяной реки, а не нашла себе прохода сквозь ущелья известковых Веронезских гор, Бенако наверное обратилось бы в твердую землю на большей части своего протяжения. Что касается древних озер венецианских Альп, то они давно уже исчезли, за исключением нескольких небольших бассейнов, что должно приписать, вероятно, быстрому разрушению разселистых утесов доломитовых гор. Бассейн нижнего Тальаменто, место которого обозначается еще обширными торфяниками, представляет собою, повидимому, долее всех сохранявшееся восточное альпийское озеро.

Итальянские альпийские озера, с поверхностью более 10 квадратных километров, суть следующие:

Озера	Средняя поверхность	Средняя высота	Глубина		Приблизитель вместимость, куб. мет.
			Крайн	Средн
Озеро Орта	14 кв. кил.	342 мет.	147	100	1.400.000.000
Вербано или Маджиоре	211 ””	199 ””	375	210	44.000.000.000
Озеро Варезе	16 ””	235 ””	26	10	162.400.000
Черезио или Лугано	50 ””	271 ””	279	150	7.200.000.000
Ларио или Комо	156 ””	202 ””	406	247	35.000.000.000
Себино или Изео	60 ””	197 ””	298	150	9.000.000.000
Озеро Идри	14 ””	378 ””	122	100	14.000.000.000
Бенако или Гардское озеро	300 ””	65 ””	195	120	36.000.000.000

Озерные бассейны Итальянских Альп, как и все резервуары этого рода, служат регуляторами вод изливающихся в них рек. Они собирают в себя избыток воды во время половодья, чтобы отдать его во время засухи. Их собственный переход от высокой к низкой воде служит мерою колебаний речного уровня в выходном истоке. В Гардском озере, представляющем настоящее море относительно площади, с которой оно получает свои воды, эта разница уровней довольно незначительна, и Минчио течет всегда спокойною и чистою волною под черными арками Пескиерских гор. Но не то представляют Комо и Вербано. Количество воды, приносимой притоками этих озерных бассейнов, таково, что разница между мелководьем и половодьем составляет несколько метров, и выходные реки в своих изменениях уровня представляют отношение единицы к восьми. Так, Адда и Тичино, при выходе из альпийских озер, несут, по Ломбардини, следующее количество воды в секунду, выраженное в кубич. метрах:

	Среднее	Наименьшее	Наибольшее
Адда	187	16	817
Тичино	321	50	4.000

Переходя от крайнего мелководья к сильнейшим разливам, озеро Комо поднимается почти на четыре метра в вышину и увеличивается на восемнадцать квадратных километров в поверхности. Вербано, еще более неправильное в своем режиме, подымается иногда более чем на семь метров над уровнем низшей воды, и тогда поверхность его бывает на одну пятую более, чем при мелководье. Во время этих страшных разливов Тичино несет почти такое же количество воды, как Нил при среднем уровне; но этот потоп не представляет даже и половины той массы воды, которая изливается в озерный резервуар всеми его притоками. Если бы озеро Маджиоре не умерило прибыль воды, удерживая ее в своем резервуаре, то равнины Ломбардии были бы попеременно то затоплены водою, то лишены необходимой влажности.

Поэтому альпийские озера Италии имеют весьма большое значение в общей экономии страны. Так, они имеют известное умеряющее влияние на климат, вследствие большей равномерности температуры, сохраняемой жидкими массами в сравнении с атмосферой. Кроме, того, они, как естественные пути торгового обмена между равниною и верхними долинами, и как резервуары животной жизни, должны были привлечь население на свои берега, которые теперь усеяны многочисленными деревнями. Причину же существования по берегам больших озер множества дворцов и вилл, как в римскую эпоху, так и впоследствии, после того как отхлынули толпы варваров, составляет, главным образом, красота береговых пейзажей. В наши дни эти виллы насчитываются сотнями, и целые толпы посетителей беспрестанно устремляются в эту чудную страну. И действительно, не много мест в Европе могут сравниться с этим очаровательным заливом Палланца, в котором раскинуты Борромейские острова, с их рыбачьими селами, дворцами и почти тропическою растительностью! Не менее прекрасен и полуостров Белладжио, который походит на висячий сад, разбитый в виду высоких снежных Альп, и с которого видны две неровные ветви Комо, разбегающиеся между корридорами скал, нивами и виллами; но еще пленительнее, если только это возможно, прелестный полуостров Сермида. который выступает в синеву Гардского озера подобно тонкому стебельку, развернувшемуся в разноцветный венчик.

Горные озера весьма не похожи на озера нижней равнины, которые можно было бы сравнить с постоянным наводнением, но которые большею частию исчезли, благодаря труду земледельцев, спустивших их в ближайшие реки. Так, большое озеро Джерондо, упоминаемое в документах средних веков и находившееся к востоку от Адды, в округах Кремоны и Лоди, оставило после себя лишь болотистую лощину или мози, и многолюдный остров Фулькерия, отделявшийся водою от остальной равнины, ныне соединен с нею. Озера на южном берегу По, к северу от Гвасталлы, точно также осушены, и если не перестали еще существовать два, впрочем неглубокия, Мантуанские озера, то это потому, что в двенадцатом веке их удержали плотинами, чтобы они не обратились в болота. Но, конечно, было бы лучше спустить их и избавить город от продолжительных осад и их несчастных последствий.

Болота Адриатического побережья, обозначаемые вообще названием лагун, точно также уменьшаются с веками в своих размерах; правда, за ними в море образуются новые лагуны, но старые мало-по-малу исчезают. Старинные карты венецианского берега сильно отличаются от тех, что мы видим ныне; и однако же эти значительные перемены были делом немногих столетий. Каорлийские болота, между устьем Пиаве и заднею частью Триестского залива, так изменили свою форму, что невозможно и восстановить прежнюю топографию страны: знаменитые лагуны Венеции и Киоджии сохранили некоторое постоянство очертаний только благодаря непрерывному вмешательству человека, но лагуна Брондоло засорена уже с средины шестнадцатого века. Большая лагуна Комаккио, к югу от устьев По, разделена на множество частей плотинами из наносов, построенными реками в их блуждающем течении, и почти все её пространство состоит из валли или обширных отмелей наносных земель: впрочем, в юго-восточном углу её есть несколько и глубоких мест или киари—не засоренных еще остатков Адриатического моря. Лагуна Комаккио, посредствующее пространство между землею и водою, продолжалась некогда на большое расстояние к югу и образовывала лагуну Падузу, которая окружала своими каналами стоящий ныне на твердой земле город Равенну; описания этого города, данные Страбоном, Апполинарием Сидонским, Иорнандесом и Прокопом, вполне соответствуют полуостровному городу, как Венеция и Киоджия. Падуза засорена уже давно, но все-таки невысохшие еще пространства Комаккио занимают около 300.000 гектаров; средняя глубина их один или два метра.

Несомненно, что некогда воды Адриатического моря отделялись от внутренних лагун полосою земли, стрелкою в роде тех, которые окаймляют берега Каролин и Бразилии. Этот первобытный берег, тянувшийся километров на двести, частями существует еще теперь: Венецианские и Комакийские лиди, прерываемые там и сям брешами, дающими доступ животворному приливу и служащими для прохода кораблей, суть не что иное, как остатки этого наружного побережья. В других местах следов этих должно искать не в море, а на твердой земле. Так, низкий полуостров, выдвинутый в море рекою По, пересечен с севера на юг рядами дюн, которые составляют продолжение венецианских лиди и даже продолжаются в болоте Комаккио параллельными нынешнему берегу возвышениями. Эти древние берега, между Адижем и Червией, относящиеся по крайней мере к римской эпохе, покрыты лесом мрачных и величественных сосен, с почти всегда опущенными и стонущими от морского ветра ветвями. В некоторых местах, в силу естественной сменяемости произведений почвы, сосны заменены дубами; кустарники подлеска состоят, главным образом, из боярышника и можжевельника. Здесь встречается еще кабан. Зима 1879-1880 г. была гибельной для многих из этих береговых рощ.

По мере того, как засоряются воды, охраняемые этими естественными валами от волн открытого моря, и наносы выступают наружу, море овладевает песками, точно также разносит их и образует постепенно новые криволинейные косы, подобные первым; так, непосредственно к югу от главного рукава По, расходятся веером три такия цепи дюн, начинающиеся в одной точке. Точно также к востоку от Равенны, главная дюна, одетая сосновым лесом, с его мрачною зеленью, на пространстве тридцати пяти километров в длину, при изменяющейся от пятидесяти до трех тысяч метров ширине, сопровождается двумя другими рядами дюн, из которых один уже закончен, а другой еще находится на пути образования. Для поднятия их трудятся совместно и волны, и ветер. Нормальное приращение берега, вдали от всякого речного устья, равняется, по мнению Парето, 230 метрам в столетие, а по близости текучей воды—гораздо значительнее.

Таким образом, все свои последовательные отступления море само отмечает рядом барьеров. Правда, оно производит иногда и обратные затопления, вследствие необъясненного еще понижения берегов Венецианской области. Так, мель Кортеллаццо, представляющая подводный бар из гравия, который тянется параллельно берегу Каорлийских болот, при глубине двадцати метров, в древнюю геологическую эпоху, составляла, повидимому, морской берег, исчезновение которого возвратило открытому морю пространство более, чем в тысячу квадратных километров. Цепь островов, окаймлявших в древние времена и даже в начале средних веков побережье Аквилеи, ныне исчезла почти совершенно. В римскую эпоху острова эти были весьма населенны, имели строительные верфи; на них были леса и пашни. Хроники средних веков рассказывают, как венецианский дож и аквилейский патриарх охотились на этих островах за оленями и кабанами, к большому неудовольствию жителей. Теперь же от ряда земель и защищавшей их полосы дюн остались только слабые следы, кустарники заменили собою леса и пашни, и Градо составляет единственную местность, в которой еще есть несколько жителей. О бывшем протяжении суши свидетельствуют молы, стены, мозаические мостовые и даже камни с надписями, находимые под водою моря и под болотами. Далее к западу венецианский берег опустился точно также. Под землею, на которой стоит ныне город лагун, бурение артезианских колодцев обнаружило существование четырех, расположенных друг над другом, слоев торфяника, из которых один, глубиною в 130 метров, служит мерою совершившагося здесь необыкновенного оседания почвы. Уже в историческую эпоху подземная церковь св. Марка стала подводною; мостовые, улицы, дороги и различные другие сооружения мало-по-малу опускаются под поверхность лагун, вследствие-ли естественного оседания ила, или вследствие совершенно иной геологической причины; и если море не затопляет постоянно своих берегов, то это только потому, что речные наносы вознаграждают с избытком понижение почвы. Равенна также оседает; пьедесталы её памятников уходят постепенно под мостовую улиц. Г. Парето определяет понижение по 15 сантиметров в столетие. В плиоценовую эпоху движение почвы совершалось в обратном направлении, потому что весь Пиемонтский залив в настоящее время выше Адриатического моря.

Наиболее деятельными геологическими агентами, работающими постоянно для изменения различных отношений земли и моря, суши и вод, являются реки и ручьи расположенной у подножия Альп равнины. Перемены, производимые ими во внешней форме планеты, так быстры, что, несмотря на краткость человеческой жизни, мы можем быть их непосредственными свидетелями. Ни одна страна в Европе, кроме Голландии, не изменялась так часто от действия воды, как Северная Италия.

Один из самых замечательных примеров этих геологических переворотов представляет ручей Изонцо (служащий в части своего течения границею между Австрией и Италией), если только правда, что он в римскую эпоху и в начале средних веков был, как это весьма вероятно, подземным притоком истрийского Тимаво, и самостоятельною рекою сделался лишь в недавнее время. Древние писатели, знавшие хорошо эту область Италии, вовсе не причисляют Изонцо к рекам, изливающимся в Адриатическое море, и упоминают о ней в первый раз в начале шестого века, как о простой реке внутренней долины, под именем Сонциус. На карте Пейтингера также показано место Ponte Sonti (моста на реке Сонциус), но гораздо восточнее Аквилеи, около истоков Тимаво. О перипетиях её образования хроники умалчивают. Геологическое изучение окружающих гор позволяет думать, что первоначальные воды нынешнего бассейна наполняли некогда долину Тольмейн на верхнем Изонцо, и что избыток их вытекал не к югу, как ныне, а к юго-западу, чрез ущелье Капоретто, дно которого еще и теперь так же ровно, как ложе реки, кроме одного места, в котором обвалы скал, повидимому, прерывали древний канал истечения. По выходе из этого ущелья, Изонцо впадал в Патиссону, которая, соединясь с другими реками этого склона Альп, омывала стены Аквилеи и несла в море такую значительную массу воды, что суда могли подыматься далеко вверх по течению. Принужденный переменить течение и прорваться сквозь теснину, где всего около 6 метров ширины, при глубине 28 метров, Изонцо потек к югу, чтобы излиться вместе с Виппахом в другое озеро, бывшее некогда данником Тимаво и соединявшееся с ним подземными ходами. Но озеро это опорожнилось, как и первое, и тогда Изонцо мог вступить прямо в нижнюю равнину и направиться к морю независимою рекою по руслу, которое он не переставал перемещать постепенно к востоку. В 1490 г. он ринулся по означенному направлению внезапно и причинил великия бедствия. С тех пор он употреблял свое время на постройку в море полуострова Сдоббы, пред Монфальконскою бухтою, и на присоединение к суше многих островов.

Тальяменто, который берет начало среди гор ближе Изонцо и верхния долины которого получают ежегодно значительное количество дождя, является еще более деятельным работником, чем его пограничный сосед. По выходе своем из узких ущелий, в которых сперто его верхнее течение, он отложил в равнине громадное поле наносов; отсюда он разливается то направо, то налево и опустошает своими разливами все, оставляя после себя лишь пустыню, усеянную галькой, вместо лугов и пашен. Летом масса его воды, низведенная до узеньких струек, извивается среди камней, между тем как после больших дождей он становится могучею рекою в несколько километров ширины и бывает тем опаснее, что он как-будто висит над прибрежными местностями: так напр., почва города Кодронцо на 9 метров ниже его русла. Не менее опустошительны и верхние притоки Ливенцы—Медуна и Целлина, к западу от Тальяменто: их соединительная дельта, неподалеку от Порденоны, представляет поле округленных камней, пространством около тридцати квадратных километров, а книзу, в прибрежных лагунах, извилистые песчаные валы напоминают о другого рода работе потоков—это высокие откосы, построенные ими с каждой стороны их бывших русл. Замечательно, что все эти ручьи, изливаясь в море, отбрасывают свои наносы на западное побережье; их ил, увлекаемый береговым течением, отлагается регулярно вправо, и именно с этой стороны совершается непрерывное приращение берега материка. Благодаря этому-то течению и мог сохраниться Монфальконский залив, несмотря на громадное количество наносов Изонцо.

Пиаве, самый значительный поток к востоку от Адижа, также представляет грубую силу, опустошающую поля, заваливающую болота и образующую в море новые пляжи. Здесь, как и в устьях Изонцо, Тальяменто и Ливенцы, берег быстро подвигается вперед, так что древняя Гераклея, ныне Читтанова, осталась далеко на суше, как на востоке города Порто-Груаро и Аквилея. В среднем, приращение берегов составило около десяти километров в две тысячи лет.

Прежде думали, что история Пиаве также представляет пример переворота, не менее замечательного, чем переворот, совершонный Изонцо: полагали, что река эта совершенно изменила свое русло более, чем на половине своего течения, как в области гор, так и в нижней равнине. Вниз от дикого ущелья доломитовых Альп, в том месте, которое называется Капо-ди-Понте, Пиаве спускается к юго-западу, к Беллуно, и соединяется с Кордеволою долиною, которою она и течет до самого моря; но предполагали, что долина Раи, которая открывается к югу от Capo di Ponte и, повидимому, продолжается на другом склоне долиной Мескио, составляет естественное продолжение верхнего русла Пиаве. Таково было общее мнение, и венецианский сенат поднимал даже вопрос о том, не следует ли направить воды Пиаве в её древнее русло, чтобы этим ослабить силу наводнений, производимых Кордеволой. Молва говорила, будто, вследствие землетрясения или вследствие естественного оседания скал, откосы возвышавшейся над Пиаве горы Пинеи, представлявшей границу между долинами Раи и Мескио, обрушились в двух местах, и поперек долины образовались два огромные барьера щебня. У подошвы этих куч обломков, на которых теперь находятся нивы и деревни, есть маленькия озера, на которые указывали, как на остатки древнего русла реки. Но наблюдения Мортилье разрушили окончательно эту гипотезу перемены течения Пиаве ниже Capo di Ponte. Оказалось, что раздельный порог не продукт обвала, как раньше думали, а ледниковая морена, залегающая на скалах, составляющих часть самого остова страны.

Тем не менее следует считать достоверным факт, что обвалы в бассейне этой реки имели место. Так, Кордевола, самый большой из притоков Пиаве, испытала большие перемены в относительно недавнее время, именно в 1771 г. Зеленеющие террасы Пеццы, против громадной стены горы Чивиты, изборожденной вертикальными расселинами, начали скользить по наклонной плоскости рыхлых слоев, и сперва медленно, а потом разом грохнулись в долину. Две деревни были раздавлены, а две другие затоплены превратившеюся в озеро Кордеволою. Когда вода спокойна, в ней видны еще остатки затопленных домов города Аллеге, бывшей метрополии долины.

Река Брента, берущая начало на тирольской территории, в дивной долине Суганы, всегда причиняла венецианцам много забот, по причине того беспорядка, который производят её воды и наносы в режиме лагун. Прежде она изливалась при Фузине в венецианский лиман; но её наносы запружали каналы и заражали атмосферу. Падуанцы и другие жители низких равнин были заинтересованы в том, чтобы река избрала себе самый прямой путь к лагунам и, понизив свой уровень, не пугала бы их наводнениями; венецианцы же, напротив, хлопотали об удалении Бренты и о сохранении глубины и здоровостп в лагунах. Это столкновение интересов было причиною многих войн, представлявших настоящую борьбу за существование. Отвоевание берега у суши стало для Венеции вопросом жизни и смерти, и с тех пор, как республика одержала победу, она принялась за дело перемещения реки. Посредством двух каналов, сначала первого, Brenta nuova или Брентона, а потом второго, Brenta nuovissima, реку отвели так, что она обошла всю лагуну и стала изливаться, вместе с Бакильоне и небольшими падуанскими ручьями, в порт Брондоло, в нескольких километрах к северу от устья Адижа. Но Брента, течение которой так значительно удлинилось, должна была течь по поднятому руслу, и удерживать ее в боковых плотинах можно было только с большим трудом. С 1811 по 1859 г. река двадцать раз прорывала эти плотины, а постепенное поднятие русла грозило еще более частыми несчастиями. Тогда решились укоротить течение на 16 километров, отведя ее в одну из частей лагуны Киоджио. Действительно, опасность разрывов была на время отвращена и, кроме того, Брента, наносы которой овладевают постепенно соленою водою, дала Италии площадь новой земли в 30 квадр. километров; но рыбный промысел в этой части озера совершенно исчез, и в городах соседнего побережья появилась лихорадка. Болезненность среди населения увеличилась в пять раз с тех пор, как пресные воды Бренты стали смешиваться с соленою водою лагуны. Техники не знают, как устранить капризы этих ужасных соседей, стремительных рек.

Нет сомнения, что без всех этих усилий венецианских инженеров лагуны Лидо, Маламокко, Киоджия были бы с веками засорены, как и находящиеся далее к востоку лагуны Градо и Аквилея, но Венеция всегда понимала, с какою заботливостью она должна хранить свое драгоценное внутреннее море: она запретила даже обработывать барены—маленькие, непокрываемые водою во время приливов островки,—опасаясь, и основательно, чтобы жадность земледельцев не заставила их овладеть постепенно водною областью. Гидрологи республики не ограничились отведением всех ручьев, изливавшихся прежде в венецианские лагуны, но удалили к востоку, посредством искусственных каналов, и устья Сила и Пиаве для ограждения порта Лидо от соседства опасных речных наносов; они обсуждали даже громадный проект о сведении всех альпийских рек, от Изонцо до Бренты, в один большой обводный канал, который выносил бы всю массу ила к югу от лагун. Но этот гигантский план не мог осуществиться; наносы, принесенные береговым течением, заперли порт Лидо, и в конце пятнадцатого столетия пришлось его оставить и перенести на 12 километров к югу, на «проток» Маламокко, большого военного порта Венеции. Для защиты от наносов мусора громадные плотины или murazzi, которыми укреплена песчаная береговая коса, вооружены особыми откосами, и с некоторого времени из Маламоккского бара выдвигается в море, как огромная рука, плотина в 2.200 метров, которая задерживает морские наносы.

К югу от общей дельты Адижа и По, большая часть потоков, стекающих по параллельным долинам Апеннин, точно также блуждают в своем течении, как и реки венецианской Италии, и приводят инженеров в такое же отчаяние. Реки, орошающие округа Пиаченцы и Пармы—Треббия, Таро, Энца и другие соседние ручьи—протекают между Апеннинами и По в слишком узком поясе равнины, чтоб им возможно было видоизменять топографию на больших протяжениях. Но совсем другое дело в больших равнинах Модены, Болоньи, Феррары и Имолы: там все реки перемещали на просторе свои всегда изменчивые извилины, и страна покрыта развалинами плотин, между которыми прибрежные жители тщетно старались запереть реки. Самый город Модена был разрушен разливами Секкии и других рек, соединившихся в общий потоп. Танаро, Рено и параллельные им реки, изливающиеся к северо-востоку либо в обводный канал лагун Комаккио, либо непосредственно в море, также все имеют свою историю разрушений: их то благословляют за плодоносные наносы, то проклинают за опустошительные наводнения. Один из этих потоков, вероятно, Фиумичино, представляет собою тот знаменитый Рубикон, который служил границею римской Италии и который перешел Цезарь, произнеся роковые слова: Alea jacta est. Устье Фиумичино находится в 16 километрах от Римини, т.е. почти в том расстоянии, какое показано на карте Пейтингера для Рубикона, но так как потоки этой области изменяли весьма часто свои русла в прибрежных наносах, то вряд-ли кто отважится указать наверное пункт перехода Цезаря. Гуастуцци, Тонини и вслед за ними Дежарден, который изучал вопрос на месте, полагают, что верхняя Писчиателло, называемая еще и ныне в тех местах Ургоною или Ругоною, поворачивала к югу при своем входе в равнину и соединялась с нынешнею Фиумичино немного выше римского моста Савиньяно.

Из всех апеннинских рек всего изменчивее и опаснее—Рено. Слой аллювиальной почвы, принесенный ею в равнину, имеет от запада к востоку не менее 30 километров, и когда она прорывала где-нибудь в слабом месте свои плотины, то кидалась вправо или влево от валов, построенных ею же из её собственных наносов. Понятно, каковы должны быть неожиданные капризы потока, масса воды которого колеблется, смотря по временам года, от одного до 1.100 кубических метров в секунду, и который в некоторых местах течет на высоте более, чем на 9 метров над прибрежными равнинами. В течение нынешняго столетия опасность возрасла еще более, вследствие почти полного обезлесения склонов его бассейна. Инженеры, сбиваемые с толку неправильностями наводнений, предпринимали самые разнообразные работы и предлагали самые противоречивые проекты для укрощения этого врага, который ужаснее побежденного Геркулесом Ахелоя. Сперва его отвели в По, потом повернули к востоку и пропустили прямо в море; предполагали также предоставить ему лагуну Комаккио, для сплавления ила на одно или два столетия. Но каждый новый отвод имеет свои неудобства: одни радуются освобождению от этого неудобного соседства, другие же, напротив, жалуются на наводнения, на приносимые ими лихорадки, на вред рыболовству и судоходству. Окончательное засорение песками Феррарского По произошло преимущество вследствие наносов того же Рено. Самый лучший план гидрографических улучшений был предложен инженером Манфреди и состоит в том, чтобы вдоль подошвы Апеннин вырыть новую реку, в которую впадали бы все горные потоки. Этот канал следовал бы общему склону равнины, сопровождая течение По с юга, как Адиж сопровождает его с севера, а промежуточное пространство орошалось бы во всех направлениях искусственною системою каналов. Проект грандиозен, но очень дорог и не может скоро осуществиться.

Одно весьма любопытное географическое открытие, сделанное знаменитым гидрологом Ломбардини, даст возможность узнать, просто по расположению полей, в каких местах земля низких равнин Эмилии была преобразована ручьями, и где начинались берега ныне засоренной древней лагуны Падузы. По Эмилийской дороге, между Чезеною и Болоньей, а также местами около Модены и Пармы, путешественника удивляет вид одинаковых дорожек, идущих совершенно параллельно друг другу, на одинаковом одна от другой расстоянии и перпендикулярно большой дороге в направлении к северо-востоку, к Полезине; все они пересекаются под прямыми углами с другими, точно также правильными, дорожками, так что поля имеют совершенно одинаковую поверхность. С предгорий Апеннин поля эти похожи на шахматную доску зелени или желтеющих нив, и подробные карты показывают, что земля в этих местах действительно разделена на геометрически равные прямоугольники в 714 метров длины и 51 гектар поверхности. Каждый такой квадрат представляет именно римскую центурию, и Тит Ливий рассказывает нам, что все эти земли, по отнятии у галлов, были измерены, оценены и разделены между римскими поселенцами. Следовательно, не подлежит сомнению, что эти столь правильные сети дорог, каналов, борозд существуют двадцать веков, и сделаны, очевидно, римскими ветеранами. Извилистая линия, идущая в направлении По, параллельно берегу древнего озера, определяет границу этого разделенного геометрически пространства и тех более низких земель, где начинается обыкновенный лабиринт канав и извилистых тропинок: очевидно, до этих мест и простиралась некогда засоренная наносами потоков лагуна. Наконец, эта сеть полей резко прерывается около рек, и причина этого заключается в опустошениях, производимых повторяющимися наводнениями. Конечно, можно думать, что границы обработанных полей в большей части стран сохраняются без перемен в течение целых веков, но положительно утверждать этого нельзя; между тем на равнинах Эмилии, среди местностей, большая часть которых изменена потоками, мы видим проведенные римским кадастром линии вполне сохранившимися в своем первоначальном, правильном виде. Наводнения и войны, низвергшие столько памятников и разрушившие столько городов, не могли в течение двух тысяч лет ни переместить тропинок, ни уничтожить полевых борозд. Равнины по другую сторону По, простирающиеся к юго-востоку от Постумийской дороги, между Тревизой и Падуей, по правильности расположения полей и дорог, представляют совершенное повторение эмилийских колоний.

Река По, по отношению к пространству своего бассейна и к длине своего течения, испытала меньше изменений, чем Пиаве и Рено, но богатство и население окаймляющих ее городов, её полей, обилие воды, громадность предпринятых для её регуляризации работ дают исключительное значение всякому малейшему уклонению её течения. По—великая река древнего Адриатического лимана, это—«Отец», как говорили римляне.

Поток, питаемый снегами Визо, вероятно, по причине красоты этой господствующей горы, считается главною ветвью великой реки и дает ей свое имя; но Макра, Варанта, Клузона могли бы оспаривать у него эту честь: воды у них при входе на равнину не меньше, и в местностях, орошаемых их каналами, они распространяют не меньшее плодородие. Но общее ложе их скоро иссякло бы, если бы на помощь им не являлись другие реки горного полукруга. как-то, Дора-Рипария, Малая Стура, Орко, Дора-Балтея, питаемые ледниками Мон-Блана, занимающими поверхность в 72 квадратных километра, еще более обширными ледниками Большего Парадиза и некоторыми ледниками Мон-Розы. Затем в По текут с севера Сезия, с юга Танаро, соединяющая в своем русле воду Апеннин с водой Альп, и наконец Тичино, важнейший из притоков этой реки. По массе воды, он далеко превосходит все реки, вытекающие из альпийских озер: Адду, Олио, Минчио: «без него, говорят лодочники, il Ро non sarebbe Ро» (река По не была бы По). Из всех речных бассейнов Европы, равнина северной Италии изливает в море наибольшую, сравнительно с протяжением, массу воды: незначительные по своей длине реки, благодаря обилию альпийских снегов и дождей, несут весьма большое количество воды. Многие из больших притоков По составляли некогда весьма серьезные препятствия для движения армий, и неудивительно, что Тичино, Минчио, Энца, точно так же, как и сам По, служили политическими границами.

Ниже слияния своего с Тичино и в особенности вниз от устья Адды, По несет к морю уже пять-шестых воды своего бассейна и совершенно теряет характер горного потока. Он не катит уже ни одного камня, и самый песок его русла размельчен в тонкую пыль: на берегах его не видно никакого возвышения, ни одного плато древних переходных местностей, кроме небольшой группы Сан-Коломбано; он мог бы свободно разгуливать по полям, если бы не удерживался справа и слева плотинами или argini, которые, после голландских плотин, составляют самую полную и наилучшим образом расположенную систему оградительных валов в Европе. Вероятно, берега реки были защищены таким образом от разлитий еще во времена этрусков, ибо уже Лукан описывает плотины так, как-будто они существовали с незапамятных времен; но во время нашествия варваров прибрежные жители перестали продолжать борьбу с водою, потому что борьба эта, вследствие войны и бедности, стала для них невозможна, и только с девятого века начали приниматься за возобновление этих сооружений. В 1480 г. работа была совершенно окончена, по крайней мере настолько, насколько это возможно. Понятно, какую огромную важность представляет хорошее содержание плотин, потому что пространство защищенных ими местностей составляет 1.200.000 гектаров; местности эти дают земледельческих продуктов более, чем на двести миллионов, и представляют капитал в несколько миллиардов, к которому надо присоединить еще ценность прибрежных городов и находящихся в них промышленных заведений. Впрочем, города защитить легко, благодаря предусмотрительности их древних строителей, этрусков и кельтов, которые заботились об устройстве под городами искусственных террас, превышавших самый высокий уровень воды при наводнении. Только в начале нынешнего века постоянное возвышение уровня половодья, происходящее частию вследствие обезлесения гор, заставило жителей Реверы, Сермиды, Остильи, Говериоло, Боргофорте и других городов на берегах По окружить свои жилища вторым, дополнительным поясом плотин. С 1801 по 1872 г., по Ланчиани, уровень половодья По у Понте-Лагоскуро возрос с 6,81 метр. на 7,94.

Сплошные плотины по обоим берегами начинаются выше Кремоны. Во всех опасных местах они усилены при помощи «траверсов» или «противоплотин» и вторичных валов, построенных за первыми на случай, если бы последние не выдержали напора воды. В нижней части течения все притоки По обнесены плотинами точно так же, как и бывшие речные русла и каналы, сообщающиеся с водою в половодье. Вся сеть плотин, возведенных в нижней долине По, составляет, по крайней мере, тысячу километров в длину. Кроме того, самое русло реки пересечено во всех направлениях насыпями меньшей высоты, на которых находятся поля, ивняки и даже виноградники. Действительно, немного мест, в которых вода течет непосредственно у основания froldo или главной плотины: пространство, оставленное для принятия вод наводнения, имеет несколько километров ширины, а река от одного берега до другого имеет обыкновенно только от 200 до 500 метров. Значит, остается еще большая площадь свободных земель, которую прибрежные жители разделили на участки golene и окружили их плотинами, для защиты от обыкновенных разливов. Плотины голен, по предписаниям синдикатов, должны быть на полтора метра ниже большой охранительной плотины, с тою целью, чтобы сильные разливы могли ослабляться, наполняя первоначально бесчисленные резервуары, занимаемые прибрежными полями. К несчастно, многие землевладельцы, желая охранить свою частную недвижимость, хотя-бы в ущерб всей стране, поднимают свои плотины до уровня froldo и, сокращая таким образом русло реки, усиливают опасности общего наводнения. Несмотря на все» прекрасные проекты, предлагаемые во имя общественного интереса, между общинами и синдикатами еще слишком сильна древняя система, выраженная в ужасной поговорке: Vita mia, morte tua! (Мне жизнь, тебе смерть!). Артур Юнг и другие писатели рассказывают, что фермеры часто умышленно проламывают бреши в плотинах противоположного берега, чтобы, губя ближнего, сохранить свой урожай. Поэтому плавание по реке По во время половодья ночью дозволялось только некоторым привилегированным лодкам, и речные стражи стреляли по всем остальным.

Русло наводнения, обведенное защитными плотинами, к югу мало-по-малу съуживается; от 6 километров оно уменьшается до 3, до 2 и даже до 1 километра. Наконец, на каждом из рукавов дельты пространство между плотинами имеет уже только от 300 до 500 метров ширины. Но этого вовсе недостаточно для прохода воды в наводнения, при которых она подымается до 8, до 9, а иногда даже и до 9 с половиною метров выше обыкновенного уровня. Впрочем, случалось зачастую, что прибрежные общины, или по недостатку денег, или по беззаботности, не принимали необходимых предосторожностей для поддержания плотин, и потому целые области оказывались иногда опустошенными только потому, что не были заделываемы кротовьи норы. Когда в плотине образуется трещина, и ее не зачинят сейчас же, происходят ужасные несчастия: не только погиб весь урожай, не только разрушены деревни и разрыта земля, но и спасшиеся там и сям жители подвергаются голоду, а вслед за голодом людей подбирает тиф. Разливы По, вместе с землетрясениями в Калабрии и болотными лихорадками морского побережья, составляют для Италии величайшие бедствия. В 1872 г. все пространство между Секкией и морем, от Мирандолы до Комаккио, превратилось в море, на котором там и сям виднелись, подобно островам, стены и дворцы городов. Часть суши, завоеванная на время водою, составляла не менее 3.000 квадратных километров, с 300.000 жителей, и ограничивалась с севера только плотинами Адижа и с юга плотинами Рено. Два года спустя, об этом наводнении напоминали еще лужи, и поля долго еще оставались бы под водою, если бы для осушения этих разбросанных озер не прибегли к употреблению паровых машин. Не менее сильное наводнение постигло побережия По в 1882 г. Больше всего разрушений оно произвело в равнинах Адижа. У Вероны высота воды была на 1,32 метра больше, чем во время наводнения 1848 г.; понесенных убытков было исчислено слишком на 71 миллион франков.

Понятно, что при этих великих бедствиях только самое отважное и самое деятельное население в состоянии энергично бороться с рекою и охранить свои жилища от волн. Так, во время ужасного наводнения 1872 г. маленькому промышленному городку Остилье удалось отвратить катастрофу, между тем как множество других, менее подверженных опасности, мест были опустошены водами. Город этот построен у самого края фрольдо, без сооружений передовых второстепенных плотин, на выемке бухты, на которую наталкивается течение. Насыпи грозила опасность быть прорванной, и жители сейчас же принимаются за устройство новой. В числе четырех тысяч, все способные к работе люди начинают таскать фашинник, вбивать колья частокола, насыпать землю. Ночь не останавливает работ: ряд воткнутых в землю факелов освещает балки. Но, по мере возрастания второй плотины, первая, сносится водою, и вода подкапывается уже под новую насыпь. Это—борьба на жизнь и на смерть человека со стихиями. Инженеры спрашивают себя всякую минуту, не бить ли набат к бегству, но остильянцы держатся стойко. Армия работников разделяется: одни укрепляют фрольдо, которое они уже окончили, другие строят третий охранительный барьер. Они одерживают, наконец, верх над рекою, и жители Остильи с удовольствием видят с высоты своих победоносных плотин, что воды начинают понемногу собираться в свое ложе. Город же Ревера, находящийся против Остильи и занимающий довольно счастливое положение на конце возвышенности, должен был для своего спасения пожертвовать первым рядом домов и сбросить их в воду, чтобы сделать из них защитительную плотину.

Особенно значительные бреши имели последствием продолжительные изменения в течении По. Одно из таких больших перемещений вод образовало остров во сто слишком квадратных километров, книзу от Гуасталлы, и оставило далеко к югу изгибы По-Веккио, Старого По, преобразованного ныне в простой канал. Поля во всю длину реки, как по правому, так и по левому берегу, своим названием mezzano напоминают еще, что они находились когда-то среди потока. Но в самой дельте реки переделки оказались еще значительнее. С римской эпохи и до тринадцатого века главным рукавом дельты был По-ди-Волано, преобразованный в сплавной канал, снабженный шлюзами. Два другие рукава текли южнее чрез ту же лагуну, и след их древнего ложа обозначается извилистыми грядами, по которым устроены проезжия дороги. В какое время они исчезли—неизвестно, но в восьмом веке их уже заменил другой рукав, По-ди-Примаро, который изливался в море недалеко от Равенны, и все нижнее течение которого ныне занято потоком Рено. В 1152 г. произошло новое раздвоение, но в обратном направлении. Плотина правого берега была прорвана в Фикароло, выше Феррары, как говорят, вследствие злоумышленности верхних бережан, которые желали разорить своих нижних соседей, и большой рукав, По-ди-Маэстра или Венецианский По, покинул Феррару среди её болот и высохших русл и, направясь к северу от всех других рукавов, соединился с каналами Нижнего Адижа. Прорывы обыкновенно происходят в тех же самых местах в ноябре, или октябре, и никогда не бывали в январе. Наибольшей опасности прорыва подвергался всегда Корболо, между По-ди-Маэстра и её притоком По-ди-Горо.

Не менее изменений в течении представляет в свою очередь и Адиж или Эч. Едва только эта тирольская река выходит из узкой «клюзы», или «chiusa», своих ворот в известковых горах и искусственного ущелья фортов и стен Вероны, как непостоянная часть её русла уже начинает блуждать по равнинам. Во времена римлян Адиж текла гораздо севернее, около самого основания Эвганейских гор, в том самом ложе, которое занято ныне рекою Фразиною, и изливалась в Адриатическое море при порте Брондоло. В 587 г. Адиж прорвала свои плотины, и главная её ветвь приняла то направление, в котором течет еще и теперь и изливается в устье Фоссоны, но продолжает открывать себе новые ходы к югу. В конце десятого века появилась Адигетто-де-Ровиго, которая и пересекла цепь дюн к востоку от Адрии, а затем другой разрыв смешал воды Адижа с водами По в общем русле, которое называют каналом Бианко или По-ди-Леванте. Таким образом Адиж и По составили часть одной и той же гидрографической системы, и суда свободно могли проходить из одной реки в другую естественными каналами. В настоящее время эту сеть внутреннего судоходства регулируют прямолинейные плотины и рвы, но, в геологическом отношении, эти две большие параллельные реки нельзя считать имеющими общее устье. Полезина-ди-Ровиго, т.е. пространство, находящееся между двумя реками, постепенно возвысилось от их наносов, так что теперь оно немного ниже среднего уровня воды. Равнины Полезины Феррарской также немногим ниже По, и слова Кювье, будто уровень реки выше «крыш феррарских домов», повторяются совершенно ошибочно. Точные измерения, произведенные Ломбардини, ученым, который лучше всех знает долину По, показывают, что самые высшие наводнения только на 2 м. 75 с. выше двора замка. Во время больших наводнений, когда вся страна покрывается водою, Феррара служит главным убежищем для сельских жителей именно вследствие относительной возвышенности её местоположения.

И так, разлития По и частые перемены ею своего русла имели последствием почти полное уравнение поверхности прибрежных земель, но с тех пор, как все рукава реки обведены плотинами до самого моря, наносы, приносимые наводнениями, отлагаются главным образом на морском прибрежье и быстро выдвигают дельту в Адриатическое море. Прежде возрастание наносных полуостровов было, конечно, медленнее, ибо между цепью дюн, ограничивающею древний берег, и нынешним берегом, не более двадцати пяти километров, хотя образование этих земель началось уже в средние века. В течение двух последних веков среднее наростание песчаного острова увеличивается все более и более, и в настоящее время составляет около 70 метров в год, так что присоединяемый ежегодно к суше пояс земли составляет 113 гектаров. В исключительные годы река выносит в море более 100 миллионов кубических метров твердых веществ, а между тем уже 43 миллионов, т.е. среднего количества выносимого ею ила, достаточно для образования острова в 10 квадратных километров, при 4 или 5 метрах толщины. Принимая во внимание незначительность протяжения бассейна, По является самою деятельною из всех «рек-работниц» Средиземного моря: Дунай и Рона не могут сравниться с нею по количеству наносов, а Нил стоит в этом отношении гораздо ниже её. При нынешнем ходе работы, По в тысячу лет образовала бы полуостров в 10 километров ширины через все Адриатическое море и уперлась бы в берега Истрии.

Главные реки северной Италии:

Длина течения	Пространство бассейна	Наибольший расход	Наименьший расход	Средний расход
Изоцио	130	1450	(?)	(?)	85 (?)
Тальяменто	170	2590	1400	(?)	64
Ливенца	115	2690	1000	(?)	67
Пиаве	215	4100	3000	(?)	60
Сил	60	2660	2520	7	60
Брента	170	2304	870	39	60
Бакильоне	120	1600	770	(?)	30
Адиж	395	11080	2500	2	247
По	672	74907	5156	186	1720
Рено	180	4892	1161	1	37

Кроме естественных рек, северная Италия обладает еще удивительною сетью рек искусственных. Это классическая страна канализации и служит образцом для всей Европы. В особенности Ломбардия, некоторые части Пиемонта, поля Турина, Ломеллина вверх от Тичино, Полезины, Феррары и Ровиго прекрасно орошены системою мелких и крупных водных артерий, разносящих жизнь в форме текучей земли по всем истощенным полям. Еще в средине средних веков, когда почти вся Европа была в состоянии варварства, ломбардские республики применяли уже искусство разветвлять реки до бесконечности посредством ирригационных каналов и осушать низменные равнины посредством сточных каналов; они не нуждались в арабской учености для открытия секретов гидравлики. В конце двенадцатого века Милан, освободившись от немецких стеснений, создал себе настоящую реку, Навильо Гранде, которая была проведена из Тичино, на протяжении 50 километров, и которую умели вырыть с сохранением везде одинакового склона, сделав ее удобною как для плавания, так и для орошения. По всей вероятности, это было первым в Европе большим сооружением подобного рода. В начале тринадцатого века Адда давала еще большую массу воды и наполняла русло Муццы, которая, до прорытия больших каналов в Индустане, была самою полноводною искусственною рекою во всем мире. Впоследствии Адда дала Милану другую реку, Мартезану, которую довершил великий Леонардо-да-Винчи. Уже в прошлом веке миланскими инженерами было открыто искусство преодолевать высоты земель посредством устройства шлюзов, и им начали пользоваться для проведения в стране целой сети второстепенных каналов. Наконец, с успехами новейшей техники, сеть больших искусственных жил, присоединенных к естественной системе рек, увеличилась еще проведением навильо из Милана в Павию и каналом Кавура, берущим начало в По, ниже Турина, и орошающим 160.000 гектаров земли, каналом Вилорези, идущим от Тессина, а также каналом Веронским, отведенным из реки Адиж.

Средний расход воды в ирригационных каналах долины По:

Вилорези 70 куб. метр. в секунду; Муцца 61 куб. метр.; Навильо Гранде 51 куб. метр.; Кавур 42 куб. метр.; Мартезана 26 куб. метр. в секунду.

К орошению в северной Италии приспособлены не только большие реки, но и маленькие источники, fontanili, струящиеся из подошвы альпийских предгорий. Еще Виргилий говорил в своих Буколиках: «Дети, останавливайте воду,—луга довольно напоены». Благодаря этим-то ручьям, которые летом бывают холодны, а зимою, относительно, теплы, Ломбардия обязана своими удивительными лугами, или marcite, из которых некоторые могут дать до восьми покосов в год. Какая разница в двух последовательных состояниях великой адриатической равнины—в состоянии, данном ей природою, и в состоянии, созданном человеком! Прежде—это было обширное болото в низких частях, лес—в среднем поясе, и обширные пространства вереска на каменистых и глинистых возвышенностях при подошве Альп. Теперь же почти вся равнина По и ее притоков покрыты богатейшими нивами, рисом, пшеницею, кормовыми травами, шелковицею: правда, параллельность полей и монотонная ровность трав часто утомительны для взора, но зато в некоторых местностях, особенно в Брианце-де-Комо («сад сада Италии»), они украшены чрезвычайно изящно группами дерев, маленькими озерками и извилистыми долинами. Необыкновенное разнообразие, приданное стране попеременными выступами и отступлениями древних ледников, усеявших ее озерами и холмами, отдельными горками и сплошными цепями, принудило земледельцев оставить полям часть той красоты, которую представляет свободная природа. Только на некоторых верхушках морен виднеются еще земли, которые за недостатком воды остались бесплодными и в нынешнем состоянии даже не стоют обработки. Говорят, что в нынешнем веке эти, покрытые вереском, пространства стали еще бесплоднее, чем прежде, так как авы или просачивающиеся воды, текущие в глубинах сквозь слои гравия, по неизвестной еще геологам причине, понизились, и вся влажность ушла с поверхности вглубь.

Для уничтожения этих пустынь, последних остатков первобытного состояния, инженеры предлагают заимствовать воду прямо из больших альпийских озер в том количестве, какое необходимо для орошения пространств, поросших вереском. Они хотят утилизировать всю массу воды, которая теряется теперь в атмосфере и в Адриатическом заливе. Исчислено, что орошенная поверхность земли в долине По составляет 12.000 квадратных километров, и что каждую минуту употребляется для орошения около тысячи куб. метров воды. Таким образом, система орошения уменьшает средний объем воды в реке приблизительно на одну треть, но это еще только начало, и рано или поздно эта большая река, разливы и наносы которой играют такую важную роль в экономии страны, будет доведена отводами до весьма скромных размеров, если не считать времени наводнений.

Эти обильные воды, протекая по всей стране, то в естественных ложах, то искусственными каналами, наполняют атмосферу своими парами. Воздух всегда, влажен, так как дожди здесь хотя вдвое или втрое реже, чем на океанической стороне Франции и Англии, но по количеству изливаемой ими воды обыкновенно весьма значительны; гонимые южным ветром и почти всегда сопровождаемые грозами, тучи разражаются на горных склонах целыми потопами. Уже в Ломбардской равнине, в Милане, Лоди, Бресчии, средний слой дождевой воды таков же, как в погруженной в паровую ванну Ирландии, а в верхних альпийских долинах, где тучи, сгоняемые ветром в кучу, должны по необходимости разрешаться дождями, ежегодный слой дождевой воды можно сравнивать только с количеством дождей некоторых исключительно сырых местностей Португалии, Астурии, Гебридских островов и Норвегии.

Средняя влажность воздуха в Милане 0,745 метр.:

Среднее годовое выпадение дождя в Милане (за 119 л.) 0,999 метр.; в Турине (за 15 л.) 0,826 метр.; в Виченче 1,158 метр.: в Беллуне 1,433 метр.; в Удине 1,549 метр.: в Тольмеццо на верхнем Тальяменто 2,088 метр.

Если справедливы измерения расхода воды в устье Пиаве, то среднее истечение этой реки соответствует выпадению 1¹/₂ метра воды на каждый квадратный метр её бассейна, не считая при этом воды, испаряющейся и поглощаемой растениями. Эти дожди выпадают без правильного порядка, но констатировано, что у них есть два периода ежегодного усиления: май и октябрь месяцы, и два периода, в которые они бывают реже,—февраль и июль. Поэтому бассейн По составляет промежуточное пространство между поясом летних дождей и поясом дождей осенних.

По направлению ветров, великая равнина, простирающаяся от Альп до Апеннин, взятая в целом, походит на узкую горную долину; атмосферные течения, изгибающиеся в своем движении сообразно форме бассейна, в который они вступают, распространяются главным образом в направлении от востока к западу или прямо наоборот; когда они исходят с Альп, они редко приносят дожди, так как изливают их ранее, на западном склоне; когда же подымаются с Адриатического моря, то бывают, напротив, влажны. Но равнина так широка и в горных валах её так много проходов, что этот нормальный прилив и отлив сухих и влажных ветров должен подвергаться частым изменениям. В альпийских долинах чередование верховых и низовых токов правильнее: каждое озеро имеет свой порядок восходящих и нисходящих ветров, которым и руководствуются лодочники при плавании по их водам.

По географической широте долина По представляет страну по преимуществу умеренную, так как реку в нескольких местах пересекает 45 параллель, отстоящая одинаково от полюса и от экватора. И однако же климат северной Италии далеко не так мягок, как это обыкновенно думают; он отличается неровностью и представляет весьма резкие переходы от крайнего тепла к крайнему холоду. В Вальтелине, или верхней долине Адды, температура может подниматься до 32 градусов и опускаться настолько же ниже точки замерзания. В равнине климат гораздо умереннее, благодаря влиянию Адриатического моря и Генуэзского залива, но все-таки имеет характер климата континентального, и поэтому жизнь в Турине, Милане и Болонье в этом отношении не особенно приятна. На берегах альпийских озер есть несколько облагодетельствованных природою местностей, которые, как напр. Барромейские острова, составляют счастливое исключение и пользуются, относительно, весьма ровною температурою, вследствие умеряющего влияния воды, которая ослабляет жары летом и отвращает холода зимою. В садах на берегу залива Палланцы термометр никогда не опускается ниже 5 градусов стоградусника; надо пройти Рим и вступить в Неаполитанскую область, чтобы найти такой же климат, при котором могла бы родиться и развиваться такая же растительность. Венеция, благодаря омывающему ее морю, точно также представляет привилегированную местность; несмотря на окружающие ее частью илистые лагуны, она отличается здоровым климатом. Замечательно, что соленые озера и болота северных берегов Адриатического моря безопасны от malaria—этого страшного бича берегов Средиземного моря. Это преимущество лагун Венецианского залива объясняется действием приливов, которые здесь сильнее, чем в Тирренском море, а может быть также и действием холодных ветров, дующих с Альп и препятствующих развитию миазмов. Когда молодому человеку в равнинах Полезины грозит чахотка, его отправляют работать на рыбных промыслах Комаккио. Но каждый раз, когда инженеры закрывали лагуну от свободного доступа морской воды и вводили в нее пресную воду рек, появлялись болотные лихорадки; болота Равенны и Червии, к югу от Рено, посещаются самыми злокачественными лихорадками, в особенности в тех местах, где землевладельцы, из печальной страсти к спекуляции, вырубили защищавшие страну сосновые и дубовые леса. Точно также наполнен миазмами воздух окрестностей Феррары и Малальберго (неприятное убежище) при начале паданской дельты.

Самые нездоровые по климату местности в северной Италии представляют узкия альпийские долины, в которые проникает недостаточно света. Там зобатые и кретины составляют значительную часть населения. В долине Аосты, где растительность так прекрасна, а люди так безобразны, почти все женщины имеют зобы, вероятно, вследствие свойств воды, которая течет по скалам, содержащим магнезию. Жители равнин, пересекаемых во всех направлениях ирригационными каналами, точно также подвержены частым болезням, вследствие вредных миазмов, подымающихся с парами из почвы; кроме того, пища рабочих слишком однообразна и недостаточна для того, чтобы они могли противостоять ослабляющим причинам:—они стареются прежде времени, и многие из них подвергаются неизлечимой болезни—миланской проказе, известной только в тех местностях, где главную пищу составляет полента, приготовляемая из маисовой муки. В провинции Кремона этой болезни подвергается один из двадцати четырех человек, да и в других провинциях число это вряд-ли меньше. Среди рисовых полей Миланской области и Полезины жизнь еще труднее, чем в других частях равнины. Женщины часто работают здесь по целым часам, стоя в нагретой солнцем и уже загнившей воде, где по временам им приходится наклоняться и отрывать от себя забравшихся на ноги пиавок.

	Средняя температура.	Самый теплый месяц.	Самый холодный месяц	Разница
Турин	11°,73	22°,85(апрель)	0°,61(январь)	23°,24
Милан	12°,8	23°,8 (июль)	0,7 „	23°,10
Венеция	13°,01	23,92 „	1,82 „	22°,10

Но, несмотря на болезни, нищету и голодовки, наступающие вслед за наводнениями, плодородная равнина По представляет собою одно из самых населенных мест на земле. Все пространство, каким только можно было воспользоваться, занято: места хватает только для человека и для домашних животных, которых сравнительно весьма немного. В лесах, которые почти все превратились в поросли, дичи уже не существует, кроме разве лесов по горным склонам. Птицы относительно редки, ибо как бы мелки они ни были, хотя-бы составляли один даже глоток,—оне попадают на обед крестьянина. Их преследуют ружьем, силками и всякими снарядами и истребляют не только бекасов, перепелок, певчих дроздов, но и ласточек и соловьев. На берегах озера Маджиоре убивается ежегодно, по Чуди, около шестидесяти тысяч певчих птиц; в Бергаме, Вероне, Киавенне, Бресчии их истребляют миллионами; на всяком холме альпийских предгорий бывает протянута небольшая сеть.

Население всей равнины, орошаемой По, древним Эриданом, весьма сложного происхождения. Латинское по языку, оно считает между своими предками: лигуров, может быть, родственных баскам; пеласгов, живших около устьев По; этрусков, группировавшихся в многолюдных городах и бывших большими мастерами в канализации воды; могущественные галльские племена, акцент которых, если не слова, остались в новейшем наречии северных итальянцев; кельтов умбрийских, которых историки считают самым древним народом Италии, и наконец, всех тех первобытных народов, «родившихся от красных дубов», неизвестный язык которых исчез еще, быть может, не совсем, так как в местных диалектах встречаются некоторые слова, совершенно не объяснимые этимологией ни древних, ни новых наречий. Широко открытые к востоку, равнины По, конечно, должны были быть посещаемы и наводняемы всеми народами, переполнявшими берега Адриатического моря и высокие альпийские долины. Вообще принимают, что к югу от По и в долине Танаро до Треббии преобладало лигурийское племя, между тем как к востоку страну занимали кельты и этруски.

Германские нашествия первых веков нынешней эры должны были также произвести, посредством смешений, глубокое влияние на жителей северной Италии, и об этом влиянии заальпийских народов свидетельствует изобилие людей высокого роста, встречаемых в долине По. Чужеземцы—готы и вандалы, герулы и ломбарды—вскоре слились с латинизованною массою народа, но их влияние на побежденных, приобретенное победою и обладанием феодальной властью, имело более значения, чем они могли бы иметь по своей численности. Древняя история Ломбардии представляет борьбу между леном и коммуною, и когда последняя победила первый, т.е. к началу десятого века,—немецкий язык был всюду заменен итальянским. Названия фамилий и мест ломбардского происхождения весьма обыкновенны на пространстве от левого берега По до подошвы Апеннин. Так например, Маренго соответствует немецкому имени Mehring. Потому, на множество названий местностей, оканчивающихся на ago и на ate, как Лурнаго, Гаривате, Белджирате, стали-было смотрел как на немецкия слова, в которых несколько видоизменено окончание ach. Но гораздо вероятнее, что это слова кельтские, так как они едва отличаются от названия мест с окончанием ас, которых множество встречается в южной Франции.

Дольше всего германское влияние на правый язык чувствовалось в Фрулии или Фриули, поместному, Фурланея,—провинции, ограниченной берегом Адриатического моря, Каринтийскимп Альпами и плоскогорьем Карсо. Влияние это было так значительно, что жители Фриула считались как-бы отдельным племенем, хотя предками их, как и большей части других северных итальянцев, были латинизованные кельты: многочисленные браки с соседними словенцами также способствовали образованию их провинциального характера, весьма отличающагося от характера венецианцев и тревизанцев. Число их доходит до пятидесяти тысяч, не считая тех, язык которых почти совершенно слился с языком собственно итальянским.

Из многочисленных германских колоний, следы которых встречаются в равнинах северной Италии и на первых альпийских склонах, самые значительные были две: «Тринадцать Общин», расположенная к северу от Вероны, недалеко от левого берега Адижа, и «Семь Общин», в окруженной глубокими долинами горной группе, возвышающейся над Брентою к северо-западу от Бассано. В настоящее время homines teutonici этих местностей, мнимые кимвры, в которых ученые хотели видеть потомков варваров, побежденных Марием, обнаруживают свое происхождение только голубыми глазами и русыми волосами: язык же и нравы—такие же итальянские, как и у жителей долины: вряд-ли найдется какой-нибудь старик, который понимал бы наречие своих предков, которое, говорят, очень походило на баварский язык берегов Тегернзее. Неизвестно хорошенько, каковы были точные границы Тринадцати Общин, название и очертания которых изменились; территория же Семи Общин, или округ Азиаго, древне-немецкий Schlage, ограничен совершенно ясно самою природою. Но, несмотря на соседство с Австрией, он латинизован вряд-ли менее, чем первый. Впрочем, жители германских общин далеко не были борцами за немецкое господство на итальянской почве, как воображают по ту сторону Альп, напротив, им было поручено Венецианскою республикою защищать её границы от нападений с севера: они были избавлены от военной службы и пользовались административной автономией, с обязанностью не давать неприятелю прохода чрез их долины: и они всегда мужественно исполняли эту обязанность, отчего и происходит название «вернейшие», присоединенное венецианцами к носимому некогда этим древним ломбардским населением прозвищу «бедняков». Но ни покровительство Венеции, ни покровительство Австрии впоследствии не могли снасти немецкия общины от нашествия «Вельхов». К востоку от великих озер нет уже ни одной группы не итальянского населения, и только к северу от Пиемонта, на южном склоне Швейцарских Альп, могли еще удержаться германские колонии. Эти колонии, занимающие расходящиеся к югу от Мон-Розы долины и высокую долину Поммат, в которой только-что появившаяся на свет Тоза образует один из самых прелестных альпийских водопадов, точно также давно бы изменили свой язык, если бы не были поддерживаемы одноплеменными народами, живущими в соседних долинах Швейцарии. Недавно еще одна из этих немецких деревень, Аланья (Olen), сохраняла свои древние нравы: в ней искони не бывало ни тяжб, ни контрактов, ни завещаний, никаких нотариальных актов—все управлялось обычаем, т.е. абсолютною властью глав семейств.

Французский элемент на итальянском склоне Альп гораздо значительнее германского. Вся верхняя долина Аосты, между горною группою Большого Парадиза и Мон-Розы, и с другой стороны—Мориенские горы, верхния долины Доры-Рипарии, Клюзона, Пелличе или Пелиса, Вароши или Варанты—населены народом французского языка и того же самого происхождения, как савояры и дофинцы противоположного склона. Этому мирному нашествию западных кельтов, пришедших сюда в числе около 120.000, способствовало общее расположение альпийских горных групп. Всего больше места занимают горцы к западу от горного гребня и составляют многочисленные общины; господствуя над равнинами Италии, как с высоты крепости, они, естественно, спустились вниз и заняли весь пояс лесов и лугов, от тесных долин до подошвы гор. Во многих местах их границею было последнее ущелье, из которого горный поток вливается в равнину, и последние скалы выступающих цепей сохраняют еще развалины замков, защищавших древний французский Дофине. Но усиливающаяся централизация Итальянского государства, военная конскрипция, администрация, суды, школы все более и более оттесняют французский язык к политической границе: у каждой деревни два имени, и новое название мало-по-малу одерживает верх. Из всего говорящего по-французски населения противятся итальянизации ваатланцы или барбеты, жители двух долин Пеллиса и Клюзона, кверху от Пиньероля или Пинерола; только они и имеют литературу, живучия предания, историю и религиозный и национальный патриотизм. Их секта, которая гораздо старше реформации, была преследуема с тринадцатого столетия, и жизнь их с того времени шла среди борьбы и страданий всякого рода; часто можно было подумать, что истребление этого маленького народца совершилось, но он всегда поднимался снова, и 1848 год дал ему равенство прав. Моральная сила, приобретенная привычкою жертвовать собою, доставляла изгнанным ваатланцам некогда большое влияние в странах изгнания, в Швейцарии, во Франции, в Англии: таким образом «Израиль Альп» занял в истории более важное место, чем мог предполагать этот народец, составляющий в настоящее время около двадцати пяти тысяч человек.

Плодородие почвы, обилие текучих вод и громадные земледельческие средства, завещанные предшествующими поколениями, все еще привязывают большую часть населения паданской Италии к земледелию. Напрасно пытались бы мы оценить громадное количество труда, представляемого сетью оросительных каналов, содержанием плотин, рвов, дорог, уравнением поверхности полей, преобразованием всех возделываемых горных склонов в совершенно правильные террасы или ronchi. Огромные землекопные работы, которыми хвалится новейшая техника при устройстве железных дорог, ничтожны в сравнении с теми обработанными ступенями, которые устроены земледельцами, как гигантские лестницы, вокруг всех холмов и при основании почти всех гор, опоясывающих долину По. Обычный способ обработки требует, сверх того, непрерывного труда, потому что здесь земледелец работает не железным плугом, а, так сказать, «заступом с золотым острием»,— его работа скорее садоводство, а не собственно хлебопашество. Зато и количество продуктов, доставляемых великою равниной,—хлебов, кормовых трав, листьев шелковицы и коконов, овощей и плодов, сыров, называемых пармезан, лодезан, горгонцола и др.,—простирается по крайней мере до суммы двух миллиардов, чего достаточно для поддержания весьма значительной вывозной торговли. По некоторым отраслям земледелия, Ломбардия и Пиемонт занимают первое место во всем мире и представляют почти единственные страны в Европе, в которых существует полутропическое возделывание риса, введенное в начале шестнадцатого столетия. Что касается виноградников, то вообще они содержатся плохо и дают лишь посредственное вино, за исключением холмов Асти и Монферрата, а также островного холмика Сан-Коломбано, вина которых пользуются заслуженною известностью. Говорят также, что пиколито окрестностей Удины не уступает токайскому.

Большие земледельческие полосы области По соответствуют естественным делениям почвы: горе, холму и равнине. Различие земель и климатов имею своим последствием не только различие обработок, но и существенное различие в распределении собственности. В верхних долинах, от ущелья Тенде до горы Трикорно или Триглавы, большая часть земли—лугов и лесов—была нераздельна между всеми жителями одной и той же общины, и итальянскому закону, относящемуся враждебно к этому способу землевладения, с трудом удалось изменить его постепенно. Но хотя почти все горцы—совладельцы общих альп (пастбищ) и лесов, у них все-таки есть куски земли, принадлежащие им в собственность: у всякого есть свой маленький косогор луга, своя скала, которую он своим трудом превратил в сад: социальное положение жителей похоже на положение французских поселян, которые также пользуются выгодами мелкой собственности. В стране холмов, при подошве горы, земля разделяется уже на более крупные фермы; земледелец уже не хозяин, а подчинен множеству обычаев и несет множество повинностей феодального происхождения, но по крайней мере имеет хоть часть произведений, которою он может располагать по своей воле. В нижней же равнине, где прорытие и содержание каналов требует больших капиталов, поля, хотя также разделены на многочисленные участки, но почти все принадлежат богатым землевладельцам, которые живут большею частью вдали от своих имений и отдают их в аренду. Большинство крестьян остается без средств к жизни и принуждено работать поденно на чужой земле. И вот, в этой-то самой плодородной области Северной Италии живут поселяне самые несчастные, всего чаще подвергающиеся болезням, всего менее заботящиеся об образовании. Какая разница в этом отношении между ними и ваатланскими горцами окрестностей Пиньероля или жителями Вальтелины! Провинция Сондрио в верхней долине Адды имеет меньше всего людей неграмотных между всеми местностями Италии. Она служит рассадником учителей для других провинций.

Значительная часть горцев итальянских Альп каждый год отправляется на заработки в города равнины и чужеземные страны, оправдывая старую поговорку: «нет страны, в которой бы не было воробьев и бергамцев». Но последние, хотя и действительно весьма многочисленны, однако же составляют лишь незначительную часть тех странствующих горцев, которые ведут суровую борьбу за существование вдали от родной земли и бывают даже в Америке. Фриульцы, жители берегов озера Маджиоре, и пиемонтцы точно также принуждены покидать свои родимые лачуги. По весьма опасным зимою, вследствие глубоких снегов, ущельям западных Альп проходят в это время года пиемонтцы, спускающиеся в Марсель и другие города южной Франции, где они принимают участие во всех больших публичных работах, вместе с французскими рабочими, которые, впрочем, не очень их любят за понижение заработной платы, являющееся следствием их конкурренции. Пьемонтцы, привыкшие к строгой воздержности, могут довольствоваться нищенскою ценою и овладевают таким образом, в ущерб провансальским рабочим, большим числом мастерских. В Швейцарии строят дома и пашут землю тоже пиемонтцы, вместе с тессинцами. Они эмигрируют даже в Швецию и Россию. Они же, вместе с мароканцами, строили железную дорогу в Сенегале, между Сен-Луи и Дакаром.

Эмиграция из долины По:

В 1844 г. 103.920 чел., в 1885 г. 95.261 человек.

За исключением железных руд, служивших для фабрикации столь известного оружия в Бресчии, и золотых приисков в долине Анзаске, при подошве Мон-Розы, где уже во времена римлян работало до пяти тысяч невольников и где еще и ныне разработка доставляет некоторую выгоду, Северная Италия не имеет значительных металлических жил, но у ней есть свои каменоломни мрамора, гнейса, гранита, копи горшечной и фаянсовой глины, которые дают работу целым населениям различных местностей. Что касается собственно промышленности, то известно, каково было её значение во времена великих итальянских республик; известно, до какой степени совершенства довели ломбардские и венецианские мастера фабрикацию шелковых тканей, бархата, золотого и серебряного тканья, ковров, зеркал, стеклянных и фаянсовых изделий, металлических чеканных работ и всякого рода вещей, требующих вкуса и ловкости рук. С потерею свободы пала и промышленность, но в наше время традиции её начинают оживать, в особенности в фабрикации шелковых тканей. Только на фабриках недостает необходимых для машин дров и каменного угля, поэтому заводчики прибегают к воде потоков, составляющих великую двигательную силу, почему почти все большие заводы основаны при выходах рек из альпийских долин.

Между древними промыслами, существующими еще и ныне и принадлежащими собственно Италии, следует упомянуть рыбные ловли в лагунах Комаккио. Все озеро, занимающее пространство в 49.000 гектаров, представляет собою единственный в мире громадный аппарат для рыбной ловли. Проток Маньявакка, сделавшийся ныне почти совершенно бесполезным для плавания, служит теперь входом для вод канала Палотты, который можно назвать аортою лагуны. Канал этот, вырытый с 1631 по 1634 г., вносит соленую воду внутрь материка и посредством разветвлений второстепенных каналов, снабженных затворами и шлюзами, заставляет проникать животворные волны до самых концов лагун. Таким образом большая лагуна Меццано, занимающая всю западную часть valli, оказалась соединенною с прибрежными лагунами, и её вода из пресной обратилась в соленую. Различные, обнесенные плотинами, бассейны, из которых в каждый входят артерии канала Палотты, составляют резервуары, в которых обсеменяется и развивается в изобилии приносимая морскою водою рыба; лабиринт с двойными и тройными стенками дает пришельцам из открытого моря свободный доступ сюда, но не выпускает их обратно; поэтому они остаются в резервуарах, и когда наступает время ловли, то их налавливают сетями столько, что нагружают целые суда. Спалланцани видел, как в одном таком «поле» в одну ночь наловили 60.000 фунтов рыбы. Но иногда вылавливают и еще больше, и в таком случае всю массу мяса употребляют как удобрение. Рыбачье население Комаккио составляет немногим более пяти тысяч человек, которые почти все отличаются высоким ростом, силою и ловкостью. Кост обратил внимание на тот замечательный факт, что целая колония, устроившаяся на уединенном острове Комаккио, отделенная от всех соседних мест обширными лагунами, принужденная существовать эксплоатацией воды, точно так же, как другие эксплоатируют землю, употребляющая исключительную пищу, состоящую только из трех пород рыб: головля, угря и аквадели, могла просуществовать длинный ряд веков и сохранить тип своего племени в таком же цветущем состоянии, как и населения богатейших местностей. К сожалению, рыбаки Комаккио не имеют права собственности на свои «поля», которые принадлежат государству и богатым частных лицам. Рабочие, обреченные на тяжелый труд, живут в больших казармах среди островов, и их жены и матери не имеют даже права посещать их, а сами они посещают город в определенное, назначенное для того время.

Огромное население долины По, почти не уступающее населению всей остальной континентальной Италии, распределено неравномерно, смотря по различиям рельефа и плодородию почвы; но, за исключением высоких и холодных альпийских местностей, жители её всюду скучены в местечках и городах. Сверху какой-нибудь башни вы увидели бы целые десятки их красных и белых масс, резко рисующихся там и сям среди зелени: но деревушек и поселков совсем нет. Собственно деревенскими жителями являются только арендаторы, деревенское же население не может скучиваться, и все земледельческие семьи остаются изолированными, а многочисленные землевладельцы все живут в маленьких городах и придают им такой богатый вид, какого вовсе не имеют равнозначительные места в других частях Европы. При одинаковой поверхности, ни одна область материка не населена так густо, как Северная Италия; не говоря уже о земледельческих местностях, Ломбардия представляет часть материка, наиболее тесно застроенную городами; подобного скучения народа нельзя найти до самого Ганга и Китая.

Вообще население Северной Италии представляется в следующем виде:

	Поверхность.
	Цифры оффиц.	По Стрельбицкому.
Пиемонт	29.349 кв. кил.	29.494 кв. кил.
Ломбардия	23.507 „	24.205 „
Венецианская область	23.464 „	24025 „
Эмилия	20.515 „	20.749 „
	96.835 кв. кил.	98 473 кв. кил.

	Население 1 янв. 1884 г.	Население на километр.
Пиемонт	3.115.280 жит.	107 жит.
Ломбардия	3.749.770 „	159 ,,
Венецианская область	2.873.700 „	120 „
Эмилия	2.213.600 „	111 „
	11.951.750 жит.	123 жит.

Здесь также многочисленны и большие города, которые, благодаря своим памятникам, сокровищам искусства и историческим воспоминаниям, почти все приобрели себе значительное имя между городами всего света. В такой стране, как паданский бассейн, где всюду сосредоточивается множество земледельцев и сообщения были всегда необыкновенно легки, центры населения передвигались без труда, вследствие случайностей войны и превратностей истории. Отсюда-то и происходит это множество городов, которые были знаменитыми, как главные центры древних республик или как королевские и герцогские резиденции.

Но при подошве Альп и Апеннин есть города, места которым были указаны заранее самою природою. Это именно те населенные пункты, которые находятся при выходах горных проходов и служат разом и естественными торговыми складами, и военными стражами. Так, древний Ариминум, в новейшее время Римини, расположенный в южном углу великой равнины По, в римскую эпоху охранял узкое побережье между Адриатическим морем и подошвою Апеннин. Это был вход в Северную Италию; здесь выходила к морю, спускавшаяся с гор, Фламиниева дорога; здесь брала начало дорога Эмилиева, которая и теперь еще составляет главный путь сообщения между Пиемонтом и Адриатическим морем; здесь же начиналась и шедшая по берегу дорога в Равенну. Позднее, когда Рим перестал уже быть столицею Италии и всего мира и когда Италия была еще разделена на враждебные государства, огромное стратегическое значение имели города, расположенный при входе в равнину с южной стороны и при переправах чрез По, как Болонья и Феррара. Пиаченца, расположенная в теснине По, между Пьемонтом и Эмилией, и теперь еще представляет военный пункт первостепенной важности. Александрия, расположенная при слиянии Тонаро и Бормиды, в одной из самых замечательных кровавыми битвами равнин, была также, уже по своему положению, предназначена сделаться грозною крепостью, хотя она еще носит данное ей в насмешку название Александрии «Соломенной». Наконец, в соседстве с Францией и Австрией, всякая долина имела при выходе укрепленную заставу: Винадио, Шато-Дофин, Пиньероль, Фенестрелла, Суза и другие места, которые большею частью стали ненадежными при нынешнем могуществе артиллерии, были некогда крепостями, защищавшими Италию от её могущественных соседей.

Но, со времени падения Римской империи, самой серьезной защиты требовал альпийский выход, спускающийся с Бреннера. Равнины, простирающиеся к югу от Гардского озера между берегами Минчио и Адижа, в военном отношении составляют самый слабый пункт Италии, что доказано и историей. Мирное деревенское население посвящало Бреннерский проход богам и торжественно отдавало его под покровительство смежных племен; но алтари не останавливали являвшихся из-за гор воинственных орд, а напротив очень часто они спускались на равнины Италии, как поток, как река, разлившаяся чрез слишком низкую плотину, грабя города и убивая жителей. Ни одно место на земле не напоено столько кровью. Выходы верхней долины Адижа до последней половины нынешнего века были главным театром сражений, происходивших за обладание Италией. Нет ни одного города, ни одной деревни на этом небольшом пространстве, который не приобрели бы печальной известности в истории человечества,—здесь именно находятся поля битв и смерти: Кастильоне, Лонато, Риволи, Сольферино, Кустоцца. Когда австрийцы владели Ломбардо-Венецианскою областью, они позаботились укрепить большие ворота Адижа четырьмя грозными крепостями, называемыми четыреугольником, именно в Вероне, Пескиере, Мантуе, Леньего и многими другими не столь значительными сооружениями—это были «ключи от дома». Сделавшись сама себе госпожою, Италия снова возвратила их себе: прежде эти ворота были заперты для неё, теперь они заперты для Австрии.

Те же самые условия почвы, которые заранее предназначили проходам Альп и Апеннин важное стратегическое значение, должны были дать им также значительную роль и в истории торговли: военные пункты и торговые города могли помещаться только при спусках проходов, одни для охранения самого прохода, другие, напротив, для радушного приема источника своих богатств—проезжих и товаров. Впрочем, воинский гений и торговля не любят жить в соседстве друг с другом, и торговые склады основываются большею частию так, чтобы пользоваться выгодами, представляемыми большими естественными путями передвижения народов, избегая всегда беспокойств и опасностей, которые обыкновенно влечет за собою состояние войны или вооруженного мира. Степень значения торговых городов определяется естественно числом идущих к ним торных путей. Место на одной из этих больших дорог—составляет не более, как простую станцию; при выходе двух или трех проходов—оно становится уже центром населения и богатства; в точке же соединения многих дорог—оно уже столица. Так, Турин, к которому сходятся все чрез-альпийские дороги от группы Мон-Блана до начала Апеннин, представляет уже по своему положению один из самых оживленных пунктов европейской торговли. Милан, к которому сходятся семь больших альпийских дорог: с Симплона, Готарда, Бернардина, Сплюгена, Юльера, Малойа и Стельвио, составляет также необходимый emporium. Болонья, отделявшаяся некогда от Альп трудными для перехода болотами и руслом По, ныне связана железными дорогами со всеми значительными проходами горнаго полукруга; в ней соединяются линии из Вены, Парижа, Марселя и Неаполя.

Без устройства дорог, долина По никогда не имела бы в истории Европы такого относительно важного значения, какое она имеет теперь. Высокая эллиптическая стена Альп совершенно отделяла ее от Франции, Швейцарии и Германии, а с юга не столь высокий вал Апеннин затруднял её сношения с долинами Тибра и Арно. Она была открыта только со стороны Адриатического моря, прямо к крутому, дикому берегу, на котором и теперь еще живет полуварварское население. На всем материке Европы нет естественной, более замкнутой области, которая была бы обнесена более высокою и более трудною для перехода стеною, по крайней мере для жителей нижней долины; но открытие больших проезжих и железных дорог изменило все—и Северная Италия стала для европейской торговля одним из главных притягательных и распределительных центров. Через Венецию она связана с Адриатическим морем, а посредством апеннинских железных дорог с Генуею, Савоною, заливом Специя и Тирренским морем; она господствует разом над двумя морями, омывающими Италию. Железные дороги из Паданы, Сен-Готарда, Бреннера, Зиммеринга и Понтеббы привлекают в низменную Ломбардию часть торговли Франции, Германии, Австрии. Скоро и другие линии больших европейских сетей, спускающиеся с Женевра и ущелья Тенде, соединятся в цветущих городах долины По, как в центре одного огромного пояса. А более и более центральное положение, доставляемое стране пересечением дорог, вместе с удивительным плодородием её полей и другими преимуществами, способствует обращению Северной Италии в одну из самых жизненных частей великого организма Европы. История, т.е. труд человеческий, изменил первобытную географию: истинный центр полуострова ныне оказывается уже не в Риме, а в древней цизальпинской Галлии. Если бы при выборе столицы итальянцы руководствовались действительным значением места в истории труда, а не преданиями прошедшего, то по крайней мере четыре города северной равнины могли бы оспаривать честь быть «первым между равными»—Турин, Милан, Венеция и Болонья.

Турин, хотя он очень древен и был сожжен Аннибалом, в сравнении с другими городами Италии может считаться городом новым; его широкия и прямые улицы, пересекающиеся под прямыми углами, делают его похожим на импровизированные столицы государств Нового Света; но до выбора его в герцогские резиденции он был совершенно маленьким провинциальным городом. Со времени римлян и даже частию в средние века большая дорога с полуострова в Галлию шла по берегу Генуэзского залива. Проход горы Женевр был, как доказывают документы, путем относительно довольно торным; но верно и то, что с перемещением торговых сношений между двумя альпийскими склонами в северо-западном направлении, недостаток широких дорог чрез склоны и снега заставлял путешественников колебаться между различными альпийскими проходами от Аржантьера к большому Сен-Бернарду, и ни один из выходов верхних долин не мог приобрести преобладающего значения в торговле Италии. Впрочем, путешественники очень боялись Альп, и на долю каждого из городов, расположенных при выходах проходов, приходилась ничтожная часть торговли. И однако же этапные города были при спуске всякого прохода, точно так же, как и при выходах Апеннинских тропинок: Мондови—тройной город, построенный на трех вершинах; Кони (Кунео), прекрасно расположенный на своей треугольной террасе между Стурою и Гессу, где вытекают из Вальдиери всегда дымящиеся серные ручьи; Салюс, который возвышается на отлогом склоне, при основании предгорий Визо; башня (Torre di Lurevna), построенная у самого выхода из ваатландской долины, привлекает в эту местность множество английских туристов; Пиньерол (Пинероло), над которым возвышается древний укрепленный замок, служащий часто государственной тюрьмой; Суза—итальянская дверь горы Сениса; Аоста, еще богатый остатками римских времен; Иврея, построенная на месте древнего ледника, спускавшагося с Мон-Розы; Биелла—известный своими 350 заводами шерстяных изделий. Города, расположенные ниже в равнине, при встрече нескольких альпийских путей, должны были также приобрести некоторое местное значение. Таковы в верхнем Пиемонте: Фоссано, построенный на каменистой террасе, при соединении дорог из Мондови и Кунео; Савильяно, в котором к предъидущим дорогам присоединяются дороги из долин Макры и По; Бра—центр пересечения железных дорог; Карманьола, в котором оканчивается главная дорога с Апеннин. Самый многолюдный в восточном Пиемонте—город Новара, расположениый при озере Маджиоре, среди самых плодородных полей, благодаря которым он сделался главным хлебным рынком на западе Ломбардии; Верчелли, построенный на Сезии, ниже слияния всех рек, стекающих с горных групп Мон-Розы, в том месте, где, по преданию, происходило знаменитое сражение кимвров, пользуется такими же преимуществами, как и Новара; Казале, древняя столица Монферрата, при одной из переправ По, которую он защищает во время войны своими укреплениями.

Турин, благодаря своему центральному положению между всеми этими городами верхнего и нижнего Пиемонта и соединению в нем всех путей из проходов, сделался естественным торговым центром верхней долины По до Тичино. Известно, какую пользу принесло этому городу усилившееся торговое движение, особенно после того, как он отделался от опасной чести быть столицею королевства; пустота, оставленная двором и высшей администрацией, восполнилась, и даже с избытком, иммигрантами, наехавшими сюда по железным дорогам. Его арсенал, библиотеки, прекрасный музей, университет, различные общества делают его одним из умственных центров полуострова, а по своим шелкопрядильням и шерстопрядильням, бумажным и другим фабрикам, он занимает одно из первых мест в Италии. Сверх того, в его окрестностях есть прелестные виды: его холм Суперга, находящийся в нескольких километрах к востоку и украшенный великолепною церковью, господствует над самой красивой панорамой итальянских Альп. В его обширном городском округе множество маленьких городов, известных своими замками, парками, виллами, как Монкальери, Киери, Кариньяно, которые представляют еще более живописные виды, чем Турин; служа дачами для жителей столицы, они делаются участниками в её благосостоянии. Что касается городов, расположенных в бассейне Танаро, к югу от группы холмов Турина, то они образуют, конечно, отдельную группу и имеют специальную географическую роль, а именно служат естественными посредниками между верхней долиной По, Ломбардией и генуэзскими берегами. Александрия (Алессандриа), военный пункт, отличающийся скучною правильностью построек и заменивший собою, в стратегическом отношении, Тортону и Нови, расположенные в той же равнине, есть узел восьми линий железных дорог и, следовательно, является одним из таких городов Италии, где совершается наибольшее передвижение. Соседние города: Асти, знаменитый шипучими винами, и Акви, славящийся еще со времен римлян своими обильными теплыми источниками, представляют также важные торговые места. Евреи в Акви, числом около пятисот, обладают значительной частью богатств страны; их теперь не изолируют более в еврейском квартале или гетто.

Производство виноделия в Пиемонте в среднем: 2.700.000 гектолитров.

Число жителей главных общин Пиемонта в 1882 г. в тысячах:

Турин (Торино) (1893 г.)—336; Александрия (Алессандриа) (1893 г.)—75; Асти—33; Новарра (1893 г.)—10; Казале Монферрато—29; Верчелли—29; Кони (Кунео)—25; Фоссано—18; Мондови—18; Савильяно—17; Пиньероль (Пинероло)—17; Салюс (Салюццо)—16; Киери—16;Биелла—15; Бра—15; Тортона—14; Нови—14; Карманьола—12.

Столица Ломбардии, Милан, является во всех отношениях одною из глав Италии: по населению своему, включая предместья, он уступает только Неаполю; по торговле уступает только Генуе; по промышленности он равен этим двум городам, а по научному и литературному движению, он, вероятно, первый из городов между Альпами и Сицилийским морем. Две главнейшие библиотеки Италии находятся в Милане, именно библиотека Брера и Амврозийская; в здании библиотеки Брера, кроме того, помещаются: школа изящных искусств, картинная галлерея, обсерватория, Ломбардский институт и собрание разных коллекций. С самого начала истории, Милан, этот естественный исходный пункт двух озер, Маджиоре и Комо, является нам важным кельтским городом; впоследствии, выгоды его положения доставляли ему то равенство с важнейшими городами, то преимущество над всеми городами Северной Италии. В средние века, по могуществу, его называли «вторым Римом»—так как уже к концу тринадцатого века он имел 200.000 жителей, между тем как Лондон не имел в то время и шестой части этого числа. Милану недоставало воды, у него была только ничтожная речка Олона, и он сделал себе настоящие реки: Навильо Гранде и Мартезану, которые несут вдвое больше воды, чем Сена в Париже в период мелководья. Он был обстроен также великолепными памятниками, но они погибли во время столь многочисленных войн, опустошавших Миланскую область,—и почти весь город принял вид новейших западно-европейских городов. Его знаменитейшее здание—Собор—с точки зрения искусства, есть не что иное, как громадная резная работа, драгоценная игрушка огромных размеров; но по красоте употребленных на него материалов, по законченности деталей, по громадному множеству статуй, которых, говорят, в нем до семи тысяч, он представляет диво архитектуры. Недалеко от озера Маджиоре, около устьев Точе, есть две большие каменоломни: одна белого мрамора, другая гранита, которые с конца четырнадцатого века служат исключительно для постройки и поддержания этого грандиозного здания.

Гордая своим прошедшим и свободно располагавшая своими судьбами, столица Ломбардии считает честью то, что она никогда не повиновалась рабски внешним давлениям; у ней свои взгляды, свои нравы, свои особенные моды, и даже все принимаемое ею иностранное получает отпечаток местной оригинальности. Точно также и все города, теснящиеся в равнине, стараются сохранить свой самобытный характер—все они держатся своих древних преданий и хвалятся своими летописями. Комо, на конце своего прекрасного озера, также древний свободный город, соперник Милана, обогащаемый ныне своими шелкопрядильнями и произведениями Брианцы; Монца, окруженная парками и виллами, город коронования; Павия, с низверженными ныне «пятьюстами двадцатью пятью башнями», вспоминает, что она была резиденциею ломбардских королей, и с гордостью показывает свой университет, один из самых старых в Европе, и свой великолепный картезианский монастырь, чудо эпохи Возрождения, самый пышный монастырь во всей Италии: в Виджевано, по другую сторону Тичино,—прекрасный замок и самые лучшие в стране нивы в его окрестностях; Лоди, имеющий еще весьма значительную торговлю, в одиннадцатом веке быль самым могущественным в Италии городом после Милана, и вел с ним ужасные, истребительные войны; Кремона, старая республика, бывшая также в борьбе, с Миланом, славится своим torrazzo в 121 метр, который, до постройки больших готических соборов, был высочайшею башнею в мире; Бергамо, возвышающийся на своем холме над богатыми равнинами Брембо и Серио, хвалится тем, что если бы не существовало Флоренции, то он был бы самым богатым великими людьми городом Италии; еще более гордая Бресчиа, город оружия, объявляет себя матерью героев.

Мантуа, расположенная на р. Минчио и принадлежащая к числу укрепленных городов четырехугольника, может считаться не входящею в пределы собственно Ломбардии, хотя она и принадлежит ей политически. Город этот, в котором евреев сравнительно больше, чем в других неприморских городах Италии, представляет главным образом большую военную крепость и много утратил своей прежней коммерческой деятельности; его болота, леса, рисовые поля, сточные канавы, весь его лабиринт вод, составляющий нечто исключительное даже в сырой Ломбардии, отталкивают иммигрантов от родины Виргилия. Наконец, города, расположенные в горах, каковы Сондрио, главный город Вальтелины, на верхней Адде, и прелестный Сало, с деревенскими домами, рассеянными среди лимонных рощ, на берегу Гардского озера, имеют также свою особенную физиономию, совершенно отличающую их от городов Ломбардской равнины.

Население главных общин (город с округом) Ломбардии к 1 января 1882 г.

Милан (Милано) 321.840 жит.; (по исчислению 1894 г. 432.000 жит); Бресчиа 60.630 жит.; Бергам (Бергамо) 39.700 жит. (45 т., 1894 г.): Кремона 31.930 жит.; Павия 29.940 жит.; Мантуа (Мантова) 28.050 жит.; Монца 28.010 жит.; Комо 25.560 жит.; Лоди 25.800 жит.; Виджевано 20.100 жит.

Большие города по другую сторону По, в Эмилии, имеют большею частью меньше своеобразности, чем города ломбардской равнины, и вероятно потому, что стоят на Эмилийской дороге, при основании Апеннин, и что все оригинальное в них сглажено непрерывным движением товаров и солдат. Пиаченца—довольно скучный военный город, интересен своими памятниками и воспоминаниями и имеет весьма важное значение как посредник торговли между Пиемонтом, Ломбардией и Эмилией. Страделла—город, расположенный между правым берегом По и склонами гор, покрытых дубовыми рощами и виноградниками. В Парме, бывшей герцогской резиденции, есть богатая библиотека, музей и церкви с удивительными фресками Корреджио. Другая важная станция Эмилийской дороги, Реджио, не имеет уже знаменитой Ночи Корреджио, который был самым знаменитым из сынов этого края, между которыми считают также Ариоста и Секки. Модена, которая недавно еще, как и Парма, была столицею герцогства, имеет также свой университет, музей и драгоценное собрание книг и рукописей, называемое библиотекой Estense. Наиболее сохранила свою оригинальность нынешняя столица Эмилии—«ученая» Болонья, родина Гальвани и других великих людей, принявшая себе девизом слово libertas. Она остается одним из самых любопытных городов Италии по своим дворцам, средневековым постройкам, по двум наклонным башням, наклон которых увеличивается понемногу с каждым веком, но своим картинам болонской школы и другим археологическим остаткам римского, этрусского и до-этрусского периода, рассеянным в окрестностях; на древнем кладбище Виллановы находятся памятники, которым насчитывают около 3.000 лет1. Болонья, как общий центр всех железных дорог, спускающихся с Альп и с Апеннин, пользуется в настоящее время большим торговым благосостоянием, и население её быстро возрастает. К несчастию её, соседния поля часто опустошаются разливами р. Рено, и именно благодаря этим бедствиям от наводнений, Болонья потеряла свое древнее прозвание «Дородной». Ни один из городов Северной Италии, между Болоньей и Когерой, не сообщается железной дорогой с тирренским склоном,—Парма, Реджио и Модена должны были бы прокладывать себе дороги через горную цепь. На одном из холмов, к юго-западу от Реджио, стоит знаменитый замок Каносса, где германский император Генрих IV предстал с повинной головой пред папой Гильдебрандом.

Другие бывшие столицы, невдалеке от оживленной торговлею Болоньи, остаются некоторым образом в забросе, и о былой их славе свидетельствуют только старинные здания. Феррара, получившая известность благодаря пребыванию в ней Ариоста и жестокостям дома Эсте, пала с тех пор, как перестал здесь течь По, отодвинувшийся отсюда дальше к северу. Впрочем, население её общины с разбросанными домами еще довольно значительно. Равенна же, древний Рим Гонория и Теодорика Готского, избранная столицею империи, вследствие затруднительности доступа к ней через болота, и наполненная, благодаря итальянским экзархам, прекрасными византийскими постройками, представляющими по своему архитектурному стилю и удивительным мозаикам столь любопытное и даже исключительное явление в истории итальянского искусства, покинута уже не рекою, а самим морским заливом. Во времена римлян она была в прямом сообщении с Адриатическим морем, а теперь соединяется с ним лишь искусственным каналом, в 11 километров длины, который доступен для судов, сидящих в воде на 4 метра, и портом Корсини, который обязан своим существованием также человеческому труду; древние же римские порты, один военный, другой коммерческий, совершенно исчезли. Древние постройки Равенны, вследствие рыхлости почвы, погружаются в нее; крестильница четвертого века опустилась на 3 метра ниже поверхности нынешних улиц: предполагают ныне поднять весь этот памятник. К счастью для истории искусств, ни один из древних памятников Равенны не был до сих пор реставрирован. Что касается древнего этрусского города Адрии, расположенного к северу от По, в Венецианской области, то он уже более двух тысяч лет не заслуживает того, чтобы соседнее море называлось его именем. Он удален от него почти на 22 километра. Но нельзя сказать, чтобы и в римскую эпоху он был в непосредственном соседстве с морем. Самое название, данное Адрии «город семи морей», доказывает, что он был окружен лагунами. Точно также одна из деревень, расположенных в равнине при подошве Эвганейских холмов, названием своим Порто обязана, вероятно, какому-нибудь озерному или речному порту. Местечко Коппаро, расположенное в Полезине феррарской, на берегу больших и не высохших еще болот нижней долины По, считает в себе около 30.000 человек только вследствие обширности общины, занимающей около 40.000 гектаров. Ченто, родина живописца Гверчино, также довольно большой город, имеющий около 20.000 жителей.

Многолюдные и прославленные историческими событиями города теснятся в южном углу равнины, называемом Романья, между Апеннинами и морем. Имола, возвышающаяся своими зубчатыми башнями на берегу Сантерно, весьма богата минеральными водами; Луго, «город красивых романьолок», стоит в самом центре Равеннской области и, благодаря своему положению, представляет весьма оживленный рынок сельскохозяйственных продуктов: Фаэнца, через которую прямо, как стрела, проходит Эмплийская дорога, представляет скорее земледельческий город, чем промышленный центр, хотя он и сообщил свое имя фаянсовым изделиям, обогащающим ныне столько мест во Франции и в Англии. Форли, главный город провинции,—самый многолюдный после Болоньи при подошве романских Апеннин. Чезена известна в особенности превосходными коноплями, растущими на её полях. Наконец, Римини, в котором Эмилийская дорога выходит на морской берег, сохранил несколько римских развалин, и между прочим триумфальные ворота, указывавшие вход во всю Северную Италию. Население этой местности, быть может, самое крепкое физически и самое энергичное на всем полуострове. Романьолы обладают сильными страстями и силой для удовлетворения их. Это—племя либо героев, либо злодеев.

Население главных общин (город с его округом) Эмилии к 1 января 1882 г.

Болонья 123.275 жит. (147.000 в 92 г.); Феррара 75.550 жит.; Равенна 60.570 жит.; Модена 58.060 жит.: Реджио 50.650 жит.: Парма 45.220 жит.; Форли 40.950 жит.; Чезена 38.220 жит.: Фаэнца 36.040 жит.; Римини 36.080 жит.; Пиаченца 34.990 жит.: Коппаро 31.020 жит.; Имола 29.340 жит.; Луго 25.660 жит.; Ченто 19.720 жит.

Многие венецианские города, будучи главными городами провинций, имеют важное значение: Падуа—весьма богата драгоценными памятниками искусства, университетский город, бывший соперник Венеции; Виченца, родина Пигафетты, который первый описал кругосветное плавание, и Палладио, которому город обязан украшающими его памятниками; Тревизани Силе; Беллуно—в верхней долине Пиаве; Удине, в котором показывают холм земли, насыпанный по приказанию Аттилы, смотревшего отсюда на пожар Аквилеи; по своему положению на столь живописной альпийской железнодорожной линии Понтеббы Удине сделался одной из главных станций сети железных дорог Европы. Пальманова, на границе Австро-Венгрии, представляет самую правильную на свете крепость; она имеет форму орденской звезды, украшенной рельефным рисунком. Еще более сильная крепость, Верона, расположенная на другом конце венецианской территории, играла важную роль в истории Италии; но, как торговый и промышленный город, она сильно упала в сравнении с её прежним благосостоянием. Между поясом стен и бастионов её, в ней множество прекрасных зданий средневековых и эпохи Возрождения и громадный римский амфитеатр, в котором могут разом поместиться пятьдесят тысяч зрителей. Но из всех венецианских городов, быть может, в наибольшем упадке, по сравнению со своим прошлым, находится сама Венеция, «царица Адриатического моря».

Венеция—город очень древний. Остатки римских построек, найденные на острове СанДжоржио ниже уровня моря и приводимые в доказательство любопытного явления постепенного оседания венецианских лагун, доказали в то же время, в противность общему мнению, что наносные островки залива были населены еще до нашествия варваров. Эти полузатопленные земли могли служить убежищем для прибрежного населения именно потому, что представляли собою удобства, как торговые складочные места. Во всяком случае, настоящая Венеция является только с начала девятого века, с той эпохи, когда правительство морской республики вступило в свои права на большом острове. Известно, как удивительно счастлива была судьба города, населенного потомками древних венетов. Расположенная в промежуточной области, отделенная одновременно от моря посредством лиди и от твердой земли лиманами и болотистыми пространствами, Венеция имела то неоценимое преимущество, что во время беспрерывных войн, опустошавших Европу, она была почти неприступна для всякого неприятеля, как с сухого пути, так и с моря. Она же с своей стороны, могла свободно посылать свои торговые и военные экспедиции ко всем берегам Средиземного моря и основывать там конторы или крепости. После войн, выдержанных ею с самым горячим патриотизмом, она сделалась самою могущественною и богатою из всех торговых республик Италии. Впрочем, она имела наилучшее положение для удобств торгового обмена. Обладая выгодами более высокого, чем в большей части средиземных вод, прилива, Венеция находится почти в центре областей, составлявших в средние века весь торговый мир. Кроме того, занимаемое ею положение на конце Адриатического моря, недалеко от той части Альп, где горный порог понижается между плоскогорьями Иллирии и снежными хребтами Каринтии и Тироля, позволяло ей легко сообщаться со всеми рынками Германии, Фландрии и Скандинавии. Сталкиваясь с людьми всяких стран, венецианец смотрел на иностранцев без предвзятой ненависти; он принимал армян и вступал в союз даже с турками. Во времена крестовых походов, венецианская республика была самым уважаемым государством Европы, государством, которое, по отсутствию всякого религиозного фанатизма, имело самую беспристрастную политическую роль, и посланники которого имели наибольший авторитет. Но это влияние поддерживалось громадною матерьяльною силою. Венеция имела до трехсот военных кораблей с тридцатью шестью тысячами мореходцев, и богатства мира, то приобретаемые законною торговлею, то приносимые в дань, то добываемые победой, скоплялись в её двух тысячах дворцах и двухстах церквах; какой-нибудь один из её островков мог бы купить целое царство в Африке или Азии. На болоте, где когда-то рыбак с осторожностью ставил свой шалаш из ветвей, вырос пышный и самый красивый на Западе город. Целые леса лиственницы, срубленные на горах Далмации, были употреблены на укрепление почвы; более четырехсот мраморных мостов с островка на островок соединили сеть улиц и площадей, а превосходные гранитные плотины, построенные «на венецианские деньги и с римскою смелостью», явились на защиту великолепнаго города от ярости моря. Блеск промышленности и великолепие искусства способствовали тому, чтобы Venezia lа Bella не имела себе подобных.

Венеция—родина Марино Санудо, братьев Дзено, Кадамосто, Рамузио, и её путешественники, во главе которых следует поставить Марко Поло, этого «Христофора Колумба Азии», её мореплаватели и торговые караваны много способствовали исследованию отдаленных и малоизвестных стран. Но географические открытия, в которых сама Венеция принимала столь большое участие, нанесли решительный удар могуществу этого итальянского города. Средиземное море перестало быть торговым по преимуществу, а объезд вокруг Африки и открытие Нового Света перенесли крупную торговлю на берега северного Атлантического океана. С тех пор Венеция была обречена на упадок. Дорога в Индию ей уже не принадлежала, а со стороны востока торговый круг её тесно ограничивала возраставшая власть турок. Впрочем, она располагала еще такими средствами, и организация её была так крепка, что город мог сохранять свою независимость более трехсот лет после потери своих торговых контор. Она пала только от измены одного своего союзника, генерала Бонапарта.

Время австрийского управления было периодом наибольшего упадка. В 1840 г. город имел не более ста тысяч жителей; сотни его дворцов были в развалинах: площади поростали травою; ступени набережных покрывались водорослями. Со времени присоединения к Италии благосостояние его стало мало-по-малу возвращаться. Город, соединенный с материком замечательнейшим в мире мостом, имеющим не менее 222 арок и более 3.600 метров длины, может отправлял непосредственно товары и жизненные припасы, получаемые извнутри страны. Его порта, хотя и не так деятельные, как Триестский, и недавно лишенные льготы, позволявшей им конкуррировать с их истрийским соперником, производят однако же весьма серьезную каботажную и прибрежную торговлю, особенно с тех пор, как паруса стали заменяться паром. Движение судоходства в Венецианском порте почти вдвое меньше, нежели в порте Генуэзском. Оно выражалось следующими цифрами: в 1865 г. 499.000 тонн. В 1884 г. 4.206 судов вместимостью в 1.292.400 тонн.

Летом целые толпы купальщиков отправляются в Лидо. Наконец, фабрикация зеркальных стекол, кружев и других изделий дает новую жизнь Венеции и ближайшим, расположенным при лагунах, городам: Маламокко, Бурано, Мурано, Киоджио; тысячи рабочих постоянно заняты отливкою тех разноцветных стеклянных мелких изделий, которые отправляются во все части света и употребляются в некоторых странах Востока и в центре Африки вместо денег. Впрочем, хотя по народонаселению и деятельности Венеция и пришла в упадок, сравнительно с периодом её процветания, она попрежнему обладает тем, за что так любят ее художники и поэты—своим приятным климатом, прекрасным небом, веселою жизнью, празднествами, площадью св. Марка, конной статуей Коллеони, драгоценными библиотеками, архивами, заключающими до двадцати миллионов дипломатических актов, а в своих дворцах памятниками архитектуры итальянской, византийской и мавританской и удивительными картинами своих великих мастеров: Тициана, Тинторета, Веронеза.

Из трех портов Венеции на «Vecchia Mare»—Старом или Суровом Адриатическом море,—Киоджио, Лидо и Маламокко, только последний, расположенный в 16 километрах от города, пригоден для больших кораблей; глубина его 9 метров, но внутренний фарватер лагуны во время отлива имеет только 7 метров и делает изгиб, стеснительный для судов. С 1882 г. работают над устройством порта, который должен заменит опасный рейд Лидо, к востоку от города; две плотины будут продолжаться в море на 2 километра. Кроме того, стараются улучшит пути сообщения вокруг Венеции проложением железнодорожной линии, которая будет направляться от Виктории и Беллунских Альп к Бреннеру.

Общины Венецианской области, имеющие более 15.000 жителей к 1 янв. 1882 г. Венеция 132.825 жит. (158.000 по исчисл. 1894 г.); Падуа 72.175 жит.; Верона 68.740 жит.; Виченца 39.430 жит.; Удине 32.020 жит.; Тревизо 31.250 жит.; Киоджио 28.015 жит.; Каварцере 17.220 жит.; Виттория 16.325 жит.; Беллуно 15.660 жит.