Бассейн Си-цзяна
Провинции Гуан-си и Гуан-дун
Эта часть Китая, половина которой находится уже в пределах тропического пояса, есть одна из тех, которые по своим климатическим условиям, по произведениям почвы и самой истории жителей, наиболее ясно отличаются от остальной империи. В исторические времена бассейн Си-цзяна нередко принадлежал другим властителям, не тем, которые господствовали на севере страны, и около половины настоящего столетия в этой же области зародилось и развилось грозное восстание тайпингов. Пропорционально численности своего населения, составляющего двадцатую часть всей цифры жителей Серединного царства, провинция Гуан-дун оказывает немаловажное влияние на общую политику Китая, и главный её город, который, при отсутствии достоверных статистических данных, основанных на правильной переписи народонаселения, считают самым многолюдным городом империи, рассматривается во многих отношениях как центр, составляющий противовес Пекину. В то время, как «Северная столица» сторожит области монгольских плоскогорий, где подготовлялись все нашествия диких завоевателей, «Восточный город», уже почти принадлежащий к Индостану по своему климату, поддерживал сношения китайского мира с островами и полуостровами, омываемыми Индийским океаном. Пространство и население двух провинций бассейна Си-цзяна суть:
Гуан-си 3.819,98 геогр. миль,—5.151.327 душ; на милю 1.348 чел. Гуан-дун 4.153,26 геогр. миль, 29.706.249 душ; на милю 7.152 чел.
На северной стороне долины Си-цзяна, различные цепы гор, означаемые китайцами тысячью местных названий, и совокупность которых соединена в описании Рихтгофена под общим именем Нань-шань (Южные горы), представляются, как и возвышенности бассейна Голубой реки, в форме параллельных хребтов, ориентированных по направлению от юго-запада к северо-востоку, и разделенных широкими брешами. Один из этих хребтов, Бин-и-шань, как говорят, поднимается своими вершинами до пояса постоянных снегов. Полагают, что эти северные гряды гор по своему среднему возвышению значительно превосходят горные цепи южного Гуан-дуна. Эти последние, начинающиеся в Тонкине параллельно берегу залива, направляются также на северо-восток, сопровождаемые на северной стороне течением реки Юй-цзян. Образовав высокий массив, Ло-ян, восхождение на вершину которого, по словам Мартини, требует не менее двух дней безостановочного пути, горы пересекают «Западную реку». Узкия поперечные долины, следующие одна за другой в этом месте, составляют естественную границу двух провинций Гуан-си и Гуан-дуна; ниже, параллельные цепи еще раз сближаются и суживают ложе Си-цзяна. Другие горные хребты, расположенные по большей части в том же направлении, как Нань-шань и вся система китайских гор, занимают восточную область Гуан-дуна и продолжаются в провинции Фу-цзянь; один из них начинается у самых ворот Кантона и образует живописную группу Бэй-юнь или «Гору, окутанную белыми облаками», скаты которой усеяны бесчисленными могилами. Далее следуют горы Ло-фоу-шань, достигающие высоты от 1.200 до 1.500 метров, и покрытые лесами, под тенью которых буддийские монахи понастроили свои обители. Еще далее тянутся другие цепи, пока еще неизмеренные, которые примыкают к параллельным массивам Фу-цзяни. По донесениям миссионеров, некоторые из этих гор, особенно те, которые отделяют бассейн Хань-цзяна от бассейна Дун-цзяна, настолько высоки, что зимою покрываются снегом.
На юг от провинция Фу-цзянь обильная река Хань-цзян принимает в себя воды западного Гуан-дуна; получая начало на границах провинции Цзян-си и спускаясь по прямой линии с севера на юг, эта река пользуется брешами для прохода через горные цепи, но главный её приток, Мэй-цзян илн «река слив», следует в направлении от юго-запада к северо-востоку по одному из длинных промежуточных понижений или долин, разделяющих хребты, представляя таким образом поперечную дорогу из Фу-цзяни в бассейн Си-цзяна.
Река, которой дали название Си-цзян,—т.е. «Западной реки», представляет могучий многоводный поток, благодаря летнему муссону, приносящему очень обильные дожди на южную покатость Нань-шаня; количество выпадающей в продолжение года дождевой воды в провинции Гуан-дун составляет слой толщиною более 2 метров. «Западная река», называемая иногда также Бэй-цзян или «рекой Бэй», по общему имени края, обнимающего две южные провинции, получает свои первые воды из Юнь-нани и с высот Гуй-чжоу, в стране мяотов. Главная её ветвь, Хун-шуй, течет под разными именами прежде, чем получить от кантонцев название, которым она означается в нижнем её течении; недостаток точной номенклатуры был причиной того, чти каждый путешественник за главную ветвь Си-цзяна принимал именно ту, которую он посетил. Так миссионеры Гюк и Габе, которые сели на судно на севере Кантонской провинции, на реке, вытекающей у подошвы хребта Мэй-лин, полагают, что плыли по главной реке; точно также Мосс, поднимавшийся по реке Юй-цзяну, притоку «Западной реки», который берет начало в Тонкине, говорит о своем путешествии как о поездке по Си-цзяну. Ниже слияния этих двух потоков другая большая река, Гуй-цзян, присоединяется к общему течению, и «Западная река», отселе имеющая вид могучего потока, вступает через ряд теснин в провинцию Гуан-дун. В некоторых местах песчаные мели прерывают течение Си-цзяна и в период низкого стояния воды оставляют судам фарватер не более 2 метров глубиной; но летом, во время дождей, приносимых муссоном, уровень воды поднимается до 8 и 10 метров: кроме того, морской прилив дважды в сутки поддерживает и повышает горизонт вод: влияние прилива ощутительно даже на провинции Гуан-си, на расстоянии 300 километров от моря. В глубоких частях фарватера лот достает дно на глубинах, превышающих 50 метров.
По выходе из последнего ущелья, где река имеет всего только 200 метров в ширину между крутыми стенами, которые от выступа к выступу поднимаются до высоты почти 900 метров, Си-цзян соединяется с Бэй-цзяном или «Северной рекой». С этого места и начинается область дельты. От истоков до бифуркации нижних ветвей длина течения Си-цзяна по меньшей мере 1.500 километров, но судоходная сеть по главной реке и её притокам гораздо значительнее, благодаря изобретательности и предприимчивости ладейщиков, которые пользуются малейшим потоком или рукавом, чтобы проводить маленькия суда, перетаскивая их силой рук через пороги или волоки. Си-цзян есть единственный торговый путь между Кантоном и тремя провинциями Гуан-си, Гуй-чжоу, Юнь-нань, и но этой же реке производятся частью торговые сношения с странами Индо-Китая, орошаемыми Красной рекой и Меконгом. Бэй-цзян еще важнее главной реки, как путь торгового обмена. Он составляет часть большой дороги судоходства, которая соединяет Кантон с бассейном Ян-цзы-цзяна, и на которой нет нигде перерывов, кроме пересекающего ее «Хребта слив» или Мэй-лина. Это тот путь, которым следовало большинство европейских путешественников, посетивших южные провинции Китая: в 1693 году миссионер Буве плыл по Бэй-цзяну, а в 1722 году Гобиль составил карту этой реки, на основании своих астрономических наблюдений. В 1793 году по этому пути прошло посольство Макартнея, а в 1816 году лорд Амгерст. Из всех исторических путей Китайской империи Бэйцзянская дорога бесспорно самая важная, так как без неё вся южная область доныне оставалась бы отделенной от остальной части Срединного царства. С той поры как пароходы стали совершать правильные рейсы вдоль морского прибрежья, перевозя пассажиров и товары, судоходство на Бэй-цзяне сильно уменьшилось, но торговые сношения этим путем между двумя покатостями южных гор все еще имеют значительную цену.
Ниже слияния «Западной» и «Северной» рек (Си-цзяна и Бэй-цзяна), поток раздвояется: можно сказать, что эти две реки пересекаются под углом; в то время, как главный поток спускается на юг, чтобы излиться в море на западе от острова дельты, другой рукав направляется на восток и соединяется с сетью бесчисленных рек и речек, извивающихся в аллювиальных землях окрестностей Кантона. На востоке другая большая река тоже разветвляется на множество рукавов, примыкающих к речному лабиринту низовьев Си-цзяна; это Дун-цзян или «Восточная река», истоки которой зарождаются на северо-востоке, на границах провинции Цзян-си и Фу-цзяни. Это тоже оживленный водяной путь, очень важный для перевозки сахара, риса и других сельско-хозяйственных продуктов. Что касается рек дельты, судоходных по всей их обширной сети, благодари морскому приливу, который дважды в сутки повышает их уровень, то они образуют одну из областей земного шара, наиболее богатых естественными каналами: на пространстве слишком 8.000 квадратных километров почва изрезана во всех направлениях судоходными путями, которые служат для перевозки людей и товаров и делают постройку дорог почти бесполезной. Понятно, что население страны сделалось, так сказать, земноводным, живущим так же хорошо на воде, как и на твердой земле. Не только мелкая торговля производится посредством рек, от пристани до пристани, но даже огромные торги или ярмарки устраивались в разные эпохи в области дельты, и нередко случалось, что появлялись временно целые города из судов в местностях обыкновенно пустынных. Различные промыслы, не говоря уже о рыболовстве, практикуются семьями, кочующими по водам; даже земледельцы живут на барках, стоящих на якоре возле их полей. Очень естественно поэтому, что эта область сделалась по преимуществу торговым центром империи, и что в смутные эпохи морское разбойничество основывало свои притоны в непроходимом лабиринте каналов нижнего Си-цзяна: вооруженные барки грабителей могли там удобно подстерегать проходящие купеческие джонки, скрываясь за каждой песчаной косой или стрелкой, за каждой чащей камышей. Европейским военным кораблям стоило не мало труда очистить эту местность от наводнявших ее пиратов.
Город Кантон выстроился почти в равном расстоянии от двух вершин дельты, образуемых на западе Си-цзяном и Бэй-цзяном, на востоке разветвлениями Дун-цзяна; из этого пункта джонки могут отправляться кратчайшим путем в оба лимана. Восточный лиман, самый глубокий из них, получил более специальное название «Кантонской» или «Жемчужной реки» (Чжу-цзян); это последнее наименование производят от имени одного форта, Хай-чу, что значит «Жемчужина моря»: на картах этот флот означают словом Dutch Folly, то-есть «голландская глупость». Большие суда не могут подниматься по Кантонской реке до самого города. Джонки крупного размера и обыкновенные пароходы должны останавливаться в 15 километрах ниже Кантона, на якорной стоянке (Вампоа); большие военные корабли, даже поддерживаемые приливом, который превышает два метра в этих водах, останавливаются еще гораздо ниже, потому что бар, где вода имеет только 4 метра глубины, в часы отлива заграждает вход в реку. Граница «Жемчужной реки» и лимана ясно обозначена каменистыми крутизнами, которые с той и другой стороны съуживают речное устье, и передовые выступы или мысы которых, защищенные фортами, были сравниваемы китайцами с пастью тигра; отсюда и произошло название Ху-мынь, которое европейские мореплаватели перевели словами: Восса Tigris. В форме и глубине мелей, так же, как и в очертании берегов, происходят постоянные изменения. В целом, твердая земля постепенно подвигается все далее в море; там, где новые берега отлагаются впереди старого прибрежья, прибрежные жители немедленно обводят их земляными насыпями и сеют тростник в тинистой почве. Эти растения, сильно разростающиеся, доставляют волокно, употребляемое на выделку циновок, укрепляют почву, повышают грунт и присоединяют вновь завоеванную у моря береговую полосу к области пресной воды, которая мало по-малу извлекает содержащуюся в ней соль: по прошествии нескольких лет новая земля становится годной для культуры, и тогда является мандарин, чтобы измерить поля и внести их в кадастровую книгу.
Среди аллювиальных земель возвышаются там и сям цепи холмов, все ориентированные по направлению от юго-запада к северо-востоку, как и горы китайской системы, и служащие опорной точкой для землистых осадков, отлагаемых речным течением или приносимых волной морского прилива. Демаркационную линию между открытым морем и речными лиманами образуют несколько параллельных гряд этих каменистых островов, наполовину поглощенных морем. Северная гряда состоит из больших островов, из которых иные содержать высокие горы: так, при входе в Кантонский лиман высятся, словно стражи, охраняющие проход, два пика, один на острове, известном под его португальским именем Монтагна, другой на острове Лань-дао. Острова Ладронские или разбойничьи составляют так же, как Гонконг, часть промежуточной цепи, а последний ряд островков, со стороны открытого моря, образует длинный архипелаг Кай-пын и Лэ-ма (Lema).
В бассейне Си-цзяна встречаются два климатических пояса. По своему климату Кантон только одну половину года находится в тропической области; смотря по перемене направления муссонов, он, так сказать, путешествует с севера на юг. Годовая температура в этом пункте китайского прибрежья гораздо менее равномерна, нежели в Калькутте, в Гонолулу, в Гаванне и в других городах, лежащих под тою же шириной, как показывают следующие выводы из наблюдений:
Температуры различных городов под северным тропиком:
| Средняя годовая | Август | Февраль | Разность | |
| Кантон | 21°,6 Ц | 27°,8 Ц | 14° Ц | 13°,8 Ц |
| Макао | 22°,5 | 28°,2 | 13°,5 | 14°,7 |
| Калькутта | 26°,7 | 28°,4 | 23° | 5°,4 |
| Гонолулу | 24° | 25°,9 | 21°,7 | 4°,2 |
| Гаванна | 25° | 27°,4 | 22°,9 | 4°,5 |
С мая по сентябрь, когда дует юго-западный муссон, приносящий дожди, жары так же сильны в южном Китае, как и в ост-индских городах, находящихся в таком же расстоянии от экватора; но, начиная с октября месяца, когда господствуют полярные северо-восточные ветры, движущиеся параллельно морскому берегу и горным цепям в промежуточных бороздах земной поверхности, температура быстро понижается. Хотя эти ветры на большой части своего пути проходят над океаническими пространствами, тем но менее они могут, нагреваясь под более южными широтами, насыщаться большим количеством водяных паров, не осаждая их в виде дождя; они кажутся очень сухими, как ветры, дующие над Монголией. В январе месяце дождь идет редко, ночи всегда ясные, и иногда бывает легкий морозец, от которого блекнут листья на деревьях; случается даже, что в холодную ночь на кантонских водах образуются пленки льда, которые исчезают при первых лучах восходящего солнца. Однако, периодическое чередование влажных летних и сухих зимних ветров не всегда происходит с совершенной правильностью; и атмосферные течения претерпевают разнообразные отклонения от нормального пути под влиянием рельефа и формы морского прибрежья; так, юго-западный муссон становится в Кантоне юго-восточным ветром. Вокруг высокой горы острова Лань-дао почти каждый день скопляются грозовые тучи в продолжение целых месяцев. Как только солнце спрячется за горизонт, густые облака окутывают вершину пика, вихрь поднимается в воздухе и молния рассекает черный свод неба.
Контраст, проявляющийся между различными временами года в движении ветров и во всем климате, обнаруживается также и в растительности. Зимой поля лежат голые, горы теряют свой наряд из пышной листвы; природа имеет тот же вид, как и в странах, лежащих вне тропического пояса. Но картина быстро меняется с переходом направления муссона в противоположное и с наступлением дождей. Тогда южная флора возрождается во всем своем блеске: подумаешь, что находиться где-нибудь в Индостане. Рядом с китайской сосной высится стройная пальма, камелии пышно растут на скатах гор подле могучих дубов и каштанов. Лимонные и апельсинные деревья разных пород, гуявы, бананы, манговое дерево, личжи или нефелии (nephellum litchi) перемешаны с фруктовыми деревьями умеренного пояса. Большое число деревьев, кустарников, низких растений, которые в Европе держат в теплых оранжереях, пышно растут на открытом воздухе под небом Кантона, украшая землю своими роскошными цветами, наполняя воздух своим благоуханием. Остров Гонконг, хотя очень маленький в сравнении с пространством бассейна, пробегаемого Си-цзяном, представляет, однако, настолько обширную площадь, что посетившие его английские натуралисты видят в нем как бы резюме этой южной флоры. Но пространства, оставшиеся там необработанными, слишком съужены, чтобы животные крупных размеров могли быть многочисленны; из млекопитающих попадаются только белки и лисицы. Птицы, насекомые, бабочки, принадлежат на добрую долю к фауне Индостана: можно подумать, что находишься на берегу Индийского океана. Во внутренних местностях края фауна представлена некоторыми из больших видов ост-индской Азии: так, в лесах провинции Гуан-си встречается носорог; иногда тигры переправлялись вплавь через проливы, отделяющие континент от соседних островов.
Вероятно, что в состав населения южного Китая вошли, между прочим, южные элементы, представленные преимущественно малайцами; однако, следов их не видно ни в нравах, ни в языке жителей Гуан-дуна. Их наречие, чисто китайское, даже более приближается к древним формам, чем нынешний мандаринский диалект, и все названия мест принадлежат к тому же корню, как и имена мест в северном и центральном Китае: число оригинальных слов, которые не соответствуют особенному знаку литературного языка, гораздо ограниченнее, чем предполагали прежние синологи. Но внутри страны существуют еще первобытные населения (аборигены), которые не слились в одну расу с китайцами и на которых последние смотрят как на варваров. Так, на северо-западе провинции Гуан-дун, около истоков Лянь-чжоу, западного притока реки Бэй-цзяна, живут мяоты; другие инородцы того же племени обитают в провинции Гуан-си, где они соединились в автономные общины на землях, отведенных им по повелению императора Юн-чжэна, в 1730 году. В семнадцатом столетии другие мяотские колена или роды, говорят, населяли также горы, где зарождаются верхние притоки Хань-цзяна, но в наши дня вся эта страна от границ Фу-цзяни занята китайскими поселенцами. Инородцы «яо» или «ию»—группа племен, как говорят, бирманского происхождения,—бродят в гористой стране на юго-западе провинции, недалеко от аннамской границы. Число «яо» различных наречий не превышает 30.000 человек; при такой малочисленности они не могут, конечно, и помышлять о том, чтобы защищаться против китайцев силой; только хитростью они успевали до сих пор сохранять свою независимость. Яо представляют пример, довольно редкий на крайнем Востоке, народа, сохранившего, подобно черкесам, корсиканцам, обычай вендетты (родовой мести), преследуемый из рода в род в продолжение целых поколений. Но, как в Корсике и в Албании, женщины и здесь остаются вне наследственной борьбы; в то время, как мужчины ищут друг друга и встретившись вступают в бой между собой, женщины могут без всякого опасения заниматься сельскими работами.
Хотя принадлежащие, если не к одной и той же первоначальной расе, то по крайней мере к одной нации, прочно соединенной общим языком и историческим развитием, жители Кантона и окружающих местностей делятся на три группы: гокло, пунти и хакка.
Гокло (Hoklo) населяют преимущественно область морского прибрежья и лиманы рек. Имя их, как оно изображается в китайском письме, означает «Старшие по науке», что, повидимому, указывает на цивилизацию, предшествовавшую культуре других жителей; но именно между гокло всего менее встречается людей, посвятивших себя ученой или литературной профессии. Впрочем, они известны также под именем фуло (старшие по благосостоянию); но эти слова фу и гок, «благосостояние» и «наука» входят в наименование провинции Гокиен или Фу-цзяни. Поэтому можно предположить, что истинный смысл названия гокло есть просто «жители Фу-цзяни». Наречие гокло мало разнится от амойского диалекта. По китайскому преданию, переселение этих народов в провинцию Гуандун имело место в четырнадцатом столетии. Лодочники, которые занимают лиманы десятками тысяч человек, представляют более близкую связь с гокло, чем с другими элементами юга, и им тоже приписывают фуцзянское происхождение. Различие образа жизни сделало из них особенную касту, не менее презираемую, чем речные парии города Фу-чжоу и награждаемую такими же оскорбительными прозвищами. В Кантоне, как и Фу-чжао, люди, принадлежащие к этой касте, не допускаются на твердую землю; из поколения в поколение они живут на барках, кочуя вдоль берегов и группируясь в плавучия деревни. В Кантонской реке места якорной стоянки становятся наследственной собственностью, и когда барка от ветхости разваливается, обитатели её строят новую на том же самом месте.
Пунти (Pounti) или«корни земли»—самые многочисленные жители южных провинций, с гордостью называют себя коренным, первобытным населением края. Происшедшие, вероятно, из смешения северных переселенцев с местными аборигенами, пунти считают себя естественными господами страны, и даже в Юнь-нане отказываются принять имя китайцев: они хотят, чтобы их признавали за особую расу. Представляя собою аристократию южного Китая, пунти относятся с презрением к плебейской толпе людей хакка и гокло и даже к жителям севера империи, которых они превосходят изяществом и утонченностью нравов. Их наречие, прекрасный кантонский диалект, прозвали пэ-хоа, то-есть «белым языком»; большое число литературные произведений было написано на этом наречии. Пунти составляют численное большинство в Кантоне и его окрестностях, но им угрожают пролетарии хакка, потомки колонистов, поселившихся первоначально в северо-восточной части провинции Гуан-дун. Наречие хакка, совершенно отличное от наречия пунти и фуцзяньского, гораздо более приближается к диалекту гуань-хоа, чем к областным наречиям южного Китая: это наречие, кажется, составляет ветвь так называемого «истинного языка», то-есть нанкинского говора, но оно приняло в себя довольно значительное число выражений и оборотов диалекта пунти. Хакка, то-есть «семейства в гостях», являются, в южных провинциях, самыми чистыми представителями китайцев в собственном смысле слова. Почти все они земледельцы, и характеристическую черту их составляет замечательная выносливость и неутомимость в труде. Между ними и между жителями провинции Фу-цзяни и встречаются преимущественно работники, которым европейцы дали индусское название кулиев. Эти китайские выходцы, которые толпами переселяются на остров Формозу, на Яву, в Сайгон, Банкок, на Сандвичевы острова, в Перу, в Калифорнию, все те же хакка; это их наречием говорят в китайских поселениях на острове Борнео и в Сингапуре. Продолжая это движение мирного завоевания посредством труда, которое привело их, несколько столетий тому назад из долины Ян-цзы-цзяна в доливу «Западной реки», они устремились теперь в другие страны Старого и Нового Света. Как ни презирают их высокомерные пунти, нельзя не признать, что это их инициативе главным образом обязана китайская нация тем, что ею сделано в общем труде человечества.
На северо-востоке от Кантона, в той части провинции Гуан-дун, которая, по языку и нравам жителей, составляет этнографическое продолжение Фу-цзяни, главный торговый город есть Шань-тоу, который иностранцы называют Сватоу. Около 1840 года это была простая рыбачья деревня, но её счастливое положение, на судоходной реке и при выходе последней из плодородной аллювиальной равнины, привлекало торговлю. Уже задолго до того времени, когда трактаты разрешили англичанам селиться в стране, коммерсанты этой нации овладели островом, лежащим в устье Ханя и названном ими «Двойным островом» (Double Island), и сделали его складочным местом опиума и товаров всякого рода: пираты и контрабандисты составляли вокруг них, особенно на острове Намоа или Нангао и на соседних берегах, нечто в роде независимой республики, куда не осмеливались показываться мандарины. Но европейцы «Двойного острова» не ограничивались операциями контрабандной торговли, они еще воровали людей, чтобы продавать их в Новом свете в качестве нанятых работников. Оттого они были очень недружелюбно приняты в Сватоу, когда доступ в этот порт был открыт им в 1858 году, и с большим трудом нашли место для своих домов и товарных складов. Благодаря этой ненависти местного населения к чужеземным негоциантам, китайским купцам легко было завладеть внешней торговлей порта Сватоу. Почти все конторы этого приморского города принадлежат кантонцам или эмигрантам из Сингапура; последние съумели даже образовать нечто в роде «ганзы», которая под именем «Сватоуской гильдии», предписывает условия европейским коммерсантам в других портах китайского прибрежья. Главный предмет ввоза составляют бобовые выжимки, покупаемые в Маньчжурии и употребляемые для удобрения полей сахарного тростника, которые покрывают всю дельту реки Хань-цзяна, от Сватоу до главного областного города, Чао-чжоу-фу; этот город Срединного царства производит также лучшую камфору. Сватоу вывозит главным образом сахар, земляные орехи и произведения своей промышленности, лаковый товар и опахала. В часы прилива, гавань, отстоящая на 8 километров от моря, дает доступ даже большим судам, сидящим на 6 метров в воде; деревня, населенная лоцманами, осталась при входе в реку, там, где находилось становище европейских контрабандистов, на Двойном острове. Сватоу один из самых здоровых городов морского прибрежья, но ураганы иногда причиняют ему много вреда, и чтобы лучше выносить силу ветра, все его дома, построенные из битой глины, покрыты плоскими кровлями. Движение судоходства в порте Сватоу в 1895 г.: 1.828 судов, вместимостью 1.812.382 тонн; общая ценность внешней торговли в 1897 году 28.398.001 лан.
Так как в области Си-цзяна единственные пути сообщения—реки и волоки, то все города возникли на берегах текучих вод, особенно в тех местах, где слияния рек, пороги, задержки судоходства делали необходимым учреждение складов для товаров. Так, Гуй-линь-фу, главный город провинции Гуан-си, выстроился при выходе из бреши гор, на берегу шлюзованного канала, который соединяет Голубую реку с Западной посредством их притоков Сян-цзяна и Гуй-цзяна; но эта последняя река до такой степени загромождена порогами, что судоходство по ней почти невозможно кроме как в периоды разлива, и потому город того же имени, несмотря на его административный ранг, не имеет важного значения в торговом отношении. Главным рынком этой провинции является город У-чжоу-фу, построенный ниже слияния Гуй-цзяна и Си-цзяна, на северном берегу Западной реки. Все произведения провинций Юнь-нань и Гуан-си, медные руды, строевой лес, изделия из черного дерева, рис и род кассии, от которой получили свое имя река и город Гуй-линь, направляются в У-чжоу и обмениваются там на соль и мануфактурные товары, привозимые из Кантона. В 1859 году англо-французская экспедиция, под начальством Мак-Клеверти и д’Абовиля, поднималась по Си-цзяну до города У-чжоу-фу.
Город Чжао-цин-фу, на левом берегу Си-цзяна, выше последнего ущелья, которое проходит река до вступления в область дельты, был долгое время резиденцией генерал-губернатора двух провинций Гуан-си и Гуан-дун; но администрация края должна была переместиться, чтобы иметь возможность наблюдать за иностранцами, посещающими Кантон. Чжао-цин-фу прежде был самым изящным городом южного Китая: но после тайпинского разгрома он пришел в упадок и не может уже сравняться с могущественным городом, стоящим на берегу Жемчужной реки: однако, он все еще ведет большую торговлю чаем, фарфоровыми изделиями, мраморными плитами, высекаемыми в соседних горах; в холмах, господствующих над городом, открываются там и сям гроты, преобразованные в храмы. Население густо скучено на обоих берегах реки; деревни следуют одна за другой по обеим сторонам в виде непрерывного города, везде, где долина раздвигается на столько, что оставляет по берегам достаточно места для постройки домов. Движение торговли и толпа жителей сосредоточиваются в особенности около слияния Си-цзяна и Бэй-цзяна, которое, вместе с тем, составляет вершину дельты; здесь находится город Сань-шуй. Фо-шань на юго-запад от главного города провинции, считается простым местечком или селом, потому что он не обнесен поясом стен; в нем нет никаких укреплений, кроме двух сот башен, воздвигнутых на некотором расстоянии одна от другой и предназначенных служить убежищем жителям во время войн и революций. Эта громадная деревня, растянутая на 20 километров в длину, причисляется к «четырем главным рынкам» Срединной империи; она составляет самое многолюдное поселение дельты, соединяющей Саньшуйский рукав или «Рукав трех вод» с Жемчужной рекой. Кажется, что судоходный Фошаньский рукав обмелел сравнительно с прежним временем: отсюда, может быть, и происходит упадок этого огромного села, которое, по словам Буве и других миссионеров, имело миллион жителей в семнадцатом столетии, тогда как в наши дни цифра его населения, говорят, не превышает пятисот тысяч. Если Фо-шань перестал быть равным Кантону, то, по крайней мере, его можно рассматривать как пригород последнего по обрабатывающей промышленности, так как в этом местечке сосредоточены разные фабрики и заводы, производящие шелковые ткани, мелкие железные и медные изделия, циновки, писчую бумагу, парусину, предметы всякого рода. На востоке от Кантона, Ши-лун, построенный при вершине дельты, образуемой Западной рекой, тоже может быть рассматриваем как торговый пригород Кантона; это складочный пункт для сахара и других произведений востока, предназначенных к отправке в главный город провинции. Что касается Бэй-цзяна, то он тоже орошает густо населенную страну, и некоторые из прибрежных городов, каковы Нань-сюн-чжоу, у подошвы хребта Мэй-лин, и Шао-чжоу-фу—представляют оживленные пристани, посещаемые большим числом джонок и барок. Приток, который Северная река (Бэй-цзян) принимает в себя у города Шао-чжоу, берет начало на хребте Чжэ-лин, образующем перевал в 400 метров высоты, на дороге из Гуан-дуна в Ху-нань. Гористая область, по которой протекает верхний Бэй-цзян, очень богата залежами каменного угля. Один из пригорков, господствующих над этой рекой, при вступлении её в равнину, изрыт обширными пещерами, из которых сделали храм Будды.
Китайские летописи упоминают о Кантоне уже за две тысячи триста лет до нашего времени: в ту эпоху он носил имя Нань-ву-чэн или «воинственный город юга», и, действительно, он заслуживал этого названия по своим частым возмущениям. В 250 году христианского летосчисления он успел прогнать северных китайцев и остался совершенно независимым в продолжение пятидесяти лет. В начале десятого столетия Кантон сделался столицей отдельного государства, связанного с империей лишь уплатой ежегодной дани; но шестьдесят лет спустя он был снова завоеван основателем династии Сун. В 1648 году он восстал против маньчжуров, во имя династии Мин, и сопротивлялся более года: слишком 700.000 кантонцев погибли во время осады, и город, отданный на разграбление солдатам, был обращен в груду развалин.
Кантон или Гуан-чжоу-фу, Шэн-цзин или Ян-цзин на местном простонародном наречии, есть один из самых больших китайских городов Срединного царства, хотя он находится на южных окраинах, обращенный лицом, так сказать, к малайским островам и индийским полуостровам. Сравниваемый с другими большими городами империи, которые, вероятно, все уступают ему по числу жителей, он превосходит их также оригинальностью вида и своей верностью характеристическому типу китайской столицы. Мы не увидим в нем, как в Пекине, широких пыльных улиц, этих домов в форме палатки кочевника, напоминающих о соседстве монгольских степей; он не поражает взора, как Шанхай или Хань-коу, этими новыми кварталами, где все европейское—дома, дамбы, суда и люди; ему не приходилось заново отстраиваться, как Хан-чжоу-фу и многим другим городам империи, разрушенным «долговолосыми мятежниками». Он является и теперь таким же, каким был слишком пятьсот лет тому назад, когда европейцы увидели его в первый раз. Этот город, «единственный в свете», показывается иностранцу прежде всего своим пловучим кварталом, где стоят на якоре бесчисленные суда всякого рода, расположенные в виде островков, как дома на твердой земле, и разделенные водяными улицами, по которым беспрестанно снуют взад и вперед барки и лодки; река, имеющая в этом месте более километра ширины, исчезает под этим флотом судов, где суетится толпа торговцев, промышленников, трактирщиков и разного гуляющего люда, и где царствует не менее кипучая жизнь, чем в городе на твердой земле. Собственно так называемый город, построенный на северном берегу Жемчужной реки, окружен стеной, и, по китайскому обычаю, разделен внутри другим валом на два отдельные города. Население густо скучено на этом пространстве в несколько квадратных километров; улицы узкия и кривые; лакированные и вызолоченные доски вывесок, висящих перед каждым магазином, еще более съуживают и без того тесную дорогу; во многих проходах протянуты над домами циновки с одной стороны улицы на другую, и в скромном полумраке, между богатыми магазинами с открытыми настежь дверями, бесшумно движется пестрая толпа пешеходов, расступаясь там и сям, чтобы пропустить встречные паланкины. За стенами города, вдоль реки, продолжаются вправо и влево обширные предместья; напротив, на южном берегу Чжу-цзяна, расположился город Хэ-нань, на острове того же имени, тогда как на юго-западе, на другом острове, расстилается Фати или Хуа-ди, «Поле цветов», населенное садовниками, которые занимаются главным образом культурой малорослых деревьев и разведением златоцвета. Пагоды и несгораемые башни, в которых хранятся вещи, отдаваемые, в виде залога, закладчикам, господствуют над скоплениями низеньких домов. Столица провинции— Гуан-дун—один из самых нездоровых городов Китая: там насчитывают не менее 8.000 слепых и 5.000 прокаженных; мало найдется городов, где бы тип жителей представлялся на первый взгляд более противоречащим понятию о красоте, которое составилось у западных народов; большинство лиц кажутся европейцам отвратительными. Английские резиденты, составляющие самую многочисленную и самую богатую часть населения европейской колонии Кантона, сделали из своего квартала, построенного на острове Шань-мынь, великолепный город, гораздо более здоровый, чем город китайцев, и снабженный публичными садами, бульварами, тенистыми аллеями, полем для скачек. Местоположение этого квартала выбрано как нельзя более удачно: как раз напротив «концессии» происходит соединение двух самых глубоких фарватеров Жемчужной реки.
По промышленному производству Кантон занимает первое место между городами Срединной империи: его мастера прядут и ткут шелк, красят и апретируют материи, фабрикуют писчую бумагу, стекло, лакированные изделия, вытачивают разные вещи из слоновой кости и дерева, делают превосходную резную и полированную мебель, плавят металлы, обжигают фарфоровую посуду, рафинируют сахар, работают тысячу предметов, которые известны под именем «кантонского товара» (articles de Canton), и которые вывозятся отсюда во внутренние провинции Китая; туземные мастерицы достигли высокой степени совершенства в искусстве вышиванья: как в отношении расположения и подбора цветов, так и в отношении изящества рисунков и отчетливости отделки, они не имеют соперниц во всем свете. Кантон главный складочный пункт шелковых тканей в южном Китае, как Хан-чжоу главный рынок этого товара в центральной части империи. Почти вся кантонская торговля находится в руках туземных негоциантов: европейцы, живущие на острове Шань-мыне, сделались простыми коммиссионерами. В 1815 году, до посольства лорда Амгерста, английская торговля была только терпима; в то время не существовало с Китаем ни капитуляций, как в Турции, ни торговых трактатов, как между различными европейскими государствами. Но когда явилась возможность производить торговлю с полной свободой, Кантон, пользуясь монополией обмена с иностранцами, приобрел чрезвычайно важное значение. Открытие Шанхая и других китайских портов европейским купеческим кораблям низвело Кантон на вторую степень между торговыми центрами империи, но теперь торговое движение этого города снова увеличивается мало-по-малу.
Обороты заграничной торговли Кантона в 1897 году были: привоз 27.034.720 лан; вывоз 22.899.671 лан. Вместе 49.934.391 лан.
На долю Англии в торговле порта приходится до 65%.
В Кантоне выработался, вследствие постоянных сношений между англичанами и китайцами, странный жаргон, называемый «английским деловым языком» или business english (pidgeon english), многие выражения которого вошли в обыденную речь самих англичан. Особенный класс посредников, которые не англичане и не китайцы, кишит вокруг факторий; эти люди по большей части пользуются незавидной репутацией, и они-то, без сомнения подали повод к тому крайне невыгодному мнению, которое сложилось о «кантонцах» у жителей внутренних областей. Одна народная поговорка выражает в одно и то же время, как тяжела жизнь в горах запада, и как она развратна в большом городе юга: «Старик, не ходи в Сы-чуань; молодой человек, не ходи в Кантон».
Хуан-пу (Вампоа), передовой порт Кантона на Жемчужной реке, тоже большой город, протянувшийся на пространстве 4 километров, по берегу островов, окружающих рейд. Хотя он находится в непосредственном соседстве с европейскими строениями, он сохранил всю свою оригинальность, но вместе с тем и всю свою китайскую неопрятность: это скопление бамбуковых домиков, похожих на клетки: только пагода, пользующаяся большой славой, возвышается над этим человеческим муравейником. Кораблестроительные верфи, доки для починки судов, обширные амбары для склада товаров—все это делает Вампоа одною из пристаней, наилучше приспособленных для европейских кораблей, и, действительно, движение судоходства в этом порте весьма значительно; так, в 1895 году, оно выразилось следующими цифрами (не считая джонок):
Судов английских 3.192, вместимостью 3.035.340 тонн; судов других наций 1.056, вместимостью 597.294 тонн. Всего 4.248 судов, вместимостью 3.632.634 тонны.
Но большая часть торговли Вампоа производится тайно, в соседних рукавах, среди густых камышей: сюда приходят по ночам контрабандисты за кипами опиума, которые складывают тут купцы Великобритании. На берегу виднеются, в некотором расстоянии одна от другой, старинные башни, построенные неизвестно в какую эпоху против неприятелей, самое имя которых теперь забыто.
Английские коммерсанты, которым открытые для них китайские рынки показались недостаточными, овладели одним островом морского прибрежья, лежащим за чертой китайских укреплений. Гонконг,—или Хон-кон, кантонское название Сян-цзян, остров «Душистых вод»,—принадлежит англичанам с 1841 года, и, благодаря им, он в несколько лет сделался одним из наиболее посещаемых мест Востока. Этот остров, состоящий из различных каменных пород, гранитов, сланцев, базальтов, и занимающий пространство около 83 квадратных километров, составляет отдельный мирок, имеющий свои горы и долины, свои леса, реки и ручьи, свои берега, изрезанные скалистыми бухточками, свои гавани и маленькие архипелаги островков и выступающих из моря скал; у западного входа пролив, отделяющий Гонконг от материка, имеет 2.500 метров в ширину. Когда остров перешел под власть англичан, там было всего только 2.000 жителей, рыбаков и земледельцев; теперь большой великолепный город, Виктория (китайцы называют его Гуань-дай-лоу, что значит «дорога поясов юбки»), раскинулся на северном берегу острова, на краю рейда, образуемого проливом; многолюдные деревни выстроились у входа всех долин; загородные дома, виллы и пышные здания занимают все мысы, утопая в густой зелени сосен, смоковниц, бананов, бамбуков. Прекрасная дорога поднимается извилистой линией до высшей вершины острова, откуда, с высоты 539 метров над уровнем моря, видны, как на ладони, набережные Виктории и блестящая поверхность рейда, с его многочисленными кораблями, военными и купеческими, пересекающимися своими струями. По чистоте своих улиц, по солидности построек, по богатству своих дворцов, этот английский город, в котором теперь возводят укрепления, походит на города метрополии, но он, сверх того, отличается красотой и живописностью, которую придают ему веранды, убранные тропическими цветами, сады, наполненные деревьями и кустарниками, и ярко освещенное небо юга. В первое время английской колонизации, Виктория, где постоянно разрывали почву для возведении построек, приобрела репутацию очень нездорового города; теперь же он сделался для английских резидентов крайнего Востока местом, куда ездят для поправления здоровья, хотя воздух обновляется здесь не так скоро, как на берегу острова, обращенном к морской бризе. К несчастью, Гонконг находится на пути ураганов; тифон 1874 года повалил там более тысячи домов, потопил 33 больших судна и сотни джонок; многие тысячи людей погибли во время этой страшной катастрофы.
*Город Виктория представляет из себя по внешности совершенно европейский крупный центр. Многоэтажные каменные дома поднимаются ярусами один над другим по скату высочайшей горы, на самой вершине которой устроены окруженные садами дачи. Улицы и дороги содержатся в образцовом порядке, обсажены деревьями и вымощены. Центр города занимает ботанический сад, расположенный в виде террасок, скатов или аллей, с многочисленными фонтанами, оранжереями и клетками для зверей и птиц. В этом саду помещается бронзовая статуя одного из правителей острова сэра Кэннди, поставленная в 1887 году. Красивые здания городской ратуши, театра, судебной палаты и казенного госпиталя украшают город. В ратуше помещаются: клуб, библиотека и музей полезных производств и природы. Большую красоту городу придает присутствие таких монументальных зданий как церкви. Последних несколько, но самые красивые это Англиканский собор св. Иоанна, построенный еще в 1842 году и в 1869 году переделанный. Римско-католический собор, вблизи ботанического сада, китайская церковь св. Стефана и новая церковь св. Иосифа, основанная на месте разрушенной тайфуном церкви в 1874 году. Здесь находится также еврейская синагога и мусульманская мечеть, институт для воспитания сирот и Англиканская коллегия св. Павла, где живет гонконгский епископ. Здание Гонконг-Шанхайского банка весьма громадно, но несмотря на свою массивность красиво и могло бы служить украшением любой столицы.
Общее население колонии, по переписи 1891 года, составляло 221.441 жителей, в том числе английского и американского гражданского населения 4.195 ч., английского войска 1.544 ч., флота 1.356. В общем 8.545 европейцев и американцев. Население собственно города Виктории равно 144.300 жит. Вход в порт сильно укреплен фортами и орудиями новейших конструкций, и в городе квартирует постоянный гарнизон.
Мануфактурная промышленность Гонконга возростает весьма быстро. В колонии известны три громадных сахароваренных завода, заводы рома, водок, льда, шелковые фабрики и канатные заводы. В порту находится несколько доков и строительная, правительству принадлежащая, верфь. В 1891 году торговые обороты Гонконга достигли до 40 миллионов фунтов стерлингов, и в него вошло 18.288 судов, с грузом 6.052.866 тонн. Предметами торговли главным образом являются: опиум, хлопок, сахар, соль, мука, шерстяные изделия, зелень и др..*
Аванпост торговли Англии и Индии в китайском мире, Гонконг есть вместе с Шанхаем тот город крайнего Востока, где ученые могли собирать самый богатый запас материалов для изучения Срединного царства, и где издано об этой стране наибольшее число драгоценных сочинений. В то же время это одно из тех мест земного шара, где можно наблюдать наибольшее разнообразие типов. Персы, наиболее уважаемые из чужеземцев, почти как дома на этом острове китайского прибрежья, где их всегда принимали как братьев, благодаря их традиционной честности. Новые господа, англичане, привели с собой индусов всякого языка и племени, малайцев, бирманцев, португальских метисов, полинезийцев. Между китайцами, которые составляют главную массу населения, есть уроженцы всех провинций империи. Вся торговля между Англией и Кантоном производится через посредничество Гонконга, и из этого же города отправляется большая часть европейских товаров, предназначенных в Шанхай, в Хань-коу, в Тянь-цзинь. Движение судоходства в рейде представляет в сложности количество грузов, превышающее 6 миллиона тонн, и годовой оборот внешней торговли исчисляется в 300 миллионов франков. Однако, гонконгские фактории теперь уже не так богаты, как в первые времена свободы торговых сношений с Китаем: большие склады товаров, основанные китайскими негоциантами, существуют ныне и в городах, лежащих на соседнем берегу континента, особенно в Коу-луне, по другую сторону рейда, где также построили обширные верфи, и британские дворцы Виктории переходят один за другим в руки туземцев. Гонконг сохранил за собою только монополию складов золота и серебра, благодаря тому, что банковые учреждения боятся, что капитал их подвергался бы слишком большому риску, если бы они поставили его под чье-нибудь покровительство, кроме Англии. На юго-западной оконечности острова небольшой город Абердин, называемый также «Малым Гонконгом» (Little Hongkong), имеет многочисленные верфи и доки для починки судов; недавно на острове основаны большие сахаро-рафинадные заводы.
*До настоящего года английские владения в Гонконге состояли из самого острова Гонконга с городом Викторией, небольшой части полуострова Кой-лун к северу от Гонконга и маленького островка Стонн-Куттер. Теперь, в 1898 году, ради лучшей защиты своей колонии, Англия выговорила у Китая аренду на территорию у полуострова Кой-лун с заливами Мирс и Дин. Кроме того к Англии отошел остров Лянь-дяо и несколько других островов. В общем гонконгские владения Англии увеличились на 200 кв. миль*.
Португальская колония Макао или Cidade do Santo Nome de Dios de Масао (по-китайски Ао-мынь), расположенная к западу от Гонконга, на другой стороне лимана, в который изливается Жемчужная река, оффициально не отделена от Китая. Пекинское правительство никогда не признавало безусловного господства Португалии над этим полуостровом и до сих пор получает, в качестве верховного владетеля земли, аренду, определенную императором Кан-си в 500 таэлей, то-есть около 3.700 франков, через посредство мандарина-резидента. Однако, давность владения, начало которого восходит к 1557 году, и энергические меры, принятые губернатором Амаралем в 1849 году, сделали из Макао истинно португальскую землю, и часть города, которую занимают европейцы, имеет совершенно вид города Эстрамадуры, с его большими правильными домами, окрашенными в красный или желтый цвет, украшенными тяжелыми балюстрадами, и его обширными монастырями, обращенными в казармы. Население, называемое португальским, к которому нужно прибавить и гарнизон из 1.400 человек, состоит почти исключительно из метисов; да и это население далеко не составляет большинства жителей; главный квартал тот, где живут китайцы: в этой части города улицы всегда наполнены многолюдной толпой, и там же сосредоточена почти вся деятельность колонии. Население Макао в 1896 году: 4.059 европейцев, 74.568 китайцев. Даже португальский квартал, Praya-Grande, частию захвачен «детьми Ханя»: хотя им запрещено строить дома в этой части города, но они покупают дома бывших лузитанских владельцев и заменяют изображение мадонны жертвенником в честь предков.
Город Макао, по своему местоположению, представляет большие удобства для торговли. Он занимает, на юге от главного острова дельты, южный берег холмистого полуострова, пространством около 31 квадратного километра, соединенного с твердой землей песчаной косой, называемой «Стеблем ненюфара», которая прежде была перерезана рядом укреплений; на севере, на китайской территории, виднеются стены юрода Цзянь-шань или «Зеленой горы», которому португальцы дали название Казабранка. Рейд, защищенный от ветров открытого моря гористыми островами, дает доступ больших судам и джонкам, приходящим из внутренних местностей либо по Жемчужной реке, либо по западному лиману Си-цзяна. В продолжение почти трех столетий Макао пользовался монополией торговли Европы с Китайской империей, но открытие других портов международному торговому обмену лишило португальский город его исключительных выгод, и его купцы, не имея более надобности заниматься операциями по отправке товаров, принялись за торговлю человеческим мясом; barracoes Макао сделались складами кулиев, захватываемых в плен или покупаемых на островах и на соседнем берегу, затем посылаемых, под именем добровольно нанявшихся работников, в Перу и на Антильские острова. Протесты пекинского правительства положили конец, в 1873 году, этому постыдному торгу людьми, и отныне наймы эмигрантов представляют некоторые гарантии добровольного согласия; кроме того, большая часть контрактов о найме подписываются в Вампоа, на китайской территории. Нынешней своей известностью между городами крайнего Востока Макао обязан преимущественно своим игорным домам (доход от игр и лотереи составлял в 1880 году 2.028.000 франков). Местная торговля, которая почти вся находилась в руках китайских негоциантов, имеет некоторую важность по вывозу риса, чаев (в 1878 году из порта Макао было отправлено около 4.050.000 килограммов чая, ценность которого определяют в 6.300.000 франков), шелковых тканей, сахару, индиго (общая ценность торговых оборотов этого порта простиралась в 1878 году до 124.340.000 франков); но почти вся эта торговля производится джонками, и число приходящих в португальский порт европейских судов весьма незначительно; большая часть этих судов привозят грузы соли из Кохинхины. Муниципальный совет или сенат (Leal senado) выбирается посредством всеобщей подачи голосов.
Макао прославился также в истории португальской литературы. Камоэнс провел в этом городе восемнадцать месяцев, в 1550 и в 1560 годах, и, говорят, написал здесь часть своей «Луизиады». Владелец одного сада, называемого «Парком белой горлицы», показывает расколовшуюся скалу, образующую род грота, который предание осветило как место, куда удалялся знаменитый поэт: эта самая пещера, как уверяют, была «убежищем сообразным с его думами», где Камоэнс, скрываясь «в недрах скалы, в одно и то же время живой и мертвый, погребенный и живущий», мог «стенать без меры и без стеснения» (141-й сонет поэмы). На городском кладбище обращает на себя внимание могила Моррисона, одного из ученых, труды которых принесли наибольшую пользу изучению китайского языка и географии Срединного царства. Франциск де-Ксавье, знаменитый миссионер-иезуит, который ввел католицизм в Японии и который был канонизован как «покровитель Индии», умер, в 1552 году, на одном из островов соседнего прибрежья, Чжан-чжуане, называемом английскими моряками Сент-Джоном. Гонконгские англичане приобрели множество вилл в окрестностях Макао, чтобы пользоваться там морской бризой, правильно дующей на берега.
К западу от Макао следуют один за другим многочисленные порты на китайском прибрежье, по обе стороны полуострова, выдвинутого по направлению к острову Хай-нань; но только одна гавань этой области открыта европейской торговле—это город Пак-хой (Пэй-хой) или «Белое море», расположенный на краю лагуны, на южном берегу лимана Лянь-чжоу, в которой поднимается прилив из Тонкинского залива. Первые европейские суда появились на Пакхойском рейде только в 1879 году, и движение торгового обмена с иностранными рынками, понятно, не могло еще подняться до уровня оборотов других портов (ценность внешней торговли этого порта составляла в 1897 году 4.209.945 лан; главный предмет местной торговли—соленая рыба. Но можно наверно предсказать, что Пак-хой современем получит важное торговое значение, так как в этом месте начинается прямая дорога через Лянь-чжоу-фу и Юй-линь-чжоу к плодородным округам Юй-цзяна, произведения которых в настоящее время отправляются к морю длинным и трудным окольным путем по Кантонской реке. Особенно важное значение должен будет приобрести Пак-хой, когда он сделается конечною морскою пристанью железнодорожного пути, проектированного французами от Пак-хоя на Лянь-чжоу-фу и далее через Нань-нин-фу на соединение с Тонкинской дорогой от Лансона. Право на эту дорогу французы выговорили себе дипломатическим путем в 1897 году. Одна пагода в окрестностях Пак-хоя пользуется огромной славой во всем Китае, благодаря чинару, растущему под сводом, в центре памятника: величественное дерево высунуло через окна здания свои густые ветви, где гнездятся тысячи птиц, оглашающих святилище своим пением. Подступы к Пакхойскому порту опасны по причине песчаных мелей, и потому суда должны бросать якорь в открытом море, на расстоянии более километра от моря, защищаемые при низком стоянии воды Алонской мелью, но подвергающиеся всей силе зыби в часы прилива, который достигает здесь средним числом 4 метров высоты. Северные бури иногда производят сильное волнение в рейде, но центр тифонов всегда проходит на юг от мыса Гуань-дао. За этим мысом, залив, отделяющий Пакхойский полуостров от полуострова Лэй-чжоу, загроможден во многих местах свайными перемычками или заколами рыбаков, не только у подходов к берегам, но также и в глубокой воде: некоторые ряды свай вбиты в дно на глубине 20 метров.
Города провинций Гуан-си и Гуан-дун, население которых определено посредством переписи или указано приблизительно новейшими путешественниками суть:
Гуан-си: У-чжоу-фу—200.000 жит.
Гуан-дун: Кантон—800.000 жит.; Фошань (консулы)—500.000 жит.; Чжао-цин-фу—200.000 жит.; Сватоу (консулы)—30.000 жит.; Пак-хой (консулы)—25.000 жит.; Лянь-чжоу-фу—12.000 жит.
Иностранные колонии: Виктория (Гонконг), 1891 г.—221.411 жит.: Абердин (Малый Гонконг)—6.000 жит.; Макао, в 1896 году—78.627 жит.
К югу от города Пак-хой возвышается, среди залива, остров Гуй-чжоу, иззубренный кратер, поднимающий свои черноватые стены над голубыми волнами моря. Цирк обвалившихся стен, имеющих не менее двух с половиной километров между двумя крайними мысами, развертывается в виде полукруга, почти правильного, обращенного к южному ветру. На севере, скат откоса, покрытый прекрасно возделанными полями и усеянный многочисленными деревьями, полого наклоняется к морю, испещренный там и сям оврагами, которые дождевые воды вырыли в вулканическом песке, изолируя большие каменные глыбы, извергнутые некогда кратером. В половине настоящего столетия единственными обитателями этого острова были морские разбойники; теперь же он занят мирным населением, состоящим почти из 3.000 душ. Большинство населения составляют переселенцы с полуострова Лэй-чжоу и хакка-христиане, пришедшие из Кантона, которые занимаются земледелием и рыболовством, в особенности ловлей кальмаров; около тысячи двух сот барок употребляются для ловли этих головоногих моллюсков.