Бассейн реки Бай-хэ, провинция Чжи-ли

Та часть Собственного Китая, где находится столица империи, образует самую северную из восемнадцати провинций; она даже далеко лежит от истинного центра государства, то-есть пространства, заключенного между течениями двух главных рек страны, Хуан-хэ и Ян-цзы-цзяна. В эпохи продолжительного внутреннего мира естественно было основать средоточие империи в каком-либо центральном городе, каков, например, Нанкин; но в периоды иностранной войны сила сопротивления, представляемая правительством, его чиновниками и его армиями, должна была переноситься к месту наиболее угрожаемому внешним врагом. Но мы знаем, что монголы и маньчжуры спускались к Китаю через местности, орошаемые рекой Бай-хэ, на берегах которой и происходили решительные битвы. Одержав победу, завоеватели охотно оставались в этой области, сопредельной с их родиной, откуда им легко было получать подкрепления, и куда они могли спастись в случае поражения. Таковы причины, которые, с половины десятого столетия нашей эры, исключая нескольких перерывов, заставляли избирать Пекин для местопребывания императоров. При том же, этот город лежит уже в той же естественной области, в которой и более южные города; находясь в стране равнин, к юго-востоку от краевых цепей, ограничивающих Монгольское плоскогорье, он не отделен от местностей, орошаемых Желтой рекой, никаким порогом из гор или холмов; от Чжи-ли до провинций Хэ-нань, Гань-су, Ань-хой, перемены климата, культур, населения совершаются нечувствительными переходами. По многочисленности своих обитателей, провинция Чжи-ли, или «непосредственное северное владение, управляющая провинция», есть равным образом, земля совершенно китайская; последняя оффициальная перепись, предшествовавшая вторжению тайпингов, перемене течения Желтой реки и большому голоду, насчитывала около тридцати семи миллионов жителей в этой области; это от трех до четырех раз больше того, сколько их находится во Франции на площади равного протяжения. Со включением территорий, присоединенных от внутренней Монголии, пространство Чжи-ли, по Матусовскому, в 1879 г. определялось в 5.438,28 квадратных миль, население, в 1882 году, 17.937.000 душ, так что средним числом приходится 3.298 жителей на одну квадратную милю.

Омываемая на востоке морем, Чжилийская провинция довольно хорошо ограничена с северной и западной сторон крупными склонами гор, составляющих отроги или предгорья массы монгольских плоских возвышенностей. В своей совокупности эти возвышения почвы ориентированы по направлению от юго-запада к северу-востоку, параллельно хребту полуострова Ляо-дун и Шаньдунским горным цепям; вытекающие из них реки следуют сначала по возвышенным долинам, затем, находя боковую расселину или брешь, круто поворачивают и через этот проход вступают в равнину. Едва одна вершина достигает высоты, превышающей 2.000 метров, в частях этих цепей, заключающихся между поперными долинами рек Бай-хэ и Ян-хэ, которые орошают Пекинскую равнину; но к югу от Ян-хэ хребты опять поднимаются в виде вершин до 2.500 и 2.400 метров высоты; а одна из цепей Сяо-у-тай-шань или «малая пятиглавая гора» достигает даже, по Брейтшнейдеру, своими снеговыми остроконечными верхушками высоты 3.600 метров над уровнем океана.

Морской берег, который тянется на пространстве около 500 километров от устья маньчжурской реки, Ляо-хэ, до пекинской реки Бай-хэ, следовал некогда в направлении параллельном расположению гористых возвышений страны, но речные наносы постепенно изменили это первоначальное очертание. Так, река Луань-хэ, которая принимает в себя все ручьи и речки, текущие с юго-востока из Монголии через Хара-хотон и Жэхол (Жэ-хэ), образовала в открытом море обширный полукруг новых аллювиальных земель. При виде плоских берегов, которыми оканчивается на западе Чжилийский залив, тоже не трудно признать, что наносы рек Бай-хэ и Сань-хэ или Бэй-тан-хэ значительно выдвинули вперед линию морского прибрежья в это мелководное море и соединили с берегом бывшие острова, горки из лавы, поднятые над поверхностью моря в доисторические времена. Вся низменная равнина Чжилийской провинции была некогда морским дном, которое пресноводные потоки, принося измельченные обломки с прибрежных гор, постепенно, но еще не вполне, засорили и превратили в твердую землю. Озера и болота все еще занимают часть страны, и там и сям проточные воды блуждают по равнине, не находя достаточного ската, чтобы изливаться в залив. Часто случается несколько лет под ряд, что равнины Тянь-цзиня и всего центрального Чжи-ли принимают вид сплошного озера; наводнение иногда покрывало пространство около 15.000 квадратных километров слоем воды толщиною от полметра до полтора метра; одни только города и деревни, построенные на холмах и на возвышенных землях, выступают, на подобие островов, среди беспредельной поверхности потопа. Во время разливов вода, которую приносят, выше Тянь-цзиня, все реки, встречающиеся в этом месте (верхний Бай-хэ, Яв-хэ, Ху-то-хэ, Вэй-хэ), не находит достаточно быстрого стока через нижнее течение Бай-хэ и разливается далеко по окружающим равнинам. Посевы на полях уничтожаются, и жителям края предстоит неминуемый голод; судоходство сильно затрудняется; высокие речные берега, подмытые водами, обваливаются, русла меняют место, каналы превращаются в блуждающие потоки. Так, река Вэй-хэ, составлявшая прежде северную часть Большого или Императорского канала, между Тянь-цзинем и Ян-цзы-цзяном, недавно перестала быть судоходной. Почти все селения края, как это уже заметил один из европейских путешественников прошлого столетия, Эллис, носят названия, свидетельствующие о постоянном перемещении рек на равнине.

Несчастные крестьяне этой части Чжилийской провинции объясняют наводнения гневом черно-зеленого дракона, которого нужно умилостивлять жертвоприношениями, тогда как европейцы приписывали их оседанию почвы. Но эта гипотеза не опирается ни на какие точные наблюдения, и большинство фактов оправдывают скорее противоположное предположение, именно существование местного поднятия суши, которым китайские ученые и объясняют столь быстрые захваты, делаемые берегами на водах Чжилийского залива. Каковы бы ни были колебания уровня почвы в этой части Китая, непосредственные причины периодических наводнений в нижней Чжи-ли совершенно очевидны. Здесь, как во многих странах Европы и Нового Света, склоны гор, где ручьи и реки берут свое начало, были обезлесены; дожди, очень обильные летом, не будучи более задерживаемы корнями деревьев, быстро скатываются по почве, увлекая верхний, растительный слой земли, и все текущие ручьями воды, смешанные с илом, устремляются к Тянь-цзиньской низменности, откуда они не могут стечь так же скоро, как пришли. Кроме того, истребление лесов имело следствием увеличение силы ветров, называемых хуа-фын, или «пыльными вихрями», которых так боятся жители равнины по причине вреда, который они наносят полям, и болезней, которыми часто сопровождается их дуновение. Чтобы предупредить на будущее время общее ухудшение почвы и климата, необходимо было бы снова развести леса на скатах гор и устроить запруды у ворот речных теснин, для того, чтобы можно было утилизировать для правильного орошения культурных земель воды, которые ныне только опустошают почву; равным образом было бы очень полезно переместить слияние различных рек, которые теперь соединяются в одной и той же впадине. Гэппи дает следующие цифры для области реки Бэй-хэ: Площадь речного бассейна—142.400 кв. километр. Средний сток реки в секунду—219 куб. метров. Объем годовых наносов в Чжилийский залив 2.265.000 куб. метров.

Бедствия, причиняемые наводнениями, заставили выселиться часть жителей нижнего Чжи-ли; эта область есть родина колонистов, которые сотнями тысяч населяют в наши дни внутреннюю Монголию и Маньчжурию. Некоторые города страны тоже представляют уменьшение цифры населения, в том числе и Пекин, главный город империи.

Известно, что имя Пекин, обыкновенно произносимое по южному Пэй-кин, а по северному Бэй-цзин в мандаринском диалекте, буквально значит «Северная столица» и дано в противоположность городу Нань-цзин или Нанкин, название которого означает «Южную столицу». Пекин был назван так в начале пятнадцатого столетия одним императором из династии Минов, но это имя, употребляемое всеми европейцами, известно в самом Китае только образованным людям: простой народ не знает другого наименования, кроме Цзин-чэн, то- есть «столичный город»; оффициальный термин, имеющий тот же смысл,—Цзин-ду, наконец, на китайских картах город означается именем Шунь-тянь-фу. Впрочем, мало найдется городов, которые бы так часто меняли имя, как столица Срединного царства. Когда Пекин в первый раз появляется в империи, он назывался Цзи, впоследствии он сделался главным городом княжества, под именем Янь, то-есть «ласточка», и писатели и теперь любят называть его этим именем. Между различными его наименованиями Европа познакомилась в средние века с тюркским названием Хан-балык (Камбалюк) или «ханский город», которое ему дали северные завоеватели, и которое Марко Поло описал своим соотечественникам. Часто опустошаемый, Пекин должен был менять местоположение так же часто, как и самое имя, и в окрестностях столицы, особенно на северной стороне, до сих пор видны во многих местах остатки прежних стен и башен.

Пекин расположен, в виде обширного прямоугольника, среди равнины, поднимающейся всего только на 37 метров над уровнем моря, в небольшом расстоянии к юго-востоку от высоких холмов, составляющих последние отроги гор, которые ограничивают на юге плоскую возвышенность Монголии. Два ручья перерезывают Пекин, но ни одна река не проходит в настоящее время возле стен или через самый город. Бай-хэ или Пэй-хо, водный путь, служащий для торговли и продовольствия столицы, извивается в двадцати слишком километрах к востоку от городских валов. На западе, Ян-хэ, самая многоводная из этих двух рек, хотя менее предъидущей утилизируемая для судоходства, тоже проходил километрах в пятнадцати от города. А между тем было время, когда она протекала недалеко от стен Пекина. Огромные плотины возведены вдоль её левого берега для того, чтобы не позволять потоку направляться на Пекинскую равнину; при выходе из области холмов, на высоком берегу поставлено железное изображение коровы, которой поручено, говорит местная легенда, испускать громкое мычание, когда вода в реке начинает подниматься тревожным образом. Императоры два раза приказывали прорывать отводный канал из Ян-хэ выше уединенного холма Ши-цзин (Ши-цзин-шань), для того, чтобы наполнить водой пекинские каналы и поддерживать одинаковый уровень в судоходных каналах столицы; но оба раза принуждены были запереть это русло, через которое выступившие из берегов воды реки устремлялись на город: и теперь еще видны остатки исполинских шлюзов, устроенных некогда при начале канала. Ян-хэ очень часто переменял ложе ниже холмов, и повсюду в равнине встречаются мраморные мосты через прежняя русла и рукава, ныне покинутые водами и наполняющиеся только в сезон дождей.

Площадь, занимаемая Пекином, по исчислению Вебера, равна 6.341 гектару, что составит около четырех пятых Парижа, в черте ограды, образуемой его укреплениями.

Далеко не все это пространство застроено и заселено. Императорский город или квартал и княжеские резиденции заняты на большей части их протяжения садами, киосками, пустынными дворцами. Китайский квартал наполнен домами только на протяжении около 1.600 метров в ширину, от востока к западу, а в остальной части пространства, обнесенного стенами, расстилаются обширные пустыни в перемежку с лужами, бывшими кладбищами и полями; здесь же находятся парки храмов Неба и Земледелия; наконец, значительная часть почвы занята древними зданиями, лежащими в развалинах. В виду этого, кажется невероятным, чтобы столица имела столь же многочисленное население, как другие большие города Китая: она даже уступает в этом отношении одному городу своей собственной провинции, Тянь-цзиню, рынку нижней Бай-хэ. Бретшнейдер не думает, чтобы Пекин имел даже полмиллиона жителей: далеко не равняясь с Лондоном по многолюдству, он представляет только около восьмой части английской метрополии. До сих лор китайское правительство отказывалось опубликовать статистику городского населения, для которой оно, однако, обладает всеми необходимыми элементами. Оно ведет точный счет смертности, так как все умершие хоронятся вне столицы, и список погребальных поездов составляется у каждых городских ворот, под которыми они должны проходить.

«Северная столица» состоит из двух рядом лежащих городов, которые отделены один от другого высокой внутренней стеной. К северу от этой стены расположен, в виде правильного квадрата, «татарский» или «маньчжурский» город, называемой также «внутренним» или Нэй-чэн; южный город, более широкий от востока к западу, но гораздо меньше предъидущего по направлению от севера к югу, носит название «китайского, или внешняго» города или Вай-чэн; прежде это было простое предместье, которое в шестнадцатом столетии опоясали валом. Городская стена, еще довольно хорошо сохранившаяся и имеющая внушительные размеры, представляет огромную земляную насыпь, одетую кирпичом и оканчивающуюся на высоте пятнадцати метров выложенной плитами платформой, такой же ширины, на которой свободно могут разъезжаться повозки; через каждые двести метров четыреугольные башни, такой же высоты, как и стена, образуют выступы, вышиною около двадцати метров; кроме того, на всех четырех углах ограды высятся четырех-этажные бастионы, прорезанные бойницами, и над сводами каждых ворот возведены высокие постройки с тройной кровлей, покрытой лакированными черепицами. Широкий ров, там и сям усеянный лужами или служащий канавой для сточных вод, отделяет стену от полей и внешних садов так же, как от грязных предместий с их невзрачными домиками, обвешанными разным тряпьем.

Китайский город, если не самая многолюдная, то самая деятельная, по торговле и промышленности, часть столицы; он походит скорее на большое ярмарочное становище, чем на город в собственном смысле слова. Площади его, неправильной формы, загромождены телегами и палатками; неровные шоссе улиц, где грохочут тряские повозки, окаймлены по обе стороны впалыми дорогами, служащими вместо тротуаров и превращающимися в топкое болото после дождей, в груды пыли во время сухой погоды; народ толпится перед качающимися балаганами, украшенными флагами и значками, и следующими один за другим в беспорядке вдоль улиц; бараки магазинов скрывают домики, где живут купцы, только там и сям виднеются деревья садов, расположенных во внутренности островков. Несколько водосточных канав перерезывают этот квартал, и вонючия воды их употребляются на поливку улиц. На одном из самых людных перекрестков, подле «Моста слез», палач помещается перед роковой скамьей, на которой его помощникам часто приходится растягивать жертвы; бамбуковые клетки принимают головы казненных, и запекшаяся кровь обагряет землю.

Что касается «татарскаго» города, то он правильнее распланирован, но по виду не красивее китайского квартала, исключая мест вокруг иностранных посольств и вдоль триумфальных аллей или проспектов, где через каналы построены мраморные мосты, украшенные фигурами символических животных. Еще недавно, потомки маньчжурских завоевателей, считающие себя принадлежащими к высшей расе, обязаны были подавать хороший пример другим жителям Пекина. Так, в татарском городе не увидишь ни питейного дома, ни дома терпимости; улицы его не должны быть оскверняемы никакой похоронной процессией, по ним не может быть проносим ни один гроб из китайского квартала. Прежде маньчжурам строго запрещено было иметь постоянное местожительство во внешнем городе или пускать к себе в дом квартиранта, принадлежащего к покоренной расе: но уже давно эти запреты перестали исполняться: племена смешались, и хотя маньчжуры, более или менее чистокровного происхождения, все еще составляют большинство населения в городе, носящем их имя, но китайцы, в собственном смысле слова, водворились там во множестве, и почти вся торговля находится в их руках. Хой-хои или магометане, в числе нескольких десятков тысяч в двух сопредельных городах, занимаются преимущественно ремеслами; к их общине принадлежат почти все мастера металлических изделий. Христиане из туземцев забрали в свои руки монополию часового производства, которому их научили миссионеры в прошлом столетии.

Центр татарского города образует третий город—Хуан-чан, тоже обведенный оградой, четверо ворот которой открываются к четырем главным точкам горизонта. В нем расположен Цзы-цзинь-чэн, священное место северной столицы, заключающее в своих стенах единственное здание Китая, обшитое снаружи желтым фарфором—императорский дворец, который сам по себе составляет отдельный, четвертый город, недоступный подданным богдыхана. Наибольшая часть этого квартала занята искусственным озером, рощами, садами с тенистыми аллеями. Кроме того, там есть два холма, из которых самый высокий, господствующий над всем городом, называется Цзин-шань (столичная гора), но более употребительное её название—Мэй-шань или «Угольная гора»: по словам народной легенды, эта горка, образованная рукой человека, покоится на грудах угля, которые были тут сложены на случай продолжительной осады. С высоты северо-западных холмов, откуда можно обозревать расстилающуюся внизу Пекинскую равнину, столица кажется громадным четыреугольным садом, в центре которого возвышается Угольная гора, с её аллеями и киосками; низенькие дома двух соединенных городов представляются в виде полос и пятен среда обширного пространства зелени.

Два пекинские храма по протяжению почти соперничают с императорским дворцом: это храм Неба и храм Земледелия, расположенные в южной части китайского города и оба окруженные несколькими рядами вековых деревьев; внешния ограды этих двух парков имеют каждая по нескольку километров в окружности. Храм Неба, с двумя поднимающимися одна над другой крышами, стоит на террасе, на которую ведут мраморные ступени, он построен в форме широкой ротонды, украшенной лакированным фаянсом и деревянной резьбой, цвета которых, голубой, ярко-красный, золотисто-желтый, составляют резкий контраст с зеленью фона. Храм Земледелия размерами меньше, но за то выше предъидущего и оканчивается на верху тремя следующими одна за другой крышами; корпус его окружен целым лесом резных пилястров, украшающих балконы и лестницы. В соседстве этого храма находится поле, куда император и принцы торжественно приходили каждый год, в эпоху начала весенних полевых работ, пахать почву плугом, сделанным из золота и слоновой кости, призывая благословение Неба и Земли на возделываемые нивы и предстоящий урожай; но со времени победоносного вступления европейцев в столицу богдыханов эта церемония вышла из употребления. Другие святилища, где совершаются торжественные обряды национальной религии, храм Земли, храмы Солнца и Луны, находятся вне татарского города, в близком расстоянии от его стен. Тоже близ вала, но внутри города, в соседстве храма ученых, стоит старая обсерватория миссионеров иезуитов, с её любопытными астрономическими инструментами, из бронзы, китайской конструкции, которых орнаменты, представляющие символических драконов, превосходно сохранились, благодаря сухому климату Пекина; эти инструменты составляют лучшую из известных нам коллекций китайских бронз. Русская обсерватория, построенная у северо-восточного угла городской ограды, заключает в себе сокровища другого рода, китайскую библиотеку, которая уже в течение более полустолетия постоянно увеличивается и обогащается новыми приобретениями. Наконец лазаристская миссия обладала прекрасным музеем естественной истории, основанным миссионером Арманом Давидом, но здание, где он помещался, ныне перешло к китайцам вместе со всеми коллекциями музея. Книго-хранилище императорской академии, некогда довольно обширное и богатое, было большей частию разрознено, и теперь мы тщетно стали бы искать в нем некоторых сочинений, экземпляры которых имеются даже у европейцев. В царствование династии Минов правительство содержало в Пекине специальные школы, где обучали языкам сиамскому, бирманскому, персидскому, турецкому, тибетскому и двум наречиям диких народцев, живущих на юго-западной окраине Китая. Со времени войны из-за опиума, министры богдыхана поняли, что есть на свете другие языки, знакомство с которыми может принести больше пользы, нежели знакомство с диалектами Индо-Китая и центральной Азии, и теперь молодые мандарины изучают в правительственной школе Тун-вэнь-гуань, учрежденной при министерстве иностранных дел, языки: английский, французский, немецкий, русский и маньчжурский; курсы монгольского и турецкого языков мало посещаются.

Как торговый центр, Пекин в наши дни не имеет, может быть, такого важного значения, какое имел во время Марко Поло, когда, по словам знаменитого венецианца, «не было дня в году, чтобы, по одному только привозу шелка, не вступало в город тысячи возов, нагруженных материалом, из которого выделываются многие златотканные и шелковые материи». Тем не менее и теперь движение повозок и товарных обозов, караванов лошадей и мулов, пешеходов громадно на дороге, связывающей Пекин с его пристанью Тун-чжоу на реке Бай-хэ. Кроме того, столица соединена с той же пристанью судоходным каналом, длиною около двадцати пяти километров, по которому поднимаются барки, нагруженные вином, опиумом и другими продуктами; но это судоходство очень затруднительно, так как канал имеет не менее пяти ступеней или уступов, при каждом из которых нужно перегружать товары: один из этих порогов находится у так называемого четырехверстного моста, Па-ли-цяо («мост в восемь ли»), прославленного победой, которую союзные правильно организованные англо-французские войска одержали тут над китайской армией в 1860 году. Обыкновенно, пристань Тун-чжоу бывает сплошь наполнена барками, по которым можно, переходя с борта на борт, переправиться с одного на другой берег реки, и от этого подвижного моста вплоть до самого Тянь-цзиня суда часто образуют непрерывную вереницу. Но с начала декабря до начала марта, в продолжение трех слишком месяцев, навигация прекращается, по причине замерзания реки, и в это время торговое сообщение Пекина с Тянь-цзинем должно производиться по сухопутным дорогам. Дороги эти очень плохи. Столица имеет лишь небольшое число мощеных дорог, расходящихся, в виде радиусов, вокруг её стен. Единственное шоссе, которое было устроено в новейшее время, направляется к летнему дворцу; другое, проведенное в юго-западном направлении, оканчивается у знаменитого моста Лю-гоу-цяо, перекинутого через реку Ян-хэ, но это не тот мост, который видел Марко Поло, и о котором он говорит как о великолепном сооружении с двадцатью четырьмя аркадами: этот мост обрушился в восемнадцатом столетии, и нынешний памятник, колоссальная «китайская работа», украшенная двумя слонами и двумя стами восемьюдесятью львами из мрамора, был воздвигнут при императоре Кан-си. Почти все другия дорожные сооружения в окрестностях Пекина обязаны своим происхождением династии Минов.

*В настоящее время Пекин уже соединен железною дорогой с Тянь-цзинем, принадлежащей правительству. Дорога эта, начатая постройкой в конце 80-х годов, окончена до Пекинской станции Ма-цзя-поу только в мае месяце 1897 года. Начинаясь от местечка Дун-гу при устьи р. Бай-хэ, она через Тянь-цзинь доходит до столицы, предварительно отделив от себя ветвь к каменноугольным копям Кай-пин и далее через Шань-хай-гуань на север в Маньчжурию. Ветка эта в настоящее время почти готова до Цзинь-чжоу-фу, и китайское правительство питает надежды соединить ее в Ню-чжуане с линией Китайской Восточной дороги, идущей от Порт-Артура к Хайлару. Так как Пекино-Тянь-цзинская железная дорога не доходит до столицы несколько верст, то для удобства сообщения от Пекина до Ма-цзя-поу проведена в зиму 1897 года линия электрического трамвая. В самое последнее время явилось предположение построить железнодорожную ветвь от Пекина прямо на Шань-хай-гуань, и об этом уже идут переговоры. Кроме этих линий Пекин является конечной станцией железной дороги на Хань-коу, которая строится и уже доведена до Бао-дин-фу. От города Чжэн-дина, лежащего на той же линии, пойдет железная дорога на город Тай-юань-фу, главный город провинции Шань-си. Вместе с этим от Пекино-Ханькоуской дороги между столицею и Бао-дин-фу будет отделятся ветвь железной дороги на город Цзинань-фу в Шань-дуне, отсюда до И-чжоу и на берег моря к Цзяо-чжоу. При выполнении всех этих проектов, а часть их уже исполнена, столица Срединного царства будет соединена со своими южными провинциями и с Маньчжурией, а через последнюю и с Россией, от которой она всегда может получить бескорыстную и верную помощь.*

Главную промышленность окрестностей столицы и подгородных селений составляет огородничество и садоводство. На юго-западе от города, восемнадцать деревень, известных под общим именем Фэн-хай, населены огородниками, которые снабжают Пекин овощами, плодами и цветами; картофель и сладкия пататы введены здесь с начала текущего столетия; виноградники дают великолепный виноград. В оранжереях, запираемых не стеклянными рамами, а обоями из корейской бумаги, приготовляемой из растения Broussonetia papyrifera, садовники содержат с полным успехом растения южной полосы Китая; они умеют также с изумительным искусством производить растительные редкости и курьезы. Другая промышленность в окрестностях Пекина, промышленность, которая, вероятно, получит в близком будущем наибольшую важность,—это эксплоатация месторождений антрацита: общая мощность открытых там угленосных пластов исчисляется Рихтгофеном слишком в две тысячи метров. Наиболее деятельно разрабатываемые каменноугольные копи находятся в долине реки Цин-шуй или «Чистой воды», вытекающей из оврагов гор Бо-хуа-шань, на западе от столицы. Уголь с этих копей доставляется в Пекин самым первобытным способом, именно, на мулах, караваны которых, с их погонщиками принуждены пробираться по трудным горным тропинкам, пролегающим через ущелья, и по крутизнам скатов; впрочем, некоторые залежи минерального топлива находятся в ближайшем соседстве столицы; католические миссионеры владеют одним месторождением угля, близ правого берега р. Ян-хэ. Когда англичане сделали китайскому правительству предложение построить рельсовый путь из Пекина к самым производительным копям, именно Чайтанским, то получили обычный ответ: «перевозка на мулах была достаточна до сих пор, будет достаточна и впредь!» Со времен путешествия Марко Поло не надумались даже устроить хорошую грунтовую дорогу, и Пекин находит еще более выгодным приобретать некоторое количество английского угля и даже ввозить дрова из Калифорнии через шанхайский порт; а между тем минеральное топливо из его собственных копей довольно хорошего качества. На юго-западе от Пекина существуют также большие мраморные каменоломни и рудники магнитного железняка.

Между парками в окрестностях Пекина самый обширный тот, который носит название Нань-хай-цзы или «лес южных морей», он расположен, на юг от города, от которого он отделен равниной, частию болотистой, пространство почти в три раза более значительное, чем вся площадь Пекина, именно от 190 до 200 квадр. километров; его внешняя стена, которая соединяется с валами новейшей постройки, защищающими подступы к столице, имеет 65 километров в окружности; деревни, поля, военные поселения рассеяны на полянах среди обширного леса. Европейцам не дозволяется проникать в этот парк, и те, которым удалось побывать там, пробирались переодетые китайцами. Между стадами оленей, населяющими этот огромный сад, натуралист Арман Давид открыл один замечательный вид, неизвестного происхождения (elaphurus davidianus), несколько представителей которого находятся теперь в Европе. В соседних горах нашли также одну очень интересную обезьяну, macacus tcheliensis, животное этого рода, которое обитает на азиатском континенте в наибольшем расстоянии от экватора.

Самый знаменитый из пекинских парков не этот обширный «лес южных морей», а Юань-минь-юань или «великолепный сад», более известный у европейцев под именем «парка Летнего дворца». Известно, что эта резиденции была разграблена европейскими солдатами, которые перед тем рассеяли китайскую армию при Па-ли-цяо. Те из них, которые проникли первыми во дворец, могли подумать, что очутились в музее: разнообразные предметы, драгоценные по материалу или позолоте, сделанные из нефрита, из золота, из серебра, из китайского лака, были расставлены на этажерках, как публичные коллекции на западе. Большое число этих достопримечательностей, поломанные, розданные кому попало, переплавленные в слитки, были безвозвратно потеряны, тогда как многие отборные предметы послужили к устройству новых музеев в Европе. Что касается слитков золота и серебра, то они были разделены между солдатами союзного войска, пропорционально чину; но кажется, что главное сокровище было спрятано. С того времени, как дворец и окружающие его здания были преданы разграблению и пламени, большая часть этих строений остаются до сего дня в состоянии развалин; только один из дворцов был вновь отстроен для императрицы-матери. Некоторые постройки избегли катастрофы. Прелестные павильоны в итальянском стиле, построенные в половине прошлого столетия по плану и под руководством католических миссионеров, видны и теперь еще в восточном парке. Драгоценнейшие памятники китайской архитектуры, воздвигнутые императором Цянь-луном в парке Вань-шу-шань, киоски, многоэтажные пагоды, храмы, мосты, триумфальные арки тоже совершенно сохранились, и вычурные изваяния из белого мрамора по-прежнему блестят сквозь темно-зеленую листву вековых сосен. Образцовым произведением в этом обширном архитектурном музее можно считать храм в 8 метров высоты, около 19 метров в окружности, весь из бронзы. Но самое прекрасное, что заключает в себе область дворца,—это уединенный лес, покрывающий скаты Сянь-шаня, горы в 300 метров высоты, откуда можно обозревать расстилающуюся под ногами живописную панораму: обширное озеро, окруженное садами, храмы и пагоды, выложенные эмальированным фарфором, мосты, отражающиеся в поверхности вод, и вдали на горизонте громадный четыреугольник стен Пекина, на половину скрытый за дымом.

У северного основания массива холмов, к которому прислонены летние дворцы, бьют из земли сернистые ключи, с давних пор посещаемые китайцами, а теперь утилизируемые также и европейскими больными. Эти минеральные воды находятся на дороге к знаменитому святилищу на горе Мяо-фын-шань, куда богатые пилигримы, не будучи в состоянии взбираться по крутым тропинкам, велят нести себя в паланкинах.—Близ вершины горы, на одном из склонов которой приютился монастырь, монахи показывают стену, с высоты которой, по их словам, бросаются молодые люди, из сыновней любви, в надежде, что их смерть обеспечит долгую жизнь их родителям. Большая часть буддийских монастырей, рассеянных в Пекинской равнине, более многочисленных, чем монастыри в наиболее католических провинциях Италии или Испании, пришли в запустение и обратились в развалины; их бронзовые или глиняные статуи выставлены без всякого прикрытия разрушительному действию дождя и солнца. Дикая растительность начинает овладевать этими обрушивающимися зданиями, но священные деревья, сосны, индейские каштаны, софоры все еще растут в преддвериях и во дворах храмов, опутывая изваяния своими ветвями и цветками. Летом большое число европейцев, имеющих постоянное пребывание в Пекине, покидают пыльный город и переселяются на дачу в какой-нибудь старый монастырь, в одну из прохладных долин в окрестностях столицы. Самая обширная и самая знаменитая кумирня в соседстве Пекина—Хуан-сы или «Желтый монастырь», на севере от города; один «живой будда» утвердил там свою резиденцию. В некотором расстоянии к западу от столицы, на дороге, ведущей к Летнему дворцу, стоит храм «Большого колокола», где в самом деле повешен на изображении дракона один из величайших в свете колоколов, колоссальный бронзовый конус около 8 метров (более 11 аршин) вышиною, весящий 54.000 килограмм (около 3.300 пудов), и на поверхности которого изображена, в 35.000 буквах, чрезвычайно искусно и отчетливо вырезанных, вся книга буддийского богослужения. Другой буддийский монастырь, один из важнейших во всем Китае, расположен на холме, к западу от столицы и от реки Хунь-хэ: это Цзедай-сы (Tsietaisze), господствующий над панорамой не менее великолепной, чем вид, открывающийся с холмов противоположного берега, тоже усеянного киосками и монастырями; Цзедай-сы был любимым убежищем императора Цянь-луна, и стихотворения, которые он здесь написал, выгравированы в садах на мраморных плитах. В Китае не много найдется местностей более живописных, чем эта очаровательная холмистая страна, окруженная амфитеатром гор Да-хан-лин, гребень которых, усаженный башнями и бастионами Великой стены, развертывается на севере и на западе Пекинской равнины. Реки, ручьи и невысокие хребты и перевалы разделяют эту область холмов на несколько отдельных массивов, из которых самые замечательные: Та-эр-дин-шань (Tarhinchan), непосредственно на западе от Летнего дворца: Цин-шуй-цзянь, с причудливо изрезанными стенами: Бо-хуа-шань или «Гора ста цветков», которая возвышается слишком на 2.250 метров, к югу от долины реки Цзин-шуй, в области, усеянной маленькими деревнями, где живут китайцы-католики.

Окрестности столицы усеяны мраморными надгробными памятниками, которые, по большей части, суть фамильные гробницы, осененные группами сосен и можжевельника: почти все эти памятники имеют форму исполинских черепах, несущих на верхнем черепе табличку, покрытую надписями. Кладбища княжеских родов украшены при входе колоссальными изображениями львов, сделанными из бронзы или из мрамора; там и сям погребальные аллеи охраняются этими гигантскими статуями животных. Европейцы посещают преимущественно, на западе от города, кладбище, называемое «португальским», и кладбище «французское», где покоится прах Риччи, Вербиста, Умиота, Гобиля, Жербильона и других знаменитых миссионеров, которые так много способствовали своими трудами и исследованиями ознакомлению Европы с географией Китая и с нравами его жителей. В течение тридцати лет, пока продолжалось изгнание католических священников, до взятия Пекина союзными англо-французскими войсками, русское посольство приняло на себя заботу о содержании этих двух кладбищ, равно как богатой библиотеки иезуитов, возвращенный теперь французским миссионерам.

«Гробницы Минской династии» или Ши-сань-лин, то-есть «Тринадцать могил», находятся километрах в сорока от Пекина, в уединенном цирке гор Тянь-шу, куда проникаешь через ущелье, оканчивающееся великолепным мраморным порталом. Самая замечательная из этих могил, могила императора Юн-ло, окруженная, как и все другие, соснами и дубами, находится на оконечности большой аллеи, обставленной по бокам мраморными статуями, представляющими двенадцать мужей, государственных сановников, жрецов или воинов, и двенадцать пар животных, слонов, верблюдов, львов, лошадей, баснословных единорогов, и мифического «ци-лина»; одни коленопреклоненные, другие в стоячем положении. Все эти животные высечены из одной цельной глыбы камня; некоторые из них превышают четыре метра в вышину; но, рассеянные на слишком обширном протяжении, без соблюдения правил перспективы, без всякого старания произвести какой-нибудь ансамбль, эти громадные изваяния кажутся странными фигурами, гротесками. Подле гробницы стоит храм жертвоприношений, опирающийся на шестидесяти столбах из лавра нанму (а не из текового дерева, как вообще утверждали до сих пор), из которых каждый имеет 13 метров в вышину и 3 метра в окружности. Тело богдыхана было погребено в глубине длинной галлереи, под высокой естественной пирамидой горы.

Другие императорские некрополи рассеяны в Чжилийской равнине. Гробницы династии Цзинь, безобразные развалины, относящиеся к двенадцатому и тринадцатому столетиям, видны близ города Фан-шэнь, на юго-запад от Пекина. Что касается надгробных памятников, воздвигнутых на могилах Кан-си, Цянь-луна и четырех других императоров из династии Цинов, то до сих пор ни один европеец не был допущен их видеть: они скрыты в большом парке, расположенном к юго-западу от Пекина, близ города И-чжоу. Это так-называемые Си-линь или «Западные гробницы». Дун-лин или «Восточные гробницы» находятся в 130 километрах на северо-восток от Пекина. Временные строения, возводимые в ближайших окрестностях города, хранят тела усопших в продолжение многих лет, в ожидании, пока будет сооружен окончательный памятник. Для перевозки самых тяжелых глыб мрамора, предназначаемых для ваяния колоссальных фигур, устраивают временные дороги и употребляют длинные ломовые дроги, запрягаемые шестью стами мулов.

Тянь-цзинь или «Небесный брод», на реке Бай-хэ, служит пристанью для всей Чжилийской провинции и в то же время для Монголии и отчасти даже для русского Прибайкальского края. Этот город пользуется редкими выгодами для торговли. Он лежит в чрезвычайно плодородной области, среди бесконечной равнины, покрытой хлопковыми плантациями и просовыми полями, при большой судоходной реке и в месте соединения нескольких естественных путей, образуемых, второстепенными реками страны; к сожалению, грунт земли низменный, местами болотистый и подверженный наводнениям. Благодаря развитию своей торговли с иностранными рынками, Тянь-цзинь сделался одним из важнейших городов Китая; он даже много превзошел, по численности населения, столицу империи. С половины текущего столетия число его жителей увеличилось почти в пять раз; по консульским отчетам, оно простирается теперь без малого до миллиона. В Тянь-цзинь ввозят главным образом в большом количестве рис, красный товар, опиум, разные металлические изделия из Европы; отпускают в обмен сырые продукты: хлопок, шерсть овечью и верблюжью, кожи и меха, а также плетеную солому; в этом же городе правительство учредило, для всей северной части Китая, главный склад соли (продажа которой составляет монополию казны) и хлебные магазины, служащие для продовольствия Пекина. Огромные груды соли, рису, пшеницы, прикрытые циновками, тянутся по берегу реки.

*Торговые обороты Тянь-цзиня выражаются по годам в следующих цифрах:

	В 1696 году	В 1897 году
Привоз из-за границы	29.499.949 лан	30.212.260 лан
Привоз из китайских портов	13.263.578 лан	13 846.713 лан
Вывезено из Тянь-цзиня	8.561.840 лан	11.000.044 лан
Общая сумма оборота на	51.316.367 лан	55.059.017 лан

Как увелнчиваются обороты Тянь-цзинского порта, видно уже из того, что общая сумма оборота в 1893 году равнялась—38.570.147 лан; в 1894 году—44.277.054 лана; в 1895 году—50.175.806 лан, а через два года она уже достигла 55 миллионов слишком.

Движение судоходства в Тянь-цзинском порту. не считая джонок, выразилось (показаны лишь прибывшие суда):

	В 1893 г.		В 1894 г.
	Число судов	Вместим. тонн	Число судов	Вместим. тонн
Пароходов	596	492.345	645	541.276
Парусных	42	20.073	34	15.437
Итого	638	512.418	679	556.713*

После трактата 1858 года, эпохи, когда Тянь-цзинь был открыт европейской торговле, наибольшая часть крупного судоходства по Бай-хэ, обыкновенно называемой в этом месте Хай-хэ, то-есть «Морской рекой», принадлежала английским негоциантам, но в несколько лет китайцы успели завоевать себе первое место в этом отношении; они прибавили к своим флотилиям джонок большие суда европейской конструкции и теперь уже давно имеют многочисленные пароходы, которые ежедневно совершают правильные рейсы по реке, вниз и вверх от города. По флагам суда, участвовавшие в заграничной торговле Тянь-цзиня, были распределены следующим образом:

В 1833 г.: флаг английский—262.362 тонны; флаг американский—1.197 тонн: флаг китайский—209.563 тонны.

В 1894 г.: флаг английский—318.879 тонн; флаг американский—1.426 тонн; флаг китайский—153.366 тонн.

*В вывозной торговле первое место по ценности и количеству привоза принадлежит Англии, которая одна в 1893 году экспортировала в Китай товаров на 1.118.573 лана. Еще на большую сумму ввозится товара из Гонконга. Товар этот английского происхождения, и ценность его определялась в 1893 г. в 1.914.602 лана, а в 1891 г. почти вдвое более, именно в 2.679.706 лан. Торговля Тянь-цзиня с Южно-Уссурийским краем почти не развивается, и в 1893 г. от нас было привезено товару на 34.668 лан, каковая ценность осталась и на 1894 г. (34.829 лан).

В нескольких километрах, вниз от центра Тянь-цзиня, раскинулись строения европейского квартала, называемого Чжу-цзы-линь или «Бамбуковая роща», который не представляет уже в своей наружности ничего китайского: теперь это маленький городок, чисто западный по распланировке улиц, архитектуре домов, расположению магазинов. Почти все европейцы, которых дела призывают в Тянь-цзинь, живут в этом преобразованном пригороде. Да и сам китайский город мало-по-малу изменяет свой вид, и теперь там можно встретить большие постройки на европейский манер, между прочим, новый госпиталь; интересен собор, построенный католическими миссионерами, долгое время лежавший в развалинах: он был предан пламени во время страшной резни 1870 года, когда сестры милосердия, священники и все французы, за исключением одного, а также несколько других иностранцев были умерщвлены китайской чернью. Собор восстановлен только в 1897 году по настоянию французского представителя Жерара. Улицы в Тянь-цзине гораздо шире, чем в Шанхае и Кантоне, где переноска тяжестей производится на спине поденщиков, тогда как в северных городах для этой цели употребляют ломовые телеги, запряженные мулами или волами. Тянь-цзинь, порт, где европейцы получили в первый раз в нынешнем столетии, благодаря трактату 1860 года, право свободного исследования страны, есть, может быть, между всеми городами Срединного царства, тот город, где признаки промышленного обновления наиболее заметны. Там впервые была основана бумагопрядильная мануфактура, спичечная фабрика и другие учреждения; километрах в ста к северо-востоку от города построена первая железная дорога, чтобы соединить Кайпинские каменноугольные копи, где находится уже целая колония англичан, с торговым городом Лу-тай, лежащем на реке Бэй-тан, при начале морского судоходства; тысячи рабочих занимаются теперь расширением и углублением русла в северной части «Реки транспортов» (Большого канала), которая, впрочем, имеет теперь важность только для мелкой торговли, так как главное торговое движение направилось отныне морским путем. В настоящее время производятся также работы по урегулированию нижнего течения реки, по которому могут подниматься суда, имеющие от 3 до 4 метров водоизмещения, но которое отделено от вод залива баром, представляющим только 1 метр глубины в периоды отлива и от 3 до 4 с половиной метров в периода прилива. Однако, важнейшие работы, произведенные в это последнее время, предприняты были в видах усиления средств военной обороны. Так, в самом Тянь-цзине, в восточном предместье, устроен обширный арсенал, занимающий пространство в 250 гектаров, где фабрикуют преимущественно ружья, метательные снаряды и лафеты. В Синь-чэне, между Тянь-цзинем и устьем Бай-хэ, правительство велело воздвигнуть сильные укрепления; при входе в реку со стороны моря форты Та-ку («Большое устье»), которыми так быстро овладели союзные англо-французские войска в 1858 и 1860 годах, были после того перестроены, вооружены пушками самого большого калибра и дополнены обширным укрепленным лагерем и доками для починки китайских канонерок. Город Бэй-тан, при устье реки Сань-хэ, впадающей в Чжилийский залив, непосредственно на севере от Бай-хэ, тоже имеет ряд сильно укрепленных фортов.

Несколько городов следуют один за другим на север от Пекина, по дороге, которая ведет в Жэ-хэ через ворота Великой стены, называемые Гу-бэй-коу («Старые северные ворота»); но административный город Юн-пин-фу, стоящий на дороге в Маньчжурию, не принадлежит к значительным центрам населения. На запад от ворот Гу-бэй-коу равнина, орошаемая рекой Бай-хэ, доступна, со стороны Монголии, только через перевал Гуань-гоу (Ворота заставы). Гуаньгоуский проход, называемый обыкновенно Нань-коу (Южные ворота), по имени деревни, которая находится внизу всхода на гору, имел во все времена капитальную стратегическую важность, и через него именно почти все завоеватели спускались в равнину; с высоты этого прохода Чингис-хан видел у своих ног столицу побежденной династии. Оттого дорога, пролегающая через Гуань-гоу, есть одна из наиболее обильно снабженных оборонительными укреплениями: две большие крепости построены одна над другой на южном скате хребта и соединены между собой стенами и башнями, которые большинство путешественников описывает как часть Великой стены; но в действительности это только передовой верк вала, который тянется по гребню горной цепи, и который дорога Гуань-гоу перерезывает под прямым углом на перевале, называемом Ба-да-лин. Сигнальные башни, построенные во времена Минской династии, и теперь уже частию разрушенные, высятся в равном расстоянии одна от другой на дороге, ведущей в Пекин. Что касается мощеной дороги, которая поднималась по отлогости Гуань-гоу до горного прохода, то она существовала лишь отрывками; дождевые и снеговые ручьи разрушили наибольшую часть её, и путники принуждены были долгое время взбираться по тропинкам, проложенным неправильно по скатам гор. В 1890 году дорога эта вновь капитально разработана. Самый замечательный памятник, который еще сохранился на старой дороге,—это триумфальные ворота, воздвигнутые при входе в южную крепость и украшенные надписью на шести языках: санскритском, китайском, уйгурском, монгольском, тибетском и древне-маньчжурском; надпись на китайских воротах есть единственная, которую мы знаем на этом последнем языке. В настоящее время стратегическая дорога, проходящая через Гуань-гоу, обязана своим важным значением главным образом торговле, ибо это тот путь, которым следуют почтовые курьеры и русские караваны из Кяхты. Караваны, везущие кирпичный чай в Сибирь, забирают свой груз прямо в городе Тун-чжоу, на реке Бай-хэ, не заходя в Пекин, который остается у них в стороне, на западе.

В возвышенных долинах притоков реки Ян-хэ многие важные города служат посредниками Пекину и низменной равнине провинции Чжи-ли для их торговли с Монголией и с русскими владениями. Самый многолюдный и самый торговый из этих городов, как известно, Калган или Чжан-цзя-коу, лежащий у одних из ворот Великой стены, как показывает монгольское имя его, и состоящий собственно из двух городов: военного и торгового. Военный город, окруженный фортами и казармами, опирается на самую стену, которая в этом месте идет по боку довольно высоких гор, поднимающихся на севере, тогда как торговый город находится в 5 километрах к югу, уже на китайской территории. Дома европейцев, протестантских миссионеров и русских коммерсантов, сгруппированы в деревне, вне китайского города, с его грязными и вонючими улицами. Сюань-хуа-фу, расположенный при входе в поперечную долину, через которую пролегает дорога из Пекина в Калган, тоже торговый город, куда приезжает много купцов, китайцев и монголов. Он был столицей империи при монгольской династии, и с этой эпохи сохранил еще внушительные крепостные стены, триумфальные арки, обширные парки. Подобно соседнему городу Да-тун-фу, лежащему гораздо западнее и более выдвинутому в середину гор, Сюань-хуа-фу занимает очень выгодное местоположение для развития мануфактурной промышленности, так как окружающие долины производят в изобилии съестные припасы, а залегающие в соседстве мощные пласты каменного угля могли бы доставлять все топливо, потребное для переработки сырых продуктов, привозимых монголами, шерсти, кож, верблюжьего волоса; он ведет обширную торговлю табаком и войлоками. Город Цзи-мин (Kiming), на дороге от прохода Гуань-гоу в Сюань-хуа-фу, имеет некоторое значение, как главная почтовая станция для всего северного Китая. Виноградники в окрестностях этого города производят белое вино, одно из наиболее высоко ценимых, которое можно найти только на столах самых богатых мандаринов.

Особенно многочисленные города в южной части провинции, орошаемой различными притоками рек Хунь-хэ и Бай-хэ. Самый большой из этих городов Бао-дин-фу, сообщающийся с столицей через Чжо-чжоу и выбранный. на место Пекина, главным административным центром провинции и оффициальной резиденцией вице-короля или наместника, который, впрочем, чаще имеет пребывание в Тянь-цзине. Бао-дин-фу—город правильно построенный, лучше содержимый, чем сама столица империи, и очень торговый. Окрестные поля, где преобладает культура проса, как и во всей провинции Чжи-ли, превосходно обработаны; недалеко от Бао-дина, в Хуань-ту-сянь стоят, окруженные исполинскими кипарисами, очень древние холмы, воздвигнутые в честь мифического Яо и его матери, Чжэн-дин-фу, на юго-западе, «огромный город с большими и прекрасными стенами», лежащий близ гористой границы провинции Шань-си, тоже промышленный город, но пришедший в упадок; здешние ремесленники занимаются преимущественно фабрикацией из железа, добываемого в Шзнь-си, изображений Будды, которые расходятся по всему северу Китая. Бронзовые идолы Чжэндинских храмов принадлежат к замечательнейшим в империи; один из них имеет 24 метра (слишком 11 сажен) вышины. Далее, на юге, лежит город Да-мин-фу, один из главных рынков стран, прилегающих к Желтой реке.

Важнейшие города провинции Чжи-ли, цифра населения которых (приблизительная) указана новейшими путешественниками, суть:

Тянь-цзинь—950.000 жителей по Chronicl and Directory 1897 г.; Пекин—600.000 по Бретшнейдеру, Чжан-цзя-коу (Калган)—80.000 по Певцову; Бао-дин-фу—150.000 по Вильямсону; Тун-чжоу—100.000 по Бретшнейдеру; Сюань-хуа-фу—90.000 по Гранту; Чжао-чжоу—25.000 по Вильямсону: Бэй-тань—20.000 по Матусовскому; Чжэн-дин-фу—10.000 жит. по Арману Давиду.