Восточная покатость Нань-шаня, южная Чжэ-цзян и Фу-цзянь

Эта часть Китая имеет очень определенные естественные границы. Главный хребет системы китайских гор ясно определяет провинцию Фу-цзянь от покатости, воды которой изливаются в Ян-цзы-цзян и в Цянь-тан. Расположение горных цепей Нань-шаня, которые все ориентированы с юго-запада на северо-восток, наперед указывало направление исторического пути переселений и торговых сношений между дельтой Голубой реки и Кантонской рекой: эта дорога движения народов естественно должна была пройти во внутренности земель, на запад от провинции Фу-цзянь и от водораздельной возвышенности. На своем протяжении от Хан-чжоу-фу до Кантона она поднимается по судоходному течению Цянь-тан-цзяна до прохода, откуда путешественник проникает в провинцию Цзян-си, чтобы направиться на юг по Мэйлинской дороге. На восток от этого торгового пути, некогда очень оживленного, и которому суждено приобрести гораздо более важное значение современем, когда железные дороги пройдут внутрь страны, малая ширина юго-восточной покатости не позволила текущим по ней водам соединиться в один речной бассейн; реки, которые, переходя последовательно из одной поперечной долины в другую, достигают, наконец, моря, принадлежат к нескольким независимым гидрографическим системам, из коих некоторые отделены от других высокими порогами, делающими сообщения затруднительными. Таким образом, южный Чжэ-цзян естественно делится на два округа, из которых один орошается рекой, Тай-чжоу, а другой рекой Вэнь-чжоу; подобно тому, и в провинции Фу-цзянь край распадается на отдельные естественные области, соответствующие бассейнам Минь-цзяна и рек, впадающих в лиманы Амойский и Сватоуский. Так как хребты гор или холмов, возвышающиеся в этой стране, ориентированы параллельно морскому берегу и оси горной системы Нань-шань, то притоки главных рек протекают в промежуточных долинах по тому же направлению, от юго-запада к северо-востоку или от северо-востока к юго-западу, так что и там естественные пути не следуют вдоль гористого и изрезанного бухтами морского прибрежья, а направляются по бороздам возвышенных долин между параллельными грядами гор; жители Фу-цзяни вступили во взаимные сношения через море или через горную страну. Но, хотя различные естественные области отделены одна от другой возвышенными землями, не возделанными культурой, и хотя весь этот край остался в стороне от больших торговых трактов, он, тем не менее, сделался одною из богатейших и многолюднейших стран Китая, благодаря плодородию своих долин и своему великолепному климату. При том же это обособленное положение принесло ему ту пользу, что бедствия войн сравнительно мало коснулись его, и, благодаря этому обстоятельству, уже тысячи лет земледелие и промышленность развиваются там мирно, без насильственных перерывов. По народной переписи 1842 года, в провинции Фу-цзянь, пространство которой исчисляют 2.737,75 квадратных миль, оказалось 25.790.556 жителей, что составляет 9.416 жителей на одну квадратную милю.

Морское прибрежье провинции Фу-цзянь, изрезанное бесчисленным множеством каменистых мысов, стрелок и полуостровов, окаймленное мириадами островков и торчащих из воды скал, представляет вообще печальный вид, несмотря на бесконечное разнообразие его контуров. Большинство береговых холмов, состоящих из гранитных обломков и усеянных каменными глыбами всякой величины, совершенно лишено зелени или представляет только кучки жалких сосен, низведенных неблагоприятными условиями до размеров простого кустарника; в некоторых местах вдоль берега тянутся ряды белых дюн, над которыми ветер вздымает и кружит целые тучи песку. Растения принадлежат к тропической флоре, но они слишком малочисленны, чтобы могли сообщить особенный характер местности; только через известные промежутки, при повороте мысов, взорам открываются, словно оазисы, устья долин с их городами или деревнями, окруженными банановыми рощами и возделанными полями. Страна принимает прекрасный вид только вдали от берегов и ветров моря, там, где дикая растительность зеленеет вокруг храмов и на склонах высот, слишком крутых для того, чтобы их можно было искусственно изсечь в форме террас и обратить в полосы культурной земли. Берега реки Минь, ниже города Фу-чжоу, представляют непрерывный ряд очаровательных пейзажей, где являются в ярком контрасте две флоры—внизу флора тропиков, вверху, по скатам гор, флора умеренного пояса.

Относительная изолированность, в которой жило население Фу-цзяни, была причиной того, что жители сохранили еще и до ныне свою особенную физиономию. В некоторых отношениях они резко отличаются от всех других обитателей империи. Они имеют по меньшей мере пять особенных идиомов, настолько отличных от оффициального языка, что простолюдины из разных местностей не понимают друг друга. Самым характеристическим областным наречием Фу-цзяни, кажется, нужно признать амойское, которое вместе с тем есть одно из наилучше известных китайских наречий, благодаря трудам Медгорста, Дугласа и других синологов.

Этот диалект не только имеет над мандаринским говором то преимущество, что он располагает большим числом слов при помощи разнообразия своих интонаций, но, сверх того, он освободился от первобытной формы, заменяя односложные слова литературного языка многочисленными двусложными составными и варьируя флексии слов посредством носового или сокращенного окончания. Наречия Фу-цзяни, пределы которых не совпадают с административными границами провинции и область которых, напротив, захватывает весь север и восток провинции Гуан-дун, дают некоторую национальную связь тем, которые говорят ими; в других провинциях уроженцы Фу-цзяни, которые вообще любят путешествовать, обыкновенно водят знакомство только со своими земляками. Они перенесли с собой свои диалекты во все китайские колонии на Филиппинских островах, в Малезии, в Индо-Китае и в Новом Свете. Китайский язык, который услышишь по улицам Банкока, Лимы. Сакраменто, есть именно наречие, употребляемое в Амое и Сватоу.

В Фу-цзяни так же, как и в провинции Гуан-дун и в архипелаге Чжу-сан, существуют еще презираемые населения, в которых ученые видят обездоленных первобытных жителей края. Эти туземцы держатся в стороне, особняком, нынешними господами страны, и во многих округах, особенно в Фу-чжоу, они не могут иметь земельной собственности; им даже не позволено селиться на твердой земле: вместо всякого земледелия, они должны ограничиться культурой кое-каких цветов или овощей, растущих в корзине впереди барки, служащей им домом. Принужденные жить на воде, они переезжают из порта в порт или стоят на якоре в маленьких бухточках, подвергаясь всем бурям и непогодам; по счастью, они хорошо приспособились к новой среде и сделались почти амфибиями, научаясь плавать с самого раннего детства; даже грудные младенцы снабжены выдолбленной тыквой или досчечкой, для того, чтобы могли держаться на воде в случае падения с барки. У них есть даже свои подвижные храмы, и даосские жрецы, осужденные, как и их паства, проводить жизнь на жидкой стихии, венчают своих прихожан и совершают церемонии в честь «Девяти царей»; ни буддийская религия, ни обрядности Конфуциевой веры не проникли в эти плавучия поселения. Туземная каста обречена на невежество, так как детям её не дозволяется представляться на публичные экзамены; целые три поколения должны пройти прежде, чем потомки этих лодочников, терпимые в горах или деревнях как цирюльники или носильщики паланкинов, могут быть окончательно приняты в общество полноправных обывателей как равные. Большое число компрадоров или посредников между европейскими негоциантами и китайцами принадлежит к презираемому классу; но как бы ни было велико нажитое ими богатство, им запрещено приобретать недвижимую собственность на твердой земле; обычай оказался в этом случае сильнее указов императора Юн-чжэна, изданных в 1730 году. Эти парии награждаются разными презрительными прозвищами, но для них нет особого этнографического имени, которое отличало бы их от других жителей Фу-цзяни, наименование «танкиа», которое им всего чаще дают, есть не что иное как оскорбительная кличка. В горах, возвышающихся на запад от города Фучжоу, аборигены носят еще имя «минь», которое есть в то же время название главной реки этой покатости, и которое применяется также к бывшему королевству, сделавшемуся теперь провинцией Фу-цзянь.

Тогда как на низменных берегах, продолжающихся к северу от Ханчжоуской бухты, безопасные пристанища для судов редки, на юг от города Нин-бо следуют один за другим многочисленные каботажные порты. Изрезанный заливами морской берег представляет мореходам надежные гавани, даже настоящие фьорды, какова, например, длинная бухта Нимврода, где они могут укрываться во время страшных штормов, бушующих в море около острова Формозы. У оконечности каждой бухты видны барки, стоящие перед домиками рыболовов, и в каждом проливе джонки, осторожно пробирающиеся между подводными камнями. На этом берегу, где самый деятельный порт—Ши-пу-тин, почти вся торговля сосредоточена в руках китайских мореходов. Там, между прочим, ловятся устрицы, очень ценимые в Китае: устрицы из Тайчжоуской бухты имеют не менее полметра в длину.

Из приморских городов южного Чжэ-цзяна замечателен порт Вэнь-чжоу-фу, открытый правительством для непосредственного торгового обмена с иностранцами. Вэнь-чжоу, расположенный при оконечности лимана, куда изливается судоходная река, и перерезанный во всех направлениях каналами, естественными или искусственными, до сих пор еще большой город, но он утратил свою важность; развалины дворцов, украшенных изваяниями, городских ворот, триумфальных арок свидетельствуют о прежнем его величии и нынешнем упадке; тем не менее, он и теперь еще один из самых чистеньких городов империи. Как говорят его уроженцы, «фын-шуй» не благоприятствует более местному благосостоянию; но в действительности причину разорения надо искать в самих жителях. Вероятно, во всем Срединном царстве не сыщешь города, где бы привычка курить опиум была более распространена; три пятых жителей Вэнь-чжоу отчаянные, неисправимые курильщики, с впалыми щеками, с тупым, обезжизненным взглядом, с расслабленными членами. В городе множество монастырей, и большинство монашествующих ведут распущенную жизнь: чтобы положить конец скандалам, губернатор велел однажды схватить монашенок в их обителях, и продавал их с публичного торга на вес; средним числом, покупная цена была 75 франков за штуку. В предместьях поселены две колонии осужденных преступников, приведенных из провинции Шань-дун. Так как порт Вэнь-чжоу находится в крае, производящем много чая, то естественно было бы прямо отсюда вывозить этот товар за границу; однако, он отправляется сначала на каботажных джонках в Фу-чжоу-фу. Все операции по внешней торговле находятся в руках китайцев. В 1879 году ни один английский купеческий корабль не заходил в этот порт, хотя почти все привозные товары британского происхождения; единственные иностранные суда, бросавшие якорь в водах города, принадлежали немцам и датчанам (движение судоходства в Вэньчжоуском порте в 1895 году: 38.642 тонн); обороты внешней торговли: в 1897 году равнялись 1.225.204 лан.

Между многочисленными заливами, следующими один за другим на юг от Вэнь-чжоу, особенно замечателен тот, который дает доступ к городу Фу-нин-фу. Это настоящее внутреннее море, усеянное многочисленными островками и совершенно защищенное от бурь и волнений открытого моря. Он не имеет другого входа, кроме узкого и глубокого корридора, который легко было бы обставить грозными укреплениями. Таким образом Фунинский рейд как бы предназначен самой природой для устройства большой военной и морской станции. В этом отношении он представляет несравненно большие выгоды, чем вход в Минь или реку города Фу-чжоу, слишком мелкую для больших военных кораблей. На юге от это рейда, порт Лянь-цзянь тоже посещается большим числом судов.

Фу-чжоу или Фу-чжоу-фу, главный город провинции Фу-цзянь и важнейший порт юго-восточного прибрежья, между Шанхаем и Кантоном, есть, между большими городами империи, один из тех, окрестности которых представляют прелестнейшие местоположения: отсюда, может быть, и самое его название, которому обыкновенно придают смысл «Счастливого уголка»; у туземцев он известен более под именем Хок-чу; кроме того, его называют еще Юн-чэн, что значит «Замок, окруженный банановыми рощами». Город построен не на берегу моря, но в 51 версте от устья Минь-цзяна, близ слияния этой многоводной реки с другим потоком, текущим с юго-запада, параллельно горным цепям морского берега. По переходе через бар, порог которого, в часы отлива, имеет 4 метра глубины, суда плывут по узкому проходу шириною около 360 метров, между двух гранитных стен: тут расположены укрепления Цзянь-пай, первое препятствие, которое должен бы был преодолеть неприятельский флот. Далее, другой узкий пролив, Миньанский, тоже укрепленный, открывается выше песков, покрываемых водой в периоды прилива, и образует второй вход в реку, доступный для джонок. За Миньанским проходом, река Минь, снова расширяясь и разветвляясь вокруг островков и мелей, принимает форму озера. Уединенная скала, с пагодой на вершине, высоко поднимается над широким потоком, и недалеко оттуда один мыс северного берега выдвинулся в реку в виде полуострова, на котором находится военный арсенал и кораблестроительные верфи; суда, имеющие более 5 метров водоизмещения, останавливаются в этом месте. В 1840 году китайцы набросали огромных камней у одного из поворотов реки, между городом и местной якорной стоянки, чтобы воспрепятствовать английским кораблям подняться до Фу-чжоу. Эта запруда почти исчезла, но накопившаяся выше её тина не была совершенно расчищена течением, и потому плавание до сих пор затруднительно, даже для судов, неглубоко сидящих в воде. Арсенал, построенный в 1869 году, под руководством двух французов, Жикеля и Эгбеля, есть важнейшее в империи военно-морское заведение; уже в первые пять лет после его открытия было спущено из его верфей 15 военных судов. При арсенале учреждены мореходное училище и большие заводы и мастерские.

Обнесенная стенами часть города Фу-чжоу-фу, где живут мандарины, обыватели и десять тысяч потомков манчжуров, расположена на севере от реки Минь, в 3 километрах от берега, но промежуточное пространство между рекой и собственно городом занимает обширное предместье, где сосредоточена торговая и промышленная деятельность: тут группируются различные корпорации промышленников и торговцев, каждая в своей улице. Напротив, на южном берегу реки, раскинулось другое многолюдное предместье, Нань-тай. Небольшой остров Чжун-чжоу, лежащий посреди реки, также покрыт домами, и, наконец, сама река исчезает под пловучим городом Сампан, разделенным на кварталы правильными улицами, по которым снуют взад и вперед торговые суда и лодки. Через оба рукава Минь-цзяна, окружающие остров Чжун-чжоу, устроены гранитные мосты, которые еще в 1860 году были живописно обставлены по бокам деревянными домиками. Большой мост, называемый «Мостом десяти тысяч лет», время постройки которого относят к одиннадцатому столетию, имеет не менее 400 метров в длину и покоится на сорока быках, которые не все поставлены в равном расстоянии один от другого. Огромные песчаниковые плиты, из которых иные имеют более 15 метров длины, поддерживают настилку моста. Многие из этих камней обвалились, и эти обломки, оставшиеся в русле реки, образуют пороги, через которые не могут проходить джонки; только барки, не глубоко сидящие в воде, поднимаются вверх по течению выше «Десяти-тысячелетнего моста». Чтобы положить упавшие плиты на прежнее место, или заменить их новыми, строители пользуются высоким морским приливом, который поднимает уровень реки почти вровень с настилкой моста: каменная глыба, положенная поперег барки, перевозится в пролет между быками как раз к тому месту, куда ее нужно вставить, затем постепенно понижают барки при помощи добавочных тяжестей, особенно песку, и плита сама собой укладывается в ту часть моста, которую она должна занимать: это способ подобный тому, который употребляли древние египтяне для перевозки своих больших монолитов. В 1876 году, «Десяти-тысячелетний мост», хотя совершенно потопленный водами выступившего из берегов Минь-цзяна, устоял против напора течения.

Европейский квартал находится в предместье Нань-тай, и большинство его жилых домов рассеяны между китайскими гробницами, по скатам холма, откуда виден весь город как на ладони. Отпускная торговля ограничивается вывозом чая; в продолжение многих лет Фу-чжоу-фу был самым деятельным портом по вывозу этого товара. Почти весь посылаемый отсюда чай идет в Англию и Австралию, однако, русские негоцианты, поселившиеся в Фу-чжоу, начали фабриковать кирпичные чаи для отправки в Тянь-цзинь. Отпуск чая из Фу-чжоу в 1895 году был:

В Великобританию—8.962.453 пикулей; в Австралию—8.371.727 пикулей; в Россию— 59,683 пикулей. Всего, с другими странами—261.446 пикулей.

Китайские каботажные суда приходят в Фу-чжоу за грузами строевого леса, бамбука, мебели, писчей бумаги, риса, разного рода фруктов и привозят в обмен европейские товары, покупаемые в портах гонконгском, кантонском, шанхайском. В 1897 году движение торговли в Фу-чжоу выразилось следующими цифрами:

Торговля с иностранными рынками: Привоз—6.715.228 лан; вывоз—6.841.266 л. Вместе—13.556.494 лан.

Движение судоходства в 1895 г.: Английских судов—389 вместим.—503.797 тонн; других судов—185 вместим.—107.946 тон. Всего судов—574 вместим.—611.739 тонн.

«Город Трех холмов»—как часто называют Фу-чжоу по причине трех возвышенностей, находящихся в его ограде, окружен высотами. Одна из этих высот, пользующаяся громкой известностью во всей империи, имеет вид настоящей горы, и её пирамидальная гранитная вершина поднимается на 880 метров над уровнем Минь-цзяна, между Фу-чжоу и арсеналом: это Гу-шань или «Гора барабана». Буддийский монастырь, называемый кумирней «Журчащего фонтана», занимает один из верхних цирков этой горы, и с высоты окружающих его великолепных аллей можно любоваться развертывающейся внизу чудной панорамой островов, реки и обширного города. В сезон жаров этот монастырь служит местом дачной жизни для богатых негоциантов. Как и в Европе, деревни, куда городские жители переселяются летом на дачу, выстроились и здесь вокруг минеральных источников, которые там и сям бьют из земли в долине; один из этих горячих ключей находится у самых ворот Фу-чжоу-фу. В 10 километрах выше города через реку устроен мост, подобный «Десятитысячелетнему»: это «Мост красных» или «Облачных гор», получивший такое название от вершин, возвышающихся над долиной. Барки на верховьях реки не могут переходить за местечко Шуй-коу, лежащее ниже большого города Ян-пин-фу, построенного в точке соединения главных долин бассейна. Ботаник Фортюн поднимался вверх по течению Минь-цзяна, имея в виду посетить округи, где собираются лучшие черные чаи провинции Фу-цзянь; но различные препятствия заставили его вернуться с дороги, чтобы обойти горную цепь через провинцию Чжэ-цзян и спуститься через перевал гор «Черного чая» опять в долину Мина. Эти горы, с зубчатым профилем, поднимаются от 2.000 до 5.000 метров над уровнем моря; Арман Давид исчисляет в 3.000 метров высоту самых возвышенных вершин восточной цепи Фу-цзяни. Главный рынок чаев в этой области верхнего Минь-цзяна—город Чун-ань, лежащий недалеко от уединенной группы Ву-и-шань, одной из наиболее почитаемых горных цепей южного Китая. Этот массив состоит из шиферов и песчаников, соединенных в виде конгломерата, перерезанного жилами кварца и гранита, и возвышается на 300 метров над уровнем равнины. Крутые стены, фантастические формы этих скал, «река с девятью излучинами», бегущая на дне узких поперечных долин, сделали Ву-и-шань одною из любопытнейших местностей Фу-цзяни; эта группа гор есть в то же время один из богатейших округов края, благодаря превосходному качеству её чаев, которые возделываются буддийскими монахами «999 кумирен», рассеянных на холмах.

Прежде Фу-чжоу-фу титул главного города Фу-цзяни носил другой, более южный город, Цюань-чжоу-фу, который и теперь еще служит местопребыванием военного губернатора провинции. Большинство комментаторов Марко Поло и средневековых арабских географов согласны в том, что в этом городе, простонародное имя которого Цетун, следует видеть Зайтон (Сайтон, Зайтун), который был, по словам арабского писателя Ибн-Батуты, «величайшим портом в свете». Арабы приезжали туда массами для торговых дел, служа посредниками между Китаем и Западом; даже армяне и генуэзцы поселялись там в качестве торговцев; один итальянский епископ прожил там с 1318 по 1322 год, и Мариньоли видел «три прекрасные церкви» в этом городе «неимоверно огромного протяжения»; гавань заключала в себе такое множество судов, что местное купечество, по случаю войны с Японией, похвалилось, что оно может перекинуть сплошной мост из судов между его портом и «архипелагом «Восходящего солнца». Зайтун или «Город масленичных деревьев», как называли его арабы, видоизменяя китайское имя, доставлял западным купцам сахар, бархат и шелк; Ибн-Батута даже говорит определенно, что атлас или по-арабски зайтуньях (отсюда же, вероятно, французское и английское satin) получил свое название от города, из которого его вывозили, и Юль готов принять эту этимологию. Но рейд Цюань-чжоу мало-по-малу засорился песком, обмелел, и кипучая торговая деятельность переместилась далее на юг в обширную Амойскую бухту, в город Амой, который, кажется, тоже был известен под именем Зайтуна, как торговый пригород Цюань-чжоу, в округе которого он находится. Маленькая гавань Ань-хай служит складочным местом для товаров между старым портом Зайтун и тем, который заменяет его в наши дни.

Амой, южный порт провинции Фу-цзянь, открытый теперь западным купеческим кораблям, есть один из лучших портов земного шара, если не «первый» по движению торгового обмена, каким был некогда его предместник Зайтун. Построенный на острове, который, повидимому, прежде составлял, вместе с окружающими его островами, часть материка, Амой представляет перед своими набережными превосходную яркую стоянку для самых больших судов. Когда португальцы явились впервые на берегах Китая, в начале шестнадцатого столетия, Амой был уже главным портом провинции Фу-цзянь, и они пристали в его гавани. До 1730 года европейские корабли беспрепятственно бросали якорь в этом рейде, но с этого времени китайцы перестали пускать их, и порт был вновь открыт иностранной торговле только английскими пушками, в 1842 году. Колония «рыжеволосых дьяволов», заключавшая в 1880 году около 300 лиц, поселилась на небольшом острове Ся-мынь, в 600 метрах от Амоя, и вокруг европейских домов уже выстроился целый китайский город, лучше содержимый, чем город противоположного берега. Натуралист Суинго основал там в 1857 году ученое общество, которое заявило себя очень полезными исследованиями по естественной истории. Один из соседних с Ся-мынь островов оканчивается мысом, прорезанным естественной галлереей, которая эффектно обрамляет своими черными скалами ярко освещенную картину рейда, усеянного бесчисленными судами.

Внешняя торговля амойского порта, по важности почти равная торговле города Фу-чжоу, состоит главным образом в привозе опиума и в вывозе сахару (в 1895 году этого товара было отправлено за границу 12.470.723 пикуля) и чая. Ценность торгового обмена Амойского рынка с иностранными выразилась в 1897 году следующими цифрами: привоз 10.532.385 лан, вывоз 2.441.231 лан, сумма оборотов 12.973.616 лан. В Амое, кроме того, садятся на корабли эмигранты, переселяющиеся в чужия страны, и между этим городом и Сингапуром происходит постоянное движение путешественников (в 1879 из Амоя отправилось 20.512 эмигрантов, из этого числа 14.455 в Сингапур и 3.393 в Маниллу); в то же время этот порт служит торговой и военной пристанью для судоходства между островом Формозой и континентом. Амой, один из городов Китая, отличающийся духом инициативы и предприимчивости, обзавелся доками, где починяются не только джонки и мелкие морские суда, но даже большие пароходы, поднимающие до 2.000 тонн груза. Движение судоходства в амойском порте по внешней торговле в 1879 году: 1.540 судов, вместимостью 892.000 тонн, в том числе судов под английским флагом 1.060, вместимостью 720.000 тонн. Главный остров состоит частию из бесплодного гранита, но плодородные равнины твердой земли, вокруг многолюдных городов Чжан-чжоу-фу и Тун-ань, представляют один обширный, прекрасно возделанный сад.

Города юго-восточного берега, население которых указывается новейшими путешественниками, суть:

Чжэ-цзян: Вэнь-чжоу-фу—83.000 жит. (по Hongkong directory).

Фу-цзянь: Фу-чжоу-фу—1.000.000; Чжан-чжоу-фу—500.000; Лянь-цзян—250.000; Чун-ань—100.000; Янь-пин-фу—200.000; (Фортюн) Амой—300.000.