Глава XII Острова Северной Атлантики

Фарерские, Исландия, Ян-Майен

I. Фарерские острова

«Острова Овец» или «Мореплавателей»,—этимологи до сих пор расходятся в мнениях относительно вероятного смысла названия Faroer,—составляют, в политическом отношении, владение Датского королевства; но географически они не принадлежат к группе скандинавских земель. Это—уединенный архипелаг, лежащий среди Атлантического океана и окруженный пучинами в несколько сот метров глубины: подводная возвышенность, на которой стоят эти острова, образует в океане нечто в роде четырехъугольного пьедестала, и самый глубокий ров на краю этого подводного фундамента открывается именно на востоке, по направлению к Скандинавии. Фарерские острова лежат вдвое ближе к каледонским архипелагам, к Шетландским, Оркадским и Гебридским островам, чем к наименее отдаленному норвежскому прибрежью; точно также и мель Фарерских островов соединяется, посредством подводного порога, с Гебридскими островами. Судя по общему ориентированию земель, можно полагать, что Фарерские острова суть остаток древней цепи гор, другой отрывок которой мы видим в скале Роккаль, и что эта цепь тянулась параллельно кряжам каледонских островов и Верхней Шотландии. По своим горным породам, по своему климату, флоре и фауне, Фарерский архипелаг также имеет сходство с соседними островами Шотландии; но по истории своих жителей, все эти земли, как Фарерские, так и Шетландские острова, должны быть признаны скандинавскими, а не британскими.

Подобно Шетландским и Оркадским островам, Фарерский архипелаг состоит из больших островов, малонаселенных, из маленьких островков, необитаемых, но представляющих кое-какие пастбища для овец, и наконец из бесплодных скал, около которых кружатся птицы несметными стаями. Поверхность всего архипелага приблизительно равняется 1.333 квадр. километрам, а население в 1890 году состояло из 12.955 душ(в 1880 году 11.220 душ), так что на каждый квадратный километр приходится около 9 жителей. Почва почти везде гористая и поднимается в виде высоких скалистых мысов и холмов: на островах Строме и Остере многие вершины достигают 600 слишком метров высоты; гора Слаттаретиндур, на севере о. Остере, поднимается до высоты 840 метров. Скалы, покрытые тонким слоем растительной земли, одеты дерном или мхом, и от берега моря до самых возвышенных вершин следуют одни за другими нежные оттенки трав и вересковых пространств. Дома, рассеянные большею частию по одиночке, такого же цвета, как и холмы, по причине их зеленых кровель, крытых дерном: даже на довольно близком расстоянии их трудно различить. Подобно тому как утесы Шотландии и Скандинавии, скалы Фарерских островов изборождены мимошедшими льдами; во многих местах можно ясно убедиться, по линиям, начертанным в направлении от востока к западу и от севера к югу, что через архипелаг, в то время едва выступавший над поверхностью моря, проходили вереницы пловучих льдин, падавших с норвежских глетчеров.

Геологические формации Фарерских островов по большей части вулканического происхождения: это—преимущественно базальты, расположенные уступами одни над другими в виде террас и расколовшиеся снаружи, так что на колоннадах там и сям растет небольшими кусками зеленый мох, а зимою видны белые полосы снега на черной скале, похожия издали «на куски полотна, растянутые по холмам вокруг мануфактурных городов»; но некоторые мысы, в особенности на Остере, или Восточном острове, представляют ряды столбов прямых и величественных, как базальтовые колонны Ратлина и Стаффы. Эти базальты появились, вероятно, в миоценовую эпоху; осадочные формации, встречающиеся на Южном острове (Судере) и на островах Мигенес и Тиндгольм, и заключающие залежи каменного угля, относятся, по времени происхождения, вероятно, к тому же веку. Как глыбы, отделенные от древней цепи гор, скалы архипелага расположены соответственно, утес против утеса, по обе стороны глубоких проливов, служащих каналами для приливов и течений моря, которое некогда пробило в разных местах эту горную массу. Некоторые из утесов изрыты по бокам гротами и пещерами; а один остров, именно Нальсе (Nalso), близ Торсгавна, даже пробуравлен насквозь, как ушко иголки,—откуда и произошло его название,—так что во время отлива можно пройти через весь остров, под сводом около 300 метров толщиною. Некоторые утесы на северной стороне островов, обрезанные постоянным ударением паров Атлантического океана, поднимаются почти вертикально на сотни метров в высоту. Таков, например, Кодленский мыс, который имеет не менее 340 метров вертикальной крутизны и составлен по всей своей толщине из слоев, чередующихся сотнями, при чем одни из слоев состоят из глин и туфов светлых цветов, другие из траппов почти черных: общий вид скалы напоминает громадную полосатую драпировку.

Фарерские острова полнее, чем всякий другой архипелаг северной Атлантики, омываются течением теплой воды, идущим из тропических стран (гольфстремом) и приносящим зерна, целые стволы деревьев, иногда даже произведения человеческого искусства, как это случилось, например, в 1817 году, когда этот теплый поток принес обломок лодки из красного дерева, источенный фоладами; только на восточной стороне архипелага ощутительно, в поверхностных слоях моря, влияние холодного течения. Средняя температура волны, ударяющейся о берега Фарерских островов, изменяется в продолжение года не более, как на два градуса: с 7,5° в январе она поднимается до 9,5° в июле, и едва-ли существуют, вне экваториального пояса, морские области, где бы годовая разность между наибольшей и наименьшей степенью тепла была менее значительна. В воздухе средняя разность между летней и зимней температурой едва превышает 7 градусов; среди января, под той же широтой, как Лабрадор, и в то время, как вода замерзает даже на многих берегах Средиземного моря, атмосферная температура на Фарерских островах около 3 градусов; климат там сырой, небо пасмурное, серое от массы паров или струящее дожди. Не теплоты, а света недостает этим островам: оттого все поля обращены скатом на юг, для того, чтобы могли получать побольше солнечных лучей. Зимой не бывает морозов, но и летом не бывает жаров; бури часты; грозы, приходящие с запада, как и зыбь Атлантического океана, часто поднимают страшное волнение на море, и ярость их еще более увеличивает силу морских приливов, которые сталкиваются в проливах и образуют водовороты, очень опасные для рыболовных судов.

Прежде единственными дикими млекопитающими на архипелаге были различные породы мышей, верных паразитов человека; но с половины текущего столетия на островах Стреме и Остере был разведен один вид зайца, именно альпийский заяц (Lepus alpinus), и размножился там в значительном числе. Напротив, попытки акклиматизации глухаря не увенчались успехом. Пресмыкающихся, земноводных на Фарерских островах совсем нет. Но зато морские птицы носятся мириадами вокруг островов и особенно вокруг маленьких, необитаемых островков; средним числом, охотники набивают каждый год около 235.000 морских попугаев или lundes (Fratercula arctica), перья которых составляют важный предмет торговли. Мели, окружающие острова, изобилуют рыбой. Банки Фарерского архипелага посещаются множеством рыбачьих судов в период лова, в особенности банка, которая тянется в 35 километрах к востоку, и которую англичане моряки называют Bone-bed или «ложем костей», по причине груд органических остатков, которыми она покрыта: как доказывают ископаемые, эти мели суть не что иное, как древние, погрузившиеся в море, земли. Большинство рыбопромышленников всех наций, которые посещают фарерские мели, ловят и солят рыбу на своих шлюпках, но многие из английских рыболовных судов имеют в середине резервуар, в который проникает морская вода и куда запирают живую треску, что дает им возможность доставлять рыбу в свежем виде на лондонский рынок. На вершине мысов видны маленькия стены из сухих камней, воздвигнутые туземцами для сушки рыбы: делается это с той целью, чтобы защитить рыбу от мух, которые никогда не взлетают на такую высоту. Часто эти стены дотого круты, что рыбак может взбираться на них не иначе, как при помощи веревок. Подобно тому, остров Большой Димон имеет форму огромного столба, и пастбища его доступны пастуху только при помощи каната: только этим способом он мог поднять на верх своих овец.

Иногда черные дельфины или морские свиньи (Delphinus melas, globiceps, по местному hval) и другие китообразные млекопитающие выплывают в большом числе на песчаные берега архипелага и таким образом доставляют местным жителям значительный, хотя и непостоянный, источник доходов. Круглоголовые дельфины посещают воды Фарерских островов всего чаще летом и осенью, особенно в туманную погоду, которая получила у фарерцев особое название, указывающее на появление этих гостей: grindemorke и grindeveir; словом grind они называют стада этих дельфинов, которые всегда странствуют в компании, сотнями и даже тысячами. Когда экипаж рыболовного судна заметит grind по близости архипелага, тотчас же поднимают матросскую куртку на верхушку мачты, рыбачьи лодки сбегаются со всех сторон при криках: «grindebo! grindebo!», и вскоре полукруг лодок, постепенно съуживаемый, выстраивается вокруг стада морских свиней и гонит их к какому-нибудь отлогому берегу, заключенному между двумя высокими мысами. Убегая к берегу, испуганные животные поднимают ленящиеся волны, похожия на столкновения двух противоположных течений, и, увлекаемые волнением, садятся на мель высоко на песке. Тогда начинается drab или избиение, в котором принимает участие почти все взрослое население архипелага. В тридцатилетний период с 1833 по 1862 год самый обильный улов дал 1843 год, когда было поймано около 3.150 дельфинов, из которых извлекли 4.000 гектолитров жира, и мясо которых, разрезанное на тонкия полоски, служило кормом для 600 коров, к большой выгоде молочного производства. В этот период было всего 248 «избиений» черных дельфинов, и убито 37.986 штук, так что, следовательно, на каждый лов средним числом приходилось по 153 дельфина; общая ценность полученного жира, отправленного в Копенгаген, равнялась 3.800.000 франк. Интересно, что в былые времена фарерские моряки никогда не начинали лова, не уверившись наперед, что ни одна женщина и ни один священник не смотрит на них с берега; они были убеждены, что в противном случае лов будет неудачный или даже будет сопровождаться каким-нибудь несчастием.

Впрочем, старинные суеверия вообще долго держались на этих отдаленных островах. Так, например, семена растения Entada gigalobium, приносимые морским течением с Антильских островов, считались прежде на Фарерском архипелаге веществом, обладающим чудодейственной силой: пока Дебес не признал эти семена за «антильские бобы», в них видели то почку какого-то таинственного карлика, то сердце св. Фомы; размельченные в муку горошины употреблялись как лекарство против всяких болезней, особенно при родовых болях. Некоторые ключи и родники почитались священными, родители крестили в них новорожденных детей; это древнее обожание источников долго сохранялось, хотя первыми обитателями страны были, как гласит народное предание, ирландские монахи.

Нынешнее население Фарерских островов почти исключительно норвежского происхождения, хотя язык, котором оно говорит теперь, ничем не отличается от датского: родоначальники этого населения были выходцы и потерпевшие крушение, поселившиеся на островах во второй половине девятого столетия. Фарерцы почти все отличаются высоким ростом, и вся наружность их носит отпечаток силы и здоровья: между ними очень редко можно встретить хромых или немощных: многие достигают глубокой старости, благодаря простоте их образа жизни. Они по большей части имеют важный, почти суровый вид, вполне гармонирующий с угрюмым характером окружающей природы; но достоинство проглядывает не только в их наружности и манерах,—оно составляет также отличительную черту их характера и поведения, и хотя они смотрят с некоторым беспокойством на прибытие чужеземцев, которые часто приносили с собой заразительные болезни, они, тем не менее, очень гостеприимны. Путешественники, останавливающиеся в Торсгавне (Thorshavn, т.е. гавань Тор), главном порте архипелага, не могут нахвалиться радушным приемом, оказываемым им жителями края. Что касается датских чиновников, которые считают себя изгнанниками на этих уединенных землях, где они не находят ничего похожего на копенгагенскую жизнь, то всякий иностранец является для них желанным вестником цивилизованного мира.

Архипелаг делится, в административном отношении, на шесть округов: Стреме, Нордере, Остере, Вааге, Санде, Сюдере. Жители выбирают депутатов в местное земское собрание и, кроме того, посылают представителей в копенгагенский парламент. Главный и единственный город архипелага, Торсгавн, имеет около 1.300 жителей (в 1890 г.).