IV.

Хотя некоторые города бельгийской территории в последние три столетия уменьшились в отношении количества населения и хотя гористая область Арденнов может прокармливать лишь небольшое число жителей, Бельгия, тем не менее, занимает, по густоте или сплоченности населения на данном пространстве, первое место между государствами Европы. Если бы вся земля была пропорционально так же плотно населена, как Бельгия, то на ней насчитывалось бы слишком двадцать пять миллиардов людей, то-есть в семнадцать или восемнадцать раз больше, чем сколько их существует теперь.

Исчисляя приблизительно население рассматриваемой страны на основании числа мужчин, способных носить оружие, приводимого у Юлия Цезаря в его «Комментариях», мы находим, что вся территория, известная ныне под именем Бельгии, заключала в своих пределах около пяти сот тысяч душ, что составляет почти одну восьмую теперешней цифры населения; но после того, как римский завоеватель прошел со своими легионами по бельгийской Галлии, этот край превратился почти в пустыню. С той эпохи в движении народонаселения происходили постоянные колебания в ту или другую сторону, и рост его то усиливался, то замедлялся или приостанавливался, смотря по альтернативам войн и мира, обильных жатв и неурожаев. В настоящее время оно постоянно возрастает, соразмерно развитию торговли и местной производительности. В продолжение полустолетия, протекшего со времени отделения Бельгии от Голландии, число бельгийцев не переставало увеличиваться, исключая рокового 1847 года, когда «острый голод», «famine aigue», постигший обе Фландрии, увеличил число смертных случаев и уменьшил число рождений.

В этих западных провинциях королевства общая убыль народонаселения в течение трех лет, предшествовавших революционному периоду 1848 года, составляла около 53.000 душ. С 1830 года это был единственный шаг назад в нормальном движении бельгийского народонаселения: в последние сорок восемь лет около миллиона восьми сот тысяч душ прибавилось к числу бельгийцев, что составляет около половины числа жителей, оказавшагося по первой народной переписи. И это значительное увеличение населения совершилось единственно вследствие естественного прироста самого народа, то-есть вследствие избытка числа рождений над числом смертных случаев, и вследствие увеличения средней продолжительности жизни, ибо число иностранцев, поселяющихся в крае на постоянное жительство, относительно весьма невелико. В 1890 г. во всей Бельгии насчитывалось 161.438 иностранцев, в том числе: голландцев—56.306, французов—45.430, немцев—47.338, англичан—4.523, других национальностей—7.841.

Прежде густота населения делала битву жизни очень трудною в бельгийских городах, и потому чужеземцы не осмеливались увеличивать собою число участников в этой борьбе за существование; теперь притягательная сила больших городов привлекает их в постоянно возрастающем числе; очень многочисленны также уроженцы страны, которые, утомившись продолжительными усилиями завоевать себе обеспеченный кусок хлеба, отправляются искать счастья на чужбине, преимущественно во Франции. Однако, взятый в совокупности, бельгийский народ, как показывает статистика, отличается большою привязанностью к родной земле и домоседством: более трети обитателей страны родятся, живут и умирают в одной и той же общине: в десятилетие с 1856 по 1866 г. пропорция этого неподвижного населения даже немного возрасла, если только в статистические документы не вкралась какая-нибудь ошибка: бельгийцы, родившиеся в общине своего постоянного местопребывания, в 1856 г. составляли 69,1%, а 1866 г. 69,4%; после того она уменьшилась (в 1880 г.—67,2 % ). В Бельгии, как и в других странах Европы, значительное эмиграционное движение увлекает деревенских жителей к городам, к окружающим их предместьям и к областям каменноугольного производства.

Возрастание народонаселения в Бельгии с 1840 по 1882 г.:

Округа: Шарлеруа—165,70 проц., Брюссель—95,71 проц., Льеж—87,53 проц., Вервье—64,62 проц., Монс—49,22 проц.

Города теперь заключают в себе уже более четверти жителей Бельгии, и эта пропорция возрастает с каждым годом. В чисто-земледельческих округах народонаселение остается почти неподвижным, и даже в последние тридцать пять лет оно уменьшилось в трех округах: Оденардском, Тильтском и Атском.

Сравнительно с другими европейскими нациями, бельгийцы занимают одно из первых мест в отношении продолжительности жизни и благоприятных гигиенических условий. В период с 1841 по 1866 г. один родившийся приходился, в Бельгии, ежегодно на 33 жителя, а умирал только один из 45 жителей. Средняя продолжительность жизни составляет от 40 до 41 года и более 50 годов для тех, кто пережил первые пять лет: это почти такая же продолжительность жизни, как и во Франции. Однако, в этом отношении и в Бельгии замечается большая разница, не только между городами и деревнями,—последние, разумеется, оказываются гораздо более здоровым местопребыванием, как это видно из того, что один смертный случай в бельгийских городах приходится, средним числом, на 36,4 жителей, а в деревнях только на 44,8 жителей,—но также и между различными провинциями. Карта, на которой смертность различных областей Бельгии обозначена более или менее густыми красками, совершенно соответствует гипсометрической карте этого государства: возвышенные области, то-есть валлонские провинции, населены людьми сравнительно наиболее долговечными; в низменных местностях фламандской земли средняя жизнь короче; наконец, промежуточная страна, представляющая область холмов посредственной высоты, есть, вместе с тем, область посредственной здоровости, занимающая середину между двумя прежде названными частями Бельгии. Восточная и западная Фландрия, где жители наиболее скучены на данном пространстве, суть провинции, где они умирают всего скорее, и где годовой прирост населения относительно наименее значителен. Между Намюрскою областью (le Namurois) и Фландриями разность средней жизни достигает огромной пропорции: она составляет больше четверти, как видно из следующей таблицы, показывающей смертность и процентное увеличение народонаселения в различных провинциях королевства:

	Годовой процент умирающих. 1 житель на	Процентное увеличение населения с 1830 по 1881 г.
Западная Фландрия	39,6	13,73 проц.
Восточная „	43	18,70 „
Брабант	43,1	75,37 ,,
Антверпен	43,4	64,95 „
Лимбург	45	31,70 „
Люттих	46,1	77 „
Геннегау	48	59,42 ”
Люксембург	50	30
Намюр	54,4	50,92 „

Все статистические ведомости общин и больниц свидетельствуют об этом жизненном превосходстве валлонов сравнительно с населениями германской расы. Чахотка, этот бич, который похищает около одной пятой бельгийского народа и который свирепствует в городах западной Бельгии с большею силой, чем во всех других городах Европы, производит свои опустошения преимущественно между фламандцами; их сравнительно чаще поражают рахитизм, различные недуги, раковидные болезни, умопомешательство; между ними оказывается гораздо больше, чем между валлонами, неспособных к военной службе; они даже во чреве матери подвергаются относительно наибольшей опасности смерти. Чем объяснить эту противоположность между фламандцами и валлонами? Следует ли смотреть на нее просто как на следствие различия чистоты воздуха на возвышенностях и в низменных равнинах, или мы должны предположить здесь какое-нибудь неизвестное нам влияние, происходящее от племенного различия? Один исследователь, Мейн (Меnnе), полагает, что менее благоприятное санитарное состояние фламандских провинций есть следствие нищеты рабочего класса: ничтожная, сравнительно, заработная плата—такова, по его мнению, истинная причина рахитизма и большой смертности в крае. Может быть, в этом печальном явлении следует также видеть действие «исторических и нравственных причин, под влиянием которых население этих провинций утратило часть своей энергии и самодеятельности».

Как бы то ни было, увеличение производительности почвы позволило добывать средства для содержания постоянно возрастающего населения. Большинство шести слишком миллионов людей, населяющих эту страну, далеко не пользуется обеспеченным материальным благосостоянием; питание их весьма недостаточно, но, тем не менее, нельзя не удивляться, что такая маленькая территория может прокармливать, даже скудно, столь многочисленные массы народа.

Разсматриваемая в своей совокупности, Бельгия между всеми странами Европы имеет наиболее производительную почву, при равенстве поверхности: здесь земледелец заставляет землю родить продукты в относительно наибольшем количестве; здесь он съумел лучше, чем где-либо, превратить пространства, от природы бесплодные, в необычайно плодородные поля, дающие обильные урожаи.

Земледельческие области бельгийской территории совпадают с её геологическими областями. Древние формации Арденнских гор, составляющих общий хребет страны, суть также те местности, где почва эксплоатируется наиболее примитивным способом. Более четверти поверхности покрыто там еще пустырями, поросшими вереском и мелким кустарником. Другая часть Арденнов, не разделенная на правильные поля, обработывается только через каждые десять, двенадцать или пятнадцать лет, и способ обработки состоит в том, что каждый раз предварительно выжигают траву, для того, чтобы удобрить почву при помощи золы, остающейся после сгоревшего растительного покрова. Рядом с этими новинами, «sarts», существуют поля, возделываемые лишь в течение трех последовательных годов и затем оставляемые под паром в продолжение, по крайней мере, такого же периода времени. Во многих местах поземельная собственность составляет нераздельное владение всей общины, как у славянских народов восточной Европы, и домашния животные пасутся вместе на общинном выгоне. В области Кондроз, менее возвышенной и более нового геологического образования, чем Арденны, общинное землевладение уже не встречается, и поземельная собственность везде разделена; необработанные пространства здесь редки, но значительная часть земледельческой территории, треть или четверть, остается каждый год под паром. У подошвы возвышенностей, область, покрытая слоем так называемого «гесбейского ила», уже не знает отдыха—земледелие находится здесь уже на очень высокой степени развития, и почва, повсюду дренированная и глубоко распаханная, производит, при господствующей системе плодопеременного полеводства, каждый год различные роды хлебных растений. Наконец, песчаная область, обнимающая более половины низменной Бельгии, заключает еще, правда, обширные пространства ландов и лесов, особенно в Кампине или Брабантской Кампанье; но в этой же полосе находится Фландрия, земля, наилучше обработанная из всех бельгийских провинций,—земля, которую заступ превратил в громадный сад, дающий не один, а два урожая в год. Замечательно, что Фландрия, теперь богатейший край Бельгии, была от природы одна из самых бесплодных местностей: эта территория есть лишь западное продолжение Кампины и всей той области песков, которая, по другую сторону Рейна, образует «гест» (Geest) Ганновера и ланды Люнебурга. Однако, как замечает Э. Лавеле, когда хотят указать плодородный край, то называют «обильно производящие поля», «тучные земли» Фландрии. Никто, конечно, не станет оспаривать верности этих выражений, никто не найдет их преувеличенными, так как действительно в этом крае неутомимый труд человека дал земле все, чего ей недоставало, сделал, при помощи искусственного удобрения, плодоносною почву, от природы тощую и песчаную. В наши дни фламандское земледелие может служить образцом по обилию и разнообразию его произведений; область Вес с полным правом могла поместить в своем гербе золотую репу. Но зато сколько нужно расходов, чтобы улучшать почву и постоянно поддерживать ее во всей её производительной энергии! Вычислено, что фламандский земледелец каждый год издерживает средним числом от 80 до 100 франков на гектар для покупки навоза: таких значительных затрат на удобрение земли не делают ни в Ломбардии, ни в Англии. Фламандский способ культуры мало-помалу распространяется и в соседней Кампине. В этой последней области для приобретения культурной земли обыкновенно поступают так: сначала на песках разводят сосновые насаждения, затем лесные работники расчищают маленький уголок земли, заводят немного скота; расчищенная просека, покрытая пашнями, постепенно принимает все большие размеры, и таким образом новый клочок Кампаньи присоединяется к земледельческой Фландрии. Около половины текущего столетия поросшие вереском пустоши продавались, средним числом, франков по десяти за гектар: в настоящее время цена их везде возвысилась по меньшей мере в десять раз. Площадь необработанных земель Бельгии уравновешивается площадью полей, на которых получают по два урожая в год: принимая в рассчет эти земли, дающие двойную жатву, можно считать поверхность производительной почвы в Бельгии равною пространству всей территории, именно около 3 миллионов гектаров.

Посвященная земледелию площадь почвы в 1880 г. составляла 2.215.533 гектара. Из этого количества различные культуры занимали следующие площади:

Хлебные растения—933.664 гектар.; бобовые—33.093 гект.; промышленные растения—79.272 гект.: картофель—199.357 гект.; кормовые травы—217.941 гект.; луга и пастбища—351.155 гект.; виноградники—206; фруктовые сады—37.948; огороды—39.723 гектаров. Совокупность земледельческого производства: 1.650.976.000 франк.

Нигде в других странах не встретишь в одной меже такого обширного пространства производительных земель, представляющих такой огромный капитал, ибо сумму, которую представляют собою культурные земли Бельгии, нужно считать по меньшей мере в 15 милиардов франков. Ценность земли и величина арендной платы постоянно и быстро возрастали: в 1856 году гектар продавался, средним числом, по 3.171 франк.; в 1866 году средняя цена его была уже 4.173 франка; то есть поднялась почти на целую треть; с той поры произошло дальнейшее повышение цен; земельные участки дорожают с каждым годом. По различным областям или полосам, ценность земель в Бельгии представляла в 1866 году следующие цифры (по Лавеле):

	Средняя продажная цена за гектар	Средняя арендная цена за гектар	Население на каждые 100 гектар
Пояс польдеров	4.438 фр.	125 фр.	109 жит.
Фландрии	5.087 „	112 „	274 „
Пояс плодородного гесбейского ила	5.540 „	127 „	202 „
Камнина	4.203 „	126 „	127 „
Кондроз	3.233 „	83 „	136 „
Арденны	1.736 „	55 „	39 „

В равнинах Бельгии роды культуры чрезвычайно разнообразны, так как там большинство крестьян, кроме питательных и кормовых злаков, возделывают еще и промышленные растения. Разнообразие форм и цветов, которое представляют различные культурные растения, покрывающие поля, придают стране вид сада. Однако, каждая область имеет какой-либо главный род культуры: польдеры производят преимущественно кормовые травы, а из хлебных злаков—ячмень; во Фландриях и в Кампине обыкновенный продукт пахатных полей—рожь; в области Гесбе, где почва состоит из плодородного ила, преобладающий род хлеба—пшеница. Гористые области тоже имеют свои специальные отрасли хлебопашества: в Кондрозе сеют полбу, в Арденнах—овес и в особенности ячмень; наконец, в юго-восточном углу Бельгии, в том, хорошо защищенном от холодных ветров, бассейне, где течет река Семуа и который прозвали «Малым Провансом», пшеница и фруктовые деревья составляют главный доход сельского населения; в урожайные годы большое количество плодов употребляется на производство крепких напитков.

Бельгия, богатейшая страна Европы по относительному пространству её пахатных земель, занимает, вместе с тем, первое место между европейскими государствами по относительным размерам производства хлебных злаков и других мучнистых растений; так, в 1876 г. площадь пахатных земель составляла:

В Бельгии—66,1 проц.; во Франции—59 проц.; в Англии—54,4 проц.

Культура хлебных злаков и других мучнистых растений: в Бельгии—48,5 проц.; во Франции—34,7 проц.; в Англии—21,3 проц.

Промышленные растения, сахарная свекла, лен, рапс, табак.—по процентному отношению культуры которых Бельгия тоже занимает первое место в ряду государств Западной Европы—приобретают с каждым годом все более важное значение в земледельческой экономии страны, но не в ущерб, однако, производству хлебных злаков, благодаря расчистке под пашни пустошей и увеличению производительности полей, достигаемому при так называемой «интенсивной» системе хозяйства.

Культура промышленных растений: в Бельгии—4,3 проц.; во Франции—1,8 процент.; в Англии—0,2 проц.

Что касается виноградников, то они отступили в Бельгии, так же, как во Франции и в Германии, далее на юг, с тех пор, как легкость сообщений дала возможность привозить, с небольшими издержками, виноградные вина из стран, которые производят их в значительных количествах и высшего качества. Виноградники можно встретить в Бельгии только в долине Мааса, на обращенных на полдень и защищенных от холодных ветров склонах холмов, в окрестностях Льежа, Гюй, Динана; но бельгийские виноградари редко получают напиток действительно приятный на вкус: вино из долины Мааса сильно отзывается землей, что приписывают листам сланца, которыми работники покрывают почву, чтобы получить усиленное отражение лучей солнца.

Бельгия, вместе с её соседкой, Голландией, по справедливости может быть названа обетованною землей садоводства и огородничества. Ни в какой другой стране Европы сады и огороды не занимают, относительно, столь значительного пространства, как в Бельгии, где они составляют около одной сороковой всей территории.

Площадь земель под огородами:

В Бельгии—2,3 проц.; во Франции—1,0 проц.; в Англии—0,1 проц.

Кроме того, обширные поля, причисляемые к пахатным землям, по справедливости могли бы быть помещены в число огородов по причине их способа культуры и их произведений. Свойство почвы, обилие воды, огромное количество удобрений, доставляемое промышленными городами, крайняя раздробленность землевладения и в особенности соседство больших рынков, где сбыт продуктов всегда обеспечен,—все способствует развитию в Бельгии огородничества и садоводства: как пахатные поля мало-по-малу захватывают пастбища и выгоны, также точно, и даже быстрее, огороды и сады распространяются по полям. Многие разновидности овощей были получены бельгийскими огородниками: между прочим, можно указать на «брюссельскую» капусту, которая теперь разведена во всей Европе. Бельгийские фруктовые сады производят многие сорты плодов, отличающиеся какими-либо особенными качествами—необыкновенною сочностью, приятностью вкуса или ароматом; один Лондон каждый год ввозит этих плодов на несколько миллионов.

С шестнадцатого столетия фламандцы прославились своею любовью к цветоводству; как для всех других своих промышленностей, они основали общества для культуры редких растений, и каждый праздник в честь св. Доротеи был для их союза или «братства»(соnfrerie) случаем устраивать выставки самых красивых цветов. В наши дни цветочные ассоциации тоже очень многочисленны; но и помимо этих обществ, одна частная промышленность создала в Бельгии превосходные оранжереи, которые считаются богатейшими в Европе по обилию и разнообразию редких растений; в Генте, Брюсселе, Антверпене, вообще во всех больших городах королевства существуют парки и зимние сады, где можно видеть экзотические деревья, кусты и растения, привезенные из самых отдаленных стран земного шара. У одного известного садовода в оранжереях насчитывается до тысячи двухсот различных видов орхидей; чтобы собрать эту богатую коллекцию представителей семейства ятрышниковых, он должен был путешествовать многие годы по разным странам тропической Америки, содержать в дальних, заморских краях большое число специалистов-ботаников, исследования которых принесли огромную пользу науке. В настоящее время бельгийские садовники отправляют свои цветы не только в Англию, во Францию, в Германию, в Россию, вообще во все европейские государства, но также в Новый Свет и даже в те самые страны, откуда были вывезены их туземные растения. Впрочем, культура цветов не есть в Бельгии простая промышленность,существующая ради удовлетворения роскоши; напротив, цветы составляют почти необходимую принадлежность в бельгийских домах: во многих скромных жилищах, куда воздух с трудом проникает, да и то воздух, насыщенный всеми зловониями улицы, каждое окно уставлено цветами, в которых алый или голубой цвет венчиков приятно перемешивается с зеленью листьев.

В Бельгии, по крайней мере в низменной её части, в области равнин, земля до крайности раздроблена, и, благодаря упорному труду владеющих кусочками её, она производит тем больше, чем на меньшие участки разделена. По сведениям, приводимым Лавеле, в 1876 году деление поземельной собственности в Бельгии было следующее:

Число земельных участков—6.447.237; средняя величина участка—45 аров; число землевладельцев—1.131.112; средняя величина имений—2,60 гектар.

В 1881 году число участков—6.471.615; средняя площадь одного участка—45¹/₂ аров.

В восточной Фландрии земледелец, обрабатывая клочок земли, средним числом, немного менее гектара, прокармливает почти столько же душ, как и английский работник, располагающий втрое большим участком. Даже в Кампине, где значительное пространство покрыто еще пустошами, поросшими вереском и кустарником, имения вообще невелики: едва наберется десятка три таких имений, где земли около 100 гектаров; обыкновенная же величина их от 10 до 30 гектар. Земледельческие машины, которые, казалось бы, должны быть особенно распространены в такой прекрасно обработанной стране, какова Бельгия, встречаются там, напротив, довольно редко: заступ—вот орудие, которым создано богатство Фландрии, так же, как богатство Ломбардии. Но, по злой иронии судьбы, именно в тех областях Бельгии, где почва всего лучше возделана, землепашцы зарабатывают всего менее, питаются всего хуже. Вообще, земледельческое население ест только ржаной хлеб, или хлеб из смеси пшеницы с рожью, картофель, кое-какие овощи, а пьет только снятое молоко и кофе с цикорием; мясо и пиво появляются на столе земледельца только по праздникам.

Средняя заработная плата сельского работника в 1873 году

Во Фландриях—от 1 фр. 20 сант. до 1 фр. 50 сантимов; в Гесбе—2 франка; в Арденнах—от 2¹/₂ до 3 франков.

В Арденнах, где заработная плата вдвое выше, съестные припасы тоже дешевле. Таким образом, на самой бедной почве работник пользуется наибольшим довольством.

Бельгия имеет гораздо больше лошадей, чем сколько можно бы было ожидать найти в стране, где земледельцы для обработки почвы употребляют преимущественно заступ; это объясняется тем, что эти животные здесь почти необходимы для перевозки сельскохозяйственных произведении и для работ промышленности. Для этой цели в Бельгии употребляют преимущественно больших лошадей фламандской породы, которые, как ломовые животные, высоко ценятся даже англичанами, несмотря на то, что в Англии есть свои лошадиные породы, отличающиеся замечательною силой. В средние века рыцари, облачавшиеся в тяжелые боевые доспехи, самых сильных ратных коней обыкновенно покупали во Фландрии, Брабанте и Геннегау. Что касается арденнской породы лошадей, чистокровных представителей которой теперь очень мало, то она принадлежит к лучшим европейскими породам по своей необыкновенной выносливости: говорят, что во время похода Наполеона I в Россию арденнские лошади, вместе с маленькими бретонскими лошадками, гораздо лучше других пород переносили все трудности и лишения отступления.

Ослы и мулы очень немногочисленны в Бельгии (всего около одиннадцати или двенадцати тысяч голов) и встречаются только в смежных с Францией общинах, где их употребляют для перевозки сельскохозяйственных продуктов между двумя соседними странами. Но быки и коровы имеют весьма важное значение в народном хозяйстве Бельгии, даже более важное, чем лошади. Они пасутся на роскошных лугах низменной части страны и на горных пастбищах холмов. Бельгийские породы рогатого скота представляют такое же резкое различие между собою, какое замечается между породами лошадей: в Арденнах не редкость встретить коров, живой вес которых не превышает 150 килограммов, тогда как коровы равнины имеют вчетверо больший вес. По Лейдеру, годовое производство говядины в Бельгии (1873 г.) равняется 46.000.000 килограммов, что составит слишком 9 килограммов на каждого жителя. Крупный рогатый скот утилизируется бельгийцами только для получения молока и навоза: его употребляют исключительно для перевозки тяжестей. Производство молока в Бельгии (1873 г.): 3.693.000 литров в день, 1.350.000.000 литров в год. Область Герве, очень неровное плато, простирающееся между реками Весдрой и Маасом, есть одна из богатейших стран по количеству рогатого скота: это одно обширное пастбище, поросшее прекрасной травой и везде обсаженное тенистыми плодовыми деревьями. В этой области делают отличные сыры и масло, не уступающее по достоинству кампинскому.

Что касается овцеводства, то размеры его в Бельгии, так же, как в Германии и в большей части других европейских государств, уменьшаются с каждым десятилетием, по мере того, как съуживается площадь необработанных земель, служащих выгоном. Впрочем, эта страна никогда не производила тонких сортов шерсти; руно туземных овец годится лишь для выделки обыкновенных шерстяных тканей. Годовое производство овечьей шерсти в Бельгии, по Лейдеру, простирается до 1.200.000 килограммов. Раздробленность земли на мелкие участки, постоянно увеличивающаяся, тоже способствовала уменьшению количества овец в крае; но, взамен того, эта же самая раздробленность землевладения имела следствием увеличение числа коз, которые сделались домашним животным пролетария. Годовое производство козьего молока в Бельгии, по Лейдеру, составляет около 45.000.000 литров. Число свиней также постоянно возрастает на мелких фермах Бельгии, и порода их значительно усовершенствована в последние тридцать-сорок лет. Годовое производство свиного мяса в этой стране Лейдер определяет в 25.000.000 килограммов. Фламандцы, кроме того, разводят много кроликов и кур, как видно из следующей таблицы, показывающей число домашних животных в Бельгии.

В 1866 г. насчитывалось:

Лошадей	283.163	6 на 100 ж.
Коров и быков	1.242.445	26
Овец и баранов	586.097	12
Коз	197.138	4
Свиней	632.301	13
Кроликов	878.000	18
Кур	4.410.000	98

По переписи 1880 г., оказалось: лошадей—271.974 (5 на 100 жит.), крупного рогатого скота—1.382.815 голов (25 голов на 100 жит.), овец—365.400, свиней—646.375.

Число пчелиных ульев уменьшается, по причине расчистки под пашни большего количества пустошей в Арденнах и Кампине; однако доход от 140.000 ульев, оказавшихся в стране по переписи 1866 года, составлял около 2 миллионов франков.

Промышленность Бельгии, так же, как и её земледелие, есть одна из самых деятельных в Европе; некоторые из её округов усеяны городами и деревнями, образующими бесконечные скопления фабрик и заводов. Развитию промышленной деятельности благоприятствовали не только традиция труда, способы производства, завещанные прошлым, центральное положение страны среди других государств Европы и удобные пути сообщения, облегчающие вывоз произведений, но также и то обстоятельство, что Бельгия обладает богатыми залежами каменного угля, составляющего главную пищу современных фабрик. Люттихская область, и особенно округи Шарлеруа и Монс в провинции Геннегау, заключают в себе наибольшую долю этих подземных богатств, которые ставят Бельгию на четвертую или пятую степень между странами, производящими каменный уголь. В 1895 году добыча ископаемого угля в Бельгии составляла: 20.451.000 тонн, ценностью около 193.357.000 франк.

С 1830 года количество минерального топлива, извлекаемого из бельгийских каменноугольных копей, более чем ушестерилось, и теперь рыночная цена добываемого в Бельгии угля, около четверти которого вывозится во Францию, доходит, в сложности, до огромной суммы 340 миллионов франков в годы усиленной торговой деятельности, каким был, например, 1873 год.

Добыча каменного угля в Бельгии: в 1830 году—2.513.000 тонн; в 1840 году—4.000.000 тонн; в 1850 году—5.800.000 тонн; в 1860 году—9.600.000 тонн; в 1873 году—13.778.000 тонн; в 1892 году—19.583.000 тонн; в 1895 году—20.451.000 тонн.

Но те годы, в которые размеры производства уменьшаются, гибельны для многочисленных рабочих, скученных вокруг каменноугольных копей и не знающих никакого другого ремесла, кроме того, к которому они были приучены с детства. Впрочем, каменноугольный промысел, в том виде, в каком он ныне практикуется, во всякое время способствует физическому и нравственному обеднению и вырождению людской породы. Еще в 1877 году четверть работников, занятых в шахтах, состояла из мальчиков и девочек, и многие из этих несчастных имели не более десяти лет от роду; на открытом воздухе около трети употребляемых рабочих «рук» были руки женщин и детей. По новому закону, вступившему в действие с 1 августа 1878 года, запрещено заставлять работать в подземных копях и каменоломнях мальчиков и девочек, не достигших, соответственно, двенадцатилетнего и тринадцатилетнего возраста; но этот закон не распространялся на детей обоего пола, которые уже ранее были наняты владельцами копей или каменоломен. Средним числом, в Бельгии ежегодно погибает от несчастных случаев всякого рода 227 человек каменноугольных рабочих. Конкурренция немецких каменноугольных копей бассейна реки Рур объясняет отчасти страдания, тяготеющие ныне над населением Боринажа и других каменноугольных областей Бельгии. Пласты каменного угля, открытые в Вестфалии, оказались более мощными и ближе лежащими к поверхности земли, чем бельгийские залежи провинций Люттиха и Геннегау, а потому и разрабатывать их легче. До недавнего времени боялись употреблять этот немецкий уголь для надобностей флота, подозревая в нем способность к самовозгоранию. Но опыт показал, что эти опасения были преувеличены: теперь как военные, так и купеческие суда, безбоязненно употребляют вестфальский уголь, который вывозится также во все соседния государства и проникает даже в Бельгию, где он оспаривает покупателей у минерального топлива, поставляемого копями Монса и Шарлеруа.

Почва Бельгии, разрытая на значительной части её протяжения рудокопами и каменоломами, дает, кроме ископаемого угля, порфир и мрамор, фландрский или «малый» гранит, песчаник, шифер, кремень, фосфориты, известь и пластическую глину всякого рода (в 1891 году всех каменоломень в Бельгии было 1.666, с 25.717 рабочими, а общая ценность их производства равнялась 37.800.000 франк.); далее, серный колчедан, употребляемый на приготовление серной кислоты, цинковую руду, добываемую в разных местах королевства и преимущественно в Моресне, на германской границе; но самые важные между бельгийскими рудниками—железные, которые и доставляют сидерургическим заводам часть нужной им руды.

Железные рудники в Бельгии дали:

В 1865 г.—1.018.231 тонн руды ценностью в 9.829.516 франков; 1881 г.—223.412 тонн руды, ценностью в 1.813.000 фр.; в 1891г.—202.204 тонн руды, ценностью около 1.17 2.000 франк.

Число рабочих на горных промыслах:

	1865 г.	1891 г.
Каменноугольные копи	82.368	118.983
Каменоломни	20.459	25.717
Рудники	11.813	1.527

В настоящее время Люксембург—единственная провинция, где есть еще в значительном количестве годные к разработке железные руды; в других же частях Бельгии рудные месторождения уже истощились.

Обработка железа на древесном угле почти совершенно вывелась в Бельгии. Теперь этот способ употребляется только на некоторых заводах Намюрской провинции, для известных специальных продуктов; вся же масса стали, железа и чугуна выделывается ныне на каменном угле. Число сидерургическпх заводов в 1891 г.: доменных печей в действии—28; железоделательных заводов—64.

Ценность производства железа составляла: в 1850 г.—31.000.000 фр.; в 1860 г.—81.075.000 фр.; в 1870 г—149.000.000 фр.; в 1871 г.—245.600.000 фр.; в 1880 г.—96.956.000 фр. (вместе со сталью); в 1891 г.—111.000.000 франк.

Производство стали в 1891г.: 206.305 тонн, ценн. 29.111.000 франк.

Вообще, металлургическое производство составляет одну из важнейших отраслей бельгийской промышленности; но, как видно из сейчас приведенной сравнительной таблицы, оно подвержено в разные годы значительным колебаниям, которые сопровождаются гибельными последствиями для рабочего класса. То же самое можно сказать о фабрикации машин и оружия, которое сосредоточено в Люттихе и его окрестностях, о производстве стекла, главные заводы которого сгруппированы вокруг Шарлеруа. Производство бельгийских стеклянных заводов в 1891г. представляло ценность около 55,4 миллионов франк. Бельгия отправляет оконные стекла во все почти страны земного шара, даже в Китай и на острова Океании; но главными покупателями этого продукта бельгийской промышленности являются Великобритания и Соединенные Штаты Северной Америки.

В последнее время конкурренция с другими странами, производящими стекло, сделалась затруднительна, вследствие чего многие из бельгийских стеклянных заводов принуждены были прекратить свою деятельность. Между главными отраслями промышленности Бельгии одна из самых правильных—производство цинка, размеры и ценность которого увеличиваются с каждым годом, как показывает следующая таблица:

Производство цинка было:

В 1850 г.—22.246 тонн, ценностью 9.814.000 франк.; в 1860 г.—45.457 тонн, ценностью 24.555.000 франк.; в 1870 г.—65.000 тонн, ценностью 30.846.000 франк.; в 1881 г.—95.194 тонн, ценностью 38.413.000 франк.; в 1891 г.—85.999 тонн, ценностью 48.271.000 франк.

Что касается мануфактурной промышленности, то в Бельгии существуют, во-первых, различные роды ткацкой промышленности, и некоторые из них представлены многочисленными и обширными фабриками. Правда, фабрики шелковых материй, которыми ныне обладает эта страна, не могут сравниться по важности с теми мануфактурами, которые так много способствовали созданию торговой славы Антверпена в шестнадцатом столетии, а ингельмюнстерские и мехельнские ковры не ценятся теперь так высоко, как некогда ценились оденардские; но производство шерстяных, бумажных и полотняных тканей получило значительное развитие со времени отделения Бельгии от Голландии. Суконные фабрики перерабатывают ныне количество шерсти, почти вдесятеро превосходящее те количества сырого материала, которые они потребляли лет тридцать тому назад, как видно из следующих данных:

Среднее количество шерсти, перерабатываемой в Бельгии: в 1840 г.—2.913 тонн, ценностью около 11.653.000 франк.; в 1880 г.—43.287 тонн, ценностью около 100.000.000 франков.

Вывоз шерстяных тканей: в 1874 г.—2.046 тонн; в 1882 г.—3.079 тонн.

В настоящее время бельгийская шерстяная промышленность переработывает ежегодно свыше 60 миллион. килограм. шерсти и производит тканей на сумму 150 милл. франк.

Город Вервье, главный центр бельгийской суконной промышленности, сделался соперником Эльбёфа и Седана. Фабрикация бумажных материй в начале должна была перенести в Бельгии сильный кризис, когда рынки Голландии вдруг были заперты для её произведений, и в первое десятилетие после отделения Бельгийского королевства от Нидерландов число веретен и ткацких станков оставалось почти неизменным; но с той эпохи это число удвоилось, и, пропорционально своему протяжению, Бельгия в настоящее время имеет хлопчатобумажных прядильных и ткацких фабрик не меньше, чем Франция и Германия, хотя она не может конкуррировать ни с Нормандией, ни с Эльзасом в отношении тонкости пряжи и тканей: она занимается почти исключительно производством обыкновенных сортов бумажной пряжи и бумажных материй. Общее количество веретен для прядения хлопка было в Бельгии: в 1830 году—400.000, в 1840 году—420.000, ныне около—800.000; ценность производимых бумажных тканей и пряжи около 150 миллион. франк. Что касается льноткацкой или полотняной промышленности, то существованию её одно время грозила серьезная опасность, именно в период переходного состояния, когда бельгийские полотняные фабриканты, чтобы выдержать конкурренцию Великобритании, заменили ручной труд механическим производством. Дело шло о насущном хлебе 350.000 рабочих, огромное большинство которых, около 300.000 человек, приходилось на долю восточной и западной Фландрии, и легко понять, какою дорогою ценой, в смысле лишения множества семей главного источника пропитания, было куплено это экономическое преобразование, если мы припомним, что фламандские провинции не имеют никаких минеральных богатств, что землевладение раздроблено там до последней крайности и что ткацкое ремесло составляет для этого края единственную промышленность в собственном смысле. Огромное число фламандских ткачей, и притом, может быть, самые лучшие, ушли из Бельгии во Францию и поступили на фабрики в Северном департаменте. Ручное прядение льна, так же, как и пеньки, почти совершенно исчезло в обеих Фландриях; оно сохранилось только для некоторых простых тканей домашнего обихода и для особого рода нитей, употребляемых для плетенья кружев. Вот некоторые цифры, показывающие развитие полотняного производства в Бельгии с 1834 года.

Бельгийские льнопрядильни в 1834 г.—47.000 веретен; в 1873 г.—220.000; прядильни льна, пеньки и джута в 1881 г.—306.000 веретен.

Льноткацкая промышленность занимает около 350.000 лиц.

Кружевная промышленность, которая, с конца четырнадцатого столетия, дает занятие десяткам тысяч бельгийских работниц, ускользает пока еще, в значительной части, от применения механических способов производства, и в настоящее время около 150.000 женщин занимаются этим промыслом, временно или постоянно. Выделка кружев, бумажных и шелковых, белых и черных, значительно усовершенствована в отношении разнообразия форм и красоты узора: но сколько нужды и горя изображают собою эти изящные, тонкия вышиванья и плетенья! Вознаграждение за эту работу самое ничтожное. Ни один класс общества не представляет такого поразительного физического упадка, как класс кружевниц. Эта промышленность, особенно в ремесленных школах, губительно действует на здоровье мастериц, ведет к истощению телесных и душевных сил многих тысяч бедных девушек, которые впоследствии делаются хилым, болезненным корнем новых рабочих поколений.

Ценность кружевного производства: в 1846 году—50.000.000 франк.; в 1873 году—100.000.000 франк.

Напротив, плетенье соломы, «промысел домашний, а не фабричный», служит источником увеличения благосостояния в том округе Бельгии, где оно практикуется. Меловой грунт бассейна, по которому протекает река Жеккер или Жер, близ Маастрихта, сообщает соломе большую крепость, гибкость и замечательную белизну. Бельгийская плетеная солома высоко ценится в торговле; ей предпочитают только итальянскую солому для фабрикации дамских шляп. В некоторых богатых общинах помянутого округа почти все жители занимаются приготовлением и плетеньем соломы. Ценность выделываемой в бассейне Жеккера плетеной соломы составляет (по Э. Лавеле) от 6 до 7 миллионов франков в год.

В Бельгии, как и в других государствах Европы, крупная фабричная промышленность постепенно завладевает также производством предметов продовольствия, в ущерб мелкой промышленности, и обширные фабричные заведения, паровые мукомольные мельницы, фабрики сухарей и печенья, свеклосахарные и рафинадные заводы, пивоваренные, винокуренные и водочные заводы и т. д. все более и более устраняют мелких производителей одиночных ремесленников или промышленников, и ввергают их в пролетариат. Для приблизительного определения захватов крупной централизующей промышленности мерилом может служить постепенное увеличение числа машин всякого рода. Первый введенный в Бельгии паровой снаряд был установлен в 1723 году, по системе Ньюкомена, для выкачивания воды из одной каменноугольной копи в окрестностях Люттиха. В 1800 году во всей бельгийской земле насчитывали только 27 паровых машин; но после 1830 года число их скоро перешло за тысячу и не переставало возрастать с каждым годом; в то же время увеличивалась и средняя сила каждого снаряда. В настоящее время паровые двигатели в Бельгии представляют собою по меньшей мере силу, равную силе тринадцати миллионов людей, так что сила действующего ныне пара в десять раз превосходит силу всего рабочего класса страны.

Число паровых машин в Бельгии было: в 1838 г. (сила 25.000 лошадей)—1.044; в 1850 г.—2.250; в 1860 г.—4.961; в 1870 г—9.294.

В 1891 году: паровых котлов—18.630; двигателей—18.304 в 397.120 лошадиных сил.

Но в то время, как машины работают, часто случается, что люди остаются без работы. Промышленные кризисы, продолжающиеся по целым сезонам и даже по целым годам, предают рабочих десятками тысяч в жертву нищеты, голода и болезней, которые являются их неизбежным следствием. О крайней бедности значительной части населения можно судить по тому факту, что половину домов принуждены были освободить от налога, по той причине, что наемная плата их оценивалась менее 42 франков. Нужно, однако, прибавить, что фиск часто довольствуется, при собирании этого рода статистических данных, фиктивными заявлениями, которые гораздо ниже действительной наемной платы.

Число домов, освобожденных от налога в 1868 г.—468.000 из 965.000.

На 1.000 домов в 1856 году: 782 имеющих одно только нижнее жилье в уровень с землей; 183 в один этаж; 35 в два и более этажей.

Внешния торговые сношения бельгийских городов увеличились в такой же пропорции, как и их промышленность. Впрочем, они всегда были значительны, с самого начала исторической эпохи. Уже во времена римского владычества земли менапиев (Menapii) вели очень деятельную торговлю с Италией тканями, солью, гусями, свининой; правда, большая часть этих торговых сношений,—может быть, самая значительная,—приходилась на долю прирейнских менапиев, населявших области, которые ныне известны под именем Рейнской Пруссии и великого герцогства Люксембургского. Известно также, как обширна и деятельна была отпускная торговля во времена процветания фламандской промышленности, в продолжение веков, предшествовавших религиозным войнам. Но, в сравнении с нынешним коммерческим движением Бельгии, торговый обмен прежних эпох, даже самых цветущих, является совершенно ничтожным. Ни в одной стране земного шара, исключая разве стран недавно колонизованных, каковы Австралия и Новая Зеландия, привоз и вывоз товаров не возрастал с большею быстротой, чем в Бельгии: со времени объявления этого государства самостоятельным королевством, независимым от Голландии, ценность его торгового обмена увеличилась более нежели в двадцать раз. Около шести миллиардов,—больше чем ценность заграничной торговли иной обширной империи, например, Австро-Венгрии,—такова общая сумма, до которой в наши дни поднимается совокупность торговых оборотов Бельгии по привозу и отпуску: одна специальная торговля превышает три миллиарда. Если ценность внешнего торгового обмена разделить на цифру народонаселения, то на каждого жителя Бельгии приходится по 600 франков, без транзита, и по 1.000 франков, считая стоимость товаров и продуктов, провозимых через страну от границы до границы. Между европейскими государствами Бельгия, по размерам заграничной торговли, занимает—четвертое место, уступая в этом отношении только Англии, Франции и Германии.

Генеральная торговля Бельгии: 1831 г.—202.600.000 фр.; 1840 г.—429.900.000 фр.; 1850 г.—912.500.000 фр.; в 1860 г.—1.801.400.000 фр.; 1870 г.—3.282.000.000 фр.; 1882 г.—5.415.500.000 фр.; в 1891 г.—5.966.600.000 франков.

Всего значительнее торговые сношения Бельгии с Францией, как показывает следующая сравнительная таблица:

Специальная торговля Бельгии с различными нациями в 1895 г. (в миллионах франков):

Франция: ввоз—299,9, вывоз—284,2; Германия: ввоз-199,2, вывоз—310,8; Англия: ввоз—193,1, вывоз—266,7; Голландия: ввоз—174,6, вывоз—165.

Преобладающая роль Франции во внешних торговых сношениях Бельгии объясняется тем, что граница последней со стороны Французской республики имеет сравнительно наибольшее протяжение, а также тем, что Париж служит коммерческим центром, к которому сходятся все бельгийские железнодорожные линии—из Льежа, из Брюсселя, из Остенде. Но если принять в рассчет долю транзитного движения в общей заграничной торговле Бельгии, то оказывается, что Германия несколько превосходит Францию, потому что бельгийская территория служит естественным посредником для торговых сношений немецких государств с Англией.

Генеральная торговля в 1882 г.: между Бельгией и Францией—1.231.733.000 франк.; между Бельгией и Германией—1.268.482.000 франков.

Главные товары, провозимые через Бельгию,—шерсть и ткани всякого рода, тогда как между продуктами, получаемыми из-за границы, первое место по количеству занимает зерновой хлеб, ввозимый для потребления в самой стране. Не будучи в состоянии производить пищу, необходимую для прокормления своего чрезмерно увеличившагося населения, Бельгия принуждена покупать на заграничных рынках хлебного товара ежегодно на большую сумму (так, например, в 1895 году было ввезено иностранного хлеба в зерне и муке на 287 миллионов франков), который она обменивает преимущественно на каменный уголь и кокс, железо, пряжу и ткани из льна, пеньки и шерсти.

Главные товары, вывезенные из Бельгии за границу в 1895 году (в миллионах фр.):

Пряжа льняная, шерстяная—109,2; каменный уголь—95,1; лен—49,7; ткани шерстяные, бумажные, льняные—67,4; железо всякого рода—58,4; изделия из железа—46,4; кожи—76,1; машины и т. п.—61,8; камень—27,8; стекло—51; хлеб в зерне и муке—72,8; сахар—48,1.

Главная часть бельгийской внешней торговли, около двух третей, производится через сухопутные границы; так, в 1876 году сухопутная торговля составляла 64,9%, морская 35,1% совокупности коммерческого обмена. Остальная треть почти вся сосредоточивается в Антверпенском порте, который представляет собою не только главный приморский рынок Бельгии, но в то же время, благодаря транзиту,—один из важнейших торговых пунктов для всей центральной Европы. Однако, главная доля товаров, сложенных в амбарах и магазинах Антверпена, перевозится не бельгийскими судами; они не получают даже и десятой части: Англия овладела почти двумя третями морской торговли Бельгии; так, в 1876 году, доля Бельгии в общем количестве грузов её собственной морской торговли составляла всего только 7,1%, тогда как доля Англии в общем количестве грузов морской торговли Бельгии равнялась 63,9%.

За некоторыми исключениями, бельгийские крупные промышленники не отправляют за границу произведений своих фабрик и заводов за собственный счет: при отсутствии прямых сношений с иностранными рынками, они принуждены ждать, пока явятся посредники и заберут их товары. Точно также бельгийские экспедиторы обращаются к иностранным судохозяевам, к английским, скандинавским, немецким, даже к итальянским, и при посредстве их доставляют свои грузы в места назначения: фламандцы, которые были главными наставниками голландцев в искусстве мореплавания, теперь почти не имеют собственного торгового флота, причину чего, без сомнения, следует искать в ошибочных фискальных мероприятиях, так как в Бельгии нет недостатка ни в железе для обшивки судов, ни в пеньке для оснастки их, ни в рабочих для судостроения. В последния десятилетия бельгийский коммерческий флот, правда, несколько увеличился в отношении общей его вместимости или количества грузов, которое он в состоянии принять, но зато число судов уменьшилось почти на две трети. Что касается рыболовных судов, то они образуют ныне флотилию немного более многочисленную, чем в половине текущего столетия, хотя лов сельдей совершенно оставлен бельгийскими рыболовами с 1863 года; в этот год он дал только 2.150 килограммов рыбы, то-есть немного больше двух тонн.

Торговый флот Бельгии: в 1846 году: 140 парусных судов и 3 парохода, с общей вместимостью в 27.176 тонн. В 1896 г.: 5 парусных судов и 54 парохода, с общей вместимостью в 87.213 тонн. Рыболовная флотилия: в 1846 году—210 судов, вместимостью 5.958 тонн, с 1.251 человеком экипажа; в 1876г.—259 судов, вместимостью 8.621 тонн, с 1.590 человек экипажа; в 1896 г.—366 судов, вместимостью 9.379 тонн.

Если перевозка грузов, отправляемых из Бельгии морем, производится главным образом при помощи английских купеческих кораблей, то и морская торговля этой страны с Англией далеко превосходит по важности коммерческие сношения её с другими приморскими государствами. Больше половины судов, приходящих в бельгийские порты или выходящих из этих портов, служат для целей торгового обмена между Бельгией и Великобританией. Движение морского судоходства очень деятельно также с Скандинавией, Россией и Северо-Американскими Соединенными Штатами, республиками Лаплаты; но оно, сравнительно, маловажно с Францией и Голландией: это объясняется тем, что торговые сношения с этими двумя странами производятся почти исключительно чрез сухопутные границы. Страны, ведущие морские торговые сношения с Бельгией в размере свыше 100.000 тонн вместимости судов, располагались в 1881 г. в следующем порядке:

Англия—7.026судов.,вместим. 3.180.682 тон. Соединенные Штаты—857 судов, вместимостью 1.136.257 тонн. Россия—564 судов, вместимостью 428.738 тонн. Швеция и Норвегия—825 судов, вместимостью 240.129 тон. Германия—509 судов, вместимостью 332.555 тонн. Рио-де-Лаплата—151 судно, вместимостью 213.791 тонн. Франция—408 судов, вместимостью 179.251 тонн.

Правильная служба пара все более и более вытесняет медленное и менее верное парусное судоходство: больше половины судов, две трети количества грузов, слишком три четверти ценности перевозимых товаров—такова доля пароходства во внешних торговых сношениях бельгийских портов.

Громадность внутренней торговли Бельгии ускользает от всякой статистики, но о размерах её можно, до некоторой степени, судить по значительному развитию, которое получила в этой стране система путей сообщения. Товары, нагружаемые с купеческих кораблей на набережные Антверпена и Остенде, могут быть перевозимы оттуда на речных судах в различные пункты королевства—в Брюгге или в Кортрейк, в Дорник или в Монс, в Брюссель или в Шарлеруа, в Гассельт или в Льеж. Перевозка грузов по бельгийским рекам и каналам по малой мере в три раза превосходит товарное движение по железным дорогам: она исчисляется приблизительно в 300 миллионов тонн, приведенных к расстоянию одного километра. Однако каналы и естественные водяные пути еще не урегулированы таким образом, чтобы фарватер их представлял судам везде одинаковую глубину, или, по крайней мере, глубину, правильно уменьшающуюся по направлению от моря к внутренней части страны: в среднем выводе, эти водяные пути доступны судам, сидящим в воде на полтора или два метра; но между ними есть и такие, глубина которых всего один метр или даже и того менее. Кроме того, некоторые необходимые водяные пути до сих пор еще не проведены, как, например, путь, который должен бы был соединять непосредственно Самбру и Шельду, Шарлеруа и Монс, через каменноугольную область, или канал от реки Лис или Лейс в Ньюпорт, через Эйперн и Эйзер. Длина внутренних водяных путей в Бельгии: реки—1.206 километров, каналы—1.000 километров.

Относительно искусственных водяных путей нужно, однако, заметить, что Бельгия не имеет системы каналов, достойной страны, где уже в половине шестнадцатого столетия существовал, между Брюсселем и морем, канал больших размеров и снабженный шлюзами.

Что касается обыкновенных дорог и рельсовых путей, то Бельгия долгое время имела, сравнительно, лучшую в целом свете сеть удобных путей сообщения, да и теперь еще она занимает в этом отношении одно из первых мест между различными государствами земного шара. За исключением только горной группы Арденнов и Кондроза, все местечки, все деревни соединены между собой колесными дорогами, которые делятся на государственные, провинциальные и проселочные. Общее протяжение государственных и областных дорог в 1891 году исчислялось в 9.080 километров. Некоторые римские дороги существуют еще доныне и отчасти не переставали быть употребляемыми: таковы две «шоссейные дороги Брунегильды», которые, выходя из так называемого «семидорожья» (septemviun) в Баве, оканчиваются одна—в Маастрихте, пересекая таким образом всю Бельгию с юго-запада на северо-восток, другая—в Монс, и оттуда направляется на север и теряется близ Аш, недалеко от Брюсселя.

На западе от Мааса сеть бельгийских железных дорог есть одна из тех, которые особенно бросаются в глаза на карте Европы по большому числу взаимно пересекающихся линий. И не только рельсовые пути в Бельгии многочисленнее, чем в большей части других государств, но и движение на них оживленнее: поезды на больших дорогах, вообще говоря, ходят чаще и возят более значительное количество пассажиров и товаров сравнительно с рельсовыми путями других государств. Если бы весь подвижной состав бельгийских железных дорог расположить в один поезд, то он занял бы, на всем её протяжении, линию, идущую из Остенде в Кёльн через Гент, Брюссель и Льеж. Длина этого поезда была бы не менее 325 килом.

Длина железных дорог Бельгии (1895 г.): 5.683 километров.

Перевезено пассажиров (1892 года)—88.226.000; грузов 45.015.000 тонн.

Больше половины бельгийских железных дорог принадлежит государству или состоит под его управлением: плата за проезд пассажиров и перевозку товаров на этих линиях сравнительно дешевле, нежели во всякой другой стране Европы, и, благодаря этому обстоятельству, пассажирское и товарное движение, а вместе с тем и торговая деятельность Бельгии, значительно увеличились. Между тем как во Франции, средним числом, каждый житель делает в год только три поездки по железной дороге, в Бельгии на каждого жителя приходится вдвое большее число таких поездок. Но движение почтовой и телеграфной корреспонденции не соответствует движению железных дорог; бельгиец, вообще говоря, пишет меньше, чем француз, хотя количество писем и других отправлений, пересылаемых по почте, равно как и телеграмм, представляет значительное увеличение с каждым десятилетием.

Движение почтовой и телеграфной корреспонденции в Бельгии.

	1840 г.	1860 г.	1870 г.	1882 г.	1896 г.
Письма (закрытые)	10.894.536	23.960.846	45.082.531	81.629.310	110 566.990
Периодические издания	8.739.000	26.358.020	46.871.539	88.675.000	101.513.576
Другие печати отправления	2.965.000	6.668.452	18.125.198	46.497.000	91.274.339
Телегр. (без транзита)	-	175.415	1.850.564	3.425.948	5.574.851

Длина телеграфных линий—7.435 километров.

Относительная малочисленность почтовой корреспонденции в Бельгии, без сомнения, должна быть приписана слишком слабому развитию народного образования. В самом деле, эта страна, в отношении развития литературы и науки и распространения просвещения в массе народа, стоит на более низкой степени сравнительно с тем местом, которое она занимает в области торговли и промышленности. Казалось бы, Брюссель, как общий центр той части Европы, которая обнимает Англию, Францию и Германию, должен быть в то же время для этих стран естественным средоточием научных трудов; но этого нет. Ни одна часть Европы не может быть названа более населенною и более деятельною в материальном отношении, чем Бельгия, но зато между европейскими странами мало найдется таких, с которыми она могла бы равняться по развитию умственной деятельности. До недавнего времени даже самое элементарное образование более хромало в Бельгии, чем в соседних государствах. Еще в половине текущего столетия насчитывалось не больше половины жителей, осиливших азбуку; теперь школы заведены во всех общинах, и число неумеющих читать и писать составляет только четверть населения, (по переписи 1890 г., грамотных оказалось 74,96%.

Но уровень преподавания, вообще говоря, очень невысок в начальных школах коммунальных, «adoptees» (частных, получающих пособие от общины), или вольных, светских или духовных, и многие воспитанники выходят из этих заведений, не научившись даже читать бегло. Общее число учащихся в бельгийских школах не достигает еще одной восьмой народонаселения, тогда как оно составляет уже одну шестую в Вюртемберге, в Саксонии и в других странах, где народное образование в большом почете.

В 1895 г. в Бельгии было 6.335 начальных школ, с 720.191 учащихся.

По числу учащихся в начальных школах на 1.000 душ населения различные провинции Бельгии располагались в 1878 г. в следующем порядке:

Люксембург—158; Намюр—150; Геннегау—133; Лимбург—133; Антверпен—122; Западная Фландрия—121; Восточная Фландрия—119; Брабант—115; Люттих—107.

До недавнего времени фламандцы стояли далеко позади валлонов в деле начального образования, и в наши дни фламандский элемент еще уступает в этом отношении валлонскому, но он заметно поднялся в периода, жизни последнего поколения. Если валлонские провинции возвысились на первую степень по числу детей, посещающих элементарные школы, то зато одна валлонская область занимает в этом отношении последнее место.

Для среднего образования в Бельгии существует около 200 учебных заведений, содержимых или на счет государства, или на счет духовного ведомства, или на счет общин, или, наконец, частными лицами. Число воспитанников, посещающих учебные заведения, управляемые духовенством, превышает число воспитанников, получающих образование в светских школах.

В 1895 г. королевских атенеев и коллежей было 35, с 7.505 учащихся; средних школ: мужских—88, с 15.417 учащихся; женских—40, с 6.937 учащихся; кроме того, нормальных школ: средних—4, с 138 учащихся, и начальных—53, с 2.996 учащихся.

Любовь к ассоциации, составляющая характеристическую черту фламандских населений, перешедшая, так сказать, в их кровь и плоть, могла бы приносить им большую пользу в деле поднятия народного образования и облегчать их успехи в приобретении знаний всякого рода. Благодаря этой способности к соединению в общества или союзы, школы для взрослых,—которые, впрочем, получают, в случае недостаточности собственных средств, субсидии из государственной казны—очень размножились в последнее время в обеих Фландриях, гораздо больше, нежели в валлонских областях: во многих общинах больше одной десятой части жителей сгруппированы в этих школах, которые, впрочем, не всегда имеют единственною целью учение. В городах и больших местечках все граждане принадлежат к различным группам, соединившимся для защиты интересов партии, для каких-либо промышленных или торговых предприятий, для общественных дел, или, наконец, для общественных увеселений; многие обыватели наверно затруднились бы даже перечислить вдруг все кружки, в которых они состоят членами. Нынешния общества не имеют, правда, той важности и крепкой связи, какими отличались корпорации в средние века, когда они составляли город в городе и когда члены их должны были всецело посвящать себя общему делу, бывшему целью союза; но зато современные ассоциации имеют ту выгоду, что они оставляют гораздо больше простора личности и не замыкают её в тесные рамки формул и обрядов. В Бельгии нет такого города, где бы не насчитывалось несколько сотен ассоциаций, клубов политических, ученых, артистических, обществ голубятников, которые отправляют выводимых ими голубей в дальние странствования [так, например, в мае 1878 года число бельгийских голубей, отправленных по железным дорогам во Францию, в Италию и другие страны, простиралось до 123.000]. Ни одна страна в мире, пропорционально пространству и населению, не равняется с Бельгией по числу музыкальных обществ; во время народных праздников иной бельгийский город один может выставить тысячи певцов: улицы бывают сплошь запружены кортежами членов обществ, украшенных своими значками.

Понятно, что общественные увеселения играют далеко не маловажную роль во всех этих ассоциациях, которые беспрестанно образуются и преобразуются на всем пространстве Бельгийского королевства, и преимущественно в западных его провинциях. В предвидении больших или местных храмовых праздников работники и работницы промышленных и фабричных городов соединяются в компании по десяти-двадцати пар, во главе которых стоит «капитан», полновластный распорядитель церемоний: он выбирает помещение для танцев, организует празднество, принимает на себя обязанность руководить общею защитой в случае споров. Нужны целые месяцы, иногда целые годы бережливости, чтобы сколотить по грошам сумму, необходимую для устройства проектированного праздника, и как часто болезнь, безработица, или стачка разом разрушали эту долго лелеянную надежду повеселиться! Но вместо старых, расстроившихся, основываются новые общества, и в случаях к шумным увеселениям недостатка никогда не бывает. Ни в какой стране мира таверны, трактиры, бальные залы, кофейни не открывают так широко своих дверей прохожим, не привлекают так много посетителей, как в Бельгии. В Брюсселе и его предместьях существует около девяти тысяч питейных заведений, то-есть по одному на сорок человек, и так как содержатель кабака—обыкновенно главный жилец дома, где он нанимает квартиру для своего заведения, и в силу этого пользуется правом избирателя, то оказывается, что из всех классов общества класс питейных торговцев имеет наиболее многочисленное представительство в политическом отношении; он составляет весьма значительную часть совокупности избирателей. Обыкновенный расход посредственного любителя крепких напитков нельзя считать менее 180 франк. в год, а мелкие издержки на сладкое вино и табак всегда удвоивают сумму, отнимаемую у хозяйства. Из всех европейских народов обитатели Бельгии обращают в дым наибольшее количество табаку; они превосходят в этом отношении даже своих соседей, голландцев и немцев, как показывает следующая сравнительная таблица:

Потребление курительного табаку в 1880 г. (количество килограммов, приходящееся на 100 жителей):

Бельгия—250; Нидерланды—200; Германия—150; Норвегия—100; Франция—80; Англия—62; Италия—57; Швеция—34.