V. Римские Апеннины, долина Тибра, Мархии и Абруццы.
Та часть полуострова, главным естественным центром которой является Рим, с географической точки зрения представляет собою торс великого тела приморской Италии: здесь Апеннинские горы достигают своей наибольшей высоты, здесь же разветвляется самая обширная на юг от долины По гидрографическая система. Но как бы ни была важна принадлежащая этой части некогда историческая роль, население здесь реже и ежегодное количество труда меньше, чем во всех других больших областях Италии:
Пространство и население этой части видны из следующих цифр:
| Поверхность | Население к 1 Янв. 1893 г. | |
| Рим (Лациум) | 12.081 кв. кил. | 994.400 чел. |
| Умбрия | 9.709 „ | 597.930 „ |
| Мархии | 9.748 „ | 966.408 „ |
| Абруццы | 12.148 „ | 991.375 „ |
| 3.550.013 чел. | 43.686 кв. кил. |
В целом римские Апеннины тянутся в виде вала, совершенно параллельного берегу Адриатического моря. Горный хребет, который возвышается над зеленеющим прибрежным поясом, соответствует слегка изогнутому берегу. который тянется с северо-запада к юго-востоку, от Римини до Анконы, потом еще более прямолинейному и едва отклоняющемуся от меридиана берегу между Анконой и устьем Тронто. С этой стороны цепь кажется совершенно правильною: вершина следует за вершиною, побочная цепь за побочною; все, спускающиеся с Апеннин, долины параллельны между собою и перпендикулярны к берегу. Общий скат гор везде сильно наклонен к морю и сохраняет один и тот же порядок геологических слоев: юры, мелу и третичных земель,—от убеленных снегами горных гребней до мысов, омываемых морем. Единственную неправильность в этом характере орографической архитектуры производит группа почти отделенных от Апеннин холмов, образующих Анконский мыс. Впрочем, этот угол берега, похожий на замок в своде арки, соответствует углу всей Апеннинской системы, так как именно в этом месте сгибается и сама горная ось. Эта область Италии составляет естественное повторение Лигурийских Апеннин: Анкона соответствует Генуе, а два побережья, из которых одно тянется к Эмилии, другое к полуострову Монте-Гаргано, напоминают два поморья: Понентское и Левантское; только профиль берега и гор очерчен в противуположном виде. Анконские Апеннины, как и Лигурийские, оставляют при своей подошве только узкую полосу земли, так что идущая вдоль морского берега дорога должна обходить, как по карнизу, крутизны скал, и теснящиеся на берегу города должны лепиться по выступам гор. Но эта прибрежная страна Адриатического моря не так хорошо защищена природою, как Лигурия: с севера она широко открыта к равнинам По, а с запада—легко доступна с боковых плоскогорий главного хребта Апеннин: поэтому-то соседния державы в течение всех средних веков и даже в недавнее время беспрестанно боролись за обладание этой территориею, вследствие чего и дано ей название Мархий,—синоним спорной границы. Всякий город здесь—крепость, взгромоздившаяся на пригорок или горный гребень, так что местные жители, если бы они не знали никакой другой страны на земле, могли бы думать, что всякая вершина должна быть увенчана куполами и башнями.
Апеннины, составляющие общую границу между склоном Мархий и Римским склоном, разделяются, как и этрусские Апеннины, на довольно явственно отделенные друг от друга горные группы. Первая горная группа, возвышающаяся на востоке верхней долины Тибра, ограничивается с севера горами Монте-Комеро и Фумайоло, где берет начало римская река; с юга же, на восточном склоне, горою Монте-Нероне. Несмотря на то, что горы эти гораздо ниже многих других Апеннинских вершин, они носят название Альп—это Alpe (а не Alpi) della Luna. Цепь прерывается брешью, чрез которую идет дорога из Перуджии в Фано, а потом снова начинается группою Монте-Катрия. В этом месте Апеннины раздвояются. Горные валы, некогда расположенные параллельно, в роде французско-швейцарской Юры, так изрыты и изрезаны водами, что трудно узнать их первоначальное строение: отдельные плато и массивы, боковые разветвления, соединительные цепи к востоку от бассейна Тибра и его притоков образуют обширный лабиринт. Но, если не обращать внимания на тысячи мелких неправильностей, то все-таки можно сказать, что возвышенные земли Умбрии и Абруцц, на протяжении около 200 километров в длину и средним числом на 50 километров в ширину, ограничены с запада и с востока двумя цепями, юрского и мелового происхождения, которые, разделившись при Монте-Катрия, снова соединяются цепью Майелла, откуда расходятся во всех направлениях Неаполитанские горы. Ни одна из этих двух параллельных цепей не составляет водораздела: западная цепь пересекается Нерою и другими реками, вливающимися в Тибр, восточная же изрезана еще больше и через свои скалистые ворота пропускает множество рек, изливающихся в Адриатическое море. Самая большая из них, Пескара, берущая начало на плоскогорье Абруцц под именем Атерно, пересекает восточные Апеннины неподалеку от высочайших их вершин; масса её вод и увлекаемые ею камни вырыли глубокое ущелье, которым и воспользовались для проведения соединительной железной дороги между Адриатическим морем и бассейном Тибра.
Это высокое плоскогорье Абруцц, перерезанное поперечными цепями и усеянное впадинами бывших некогда озерных бассейнов, представляет собою естественную крепость центральной Италии. На западе, между многими вершинами, возвышается двойною пирамидой Монте-Велино; на севере тянется хребет Сивиллинских гор, замыкаемый вершиною Ветторе; на востоке вздымается высочайшая вершина Апеннин, на которую всходили немногие и которую справедливо назвали Гран Сассо д’Италия (Великая скала Италии). Туземцы с незапамятных времен знали, что эти гордые, белеющие почти целый год снегом, вершины—самые высокие на всем полуострове; поэтому-то находящееся неподалеку отсюда маленькое озеро, с плававшим на нем островом листьев и трав, римляне считали «пупом Италии»; здесь же неподалеку, удрученные тяжким римским игом марсы, самниты и их союзники избрали себе город Корфиниум и сделали из него, под именем Италики, главный центр всего свободного горного населения. Здесь же, в этом истинном центре Апеннинского полуострова, общие страдания и восстание положили основу тому единению, которое через две тысячи лет должно было обратиться в итальянскую национальность. Гран-Сассо, известковые стены которой громоздятся уступами до высоты 3.000 метров, представляет чрезвычайно грандиозный вид со стороны Адриатического моря; со стороны же Абруцц он расширятся в могучую массу, без особенной красоты профиля, но за то внизу его здесь открываются прелестные альпийские пейзажи. Здесь водятся еще медведи и не вполне еще истребленные охотниками серны; пастбища с редкими травами напоминают швейцарские, но они красивее последних, благодаря яркому освещению, глубине неба, живописности развалин и ясным очертаниям дали. Наконец, там и сям встречаются еще буковые и сосновые леса, которые особенно привлекательны тем, что их вовсе нет в более низких местностях. Чрезмерное опустошение лесов составляет бедствие Италии: во многих местах римских Апеннин исчезла даже сама растительная почва; только в нескольких расселинах, где есть скопление пыли и мелкого камня, могут произрастать дрок и терновник.
К западу от главного Апеннинского хребта, каждая долина, в которой течет какой-либо приток Тибра, обставлена с обеих сторон известковыми горами, иногда довольно значительной высоты, но в среднем, общий склон страны понижается довольно равномерно к нижней долине реки. На конце Суб-Апеннинских цепей возвышаются пирамидами две высокие вершины, между которыми и проходит Тибр, словно чрез триумфальные ворота: на северной стороне реки—Соракт древних, переименованный в св. Ореста в средние века, а на южной—гора Дженнаро, составляющая переднюю горную группу Сабинских высот. Эти прекрасные вершины, вместе с их выступами и окрестными вулканическими группами, образуют полукруг гор, с которых открывается удивительный вид на окрестности Рима. Горы эти, и без того чрезвычайно красивые по силе и гармонии своих очертаний, еще более выигрывают, в глазах историка и артиста, совершившимися здесь замечательными событиями, картинами художников и песнями и описаниями поэтов.
Несколько второстепенных цепей и отдельных массивов, состоящих, как и Суб-Апеннины, из известковых формации, окаймляют прибрежье Тирренского моря и прибрежные болота. Таковы высоты, богатые залежами квасцов, окружающие трахитовое жерло очень древнего вулкана Тольфы, источники которого питают Чивита-Веккию: таковы же monti Lepini, с их «ослиным хребтом» (Schiena d'Asino), которые своими голыми скатами представляют настоящую стену на востоке Понтийских болот. На них, впрочем, местами есть каштановые и буковые леса, где потомки вольсков пасут ныне свиней; но вообще почти все эти горы лишены растительности, и их сожженные солнцем скалы естественно делятся на угловатые куски, которые могли служить образцом для постройки циклопических стен во многих древних городах Лациума. К западу от этих болот возвышается десятиконечная вершина, покрытая густым лесом по склону со стороны материка, но суровая и голая со стороны моря; лишь там и сям в расселинах скалы растут малорослые пальмы, за которыми присылают из Рима для украшения садов. Эта-то островная масса, столь же грандиозная, как Монте-Арджентаро в Тоскане, и есть Чирчелло, тот самый знаменитый мыс, на котором волшебница Цирцея проявляла свои чары. Здесь и теперь еще показывают ту пещеру, в которой она превращала людей в животных, а несколько циклопических построек, возвышающихся над деревней Сан-Феличе, напоминают собою мифические времена Одиссея. В эпоху древних эллинских мореплавателей, когда Италия была известна лишь по её островам и мысам, она считалась архипелагом, а остров Цирцея, с его страшным мысом, слыл одною из самых значительных земель этих западных Циклад.
Различные высоты римских Апеннин:
Монте-Комеро 1.167 метр.; Монте-Нероне 1.526 метр.; Монте-Катрия 1.702 метр.; Монте-Ветторе 2.479 метр.; Гран Сассо д’Италиа 2.902 метр.: Монте-Маейлла 2.792 метр.; Монте-Велино 2.487 метр.; Монте-Комеро (Анконские холмы) 849 метр.; Соракт 692 метр.; Монте-Дженнаро 1.269 метр.; Скиена д’Азино 1.477 метр.; Монте-Чирчелло 527 метр.; Проход Фоссато (туннель Анконско-Римской жел. дороги) 535 метр.
На берегу морей и среди озер, в которых отложились известь, мергель, глина и песок Суб-Апеннинской области, некогда были действующие вулканы, и выбрасываемые ими из под воды расплавленные вещества падали на низкие скалы. Так образовался неправильный ряд состоящих из лавы гор, идущих параллельно самим Апеннинам и берегу Средиземного моря. Конусы извержения соединены друг с другом толстыми слоями туфа, которые стелются по всей равнине при основании известковых гор, занимая пространство около 200 километров, от Тосканской горы Амиаты до горной группы Альбано, и весь этот обширный пояс слоев вулканического происхождения прерывается только течением Тибра и отложившимися по его берегам наносами. В этих-то кучах склеившагося пепла и находятся знаменитые римские катакомбы. По мнению Понци, туф этот был извергнут из глубины внутренних горнов кратерами, которые были расположены вровень с поверхностью воды, а затем течения уже разнесли его по мелям; но так как слои вулканического пепла вовсе не содержат морских ископаемых, то из этого, по мнению Мортилье, можно заключил, что в ту эпоху Средиземное море уже отступило к западу. Следовательно, по среде, где они отлагались, римские туфы, совершенно отличны от вичентинских, столь богатых ископаемыми.
Область римских вулканов отличается множеством находящихся в ней озерных бассейнов. Самый большой из них, озеро Больсена, представляющее внутреннее море с тенистыми каштанами по берегам, считалось прежде кратером, и если бы это была правда, то впадина его была бы удивительнейшим свидетельством могущества подземных сил, даже в сравнении с вулканическими жерлами Андов и Явы, так как озеро Больсена имеет в окружности не менее 40 километров и занимает поверхность в 114 квадратных километров. Но новейшие геологи считают это кратеровидное озеро просто бассейном, происшедшим от провала и размывания земли водою: оно, действительно, находится среди плоскогорья из пепла, окалины и лавы, но плоскогорье это вовсе не образует вокруг него такого ребра, которое бы походило на бока вулканических конусов. Разница строения и образования видна сразу, если сравнить озерную впадину с настоящими кратерами страны,—например, с полулунным островом Мортарою, с круговою пропастью, над которой возвышается пик Монтефиасконе, с жерлом Джилио, наполненным водою маленького озера, и в особенности с громадным кратером Латеры, который находится в западной части вулканического плоскогорья и в центре которого выдвигается вулканический конус Спиньяно. Окружность Латеры, хотя она и гораздо меньше озера Больсены, представляет тем не менее один из больших кратеров земного шара: средняя ширина его от 7 до 8 километров. Знаменитый колодезь Сан-Патрицио, вырытый в плотном туфе, проходит через слой вулканических продуктов толщиной в 80 метр., а русло р. Палья вырыто в туфе на глубине свыше 100 метр.
Вулканическая местность Больсены, столь замечательная уже своим красивым озером и огромным кратером, весьма любопытна еще по вертикальным стенам туфа и лавы над окрестными реками. Города и деревни, взгромоздившиеся на эти мысы, удивительно живописны. Так, старый город Баньореа выступает как на громадном моле, между двумя головокружительными пропастями, и соединяется с новым городом такою дорогою, что иной робкий человек не отважится пройти по ней. Орвьетто занимает отдельную скалу, походящую на крепость. Питтильяно окружен безднами и был бы доступен только птицам, если бы уничтожить соединяющий его с остальным плоскогорьем узенький перешеек в несколько метров шириною. В средние века, во время, бесконечных войн между баронами и общинами, считалось большим торжеством овладеть этими орлиными гнездами.
К югу от озера Больсена, изливающагося непосредственно в Средиземное море чрез реку Марту, находится красивое озеро Браччиано, которое дает начало реке Арроне и представляет собою, повидимому, также не кратер, а котловину, происшедшую от провала. Что же касается до озера Вико, имеющего прелестную округлую форму, то это уже настоящий вулкан, хотя наружный край его лавы выломан с западной стороны. В центре его возвышается почти совершенно правильный конус Монте-Венере с отлогими лесистыми склонами, который некогда был опоясан кольцеобразным озером придававшим, вместе с зеленью и красными шлаками, удивительно красивый вид всему пейзажу; но порог, через который протекал его исток к Тибру, понизился, и озеро вследствие этого обратилось в замкнутый круг. Существует легенда, что в глубине этого озера погребен разрушенный город.
Горы Лациума, по другую сторону Тибра, возвышаются великолепною группою вулканов, или, вернее сказать, составляют один конус в 6 слишком километров в окружности, большой кратер которого, частию сгладившийся, заключает в себе несколько кратеров меньших размеров. В самом центре наружной ограды возвышается главный из второстепенных кратеров, именно гора Монте-Каво, на которую легенда, наперекор истории, указывала как на место, где стоял лагерь Аннибала. Наружные склоны этой горы состоят из разрытых водою весьма правильными расходящимися бороздами слоев пуццоллановых земель, мелкого вулканического камня и пепла, различие строения которых показывает различные фазисы в деятельности этого древнего римского Везувия, который гораздо новее вулканов, расположенных с северной стороны Тибра. Лава его доходила до самого Рима, и именно до того места, где находится гробница Цецилия Метеллы. На западном склоне, главная дорога, заменившая собою via Appia, тянется в виде великолепного «карниза», под тенью исполинских сосен и дубов, с наклоненными стволами, поддерживаемыми колоннами.
Озеро Альбано отдает избыток своей воды в море посредством подземного канала, в 2.337 метров длины, который вполне сохранился в течение двадцати двух веков. Этот большой резервуар знаменит у зоологов одною породою краба, который водится в нем в изобилии и в посты вывозится в Рим. Этот краб, подобный крабам, находимым в рисовых полях на берегах По, заставляет предполагать, что озерный кратер сообщался некогда с морем и отделялся от него настолько постепенно, что крабы успели привыкнуть к перемене, совершившейся мало-по-малу в составе воды. Вероятно, прошел длинный ряд веков, прежде чем этот морской залив, обратившийся в отдельный резервуар, а потом возвышенный кучами выброшенного в него шлака, мог достигнуть своей нынешней высоты 300 метров, если только он не был поднят целиком. Впрочем, найденные под толстыми слоями вулканического peperino обделанные кремни и сосуды из обожженной глины показывают, что во время последних извержений страна была населена цивилизованным народом, при чем некоторые сосуды вдвойне драгоценны, так как они изображают дома этих доисторических времен. Монеты республики и бронзовые вещи свидетельствуют об относительно недавнем происхождении верхних слоев лавы. Сколько сменилось различных цивилизаций, сколько строено городов, деревень, дачных дворцов в этих древних кратерах! Альба-Лонга и другие города латинян заменены были римскими виллами, затем папы и высшие сановники церкви строили здесь свои замки, а теперь эти горы составляют места прогулок и дачной жизни для толпы иностранцев, стекающейся сюда со всех концов мира, для созерцания великого Рима. На самой возвышенной точке Монте-Каво стоял знаменитый храм Юпитера Лациумского, где совершались празднества латинского союза; последние остатки его были разрушены в 1783 г. С того места, где он стоял, в ясную погоду видны даже горы Сардинии.
Высота римских вулканов: Монте-Чимино 1.071 метр., Монте-Каво 955 метр.
Озеро Неми, в котором отражался ужасный храм Дианы, где единственный жрец должен был перед вступлением в должность убить своего предшественника, не имеет уже на склонах своей впадины осенявших его некогда больших лесов. Оно, как и озеро Альбано, понизилось посредством подземного истока. Что касается озера Реджилла, прославленного победою Рима над союзниками Тарквиния Гордого, то это было не что иное, как болото, расположенное при основании вулкана с северной стороны, которое теперь совершенно осушено. Наконец, инкрустирующее озеро Тартари и озеро Сольфатар или «Пловучих островов», названное так по причине плавающих по его воде куч слипшихся листьев, в сущности также простые болота, которые обязаны своей известностью только соседству своему с Тиволи.
Все еще существующие в вулканической римской области озера отличаются вообще большою глубиною; озера же известковой области, напротив, должны быть рассматриваемы скорее как постоянные наводнения.
Одно из них, озеро Фучино, совершенно опорожнилось; другое, Траземинское, скоро также опорожнится. В предыдущую геологическую эпоху, озеро Фучино занимало пространство в 270 квадратных километров, и избыток вод его изливался к северо-западу через порог Кампи-Палентини, в реку Сальто, текущую в Велино, а потом в Тибр. Но в неизвестную эпоху озеро изолировалось, вследствие уменьшения дождей, и заключенная в нем вода не имела никакого другого исхода, кроме испарения. Соответственно чередованию сухих и дождливых годов, озеро то сокращалось, то увеличивалось, и вследствие этого то оставляло по берегам болота, то разливалось на обработанные нивы и уничтожало жатвы, так что разница между уровнем воды в разливы и в мелководье была не менее 16 метров и, во время больших разливов, были уничтожены два города Маррувиум и Пинна. Уже древние римляне пытались опорожнить это озеро для уничтожения гнезда заразы и приобретения в пользу земледелия большего пространства плодородной земли, но так как невозможно было возвратить ему прежний исток его в долину Тибра через слишком широкий порог, то они провели воду из озера в один из притоков Гарильяно, именно Лири, который один сохраняет ныне имя древней реки (Liris) и течет на незначительном расстоянии от озера с западной стороны. Во времена Клавдия 30.000 рабов работали одиннадцать лет над прорытием туннеля в 5.640 метров длины сквозь Монте-Сальвиано, которая отделяет озерный бассейн от нижней долины Лири. Предприятие, руководимое жадным Нарциссом, не могло быть вполне успешным, потому что разрез и дно канала были неодинаковы на всем протяжении подземной галлереи, отвод действовал всегда плохо и в конце-концов засорился. Канал этот пробовали прочистить в тринадцатом и восемнадцатом веках, но, чтобы сделать дело серьезно, было необходимо перерыть его весь снова—и этот труд был совершен в новейшее время, благодаря капиталам князя Торлониа и планам Монрише, исполненным Бермоном и Бриссом. В шестнадцать лет, с 1853 по 1869 г., был совершенно окончен новый канал, в котором не осталось ни одного кирпича туннеля Клавдия, и чрез который в Лири, а чрез этот поток в Гарильяно и в море вытекло более миллиарда кубических метров воды; теперь все пространство бывшего озера занимают нивы. Здоровость и богатство местности увеличились разом, хотя в первое время осушения воздух был испорчен мириадами оставшейся на мели рыбы, чешуя которой блестела по прибрежью громадным серебряным поясом. От устроенной вокруг равнины большой дороги, проведена целая сеть дорог более чем на сто километров; прибрежные деревни, осаждавшиеся периодически водою, часто обращались в острова и полуострова, между тем как новые группы жилищ стоят теперь безопасно в самых низких частях равнины; насаждения плодовых и других дерев очистили воздух и укрепили землю. Сравнивая с технической точки зрения бесполезную работу Клавдия с действительным трудом Монрише, можно представить себе, какой громадный прогресс совершило в этом отношении инженерное искусство со времен могущественного Рима.
Озеро Перуджиа, известное более, по связанным с ним воспоминаниям, под именем Тразименского и находящееся на другом конце римских провинций, между верхней долиной Тибра и долиной Кианы, сохранило до настоящего времени почти все то пространство, какое оно занимало в начале истории. Этому морю Умбрии нужно бы было подняться на весьма незначительную высоту, чтобы отдавать излишек воды маленькому притоку Тибра—Трезе, но канал истечения, вырытый в начале XV в., слишком узок, чтобы быть существенно полезным; при том же он часто пересыхает; одного испарения достаточно для исчезновения всей воды, изливаемой в него маленькими ручьями, из которых один представляет собою знаменитый Сангвинетто. В долине этого-то ручейка и происходила битва между карфагенянами Аннибала и римскими войсками Фламиния, в пылу которой были «не замечены раскаты» землетрясения, совершившагося «под полем битвы». На вид озеро очень красиво, благодаря усеявшим его островам и прекрасному очертанию берегов, но окружающие его низкие холмы мало плодородны, климат нездоров, вода бедна рыбою—поэтому прибрежные жители с нетерпением ждут от инженеров исполнения их обещаний и доставления земледелию 12.000 гектаров превосходных земель, находящихся еще под водою озера.
Но самых неотложных ассенизационных работ и земледельческих преобразований требует собственно так называемое «римское поле» (Римская Кампанья), т.е. пространство, заключающееся между Тольфою Чивита-Веккии, горою Сорактом, Сабинскими высотами и вулканами Лациума. У самых ворот столицы Италии начинается пустыня. Войны, рабство и дурная администрация обратили эту плодородную местность вокруг великого Рима, которая могла бы кормить многочисленное население,—в такую же пустыню, как Мареммы древней Этрурии. Живописцы наперерыв прославляют окрестности Рима, дивясь их мрачным пространствам, живописным развалинам, окруженным кустарниками, одиноким соснам с распростертыми ветвями, лужам, в которых пьют буйволы и в которых отражаются вечером пурпурные облака. Эти пейзажи, над которыми возвышаются горы резких очертаний, конечно, великолепны своею грандиозностию и мрачностию, но воздух здесь смертелен. Испортились и земля, и климат Agro Romano, и лихорадка царствует здесь неограниченно.
Римская Кампанья, которая тянется на пространстве более 200.000 гектаров к северу от Тибра, между морем и горами, две тысячи лет тому назад была богатою и обработанною местностью. Но обработка её перешла из рук свободных людей в руки рабов. Скупленная патрициями и разделенная на обширные поместья, земля эта покрылась виллами, парками и садами, которые тянулись от гор до моря, но когда великолепные жилища были разрушены, и рабочее население рабов было рассеяно, страна разом превратилась в пустыню. С тех пор большая часть Agro была «закрепощенною» собственностью религиозных обществ и больших княжеских фамилий. Когда остальная Европа двигалась вперед в земледелии, промышленности и богатствах всякаго рода, Кампанья становилась все пустыннее, угрюмее, нездоровее; низкие места затягивались болотами, и даже холмы покрывались атмосферою миазмов: малярия, производимая болотными испарениями, которые заражают атмосферу и не могут выноситься в море вследствие господства западных ветров, перешла наконец за стены Рима и пожирает население его предместий.
Ни одна деревня, ни один поселок этой изнеможенной местности не имеют достаточно значения, чтобы организоваться в общину; здесь есть только простые складочные лачуги в различных имениях, занимающих средним числом около 1.000 гектаров. Эти огромные имения состоят только из пастбищ, на которых бродят полудикия стада больших серых волов, которых считают,—вероятно, ошибочно,—потомками волов, приведенных в Италию гуннами, и могучие рога которых, в метр длиною, тщательно сохраняются в хижинах, как предохранительное средство от «дурного глаза». И однако же, почва этих полузаброшенных земель состоит из жирных наносов с примесью вулканических веществ и глинистого мергеля Апеннин; но жители ограничиваются только вспахиванием каждые три или четыре года незначительной части земель для факторов, называемых «деревенскими купцами». Пахарей и жнецов, хотя они спускаются с окрестных холмов только для работ, исполняемых ими на скорую руку, преследует лихорадка, часто так, что они заболевают, не успев дойти до своей деревни. Что же нужно сделать для того, чтобы возвратить почве её богатство, воздуху—его чистоту и привлечь население на Римскую Кампанью? Конечно,—дренировать землю, осушить болота, насадить деревья, которые, как еuсаliptus, способны к легкому поглощению веществ своими листьями и корнями, т.е. именно то, что уже делается с успехом с 1870 года вокруг аббатства Трех Фонтанов. Но в улучшении земли прежде всего следовало бы заинтересовать самих обрабатывающих ее земледельцев. Нищета и последствия её—всякия болезни—пожирают население даже в таких римских местностях, почва и климат которых принадлежат к самым здоровым. Так, в долине Сакко, составляющей продолжение плодоносных полей Терры-ди-Лаворо, и столь богатой зерновыми хлебами, винами и плодами, для самих земледельцев остается только маис, так как часть, вычитаемая предварительно крупным землевладельцем, и проценты кредиторам поглощают все остальные продукты; богаты только те крестьяне, которые, продав землю, сохраняют право собственности на деревья. На основании недавно установленного закона, все землевладельцы, владения которых лежат в районе десяти километров от столба миллиария на форуме, обязаны, под страхом экспроприации, выполнять все, признанные необходимыми, ассенизационные работы. В вознаграждение за это, они на двадцать лет освобождаются от всяких налогов.
К югу от Тибра пояс необработанных и нездоровых земель тянется вдоль моря; задерживаемые прибрежными дюнами, воды наполняют воздух опасными миазмами, и, чтобы избежать их, надо отправляться или на внутренние холмы, или на выступающие в открытое море плотины, как в Порто д’Анцио. Смерть царит над теми самыми берегами, которые некогда были окаймлены от Остии до Неттуно длинным рядом дворцов, знаменитых своими великими сокровищами искусств, из которых до нас дошли Гладиатор и Аполлон Бельведерский. О совершенном болотами деле разрушения напоминают только мозаичные мостовые и фундаменты, ушедшие на половину в песок дюн или уже омываемые морем. Но самую опасную из подверженных лихорадкам местностей представляет равнина, занимающая пространство между Порто-д'Анцио и Террачине, при подошве Липинских гор. Это—бывшая некогда заливом Тирренского моря равнина Понтийских или «Помптинских» болот, названных так по имени уже не существующего города Помеции. В этой, ныне пустынной и смертоносной, местности когда-то процветали двадцать три города; это была самая плодородная страна могущественного союза вольсков, и, если судить по преданиям, сохраненным в поэтическом виде Энеидою,—страна благоденствующая. Но сюда явились завоеватели римляне и внесли в одно и то же время «мир и запустение». Местность эта представляла болото уже в 442 году от основания Рима, когда цензор Аппий строил через нее знаменитую дорогу, ведущую из Рима в Террачину; с тех пор не раз тщетно старались завоевать для культуры эту территорию, составляющую убежище кабанов, оленей и полудиких буйволов, родоначальники которых были вывезены в седьмом веке из Африки. Каналы, вырытые во времена Августа, не принесли, повидимому, большой пользы; работы же, предпринятые Теодориком, королем готов, были, говорят, действительнее, но стоячия воды и лихорадка скоро снова вступили в свои права. В конце восемнадцатого века, папа Пий VI вновь предпринял ассенизационные работы, приказав вырыть, сбоку восстановленной Аппиевой дороги, большой сточный канал, который должен был выносит воду всего болота; но рассчеты инженеров оказались ошибочны, и обширная низменность в 750 квадратных километров остается все таким же местом запустения и смерти: когда сюда скрывается разбойник, то его не преследуют, предоставляя ему умереть спокойно своею собственною смертию.
Здесь соединились все препятствия для осушительных работ. На западе Понтийских болот, параллельно морскому берегу, тянется ряд высоких, покрытых лесом, дюн, чрез которые некогда были вырыты, теперь уже сгладившиеся, водосточные каналы; но за этою первою цепью дюн тянется другой пояс болот, отделенных от моря другим песчаным валом, примыкающим с одной стороны к мысу Астуре, а с другой к мысу Цирцеи (Чирчелло) и также покрытым лесами, в которых запасаются дровами и углем неаполитанские моряки. Таким образом, отводу воды в ближайшие части моря мешают два барьера, почему осушительные каналы должны направляться к югу, к Террачине, но и там берег окаймлен цепью дюн. Притом же общий склон почвы от края болот к морскому берегу весьма мал и едва составляет шесть метров. Кроме того, вода задерживается в каналах настоящими лесами водных растений, и для очищения рвов от множества перепутавшихся трав и восстановления течения, в воду вгоняют стада быков, которые шлепают по дну и тем освобождают несколько канал от растительности. Правда, этот варварский способ портит откосы канала, почему и пытаются заменить его регулярным скашиванием; но едва успеют скосить болотные травы и отдать их на волю течения, как они уже снова отросли в изобилии и требуют нового скоса. Итак, масса воды остается стоячею, а между тем в этой части Италии не только часты дожди, но еще оказывается, что, вследствие особого геологического явления, во впадину Понтийских болот стекает излишек вод соседних бассейнов, проходя под горами. Прони определил, что масса воды, изливаемой в море чрез сточный канал Бадино, на половину более количества получаемой ежегодно бассейном дождевой воды. И это именно оттого, что Сакко, приток Гарильяно, и Теверона, приток Тибра, изливают часть своих вод в болота посредством скрытых ручьев, текущих под горами Липини и выходящих по другую сторону гор в виде весьма обильных источников. В большие дожди затопляется все, в сухое же время является другая опасность: беззаботные пастухи зажигают на сухих пастбищах кустарник, торфяная почва загорается и выгорает до самого уровня воды, отчего оказываются новые болотистые впадины, и именно в тех местах, которые считались наиболее обеспеченными от наводнений. Впрочем, большую часть года Понтийские болота имеют вид покрытой цветами и травою равнины—и вы с удивлением спрашиваете себя, каким образом такия плодородные поля остаются необитаемыми. И однако же, город Нинфа, построенный около одиннадцатого или двенадцатого века в наименее нездоровой местности, на северном конце равнины, совершенно покинут: он почти весь еще цел, со своими стенами, башнями, церквами, монастырями, дворцами и домами, но он завит плющом, покрыт разными ползучими растениями и порос кустарником.
Для осушения Понтийских болот, казалось бы, совершенно естественно прибегнуть к помощи кольматажа, оказавшего такия услуги в долине Кианы. И действительно, способ этот испытан и здесь, и в некоторых местах дал хорошие результаты; но «слякоть» соседних гор, как заметил Прони, почти совершенно иссякла, и воды несут только осколки скал, булыжник и гравий; мелких же песков и глины, необходимых для поднятия почвы, дают очень мало. Поэтому придется прибегнуть к не столь простым и дешевым средствам ассенизации, а что средства эти существуют, в этом не сомневается ни один инженер. Стало быть, возможно осушить и заселить вновь местности, которые представляют теперь гнездо заразы, и редкое население которых трясется от лихорадки и подвержено малокровию. Употребленные дельно расходы будут с избытком вознаграждены произведениями этой плодородной равнины, которая почти без всякой обработки доставляет уже прекраснейшие сборы пшеницы и маиса. Когда эта великая ассенизационная работа будет совершена, из земли возродятся те древние города вольсков, развалины которых она покрывает.
Римская по преимуществу, река Тибр также остается до настоящего времени неисправимою, и её внезапные разливы, хотя и не сравнятся с разливами По, Лоары и Роны, тем не менее весьма опасны; теперь они, говорят, грознее, чем были во времена древней республики. Против её речных наносов борются с переменным успехом и неудачами со времен Анка Марция, стараясь переместить их и дать водам широкое и глубокое устье. Итальянским инженерам, которые отличаются смелостью своих предприятий, и которых должен ободрять пример их предков, великих строителей, предстоит много дела, чтобы урегулировать течение реки и направить её наносы по своему желанию.
Тибр—самая многоводная река полуострова Италии, и бассейн её, широко разветвляющийся к северу и к югу—самый обширный:
Поверхность бассейна составляет 16.725 кв. кил. Длина течения 418 кил. Длина судоходной части 96 кил.
Только один он и судоходен в своем нижнем течении на протяжении от Остии до Фиден и даже до притока Неры, хотя его быстрое течение и водовороты часто грозят опасностью мелким судам. Он берет начало как раз под широтой Флоренции, в тех самых Лунных Альпах (Alpi della Luna), с противоположного склона которых течет к Римини Мареккия. Долина, которою он протекает в Апеннинах, чрезвычайно красива: она то расширяется в пространные и плодородные котловины, то представляет пробитое в скалах живою силою ущелье. Ниже очаровательного бассейна Перуджии, Тибр принимает Топино, питаемую водами, скопляющимися в некогда озерной равнине Фулиньо, лежащей при подошве большого Апеннина, около извилистой дороги, подымающейся в проход Фиорито. Именно в этой самой дивной равнине центральной Италии находится устье реки Клитумнус, «в кристальной воде которого когда-то купалась Нимфа».
. . . the most living crystal that was e’er
The haunt of the river nymph, to gaze and lave
Her limbs. (Байрон)
Над источником возвышается еще хорошенький храм, один из наилучше сохранившихся памятников римской эпохи; но пьющие эту священную воду стада не получают уже яркой белизны шерсти, как во времена Виргиния: священное свойство воды исчезло.
Соперником верхнему Тибру, по массе воды, является Нар или Нера, которая, как говорит итальянская поговорка, «поит» его, соединяя в своем нижнем течении множество рек, текущих с Сибиллинских гор, с Монте-Велино и Сабинских высот. Двадцать один век тому назад, говорят, самые значительные из этих рек не достигали Тибра, а останавливались в равнине Риэте и образовали lacus Velinus, от которого остаются теперь немногие маленькие бассейны и рассеянные там и сям болота среди богатых нив «Поля Роз». Но брешь, появившаяся в известково-осадочных утесах и прорываемая несколько раз со времен римлян, открыла водам озера Велино свободный путь выше Терни и образовала тот удивительный водопад delle Marmore, который наперерыв прославляли художники и поэты. Река падает сперва сплошною массою с вертикальной высоты 88 метров, затем с клокотаньем прорывается сквозь нагроможденные камни и, наконец, соединяется с более тихими водами Неры. Далеко не так грандиозны, но, быть может, еще прекраснее многочисленные каскады Анио (Аньена или Теверона), последнего, принимаемого Тибром выше Рима, притока. С зеленеющего холма, на котором возвышается живописный Тиволи, окруженный своими старыми стенами, вы со всех сторон видите серебряные водопады: одни скользят длинными скатертями по гладким скалам, другие вырываются из-под тенистого свода, мелькают минуту в воздухе, а потом снова исчезают под листьями, и при этом все они, будет ли то сноп воды или простая струйка, отличаются чертами особенной красоты и в целом составляют одну из самых дивных картин Италии. Поэтому-то Тиволи, имя которого во всем мире стало синонимом очаровательной местности, было всегда местом стечения римлян, вопреки народной поговорке:
Tivoli di mal conforto, - о piove, о tira vento, о suona a morto.
(Тиволи не уютно, - либо дождь, либо ветер, либо погребальный звон).
Несколько новейших вилл заменили собою действительные или мнимые дачи Мецената, Горация, Катулла, Проперция и огромную виллу Адриана, которая была некогда самою пышною и развалины которой, к западу от нынешнего Тиволи, занимают несколько квадратных километров. В настоящее время воды Аньены применены к целям промышленности, а также для электрического освещения Тиволи и некоторых зданий Рима. Река эта в половодье несет около 400 кубических метров воды в секунду и в мелководье никогда не менее 30 или 25 метров; инженеры вычислили, что эта масса воды, падая с высоты сотни метров, дала бы силу по крайней мере в 15.000 лошадиных сил, и строят планы для извлечения из неё пользы. Древние эксплоатировали водопады Тиволи в промышленном отношении только для извлечения «тибуртинского камня» или травертинского туфа, отлагаемого известковою водою реки по бокам её ложа и достигающего во многих местах толщины 30 метров, Они употребляли его для устройства римских памятников. Цвет травертина, при извлечении из каменоломни,—белый, но через несколько времени он превращается в желтый, а впоследствии принимает очень приятный для глаза красноватый оттенок, который придает зданиям характер величия.
Ниже слияния своего с Анио, Тибр принимает только незначительные ручейки. Он здесь вполне сформировался, и воды его, всегда, желтого цвета от принесенной ими с равнин Умбрии глины, катятся под мостами Рима уже со всею своею силою. Вскоре затем он обходит своими изгибами последние холмы, окаймляющие бывший, заполненный наносами залив, и, уже поднимаемый идущею ему навстречу волною прилива, раздвояется вокруг Священного острова, бывшего когда-то островом Венеры, и который был знаменит своими розами, а теперь представляет угрюмую болотистую пустыню, покрытую камышем и золотоцветом. Старый Тибр представляет рукав, текущий к югу от острова: он и ныне несет в море небольшое количество воды и выдвинул из материка весьма значительный наносный полуостров. Остия, которая в первые времена римской истории была «воротами» реки, теперь покоится под полями зерновых хлебов и чертополоха, в шести с половиною километрах от берега. Предпринятые с 1855 года раскопки воскрешают ее мало-по-малу, как неаполитанскую Помпею: здесь можно посетить храмы Юпитера и Цибеллы, войти в святилище Мифры, пройтись по древней дороге могил и прогуляться по улицам с арками, мимо магазинов, которые заперты более двух тысяч лет тому назад. Римские купцы должны были оставить город, вследствие удлиннения речного ложа и песчаного бара, преградившего вход. Остия не имела порта уже во времена Страбона.
Для создания выхода в море, римские императоры велели вырыть канал севернее рукава Остии, который, благодаря размыванию и наносам Тибра, обратился постепенно в небольшую извилистую реку; это Фиумичино. Клавдий приказал вырыть обширный резервуар при одной довольно глубокой бухточке, расположенной к северу от канала, где и возникла вскоре новая Остия. Траян открыл другой порт, немного юго-восточнее канала, который в течение нескольких веков был настоящим торговым портом Тибра. Но порт этот засорился уже тысячу лет тому назад; наносы выступают беспрерывно в море и удлиняют треугольник земель, образованный ими перед естественною кривою линиею берега, между Чивита-Веккией и Порто д'Анцио. В настоящее время древние бассейны остаются на равнине, километрах в двух от берега. Со стороны Фиумичино, где канал обозначается рядами свай, покрытых водою при подошве, прирост дельты составляет около метра в год, между тем как в устье древней Остии он достигает почти трех метров. На берегах большого пруда, служившего внутренним доком порта Траяна, встречается множество развалин дворцов, теплых бань и амбаров. Раскопки, предпринятые здесь на счет фамилии Торлониа, привели к открытию некоторых предметов искусства.
Таким образом, Тибр, как и Арно, По, Рона, Эбро, Нил и все другие реки, изливающиеся в Средиземное море, загроможден в своем устье песчаными мелями, непроходимыми для больших судов: и Рим, вместо того, чтобы пользоваться своею рекою для сообщения с заморскими странами, должен прибегать к помощи отдаленных портов; за неимением Остии, он сообщался с Сицилией, Грецией и Востоком чрез Анциум, Анксур (Террачина) и даже Пуццоллу, но в последние времена огромное политическое и торговое значение северных стран заставило перенести морской порт долины Тибра в Чивита-Веккию. В наши дни Рим делает гигантские усилия, чтобы преобразоваться в большой приморский торговый город. Ассенизационный канал, отделяющийся от Тибра, должен вынести все стоячия воды римской равнины, между тем как более широкое русло, в котором наносы Тибра будут останавливаться шлюзами, выйдет в обширный и глубокий порт в открытом море. Предприятие грандиозное, но и трудное для исполнения, ибо открытое море при римских берегах мелко и лишь на расстоянии 1.200 метров от берега зонд показывает глубину 10 метров, необходимую для прохода больших судов.
Инженеры-гидрологи встретят также, если не непреодолимые препятствия, то чрезвычайные затруднения к устранению наводнений Тибра, которые становятся так опасны для прибрежных городов. По древним писателям, разливы Тибра были весьма гибельны не только вследствие непосредственно наносимого ими вреда, но еще и потому, что они оставляли кучи разложившихся животных и растений и особенно утопленных змей. Река и теперь приносит в наводнения эти испортившиеся остатки и всегда производит большие опустошения. В Риме, который удален от моря на 36 километров, уровень половодья поднимается на 12 и на 15 метров выше уровня обыкновенной воды, а в декабре 1598 река вздулась даже более чем на 20 метров. Но что же делать для задержания этих вод и для постепенного пропуска их под мостами Рима? Если правда, что обезлесение Апеннин составляет одну из главных причин бедствия, то будет ли достаточною мерою восстановление лесов? Не следует ли восстановить при помощи плотин, по крайней мере, на время дождей, некоторые из древних озер, в которых оканчивались некогда реки, не имевшие выхода? Во всяком случае, затруднение будет велико, потому что западный склон Апеннин обращен именно к дождливым ветрам, и частые разливы приточных бассейнов Тибра соединяются обыкновенно вместе, составляя одну общую волну наводнения. При том, те же западные и юго-западные ветры, приносящие зимою тучи и ливни, дуют в дельте как бы на встречу речным водам и замедляют их сток в море.
Если большие зимния наводнения Тибра объясняются легко, то летнее состояние этой реки представляет явление, остававшееся долгое время необъяснимым. В сухое время года вода в Тибре держится на гораздо высшем уровне, чем это следовало бы при незначительном количестве выпадающих в пределах бассейна дождей: приход воды в мелководье никогда не бывает меньше половины среднего прихода. Этот факт, может быть, единственный в своем роде, которого ученые не наблюдали ни в какой другой реке. Так, если взять для сравнения хорошо известную и относительно постоянную реку Сену, бассейн которой впятеро больше бассейна Тибра, а количество воды почти вдвое, то часто, после долгих засух, она уменьшается в три или в четыре раза. Чтобы объяснить постоянство Тибра, должно необходимо допустить, что в сухое время года река питается истоками подземных резервуаров, в которых вода собирается зимою. И если судить по воронкообразным провалам, которые встречаются местами в известковых горах Апеннин, то этих резервуаров очень много. Одна из таких пропастей, называемая «Итальянским Фонтаном» или Сантулловым колодцем, находится неподалеку от Алатри, близ неаполитанской границы, и действительно представляет нечто в роде колодца в 50 метров глубины и 400 ширины, на дне которого растет настоящий лес вытягивающихся к свету деревьев; под зеленью журчит множество источников, и овцы, которых сводят туда привязанными на веревке, едят сочную траву, растущую в тени этой удивительной рощи. Подобные-то пропасти и питают своими таинственными водами местные реки Сакко и Тибр. Инженеры Вентуроли и Ломбардини доказали своими вычислениями, что более трех четвертей тибрской воды в мелководье исходит из неизвестных озер, скрытых в известковых пустотах Апеннин. Доставляемая ими ежегодно Тибру вода составила бы бассейн в 63 квадр. километра, при средней глубине в 100 метров.
Среднее количество дождей в Риме 0,м94 (наблюд. с 1825 по 1882 г.). Среднее количество дождей при подошве Апеннин 1,м10 (Ломбардини). Среднее количество дождей на вершинах 2,м40. Средний расход воды в Тибре 292 к. м. в сек. (Вентуроли и Ломбардини). Наибольший расход воды в Тибре 4.500 к. м. в сек. (Вентуроли и Ломбардини). Наименьший расход воды в Тибре 160 к. м. в сек. (Вентуроли и Ломбардини).
Первобытный Рим большею частью своего могущества обязан Тибру, если не как судоходной реке, то по крайней мере как срединной линии обширного бассейна; да и теперь еще общее положение страны делает столицу естественным рынком значительной области Италии. К этим преимуществам города присоединились впоследствии преимущества его центрального положения в Италии и в orbis terrarum, но мы видели, что история, изменяющая беспрестанно относительное географическое значение различных местностей, постепенно отодвинула Рим от великого пути народов. Правда, город этот расположен почти в средине полуострова и занимает центр общей фигуры островных и континентальных земель, окружающих Тирренское море. Рим является центром и с метеорологической точки зрения, потому что средняя его температура (15,4°) ровно на 4 градуса выше, чем в Турине и на 4 градуса ниже, чем в Катане. Но ни геометрическое положение, ни преимущества климата, сильно компрометируемые, впрочем, нездоровостью Кампаньи и даже части города, не обеспечивают Риму значения великой столицы, которым он гордится. Хотя и резиденция двух монархов, короля Италии и папы, Рим только мало-по-малу, путем централизации, политической и административной, становится главой Апеннинского полуострова; но он не глава латинских стран. Утверждают, что в средние века, во время пребывания пап в Авиньоне, население «Вечного города» спустилось до 17.000 человек. Хотя факт этот и кажется весьма спорным Грегоровиусу, ученому, который лучше всех изучил этот период римской истории, но верно то, что после разграбления. совершенного конетаблем Бурбоном, Рим имел не более 30.000 жителей. В настоящее время он быстро растет, но еще много уступает Неаполю, и население его только немногим превышает население Милана; однако, он обладает более полными и более богатыми библиотеками и музеями. Римский университет один из многолюдных: в нем до тысячи студентов.
Жители в Риме с самых первых времен были различного происхождения; об этой первоначальной смешанности свидетельствует легенда о Ромуле и Реме, рассказ о похищении сабинянок, который в действительности применим ко всякой эпохе римской истории, и беспрестанные столкновения народов, замкнутых в одном и том же круге. Наконец, остатки городов, которые в римской провинции встречаются еще чаще, чем в собственной Тоскане, так называемые циклопическия стены, подземные кладбища, надгробные урны, сосуды всякого рода, глиняная утварь и безделки показывают, что на правом берегу Тибра этрусский элемент был по крайней мере равносилен италийскому. В других местах, особенно на адриатическом склоне, преобладали галлы, и их племя перемешалось различным образом с другими этническими отраслями, откуда и произошло первоначальное римское население.
Смешение стало еще сильнее во времена римского могущества. Тогда к латинскому населению примешивались тысячи и миллионы иностранцев. В течение пяти веков в мировую столицу не переставали стекаться галлы, испанцы, мавританцы, греки, сирийцы, люди различных племен и стран Востока, рабы, вольноотпущенные и граждане, которые и видоизменили вновь её этнологические элементы. К концу империи, Рим, говорят, включал в своих стенах больше иностранцев, чем римлян, и последние, конечно, как и все постоянные жители больших городов, имели менее многочисленные семьи, чем переселенцы извне. Таким образом, итальянское племя уже было смешано с самыми разнообразными элементами, когда началось великое расстройство Западной империи, и царственный город начинали грабить орды, приходившие поочередно из Германии, Скифии и азиатских степей. Это бесконечное смешение победителей с побежденными, господ с рабами, и есть, может быть, главная причина той значительной перемены, которая совершилась в течение двух тысяч лет в характере и духе римлян. Впрочем, транстиверинцы, т.е. римляне правого берега Тибра, сохранили тот старый римский тип, который мы видим еще в статуях и на медалях.
Рим величественнее своими воспоминаниями, чем своим настоящим, привлекательнее своими развалинами, чем новыми зданиями; он скорее гробница, чем живой город. Вы чувствуете себя сильно потрясенным, как бы чьей-нибудь могучей рукою, когда находитесь лицом к лицу с памятниками, оставленными древними властителями мира. Вид этого колоссального, хотя частью разрушенного, Колизея возбуждает изумление и страх в путешественнике, который видит в человеческих сооружениях не простую груду камней. Мысль, что эта громадная сцена была наполнена людьми, убивавшими друг друга, что по всей окружности этих ступеней волновалось море голов, следя за переменным ходом резни, и что к бойцам летит сверху ободряющий их на убийство ужасный крик смерти, составленный из двадцати четырех тысяч голосов, воскрешает в воображении все прошедшее, полное низости и зверства, на которые тратились все живые силы римской цивилизации, и которыя заранее обрекли ее на добычу варварам, отодвинувшим человечество на десять веков назад во мрак первобытного невежества. Форум будит воспоминания другого рода: конечно, и тут совершались мерзости всякого рода, но в целом своей истории, это покрытое травою и неровное место, обращенное в средние века в скотный рынок (Campo Vaccino), является нам истинным центром римского мира: это, некогда священное, место, откуда в течение стольких веков исходил первый толчек для всех западных народов, от Атласа до берегов Эвфрата; здесь, как в живом мозгу, волновались идеи, а к концу империи—галлюцинации, сходившиеся со всех концов исполинского тела. Окружающие Форум стены, остатки колоннад, храмы, церкви рассказывают на своем немом языке о замечательнейших событиях в Риме, а древнейшие остатки, открытые раскопками под разнообразными строениями, дают нам возможность проникнуть еще далее в густой мрак веков: как на поле меняются жатвы одна за другою, так на этом месте, где волновалась беспрестанно зыбь римского народа, здания сменялись зданиями; для ученого—это летописи, которые стоют летописей Тацита. Да и во всех местах Рима и его окрестностей, где только найдется какой-нибудь старый памятник, арка или сломанная колонна, ниша или цоколь, каждый камень напоминает какую-нибудь дату, какой-нибудь факт из истории Рима. Часто бывает трудно истолковать это свидетельство прошлого, но из хаоса всех гипотез, из столкновения всех противоречий мало-по-малу выясняется истина.
Несмотря на массовые разграбления и разрушения, существует еще множество, правда, более или менее поврежденных, древних памятников, и между прочими Пантеон Агриппы—это чудо архитектуры. Вандалы, на счета которых относили дело разрушения, грабили, правда, беспощадно, но ничего не разрушали. Систематическое разрушение началось гораздо раньше вандалов, именно с постройки первого храма св. Петра, когда материалы для него брались из цирка Калигулы и других соседних памятников. То же самое делалось и для других возводившихся впоследствии бесчисленных церквей, равно как и для светских памятников и построек всякого рода. Статуи, если они не попадали под мусор, разбивались либо на известку, либо на постройку, так что в начале пятнадцатого века в Риме стояло на местах только шесть статуй—пять мраморных и одна бронзовая. Нашествие норманов, в 1084 году, и все войны средних веков, сопровождавшиеся грабежами и пожарами, оставили после себя также немало развалин; но число дворцов, цирков, триумфальных арок, колонн, обелисков, водопроводов было так значительно., что Возрождение, увлеченное этим величием прошедшего, могло найти в них еще многое для изучения и воспроизведения в виде более или менее удачных подражаний. С тех пор заботливо сохраняется заключающийся в стенах Рима обширный архитектурный музей, который даже увеличился еще капитальными произведениями Микель Анджело, Брамантэ и других архитекторов. Но этого мало: надо поднять на свет Божий все зарытые еще сокровища искусства и свидетельства истории. В настоящее время занимаются раскопками всех сооружений, какие только покрыты слоями мусора, копившагося в течение пятнадцати столетий. Дело идет об открытии под нынешним Римом древнего Рима, о восстановлении из праха улиц, как воскрешена из пепла Везувия Помпея.
Самые любопытные остатки—фундаменты дворцов Цезарей и стены древнего Roma quadrata,—частию уже открыты на горе Палатинской, недалеко от Форума и Колизея; весь этот холм представляет собою собрание драгоценнейших памятников. Именно здесь строили первые римляне город, чтобы защитить его разом и крутизною скалы, и водами Велабра и других болот, в которые стекали тогда наводнения Тибра. Но, сделавшись многолюднее, Рим скоро спустился с Палатина, растянулся в низменности Велабра, осушенной сточными трубами Тарквиния Этруска, и начал развертываться по долине Тибра и боковым оврагам, а затем стал взбираться по склонам окружающих высот. Воды реки, среди разроставшагося города, разделяли островок, считавшийся у римлян местом священным. Откосы его были облицованы камнем, в роде подводной части судна, в центре стоит обелиск, в роде мачты, а корму занимал храм Эскулапа. Остров уподоблялся кораблю, носящему судьбу Рима.
Существует еще другой Рим,—Рим подземный, который в особенности интересен для изучения, так как по нем лучше, чем по всяким книгам, можно узнать, что такое было христианство первых веков, и судить о переменах, произведенных в нем с того времени непрерывным историческим движением. Склепы христианских кладбищ занимают вокруг города пояс в два или три километра средней ширины, разделенный десятков на пять отдельных катакомб, которые исследованы еще не вполне. Длину всех галлерей, вырытых христианами в вулканическом туфе, Росси определяет в 876 километров. Средняя ширина их менее одного метра, но по числу комнат, служивших молельнями, и по числу этажей глубоких нишей, в которые клались тела, можно судить о громадности землекопной работы, представляемой этими подземельями. Надписи, барельефы и живопись этих могил были неприкосновенны для римских язычников, относившихся к могилам с большим уважением, и, к счастью, подземелья были завалены еще во время нашествия варваров, что и спасло их от разрушений, которым подвергались в течение всех средних веков памятники, находившиеся на поверхности земли; поэтому подземелья оставались нетронутыми до времени раскопок, начавшихся около конца шестнадцатого столетия. Эти христианские могилы обнаруживают народную веру далеко не в том виде, как она выражена в описаниях современников, принадлежавших почти всегда к другому специальному классу, чем масса верующих: они еще более расходятся с памятниками последующих времен христианства. В них все отличается светлою радостью, печальных эмблем нет: вы не найдете здесь ни изображений мучеников и мучений, ни скелетов, ни образов смерти, не найдете даже креста, сделавшагося впоследствии великим символом христианства, Самые обыкновенные изображенные здесь символы—«Пастырь добрый», с агнцем на плечах, ветка винограда с листьями, веселый сбор винограда. Фигуры в первых катакомбах второго и третьего веков, изваянные лучше, чем последующих веков, имеют нечто греческое и представляют языческие сюжеты: Пастырь добрый является раз даже окруженным тремя Грациями. Две еврейские катакомбы, вырытые точно также в римском туфе, дают возможность сравнивать религиозные идеи двух культов этой столь интересной исторической эпохи.
По странному суеверию к мистическим числам, Рим продолжают называть «Семихолмным городом», именем, которое уже не подходит к нему с тех пор, как он перешел за ограду Сервия Туллия. Не считая горы Тестаччио, состоящей из набросанных на берег реки горшечниками и судовщиками черепков, в стенах нынешнего Рима возвышаются девять совершенно отдельных холмов: Авентинский, куда удалялись плебеи при своих попытках добиться независимости; Палатинский, на котором жили Цезари; Капитолийский, на котором стоял храм Юпитера; Целиус (Монте-Челио), Эсквилинский; Виминальский; Квиринальский; Читорио, невысокий пригорок, и Монте-Пинчио—пригорок садов, служащий для прогулок. Наконец, по другую сторону Тибра, и все-таки в нынешнем Риме, есть еще два холма: Яникульский, самый высокий из всех холмов, с которого всего лучше видна панорама города, и Ватиканский, названный так или потому, что он возвышается на обломках Ватики этрусков, или же потому, что там некогда давались предсказания оракулов.
Наследница древних преданий, эта возвышенность осталась местом «ватицинаций». Отсюда христианские пресвитеры, вышедши из мрака катакомб, где они держали свои тайные собрания, стали господствовать над городом Римом и всем западным миром. Здесь возвышается дворец пап, с его 11.000 окон, с его богатыми коллекциями, библиотекой, музеем, с chefs-d’oeuvre’aми античного искусства и произведениями Микель-Анджело и Рафаэля; а рядом с ним блистает знаменитая базилика Святого Петра—средоточие католического христианства. Длинною галлереею дворец соединяется с мавзолеем Адриана, лишенным своей высокой колоннады и сделавшимся, под именем замка Святого Ангела, папскою крепостью, которая возвышается на берегу Тибра и господствует над его мостом. Теперь её пушки не защищают уже Ватикана; все материальное могущество пап исчезло, но пышная церковь Святого Петра, удивительный полукруглый портик перед ним, возвышающийся над собором купол, который еще издалека видят с моря пловцы, статуи, мраморы, мозаики, украшения всякого рода свидетельствуют о тех громадных богатствах, которые недавно еще стекались в Рим со всех концов христианского мира. Один только собор Святого Петра,—одна из трех сот шестидесяти пяти церквей папского города,—стоил около полу-миллиарда. Памятник этот представляет, в истории католичества, ту переходную эпоху, когда паганизм Возрождения и христианство средних веков стараются слиться в нео-католицизм, более гуманный, приноровленный к обновленному миру. Квартал Рима, в котором стоит церковь Св. Петра, был опустошен мусульманами в 846 г. Что касается евреев, то они пришли в Рим далеко не победителями. Водворенные в грязном квартале Гетто, на илистых берегах Тибра, недалеко от арки Тита, напоминающей разрушение их храма и избиение их предков, они в течение девятнадцати столетий несли бремя всеобщей ненависти и преследования. Они вынесли, однако, это, благодаря могуществу золота, которым они умеют орудовать лучше, чем их притеснители, и отныне, вольные обитать в любом квартале, четыре тысячи римских евреев принимают больше участия в преобразовании столицы Италии, чем сами христиане.
Направление идей в последние века слишком изменилось, чтобы итальянцы могли серьезно думать теперь об открытии третьей эры истории Рима постройкой роскошных зданий, которые могли бы равняться по величине Колизею или храму Св. Петра. Италии нужно прежде закончить разбор всех тех сокровищ искусства и науки, которые до сих пор еще беспорядочно ждут своей классификации в различных музеях, училищах, ученых обществах и в библиотеке Виктора-Эммануила, одной из богатейших в мире.
Если в Риме что-либо и строится новое, то все эти постройки возводятся не для удивления мира, а в силу настоятельной потребности. Они не блещут ни великолепием, ни оригинальностью стиля, но вполне удовлетворяют своему назначению. Главные труды и наибольшее внимание современных инженеров были посвящены возведению пятнадцати фортов, составляющих оборонительный круг Рима. Кроме того, проведена целая сеть новых улиц, идущих на север и на запад, но не на восток, где им пересекают дорогу крутые откосы Яникула, и не на юг, где монументы античного Рима остановили строителей девятнадцатого века. Затем современному инженерному искусству предстоит еще немало труда и усилий, если они зададутся мыслью оградить Рим от разливов Тибра и вновь поставить его в хорошие санитарные условия. Правда, наваленные остатки множества разрушенных зданий возвысили уровень города по крайней мере на один метр, но и русло Тибра поднялось вследствие удлинения его дельты. Чтобы доставить водам разлива свободный сток в правильный канал, необходимо перерыть русло реки и окаймить его высокими набережными на всем протяжении города. Кроме того, для ассенизации города, надо переделать сеть подземных труб и разумно распределить чистую воду, доставляемую в водоемы фонтанов сооружениями древних эдилей.
Известно, какую громадную массу воды получал прежде Рим для своего ежедневного потребления. Во времена Траяна, девять больших водопроводов, общая длина которых составляла 422 километра, давали воды около 20 кубических метров в секунду, а проведенные впоследствии другие каналы увеличили это количество воды более, чем на одну четверть. Еще и в настоящее время, хотя сохранилась только десятая часть искусственных водопроводов, и от большей части древних акведуков возвышаются, среди необработанных полей, только разрушенные арки, столица Италии есть один из городов, наиболее обильно снабжаемых живой водой. Но если когда-либо Рим должен будет наполнить все пространство, заключающееся в его стенах, и будет разростаться присоединением новых кварталов, если форум, находившийся еще недавно за городом, сделается снова центром города, то в нем может оказаться такой же недостаток питьевой воды, как и в большей части столиц Европы.
Не говоря уже о нездоровости окружающих полей, нынешний Рим, по сравнению с древним, имеет еще одну слабую сторону: он уже не имеет той прекрасной системы дорог, которые расходились во все стороны от золотого межевого столба Форума. Широкая Аппиева дорога, начинающаяся при выходе из Рима рядом столь любопытных могил, представляет собою тип этих прочно устроенных и неуклонно правильных дорог, которые охватывали собою мир и сокращали расстояния к выгоде господствующего города. Правда, древние мощеные дороги заменены ныне частию железными дорогами, но последние еще очень немногочисленны, не прямолинейны в своем направлении и оставляют город в стороне от великих международных путей. Самая фигура их сети показывает, что движение по путям совершается далеко не так, как в других странах Европы, не от центра к окружности, а наоборот: Италия шла вновь на завоевание Рима из Флоренции. Болоньи, Неаполя.
Не имея портов и городского округа, вследствие миазмов окружающих полей, Рим представляет один из таких городов, которые всего менее могут существовать отдельно: он должен дополняться отдаленными местностями.
Местами огородничества, промышленности и дачной жизни служат ему ближайшие горные города: Тиволи: Фраскати, над которым возвышаются стены кратера, с развалинами Тускулума; Марино, около которого, в тени больших лесов, собирались союзные племена Лациума; Альбано, который, посредством нового перекинутого через широкий ров моста на арках, соединяется с городом Ариччиа; Веллетри, древний город вольсков, дома которого группируются по южным склонам большой горы Лациума; Палестрина, который древнее Альба-Лонги и Рима и весь построен на развалинах знаменитого храма Фортуны—слава древней Пренесты. Местами купаний ему служат морские пляжи Пало, Фиумичино и Порто д'Анцио—местечко, продолжение которого на юг составляет маленький городок Неттуно, славящийся красотою женщин. Из портов для заграничной торговли он сохранил на Тирренском море только Чивита-Веккию, скучный город, с прекрасным, построенным Микель-Анджело, бассейном, который может служить образцом морским инженерам, но очень тесен. В этом городе есть также большое заведение минеральных вод, которые текут с горы Тольфа по каналу, вырытому во времена Траяна.
Гавани, которыми владели древние римляне к югу от устьев Тибра, почти совершенно заброшены, и прелестная Террачина—пук зелени при подошве «белеющих скал», о которой говорит Гораций,—является дверью Рима только для приезжающих с юга по береговой дороге.
Почти все города Лациума расположены по двум большим историческим дорогам, из которых одна поднимается к северу, к Флоренции, другая же идет к юго-востоку, в долину Сакко, и спускается в равнины Неаполитанские. На севере видна знаменитая Корнето-Тарквиана; на северо-западе—главный город Витербо—«город красивых фонтанов и красивых девушек»; на юге, на склоне Гарильяно—Вероли, Ферентино, Алатри, над которым господствует гордый Акрополь с циклопическими стенами,—большой рынок и фабричное место для окрестных поселян. На востоке, в одной из чудных Сабинских долин, по которой течет Апио «с вечно холодными волнами», стоит другой знаменитый город, Субиако, древний Сублаквеум, названный так вследствие трех озер, созданных посредством плотин Нероном, который ловил в них форелей золотою сетью. Около Субиако св. Бенедикт основал «в святой пещере» (Sacro specu) знаменитый монастырь, который предшествовал еще более славному монастырю горы Кассино, и который, после Леринского монастыря в Провансе, был колыбелью западного монашества.
Общины Лациума и Сабины, в которых более 10.000 жителей:
Рим (1896 г.) 488.913 чел.; Витебро (1882г.) 19.655 чел.; Виллетри (1882 г.) 16.490 чел.; Алатри (1882 г.) 13.240 чел.; Чивита-Веккиа 11.980 чел.; Тиволи 10.295 чел.; Вероли 10.275 чел.; Ферентино 10.040 чел.
Посредником между Римом и Анконою, между долиною нижнего Тибра и областью Тосканских Апеннин и Мархий, служит главный город Умбрии, древняя Перуза, один из могущественных этрусских городов первых времен истории, неподалеку от которого раскопки открыли могилы, возбуждающие живейший интерес. Благодаря своему счастливому положению на краю весьма плодородной равнины и в точке соединения многих естественных путей, город воскресал из развалин после каждой войны, после каждого периода разрушения. В эпоху Возрождения он, как город одновременно и тосканский, и римский, сделался местопребыванием одной из великих школ живописи и, благодаря Вануччи,—«Перуджино», пользуется самою блестящею славою в Италии. В Перуджии есть еще прекрасные памятники этой знаменитой эпохи. Теперь она уже не принадлежит к числу художественных столиц полуострова, но в ней всегда есть свой кружок литераторов и ученых. Она отличается также весьма оживленною торговлею шелком-сырцем; чистота её домов и улиц, которые однако же сохранили свой оригинальный вид, чистота атмосферы и очаровательность населения привлекают в нее каждое лето значительную часть колонии богатых иностранцев, проводящих зиму в Риме. Перуджия далеко оставила за собою своего бывшего соперника Фолиньо или Фулиньо, озерный бассейн которого обращен в чрезвычайно плодородные поля, и который был некогда главным рынком всей центральной Италии; его работящие жители сохранили некоторые специальные производства между прочим, дубление кож. Что касается города Ассизи, который имеет столь прелестный вид среди своего пейзажа масляничных рощ, то он, по справедливости, знаменит своим прекрасно сохранившимся храмом Минервы и великолепным монастырем, в котором любуются фресками «последнего из византийских живописцев», Цимабуэ, и продолжателя его «первого из итальянских живописцев», Джиотто. Теперь это—местечко, не отличающееся никакою деятельностью, но оно окружено земледельческим округом богатым и многолюдным; здесь родился в конце двенадцатого века Франциск Ассизский, основатель великого ордена францисканцев. Между Ассизи и Фолиньо находится город Спелло, осаждавшийся некогда Карлом Великим. Легенда рассказывает, что здесь был смертельно ранен герой Роланд.
Другие второстепенные города Умбрии, хотя и не имеют большего торгового значения, но отличаются либо замечательными в истории именами, либо красотою своих памятников и видов. Тоди, Маршиано известны своими оживленными ярмарками: Сполетто, которого не мог взять Аннибал, замечателен своим великолепным собором, с чрезвычайно оригинальною папертью, своим мостом, построенным Феодорихом чрез ущелье, и своими горами, покрытыми сосновыми и каштановыми лесами. В окрестностях Терни существует один из самых красивых видов Италии, а именно могучий водопад Велино, ложе которого высечено римлянами в глубоко уходящей в землю скале, и воды которого приводят в движение оружейный завод, важнейший во всем королестве. Риетти, прозывавшийся некогда счастливым, имеет озеро—остаток древнего моря, опорожненного водопадом Велино, с рвом delle Marmore; Нарни—с великолепными развалинами и высоким замком. К северу от Тибра, на границах Тосканы, стоит гордый и неопрятный Орвиетто, в котором фабриковалось некогда знаменитое лекарство орвиетский терияк; это старинный папский город, колокольнями и башнями которого унизан весь выступ горы; собор его замечателен своим прелестным фасадом с инкрустированными мозаиками, представляющим шедевр орнаментации и почти ювелирного искусства. Наконец, два главные города Умбрийских Апеннин: Читта ди-Кастелло, расположенный на берегу ручья, образующего Тибр, и Губбио, который в средние века был одной из самых цветущих республик, оба богаты очаровательными или грандиозными ландшафтами и оба имеют часто посещаемые целебные воды. Ученые приезжают сюда осматривать хранящиеся в муниципальном дворце Губбио знаменитые «Эвгубинские таблицы»,—семь бронзовых дощечек, покрытых умбрийскими знаками: это единственные, дошедшие до нас, памятники этого рода. Маленький городок Фратта, переименованный недавно в Умбертиду, на половине пути между Перуджией и Читта ди-Кастелло, в одной из самых плодородных, омываемых Тибром местностей, имеет только местное торговое значение.
Общины Умбрии, имевшие более 11.000 жителей к 1 янв. 1882 г.:
Перуджия 51.355 чел., Читта ди-Кастелло 24.000 чел., Губбио 23.315 чел., Фолиньо 22.900 ч., Сполетто 21.505 ч.. Риетти 16.820 ч., Ассизи 16.200 ч., Орвиетто 15. 930 ч., Терни 15.850 ч.. Тоди 15.325 ч.. Нарни 11.670 ч., Маршиано 11.625 чел.. Умбертида (Фратта) 11.470 чел.
Портом для римских стран на Адриатическом море служит Анкона, древний дорийский город, называемый еще и ныне греческим именем, которым он обязан положению своему на самом углу полуострова между Венецианским заливом и Южно-Адриатическим морем. Красивая триумфальная арка, возвышающаяся около большого мола, составляет одну из самых лучших и наиболее сохранившихся построек этого рода и напоминает собою, какое значение придавал Траян обладанию этою морскою дверью: купеческая ложа, бывшая биржа,—самое красивое здание. Благодаря своему выгодному положению и, до недавнего времени и своему портофранко, а также углублению до четырех метров порта, Анкона является одним из трех крупнейших торговых городов восточного берега Италии и восьмым из городов всего побережья полуострова; она следует за Венецией и оспаривает первенство у Бриндизи, хотя и не составляет, как последний, станции индийской дороги. Её торговля держится не только тем, что идет к ней из Рима и Ломбардии, но и товарами Мархий, редкими плодами, маслами и асфальтом Абруцц, серою Апеннин и «лучшим в мире шелком», как думают по крайней мере местные жители. По отчетам порта, морская торговля значительно возрасла в последние годы; но это усиление в значительной мере только кажущееся и явилось, благодаря большим пароходам, заходящим в пристани города (в 1890 г. вошло в порт 1.063 купеческих судна, с грузом 253.536 тонн: вывезено грузов 20.607 т.).
Другие порты этого побережья, плохо защищенные, имеют маловажную торговлю. Пезаро, родина Россини, посещается только судами в двадцать и тридцать тонн; Фано—простыми барками; Сенигалия, больше известная иностранцам под именем Синигальи, посещалась довольно многочисленными судами только во время значительных ярмарок, на которых торговые обороты простирались до 25 миллионов: но её маленькая речная гавань, бывшая до 1870 г., т.е. до отмены ярмарок, вольною, доступна только судам, сидящим в воде не глубже двух метров. Все эти береговые города большую часть своих товаров отправляют в Анкону. На юге находятся пристани Гроттамаре, с заводами, и Сан-Бенедетто-дель-Тронто, с морскими купальнями.
Все города внутренних Мархий, за исключением Фабриано, Сан-Северино, расположенных в живописных долинах Апеннин, и Асколи-Пичено, на берегу реки Тронто, построены на крутых скалах, но теперь начинают спускаться длинными предместьями в равнину, чтобы заняться обработкою земли; таковы: Урбино, прославившийся тем, что в нем родился Рафаэль, и производивший прежде, как и сосед его Пезаро, великолепные фаянсовые изделия, так высоко ценимые знатоками; Иези, Озимо, Чинголи, Мачерата, Реканати, родина Леопарди, Фермо и другие. Один из этих взгромоздившихся на горы городов, знаменитый Лоретто, был некогда наиболее посещаемым в христианском мире местом богомолья. До реформации, когда далекия странствования были еще не так легки, как ныне, к святыням Лоретто стекалось не менее двух сот тысяч странников в год. Правда, они созерцали там одно из великих чудес христианства—тот самый дом, в котором жила Пресвятая Дева, и который ангелы перенесли на то самое место, над которым возвышается теперь великолепно украшенный купол. Неподалеку от этого препрославленного места, именно в Кастельфидардо, была отнята у папы оружием Италии «вотчина Св. Петра». Хотя самое сражение представляет ничтожное военное событие, но оно отмечает весьма важную дату в истории.
Гористая область Абруцц, составлявшая прежде часть Неаполитанской области, но связанная с Римом своим Тирренском склоном, данником Тибра, и в особенности своею большою поперечною дорогою, имеет немного городов на высотах своего плоскогорья. Важнейший из них и в то же время главный город провинции—Аквила основан в тринадцатом веке императором Фридрихом II, который хотел сделать из него «орлиное гнездо». Другие горные города всегда были слишком недоступны, чтобы иметь много жителей, но все-таки они посылают в города равнины сильных и выносливых работников, Aquilani, которые считаются лучшими землекопами в Италии. Самые многолюдные места находятся в нижнем бассейне Атерно, или на прибрежной дороге и среди плодородных полей Адриатического склона. Солмона расположена в огромном саду, который некогда был озером, и ограничивается с юга крутыми склонами Монте-Майелла; Пополи, при выходе из ущелья, где Атерно принимает имя Пескары, представляет самый деятельный рынок между Адриатическим берегом и горною областью; Киети, построенный на той же реке ниже,—также промышленный город;—это, говорят, первая из бывших неаполитанских провинций, в которой был применен пар в прядильных и других заведениях. Терамо и Ланчиано—точно также довольно значительные города. Но на всем протяжении берега Абруцц существуют только два маленькие порта, да и те посещаются немногими судами,—Ортона и Васто.
Главные общины Махрий и Абруцц, имевшие к 1 янв. 1882 г. более 12.000 жителей.
Анкона 45.730 чел.; Аскели-Пичено 23.225 чел.; Сенигаллия 22.500 чел.; Киети 21.835 чел.; Фано 21.310 чел.; Пезаро 20.910 чел.; Терамо 20.310 чел.; Мачерата 20.250 чел.; Реканати 19.525 чел.; Иези 19.460 чел.; Фермо 18.880 чел.; Аквила 18.425 чел.; Солмона 17.600 чел.; Озимо 17.345 чел.; Ланчиано 17.200 чел.; Фабриано 17.150 чел.; Урбино 16.810 чел.; Сан-Северино 14.035 чел.; Васто 13.880 чел.; Чинголи 12.135 чел.; Ортона 12.120 чел.
Среди римских Махрий есть маленькое государство, соединяющееся с берегом только одною дорогою и сохранившее свое самостоятельное существование. На небольшом расстоянии от Римини к югу, на гордой скале Титана, основание которой изрыто с незапамятных времен каменоломнями, на высоте 750 метров, стоит, окруженный стенами и башнями, старинный и знаменитый город Сан-Марино. В ясное утро граждане его видят через весь Адриатический залив восход солнца из-за гор Иллирии. Сан-Марино, вместе с окружающими местностями, составляет «светлейшую» республику, единственную автономную муниципию, существующую еще в Италии.
Пространство её 59 кв. кил.; население в в 1892 г. было 8.200 чел., в среднем, 139 человек на 1 километр.
По летописям, republichetta Сан-Марино, названная так по имени одного далматского каменщика, жившего отшельником на скале Титано, была независимым и самодержавным государством с четвертого века. Как бы то ни было, маленькая республика успела сохранить свое существование в течение по крайней мере двух тысяч лет, благодаря соперничеству своих соседей и необыкновенному искусству, с которым граждане её умели хитрить пред опасностью. Впрочем, в устройстве государства нет почти ничего демократического. Народ не подает голосов, и право это потеряно им уже неизвестно сколько веков тому назад; граждане, даже землевладельцы, имеют только право делать представления. Высшая власть принадлежит верховному совету, состоящему из шестидесяти пожизненных членов, в число которых входит треть благородных. треть горожан и треть поселян-собственников; когда открывается ваканция, остальные пятьдесят девять членов выбирают преемника из того же класса, к которому принадлежал выбывший член. Совет выбирает из своей среды 12 членов Сената, состав которого обновляется на две трети через каждые два года—равно как двух капитанов-регентов. одного для города, другого для земщины, которым принадлежит в продолжение шести месяцев власть исполнительная. Этот же совет составляет высшую судебную инстанцию. Сан-Марино имеет свою маленькую армию, в 1.200 чел. милиции, свой бюджет, который в 1892 г. представлял 227.000 фр. дохода и 226.000 расхода. Государственного долга нет. Акциз на соль и табак и субсидия от Италии, в возмещение таможенных пошлин, взимаемых с иностранных произведений при ввозе на полуостров, достаточны для поддержании равновесия в бюджете: блестящие предложения спекуляторов о разрешении открыть игорный дом в Сан-Марино, были отвергнуты. Оффициальные акты печатаются в Италии. В маленьком государстве нет ни одной типографии—совет отказался от этого нового изобретения, которым соседи, романьольцы, охотно воспользовались бы для своих выгод: он боится, чтобы изданные политические книги на его территории не бросили тени на окружающее республику королевство. Боргези, основатель эпиграфической науки, имел в Сан-Марино свою коллекцию, столь важную для изучения римской администрации.