Глава XIII Португалия.

I. Общее обозрение.

Португалия представляет одну из самых малых европейских держав, хотя в продолжение короткого исторического периода она была могущественнейшим государством. По пространству, она меньше многих губерний Европейской России и даже, при столь незначительном протяжении, довольно скудно населена, если не считать её северной части, принадлежащей к наиболее густо населенным странам континента,

Пространство Португалии, с островами, 92.346 квад. кил.

Народонаселение в 1893 г. 5.368.000 ж.

Население на 1 квад. километр: 58,2.

С первого взгляда может показаться, что Португалия, по своим географическим условиям, непременно должна была войти в состав одного иберийского государства, заключающего все запиренейские области: однако Португалия почти всегда существовала отдельно от Испании, и это обстоятельство не зависит ни от игры случая, ни от хода исторических событий. Прежде всего надо заметить, что португальская часть берега почти прямолинейна; она отличается крайним однообразием очертаний и совершенно разнится от испанских берегов. Направления ветров, течения, климат, фауна и растительность одинаковы на всем лузитанском берегу, и потому народы, их населявшие, должны были привыкнуть к одинаковому образу жизни, одинаково мыслить и сплотиться в одно политическое тело. Португалия понемногу соединилась в одно независимое государство из частей лузитанского прибрежья: королевство формировалось последовательно, от одной речной долины до другой, от Дуро,—Дуэро испанское—до Миньо и Таго, от Таго до Гвадианы, «со ступеньки на ступеньку», по выражению географа Коля; затем государство португальское было временно уничтожено и опять восстановилось тем же путем. Полоса земли, одинаковой ширины, отделившаяся от общей массы Иберийского полуострова, чтобы соединить свою судьбу с судьбой прибрежной области, тоже была заранее ограничена характером почвы и климатическими условиями. В целом, этот пояс образован склонами испанских плоскогорий, понижающихся уступами к берегу океана. Естественная граница обильных дождей, приносимых западными ветрами на холмы и горы Португалии, точно совпадает с границею между обоими государствами: с одной стороны атмосфера влажна, дожди часты, леса в изобилии: с другой—безоблачное небо над высохшею землею, обнаженные скалы, безлесные равнины. Изобилие дождей на португальском склоне быстро увеличивает объем рек, спускающихся с внутренних плоскогорий; в Испании—они были незначительными речками, загроможденными камнями; в Португалии они являются многоводными, даже судоходными реками. Естественные границы судоходности рек Миньо, Дуро, Таго, Гвадианы, полагаемые ущельями и порогами, находятся близ политической границы. Все эти причины до некоторой степени объясняют, почему Португалия, отделившись от Испании, приняла форму правильного четырехугольника. Подобно тому как кристалл, выделяясь из раствора, ограничивается правильными, определенными гранями, так и Португалия отделилась от остальной части Полуострова, приняв почти прямолинейные границы. Превосходно расположенный порт Лиссабона служил, так сказать, ядром этой кристаллизации. В нем развилась особая сила, независимая от той, которая притягивала к Толедо или Мадриду весь остальной Полуостров. Живая, деятельная часть огромного иберийского тела вырвалась из тяжелой массы Испании, которая была слишком медленна для того, чтобы поспеть за её движением.

Как нередко случается с пограничными народами, подвластными разным законам и часто вооружаемыми друг против друга по капризу их государей, большая часть португальцев и испанцев долго были проникнуты чувством взаимной ненависти. Старинные путешественники рассказывают, что на многих португальских гостиницах красовалась вывеска: «Смерть кастильцам!» и что во многих местах первый лузитанский дом, по переезде чрез границу, был украшен статуэткою, делающей жест презрения по адресу испанцев. Песни, легенды, поговорки и сама история свидетельствуют о вражде, существовавшей между этими соседями. В этой слепой ненависти, португалец, как более слабый, воодушевленный более горячим патриотизмом, выказывал настоящую ярость; испанец, как сильнейший, относился больше с презрением. Portugueses pocos у locos!—«Сумасшедший маленький народец», говорит про португальцев кастильская поговорка. Когда иберийский союз, желаемый небольшим числом людей, наперед принимаемый индифферентами, сделается неизбежным, вследствие экономических интересов, когда торговля и промышленность восторжествуют над границами,—эта политическая федерация установится не без борьбы и столкновений.

Португалия была, несомненно, обитаема еще во времена до-историческия—найденные Рибейрой и Беллучи в миоценовой формации, у подошвы горы Редондо, обделанные кремни дали некоторым антропологам повод думать, что человек здесь поселился еще в третичном веке. В эпоху, когда отложился озерный аллювий, содержавший эти каменные орудия, страна имела субтропическую флору, климат её был теплее, чем в остальной Европе. Во всяком случае, исследованием найденных в долине Тахо, близ Сальватерры и Мугена, горок морских раковин, подобных датским доисторическим кучам кухонных, отбросов, положительно доказано, что к началу следующего за третичным периода в стране существовала раса людей, вероятно, долихоцефалов, как берберы Африки. Эта раса, к которой позднее примешалась другая, брахицефальная, имела крайне слабое развитие. Оставленные ею кремни не имеют ни той тонкости в выделке, ни того разнообразия, как остатки каменного периода во Франции и Бельгии. После неолитового периода, Португалия также имела свой бронзовый век.

По свидетельству древних писателей, первоначальный этнологический элемент, составляющий португальское население, почти тот же, что в пограничных испанских провинциях; некоторые корни слов свидетельствуют также о существовании здесь народов, родственных племенам Бретани. Древняя Лузитания была населена кельтическими и иберийскими племенами, которые долго успешно боролись против римских войск. Однако, эти племена, по берегам, должны были измениться под влиянием колонистов греческих, финикийских и карфагенских; гораздо сильнее повлияли на них римляне, которые ввели свой язык, свою администрацию, правительственные и судебные формы. Латинское давление было наиболее продолжительно, особенно в северных областях; сравнительно с этими завоевателями, северные варвары, свевы и вест-готы, оставили по себе лишь слабые следы. Магометане различных происхождений, в свою очередь, завладевшие страною, также содействовали значительному изменению в крови и нравах обитателей. Именно в Альгарве, где владычество мусульман удержалось до половины тринадцатого столетия, население на-половину мавританское, и некоторые обычаи бывших властителей сохранились до наших дней: во многих глухих деревнях женщины ходят с закрытым лицом, как африканские мавританки. Многочисленные крепости, виднеющиеся на вершинах холмов, старинные охранные стены напоминают, вместе с легендами, об ожесточении, с которым велась племенная и религиозная борьба в этой стране.

Подобно испанским королям, португальские государи, по наветам инквизиции, изгнали из своей страны всех подданных не католиков. Против мавров карательные меры были неумолимы: но в преследовании евреев были периоды отдыха. Тысячи испанских евреев, спасаясь от рабства и смерти, поселились в Португалии, близ испанской границы, и, благодаря наружному обращению в христианство, образовали в изгнании значительные общины. И теперь существует множество следов древнего израильского населения, особенно, как говорят, в окрестностях Браганцы и во всей области Трас-ос-Монтес, хотя все некрещенные евреи, племя энергичное и умное, выселились из страны и распространили свою промышленность, предприимчивость и познания в различных частях Европы и Востока. Известно, каким влиянием пользовались и теперь еще пользуются португальские евреи в Голландии, Франции, Великобритании. В эпоху изгнания, они были писателями, врачами, законоведами, равно как и главными спекулянтами в Португалии; они основали в Лиссабоне академию, откуда выходили образованнейшие люди королевства: первая книга в Португалии была напечатана евреем. Спиноза, этот честный, великий мыслитель, был родом португальский еврей.

В состав португальского типа входят не одни только арабский, берберский и еврейский элементы: в нем замечается также весьма сильная примесь негритянского элемента, особенно в Альгарве и больших городах. Прежде чем чернокожие из Гвинеи стали вывозиться во множестве на американские плантации, торговля ими уже была весьма деятельна: тогда африканские невольники продавались в южных портам Испании и Португалии. Португальский историк Дамиаон Гоэс определяет число негров, ввезенных в Лиссабон в течение шестнадцатого века, около двенадцати тысяч ежегодно, не считая мавров. В каждом буржуазном доме прислуга состояла из негров и негритянок. В конце прошлого столетия цветные жители составляли еще пятую часть населения Лиссабона; когда они отправлялись процессиею в церковь их покровительницы. Атарайской Богоматери, построенную на холме противуположного берега Таго, путешественник мог подумать, что он находится в Африке. Невозможно, чтобы путем скрещиваний не вошли в состав португальского населения некоторые из этих этнологических элементов разнообразнейших племен тропической Африки. Однако, многочисленные свидетельства говорят о большой смертности, постигавшей африканцев, вывезенных в Европу, и обыкновенное отвращение одной расы к другой делали браки между ними довольно редкими. Большая часть скрещений, имевших место в последнее столетие, происходили косвенным путем. Города португальские имеют многочисленные колонии бразильцев и португальцев, долго живших в Бразилии. Расовое предубеждение не существует в южно-американской Лузитании, и смешение крови там обычное явление: это в особенности чрез посредство Бразилии совершается соединение одной расы с другой. Впрочем, португальцы, благодаря их южному климату, легче колонистов остальной Европы привыкают к климату Бразилии, Индии и южной Африки. Воздержность португальских колонистов составляет вторую причину их сравнительно легкой акклиматизации.

В настоящее время из чужеземцев—галицийцы оказывают наибольшее влияние на население: они приходят в большом числе в Лиссабон и другие португальские города, и делаются булочниками, носильщиками, сторожами, мажордомами, лакеями. Из всех испанцев они более всех похожи по происхождению на португальцев. Вообще они мало смешиваются с остальными обитателями, тем более, что над ними насмехаются за их грубый язык и неотесанность: несмотря на то, колонии галисиян беспрерывно разростаются, и, вместе с тем, увеличивается их влияние на окружающее население: кроме того, довольство, которым они всегда пользуются, благодаря их воздержности и экономии, заставляет забывать об их происхождении. Смешение всех этих разнообразных элементов не всегда производило красивую породу. Тем не менее, между португальцами встречается очень мало калек и расслабленных, и большинство женщин отличается красотою цвета лица, блеском глаз, обилием волос, малостью и изяществом ноги, живостью физиономии, грацией манер. Наиболее красивые португальки—это женщины из Авейро и соседних деревень, встречаемые тысячами в Лиссабоне и занимающиеся солением и продажею рыбы; особенно восхищаются их гордою осанкою, изяществом походки, благородством черт лица.

Путешественники очень хвалят приветливость, услужливость и природную доброту португальских поселян, еще неиспорченных привычками торговых людей: хотя за границею они слывут за варваров, по воспоминанию об их поступках в завоеванных странах Индии и Нового Света, тем не менее большинство португальцев отличается деятельным доброжелательством и сочувствием к страждущим. Они любят игру, но никогда не ссорятся; любят также бои быков, однако всегда насаживают пробки на рога быков, так что животное сохраняется для следующего примерного боя. В противоположности своим соседям, испанцам, португальцы хорошо обращаются с домашними животными и даже отличаются искусством приручат диких зверей. На берегах Гвадианы они воспитывают каменную куницу, которая употребляется против крыс и змей. В сношениях между собою португальцы кротки, предупредительны, вежливы: сказать лузитанцу, что он «не деликатен»,—значит оскорбить его самым чувствительным образом. Многие удивляются также изящной форме их разговорной речи, хотя и слишком церемонной; до последнего времени их катихизис дополнялся книгою приветствий и познаний детской и добронравной учтивости. Португальские крестьяне, выгодно отличаясь в этом случае от галицийцев, говорящих труднопонятным патуа, отличаются вообще замечательною чистотою произношения и легкостью выражения для столь мало образованного народа. Хотя они большие говоруны, даже болтуны, однако всегда следят за своими выражениями. Португалия произвела великих ораторов, и один из её поэтов, Камоэнс, стоит на-ряду с самыми знаменитыми. Но страна эта не имела художников в тесном смысле слова, потому что кроме мифического Гран Васко, которого неизвестно даже месторождение, в Португалии не было ни живописцев, ни скульпторов, ни архитекторов. Камоэнс сам в этом признается: «Наша нация, говорит он, первая по своим достоинствам. Наши мужчины доблестью превосходят других мужчин; наши женщины прекраснее всех других женщин; мы отличаемся во всех искусствах мирных и военных, кроме искусства живописи».—Многие суеверия, например, вера в духов и влияние небесных светил, сохранились еще в некоторых частях Португалии, так же как многие старинные народные обычаи, особенно относящиеся к свадебным церемониям; в Миранде, напр., религиозному обряду предшествует единоборство между женихом и невестой, в присутствии толпы.

Язык португальский очень похож на кастильский по корням и общей конструкции, но он не так богат и звучен. Слова очень часто «потрошатся» выпусканием согласных л, жи, н (l, j, n) между двумя гласными; кроме того, они притупляются в окончаниях, нередко оканчиваются носовыми звуками и усложняются шипящими, к которым иностранцы с трудом привыкают. Зато у португальцев нет гортанных звуков испанского языка. Историки высказали мнение, что французский язык принимал значительное участие в образовании португальского. По их предположению, герцог Бургундский, получивший Португалию в ленное владение, в конце двенадцатого столетия, и французские рыцари, помогавшие ему в войнах против мавров, передали народу свое иностранное произношение и обороты речи. Но гипотеза эта мало вероятна, тем более, что в округе Порто, именно там, где утвердились французы, португальское произношение наиболее подходит к испанскому. Причину той или другой формы языка надо искать в умственном движении, происходящем в среди самого народа. Впрочем, косвенное влияние французского языка было значительно, вследствие тесных отношений, существовавших между Франциею и Португалией), до тех пор пока испанская политика Людовика XIV обратила эту страну против Франции. В течение многих столетий португальцы имели обыкновение посылать во французские школы тех молодых людей, которых они впоследствии полагали сделать учителями собственных школ. Таким образом большое число студентов посещали французские университеты, и в 1526 году была учреждена «португальская коллегия», присоединенная к коллегии Святой Варвары. Наконец, влияние современной журналистики и обычай пользоваться, при преподавании, почти исключительно французскими руководствами ввели в португальский язык целые сотни французских слов. Что касается португальских слов, вошедших во французский язык, то Франциск Мишель таковых насчитывает только пять, но они встречаются десятками в европейском патуа в Сенегамбии и Пондишери. Арабские слова, употребляемые исключительно для обозначения предметов, введенных в страну маврами, и для фактов, перешедших от них же, не так многочисленны в португальском языке, как в испанском; но лузитанцы, подобно испанцам, продолжают клясться, не сознавая того, мусульманским богом: Oxala (Ojala), «да будет угодно Аллаху!», часто говорят они. Быть может также, что некоторые фаталистические народные поговорки перешли от старых властителей Португалии. Из бразильских наречий перешли сотни слов в язык португальских завоевателей и проникли также в европейский лузитанский язык.

Португальцы, представляя незначительный по численности народ в сравнении с сотнями миллионов людей, населяющих Европу, в настоящее время имеют весьма малое значение в судьбах мира. В один исторический момент они были первыми по торговле; своею предприимчивостью они превосходили все остальные народы. Испанцы, правда, разделяли с португальцами славу великих открытий пятнадцатого столетия; однако, португальцы первые, после венецианцев и генуэзцев, сделали возможными эти открытия, усовершенствовав мореплавание; они перестали плавать около берегов и пустились в открытое море; точно также, один португалец, Магеллан, первый предпринял кругосветное плавание, оконченное лишь после его смерти. Подобное первенство более не повторится. Силы уравновешиваются между народами; стремление к равенству географического значения является в различных странах, вследствие возрастающей легкости средств для торговли и сообщений. Португалия не может надеяться снова занять то место, которое она занимала некогда среди других наций: но её природные богатства, разумно утилизируемые, и выгоды её положения на оконечности континента достаточны для обеспечения за нею в будущем одного из наиболее почетных мест.