IV. Долина Арно, Тоскана.
Тоскана, как и Лигурия, расположена при южном основании Апеннин, но только занимаемая ею полоса значительно шире. Позвоночный хребет полуострова направляется в этой области Италии наискось от Генуэзского залива к Адриатическому морю и с южной стороны дает от себя побочные цепи, которые удвоивают нормальную ширину системы. Кроме того, к югу от долины Арно возвышаются отдельные плато и горные группы, которые расширяют землю к западу, почему Итальянский полуостров именно в этом месте достигает наибольшей ширины.
Пространство Тосканы 25.053 кв. километра.
Население (вычисленное для 31 дек. 1892 г.) 2.288.747 человек.
Вал Тосканских Апеннин тянется от одного моря к другому, но он извилист, весьма не одинаков в различных местах по высоте и прорезан проходами, в которых пролегают устроенные между обоими склонами проезжия дороги. В общем горы Этрурии расположены продолговатыми и параллельными группами, отделяющимися друг от друга бороздами, в которых текут потоки, образующие Серкио и Арно. На границах Лигурии, первый массив главной цепи, доминируемый вершинами Орсайо и Суккизо, сопровождается Луниджианскими горами, возвышающимися на западе по другую сторону долины Магры. Гарфаньянской цепи, составляющей вторую группу к северу от равнин Лукки, соответствуют на западе Апуанские Альпы или Масса-Каррара. Далее к востоку, параллельно Монте-Чимоне, покрытой великолепными соснами, и другим вершинам Апеннинских Альп, следующим друг за другом к северу от Пистойи и Прато,—идут цепи Монти-Катини и Монте-Албано, между пещеристыми боками которых находится знаменитое теплое озеро Монсуммано. Наконец, четвертая группа, пересекаемая в проходе Фута прямою дорогою из Флоренции в Болонью, точно также имеет свои боковые цепи: Монте-Муджелло, к югу от Сиевы, и Прато-Маньо, между верхним и средним течением Арно. Цепь Катенайскпх Альп, проходящая с севера на юг, между верхними долинами Арно и Тибра, заканчивает разом—с восточной стороны главную гряду Апеннин, составляющую линию водораздела, и не столь правильный ряд южных групп, к которым больше подходило бы название Анти-Апеннин, прилагаемое географом Мармокки специально к прибрежным горам. Через скалы этих южных гор пробивают себе путь все. ручьи, стекающие с большего хребта, и разбивают горы на отдельные массы.
Во многих частях своего протяжения Тосканские Альпы представляют совершенно альпийский вид и даже так и называются Альпами, вследствие высоты своих вершин, имеющих более 2.000 метров. Высоты главных вершин и наиболее торных проходов Тосканских Апеннин следующие:
Апеннины: Альпы Суккизо 2.019 метр.; Альпы Кампорагена (Garfagnana) 2.000 метр.; Мойте Чимоне 2.621 метр.; Монте-Фальтероне или Фальтерона 1.648 метр.; Проход Абетоне (гора Чимоне) 1.400 метр.; Проход Понтремоли (дорога из Зарцаны в Парму) 1.039 метр.; Проход Фиумальбо (дорога из Лукки в Модену) 1.200 метр.: Проход Фута (дорога из Флоренции в Болонью) 915 метр.; Проход Камальдуле 1.004 метр.
Анти-Апеннины: Пизанино (Апуанские Альпы) 2.014 метр.: Пиетра Марина (Монте-Албано) 575 метр.: Прато-Маньо 1.580 метр.; Альпы Катенайя 1.401 метр.
Большую половину года верхние склоны этих гор покрыты снегами, так что часто, проходя очаровательное дефиле Массы-Каррары, между синеющими водами Средиземного моря и подымающимися постепенно косогорами Апуанских Альп, вы напрасно стараетесь различить в белизне вершин, где кончаются снега и где начинаются мраморные обвалы. Грандиозному виду Тосканских гор, или, как их называет Ампер, «гор Данте», способствуют обрывистая форма и причудливость очертаний известковых скал Апеннинского хребта. Во многих местах горы сохранили еще прелесть, придаваемую цепи—на нижних склонах—каштановыми, а на высших—сосновыми и буковыми лесами. И сколько поэтов воспевали чудные леса, покрывающие склон Прато-Маньо, над тем бассейном, в котором соединяются долины Сиевы и Арно! В этой лесистой местности, на лугах которой пасутся громадные белые быки древней породы, возвышались три богатых монастыря—Валломброза, Камалдула и Верна. Имя прелестной Валломброзы («тенистая долина»), высокие зеленые своды которой и рассеянные осенью по ручьям листья воспевал Мильтон, вошло в поговорку и стало обозначать все места, где восхищенный зритель проникается поэзией природы. Верна и Камалдула или «Малдульское поле», по имени которой было названо столько монастырей в остальной Европе, находятся в местности не столь восхитительной, среди скал и диких откосов. Ариосто воспевал пейзажи той Апеннинской дороги, «с которой разом видны моря Скиавонское и Тосканское». И действительно, поднявшись на один из ближайших к монастырю холмов, можно видеть оба моря, в виде голубоватых туманов.
Суровые крутизны больших Апеннин и украшающие их склоны леса составляют самую счастливую противоположность с долинами и мягко закругленными холмами низкой Тосканы: почти на всякой возвышенности стоит какая-нибудь старинная башня, развалины укрепленного средневекового замка; среди зелени склонов разбросаны прелестные виллы; между виноградниками и группами копьевидных кипарисов виднеются арендаторские домики, росписанные незатейливыми фресками; все годное для распашки пространство занято богатейшими нивами; над речками шелестят своею листвою ивы. Исторические воспоминания, природный вкус жителей, плодородие почвы, обилие воды, мягкость климата,—все способствует к тому, чтобы сделать центральную Тоскану самым привилегированным местом в Италии и одним из самых приятных на земле. Прекрасно защищенная от холодных северо-восточных ветров стеною Апеннин, она обращена к Тирренскому морю, откуда дуют теплые и влажные ветры тропическаго происхождения; но в дождях нет излишка, благодаря экрану, представляемому горами Корсики и Сардинии и счастливому расположению маленьких групп холмов пред Апеннинскою цепью. Климат Тосканы по преимуществу умеренный, мягкий, не имеет таких резких крайностей, как климат паданской равнины и, конечно, этому умеряющему влиянию климата и природной красоте страны тосканцы обязаны большею частью своей простой веселости, ровностью расположения духа, тонким вкусом, чуткостью в поэзии и живым, но всегда сдержанным, воображением.
Различные группы гор и холмов на юге Тосканы, обозначаемые вообще названием «Суб-Апеннин», совершенно отделены от главной горной системы нынешнею долиною Арно, которая, вместе с прорытыми ею ущельями и со своими древними озерами, составляет настоящий ров под стенами Апеннин. Первый широкий раздельный пояс между Апеннинами и южно-тосканскими горами составляет долина Кианы, бывшая сперва заливом Средиземного моря, а потом внутренним морем; затем следует некогда озерная флорентинская равнина, которую легко было бы снова затопить водою, завалив ущелье Гольфолину или Гонфолину, чрез которое прорывается Арно в 15 километрах ниже Флоренции и которое было сделано рукою «Геркулеса Египетскаго». В начале четырнадцатого столетия, знаменитый лукский генерал Кастручио имел намерение затопить таким образом гордый республиканский город, но, к счастию, его инженеры не съумели сделать нивеллировки: они думали, что запруда не причинит никакого вреда Флоренции, так как разница в уровне, по их мнению, была в 88 метров, между тем как на самом деле она только 15 метров. К низу от этой теснины начинаются большая равнина и древние морские заливы.
Ограниченные таким образом с севера, Суб-Апеннинские горные группы Тосканы состоят из однообразных округлых холмов тусклосерого цвета, почти без зелени. Сами Апеннинские горы принадлежат главным образом к юрской и меловой формациям, между тем, как Суб-Апеннины состоят из третичных земель, песчаников, глины, мергелей и пудингов, которые очень богаты ископаемыми и пронизаны местами серпентином. Впрочем, узнать правильное расположение их в высотах Южной Тосканы было бы трудно. На них следует смотреть, главным образом, как на весьма неровное плоскогорье, которое, благодаря перерезывающим его рекам, текущим то параллельно, то перпендикулярно к рекам Апеннин, обращено в запутанный лабиринт холмов, пробуравленных воронками, в которых исчезают воды: таковы впадины «Инголлы», действительно поглощающие собою ручейки и дождевые воды плоскогорья и образующие затем обильные источники одного из больших притоков Арно, Эльзы-Вивы. Главная горная группа Суб-Апеннинской области и есть та самая, которая разделяет три бассейна: Арно, Чечины и Омброны, и вершина которой Поджио ди-Монтиери, с богатыми медными рудниками, возвышается более чем на 1.000 метров. Еще выше поднимаются горы к югу от долины Омброны, как-то Лаббро, Четона, Монте-Амиата; но их следует отнести уже к геологической области центральной Италии. Четона представляет юрский остров, окруженный новейшими землями; Монте-Амиата—трахитовой конус и высочайший вулкан Италии, который хотя и не извергал лавы в исторические времена, но не может считаться угасшим, как показывают множество существующих еще теплых источников и серных земель. Радикофини—представляет другой вулкан, лавы которого похожи на окаменевшую пену и во многих местах легко рубятся топором.
В большой подземной лаборатории, под всеми скалистыми формациями Тосканы, совершается еще, по всей вероятности, весьма значительная работа; металлоносные жилы разветвляются здесь в громадную сеть, и минеральные источники всякого рода, соленые, серные, железистые, кисловатые здесь сравнительно гораздо обильнее и чаще, чем во всех других частях Италии. На поверхности в тринадцать раз меньшей здесь оказывается около четверти всех теплых и целебных ключей полуострова и прилежащих островов, а между этими ключами есть славящиеся во всем мире, как напр. ключи Монте-Катини, Сан-Джулиано и знаменитые Баньи ди-Лукка, около которых выстроился многолюдный город, составляющий главную станцию между Луккой и Пизой. Естественные салины в Тоскане также весьма производительны, но самые любопытные и в то же время самые полезные с промышленной точки зрения водометы представляют собою знаменитые lagoni, в бассейне одного притока Чечины, при подошве горной группы Монтиери, с северной стороны. Еще издали вы видите клубящиеся в равнине густые тучи белого пара и слышите резкое шипение газов, которые со свистом вырываются из-под земли, производя клокотанье в лужах воды. Лужи эти содержат различные соли, кремнезем и борную кислоту, вещество, имеющее такое значение в торговле, что его тщательно собирают для английских фаянсовых и стеклянных фабрик и которое для Тосканы сделалось одним из главных источников дохода. Никакая другая страна в Европе, за исключением разве кратера Вулкано на Эолийских островах, не производит такого количестна борной кислоты, чтобы стоило извлекать ее, но в Суб-Апеннинских горах этого сокровища можно было бы собирать, вероятно, еще больше, чем сколько добывается теперь, так как в различных частях Этрурии, в особенности около Масса-Маритима, к югу от Монтиери, бьют еще другие soffioni, содержащие некоторое количество этого драгоценного химического вещества. (Производство «Семи Деревень»: 14 тонн буры в день).
Совершающееся в Тоскане подземное брожение происходит, вероятно, большею частию вследствие тех значительных перемен, которые произведены наносами во взаимных отношениях между землею и водами. Неподалеку от нынешнего берега, возвышается, подобно островам среди моря, множество групп холмов, которые и действительно были некогда морскими землями, но, благодаря речным наносам, присоединены постепенно к суше. Так, Пизанские горы, между нижним Арно и Серкио, представляют еще полуостровную группу вершин, так как окружены со всех сторон болотами и полями, которые были осушены с большим трудом. Древнее озеро Биентина, поверхность которого составляла самое возвышенное место из окружавших эту горную группу пресных вод, лежало не выше 9 метров над уровнем моря. Точно также высоты, которые тянутся параллельно берегу, к югу от Ливорно, хотя не совершенно отделены от моря, но уже соединяются с внутренним плоскогорьем невысоким порогом. Что касается до мыса, на одном склоне которого стоял древний город Популония, а на другом стоит новый город Пиомбино, против острова Эльбы, то это совершенно островная вершина, отделенная от суши низкою равниною, в песках которой теряются стекающие с внутренних гор ручьи. Но самый совершенный тип земель, принадлежащих разом и полуострову Италии, и Тирренскому морю, представляет гордая Монте-Арджентаро или Арджентарио, на южном конце тосканского побережья. В целом мире найдется не много образований этого рода, которые представляли бы такую правильность в своем общем расположении. Крутая и скалистая гора, окруженная утесами с укрепленными замками и сторожевыми башнями, выдвигается далеко в море, как будто для того, чтобы мешать проходу кораблей; две низменные полосы, обращенные к морю своими грациозными вогнутостями и составляющими темною зеленью своих сосновых лесов такую противоположность с голубыми водами и бурым цветом скал, соединяют гору с выступами континентального берега и отделяют, таким образом, от моря правильной формы озеро, в центре которого расположен маленький городок Орбетелло, занимающий оконечность частию разрушенного волнами древнего берега. Можно подумать, что этот большой прямоугольный бассейн и окружающие его песчаные плотины созданы каким-нибудь гигантским народом. Лагуна Орбетелло служит тем же, чем и лагуна Комаккио: это большой рыболовный резервуар, в котором угри ловятся сотнями тысяч. К западу тянется к Корсике цепь островов с вершинами Джильо, суровым Монте-Кристо и рифом Формика. Расположенный севернее, остров Эльба составляет отдельный мирок.
Высоты Суб-Апеннин суть: Поджио ди-Монтиери 1.042 метра. Лаббро 1.192 метра. Монте-Амиата 1.766 метров. Монте-Серра (Пизанские горы) 914 метров. Монте-ди-Пиомбино 199 метров. Монте-Арджентаро 636 метров.
Уже в короткий промежуток времени с начала исторических времен, различныя реки Тосканы: Серкио, питаемая снегами Гарфаньяны и Апуанских Альп, могучий Арно, Чечина, Омброна, Албенья, произвели значительные перемены во внешнем виде прибрежных равнин и очертании морского берега. Материалы, необходимые для произведенной ими громадной геологической работы, доставляли им плохо укрепленные земли, по которым протекали они в большей части своего течения. Во многих местах, горные склоны, не укрепленные ни лесами, ни кустарником, при малейшем дожде превращаются в полужидкое тесто, которое и стекает понемногу вниз, пока реки не унесут его своим быстрым течением. В течение нескольких веков, начиная с добрых времен Пизанской республики, устье Арно выдвинулось в море на 5 километров. Впрочем, оно часто переменяло свое место; некогда Серкио и Арно имели в низовье общее русло, но, говорят, пизанцы отвели первую дальше к северу, во избежание опасности от её наносов. Исследование мест показало, что вниз от Пизы Арно долго текла к морю по низким землям Сан-Пиетро-дель-Градо, где течет ныне Коломброн, но с тех пор как природою или человеком, а может быть и обеими этими силами вместе, реке дан был нынешний исход, она постоянно перемещалась по равнинам, снося аллювиальные земли своих берегов и приращая берег в ущерб Тирренскому морю. По Страбону, в его время Пиза стояла в двадцати олимпийских стадиях, т.е. в 3.700 метрах, от морского берега, между тем как ныне она отстоит от него в три раза дальше. Когда в конце одиннадцатого века был построен монастырь, впоследствии cascina Сан-Россоре, то стены его возвышались над берегом, а в наше время место этого древнего здания отстоит от моря почти на 5 километров. К суше присоединены таким образом обширные равнины, занятые дюнами или tomboli и частию покрытые сосновыми лесами. На этих обширных песчаных землях пасутся большие стада полудиких лошадей и быков и кроме того верблюдов, в числе около двухсот, акклиматизированных здесь с успехом уже три столетия тому назад; это потомки тех верблюдов, которые были отняты у турок под стенами Вены. Впрочем, не все это приращение земель совершено наносами: весьма возможно, что Тосканский берег был приподнят и внутренними силами. Камень, называемый panchina, употребляемый в Ливорно на постройку зданий, есть не что иное, как морская скала, состоящая частию из подобных же раковин, какие встречаются и теперь в соседнем море.
Одно из важнейших изменений, совершившихся в системе вод бассейна Арно, составляет переворот, произведенный в долине Кианы искусством человека, направляющего грубые силы природы. Эта ложбина, служившая, вероятно, местом прохода Арно, когда последняя, будучи тогда притоком Тибра, не прорыла себе того ущелья выше Флоренции, чрез которое она течет ныне,—представляет собою природную дорогу, промытую водою между бассейнами Арно и Тибра; в ней, как между Ореноко и Амазонскою рекою, хотя и в меньших размерах, существовал небольшой порог, от которого воды текли как в тот, так и в другой бассейн, и точка водораздела была неподалеку от Арно. Часть вод долины Кианы впадала в тосканскую реку, которая течет метрах в пятидесяти ниже, а другая наибольшая часть воды, не имея определенного течения, разливалась в длинные болота, тянувшиеся к югу до озер, на западе которых, на одном из высоких их берегов, стоит маленький городок Монтепульчиано; тут-то и начинает ясно обнаруживаться наклон, несущий воду к римскому Тибру. Нейтральная часть долины между двумя склонами была так неопределенна, что раздельный порог перенесли, по крайней мере, на 50 километров, устроив поперечные барьеры, которые сдерживали разливы временных озер, производимые большими дождями. Весь промежуточный пояс, в котором стояли наполовину прогнившие массы воды, приносимой боковыми ручьями, был гнездом заразы. Данте и другие итальянские писатели называют его проклятым местом, и даже ласточка не осмеливалась пускаться в эту роковую атмосферу. Жители долины тщетно пытались осушить почву, устраивая сточные каналы: горизонтальность длинной равнины делала недействительными все их труды для очищения воздуха. Знаменитый Галилей, к которому обращались за советом, объявил, что зло непоправимо, и после него уже не предпринималось никаких мер. Торричелли нашел, что для придания долине недостающего ей наклона, и, следовательно, для облегчения стока воды, можно воспользоваться силою ручьев, но до дела не дошло и при нем, вследствие споров между двумя смежными государствами: Римом и Флоренцией, не позволявшими очищение Кианы, так как каждое из двух правительств хотело, чтобы сточные воды были проведены по территории соседа.
Наконец, в половине восемнадцатого века работы начались под управлением знаменитого Фоссомброни. На конце каждого бокового рва были устроены бассейны для сплавливания земли, куда и отлагаются ежегодно слоями принесенные с гор твердые частицы. Таким образом, болота мало-по-малу засорились и почва утвердилась, уровень долины, возвышенный постепенно в избранной инженером линии раздела, сообщил воде движение, которого она до того не имела, и гнилостную топь обратить в чистый ручей. Общий склон возвышенной равнины был перевернут, и Арно обогатилась притоком в 71 километра длины, который более чем на две трети своего течения принадлежал прежде Тибру. Некогда смертоносный воздух долины стал одним из самых здоровых в Италии. Завоеванными вновь землями овладело земледелие, и к тосканской территории присоединилось тысяча триста квадратных километров земли, которую прежде тщательно обходили. Деревни, населенные еще недавно людьми, одержимыми лихорадкой, превратились в богатые местечки с здоровыми обитателями. Успех работы, названной так прекрасно «мелиорацией», был полный. Дикия воды должны были подчиниться дисциплине для правильного распределения своих наносов на пространстве 20.000 гектаров и на средней глубине от 2 до 3 метров; их заставили, как разумных работников, наложить насыпь в 500 миллионов кубических метров. Эта огромная операция спуска земли, в которой человек так удивительно направил природу, стала образцом для всех подобного рода предприятий. Так, обширное болото Кастильоне, озеро Прилиус римлян, расположенное между Гроссето и морем, около правого берега Омброны, посредством такого же процесса сплавливания земли было обращено мало-по-малу в твердую землю. В 1828 г. оно занимало пространство в 95 квадратных километров, из которого перенесенные рекою наносы сделали впоследствии громадную и относительно здоровую прерию. Сравнение карт различных времен свидетельствует о значительных изменениях, испытанных некогда Омброною в её устьях как бы случайно, но теперь силою этою управляет человек. Река эта—второй бык Ахелой, укрощенный новым Геркулесом.
Из больших осушительных работ, также доставивших славу тосканским гидрологам, следует упомянул еще о сети бесчисленных сточных каналов, вырытых на низких землях Фучеккио, Понтедеры, Пизы, Лукки, Ливорно, Виареджио. Тут были обширные внутренния моря, которые пытаются понемногу засорить и привести постепенно в состояние твердой земли. Одною из самых трудных операций этого рода было осушение озера Биентины или Сесто, которое было расположено среди болотистых равнин, к востоку от Пизанских гор, и образовались, как думают, вследствие разлива вод Серкио. Прежде у озера этого было два естественные истока, один к северу в Серкио, другой к югу в Арно. Во время мелководья обеих этих рек, течение Биентины совершалось без затруднения, но как только в них начиналась прибыль воды, наступало обратное движение, вода обоих притоков текла назад в притоках, и если бы не закрывались во-время шлюзы, то Арно и Серкио, при подошве Пизанских гор, слились бы в одно внутреннее море. Лишенная своих естественных стоков, Биентина разрасталась так, что покрывала собою пространство в 10.000 гектаров, т.е. в шесть раз больше, чем её обыкновенная поверхность, почему, для спасения богатых полей этой части Тосканы, нужно было дать Биентине исток, который был бы независим от двух соседних рек. Поэтому явилась счастливая мысль прорыть канал, который выводил бы воду из озера чрез туннель, идущий под Арно, ширина которой в этом месте от плотины до плотины составляет 216 метров, а затем после подземного пересечения канала с рекою, новый исток направляется к морю по бывшему руслу Арно, замененного ныне Коломброною.
Главное препятствие, с которым приходилось бороться в этом победоносном деле, представляла крайняя нездоровость климата. Атмосфера миазмов тяготела особенно над прибрежною местностью, вследствие совершающагося здесь смешения пресных внутренних вод с солоноватыми водами Средиземного моря. Вследствие происходившей от этого смешения чрезмерной смертности между морскими и пресноводными породами животных и растений, воздух заражался, наполнялся смертоносными газами, происходящими от разложения органических веществ, и истреблял прибрежное население. Около половины прошлого века инженер Цендрини напал на мысль—в конце всех естественных и искусственных выводных каналов—устроить раздельные шлюзы между пресными и солеными водами. Лихорадки тотчас же исчезли, и воздух получил свою первоначальную чистоту. В 1768 г., вследствие дурного содержания затворов, снова началось смешение воды пресной и соленой, и сейчас же миазмы возобновили свое дело опустошения, и здоровый климат в прибрежных деревнях возстановился только после перестройки шлюзов. С тех пор беззаботность флорентийскаго правительства была еще два раза вымещаема таким же образом на несчастных прибрежных жителях каналов, и два раза приходилось прибегать к тому же серьезному терапевтическомо средству, т.е. лечить саму землю. С 1821 г., содержание шлюзов, несущих частию медицинскую службу, не оставляет ничего более желать, а вследствие этого и климат остается здоровым. Главный город этой области Виареджо, который в 1740 году был просто зачумленною деревушкой, в настоящее время представляет город с морскими купаньями, который летом посещают безнаказанно множество иностранцев. Разведение сосны и других деревьев тоже много способствовало оздоровлению местности.
Несмотря на все успехи в улучшении почвы, в Нижней Тоскане есть еже много местностей, нуждающихся в осушении земли и очищении атмосферы. Пространство неосушенной земли простирается до 3.000 квадр. километров; Маремма, большая часть которой находится в провинции Гроссето, между двумя скалистыми валами Пиомбино и Орбетелло, несмотря на все ассенизационныя работы, остается одною из самых нездоровый местностей в Европе: ее непроницаемая земля задерживает воду, которая портится от солнца и заражает воздух. Средняя жизнь жителей здесь очень короткая, в особенности же она ненадежна у «слишком счастливых землевладельцев», несмотря на то, что большая часть их спускаются в низкую равнину только для посева и уборки: они бегут оттуда, как только кончают работу, и все-таки часто уносят с собою зародыш роковой болезни. В лета 1840 и 1841 гг. было 36.000 больных лихорадкою из всего приблизительно 80-ти тысячного населения, которое почти все живет на высотах и только изредка спускаются в зараженную равнину. Для избежания гибельного влияния дурного воздуха, надо жить постоянно на высоте по крайней мере 300 метров; но и этого не всегда достаточно: епископальный город Сована очень нездоров, несмотря на то, что находится именно на вышеозначенной высоте, в верхней долине Фиоры. Лихорадки чувствуются даже в местностях весьма удаленных от всякого болота, и причина этого заключается, вероятно, как полагает Сальваньоли Маркетти, в свойствах самой почвы. Malaria поднимается на те холмы, глинистая почва которых проникнута пригорелыми веществами, и поражает также местности, в которых обильны соленые источники, и в особенности местности с залежами квасцов. Смешение пресной воды с соленою, столь пагубное на берегу моря, оказывается не менее гибельным и во внутренности страны. Наконец, гибельно и влияние южных ветров, в особенности сирокко, и лихорадки сильно распространяются во всех открытых этому зараженному току воздуха долинах. Напротив, местности, свободно пользующиеся морским воздухом, совершенно здоровы: так Орбелетто и Пиомбино, несмотря на соседство обширнаго болота, совершенно безопасны от болотных миазмов.
Полагают вообще, что в эпоху благоденствия древних тирренских городов берега Этрурии вовсе не страдали от лихорадок. Действительно, при устройстве железных дорог в Мареммах было открыто существование многих подземных труб, проведенных во всех направлениях для осушения почвы; вся равнина была изрезана сточными каналами. Большие города, как знаменитая Populonia mater и многие другие, как Вен, Цере, Бола, Лабикум, Лавиниум, Лонгула, Толерия, Поллестия, от которых в настоящее время существуют только разбросанныя развалины или места которых еще не найдены, не могли бы возникнуть и развиваться, если бы местный климат был до такой степени нездоров, как ныне. Этруски были известны своим искусством во всяких гидравлических работах; они умели запружать плотинами реки, спускать болота, осушать поля, но когда они были порабощены, их плотины и каналы скоро перестали существовать, снова появились болота, и природе возвратилась к своему дикому состоянию. Но указывают также некоторые города, которые в средние века имели климат здоровый, а теперь страдают от лихорадки. Так Масса-Маритима, к северо-востоку от которой возвышаются вершины горной группы Монтиери, была богата и многолюдна в течение всего периода своей республиканской свободы, но как только ее разрушили пизанцы и сиеннинцы, как только она потеряла свою независимость, работы в полях остановились и воды ручьев собрались в лагуны. Ассенизационные работы настоящаго времени снова возвратили ей благосостояние.
Между матерьяльными причинами, всего более способствовавшими со времен римлян ухудшению климата, следует указать на обезлесение гор и на явившееся вследствие того—безпорядочное увеличение наносных земель. Наконец, в течение всех средних веков и даже в новейшее время тосканские монастыри владели в Мареммах большими рыбными сажалками и энергически противились всяким запруживаньям и спускам воды, которые могли бы лишить их, совсем или частию, их драгоценных запасов на время постов. Многие тираны внутренних городов были также очень рады владеть какою-нибудь очень нездоровою деревней в области болот, так как время от времени могли заключать туда тех, от кого желали отделаться, не подвергая себя неприятным угрызениям совести открытых убийц. Даже испанские короли заботились о приобретении какого-нибудь самого смертельного места на берегу, для устройства там тюрем или presidios; так, Таламон, бывший большим портом Сиеннской республики, был вполне обращен в настоящее кладбище; все ссыльные там умирали. От Монте-Леоне, древнего города этой страны ссылки, осталась только громадная стена, длиною около 20 километров.
Многие попытки улучшения, предпринимавшиеся наугад и без необходимой опытности, имели также не менее ужасные последствия. Различные правительства Тосканы, воображавшие, вместе с Макиавелли и другими государственными людьми, что для возвращения древнего здорового климата достаточно только снова заселить страну, посылали туда множество колонистов, вызванных из разных провинций Италии, Греции, Германии. Но эти иностранцы, которые, впрочем, не признавались собственниками земли и для которых акклиматизация была вдвойне опасна, при каждой попытке гибли целыми массами. Единственное средство восстановить климат древней Этрурии—это, прежде всего, заинтересовать в улучшениях самих земледельцев, отдавая им землю даром, затем совершать продолжительные работы сплавливания земли, дренажа и начатого с таким успехом разведения лесов. Устройство по берегу железной дороги в особенности способствует делу восстановления климата: осушение и посадка дерев очистили воздух около многих станций. Для примера можно привести окрестности прежде необитаемой Популонии, которая ныне постепенно заселилась. Металлургический завод Фаллоника, обрабатывающий железо с острова Эльбы при помощи обильного лигнита соседних копей, также получил гораздо большее, чем прежде, значение; но он почти всеми покидается на время лихорадок.
Предки нынешних тосканцев, этруски или тирренцы, задолго до господства римлян, были преобладающим населением Италии. Они не только занимали весь южный склон Апеннин, до самых устьев Тибра, но основали в Кампанье союз двенадцати городов, из которых самым главным была Капуа, а в качестве купцов и пиратов обладали морем, которое и теперь называется по их имени Тирренским. С южной стороны, остров Капри был передовым стражем. Адриатическое море принадлежало им же. Адрия, Болонья, которую они называли Фальзиною, Равенна, Мантуа—были этрусскими колониями; в высоких же альпийских долинах жили реты или ретийцы, их союзники, а может быть и братья по крови. Но от какого великого этнического корня происходят сами этруски? Это самый спорный исторический вопрос. Их считали арийцами, уграми, семитами; их роднили с греками, германцами, скифами, египтянами, турками, а по мнению лорда Линдсея тирренцы—это те же тюрингенцы! В вопросе о происхождении этрусков могли быть пока еще только гипотезы; даже язык их, который легко читается по сходству букв его с другими итальянскими алфавитами, но не легко объясняется, или скорее весьма различно переводится, также не дает никакого разрешения. Ученые далеко не согласны с толкованиями, предложенными недавно с большою уверенностью Корсеном; по мнению этого лингвиста, а также и некоторых других ученых, тирренцы по языку принадлежал к числу других италийских народов.
По различным оставленным этрусками портретам их собственных особ на вазах подземных кладбищ, общий тип их представляет человека коренастого, часто полного, сильного, широкоплечего, с лицом слегка выдавшимся вперед, с горбатым носом, широким, уходящим назад лбом, темного цвета, с черепом немного сдавленным, покрытым волнистыми волосами и всего чаще долихокефалическим. Этот тип не свойствен ни большинству эллинов, ни большинству итальянцев. Между оставленными ими памятниками не встречаются nuraghi, эти странные постройки, возводившиеся в таком большом количестве древними жителями Сардинии; что бы ни говорил Бостеттен, настоящих дольменов здесь тоже нет. Надгробные памятники, которые открывались и еще открываются сотнями и тысячами не только в пределах нынешней Тосканы, но даже непосредственно около Рима, показывают, что искусство рисования стояло в Этрурии на высокой степени развития. Живописные изображения, украшавшие внутренности склепов, барельефы гробниц, вазы, канделябры и различная глиняная и бронзовая утварь свидетельствуют о внутреннем родстве гения между художниками Этрурии, Греции и Малой Азии. Архитектура их построек показывает, что они, отличаясь некоторыми особенностями, имели однако же внутреннюю связь, по общей цивилизации, с эллинами первых времен. Они были первыми руководителями римлян в искусствах; древнейший памятник «Вечного Города», сточные трубы Тарквиния, стена, называемая стеною Сервия Туллия, Мамертинская тюрьма, все остатки древнего царского Рима были их произведением. Храмы, статуи богов, самые дома, равно как и предметы украшения—все было этрусское. Бронзовая волчица, которая теперь находится в Капитолийском музее и которая была символом самого римского народа, была, как кажется, снимком с подобного же произведения этрусских художников.
Но исторические превратности, различные влияния сменявшихся в стране цивилизаций и культов и многообразные этнические смешения должны были сделать тосканцев весьма непохожими на своих предков этрусков. Если судить по живописи их подземных кладбищ, этруски имели в себе нечто грубое, чего вовсе нет в тосканском населении; те любили, повидимому, хорошо поесть, потомки же их представляют собою, напротив, народ воздержанный. Нынешний тип их представляет человека любезного, приветливого, умного, артиста, легко поддающагося увлечению, и, может быть, отчасти чересчур эластичного характера. Тосканцы равнины, но не Маремм, самые приятные из итальянцев—они любят сами «жить и другим не мешать» и, благодаря своей природной мягкости нрава, часто умели смягчать и своих монархов. Но вот довольно странная черта, отличающая их от других жителей полуострова: они очень храбры, когда увлекаются страстью, но имеют необыкновенное отвращение к смерти и с ужасом отворачиваются от трупа, что должно отнести, конечно, к живучести древних предразсудков. Тирренцы всегда скрывали могилы, а между тем их главный культ был культом мертвых.
Каковы бы ни были, впрочем, черты сходства тосканцев с своими предками, они, как и последние, имели свою эпоху преобладания в Италии, да и теперь еще в некоторых отношениях занимают первое место во всей нации. После римской эпохи, когда движение цивилизации переместилось к северу, оказалось, что долина Арно расположена удивительно хорошо для того, чтобы сделаться большим центром деятельности не только для Итальянского полуострова, но и для всего европейского материка. Сообщения чрез Альпы были еще трудны и опасны, а следовательно сношения между народами, в большей своей части, должны были совершаться морем между берегом Тосканы и берегами Франции и Испании. Сверх того, Апеннинские горы, ограждая жителей с севера от холодных ветров и варварских нашествий, тянутся большим полукругом, оставляя им большие и плодородные долины, обращенные к Тирренскому морю. Тоскана была, следовательно, под покровительством природы, и умные её жители умели прекрасно воспользоваться всеми преимуществами, доставляемыми им географическим положением. Труд у флорентинцев был великим законом; всякий без исключения, должен был иметь какой-нибудь род деятельности. Пиза оспаривала у Генуи и Венеции первенство на море, Флоренция же более, чем все другие города, была местом больших коммерческих оборотов, городом по преимуществу богатым, распространявшим сеть своих денежных операций на все страны Европы.
Но Тоскана была не только страною торговли и промышленности,—период её благосостояния был в то же время моментом истинного процветания и для человеческого ума; Флорентинская республика стала в свою очередь тем же, чем две тысячи лет тому назад была Афинская республика, и это был второй из тех великих источников света, лучи которого светят нам еще и теперь. Это было истинное обновление человечества. Свобода и предприимчивость, а с ними науки, искусства, литература,—все, что есть прекрасного и благородного в этом мире,—создавалось и развивалось с таким жизнерадостным порывом, какого уже не проявляли последующие поколения. Гибкий гений тосканцев проявил себя во всех родах деятельности, и множество самых великих исторических имен флорентинцы могут назвать своими. Кто произвел более могучее влияние в мире науки и искусства, чем Джиотто, Органья, Мазачио, Микель-Анджело, Леонардо-да-Винчи, Андреа-дель-Сарто, Брунеллески, Данте, Савонарола, Галилей, Маккиавелли? Флорентинец же Америго Веспуччи дал свое имя новому материку, открытому за Атлантическим океаном. В этом названии Нового Света видели несправедливость судьбы, даже гнусный подлог в подстановке имени географа, астронома и путешественника Америго вместо имени мореходца Колумба. Но с исторической точки зрения так и следовало по справедливости. Флоренция, город республиканский, где любили всего более самую науку, где рассказы о путешествиях находили всего больше читателей, и откуда новости распространялись по Европе всего свободнее, не имела никакого интереса хранить в архивах рассказы и описания своего сына Америго. А между тем, благодаря этим рассказам и в особенности его знаменитому письму 1503 года, великое открытие всего сильнее овладело умами его современников: этот удивительный рассказ, это ученое и вместе с тем образное описание стран, «которые должны быть близки к раю, если только рай существует на земле»,—были переведены на все языки. Поэтому было совершенно естественно назвать Новый Свет именем ученого флорентинца. При том же Колумб до самой смерти претендовал на открытие им Японии и восточных берегов Азии, а Веспуччи еще в 1501 году называл вновь открытый материк novus mundus. Мартин Валдцемюлдер из Сен Дьё в 1507 г. предложил название Америки—и оно было принято его современниками и потомством. Пешель замечает, что это название удержалось еще потому, что самое слово «Америка» отличается благозвучием, и в этом отношении представляет некоторое подобие названиям остальных частей света.
Тому же громадному преимуществу, заключающемуся в свободе, тому же гению своих писателей и влиянию своих поэтов на умственное развитие Италии Флоренция обязана тем, что сообщила свой язык всему полуострову, от Альп до Сицилийского моря. Конечно, ни один из удаленных от центра городов, как Генуя, Венеция или Милан, Неаполь, Тарент или Палермо, не мог создать из своего языка обработанный язык всех итальянцев; но, на первый взгляд, кажется удивительным, каким образом не опередил Флоренцию в создании литературного итальянского языка—Рим, этот древний царственный город, откуда латынь была навязана миру. Но это потому, что Рим, вместо того, чтобы жить свободною жизнью итальянских республик, был, напротив, связан поклонением прошедшему; язык, который он силился поддержать, был язык мертвый. Папский город не имел никакой иной литературы, кроме актов, издававшихся на латинском языке, подделывавшемся более или менее удачно к Цицерону. Поэтому, народный итальянский язык должен был оставаться для Рима провинциальным наречием, между тем как во Флоренции он был настоящим языком, несмотря на унаследованное от этрусков горловое произношение, а римляне были только участниками, хотя весьма важными, в сообщении этому языку музыкальности. Тосканские поселяне представляют у себя мистерии, эпопеи, как напр. Энеида и Освобожденный Иерусалим, и даже пьесы из более новой истории. Известно, какая прелесть чистой и деликатной поэзии звучит в тех ritornelli, которые поются по вечерам тосканскими крестьянами; известно также, какою силою оказался прекрасный флорентийский диалект для вступления Италии в число самостоятельных народов. Фанатичные почитатели Данте в известной степени правы, что национальное единство Италии было заложено заранее, в тот день, когда великий поэт, из всех употреблявшихся на полуострове наречий, выковал свой прекрасный, звучный и твердый язык. Можно сказать, что великое интеллектуальное движение, из которого главным образом возникла политическая независимость нации, подготовлялось на флорентийском наречии, в самой Флоренции, в её литературе и пропаганде с 1815 по 1830 годы.
Как влияние Тосканы на Италию и на остальной мир объясняется главным образом её географическим положением, так точно её частная история объясняется её внутренним строением. Апеннины, Анти-Апеннины и группа гор, возвышающаяся к югу от Арно, разделяют ее на множество отдельных бассейнов, в которых должны были возникнуть отдельные республики. И действительно, во времена тирренцев, Этрурия была конфедерацией городов; в средние века и даже в начале новых времен, когда начали образовываться крупные политические аггломерации, Тоскана была совокупностью демократий, которые были то в союзе, то в борьбе, но по духу всегда походили друг на друга. Впоследствии, перемены всякого рода, совершавшиеся в политических и экономических условиях страны, изменили как значение, так и население коммун, но большая часть вольных городов средних веков и некоторые из основанных еще древними этрусками сохранили свое высокое положение между провинциальными городами Италии.
Флоренция, которая недавно была временною столицею королевства и остается одним из главных его естественных центров, не принадлежит к числу городов, основанных древними тирренцами; она недавнего происхождения, сравнительно с многими другими городами Италии, и во все время империи была простой римской колонией. Господствующим городом этой страны был Фиезоле, один из двенадцати союзных городов Этрурии; он расположен севернее Флоренции, на холмах, и содержит еще остатки тех величественных построек, которые когда-то флорентинцы разрушили, и забранными колоннами и статуями обогатили свои собственные памятники. Фиезоле—родина Джиованни Фиезолийского, «божественного живописца». Быстрое усиление Флоренции в течение средних веков зависело от того, что она была тогда необходимой станцией на дороге, которая вела из Германии и Ломбардии, чрез Болонью, в южную Италию. Пока первенство принадлежало Риму, все, кто хотел перебраться из долины Тибра на противоположный склон Апеннин, спешили перейти горы поближе и спускались на берег Адриатического моря к Анконе или Ариминуму. Во время же упадка Рима, когда волна варварских народов шла в направлении с севера на юг, естественным путем стал путь, ведущий из ломбардских равнин в долину Арно чрез проходы Тосканских Апеннин, и так как военная дорога была в то же время и торговою, то в этом удивительном бассейне должен был возникнуть большой торговый и промышленный центр. «Город Цветов» вырос, расцвел и сделался тем чудом, которое мы видим в нем и ныне. Но самые его богатства стали для него роковыми. Банкиры, в сундуки которых стекалась большая часть сокровищ Европы, мало-по-малу сделались господами республики. Медичи приняли титул «князей государства», и толчек, данный первоначальной свободой, был так силен, что их господство совпадает вначале с процветанием искусства. Но вскоре нравы начали падать, граждане обратились в подданных, и умственная жизнь угасла.
Хотя муниципальные финансы Флоренции порядочно расстроены, у неё, однако, есть обильные источники доходов—в её труде. Она имеет свои шелковые и шерстяные фабрики, мастерские соломенных шляп, мозаических изделий, хрустальные заводы, гранильни «твердых камней» (камеи) и другие производства, в которых требуется вкус и механическая ловкость. Окрестные поселянки плетут соломенные шляпы, а флорентийские садовники считаются одними из самых искусных. Но весь этот артистический и промышленный труд, в соединении с земледельческими произведениями равнины и с торговым движением, возбуждаемым сходящимися в её стенах обыкновенными и железными дорогами, делали бы ее только большим итальянским городом, если бы она не отличалась еще красотою своих памятников, благодаря которым она сделалась центром притяжения для всего мира и главным пунктом стечения художников. «Прекрасная» Флоренция богаче всех городов Италии, не исключая и Венеции, архитектурными произведениями средних веков и эпохи Возрождения. Её музей Уффици, дворец Питти, Академия искусств принадлежат к числу лучших в Европе и заключают в себе множество тех капитальных произведений, которые составляют драгоценнейшее сокровище человеческого рода; особенно картинная галлерея умелым подбором картин представляет настоящую школу вкуса; её библиотеки, Лаврентийская и Мальябеккианская, богаты рукописями, документами и редкими книгами. Самый город, несмотря на свой мрачный вид, представляет собою музей своими дворцами, церквами, башнями, статуями на улицах и площадях и домами, которые кажутся в одно и то же время и крепостями, и дворцами. Собор Брунеллески, колокольня Джиотто, которая, по распоряжению республики, должна была быть «прекраснее, чем может представить себе воображение», Крестильница (Baptisteria) и её несравненная бронзовая дверь, площадь Сеньории, монастырь Сан-Марко, в котором прогуливается тень Савонаролы, храм Санта-Кроче, гордость флорентинцев, Санта Мария-Новелла, которую Микель-Анджело называл своей «невестой», черный дворец Строцци, с его скромной и в то же время прекрасной архитектурой, и множество других памятников делают Флоренцию городом чудес. Проходя по этому дивному городу и смотря на его здания, понимаешь благородные слова общинного совета, сказанные им своему архитектору Арнольфо-ди-Лапо: «Общественные работы отнюдь не должны быть предпринимаемы, если они задуманы не так, чтобы согласовались с великим сердцем, составленным из сердец всех граждан, соединенных в одном общем желании».
Чудная местность, среди которой уютно расположился город, еще более увеличивает его красоту. Все путешественники сохраняют неизгладимое воспоминание о бульварах вдоль Арно, о холмах Сан-Миниато, о Белло-Сгуардо, о живописном мысе, на котором группируются виллы и развалины домов древней Фиезоле этрусков. К несчастию, климат Флоренции оставляет многого желать; ветры здесь часто переменяются внезапно, а летом жары не выносимы: il caldo di Firenze вошло в пословицу во всей Италии. Надо сказать, что теснота улиц и некоторое пренебрежение к правилам гегиены производят здесь большую годичную смертность, чем в большей части больших городов материка. В средние века—это был один из тех городов, в которых всего более свирепствовала чума, и во время бедствия, описанного Боккачио, погибло сто тысяч жителей, т.е. две трети населения. Тарджиони Тоцетти, сравнивая географическое положение Флоренции с положением города Эмполи, древнего Emporium, находящагося западнее, в обширной равнине с лучше освежаемым воздухом, сожалеет, что не дано было хода в 1260 году проекту о разрушении Флоренции и переселении её жителей в местность, занимаемую городом Эмполи.
В верхней долине Арно, приобревшей громкую известность у антропологов, благодаря ольмонскому черепу, найденному в слое постплиоценовой озерной глины, только один город имеет некоторое значение, именно Ареццо—древний этрусский город и центр одной из наиболее благоденствовавших средневековых республик. Ареццо, как и Флоренция, хвалится тем, что он дышет «таким тонким воздухом, что и самые умы его жителей сделались тонкими». И действительно, список его ученых и художников, начиная с Петрарки,—один из самых длинных, каким только может похвалиться какой-либо итальянский город; но в наше время Ареццо в большом упадке и остается только при своих великих воспоминаниях и памятниках прошедшего. Кортона, расположенная южнее, неподалеку от Тразименского озера, оспаривает у городов Италии честь быть древнейшим из самых древних; но остатки его величия исчезли. Сиенна, город прекрасного языка, город, который был когда-то властителем над всею областью холмов между бассейнами Арно и Омброны, должен был, как Ареццо и Кортона, вынести долгие века упадка, и большею частию по вине своих же собственных жителей, которые населяли семнадцать отдельных кварталов, составлявших столько же городов в городе и вооруженных друга» против друга непримиримою ненавистью. Теперь Сиенна не соперничает, как прежде, с Флоренцией, по населению, по могуществу, по промышленности, но все еще может сравниться с городом реки Арно по красоте своих памятников, представляющих идеал итальянского готического стиля, по своим художественным произведениям Содомы и других живописцев собственной школы, по своим богатым архивам, содержащим 49.300 пергаментных свертков, по оригинальности своих улиц и площадей и по своему великолепному положению на склонах трех холмов и на гребнях их выступов: в нем есть университет. Киузи, один из самых могущественных городов древней Этрурии, замечателен только своими подземельями, по которым странствуют только археологи, и приписан ныне к Монтепульчиано, косогоры которого, производящие вино, называемое «царем вин», возвышаются на севере над равниною и её озерами. Сан-Жиминьяно, усеянный башнями коммунальными и феодальными,—ныне незначительное, почти безлюдное местечко. Что касается Вольтерры, то со времени нашествия на нее Ферручио в XVI веке, это—маленький угрюмый городок, который бесплодные склоны его холмов делают еще угрюмее. Расположенный в форме руки с распростертыми пальцами на гребнях своего изрытого рвами плоскогорья, Вольтерра стоит в стороне от всякого большего естественного пути сообщения, и если бы город не имел по соседству салин (которые дают от семи до восьми тысяч тонн соли ежегодно), алебастровых ломок, медных рудников Монте-Катини, серных источников и лагун, богатых бурой, то он представлял бы, вероятно, лишь группу раскиданных среди развалин домов. К достопримечательностям его принадлежат остатки циклопических стен, в которых уцелело еще двое больших ворот, и сотни гробниц и других остатков этрусского искусства, сохраняемых в его богатом музее.
Города по другую сторону Арно, при южном основании Апеннин, имевшие значение в средние века, и теперь остаются промышленными и многолюдными, потому что их торговое положение сохранило всю свою важность. Прато, при котором долина Арно имеет наибольшие размеры, представляет важный земледельческий центр, богат металлургическими заводами и, кроме того, имеет большие ломки серпентина, который употреблялся на украшение лучших зданий в Тоскане и его собственной церкви, знаменитой чудною кафедрою Донателло, изваянною на наружном углу фасада. Пистойя, к которой спускается с Апеннин железная дорога (снизу видно, как она восходит вверх по склонам и переходит через овраги длинными извилинами)—замечателен весьма деятельными мануфактурами. Песчия, Капаннори, «сад Тосканы», со множеством загородных домов, разбросанных в долине, «промышленная» Лукка, знаменитая картинами фра-Бартоломмео,—также представляют собою общины, в которых идет непрерывная работа. Бассейн Серкио, ассенированный огородниками, по красоте своих нив—местность несравненная. Когда вы проходите по валам Лукки, под рядами могучих деревьев, обращенных одною стороною к городу с его башнями и куполами, а другою—к полям, вы наслаждаетесь удивительным зрелищем: луга и плодовые сады, виллы, выделяющиеся белизною своих фасадов среди зелени, отдаленные холмы с башнями на вершинах, улыбающаяся красота всего, что вы можете обнять взором в обширном горизонте, производят на вас глубокое впечатление мира: вам кажется, что в такой прекрасной и плодородной стране население должно быть счастливо. И действительно, если верить энтузиастам-писателям, луккские крестьяне, крестьяне долины Ньеволе, в бассейне Песчии, и земледельцы нижней Тосканы—вообще счастливы в сравнении с земледельцами остальной Италии. Они большею частию арендаторы и при том на долгие сроки, так что делаются полусобственниками земли; часть их продуктов остается за ними по традиционным условиям; поэтому, работая, они убеждены, что трудятся частию для самих себя, и земля возделывается наилучшим образом. Однако, земли им недостаточно, и они принуждены выселяться целыми толпами на заработки, которые, впрочем, они находят легко, так как луккские жители славятся своим усердием к труду не только в Италии, но и за границею. Большое число их отправляется периодически на о. Корсику для посева и уборки за ленивых владельцев, так что летом более двух тысяч земледельцев Капаннори находятся постоянно в отлучке из своей родины. Луккские эмигранты известны также как точильщики. Лукка, кроме того, есть родина путешественника Пиаджия.
Население верхней долины Серкио, известной под именем Гарфаньяны и естественным выходом которой служит город Лукка, так же трудолюбиво, как и население её метрополии, бывшей недавно столицей самодержавного государства. Город этот своими извилистыми улицами, остроконечными крышами и неправильными постройками очень похож на фламандский. Все склоны холмов, выступающих предгорьями Апеннин и Апуанских Альп, обработаны ступенями, правильная лестница которых нисколько не мешает красоте пейзажа, благодаря множеству деревьев и разнообразию нив. Главный город этой долины Гарфаньяны, Кастельново,—один из самым красивых и живописных во всей Италии—занимает одно из самых дивных мест этой прелестной страны, на выступе горы между Серкио и Торритой, при выходе из грозных ущелий Альтиссимо. В окрестностях его, говорят, самый лучший народный итальянский язык, который стоит еще выше Сиенского, благодаря смягчению гортанных звуков. В этой же местности тосканский гений создал лучшие из своих песен.
Долина Магры, верхний бассейн которой в Апеннинах замыкает городок Пентремоли с многочисленными деревнями его общины, гораздо люднее Гарфаньяны, благодаря большой дороге из Пармы к заливу Специи. Нижняя часть этой долины, называемая Луниджиана, по имени древнего исчезнувшего города Луни, не менее прекрасна, чем параллельная ей долина Серкио, и сверх того она представляет великолепные картины, образуемые мысами, морским берегом и приморскими городами, которые окружены масличными деревьями. При устье этой самой долины, именно к югу от прелестной Зарцаны, приближающиеся к морю Апуанские Альпы образуют столь важное в истории ущелье, где стоят города Каррара и Масса, которые в административном отношении еще недавно причислялись к Эмилии, но теперь присоединены к Тоскане, с которой по склону гор, по климату и по нравам жителей они действительно более связаны. Каррара, имя которой обозначает просто «каменоломню», заменила собою Луни. как место продажи прекрасных белых мраморов, которые добываются, для скульптурных произведений, в соседних горах, и лучшие сорта которых продаются по нескольку тысяч франков за кубический метр. В окружающих высотах пробито семьсот двадцать каменоломен, из которых, приблизительно, в трехстах работа в полном ходу. Весь город представляет как бы огромную скульптурную мастерскую и обладает академией, которая производила знаменитых мастеров. Масса, более приятная по климату, чем Каррара, имеет уже не столь прекрасные мраморы, которые употребляются для обыкновенных промышленных работ: разработка их производится с 1836 года. Что касается до мраморов Серавеццы, добываемых на Альтиссимо и в других южных горах Апуанской цепи, около города Пьетра-Санта, то между ними встречаются неуступающие каррарским. Микель-Анджело, который очень ценил их, употребил три года на устройство дороги к самым лучшим слоям. Впрочем, город Флоренция давно уже пользовался этим мрамором; белые плиты знаменитой кампанилы добыты в каменоломнях Серавеццы. В окрестных каменоломнях и рудниках добываются также аспид, железо, олово и серебро.
В мраморных ломках Апуанских Альп с 1873 по 1878 г. извлечено: 513.044 тонн. Приблизительная стоимость: 47.200.000 франк.
Все описанные города приморского ущелья Апуанских Альп должны были развиваться соразмерно возрастанию общего благосостояния, между тем как Пиза, представлявшая в Тоскане в средние века большую торговую республику, должна была неминуемо пасть, как только исчезла причина её величия. Если бы даже она не страдала от конкуренции своей могучей соперницы, Генуи, если бы даже её флот не был уничтожен генуэзцами около конца тринадцатого века, и если бы башни и магазины её порта не были разрушены, Пиза все-таки не могла бы избежать падения. Наносы её реки, выдвигаясь все далее в море, засорили наконец совершенно древний porto Pisano, расположенный некогда в тринадцати километрах к югу от устья Арно: в 1442 г. в нем воды было не более 5 футов, сто лет спустя в него могли входить уже только мелкие гребные суда, почему он тогда же был окончательно оставлен, и в настоящее время от него не остается даже следа, и уже в прошлом веке спорили о месте его нахождения. Другие города должны были заменить Пизу в качестве посредников в тосканской торговле. Но Pisa morta, «мертвая Пиза», сохранила по крайней мере дивные остатки своего прошедшего: в ней есть удивительный собор—огромный ларец драгоценных вещей,—Крестильница весьма изящной формы, Campo Santo, т.е. кладбище, и украшающие его знаменитые фрески Органьи и Гоццоли, странная наклоненная башня, которая хотя и не нравится на взгляд, но тем не менее составляет одну из крупных редкостей Италии и господствует над удивительной панорамой Пизанских гор и наносных равнин Арно и Серкио. Упавшая в торговом отношении, но сохранившая весьма важное значение как земледельческий центр, Пиза живет умственной жизнью благодаря своему университету, одному из лучших в Италии. Наконец, она обладает тем, чего не может отнять у ней временная перемена в торговом движении—это её приятный целебный климат, которым приезжают наслаждаться зимою множество северных иностранцев.
Ливурно или Ливорно сделался наследником Пизы в торговом отношении, и корабли его ходили постоянно теми же самыми путями к Левантским портам. Представляя естественный выход из богатых бассейнов Тосканы, он является более деятельным рынком. чем можно было бы предполагать по форме берега; недавно еще он был вторым портом Италии и следовал по своему значению непосредственно за Генуей; но в последнее время его превзошел Неаполь.
Движение в порте Ливорно в 1893 г. было: 7.799 судов, вместимостью в 2.276.731 тонна.
Тысячи укрывшихся здесь испанских и португальских евреев, которые впоследствии привлекли сюда множество своих соотечественников, много способствовали развитию рессурсов этого города. С архитектурной точки зрения—это один из наименее интересных городов Италии, но он весьма любопытен как памятник человеческого труда; для основания его нужно было укрепить болотистую почву, а для доступа судам нужно было вырыть резервуары и каналы. Таким образом, в нем устроена целая сеть лагун, окружающих искусственные острова, которые действительно достойны данного им названия «Маленькой Венеции». Вход порта Ливорно еще издали указывает волноразбиватель, построенный в открытом море; далее в открытом море, на мели, построена башня Мелория, которую неопытные моряки могут счесть за белый парус и которая служит воспоминанием ужасного морского сражения, в котором был уничтожен генуэзцами пизанский флот.
Общины (город и его округ) Тосканы, имевшие более 12.000 жителей к 1 янв. 1882 г. (по последней народной переписи):
Флоренция (Фиренце) 169.000 жителей (по исчисл., в 1893 г.—200.000 жителей); Ливурно (Ливорно) 97.615 жителей (по исчисл. 1893 г. 104.000 жителей); Лукка 68.060 жителей; Пиза 53.950 жителей; Пистойя 51.550 жителей; Капаннори (луккская Кампанья) 43.670 жителей; Прато 42.190 жителей; Арреццо 38.950 жителей; Каррара 30.100 жителей; Кортона 26.300 жителей; Сиена 25.200 жителей; Касчина 21.875 жителей; Баньи-Сан-Джульяно 19.560 жителей; Сан-Касчиано в Баль ди Пеза 18.830 жителей; Масса 20.030 жителей; Эмполи 17.485 жителей; Кимажоре 16.830 жителей; Сан-Миниато 16.740 жителей; Казелина и Торри 15.065 жителей; Галуццо 14.790 жителей; Фивиццано 14.775 жителей; Пиетра-Санта 14.380 жителей; Сесто-Фиорентино 14.220 жителей; Вольтерра 14.060 жителей; Фиезоле 13.890 жителей; Баньо и Риполи 13.695 жителей; Монтепульчиано 12.390 жителей; Песчиа 13.070 жителей; Виареджио 13.735 жителей; Кастильон-Фиорентино 12.710 жителей; Борго Сан-Лореццо 12.460 жителей; Кампи Бизенцио 12.100 жителей.
Континентальная Тоскана дополняется еще Тосканою островною, составляющею остаток перешейка, соединявшего некогда Корсику и Сардинию с твердою землею. Эти острова, которые мореплаватель видит выступающими из голубой воды, затем постепенно понижающимися и наконец исчезающими вдали, придают много красоты тосканским водам Тирренского моря.
Главный остро в тосканского архипелага—Эльба, бывшее маленькое королевство побежденного Наполеона. Пространство острова 22.000 гектаров, население в 1882 г. 24.000 чел. Эльба гораздо больше всех других островков, взятых вместе, каковы: Джильо, с прекрасными ломками гранита; Монте-Кристо, похожий на выступающую из моря, более чем на 600 метров, пирамиду; прекрасная Цианоза, покрытая масличным лесом; генуэзская Капрайя, с белыми домами, расположенными в розовом гранитном цирке; Горгона, простой холм, поросший кустарником. Остров Эльба, составлявший в древности принадлежность этрусской Популонии, представляет собою живописную горную группу. Неглубокий, но весьма опасный иногда, пролив, в котором бурные волны разбиваются об островки Черболи и Пальмаиола с древними башнями, отделяет её обрывистые берега от мыса Пиомбино, где прежде суда должны были останавливаться для уплаты пошлин и для получения «пломбы» вместо росписки. На западной оконечности острова возвышается группа гранитных Капанскпх гор, высотою более 1.000 метров, а на противоположном конце, обращенном к материку, возвышаются закругленные куполами вершины серпентиновых скал, достигающих 500 метров. В центре острова также высятся горные вершины различных формаций, поросшие кустарником. Несмотря на такую ограниченность пространства, скалы острова отличаются большим разнообразием: рядом с гранитами многих эпох и серпентинами здесь встречаются также слои фарфоровой глины и различных родов мрамора, в особенности белого, как Каррарский: остров Эльбу Сравнивают с большим минералогическим кабинетом.
Жители Эльбы, подвергавшиеся некогда частым набегам пиратов, должны были укрываться внутри острова и на обрывистых мысах, на которых видны и теперь красивые развалины крепостей или еще населенные деревни. Одно из таких населенных еще местечек представляет древний город с гордым названием Каполибери, т.е. «гора свободных людей», который считается в некотором роде акрополем. Но, с водворением мира на море и с развитием торговли, большая часть жителей спустилась к морю и к прибрежным городам, каковы Порто-Феррайо, обнесенный укреплениями, Порто-Лангоне, Марчиана, Рио. Моряки, рыболовы, занимающиеся ловлей тунцов и сардинок, солевары, виноградари или садовники—все находят себе здесь дело. Жители гостеприимны—и настоящие тосканцы по мягкости нрава.
Важное экономическое значение острова Эльбы обусловливается не её винами, не рыбными и соляными промыслами, не морской торговлей, а железными рудниками, наилучше разрабатываемыми во всем Средиземном море, после рудников Мотка-Эль-Надид в Алжирии. На северо-восточной оконечности острова возвышаются, как скалы, могучия железистые массы, покрывающие поверхность около 250 гектаров. С самого материка видны ржавые скаты, с которых текут красные от охристых веществ воды, а прибрежный песок весь чернеет остатками металла. Работники, между которыми встречается множество «интернов» (заключенных) из Южной Италии, прямо ломают руду, которую затем таскают к дебаркадеру Рио или просто спускают по самокатной железной дороге. Громадные ямы, в которых добывается руда, походят на обширные кратеры, а темно-красный, фиолетовый или черноватый цвет скал дополняет иллюзию. Количество всего выброшенного из этих кратеров сотнями последовательных поколений рабочих, в течение двадцати пяти или тридцати веков, подавляет всякое человеческое воображение. Одной железистой пыли, легшей слоями, цвет которых различается по свойствам составляющих их остатков, нагромождены целые горы во 100 и в 200 метров вышиною, склоны которых заросли кустами. Для раскопки этих куч, заключающих по крайней мере сто миллионов тонн руды, достаточно кирки и лопаты. Что касается собственно рудников, то они могли бы доставлять на потребление миру в течение еще двадцати столетий по миллиону тонн в год, т.е. в пять или в десять раз больше, чем доставляют теперь. Кроме того, руды, добываемые в залежах Эльбы и вывозимые главным образом во Францию, имеют то огромное преимущество для нынешней промышленности, что легко могут быть превращаемы в сталь. В одной из залежей, именно в Каламите, в руду входит в сильной пропорции магнит или «каламит», которым мореходцы Средиземного моря пользовались для направления своих кораблей, когда скрывалась Полярная звезда, кладя его на свободно плавающую в чаше пробку.