III

Древняя Арморика, или скорее Ареморика, т. е. «Морская страна», заслуживает вполне это кельтское название, так как она обязана океаническим водам наружным видом своих берегов, своим климатом, большею частью произведений и своей торговлей и промышленностью; даже на самый характер её жителей они имели сильное влияние.

Об этом свидетельствуют постоянно самые впадины прибрежных мест: Бретонское море сильно исковеркало берега этой страны. Воды Гольфштрема подходят к европейскому материку у крайних бретонских мысов и смешиваются с второстепенным потоком, который течет с юга и юго-запада после круговращательного движения в Гасконском заливе. К этим общим движениям морских вод, которые впрочем не могут иметь большого значения в образовании береговых зубцов, прибавляются еще частные движения, но гораздо более сильные и причиняемые столкновением приливов и отливов.

Море, окружающее Бретань, повсеместно находится в волнении; даже на самом дне оно неспокойно; в открытом море у северных берегов—ил и пески, покрывавшие гранитные, сланцевые подводные скалы, были смыты сильными течениями. Корабли, следуя по извилистой линии, начертанной на литологической карте г-на Делеса, могли бы отправиться из Пемполя или Уэсана к английскому полуострову, Корнваллису, и зонд их не встретил бы ничего кроме древних скал, обнаженных течением. Скалы были срыты некогда, как они срываются еще и в наше время вдоль всего берега. Во время отливов, когда прибрежья остаются открытыми, далеко в море видны, так сказать, основания исчезнувшего здания: материк был срыт по всей береговой линии до уровня низкого моря. Местами торчат черноватые скалы, одни уединенные, другие сгруппированные в большом количестве, или, даже, вытянутые в правильную линию на слоях более прочного гранита, сопротивляясь напору волн. Вечером, когда тень сгущается вдали над морем, все эти скалы представляются армиями гигантов.

Некоторые из скала бретонского прибрежья плохо сопротивляются разрушительным влияниям, и потому берег покрыт во многих местах, а именно между Конкарно и Понт-Авеном, громадными обломками, которые море оторвало от утеса и катило перед собою. Многие из этих обломков превышают в объеме 100 кубических метров. На западе сланцевый пояс, извивающийся между гранитными грядами, был естественно более изломан, чем кристаллические скалы: отсюда произошли те странные зубцы, которые образуют брестский и дуарненезский рейды, между двумя мысами, вдающимися с севера и юга почти одинаково глубоко в море. Большая часть рек, текущих с внутренних плоскогорий к бретонскому побережью, присоединяются к лиманам, которые имеют вид норвежских фиордов, полусглаженных наносными слоями. Тот самый ручей, который при низкой воде изливается тонкою змейкой по илистому руслу, во время прилива обращается в широкий лиман, где плавают суда. Эти многочисленные бухты Бретани действительно имеют много общего с прежними фиордами, напоминающими скандинавские фиорды. Как справедливо заметил Рютимейер, эти морские рукава, врезывающиеся внутрь земель, образуются исключительно в гранитах и тому подобных скалах. За исключением Исландии и некоторых других северных островов и полуостровов, где фиорды находятся в третичных скалах, почти всюду в других местах, именно гранит и переходные наслоения источены водами. Во Франции фиорды нашли себе место в гранитном полуострове Бретани; образование их останавливается с одной стороны меловыми напластованиями Нормандии, с другой—новейшими формациями берегов Луары. Очевидно, эти береговые трещины соответствуют подобным же расселинам внутри страны. Ось глубоких вод в фиорде или aven продолжается по ложбине в материке и дальше—по трещине в скалах; воды врезываются в ту часть скал, которая представляет собою полевой шпат или другие каменные пласты, более доступные для разъедания, чем естественный гранит. Но насколько верно то, что образование северных фиордов обусловливается разъеданием, столь же несомненно, что в южных областях, где фиорды образовались в ту эпоху, когда климат был гораздо мягче, они поддерживаются в своем первобытном состоянии посредством ледников, которые изливаются в глубокия воды открытого моря.

На западе залива, образуемого устьем Вилени и окаймленного во многих местах скалами, упавшими с утесов и похожими на менгиры, элементы, работающие в непрерывной борьбе над изменением очертания берегов, образовали внутри Бретани озеро с морскою водою и с бесчисленными разветвлениями; форма его напоминает медузу с развевающимися хоботцами. Это «Морбиган» или «Маленькое Море», называемое так по сравнению с «Большим Морем» или «Морбраз»; оно усеяно островами, из которых одни обитаемы, другие пустынны, и которые то уменьшаются, то увеличиваются в окружности, то окружаются зеленою водою с беловатыми волнами, то увеличиваются, то соединяются между собою посредством банок из черноватого ила. Сила течения вместе с приливами, изменяя направление, делают эту часть моря весьма опасною, и ни в одной из французских деревень нет столько вдов и сирот. Г-н Эрнест Дежарден предполагает, что Морбиган образовалось в новейшие времена; он старался доказать это в своем сочинении о Римской Галлии. По его мнению, судоходные русла, разветвляющиеся в заливе, были некогда руслами древних рек. Несомненно, что часть берега опустилась, так как гг. Аррондо и Клосмадёк открыли близ одного южного острова в заливе мегалиты, остающиеся в воде даже при самых низких отливах.

У самого начала Морбигана множество островков, между которыми проходят поочередно сильные течения морских приливов и отливов, указывают форму старого берега; но в открытом море обозначаются значительные остатки другого берега, того, который присоединял некогда мыс Круазик к мысу Киберон. Скалы, называемые Нагорной площадью Фур, острова Гаэдик, окруженные рифами, хорошо возделанный остров Гуа, морской берег, который идет по восточной стороне в виде почти правильного полукруга, архипелаг Бенигё, вдавшиеся далеко в море подводные камни полуострова Киберона и самый полуостров—суть остатки древнего бретонского берега; рифы и пороги указывают подводные основания там, где выходившие из воды скалы исчезли. Что же касается длины киберонского полукруга, то он соединяется с материком только перешейком из дюн и искусственным шоссе; это почти настоящий остров без всякого выхода во время высоких морских приливов, когда дорога заграждена. Всем памятна несчастная высадка на его берег эмигрантов в 1795 году: запертые на полуострове, окруженные республиканскими приближавшимися войсками, они вынуждены были бросаться в волны, чтобы погибнуть в них, или силою, придаваемой отчаяньем, плыть к лодкам английского флота.

На запад от Киберонского полуострова другие оторванные земли, остров Груа и Гленанский архипелаг, составляют продолжение древнего берега. Предание говорит даже, что девять Гленанских островков составляли некогда один значительный остров, и что их разрушение посредством морских волн, произведенное геологическими переворотами, совершилось на глазах туземцев. Но обширная земля Бель-Иль или Гервёр, находящаяся на юге Киберона, принадлежит к более древнему берегу; так же, как и Рошбонский риф и остров д’Иё, она не более как простой геологический свидетель первобытного берега, почти совсем исчезнувшего.

Мыс Пенмарч, или «Лошадиная Голова», этот береговой столб, оставшийся доныне неразрушенным, часть которого составлял Гленанский архипелаг, образует южный угол этого западного берега, составляющий настоящий «конец земли», где ветер и волны свирепствуют с большею яростью, чем на всех прочих берегах Франции. Там начинается Одиернская бухта, берег которой образует столь же правильную дугу, как и берег, покрытый мельчайшим песком Средиземного моря, но окраины которого не менее печальны, чем окраины Шпицбергена: ни одного дерева на соседних возвышенностях, ни одного возделанного поля не представляется на этом пункте, обуреваемом морскими ветрами: это район смерти. Потом материк утончается и представляет не более как полуостров, или даже просто скалистый рог, вдающийся глубоко в воду. Там зрелище моря, волнуемого бурею, по истине величественно, и хотя тропинка, идущая по вершине мыса, находится на высоте 80 метров, однакоже брызги волн долетают туда, и, находясь на ней, чувствуешь сотрясение под ногами почвы от прибоя валов. В самом мысе открывается бездна, Плогов-Ад, на дне которого волны сталкиваются с треском грома. Недалеко оттуда находится бухта Умерших, в которой слышатся часто, по уверениям матросов, жалобные стоны утопленников, стоны, сливающиеся с пронзительным свистом бури и громом валов, ударяющихся о скалы. Наши предки слушали тут изречения страшного бога. Девять друидических дев, которых Помпоний Мела называет именем Галлиценей, были обязаны умолять этого владыку ураганов о милосердии. Подвергаясь всем угрозам волн и ветров, они жили на разорванном, окруженном подводными камнями, острове Сейн, который составляет продолжение в море корнваллисского мыса и окутан туманом, образуемым брызгами ревущих волн.

Если верить преданию, море поглотило уже множество островов и берегов с того времени как друидские девы охраняли великую землю своими молитвами, бодрствуя на острове Сейне, который и сам был гораздо обширнее 2.000 лет тому назад. Все крестьяне рассказывают о древнем городе Ис, сравнением с которым гордился Париж, и который был вдруг поглощен морем, прорывшим на месте, которое он занимал, Дуарненезскую бухту. Близ бухты Умерших показывают еще остатки стен, принадлежавших к этому городу, и рыболовы, «заслуживающие доверия», видели развалины города сквозь прозрачные воды. Что достоверно, однакоже, так это то, что не далеко от бухты Умерших в море спускается мощеная дорога, которая по всей вероятности, вела или к какому-нибудь местечку, или римскому учреждению. Ируазский залив, идущий из Брестского узкого канала в открытое море, называется на бретонском наречии Иским каналом.

Точно так же, как Корнваллисский мыс простирается в море в виде шоссе, образуемого прерванными островками, широкая оконечность Леон продолжается многочисленными островами и подводными скалами, которыми оканчивается на западе Уесанская земля. Этот остров, окруженный крутым берегом, образуемым неприступными скалами, прорезываемый гротами и естественными мостами, образует нагорную площадь, волнистую, покрытую возделанными полями, но лишенную совершенно деревьев и кустов и спускающуюся отлогой покатостью к маленькому рыболовному порту, открытому со стороны моря. Уэсан, Гейсантис-Энез по-бретонски, окружен самыми опасными водами. Не без опасений отправляются матросы в проливы Фромвер (или Великого Ужаса) Гель, Фур, или приближаются к Черным-Камням, на которых лейтенант Маж, исследователь Нигера, исчез в одну бурную ночь со всеми своими товарищами, находившимися на «Мажисьене». Течения, которые сталкиваются и обращаются в самые непредвиденные водовороты, выходящие из воды рифы и подводные скалы, частые бури и туманы, порывы ветров, столь сильные в этих районах,—все содействует, чтобы эти западные части бретонского моря представляли один из опаснейших районов океана. «Ни один моряк не огибал там мысов без страха, или несчастного случая!—и тот, «кто видит Груа, видит радость свою;—кто видит Уэсан, видит кровь свою», гласит другая пословица, свидетельствующая о различных опасностях у берегов. Но если приливы, отделяющие Уэсан от Леона, опасны, зато они представляют доступ в великолепную бретонскую бухту, в которой 400 кораблей большого размера могли бы одновременно найти убежище. Узкий канал, посреди которого находятся разные камни и скала Манжан, сообщает гавань с внешним морем.

На северных берегах Бретани многие рассеянные острова и скалы, Батц, нагорная площадь Триагоз, Сет-Иль, Брега, служат свидетелями исчезнувшего берега. По преданию, морские волны омывают древнюю столицу Толенты «арморикского Тира», лежащего на дне Альбер-Вроха. Часть берега, наилучше устоявшая против напора волн, оканчивается на западе Брега страшными укреплениями, сооруженными самими волнами, настоящими насыпями из голышей, так называемыми Эпе-де-Трегье, о которые разбилось столько кораблей; ныне эти насыпи служат путеводителем мореплавателям, благодаря великолепному маяку Гего, воздвигнутому на одном из подводных камней. Но на востоке этих гранитов берега были сильно исковерканы морем. По предположениям г. Геслина, из Бургундии, поверхность территории, покрывшейся с V века водою, простирается до 310 квадратных километров в одной бухте Сен-Бриё. Он предполагает, что старый берег составлял ряд мелей, простиравшийся чрез всю бухту от островков Портриё до мыса Эркюи и что на западе он ограничивался Гуэтскпм, а на востоке Гуэсанским лиманом; а также что рукава, по которым плавают ныне корабли, суть прежния устья. В песках, покрытых водою, исследователь нашел в различных местах остатки десяти галло-римских жилищ: на самом мысе д’Эркюи, где возвышалась Reginea «Стола Пейтингера», существуют обломки стен. Впрочем, действие разъедания продолжается и до сих пор; на западе бухты—полуостров Эрвиан, на востоке— полуостров Верделэ обратились недавно в острова, а в некоторых местах берега пески и голыши покрывают ежегодно до двух метров производительной земли. Островок Гран-Бей, на котором Шатобриан велел поставить свой надгробный простой камень, чтобы остаться таким же отшельником в волнах, каким он старался казаться между людьми, представляет один из скалистых обломков, бывших некогда в болотистой равнине. В окрестностях Сен-Мало употребляли в прежния времена для построек обломки деревьев черных и твердых, как черное дерево, росших в прибрежных лесах, которые были поглощены морем в различные эпохи средних веков. Одну из промышленностей страны составляет разрывание песков во время равноденственных морских приливов и отливов, когда море уходит на пространство нескольких километров, для извлечения этих деревьев, называемых «бурбанами, канальонами и куеронами» и находившихся в земле в течение веков. Геслин бургундский нашел в бухте Сен-Бриё ствол каштанового дерева, бревно которого равнялось 6 метрам.

Остатки других подводных лесов встречаются на Нормандских островах. Во всех этих местах встречаются также затопленные торфяные ямы, свайные постройки, происхождение которых не подлежит ни малейшему сомнению вследствие растительных остатков, составляющих их, и речных раковин, встречающихся в них. Постройки, найденные в бухте Сен-Бриё, доказывают, что вторжение вод происходит не только от беспрерывного столкновения волн и от скрытого давления течений, но что оно причиняется также медленным впадением почвы. Впрочем, недавния вторжения моря между Бретанью и Котентином были так значительны, что весьма естественно их можно объяснить понижением берега; однакоже некоторые авторы полагают, что обрывы берегов достаточно объясняются силою прибоя. Там очертание берегов было более исковеркано в течение пятнадцати веков, чем в какой-либо из прочих европейских стран, за исключением Нидерландов, береговой линий Фрисландии и Датского полуострова. Повидимому, работа разъедания производилась насчет сланца, покрывающаго недра гранита; рыхлые вещества исчезли, твердая скала осталась; там, где сланцевые покровы еще существуют, как на острове Джерзей и на горе Доль, они удержались только на той стороне скал, которая меньше подвержена ударам волн; на другой же они обратились в песок, который густым слоем устилает длинные плажи.

Правда, что, судя по преданиям и хроникам, подлинность которых более чем сомнительна, вторжения океана были гораздо значительнее, чем это может подтвердить с достоверностью история. На юге Джерзея, архипелаг Шосей, представляющий ныне настоящую горсть островков, был соединен с материком еще в начале восьмого столетия. Обширный лес, Sciseiacum nemus, о котором говорится в Житиях Святых, покрывал будто-бы эту землю, прилегавшую к материку. Какова бы ни была верность этих преданий, несомненно однако же то, что лес занимал действительно часть пространства, где простираются ныне берега залива Сен-Мишель. Местечки, имена которых еще существуют, а именно: Мони, Ла-Фельет, Порз-Пикан, Сен-Луи, Бургнёв и прочия были поглощены;—иногда во время отливов, особенно, низких, видели некоторые следы их. Так в 1735 году, поток отлива унес с собою слой тины, под которою скрывались остатки деревни Сент-Этьен-де-Палюель, и прибрежные жители могли отправиться туда и собрать разные вещи под развалинами.

Победы моря совершились тем с большею резвостью в этом районе берега, что приливы достигают там большой высоты. Нет ни одного залива на берегах европейского материка, где бы волны собирались подобными массами. В целом мире известны только два берега, где размер колебания уровня между приливом и отливом морским значительнее: это Севернский лиман в Англии, и Фунди-бай- в Новой Шотландии. На южном берегу Бретани, где волны прилива, приходящего с юга, разливаются довольно правильно, высота прилива не особенно значительна; она не превышает обыкновенно пяти метров над уровнем низкой воды; во время сильных приливов сизигии она восходит до 6 и 7 метров максимум. Но в заливах Сен-Мало и Сен-Мишель условия другие. Там волна прилива, ударяясь об острова Горнзей и Джерзей, внезапно задерживается, тогда как на юге она проникает свободно в бухту. Прежде чем она успевает отхлынуть назад, ее поддерживает остаток более мелких волн, пробежавших мимо островов, и гребень её таким образом возвышается значительно. Но это не все: другая волна прилива, приходя после обхода вокруг всех британских островов чрез Оркадский канал, Северное море и Па-де-Кале, присоединяется к предшествующей, прикатившейся прямо из Атлантики; одна громоздится на другую, и таким образом волна прилива может достигать 10, 12 и даже 15 метров высоты над уровнем низких вод.

Среднее колебание прилива и отлива на бретанских берегах: Круазик 5м.16; Порт Навало (Морбиган) 4м.72; Лориан 4м.60; Конкарно 4м.68; Дуарненез 6м.16; Брест 6м.42; Уэсан 6м.38; Росков 8м.22; остров Брега 9м.90; Сен-Мало 11м.44; острова Шосей 11м.74; Сен-Мишель 12м.30.

Понятно, какое разнообразие видов и беспрерывных контрастов придает эта изменчивость волны некоторым районам берега и особенно громадному заливу Сен-Мишель. При низком отливе берег расстилается почти правильным полукругом от мыса Канкаль до мыса Гранвиль; потом, когда прилив, усиливаемый часто западным или северо-западным ветром, вторгается на материк, то громадное песчаное поле уменьшается самым заметным образом. В течение шести часов поверхность приблизительно в 300 квадратных километров покрывается водою; Томбленский риф, столь живописная скала горы Томб, или Сен-Мишель с её тюрьмами, её церковью и крепостью, обращаются в острова, устья рек—в широкие лиманы, берег прорезывается заливами и бухтами, размеры которых беспрестанно изменяются. Вычислено, что во время приливов и отливов жидкая масса, то омывающая, то оставляющая бухту горы Сен-Мишель, превышает миллиард и триста миллионов кубических метров,—количество достаточное для снабжения в течение 60 дней такой реки, как Сена в Париже. Такия массы, которые в промежутке нескольких часов должны разлиться на прибрежьях, потом унестись и уравновеситься вокруг островов и архипелагов, образуют в узких проходах весьма быстрые потоки, настоящие реки, бороться против которых парусные судна не в силах. И потому скала, возвышающаяся в этом заливе, где сталкиваются противные течения, была прозвана некогда норманскими моряками горою Сен-Мишель «En peril de mer».

Несмотря на опасности, представляемые борьбою против столь мощного врага, как волна прилива, человек, однакоже, осмеливается ее предпринимать, и он уже воротил значительную часть района, которым завладело море. Вся долина окрестностей Доля, столь интересная в глазах геологов по множеству животных, принесенных туда в различные эпохи волною, как-то: слонов, зубров, оленей с большими отростками на рогах, бывала во время высоких вод островом, подобным горе Сен-Мишель и Томблен; но эти пятнадцать тысяч гектаров земли были отняты у моря и обращены в отличные возделанные поля одним синдикатом помещиков. Плотины для возвращения завоеванных морем земель, начатые в одиннадцатом веке, идут от Канкаля к Понторсону обширною дугою на протяжении приблизительно 30 километров, потом на востоке Пуеснона они тянутся до мыса Рошторин, служащего границею заливу Ла-Селюн: таким образом защитительная стена простирается почти на 15-ти километрах. Наружный вал, по которому идет большая дорога, достигает средним числом высоты 10 километров; хотя он защищен со стороны открытого моря каменными выкладками грунта, но тем не менее сквозь него часто пробивались бурные волны, и 23 общины, защищаемые им, были частями заливаемы водою. Однако гидравлика сделала такие огромные успехи, что нет ничего невероятного, если непрочные пески бухты будут со временем обращены в польдерсы и культура охватит все это пространство. Постройка гати, которая соединяет гору Сен-Мишель с берегом, поможет, без сомнения, отвоевать у моря несколько сотен гектаров земли; может быть даже окажется возможным овладеть всею впадиною бухты, обнажающеюся во время отливов, устроив полукруглый вал. Одно жаль, что при всех этих работах, преследующих общественную пользу, упускается из виду внешнее впечатление, и пейзаж во многом теряет свою прелесть. До чего, например, испорчен вид горы с тех пор, как она соединена с материком вульгарною гатью. Наибольшее препятствие делу обратного завоевания земель представляет не море, против которого можно бороться, но реки, которым нужно предоставить исход и отступление которых в пески нужно предупредить. Некогда Куэнон—(Qui par sa folie, mit Saint-Michel en Normandie)—изменял часто свое течение во время низких приливов: протекая прежде на восточной стороне горы Сен-Мишель, он начал течь к западу и при каждом большом приливе он изменял свое течение. Также и Селюн блуждал часто по подвижному берегу: иногда он орошает берег на севере Томблен, иногда идет прямо в открытое море. Но это не все; речные воды текут не только по поверхности, но просачиваются в глубину песков, и часто песчаная площадь, понижающаяся на поверхности движущейся воды, обращается сама в жидкость: всякий тяжелый предмет погружается в них сейчас же, как попадет. Если верить преданиям, одно судно, погибшее в окрестностях в конце последнего столетия, так погрузилось в песчаный берег, что исчезло со всеми своими мачтами. Сколько раз заблудившиеся в тумане путешественники ступали на свое несчастие на зыбкую почву и исчезали в бездонной песчанной бездне! Теперь Куэнон замкнут плотинами, которые то остаются под водою, то открываются и которые проводят его воды к подошве скалы Сен-Мишель.

Во многих пунктах бретонского берега человек должен был бороться против другого врага: подвижных песков. Ветер прилива воздвигал на некоторых из его берегов дюны, подобные дюнам ландов, только не столь высокие вследствие многочисленных зубцов берега, мешающих действию ветра и может быть вследствие величины песчинок, образующих холмы. Впрочем, некоторые из этих дюн были достаточно велики, чтобы покрыть внутренния поля и засыпать многие деревни. Большую известность приобрели дюны Сен-Поль-де-Леон, причинившие страшные опустошения в конце семнадцатого века и в начале восемнадцатого; но ныне они утверждены окончательно плантациями, за исключением, впрочем, дюн в Сантеке, где они еще подвигаются. Дюны бретонского берега отличаются вообще от песчаных холмов французских берегов значительным количеством известковой углекислой соли, содержащейся в них. В некоторых местах остатки раковин и водорослей, выброшенных волнами, образуют более двух третей массы. И потому эксплоатация этих дюн была бы весьма выгодна для удобрения земель: traez, или известковый песок, приносимый ветром, становится также причиной не разорения, но богатства для землевладельца, так как, по мнению агрономов, недостаток Бретани—это отсутствие в ней известковой земли; все усилия для улучшения должны быть направлены к умножению этого элемента, столь необходимого для плодородия почвы.

Точно так же, как и островитяне с Олерона, Рэ, Нуармутье, прибрежные бретонцы собирают водоросли или sart, которые они берут далеко от берега, на скалах и прибрежных отмелях, обнажающихся при отливе. Растения эти, подобно полипам, отличаются свойством усвоивать себе из морской воды углекислую известь и магнезию; от этого обстоятельства и зависит их полезность для удобрения возделываемой земли. В бухте Канкаль и при горе Сен-Мишель крестьяне собирают массу илу, смешанного с обломками раковин; количество этого илу, или tangues, выливаемое в течение года на прибрежные поля, считается по крайней мере в 500.000 тонн. Этот удобряющий ил содержит наполовину углекислую известь; но так как реки, изливающиеся в Канкальскую бухту, встречают, на своем пути, только гранитные и палеозойские породы, не содержащие известняка, то стало быть известь в илу может быть только морского происхождения. С незапамятных времен море здесь непрестанно возобновляет производительную силу почвы. Влиянием своих благодетельных течений оно ускоряет также и рост растений: на берегу в Леонэ первые плоды опережают на месяц овощи, возделываемые на самой лучшей почве севера.

Море же прямо и в весьма значительной мере содействует пропитанию внутренней Бретани и всей Франции. Благодаря крайнему разнообразию в свойствах дна, многочисленным вырезкам берега, островам и утесам, рассеянным вдоль берега Бретани,—благодаря всему этому морская растительность чрезвычайно богата, и естественным результатом этого является также богатство морской фауны, представляемой весьма большим числом видов, изобильно плодящихся. Лосось была когда-то самой обыкновенной пищею у крестьян в Кимпере (Quimper) и в Шатолэне (Chateaulin). Рассказывают даже, что во многих приморских областях слуги на фермах нанимались только под условием не есть лосося более трех раз в неделю. Таким образом, несмотря на сопряженные с рыболовством опасности, им занимались всегда весьма деятельно в морях, омывающих Бретань. Тысячи судов снаряжаются для лова сельдей, сардинок, макрели, раков, устриц, и бретонские моряки, освоившиеся с опасностями моря, отправляются для лова трески к отмелям Ньюфаундленда или к исландским берегам. И земледельческое население участвует в этих дальних экспедициях. Ежегодно сотни молодых людей посвящают зиму возделыванию полей, посевам, сбору водорослей; позже, начиная с февраля, они поступают матросами на корабли, отправляющиеся в северные моря. Четыре департамента Бретани доставляют в коммерческий флот пятую часть экипажа.