3. Бухара

Это среднеазиатское государство, номинально еще независимое, есть одно из тех ханств, которые должны почтительно сообразовать свою политику с волей и предписаниями, исходящими из Петербурга; не имея надобности держать гарнизоны в крепостях и платить жалованье администраторам, Россия, тем не менее, владеет дорогами, которые Бухара открывает ей к порогам Гинду-Куша. С своей стороны, бухарское правительство, покровительствуемое своим могущественным сюзереном, не имеет более причины бояться за свои границы со стороны туркмен или афганцев, и даже целые провинции были присоединяемы к его владениям одним почерком пера. Так, по воле России, многие государства на верхнем течении Аму-Дарьи: Шигнан, Рошан, Дарваз, Каратегин, зависевшие некогда частию от Кундуза, а потом от Бадахшана, отныне включены в состав бухарского ханства, и таким образом русские сделались господами горных проходов Памира. В пределах, которые ему были начертаны в настоящее время, территория этого ханства занимает пространство, почти равное половине Франции и заключает население, как полагают, превышающее два миллиона душ (именно—площадь Бухары 217.674 квадр. версты или 4.498 кв. мили, следовательно на 1 кв. милю пространства средним числом приходится по 550 жителей). Бухара почти всем своим протяжением лежит на правом берегу Аму-Дарьи, откуда и произошло её древнее имя Трансоксиана или Мавераннар, смысл которого тот же самый, то-есть «страна, лежащая за Оксусом». Название Согдиана относилось только к долине реки Согд, нынешнего Зарявшана, разделенной теперь между русскими и бухарцами.

Высшие области бухарского Памира, по которым протекают реки: Панджа, Мургаб и Сургаб, спускающиеся с их снежных долин, почти совершенно пустынны, или пoceщаются только летом киргизскими пастухами. В центре Памира нет более селений выше Таш-Кургана, и можно проследить течение Мургаба (Ак-Су или «Белая Вода»), на протяжении слишком 200 километров, до пояса вечных снегов и до величественной скалы Ак-Таш или «Белый Камень», не встречая ни одного постоянного поселка. Только на дне западных долин Памира живет оседлое население, и деревни, из которых иные носят название городов, следуют там на некотором расстоянии одна за другой.

Ниже Ишкашимской излучины, в Бадахшане, Сархад или Панджа продолжают течь в северном направлении, до соединения с Мургабом и другими реками западного Памира, которые все вместе образуют Аму-Дарью. В этой-то части бассейна Оксуса основались три государства: Шигнан, выше, Рошан и Дарваз, ниже по течению реки. Со времени средних веков ни одно из этих государств не было посещаемо европейскими путешественниками; однако, между Бадахшаном и долинами верхней Аму-Дарьи существуют частные сообщения; в 1873 году капитан английской службы Троттер мог послать своего помощника из туземцев, Абдул-Субхана, обследовать течение реки Панджи (южной ветви верхнего Аму), на пространстве 160 километров вниз от большого изгиба при Ишкашиме до Уамура, столицы Рошана. С другой стороны, индийский исследователь Субадар-Хайдар-шах, известный обыкновенно под именем или титулом «Хавильдар», поднялся, в 1874 году, по течению Оксуса, от западного Бадахшана до границ Рошана; теперь остается лишь незначительный пробел между путями, пройденными этими двумя путешественниками.

Шганан (Шугнан, Шугдан) и Рошан, которые, вероятно, всем своим протяжением, лежат в поясе высоты, превышающем 2.000 метров, получили от обитателей раввины название Зучан или «Страны двух жизней», имеющее тот смысл, что всякий, кто вступает в эту счастливую землю, кто дышит её здоровым воздухом и пьет её чистые воды, может быть уверен, что проживет два века. Но очень небольшое число людей пользуются этим великолепным климатом. По Вуду, общее число жителей Шигнана и Рошана, которые все иранской расы, не превышало, в 1838 году, тысячи трехсот семейств, из которых триста приходилось на первое и тысяча семейств на второе из этих государств. По Форситу и Троттеру, население значительно увеличилось с того времени, так как оно состояло для обеих областей, в 1873 году, из 4.700 семейств, или приблизительно из 25.000 лиц, что, конечно, еще очень мало для долины протяжением около 200 верст, в которой, кроме того, присоединяются, с восточной стороны, многочисленные боковые долины. Торговля невольниками была, как и в Вахане, причиной обезлюдения страны, и еще очень недавно, несмотря на отмену рабства, оффициально провозглашенную в Кабуле и во всех афганских владениях, в состав которых входили недавно берега Панджа, люди продавались и покупались, как товар, в земле «Двух жизней». В 1869 году, тамошний властитель торговал своими собственными подданными, чтобы поддержать равновесие своих финансов; в тех местах цена мужчины или женщины колебалась между 300 и 450 фран. и представляла ценность 10 или 15 волов, от 5 до 8 яков или двух киргизских ружей.

Во время путешествия Форсита и его спутников эти два государства имели только одного эмира, резиденция которого находилась в Уамуре (Вамаре), столице Рошана. Главный город Шигнана, Килабар-Панджа, лежащий на левом берегу реки, состоит из 1.500 домов, так что выходит, что он один заключает около трети всего населения обоих государств (?). Уамур и большая часть других селений страны построены на правом берегу, таким образом, что обращены лицом к западу, более освещенному и более теплому, чем сторона, обращенная к востоку.

Дарваз, который следует за Рошаном на берегах Аму-Дарьи, ниже впадения Мургаба и Панджи, тоже населен таджиками, говорящими персидским языком и хорошо сохранившими предания маздеизма, несмотря на то, что они теперь исповедуют магометанскую веру суннитского толка. Главная река начинает в Дарвазе поворачиват к западу, и культурные растения умеренного пояса, даже хлопчатник, показываются в хорошо защищенных лощинах. Главный город Дарваза—Ниб-кумб, иначе Кила-кумб или Калсх-и-Кумб, известный также под именем «Тюрьмы Искандера», так как, по преданию, он основан знаменитым македонским царем, который будто бы построил его с целью запереть в стенах бунтовщиков. Пятитысячный бухарский гарнизон занимает важнейшие места Дарваза, население которого оказало энергическое сопротивление завоевателям. Напротив, жители Куляба и его провинции, которую орошает река Кичисурхан, легко покорились новым властителям.

Область Каратегин, которая отделена от Ферганской долины лишь снеговыми гребнями цепи Алай-таг, представляет собою прекрасную страну высоких гор, ледников, водопадов, простирающуюся на запад от Алайского плоскогорья и орошаемую рекой Кызыл-су или «Красная вода», которая ниже принимает новое имя, Сургаб, а еще далее называется Уакш (Вакш, Вахш). Так же, как в других государствах западного Памира, в Каратегине до сих пор сохранилось древнее арийское население: галчи, хотя обращенные оффициально в магометанскую веру, сохранили свои старые нравы, напоминающие времена Зороастра, и продолжают говорить персидским языком, среди киргизов тюркского языка. Эти горцы народ очень промышленный: они умеют ткать материи, ковать железо, промывать золотоносные пески своих ручьев, добывать каменную соль из своих гор, а летом они ведут довольно большую торговлю с Коканом, Бухарой и Кашгаром; но эти промыслы недостаточны для прокормления жителей. Будучи все земельными собственниками, они не хотят дробить своих земель до бесконечности, и потому молодые люди края уходят массами искать заработков на стороне, в городах равнины; это «оверньяты» Туркестана. Все водоносы в Ташкенте каратегинские уроженцы; но Каратегин посылает также школьных учителей в города Татарии. Покойный Федченко исчислял население, очень густое для страны, имеющей 2.000 метров среднего возвышения, слишком в 100.000 человек, рассеянных в 400 слишком кишлаках, среди фруктовых садов. «Потомок Александра Македонскаго», которого жители Каратегина признают своим шахом, имеет резиденцию в местечке Гарм или Харм, группе из 340 домов, расположенной на правом берегу Сургаба. В соседстве этой столицы вытекают из земли теплые углекислые источники в виде настоящего ручья.

Область Гиссар, к западу от Каратегина, посещенная в 1874 году, в южной её части, путешественником Субадар-Хайдар-шахом, затем исследованная более подробным образом, в 1875 году, русской экспедицией Вишневского, Маева и Шварца,—является отныне на картах совершенно в другом виде, нежели как ее представляли прежние географы. Астрономические съемки, сделанные Шварцем, так сказать, завоевывали для науки страну, где до того времени горные цепи и реки чертились на удачу, по противоречащим один другому рассказам. Теперь мы знаем, что р. Сургаб или Уакш пересекает своим течением восточную часть Гиссара, чтобы соединиться с Аму-Дарьей ниже Газрет-имама, в Кундузе, и что к западу от Уакша территория разрезана на параллельные поясы широкими долинами Кафирнахана, Сурхана, Ширабад-Дарьи, открывающимися между высоких снеговых гор. Ниже Гарма нет ни одного города, кроме Курган-тюбе, лежащего на левом берегу реки; но в некотором расстоянии ниже по течению находятся развалины Лакмана, который, повидимому, был весьма значительным городом: в нем видны еще следы моста через Уакш. Напротив слияния этой реки с Аму-Дарьей стоял другой город, Тахтакуват, о котором туземцы рассказывают разные легенды. Наконец, близ горного прохода Патта-Гиссар. на караванной дороге из Бухары в Мазар-и-Шериф, сохранились обширные развалины города Термез, которые тянутся по берегу Аму-Дарьи на пространстве 26 километров в длину, между рекой Сурхан и руинами другого города, Мия, тоже пустынного в наши дни и приметного издалека по уцелевшему еще высокому минарету. Термез носил прежде таджикское имя Гул-Гула, что значит «Шумный»: происхождение этого названия объясняют так, что гул, стоявший над его многолюдными базарами, слышен был в Бактрах, на расстоянии 90 километров. В развалинах этих городов открыли много драгоценных вещей из золота и серебра, преимущественно древних греческих монет, покупаемых почти исключительно мультанцами, которые увозят их в Индустан. Разработка золотых приисков на берегах Уакша ведется очень деятельно, и некоторые плоские берега, в сезон низкого стояния вод, бывают сплошь усеяны туземными золотоискателями, которые усердно промывают песок, чтобы собирать драгоценные блестки. Как во времена аргонавтов, они употребляют, для промывки, овечье руно, шерсть которого задерживает тяжелый золотой песок, пропуская воду, ил и гравий. Подобно своему предку Язону, греки Бактрианы тоже съумели завоевать себе «золотое руно».

Все города Гиссара: Файзабад, Кафирнаган, Душамбе, Гиссар, Каратаг, Регар, Сари-чуй, Юрчи, Денау, Байсун, Ширабад или «Львиный город», стоят на берегах притоков или подпритоков Аму-Дарьи, и большая часть их построены в области, смежной с вечными снегами и ледниками. Низменные равнины, прилегающие к Оксусу, так же нездоровы, как и равнины, простирающиеся по другую сторону реки в Кундузе, и путешественники. даже туземцы, не могут пускаться в те места, не подвергая опасности здоровье и даже жизнь. Чтобы избегнуть лихорадок и ревматизмов, причиняемых резкими переменами температуры, тамошние жители, как в области гор, так и в равнине, никогда не покидают меховой одежды, даже в самую жаркую пору лета. Гиссар, по прозванию «Веселый» город, который дал свое имя всей стране, выстроился, естественно, вне области лихорадок, в 160 километрах к северу от Аму-Дарьи, в верхней долине реки Кафирнаган, у подножия снеговых гор, за которыми скрывается озеро Искандера (Александра). Население гиссарской столицы, исчисляемое приблизительно в 10.000 душ, занимается главным образом фабрикацией оружия, ножей и разных других металлических изделий, за покупкой которых приезжают киргизы, и которые разносятся пилигримами даже в Персию, в Турцию и Аравию; некоторые из выделываемых в Гиссаре дамасских клинков, с рукоятками из резного золота или серебра, отличаются замечательным совершенством работы, и произведения этого рода, выходящие из европейских мастерских, не могут сравниться с ними по тонкости закалки. Кажется, что в прежнее время Гиссар был гораздо более значительным городом. Эта область Татарии принадлежит уже к тем местностям, где древнее арийское население было вытеснено пришлым финно-татарским элементом: чистокровные арийцы, галчи, сохранились только в горных кишлаках, да некоторые города, как Файзабад, Кафирнаган, населены еще таджиками; но вообще в стране, так же, как в прибрежных равнинах Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи, сарты и узбеки составляют самую многочисленную часть жителей, так что бухарцы провинцию Гиссар обыкновенно называют Узбекистаном.

На запад от Гиссарских гор широкия долины, открывающиеся в направлении к Аму-Дарье, орошаются реками, которые соединившись, образуют реку Кашку. В этих долинах основались разные мелкие государства, границы которых постоянно изменялись, сообразно превратностям войн и переменам в политике соседних держав, и часто они даже играли весьма важную историческую роль: не без причины Александр Македонский провел целых три года в этой стране. Шехр-и-себс (Шах-и-сябз, Шарсабид), построенный на берегах ручья, бегущего с горы Хазрети-Султан, у южного выхода одного прохода гор Самарканд-тау, есть одна из тех временных столиц, которые играли значительную роль в истории арало-каспийской покатости. Шехр-и-себс состоит в действительности из двух укрепленных городов, Китаба, выше, и Шехра, ниже по течению речки, окруженных некогда одной общей стеной—теперь уже сильно поврежденной временем—но отделенных один от другого обширными садами, от которых эти два города-близнеца и получили общее имя, Шехр-и-себс, то-есть «город, утопающий в зелени». Шехр, с его девятью десятками мечетей, куполы и минареты которых высоко поднимаются над массой домов, есть больший из двух городов и насчитывает в своих стенах около двадцати тысяч жителей; в меньшем, Китабе, население не превышает пятнадцати тысяч душ. В начале четырнадцатого столетия, на месте нынешнего Шехр-и-себса находилась просто деревня, по имени Кеш, где родился в 1335 году, ребенок, который впоследствии получил прозвище «Хромой», Тимур-ленк или Тамерлан, и сделался страшным бичем Божиим. Грозный властелин Азии хотел было основать в родном селе столицу своей громадной империи и построил там множество больших зданий; но потом он должен был признать выгоды, которые представлял Самарканд, как центральный город, и перенес туда свою резиденцию. От Тамерланова дворца, Ак-серая или «Белаго замка», считавшагося одним из «семи чудес света», остались только башни и два огромных столба из кирпича, которые поддерживали высокий стрельчатый свод входного портика; стены еще блестят своей обшивкой из фарфора, белого и голубого, украшенного арабесками и испещренного надписями на арабском и персидском языках. Предание указывает на одну из этих башен, как на ту самую, с которой, будто-бы, бросились вниз разом сорок придворных, чтобы подхватить бумагу, которую ветер вырвал из рук их повелителя.

Население края, который был родиной знаменитого азиатского завоевателя, состоит главным образом из кенегезов, узбеков-суннитов, славящихся во всем Туркестане своей храбростью и стойкостью, столько же, сколько их женщины славятся своей красотой; так что нужно было направить русскую военную экспедицию на Шехр-и-себс для того, чтобы присоединить это маленькое государство к владениям эмира бухарского. Никогда обитатели Шехр-и-себса не терпели у себя невольничества. Река Кашка, протекающая чрез город и орошающая его сады, которые, благодаря этому обильному орошению, производят великолепные плоды,—защищала также жителей против нападений внешнего врага; подвижные плотины, устроенные поперек потока, позволяли наводнить на далекое пространство всю местность, окружающую город и его крепость. Присоединение Шехр-и-себса было для бухарского правительства чрезвычайно важным приобретением в экономическом отношении, ибо долина Кашки производит в изобилии разного рода хлеб, табак, хлопок, пеньку, фрукты и овощи, а горы возвышенной области богаты залежами железной руды; пласты самородной каменной соли, в окрестностях Гиссара, на юго-запад от Шехр-и-Себса, доставляют Самарканду всю соль, которая необходима для его потребления; Гиссар, кроме того, важен, как рынок, где производится большая торговля скотом и земледельческими продуктами.

Одна из южных ветвей Кашки берет начало в области гор, которая некогда пользовалась большой славой, как заключающая в себе одно из «чудес света». Это чудо—узкая теснина от 12 до 20 метров шириною и около 3 километров длиною, по которому проходит дорога, ведущая из Балха в Самарканд через Ширабад, город Шехр-и-себс и цепь Самарканд-тау. Во время прохода буддистского миссионера Гиуэн-Цанга, это ущелье было заперто воротами с двумя створками, скрепленными железной оправой, увешанной колокольчиками, которые звонили при малейшем движении воздуха. Восемь столетий спустя, Клавихо, испанский посол, отправленный ко двору Тамерлана, тоже проезжал через «Железные ворота», но искусственного препятствия тогда уже не существовало; русские ученые, участвовавшие в гиссарской экспедиции, переходили, в свою очередь, через порог знаменитых ворот, которые теперь обыкновенно называют Бузголахана или «Козья хижина»; однако, ближайший город до сих пор сохранил многозначительное имя Дербента, подобно имени каспийских «Ворот».

Важный город Карши расположен среди обширной равнины, близ слияния двух главных ветвей реки Кашки, которые получают все воды, текущие с гор между городами Шехр-и-себс и Дербент. Ограда Карши имеет не менее 9 километров в окружности, и население, живущее внутри этих стен, простирается до 25.000 душ. Этот город хвалится, хотя с меньшим правом, чем Гиссар, хорошим качеством своих ножей и клинков, отправляемых даже в Персию и в Аравию; из других фабрикуемых там металлических изделий замечательны изящные кувшины и медные блюда с очень искусной резьбой и украшенные серебряными инкрустациями; но главный источник богатства дает ему окружающий оазис, где возделывают преимущественно табак. Карши, подобно большинству европейских городов, устроил у себя публичное гульбище или бульвар, который тянется вдоль реки, окаймляя её берег своими аллеями серебристых тополей и красивыми цветниками; на этом гульбище собирается весь каршинский бомонд. Жители Карши славятся во всем ханстве, как люди, обладающие хорошим вкусом, живым и бойким умом и остроумием.

Второй город ханства, как по числу жителей, так и по степени развития торговой и промышленной деятельности, Карши важен как место соединения дорог, идущих из Бухары, из Самарканда, из Гиссара, из Балха, из Меймене. Он находится всего только в сотне километров от Аму-Дарьи, но отделен от неё песками, в которых теряется орошающая его река Качка до последней капли. Переход через главную реку страны, на дороге из Андхоя и Меймене, охраняется укрепленным городком Калиф, перед которым Аму-Дарья, загороженная с одной стороны высокими скалами, имеет только 357 метров ширины; но зато в этом месте встречаются, говорят, большие глубины, в 75 и 100 метров. Ниже по течению, крепостца Карикджи, на правом берегу, и крепость Керки, на левом, защищают другой переход. Вся средняя часть реки, от древней Бактрианы до Хивинского оазиса, была присоединена Россией к владениям Бухары, и это государство взяло на себя обязанность содержать паромы на реке, держать в порядке и ремонтировать каравансараи на обоих берегах. Население левого берега состоит главным образом из туркменов племени эрсари, которые платят дань бухарскому эмиру, дабы последний защищал их против других кочевников. После Керки, единственный укрепленный город, которым обладает Бухара на западном берегу реки, есть Чарджуй, стоящий на прямой дороге из бухарской столицы в Мерв, напротив того места, где некогда должен был оканчиваться Зарявшан. Чарджуй сделался складочным местом торговли между Бухарой и Хивой.

Овладев Самаркандом и верхней и средней долиной Зарявшана, русские тем самым поставили в полную от себя зависимость столицу Бухары и все другие города, находящиеся на нижнем течении этой реки. Одного сооружения поперечной плотины, которая задерживала бы воды Зарявшана в виде обширного резервуара испарения, было бы достаточно, чтобы иссушить все производительные земли Бухарии в собственном смысле и принудить жителей к выселению. Расширение площади земледелия в Самаркандском крае имеет подобные же следствия, так как теперь требуется более значительное количество воды для искусственного орошения; с тех пор, как русские сделались владельцами Самарканда, как численность населения возрасла и поверхность садов увеличилась, Бухара терпит постоянно усиливающийся недостаток воды, и можно уже констатировать некоторое перемещение жителей из нижних в выше лежащие части течения реки. Таким образом, даже не принимая в рассчет огромной несоразмерности военных сил, между славянской державой, которая овладела Самаркандом, и бухарским ханством, самое географическое положение двух стран обеспечивает верхнему краю решительное преобладание над нижним, по течению их жизненной артерии.

Город Бухара, Шериф или «благородная»,—как ее величают на монетах, чеканящихся именем эмира,—не принадлежит к числу красивых городов востока. Хотя местное предание основателем её называет «Двурогаго» Александра (Македонского), она не принадлежит также и к числу древних городов Согдианы. Улицы в ней узкия и кривые; здания ветхия, полуразвалившиеся и покрытые густым слоем пыли; воды лениво движутся в каналах и иногда даже совсем пересыхают; на площадях нет тенистых деревьев, и улицы не кишат уже народом, как бывало в те времена, когда эмир бухарский был могущественнейшим государем арало-каспийской покатости. Главная мечеть бросается в глаза своим высоким минаретом, Манари-Калян в 87 арш. вышиною, верхушка которого, как уверяют бухарцы, находится на уровне почвы Самарканда; но на самом деле, главный город Зарявшана лежит почти на 300 метров выше бухарской столицы (именно, высота местоположения Самарканда 655 метр., Бухары 360 метр.). Прежде сбрасывали приговоренных к смерти преступников с вершины этой священной башни, всходить на которую имели право только муллы и палачи, тащившие своих жертв на казнь.

Впрочем, торговля все еще привлекает на базары «благороднаго» города людей всех рас и народностей востока. По меньшей мере две трети всего городского населения, исчисляемого в 70.000 душ, то-есть в половину той цифры, до которой оно простиралось в тридцатых годах текущего столетия, состоит из таджиков; но узбеки, более или менее смешанные с иранскими элементами, тоже очень многочисленны; киргизы разбирают свои палатки или кибитки на площадях, как будто-бы они находились среди пустыни; мервские туркмены своей гордой осанкой и смелой поступью составляют резкий контраст с иранскими вольноотпущенниками, раболепными и лукавыми; русские начинают тоже появляться в столице ханства, в сопровождении разных авантюристов из других стран Европы; евреи и индусы или «мультанцы», прозванные так по имени города Мультана, который в Татарии считают метрополией Индустана, сидят на базарах, предлагая проходящим свои товары. Почти все индусы, посещающие Бухару,—ширкапурские уроженцы: они имеют на своем красивом смуглом челе красный знак, символ священного пламени.

В восточном мире Бухара пользуется громкой славой, как главный центр мусульманской учености: «Везде в других местах на земле, свет нисходит свыше; но он поднимается из Бухары», засвидетельствовал сам Магомет, когда он был взят на небо: так разсказывают бухарские ишаны и муллы. Как бы то ни было, Бухара есть бесспорно один из тех городов, имя которых должно занять видное место в истории человеческой мысли. Мусульманская образованность несомненно достигла там замечательной степени развития в различные эпохи, с девятого до двенадцатого столетия, затем в четырнадцатом веке, когда город снова оправился от страшного погрома, произведенного дикими полчищами Чингис-хана. Так же, как на другом конце мусульманского мира: в Севилье, в Гренаде, в Кордове, смешение цивилизаций арийской и арабской имело самые счастливые последствия для успехов человеческого знания, и бухарские иранцы, обращенные в исламизм и более или менее подвергшиеся арабскому влиянию, сделались знаменитыми поэтами, писателями, докторами, учеными Трансоксианы. И теперь еще «Город Храмов»,—ибо таков, на монгольском языке, смысл слова Бухара,—есть в то же время город школ; триста шестьдесят мечетей высоко поднимают над массой низких домов свои куполы, башни и минареты; но город имеет, кроме того, более сотни медресе, из которых одна, построенная с большой роскошью на средства Екатерины II, была подарена ею эмиру, которого императрица старалась завербовать к себе в союзники. Дети читают по складам Коран в этих многочисленных школах, которые легко узнать издали по их лакированным кирпичам или изразцам, испещренным надписями религиозного содержания, или по приютившимся под их крышами гнездами аистов, символу мира и гостеприимства. Но внутри рассадников просвещения царствует мертвящая традиция: рутина преподавания убила истинную науку, и в школах теперь уже не обучают ничему, кроме сухих, безжизненных формул. Точно также и мусульманская вера, некогда столь горячая в Бухаре, теперь не более, как ханжество и лицемерие; этот «Рим ислама» есть один из магометанских городов, где под строгостью религиозных правил и обязанностей, под личиной набожности, скрывается всего больше обманов и всяческих гадостей. Все предписания мулл и ишанов разных монашеских орденов исполняются в точности; бухарцы всегда носят на себе, завернутый в чалму, свой смертный саван; они аккуратно читают молитвы и совершают требуемые коленопреклонения; они регулярно ходят на поклонение соседней святыне, гробнице, где погребен Бага-эддин, национальный святой Туркестана; но в то же самое время—вероломство отравляет дружбу, донос служит главным средством правительственной системы, и порок во всех его видах спокойно живет у самым дверей мечетей.

Промышленность бухарской столицы, хотя она очень уменьшилась против прежнего времени, все еще значительна. Базары содержат еще, кроме товаров, привезенных из разных европейских стран, много произведений туземной почвы и промышленности. Так, в Бухаре фабрикуют прекрасные бумажные полосатые ткани, известные под именем аладжи; гофрированный (с тисненными узорами) кожаный товар, выделываемый бухарскими кожевниками, отличается замечательной гибкостью, и туземные сапожники шьют из него очень красивую обувь. Производство шелковых материй тоже составляет национальную промышленность, и в Бухаре можно купить шелковые платки необычайной тонкости, ткань которых, по выражению одного путешественника, «похожа на паутину»; еще недавно с самых отдаленных окраин Татарии правоверные приходили на бухарский рынок обновлять свой гардероб. Занятие Самарканда русскими и важное торговое значение, которое получил Ташкент, не лишили Бухару её движения, как места обмена, и даже, кажется, заставили обратить к коммерческим спекуляциям инициативу, направленную прежде почти исключительно на войну и политику. Бухара—главный центр товаров между рынками нижегородским и пешаверским. Индия и Афганистан посылают Бухаре: красильные вещества и москотильный товар, различные виды чая, глиняную посуду, разные инструменты и орудия, книги, но преимущественно ткани, известные под названием кабули (кабульские), даже когда они привозятся из Англии и не проходят транзитом через Кабул. Персия отправляет сюда тоже ткани, оружие, книги; Мерв поставляет бухарцам оружие и дорогих лошадей; Герат продает им фрукты, шерсть, кожи, тогда так Хива, которая тоже вывозит земледельческие продукты, служит главным посредником России по сбыту в Бухару мануфактурных изделий, вывозимых из губерний волжского бассейна. Русские товары, естественно, встречаются в наибольшем количестве, сравнительно с другими привозными, на бухарских базарах; но продаются они не русскими негоциантами. Бухарские купцы сами ездят за товаром в Нижний-Новгород, в Москву, в Оренбург, и сами отвозят его на главный рынок Зарявшана: в их руках и в руках афганцев, мультанцев (индусов) и евреев сосредоточена вся эта важная отрасль внешних торговых сношений ханства, обороты которой исчисляют в 35 миллионов метал. рублей. В 1876 году в Бухаре был всего только один русский купец; мало того—некоторые отрасли торговли, находившиеся прежде в руках русских, были отняты у них туземцами: зеленый чай, употребляемый бухарцами, представляет годовой груз 5.000 верблюдов, и весь этот товар получается из Афганистана; привоз же черных чаев из России теперь совершенно прекратился.

Таким образом, Бухаре пока не грозит опасность быть разоренной торговым соперничеством Самарканда или какого-либо другого города, занятого русскими; ей грозит, как сказано выше, опасность другого рода, именно—постепенное обмеление и высыхание оросительных каналов, которое имело бы роковым следствием вторжение песков. Дюны с каждым годом все далее и далее проникают в пределы оазиса, засыпают ирригационные каналы и постепенно превращают край в пустыню. Истребление лесов саксаула имело в этой стране такия же следствия, какими сопровождалось некогда обезлесение в области французских ландов; барханы, прежде твердые, как скалы, сделались подвижными, и ветер гонит их на завоевание полей и селений. Кроме того, арыки, отведенные из Сыр-Дарьи, давным давно заброшены, и теперь только кое-где остались от них едва заметные следы. Большая часть песчаных бугров в Бухаре движутся по направлении с северо-востока на юго-запад, под влиянием полярного ветра, который иногда дует в продолжение трех месяцев без перерыва, но дюны набегают также и с других точек горизонта, и можно, пожалуй, вычислить наперед, в какой промежуток времени плодородная земля будет покрыта летучими песками. Еще очень недавно богатая территория Вардандзи была занесена песком, и жители её принуждены были искать в другом месте каких-нибудь средств к существованию. Другой округ, Ромишан, лежащий к западу от города Бухары, был засыпан песком в 1868 году, и говорят, что шестнадцать тысяч семейств должны были покинуть свои наполовину зарытые в песчаных сугробах дома, чтобы искать счастья на чужбине, в хивинском ханстве; точно также считают десятками тысяч эмигрантов, направившихся к Самарканду и Зарявшанскому округу. Самой столице бухарского ханства грозит серьезная опасность: туземцы ожидают этой катастрофы, как непреложного определения Аллаха, и действительно, если не будут своевременно приняты меры к прикреплению дюн, бедствие станет неизбежным. Так погибли города Хаджу-оба, развалины которого видны в 40 километрах на северо-запад от Бухары, и в 32 километрах к западу, знаменитый Байкунд, некогда более важный, чем нынешняя столица. От этого многолюдного города остались только груды мусора, да обломки водопровода. Бухара, угрожаемая песками, страдает также от дурного качества своих вод, вообще это очень нездоровый город, и среди его населения свирепствуют многочисленные болезни. Нарывы и язвы всякого рода очень обыкновенны, особенно у женщин, и говорят, что более половины из тамошних жительниц покрыты шрамами и язвинами или сделались немощными от болезней. В летнее время большое число жителей—целая четверть по словом Бёрнса, только десятая часть, по свидетельству других путешественников,—страдают от болезни ришта, особого паразита, подкожной глисты ритте или струнца медицинского (filaria medinensis), которая развивается в теле человека на ногах или руках, и которую нужно осторожно наматывать, чтобы извлечь из тела, если не имеешь мужества разрезать больную часть. Бухарские брадобреи очень искусно делают эти хирургические операции.

Кроме столицы, многие другие города Бухарии основались в долине Зарявшана, особенно в Мианкальском округе, который простирается от Бухары вверх по течению реки до границ русских владений: там деревня следует за деревней, и весь край представляет один сплошной сад. Эта часть Туркестана всего лучше сохранила тот вид, какой, по часто повторяемой местной поговорке, некогда имела вся страна, от Ташкента до Хивы: «от города до города коту надо было только перескочить с крыши на крышу». Самые значительные города Мианкальского округа—Зияуэддин, Яны Курган и Керминех, населенные преимущественно узбеками, которые окружили их превосходно возделанными садами и полями.

Ниже Бухары, Кара-Куль или город «Черного озера», есть главное место роздыха между столицей ханства и Чарджуем на Аму-Дарье. Близ этого места оканчивается, во время разлива, «золотоносная» река (Зарявшан): пруд, носящий еще громкое имя Денгиз пли «море», принимает в себя излишек воды, которая испаряется на солнце, не будучи в состоянии перейти через пояс песков, отделяющий ее от Оксуса. В 1820 году, во время путешествия Мейендорфа в Бухарию, Кара-Куль и его окрестности, вероятно, не терпели такого недостатка в воде, как в наши дни [если правда, что город имел тогда население, простиравшееся до 3.000 душ]. Теперь такая значительная масса народа неизбежно погибла бы от жажды в этой области песков, где прежде встречались, в виде непрерывной ирригационной сети, оросительные каналы, отведенные из трех рек: Аму-Дарьи, Зарявшана и Сыр-Дарьи.

Будучи вассальным государством России, бухарское ханство сохраняет собственное управление, и наружные формы правительства остались для виду прежния: но в сущности все изменилось, так как эмир или «глава правоверных», хотя все еще господин над жизнью и смертью своих подданных, должен, однако, принимать в рассчет волю более сильного, чем он,—генерал-губернатора русского Туркестана. Даже на его территории, в пределах ханства, в Кала-Ата, русские построили, в 1872 году, форт, по имени Георгиевский, имеющий назначение наблюдать за прямой дорогой из Ташкента в Хиву. Иностранцы христиане отныне не имеют более причины опасаться заключения без всякаго повода в тюрьму и истязания пытками; евреи, еще недавно терпевшие всевозможные притеснения, теперь не дают себя в обиду, прибегая, в случае надобности, к защите русских, между которыми они находят много единоверцев; невольничьи рынки заперты, или по крайней мере торговля человеческим мясом не производится так открыто, как производилась прежде. Трактат 1873 года, которым была отменена продажа невольников, обеспечивал в то же время русским право свободного судоходства по Аму-Дарье и устройства на её берегах складочных мест для товаров и набережных, или пристаней; он открыл русской торговле города и селения Бухарии, разрешил подданным Белого царя заниматься всякими промыслами и ремеслами, с теми же правами и преимуществами, какими пользуются сами бухарцы, позволил им селиться и приобретать недвижимую собственность повсеместно в пределах ханства. Сверх того, Россия выговорила себе право держать при дворе бухарского эмира постоянного дипломатического агента, на обязанность которого возложено наблюдение за исполнением условий заключенного договора, и, наконец, установлены еще особые правила полицейского характера, которыми воспрещается всякому лицу, к какой бы национальности оно ни принадлежало, переходить с русской территории в бухарские пределы без формального разрешения императорского правительства. Таким образом полицейская власть России проникает далее, чем её оружие, во внутренность азиатского континента: через посредство вассального государства оно может действовать до самых границ Афганистана и Кашмира. Что касается торговых выгод, выговоренных в упомянутом трактате, то русски еще почти не воспользовались ими.

Бухарская армия, сделавшаяся в сущности бесполезной, есть не более, как иррегулярная полицейская стража, состоящая из волонтеров сартов и бывших невольников персиян, проданных туркменами на рынке Бухары. Команда, которой обучал это воинство дезертир казак Попов, сделавшийся главнокомандующим бухарских сил, производится на русском языке, с примесью слов английских и турецких, а мундир солдат представляет отдаленное подражание мундиру индийских сипаев. По последним сведениям, вся бухарская армия состоит из 14.000 человек при 20 орудиях, при чем большая часть приходится на долю пехоты, состоящей из 2 рот гвардии эмира (джилау) и 13 линейных баталионов (сарбаз) пятиротного состава, вооруженных отчасти гладкими, отчасти нарезными курковыми ружьями с ножами-штыками, а также старыми фитильными и кремневыми ружьями. В 1883 г. эмиру подарено, по распоряжению туркестанского генерал-губернатора, 1.000 ружей Бердана. Конница состоит из 20 полков галабатырей и из 8 полков хасабардаров (стрелков), вооруженных фальконетами, по одному на двоих. Артиллеристы составляют одну роту в 300 челов.