II.

Соленость некоторых торфяных болот морского прибрежья есть один из многочисленных фактов, свидетельствующих о чередовании пресных и соленых вод на почве низменной Голландии. Раскопки и бурения почвы, сделанные в разных частях территории, повествуют о непрерывной борьбе, которая продолжается из века в век между землей и океаном из-за обладания этою спорною областью в последние геологические периоды. Один колодезь, выкопанный в Горинхеме, на берегу Мааса, до глубины 120 метров, проходит везде через слои, наполненные морскими раковинами и составляющие резкий контраст с верхними пластами, где встречаются остатки наземных и пресноводных животных. Точно также, при копании доков в Амстердаме, открыли под твердою землей древние берега, где раковины морских видов, принадлежащих к текущей геологической эпохе, находятся в значительном количестве и где рассеяны также останки севших на мель или выброшенных на берег китов; один из пластов, которые тянутся под столицей Голландии, до такой степени изобилует маленькими организмами морского происхождения, что ему дали особое название: глина с диатомеями. В городе Утрехте при бурении на одной из площадей артезианского колодца были обнаружены несомненные признаки пребывания некогда морских вод в этой местности, находящейся ныне на расстоянии 55 километров по прямой линии от берега моря. На глубине 134 метров под поверхностью земли, пройдя перед тем слой глины, толщиною около 40 метров, образовавшийся из речных наносов, буровой снаряд вступил в раковистые пласты, где встречаются исключительно виды, принадлежащие к нынешней морской фауне; затем на глубине от 164 до 169 метров земные и пресноводные раковины перемешаны с морскими моллюсками, что произошло, по мнению Гартинга, оттого, что берег моря доходил тогда до этого уровня: следовательно, с той эпохи почва этой части Голландии понизилась на 169 метров. Ниже, до глубины 219 метров, морские раковины все еще тождественны с раковинами нынешних морей; но под этим слоем они смешаны с более древними видами. Вероятно, на этой глубине начинается плиоценовая формация, аналогичная с песчаными отложениями Бельгии, которым Дюмон дал название «скальдизийской системы».

В наши дни человек, поселившийся на этой почве в прочных и постоянных жилищах, закрепил плотинами контуры твердой земли, на которой расположены его дома, поля и огороды; но если бы силы природы были предоставлены самим себе, то вся область низменной Голландии тотчас же сделалась бы неопределенною землею, которую воды моря оспаривали бы у речных наносов. Правда, океан, поднимая пески со своих отмелей, сам воздвигает вал дюн на берегах и таким образом установляет свои собственные пределы; но эти подвижные песчаные бугры засаривают русло рек и заставляют их разливаться по сторонам, в виде озер или болот. В случае увеличения напора этих внутренних вод, песчаный береговой кордон может быть прорван, то в одном, то в другом месте, смотря по объему выступившей из берегов воды и по силе и направлению ветров, помогающих жидкой массе искать себе нового выхода. Там, где широкие лиманы не проникают далеко внутрь материка, разрывы, образовавшиеся в системе дюн, постепенно замыкаются сами собой; реки, задерживаемые в своем течении грудами песку, снова превращаются в озера и затем, найдя себе выход, опять изливаются в море, в виде временных потоков; земля и воды смешиваются в однообразную массу: вода становится тиной, а земля—жидкостью. Во многих местах можно определить, каковы были некогда размеры бассейнов солоноватой воды, которые пояс дюн задерживал внутри материка, как гафы Балтийского моря: залежи глины и слои раковин, встречаемые в расстоянии 5 метров под поверхностью почвы, показывают даже прежнюю глубину этих лиманов. Находимые там раковины не принадлежат к фауне открытого моря, но они тождественны с видами моллюсков, водящихся в зеландских лиманах и в Зейдерзее.

Почва низменной Голландии, которую поочередно покрывали воды моря и рек, сохранила, по крайней мере по виду, горизонтальность жидкой поверхности. В этих равнинах, как на океане, поверхность земли до такой степени ровная, что кривизна планеты отчетливо обнаруживается: плывя, например, по большому северо-голландскому каналу, замечаешь остроконечные крыши мельниц Заандама и Заандийка задолго до того времени, когда сделаются видимыми кольцеобразные галлереи и дома, находящиеся при основании этих крыш; большие, окруженные деревьями фермы, которые видны издалека, когда проезжаешь по низменной Фрисландии, походят на острова зелени. Почва имеет нечувствительный скат, и пересекающие эту горизонтальную равнину реки, сдерживаемые ныне крепкими плотинами, могли бы течь беспрепятственно по всем направлениям, если бы прибрежные жители захотели дать им исток в правую или в левую сторону: можно сказать, что вся низменная область Голландии составляет их естественное ложе: нет ни одной местности на этих равнинах, где бы не проходили когда-нибудь проточные воды. Поэтому было бы очень трудно проследить все уклонения от первоначального направления, все блуждания голландских рек: эти потоки, так сказать, странствовали по всем областям территории. Даже на острове Урк, лежащем теперь по средине залива Зюйдерзее, нашли признаки древнего течения какого-то рукава Рейна или Исселя: пресноводные инфузории, открытые в торфяниках острова, под слоем аллювиальной глины, служат доказательством, что тут некогда проходила река, поглощенная волнами залива, вместе с равнинами, которые она орошала.

В начале исторического периода, Рейн, Rhenus bicornis (двурогий) Виргилия, вступающий в пределы Голландии на высоте от 15 до 18 метров, смотря по объему его вод, делился, как и в наши дни, на две главные ветви; но древние писатели говорят также о более многочисленных разветвлениях. Главный рукав, именно левый, известен был в древности под именем Гелиуса или Ваала, которое он носит до сих пор, и так же, как в наше время, он соединялся тогда с Маасом и вместе с этою рекой изливался в море через широкое устье. Плиний, Тацит и другие древние писатели упоминают еще об одном рукаве, который сохранял свое имя до самого моря, и под которым они, как полагают, подразумевали лейденский «Старый Рейн». Что касается того рукава Рейна, который впадал в озеро Флево, то должны ли мы видеть в нем, по общепринятому, со времени Клювье, мнению, «Старый Иссель», Oude Ijssel, соединенный с Большим Рейном, выше Арнгема, посредством искусственного канала, вырытого по приказанию Друза, отца Германика и Клавдия, или этот fossa Drusiana (Друзов канал) нужно искать в какой-либо другой части Нидерландов? Несомненно то, что вся равнина, по которой ныне течет рукав Рейна, принимаемый за древний канал, представляет широкую аллювиальную равнину, образовавшуюся из рейнских наносов, окаймленную на западе правильными склонами плоскогорья Велюве и поднимающуюся на востоке пологим скатом к землям, которые, средним числом, возвышаются на 12 метров над уровнем реки. Нигде не видно никакого признака откосов перекопа (купюра), который, натурально, должен бы быть довольно узким для рва этой глубины, и при том многочисленные ручьи, даже реки, спускающиеся к Исселю, соединяются, на той и другой стороне, с этою рекой не посредством резких слияний, но посредством лож нормальной формы, красиво изогнутых в направлении долины. Если канал был вырыт в той части дельты, где его отыскивают, то он только прошел через древние рейнские наносы, как это доказывают самое свойство почвы и вид земель. Точно также Старый Иссель, текущий параллельно Большому Рейну, от Везельских равнин до Десборга, есть, повидимому, не что иное, как старое русло Рейна: здесь, вероятно, проходила эта река, прежде чем течение её уклонилось влево, к низменной Голландии и к Маасу. По мнению некоторых писателей, канал Друза, который вырыл этот искусственный путь для того, чтобы пробраться со своим флотом в Северное море, соединял рейнскую ветвь Исселя, тогда еще существовавшую, с течением Дрентенского Фехта, ибо эта река, в то время гораздо более развитая, чем в наши дни, изливалась прямо в заливы Фрисландии через старый морской рукав Миддельзее, который и теперь еще можно без труда распознать между двумя древними островами Вестерго и Эстерго.

Даже в очень недавнюю эпоху место бифуркации Рейна передвинулось, отчасти благодаря вмешательству человека. В начале восемнадцатого столетия эта река делилась на две ветви на немецкой территории, у форта, называемого Шенкеншанц; но так как южная ветвь реки с каждым годом увеличивалась в ущерб северной, то, для восстановления равновесия, принуждены были прорыть, в 10 километрах ниже, уже на голландской земле, водоотводный канал между большим рукавом, или Ваалом, и малым рукавом, или Нижним Рейном. Этот канал был прокопан выше деревни Паннерден; но так как и после того Ваал продолжал получать, в период разлива, слишком большое количество воды, то потребовались новые работы, при помощи которых и была урегулирована точным образом жидкая масса, следуемая на долю каждой из двух ветвей реки, разделенных длинною каменною плотиною. Ваал получил две трети рейнской воды, а остальная треть была направлена в Паннерденский канал, который сохраняет название Рейна, не будучи настоящею рекой. Кроме того, старое северное русло было запружено, ниже укрепления Шенкеншанц, невысокой плотиною, позволяющею водам изливаться туда, как только они поднимутся на 2 метра выше средняго уровня. Другие резервуары для спуска воды, устроенные за деревней Паннерден, дают возможность регулировать воды разлива и поддерживать в обоих руслах нормальную пропорцию, определенную конвенцией 1771 года.

Нижний Рейн (Neder Rijn), уносящий таким образом треть рейнских вод, сохраняет эту массу жидкости только на протяжении каких-нибудь 10 километров. Близ деревни Вестервот, к востоку от Арнгема, он делится на два рукава, относительная доля которых также была регулирована в восемнадцатом столетии таким образом, что одну треть всего объема воды получил правый рукав, а две другие трети—главный поток, который на этот раз сохраняет название Рейна. Выделяющаяся из него ветвь известна под именем Гельдернского Исселя, извилистые воды которого изливаются на Зюйдерзее посредством дельты, соединенной многочисленными каналами с устьем Фехта. Что касается Нижнего Рейна, то он течет прямо на запад; но этот рукав удерживает все свои воды только в меженное время или при среднем уровне, ибо в период разлива многочисленные водоспуски, устроенные в Вагенингене, ниже холмов Велюве, отбрасывают часть излишней воды в ложе Эма и через эту реку в залив Зюйдерзее, тогда как другая часть уходит в Ваал через шлюзы, открываемые в плотинах около города Кулемборга.

Но уже выше этого города, при городке Вейк-бей-Дуурстеде, Рейн теряет свое имя и принимает другое, именно Лек. Поток, сохраняющий имя великой реки, получает свои воды только через шлюзы, устроенные в боковой плотине реки и запираемые по желанию: это так называемый «Кривой» или «Извилистый» Рейн (Kromme Rijn), который проходит через город Утрехт; он разветвляется на многочисленные каналы с едва заметным течением, вследствие которого их можно, пожалуй, называть реками: таковы, между прочим, Утрехтский Фехт и Амстель, на берегу которой стоит главный город Голландии. На западе от Утрехта, Рейн, превратившийся также в канал с очень медленным течением, но сохранивший, по крайней мере, вид реки своими многочисленными извилинами, течет прямо к морю. В римскую эпоху эта часть Рейна разливалась по сторонам, вследствие чего образовались скопления стоячей воды или болота; на это указывает тот факт, что римлянин Корбулон, чтобы дать занятие своим солдатам, велел выкопать от Рейна к Маасу, параллельно морю, водоотводный канал, как полагают тот самый, который впоследствии носил название Oude Vliet или «Старый поток», и который проходил через Дельфт и Маасслюйс. Но этот канал скоро засорился; уже около тысячи лет тому назад ослабленная волна лейденского Рейна не в состоянии была более пробивать линию дюн, которые тянутся по берегу океана на запад от Катвейка, и наибольшая часть вод этой реки разливалась по бокам, образуя болота, которые, распространяясь все далее и далее, должны были рано или поздно соединиться в одно внутреннее море с Гарлемским озером. Чтобы осушить и ассенизировать почву, в 1571 году открыли водам Рейна выход через дюны; но пески снова скопились большими грудами и заперли устье. Только в начале нынешнего столетия, именно в 1806 году, инженеру Конраду удалось выкопать старому Рейну прочное русло, гарантированное от нашествий моря, так же, как и от вторжений песков, колоссальными шлюзами, которые еще недавно считались одним из триумфов человеческого искусства. Шлюзы эти запираются при высоком приливе, и только в часы отлива пропускают воды Рейна, называемого также «виселичным потоком» (Galge Water). Общий сток воды в старом Рейне, измеренный по количеству её, выпускаемому через шлюзы, равнялся 1.243.100.000 куб. метрам в продолжение восьми лет: это составляет менее 4 метров в секунду, следовательно менее пятисотой части объема вод, протекающих в ложе Рейна.

Расход воды в Рейне в секунду времени:

В период мелководья—1.000 до 1.200 куб. метров; в период среднего стояния—1.975 кубич. метров (по Маршалю); в период разлива—8.000 до 10.000 куб. метров.

Рукав Лек—искусственного происхождения, по крайней мере в большей части своего протяжения; полагают, что это канал, вырытый, по приказанию Цивилиса, в 71 году нашей эры, и посредством которого главный поток среднего Рейна был отброшен в левую сторону. С того времени Лек, бегущий по аллювиальной земле, много раз менял свое течение, развертывая свои излучины по правой и по левой стороне от старого разреза; кроме того, шлюзы спускают часть его вод в Ваал, и он сообщается с многочисленными каналами, которые прежде были естественными потоками. Поток, известный под именем Голландского Исселя (Hollandsche Ijssel), извивающийся в равнинах около города Гуда, на северо-востоке от Роттердама, сохранил вид древней реки; однако он течет попеременно, то в одном, то в другом направлении, спускаясь к роттердамскому «Маасу», или сам получая воду из этой реки, смотря по колебаниям прилива и отлива. Голландский Иссель служит также для двоякой цели, смотря по временам года: в зимние месяцы он принимает в себя излишнюю воду с прибрежных лугов, а в летнюю пору он орошает эти самые луга посредством системы ирригационных канавок.

Ниже бифуркации у селения Паннерден, Ваал, то-есть истинный Рейн, удерживает теперь всю массу своих вод. Еще недавно значительная часть его течения изливалась в Маас через узкий перешеек, на котором стоит крепость св. Андрея или Синт-Андрис; но с 1856 года ложе обеих рек урегулировано крепкими запрудами: прежний исток заменен простым судоходным каналом, и Ваал, сохраняя свою речную индивидуальность, продолжает течь до Вудрихема, где он принимает в себя Маас, жидкая масса которого, средним числом, в десять раз менее обильна; в римскую эпоху эта река продолжала свое течение в западном направлении, следуя приблизительно по ложу, занимаемому ныне Oude Maasje, то-есть «Старым Маасом», затем, пройдя равнины, превратившиеся впоследствии в затопленные пространства Бисбоша, она изливалась в рейнский лиман. На западе от нынешней точки соединения, имя Мааса опять появляется во многих местах на картах и в народной речи. Так рукав, проходящий между Роттердамом и островом Иссельмонде, называется «Маасом», да и лиман, омывающий северный берег острова Форна, тоже известен у моряков под именем «Мааса»; но на самом деле почти вся вода Мааса, смешанная с водой Ваала, соединяется с морскою волной в каналах Бисбоша, в заливе Голландше-Дип и Гарингфлит. В Роттердаме смешанная вода Лека, Ваала и Мааса еще годна для питья; она принимает немного солоноватый вкус только в период морского прилива, который гонит речные воды назад, внутрь страны, верст на сто вверх от устья. Что касается Гарингфлита и больших лиманов Зеландии, которым дали название «устьев Мааса», то это не что иное, как рукава моря или проливы: к рекам они принадлежат только по имени.

Однако, если роттердамский «Маас» давно уже перестал быть Маасом, и лейденский «Рейн» перестал быть Рейном, то эти имена, тем не менее, имеют большую важность с исторической точки зрения, ибо они служат лучшим доказательством перемещения, которому подверглось течение этих рек с той поры, как цивилизованный человек водворился в этой стране. Рейн и Маас, так же, как Шельда, постоянно уклонялись в левую сторону и обнаруживают стремление удаляться все более и более к югу, хотя вращательное движение земли по направлению от запада к востоку имеет следствием, для большей части потоков северного полушария, постепенное уклонение в правую сторону от их первоначального течения. Реки Голландии переместились в направлении прямо противоположном их нормальному движению: Рейн и Маас текут с юга на север, по направлению общей покатости континента, во всей гористой области своего бассейна; но, вступив в пределы подвижных земель Нидерландов, они тотчас же сворачивают с своего естественного пути. Весьма вероятно, что в отдаленные века, предшествовавшие исторической эпохе, две названные реки продолжали течь прямо на север, по равнинам, открывающимся между невысокими плато провинции Гельдерн, но затем с незапамятных времен эти древние ложа были ими покинуты, и обе реки все более и более отступали к западу: теперь они начинают отклоняться в юго-западном направлении.

Причины этого анормального уклонения рек Голландии заключаются в неравномерности морского прилива. На пространстве от входа в залив Зюйдерзее до входа в Антверпенский Гонт, разность между уровнем прилива и отлива постепенно увеличивается: в то время, как на берегах Текселя вода моря поднимается и опускается только на 75 сантиметров выше и ниже среднего горизонта, в устьях Шельды прилив превышает это среднее стояние жидкой массы по высоте, а отлив по глубине на 2 метра 36 сантиметров; следовательно, разность между наибольшим и наименьшим уровнем вод более, чем утроилась. Так, в часы отлива, море, омывающее берега Голландии в собственном смысле, остается более высоким, чем на берегах Зеландии, и, следовательно, скат рек к югу становится более сильным; реки в это время имеют стремление подтачивать свой берег, и с этой именно стороны лиманы постоянно углубляются. В часы прилива море вздымается выше на южных берегах Нидерландов, но движение вод изменяется: вместо того, чтобы направляться к открытому морю, они проникают в речные устья, и стремительность их тем больше, чем круче их скат. А так как самая крутая покатость—с южной стороны, то там, разумеется, потоки отличаются наибольшею силой движения и там же образуются самые глубокие фарватеры. До тех пор, пока берега рек и составляющих их продолжение лиманов не будут окончательно укреплены высокими, неприступными для вод, плотинами, плотины южных берегов постоянно будут наиболее подвержены захватам моря.

Океан поочередно является «покровителем и врагом» Голландии—Protector et hostis—как гласит надпись на одной старинной зеландской медали: он защищает ее во время войны, носит её корабли, приносит на её берега плодородный аллювий, но он же грозит ей постоянным подтачиванием и размыванием берегов и страшными наводнениями.

Летописи борьбы, которую выдерживают голландцы против вод моря и рек, ведутся аккуратно только начиная с эпохи, обнимающей небольшое число столетий; но уже с самых первых времен батавской истории народные предания и хроники повествуют об этой неустанной борьбе: нашествия моря, захваты человека в области болотистых пространств морского прибрежья—таковы альтернативы, от которых зависело самое существование нации. Придерживаясь только таких событий, достоверность которых вне всякого сомнения, можно насчитать сотни случаев вторжения моря в пределы материка. В 839 г. сильная буря нагнала воду из моря во все низменные местности Фрисландии и разрушила около 2.500 человеческих жилищ; двадцать лет спустя, Рейн опустошил свои берега и вырыл себе новое устье. В продолжение одиннадцатого и двенадцатого столетий наводнения становятся до такой степени часты, что прибрежные жители, из опасения быть потопленными вместе с землей, на которой они обитали, принуждены были спасаться бегством и искать убежища у своих соседей и у чужих народов. В 1170 году, во время страшного прилива в праздник всех святых, начинается разрушение перешейка, соединявшего полуостров Голландию с Фрисландией, на севере от озера Флево. В следующем столетии дело разрушения было окончено: озеро превратилось в Зюйдерзее или «Южное море», Флиланд и Тершеллинг были разделены совершенно и образовали две самостоятельные земли, благодаря безразсудным работам канализации, предпринятым во владениях одного аббатства, и от разрушенного прибрежья остались только острова и островки, непрерывно подтачиваемые морскою волной. В течение этого тринадцатого столетия, самого страшного века в истории Голландии, летописцы насчитывают не менее тридцати пяти больших наводнений, и, по словам их, во время этих ужасающих катастроф, целые населения исчезали с лица земли: в 1221, в 1230, в 1242, в 1277, в 1287 годах море каждый раз поглощало, будто бы, от сорока тысяч до ста тысяч жителей; одно из наводнений, во время которого открылся залив Долларт, разрушило, в прибрежных равнинах Эмса, город Торум и около пятидесяти деревень, тогда как на севере Фрисландии оно образовало залив Лауверзее и потопило обитаемые земли, от которых остался только островок Ширмонниког, узкая полоса берега, заключенная между дюной и плотиной. В четырнадцатом столетии, именно в 1377 г., зеландская Фландрия была совершенно залита, при чем город Пит исчез с лица земли, так же, как девятнадцать других местечек и селений, из которых только одно, Бирфлит, снова поднялось впоследствии. Залив Зюйдерзее, постоянно расширявшийся и углублявшийся вследствие вторжений моря, скоро сделался доступным для больших купеческих кораблей, которые стали посещать порты Энкгуйзенский и Амстердамский, тогда как внутри материка мало-по-малу разростались, вследствие размывания их болотистых берегов, маленькия озера, которые впоследствии соединились и образовали Гарлемское море. В 1421 году необыкновенно высокий прилив 19 ноября, известный под именем «прилива св. Елизаветы», образует другое внутреннее море—море «Бисбоша» или «Леса тростников», в котором потонуло семьдесят две деревни: после отступления этого прилива, на месте обработанных полей и групп человеческих жилищ остался только архипелаг болотистых островов. Катастрофа 1421 года, бесспорно,—самая ужасная из всех бедствий, имевших место на берегах Голландии в течение последних пяти столетий; но бури 1570, 1665, 1717, 1774 годов тоже отличались страшною силой, и каждая из них потопила тысячи людей, прорвала исполинские плотины, разрушила множество населенных мест и причинила неисчислимый вред земледелию и торговле. Во время одного из этих ураганов был потоплен город Роммерсвааль с окрестными деревнями; во время другого провалились польдеры Зафтингена; однажды, тоже во время большего наводнения, исчезли под водой земли крайнего западного острова Зеландии, с двумя многолюдными деревнями: эта местность известна была под именем Зутеланда или «Соленой земли». Название Бевеланд, данное двум южным островам Зеландии, означает, как говорят, «трясущуюся землю» и обязано своим происхождением ударам волн наводнения о вечно дрожащие берега.

Даже в настоящем столетии многие польдеры, с давних пор завоеванные для земледелия, были превращены внезапными наводнениями в озера. В 1825 году, вся южная часть полуострова Голландии, известная обыкновенно под именем Ватерланда или «водяной земли», была залита на пространстве от Заандама до Алькмара; сорок селений, может быть, богатейших во всем свете, были потоплены, тысячи людей утонули; десять тысяч коров, сто тысяч овец и баранов погибли в волнах, и когда удалось, наконец, исправить прорванный пояс дюн и удалить воду из затопленной территории, органические остатки всякого рода, подвергшиеся гниению в жидкой грязи, распространили заразу по всей стране. Острова Виринген и Тершеллинг были в значительной части опустошены. Что касается Шокланда, обломка острова, который некогда простирался от устьев Исселя до средины Зюйдерзее, то он совсем исчез с лица земли. Этот остров после наводнения вышел из недр моря очень умаленный, затем он еще несколько раз был опустошаем бурями, вследствие чего принуждены были совсем покинуть его, так как содержание огромных, дорогостоющих плотин оказалось не под силу небольшому числу жителей, составлявшему население острова. Эти жители были переселены на счет казны в различные колонии континента, преимущественно в Кампен, в дельте Исселя. Между Шокландом и островом Урк, в одном месте залива, при низком стоянии воды, показываются остатки каменной стены, которые прибрежные жители называют «кладбищем»; по преданию, там покоится какой-то древний потопленный город. Остров Урк, крепкие бугры которого поднимаются метров на 10 выше вод прилива, не подвергается опасности быть разрушенным; но нельзя сказать того же про остров Маркен, на который невозможно смотреть без ужаса, когда на море разыграется непогода. Остров этот можно сравнить с кораблем, который в тихую погоду защищен от волн бортом в метр высоты, но который совершенно заливается водами моря в бурное зимнее время. Жители Маркена принуждены переправляться на лодках между семью искусственными горками, на которых они построили свои деревушки; кладбище занимает восьмой островок, куда похоронные процессии тоже перевозятся на барках. Но в то время, как выступившим на поверхность вод землям грозит опасность снова быть поглощенными волнами, в морском ложе образуются новые земли: многочисленные песчаные мели появились в Зюйдерзее на месте прежних впадин, и фарватеры многих гаваней совершенно засорены илом и песком; даже Амстердамский порт, вследствие постоянного накопления морских наносов, сделался бы недоступным для судоходства, если бы обширные землечерпальные работы не поддерживали в надлежащей глубине его фарватер.

Известно, каким образом голландцы успели защитить свои берега против внезапных вторжений океана; но опасность речных наводнений не менее велика, чем опасность нашествий моря, и прибрежные жители не могут обеспечить себя от этих наводнений теми же средствами. В часы морского прилива и в период разлива самих рек речные суда проходят вровень с поверхностью плотины, гораздо выше уровня полей, и когда северо-западный ветер задует с большою силой, жители Вианена, лежащего к югу от Утрехта, видят, как воды Лека вздымаются на пять с половиной метров выше уровня мостовой их улиц. Один или несколько рядов плотин и водокачальные машины достаточны для защиты низменных прибрежных польдеров от спокойных вод; но что делать против вскрытия рек, против ледохода и весенних наводнений? Во время зимних холодов Рейн и Маас покрываются сплошною ледяною корой: что делать в тот момент, когда этот твердый покров вдруг разбивается, и груды льдин, уже оторвавшихся, начинают ударяться с страшною силой о ледяные массы, еще не сломавшиеся, и о берега? Верхния воды, задерживаемые образовавшимся внизу затором, скопляются в виде озер, и своими льдинами, точно таранами, бьют береговые плотины: эти последние, в конце концов, рушатся под напором вод и льдов, и прибрежные равнины заливаются водой.

Кроме размывания, производимого водами прилива, кроме бурь, ледохода и разлива рек, существует еще, как говорят некоторые геологи, другая причина разрушения берегов Голландии, действующая медленно, но с неумолимою силою. Причина эта заключается будто бы в постепенном оседании почвы. И действительно, множество фактов, собранных историками и географами, доказывают, что во многих местах голландского прибрежья происходит понижение уровня земель. Известно, что почти на всем протяжении нидерландских берегов встречаются слои торфа, лежащие на один или несколько метров ниже уровня моря, а между тем эти пресноводные геологические образования могли возникнуть и развиваться не иначе, как на почве, находившейся над поверхностью вод. Многочисленные торфяные болота, смежные с морским берегом, лежат слишком глубоко, чтобы разработка их могла быть выгодна, и некоторые из их пластов продолжаются под береговыми дюнами, в виде непрерывного слоя, далеко в область вод. При каждой буре волны выбрасывают большое количество торфа озерного происхождения на берега острова Валхерена. Точно также в соседстве острова Текселя находятся на дне морском остатки подводного леса, состоящего из высокоствольных дерев, в ветвях которых часто запутываются рыболовные сети. Во многих местах открыты различные предметы человеческого искусства, погребенные в торфе, самая поверхность которого лежит ниже уровня океана: в голландских музеях хранятся гробницы, жертвенники, сосуды, орудия всякаго рода, свидетельствующие о древнем пребывании цивилизованных людей в этих местностях, покрытых ныне водами моря.

Близ Домбурга, маленькой деревни с морскими купальнями, на острове Валхерене, стоял в старину храм, фундамент которого, покоящийся на торфяной почве, находится теперь ниже морского уровня. Остатки этого здания были открыты в 1647 году. В то время восточные и северо-восточные ветры дули с большою силой в продолжение нескольких дней сряду и отбросили воды моря в период отлива гораздо далее к западу, чем обыкновенно. Уведомленные рыбаками, должностные лица Домбурга отправились осмотреть остатки поглощенного морем храма, и, по их распоряжению, были вынуты резные и скульптурные украшения, надписи, сосуды, камни, на которых было вырезано имя местной богини Негаленнии, изображенной под видом сидящей женщины, держащей плоды в руках и имеющей по левую сторону корзинку с такими же плодами, а по правую—собаку. Впоследствии в других частях западного берега Валхерена, были найдены приношения, посвященные этой богине. Полагают, что эпохой, когда домбургский храм перестал быть доступным по причине нашествий моря, следует считать конец третьего века нашей эры. Но существование храма доказывает, что в то время в крае существовали человеческие жилища. Для того, чтобы этот остров, известный ныне под именем Валхерена, мог быть обитаемою землей в эпоху завоевания страны римлянами, поверхность его должна была возвышаться над уровнем моря даже в период самых высоких, равноденственных приливов, если только все морское прибрежье не было тогда занято широким валом сплошных дюн. Но в ту эпоху, по рассказам римских писателей, берег Нидерландов был, как и в наши дни, иссечен многочисленными лиманами. Следовательно, торфяной слой, то-есть древняя почва, находящаяся теперь ниже уровня самых низких приливов, лежала тогда выше уровня поднимающейся приливной волны. По вычислению А. де-Лавеле, которое, впрочем, кажется, сильно грешит преувеличением, понижение уровня почвы на голландских берегах составляло от 8 до 10 метров. Самое существование плотин, защищающих остров Валхерен со стороны моря, служит доказательством совершившагося оседания почвы. Если бы не эти высокие плотины, Зеландия была бы вся потоплена океаном; но возможно ли было воздвигнуть подобные сооружения среди моря? Необходимо, следовательно, допустить, что в предшествовавшую эпоху уровень земель был выше, чем ныне, и что тогдашние жители находили твердую почву для постройки своих плотин. Впрочем, описание земли моринов (Morini) и менапиев (Menapii), какое дает нам Юлий Цезарь, не позволяет видеть в этих странах область, уже тогда защищенную против вторжений моря плотинами, подобными тем, которые воздвигнуты там в настоящее время: римский завоеватель говорит только о лесах и болотах.

Указывали также, в доказательство понижения уровня голландской почвы, на остатки одной постройки,—вероятно, римской,—которые можно было хорошо рассмотреть в 1520 г., во время одного очень сильного отлива. Эти развалины, находившиеся на северо-востоке от Катвика, среди моря, в расстоянии одного километра от берега, признали,—совершенно ошибочно, так сказать, из археологического патриотизма,—за башню, которую Калигула велел воздвигнуть на берегу океана в память мнимой победы, одержанной будто бы над бриттами: отсюда и название Arx Britannica или Huis te Britten, которым окрестили эти остатки старины, ныне исчезнувшие. В начале шестнадцатого столетия стены этой постройки имели еще около 3 метров высоты; в 1552 г., когда их опять видели, они возвышались над уровнем морского дна уже только на 60 сантиметров; наконец, в 1752 году, при исключительно низком стоянии воды, зависевшем от сильного отлива, фундамент древнего здания показался в третий раз, но уже видны были только одни сваи. Моряки рассказывают, что в тех же самых водах, но только двумя или тремя километрами далее в море и на глубине восемнадцати или двадцати метров, существуют другие развалины, Toren van Calla, окруженные ископаемыми деревьями, от которых будто бы доставали иногда обломки ветвей, черные и твердые, как у черного дерева.

Этим примерам оседания почвы можно противупоставить факты, свидетельствующие о неизменности уровня, в продолжение исторических веков, в некоторых частях нидерландского прибрежья. Так, геолог Старинг указывает на древние морские берега, которые были отделены от океана наносами и дюнами, и которые теперь лежат на совершенно одинаковом уровне с современным берегом. По мнению этого ученого, нет положительных доказательств общего опускания морских берегов Голландии в историческую эпоху: все понижения уровня почвы, на которые указывают, должны быть рассматриваемы как следствие местного оседания высохшего торфа и грязи. Он признает, что прибрежные польдеры обыкновенно оседают после обведения их плотинами, и даже приводит, в виде примера, польдер Бийльмермер, уровень которого понизился на полметра в течение двадцати пяти лет; но более совершенное дренирование почвы, тяжесть домов и каменной настилки дорог, беспрестанный проход скота—такова, по его мнению, причина этого явления, аналогичного с постепенным уменьшением объема сжимаемой губки. На берегах залива Долларт замечено, что древние польдеры, завоеванные для земледелия с шестнадцатого столетия, имеют уровень на 2 метра ниже уровня земель, недавно приобретенных в области этого лимана; но на фрисландских берегах Северного моря, так же, как на восточной стороне Зюйдерзее, в провинциях Гельдерн и Овериссель, поля, обведенные плотинами с восьмого столетия, тоесть в три или четыре раза ранее, чем польдеры Долларта, лежат, однако, не ниже этих последних в отношении морского уровня; напротив, есть много древних польдеров, оседание которых не превышает одного метра. Можно бы было указать также на польдеры в окрестностях Энкгуйзена, как на пример замедления и окончательного прекращения в понижении уровня почвы: в период с 1452 по 1616 год почва опустилась на 1 метр 52,5 сантиметров, что составит около одного сантиметра в год; в 1732 году, следовательно спустя 116 лет, оседание земли, втрое меньшее по величине, не достигало даже одного сантиметра в три года; с той поры не было замечено дальнейшего оседания почвы. Точно также, если водокачальные мельницы, установленные в 1608 году вокруг польдеров Вирингерварда, оказались недостаточными в 1731 г., и если потребовалось воздвигать второй ярус мельниц, то действие этих последних, начиная с прошлого столетия, вполне достаточно.

Итак, постепенное оседание глубоких пластов, поддерживающих поверхностные земли Голландии, не может еще считаться безусловно доказанным. Без сомнения, факт этого оседания не имел бы ничего странного, так как вообще геология есть не что иное, как история поднятий и опусканий различных частей твердой оболочки нашей планеты. Поверхность земного шара находится в постоянном колебательном состоянии: волны этого колебательного движения распространяются, как волны моря, от одной оконечности континентов до другой; но эти волны слишком медленны в наших глазах, и целые тысячелетия могут пройти так, что мы не заметим никакой перемены в уровне берегов материка. Так и в Голландии длинный ряд веков, называемый геологическим периодом, обнаруживает нам большие изменения уровня в глубоких слоях; но исторические времена еще слишком коротки для того, чтобы можно было с достоверностью определить движение пластов, лежащих под слоем торфа и растительной земли. Голландию сравнивали с судном, которое дало течь и мало-по-малу погружается в воду под ногами экипажа, но, может быть, нисходящее движение ограничивается поверхностным грунтом, и всей стране, взятой в совокупности, вовсе не угрожает опасность пойти ко дну.

Как бы то ни было, во всяком случае не подлежит сомнению, что разрушительное действие морских волн, бури, наводнения рек, потопили многие местности Голландии, и обширные области прибрежья были поглощены морем, все равно, как будто бы вдруг понизился их уровень: последствия были те же самые, как если бы почва сама осела и погрузилась на дно моря. Достаточно проследить взглядом профиль нидерландского берега, чтобы понять, как велико было дело разрушения. Нормальная форма всего морского берега, простирающагося от мыса Гриснез до стрелки Скаген, состоит из ряда красивых кривых, попеременно выпуклых и вогнутых, смотря по направлению омывающей их приливной волны. Но на берегах Голландии эти правильные кривые два раза прерываются—на юге лиманами Шельды и Рейна, на севере заливом Зюйдерзее и воротами и проливом Вадден. Таким образом, приморский фас страны разделен на три отличные одна от другой части—Зеландию, Голландию и Фрисландию, представляющие формою своих берегов замечательный контраст, и в то же время некоторое уравновешение или соответствие. В центре находится длинный берег полуострова Голландии, слегка изогнутый к востоку в северной своей части, а по бокам лежат: с одной стороны—архипелаг Зеландии и рейнской дельты, все земли которой расположены перпендикулярно к древнему берегу, с другой—длинная цепь островных дюн, прерываемая через известные промежутки морскими воротами, и которая тянется, как внешнее прибрежье, параллельно континентальному берегу.

Контраст этот легко объясняется. Три большие реки, которые выливаются в море, пройдя перед тем южные провинции Нидерландов, представляют приливным волнам широкия устья, вследствие чего попеременное движение прилива и отлива происходит перпендикулярно к линии берегов и при том тем с большей силой, что воды прилива, стесненные в относительно узком, похожем на залив, пространстве на севере от Па-де-Кале, должны, естественно, вздыматься выше в этой области моря. Все наносы, отлагаемые отливом, все остатки организмов, фораминифер и диатомей, живущих в мутной воде, весь песок, приносимый приливом, располагаются в том же самом направлении, как и течение рек, а потому и острова принимают форму удлиненную по направлению от востока к западу. В северной части Нидерландов нет больших рек, открывающихся со стороны моря широкими лиманами. Приливные течения, прорвав внешний вал дюн, не встречают заливов, по которым бы им нужно было подниматься: они разливаются вправо и влево по пескам и покрытым тиной пространствам, так называемым wadden (по-немецки Watten). Если бы берег полуострова Голландии в собственном смысле уступил напору жидкой массы в некоторых слабых местах, то он тотчас же принял бы вид фрисландских островов; древние озера, расстилавшиеся широкою скатертью под защитою дюн, и из которых сделаны были польдеры, превратились бы в wadden с неопределенными берегами.

Дюны занимают на берегах Голландии и на островах Фрисландии гораздо более значительное пространство, чем на прибрежье Бельгии, и достигают большей высоты: в окрестностях Гарлема и Алькмара встречаются дюны, откосы которых возвышаются над окружающей равниной метров на 60 и которые имеют вид настоящих холмов: с вершины песчаного бугра Блинкерт-Дуин, находящагося на западе от Гарлема, можно окинуть взором почти всю историческую Голландию до города Амстердама.

Высота дюн в Голландии: Гарлемская дюна Блинкерт—60 метров. Дюны Шорль—59 м. Дюны Берген—49 метров. Дюны Вельзен—48 метров. Дюны Гаги—17 метров. Гек ван-Голланд—10 метров.

Подобно тому, как на французских берегах Гаскони, песчаные горки в Нидерландах воздвигаются дующим с моря ветром, и иногда они переходят во внутренния равнины; но по большей части эти горки прикреплены самою природой посредством стеблей растений. При том же, в северном климате влажность остается гораздо дольше в песке, на поверхности дюн, и легкия песчаные частицы, которые ветер легко уносил бы, если бы сухость воздуха уничтожала связь между ними, склеиваются в толстые слои, которые обваливаются массами, вместо того, чтобы обращаться в облака пыли. Дюны в Голландии покрываются даже мшистою растительностью, которая расползается в виде зеленых и желтых площадок, составляющих яркий контраст с белою поверхностью песчаных горок: мох сам по себе мог бы задерживать движение дюн, если бы кролики не рыли своих нор в песке и если бы люди не прокладывали дорог через песчаные бугры. Земледельцы и инженеры с давних пор даже срывают дюны дочиста, или для того, чтобы примешивать песок их к почве возделываемой равнины, или для того, чтобы строить искусственные островки среди болот, чтобы делать насыпи под фундамент зданий или шлюзов, чтобы нагружать балластом корабли; во многих местах даже нашли выгодным, для облегчения перевозки песку, выкопать временные каналы, которые проведены до самого основания разрабатываемой дюны и которые опять засыпают мусором, когда песчаный бугор исчезнет, но при этом никогда не трогают внешнего ряда горок, который пришлось бы заменить дорогостоющими плотинами, если бы он был уничтожен неблагоразумными работами или наводнением: так, однажды, около половины нынешнего столетия, во время сильной бури, море грозило прорвать кордон дюн на юге Голландии и опустошить окрестности Дельфта и Гаги. В то время, как на прибрежной полосе французских ландов дюны, не засаженные деревьями и сопровождаемые разрушительною волною прилива, распространялись все далее внутрь материка, проходя, средним числом, по 20 метров в год или по 2 километра во сто лет, песчаные холмы Голландии, даже те, которых почва не укреплена растительностью, составляют самый надежный оплот против вторжения моря. Если морской берег Нидерландов не переставал отступать к востоку, то главною причиной этого явления следует считать не передвижение дюн, а размывание их западного основания течениями и приливом. Так, в период с 1843 по 1863 год, то-есть в продолжение двадцати одного года, берег полуострова Голландии был размыт водами моря на 31 метр в ширину.

Хотя защищенная в большой части своей береговой линии от вторжений моря, территория, известная ныне под именем низменной Голландии, была, тем не менее, необитаемой почти на всем её протяжении. Торфяники, болота, пловучие острова, тинистые берега и обширные леса, покрывавшие выступившие из-под воды пространства,—такова была страна, которую нужно было осушить и ассенизировать, защитить от наводнений, отвоевать у рек и моря. Над этой сырой землей, расстилается не менее мокрое небо, вечно пасмурное, обложенное облаками, с воздухом, постоянно наполненным водяными парами, которые то ползают в виде тумана, то падают в виде дождя, во всякое время года и преимущественно при западных ветрах, которые всего чаще дуют в этой стране. Среднее количество дождевой воды, выпадающей в Голландии в продолжение года, составляет слой в 0.680 метр. толщины; по временам года количество это распределяется следующим образом: весной—0.148 метр., летом—0,230 метр.; осенью—0,174 метр.; зимой—0,127 метров.

Направление ветров в Утрехте, с 1849 по 1861 г.: западные ветры: (от Ю.-В. к В.-С.-В.) 37 раз—восточные ветры: (от С.-З. к В.-Ю.-В) 18 раз—северные ветры: (от С.-В. к С.-С.-З.) 21 раз—южные ветры: (от С.-З. к Ю. Ю.-В.) 24 раза.

Средняя температура довольно высокая, благодаря теплой атмосфере туманного океана, омывающего берега страны, и даже в январе, самом холодном месяце, термометр обыкновенно держится выше точки замерзания. Исключая Фрисландии и восточной части Нидерландов, где климат имеет несколько континентальный характер в сравнении с климатом Роттердама и Гаги, внутренния воды редко бывают покрыты толстым слоем льда в продолжение нескольких дней сряду: гулянья, ночные кермессы, состязания на коньках далеко не так часты в Голландии, как это можно бы было подумать, видя в музеях множество картин, изображающих эти зимния забавы.

Средняя температура времен года:

Но если средняя температура года довольно равномерна, то как быстры и внезапны перемены погоды в один и тот же день, смотря по направлению ветров и облаков! Как только солнце скроется в тумане, по всей природе словно пробежит дрожь; ветер гнет верхушки деревьев и бороздит поверхность воды; море ударяется о берега своими бурливыми волнами, если, впрочем, бесконечная сероватая равнина не погружена и сама в туман, ибо океан, омывающий Голландию, часто является угрюмым и мрачным, без всякого отблеска: это именно то «тяжелое, неповоротливое море», о котором говорит Тацит, сравнивая его в мыслях с игривыми, сверкающими волнами Тирренского моря.