Юнь-нань

Эта провинция, самая богатая по рудным месторождениям и одна из самых важных по разнообразию произведений растительная царства, наименее прочно связана с Срединной империей. Правда, что часть Юнь-нани принадлежит к бассейну Голубой реки, но это—именно область наиболее гористая, наименее населенная, самая трудная для путешествия. Западная половина Юнь-нани орошается двумя большими реками Индо-Китая, Лу-цзяном и Меконгом, тогда как южная покатость наклоняется к Аннаму, изливая свои воды в Тонкинский залив через Сон-кой или Красную реку. В 70-х годах, большая часть страны сделалась на время независимой, и сообщения были почти совершенно прерваны между жителями Юнь-нани, оставшимися верными богдыхану, и другими провинциями государства: только длинным обходом к верховьям Ян-цзы-цзяна и через Сы-чуань могли поддерживаться сношения, а в случае крайней опасности мандарины принуждены были искать помощи вне границ империи, пользуясь дорогой, представляемой Красной рекою. Этот естественный путь получил в то время капитальную важность, и путешественник-изследователь Дюпюи мог проследовать по течению Сон-коя и, так сказать, завоевать его для науки и торговли. Когда восстание магометан было подавлено, дороги, соединяющие Юнь-нань с остальным Китаем, снова открылись для торговых сношений, рассеянные земледельцы возвратились в свои деревни, и новые переселенцы из Сы-чуани, Гуй-чжоу, Гуан-си пополнили собою пробелы, произведенные междоусобной резней; дома и храмы вновь отстраиваются. Юнь-нань опять сделалась нераздельной частью империи, но, тем не менее, по причине трудности дорог и большой продолжительности путешествий, она остается еще и ныне как бы внешним владением Китая. В сравнении с другими провинциями, Юнь-нань представляет относительно пустынный, мало населенный край; по переписи 1882 года, она была наименее населенной областью пропорционально её пространству, а с той поры беспрестанные войны еще уменьшили, может быть, на половину число её жителей. Что касается поверхности этой провинции, то она может быть исчисляема лишь на основании очень неопределенных данных, так как политическая граница, на запад со стороны Тибета, на юго-запад со стороны Бирмы, на юге со стороны земли лолотов и Аннама, проведена без всякой точности, и многочисленные независимые племена занимают окраины провинции. Приблизительное пространство Юнь-нани определяют в 690.760 квадратных миль; население же ее в 1882 году простиралось до 11.721.576 душ, так что, следовательно, на 1 милю приходилось средним числом по 84 жителя.

В целом Юнь-нань может быть разсматриваема как плоскость, наклоненная по направлению от северо-запада к юго-востоку. На границах Тибета и западной Сы-чуани горы, еще не изследованные, поднимаются до пояса постоянных снегов. В центральной части Юнь-нань представляет плоскогорье слишком в 3.000 метров средней высоты, над которым господствуют хребты из красного песчаника, одинаковой высоты. Большие озера рассеяны в углублениях этого плато, перерезанного на окраинах реками, которые вырыли себе глубокия ущелья в менее твердых поверхностных горных породах. На юге почва, размытая водами, представляет уже, на берегах Красной реки и в бассейне Иравадди, широкия равнины, возвышающиеся всего только на 150 или 200 метров над уровнем моря. Между высокими местностями северной части края, где высятся снеговые горы, и низменными землями юга, лежащими уже в пределах жаркого пояса, замечаются все последовательные переходы средней температуры. В городе Юнь-нань-фу, на промежуточном плато, снег лежит иногда по целым неделям.

Страна, по преимуществу горнозаводская, Юнь-нань вывозила уже обработанные металлы прежде, чем китайцы проникли в край: аборигены повсюду имели рудники и фабрики. Самый обыкновенный металл в этой области—железо, и почти везде разрабатываются очень богатые месторождения этой руды, продукты которых употребляют на выделку всякого рода предметов из чугуна и стали. Эта провинция изобилует также медной рудой, и если китайское правительство делало такия большие усилия для обратного завоевания Юнь-нани у овладевших ею магометан, то оно руководилось главным образом желанием вернуть себе этот источник богатств. Десятина и другие налоги металлом, платимые юньнаньскими рудокопами для фабрикации монет и для промышленных надобностей, простирались, перед восстанием, до 6.000 тонн меди в год. Медная руда представляется здесь в различных формах и даже в виде самородков; рабочие, не будучи в состоянии перенести огромные глыбы чистой меди, принуждены бросать их в горной породе, ограничиваясь обрезыванием выдающихся частей самородка. Золотые прииски рассеяны во множестве по берегам Цзинь-ша- цзяна и других потоков, которые, подобно ему, заслуживали бы названия «Золотоносной реки». Самые богатые рудные месторождения—это залежи среброносного свинцового блеска, но именно, по причине их богатства, часто прерывали их разработку; дело в том, что рудокопы должны делить добываемое серебро на три части—одну для богдыхана, другую для мандаринов, третью для себя, но и эта последняя доля нередко ускользает из их рук в пользу солдат, таможенных стражников или разбойников. Кроме того, Юнь-нань обладает рудами свинца, цинка, киновари, а в бассейне Красной реки есть месторождение оловянной руды; пласты ископаемого угля занимают обширные протяжения и дают превосходное топливо. Тогда как остальной Китай, за исключением провинции Шань-дун, чрезвычайно беден металлами и не заключает других подземных богатств, кроме железных рудников да неисчерпаемых залежей каменного угля и антрацита, Юнь-нань обещает сделаться современем минеральной сокровищницей империи и её главным металлургическим заводом. Равным образом она очень богата драгоценными камнями, рубинами, топазами, сапфирами, изумрудами; в горах её встречаются драгоценные разновидности нефрита, так же, как один вид мрамора, жилы которого представляют самые разнообразные и причудливые фигуры. Китайцы, большие любители всяких странностей, придают большую цену этим курьезам природы. Обширные леса покрывают еще часть гористой области, и оттуда получается строевой лес, между прочим, лавр нанму, который употребляют на постройку храмов и дворцов, по причине большой крепости этого дерева и сильного запаха, который оно издает. Со времени прекращения магометанского восстания Юнь-нань сделалась, несмотря на мнимые запреты правительства, главной провинцией по культуре опиума; по меньшей мере треть полей засевается маком. На пастбищах гор пасутся большие стада баранов, шерсть которых употребляют на выделку тканей, но мясо которых туземцы никогда не едят.

В Азии мало найдется стран, где бы устройство удобных путей сообщения могло произвести столь важные перемены, как в Юнь-нани. Эта провинция не только нуждается в хороших грунтовых дорогах и рельсовых путях для вывоза своих руд и земледельческих продуктов в Китай и за границу, но, кроме того, она должна служить транзитным трактом между Индостаном и бассейном Ян-цзы-цзяна. *Это и составляет причину, почему на Юнь-нань одновременно жадными глазами смотрят: со стороны Бирмы англичане, а со стороны Тонкина французы; и те и другие одинаково мечтают присоединить эту провинцию если не к числу своих земель, то по крайней мере в сферу своего преобладающего влияния.* Большие реки, которые расходятся в разные стороны вокруг восточного Тибета и Юнь-нани: Брамапутра, Иравадди, Лу-цзян, Меконг, Сон-кой, наперед указывают, в общих чертах, направление всех дорог, естественный центр которых должен находиться на плато в Юнь-нань-фу. Через эту второстепенную террасу верхнее плоскогорье Тибета может быть обойдено на востоке, и центральная Азия, так сказать, приблизится к устьям Ганга. Между двумя большими азиатскими рынками: Калькуттой и Хань-коу, прямая линия, проходящая через города Юнь-нани, позволит современем избегать плавания вокруг Индо-Китая и южного Китая: расстояние, выгадываемое путешественниками, составит около 6.000 километров. Неудивительно поэтому, что в последнее время были сделаны попытки в видах установления правильных сношений между Индией и «Срединным цветком» через Юнь-нань, а французы и англичане соперничают друг перед другом в хлопотах о получении разрешения на постройку железных дорог. На основании одной статьи тяньцзиньского трактата, иностранцы имеют право проникать через все пункты сухопутной границы или морского прибрежья во внутренность Китая, и уже очень многие путешественники-исследователи воспользовались этой статьей договора, идя по следам прежних миссионеров, которые пробирались переодетые китайцами и жили там и сям в селениях обращенных в христианство туземцев, на тибетских границах. С 1867 года, памятная экспедиция, самая важная из всех, которые когда-либо были предпринимаемы в эти страны, открыла южные границы Юнь-нани: французы Дудар-де-Лагре, Гарнье, Делапорт, Жубер, Торель проникли в Юнь-нань-фу; со времен Марко Поло это было первое посещение европейцев, которое принял древний город, упоминаемый знаменитым венецианцем под именем «Яши». В 1868 году один «пионер торговли», как он себя называет, англичанин Купер, отправившись с берегов Голубой реки, тщетно пытался проникнуть в Ассам через города Батан и Да-ли-фу; в следующем году он хотел было добраться до плоскогорья с другой стороны, поднимаясь по рекам Брамапутре и Логиту, но и эта попытка не удалась ему. Соотечественник Купера, Сладен, избравший другой путь, именно по реке Иравадди и её притоку Цзян-дао-хэ, тоже должен был вернуться с дороги, не успев пройти далее Момеина или Тэн-дао-тина, главного города Юнь-нани к западу от реки Лу-цзян. В 1874 году, после окончательной победы китайских армий над восставшими магометанами, молодой англичанин Маргари, отправившись через Китай, открыл, наконец, прямую дорогу из Хань-коу в Бамо, на Иравадди. Но ему не суждено было самому воспользоваться этой дорогой для новой экспедиции: несколько недель спустя он быль изменнически умерщвлен в Юнь-нани, в пятидесяти километрах от бирманской границы. Весть о его смерти взволновала Англию и подала повод к продолжительной дипломатической переписке, заключение которой должно было доставить большие выгоды английской торговле. В силу конвенции, заключенной в 1876 году в городе Чифу, британское правительство получило право посылать торговых резидентов в Да-ли-фу или во всякий другой город Юнь-нани и отправить научную экспедицию в Тибет, либо через Сы-чуань, либо через Куку-нор и Гань-су. Различные путешественники ходили по следам Маргари. Гросвенор и Бэбер, Мак-Карти, Камерон, Джилль, Стевенсов, Сольтау, принц Генрих Орланский, Сечени, Делавэй исследовали Юнь-нань по разным направлениям и проложили пути будущим сношениям между народами.

В ожидании того времени, когда Юнь-нань будет иметь свободное сообщение с Индией посредством большой магистральной дороги между Бамо и Хань-коу, она может располагать для своей непосредственной торговли с заграничными рынками судоходной рекой, исследованной в первый раз французом Дюпюи. В 1870 году этот путешественник достиг берегов Юань-цзяна или Красной реки и убедился, что она судоходна в южной части Юнь-нани. В 1872 году ему действительно удалось подняться по этой реке, называемой в Тонкине Сон-кой, и проникнуть в Китай до пристани Мань-хао, находящейся в близком соседстве с богатейшими месторождениями металлов и драгоценных камней. По трактату, заключенному между Францией и Аннамом в 1874 году, Красная река была объявлена открытой для европейской торговли; но эта конвенция осталась мертвой буквой, и, со времени победоносной экспедиции 1873 года, ни одно иностранное судно не плавало по водам Сон-коя в китайской его части. Тем не менее, китайские купцы хорошо понимают выгоды этого торгового пути, который позволил бы им избегать, для своих морских экспедиций, обхода в тысячу километров по Кантонской реке.

Население Юнь-нани состоит из разнородных элементов, еще далеко не слившихся в одну нацию, хотя китайское господство утвердилось в первый раз в крае уже две тысячи лет тому назад. В гористых областях обитают еще разные непокоренные племена: мяоцзы, манцзы, луцэ, лису, лоло; но многие из этих имен суть генерические названия, применяемые, как и слово «и-жэнь» или «другие люди», то-есть инородцы, к народцам различного происхождения и языка. Мяоцзы принадлежат к тем же племенам как и племена провинции Гуйчжоу; точно также манцзы и лоло походят на одноименных народцев Сы-чуани. Обыкновенно лолотов делят на два класса, на «Черных» и «Белых», скорее по причине противоположности их нравов, чем вследствие различия цвета кожи, который действительно у черных лолотов смуглее, чем у белых. Первые, называемые также «сырыми» лолотами, живут по большей части в высоких долинах горных цепей севера, и редко спускаются в равнину, почти только затем, чтобы продать свои произведения; они населяют ту же самую страну, как и жители «Зандардана», о которых рассказывает Марко Поло, и которые, по словам его, имели привычку покрывать себе зубы тонкой золотой пластинкой; но в настоящее время нигде в Юнь-нани не встречали следов этого древнего обычая. Белые лолоты, означаемые также прозвищем «Спелых» или «Печеных», рассеяны группами по всей провинции Юнь-нани и признают над собой власть китайского правительства: очень многие из них бреют себе голову на китайский манер и носят косу,—этот символ цивилизации в Срединном царстве,—но они отличаются от китайцев крепостью своих мускулов и своей энергией в труде. Если бы не нос, немного сплюснутый, да не редкая борода, они напоминали бы европейский тип по правильности черт лица, по гибкости тела, по стройности и равновесию пропорций; у многих волоса темно-русые и цвет кожи белый. Женщины, кокетливые и отличающиеся живым, веселым нравом, тоже физически гораздо сильнее китаянок; они еще не переняли у последних моду искусственно сдавливать себе ноги и работают на полях рядом с мужчинами, всегда веселые и готовые отдохнуть от труда пляской и пением; в этом отношении они составляют поразительный контраст с робкой и серьезной китаянкой, которая сочла бы себя скомпрометированной, если бы чужой мужчина заговорил с ней. Лолотские женщины считаются самыми красивыми в крае, и часто китайцы выбирают себе законных супруг между этими туземками. У всех племен лоло новобрачная, в силу обычая, покидает супружеское жилище на другой день после свадьбы, и возвращается в него только тогда, когда почувствует первые симптомы материнства; если она не забеременела, то этим самым брачный союз разрывается. При взгляде на женщину всегда можно узнать по её головному убору, девица ли она, бездетная ли супруга, или уже мать. Незамужняя, она носит на голове голубую шапочку, вышитую яркими цветами и оканчивающуюся пятью острыми углами или рогами, увешанными серебряными гремушками. Выйдя замуж, она покидает рогатый колпак и заменяет его соломенной шляпой, тоже украшенной металлическими пуговицами; сделавшись матерью, она указывает свое достоинство красной лентой, повязанной вокруг шевелюры; другая лента возвещает о рождении второго ребенка, который, согласно обычаю, всегда получает, будь то сын или дочь, титул старшего.

Лу-цзян, как известно, обязан своим именем народцу лу или анон, который живет на его берегах, в области западной Юнь-нани, граничащей на севере с территорией, населенной лолотами. Племена лису рассеяны равным образом в долине этой тибетской и бирманской реки и в долине Лань-цан-цзяна или Меконга, который в этой части своего течения пересекает Юнь-нань. На правом берегу, напротив города Вэй-си, горы заняты почти исключительно лисутами. Те из этих инородцев, которые живут поближе к китайским городам и к мосотам, своим более цивилизованным единоплеменникам, платят регулярно дань; но обитающие в дальних, уединенных горах, остались независимыми, и у них издавна укоренился обычай через каждые двадцать или тридцать лет делать военный и разбойничий набег на своих образованных соседей, населяющих равнины. Подобно некоторым племенам краснокожих индейцев Северной Америки, они всегда заранее уведомляют своих врагов о задуманной экспедиции в их землю, посылая им символический прут с многочисленными нарезками, украшенный перьями и другими предметами, грозный смысл которых объясняет посланец. В назначенный день они являются в указанное место, и так велик страх китайских поселенцев, что они почти всегда бывают побеждены этими дикарями, вооруженными луками и стрелами, обмокнутыми в сок аконита (прикрыта). Лисуты овладевают женщинами и детьми, чтобы обратить их в невольников и продать в Бирманию; они забирают также шелковые вещи и драгоценности, затем предают пламени дома своих неприятелей. А между тем мандарины упорно отрицают самое существование этих опасных соседей и запрещают даже произносить их имя; дело в том, что они давно уже сообщили правительству о совершенном истреблении этих племен, и потому им трудно было бы противоречить самим себе в своих оффициальных донесениях. В мирное время лисуты очень гостеприимны и всегда отличаются от соседних населений царствующим между ними согласием и духом солидарности. Земля принадлежит всем, и каждая семья располагается на жительство в любом месте, где можно сеять хлеб, в лесных прогалинах, природных или расчищенных топором и огнем. Они ведут торговлю с окрестными племенами, и таким-то образом, переходя последовательно от одного племени к другому, к ним попадают каури (yppraca moneta), эти прелестные раковинки с Малдивских островов, которыми сплошь унизаны головные уборы их женщин; кусочки самородного золота, которые они собирают в песках Лу-цзяна, служат им ходячей монетой. Они не поклоняются Будде, и тибетским жрецам не удалось проникнуть к ним, но они сохранили еще обрядности шаманства, которое прежде преобладало на всем крайнем Востоке: их колдуны или шаманы бросают роковые косточки, чтобы привлечь добрых гениев, и бьют в бубен, чтобы устрашить злых духов источников, скал и лесов.

Инородцы шан, «белые варвары» (как их называют китайцы), так же, как их соседи какьен (Kakyen), более многочисленны в Бирмании, нежели на территории Срединного царства: племена их живут только в юго-западной части Юнь-нани, к западу от реки Салуэн или Лу-цзяна; они, впрочем, подчиняются власти мандаринов, которые назначают им сельских старшин, с приказанием собирать подать. Какьены (качин) или синпо (чинпо, Singpo), как они сами себя называют, представляют одну из самых энергичных групп населения страны и смотрят на шанов как на низшую расу, годную разве только для того, чтобы поставлять им погонщиков мулов и носильщиков тяжестей. Малорослые, но коренастые и сильные, какьены проводят время в еде и питье да в заботах о том, чтобы придать своей особе возможно более щеголеватый вид; они татуируют себе руки и ноги, убирают свою одежду раковинами и всякого рода украшениями. Вся работа, даже обработка полей и переноска тяжестей, лежит на женщинах. Муж выбирает себе жену не за красоту её, а за физическую силу, и тот отец почитается самым счастливым, который имеет наиболее дочерей. то-есть невольниц, обремененных чрезмерным трудом. Окруженные буддистами, какьены сохранили свой древний анимистический культ, и молитвы их обращаются к натам или гениям покровителям. Согласно обычаю, существующему еще, впрочем, даже в некоторых странах западной Европы, они кладут покойнику в рот серебряную монету для того, чтобы он мог заплатит за перевоз при переправе через великую реку, текущую между этим и тем миром.

Бэй или бай, аборигены, живущие в южной и юго-западной частях Юнь-нани, главным образом в бассейне Салуэна, делятся, смотря по обитаемой ими области, на «горных» и «речных»; есть предание, что они прежде обитали на берегах Голубой реки, откуда их постепенно вытеснили китайские переселенцы. Хотя соседи лолотов и соплеменники шанов, они, однако, редко мешаются с ними и живут большею частью отдельными селениями, где дома покрыты не кровлями на китайский лад, а террасами, подобными тем, какия мы видим на жилищах тибетцев и мяотов. Цвет кожи у бэйев гораздо белее, чем у китайцев, и, как лолоты, они отличаются от пришельцев с севера своей физической силой. Все они прокалывают мочку ушей и продевают в отверстие либо серебряный цилиндрик, либо бамбуковую трубочку, украшение, которое женщины заменяют сигарами или пучками соломы; женщины почти все курят табак, тогда как мужчины пристрастились к опиуму. Женщины племени бэй деятельны, без той резкости движений, какая замечается у большинства женщин лоло; они очень искусные мастерицы по части тканья и даже по выделке золотых и серебряных вещей. По языку и вероятно, по расе, инородцы бэй, так же, как и хамти, приближаются к лолотам Индо-Китая, тогда как лолоты говорят разными наречиями, более или менее смешанными из бирманского, китайского, тибетского, и, вероятно, примыкают к этому последнему идиому. Одно племя, родственное народцу бэй и называемое папе, есть остаток нации, некогда могущественной, о которой китайские летописи рассказывают, что Сын Неба принудил ее посылать ему в виде дани золотые и серебряные вещи, рога носорога и бивни слона; из этого нужно заключить, что фауна больших млекопитающих изменилась в крае в относительно короткий период времени, обнимающий небольшое число столетий. Ни бэй, ни папе не имеют идолов; но когда им случится быть у цивилизованных, они охотно ходят в храмы, делают жертвоприношения и курят благовонными смолами, как и другие верующие; те из них, которые умеют писать, употребляют только китайские знаки. Впрочем, цивилизация Срединного царства мало-по-малу одерживает верх, и первоначальные племенные типы постепенно исчезают, вследствие смешения рас. Из этих скрещиваний возникло множество различных народцев, и некоторые из них, совершенно забывшие свой родной язык и говорящие только по-китайски, напоминают еще свое туземное происхождение отличающими их крепостью мускулов, духом независимости и простыми, деревенскими нравами и обычаями: «мы не китайцы», говорят они с гордостью; «мы юньнаньцы». Во многих случаях во время смут и междоусобий, они становились на сторону мятежников, магометан или туземцев, чтобы избавиться от мандаринов. Они отличаются также от «детей Хань» своим веселым характером и своей страстью к музыке: почти все погонщики мулов или ямщики носят при себе мандолины на перевязи, и как только лошади или мулы тронутся в путь, они начинают аккомпанировать звону бубенчиков пронзительными звуками своей музыки. Можно подумать, что находишься в Испании; подобно кастильским погонщикам мулов, погонщики, которых мы встречаем на плоскогорьях Юнь-нани, одеты в короткую куртку с серебряными пуговицами; разница только в том, что у последних, вместо шляпы, обмотан широкий тюрбан.

Возстание, которое вспыхнуло в 1855 году, и результатом которого было основание, в западной Юнь-нани независимого государства, просуществовавшего несколько лет, началось простой ссорой между рудокопами-буддистами и мусульманами, разрабатывавшими жилы серебряной руды в Ши-яне, около истоков Красной реки. Ни в одной провинции Китая магометанская религия не получила такого распространения, как в Юнь-нани. Потомки немногочисленных арабских эмигрантов, пришедших в край вскоре после начала магометанского летосчисления (геджры), и бухарских солдат, которых привел Хубилай-хан во время одной военной экспедиции, относящейся к половине тринадцатого столетия, юньнаньские мусульмане, или, как их называют, хой-хои не отличаются физически от других китайцев этой провинции, с которыми они смешались вследствие постоянных скрещиваний; но различие пищи, различие культов и еще гораздо более борьба материальных интересов между разными группами рудокопов породили взаимную ненависть и повели к кровавым столкновениям. Однако, между инсургентами, которых за границей обыкновенно называли бирманским именем «пантеи», встречались самые разнообразные элементы: рядом с магометанами бунтовали китайцы, буддисты и даоисты, так же, как лолоты, паи, мяоты всех племен; с другой стороны, были и мусульмане, оставшиеся верными правительству, и даже именно один из предводителей хой-хоев, которому повстанцы были обязаны своим торжеством, впоследствии перешел на сторону китайцев и доставил им окончательную победу над восстанием. Некоторое число побежденных Пантеев поселилось в горах на границе Сиама и Бирмании между шанами и какьенами; но образовавшиеся вследствие их ухода пробелы пополнились переселенцами с севера, пришедшими по большей части из Сы-чуани. Междоусобная война—не единственное бедствие, посетившее в это последнее время Юнь-нань; часто в крае свирепствуют эпидемии и особенно обыкновенна проказа. Утверждали, что эта болезнь была прежде неизвестна в Юнь-нани, и что появление её будто бы совпадает с прибытием европейцев; но, может быть, происхождение этого слуха следует искать в неприязненном чувстве, которое мандарины питают к иностранцам. Чума тоже нередко производила большие опустошения в стране, постигая одновременно людей и животных. Выяснено, что эта эпидемия здесь всегда начинается с крыс.

Тэн-юэ-тин или Момеин—единственный сколько-нибудь значительный город, которым Китай владеет в бассейне Иравадди; он расположен среди обширной равнины, покрытой рисовыми полями и окруженной высокими крутыми горами, вследствие чего английские путешественники называют его юго-западными воротами Срединной империи, и это название неизменно повторяется во всех проектах строителей железных дорог. Момеин, последний магометанский город Юнь-нани, оказавший сопротивление императорским войскам в 1873 году. На востоке, глубокая долина Лу-цзяна, близ которой находятся горячие сернистые ключи Пю-бяо (Pupiao) не имеет важных городов на своих берегах; но город Юн-ан-фу, стоящий на одном из притоков этой реки, в равнине, покрытой рисовыми плантациями, как и Момеин, производит очень деятельную торговлю, и, благодаря этому обстоятельству, он быстро оправляется от бедствий гражданской войны; между эмигрантами находятся нанкинские беглецы, которые переселились сюда в таком большом числе, что их наречие сделалось господствующим диалектом городского населения: от этого и произошло данное городу название «Малый Нанкин». Комментаторы Марко Поло отождествляют Юн-чан-фу с городом Вошан (Вончан, Вончиан), который был посещен знаменитым венецианским путешественником, и где за несколько лет перед теми, в 1272 или в 1277 году, двенадцать тысяч татар великого хана монголов, Кублая. разбили шестьдесят тысяч солдат царя Бирмы, сопровождаемых 2.000 слонов. Вероятно, что в ту эпоху существовали лучшие дороги, чем в наши дни, между Бирманией и Юнь-нанью, так как слоны не могли бы пройти по тем опасным тропам, поднимающимся по крутизнам или пролегающим над ущельями, где должны теперь пробираться путники, пешком или сидя на смелых лошадках, гибких и поворотливых, как верблюды. Однако, на дороге из Бамо в Да-ли-фу устроены висячие железные мосты через две реки: Лу-цзян и Лань-цан-цзян; это, вероятно, последние сооружения этого рода, существующие еще на этих двух могучих потоках.

В бассейне одного притока верхнего Лань-цан-цзяна, бегущего по дну страшных ущелий, находится город А-тунь-цзы, который можно назвать стражем границы Юнь-нани со стороны Тибета. В этой области полудиких туземных племен большинство цивилизованных жителей состоит из китайцев, но почти все они лучше говорят тибетским, чем своим природным языком, благодаря тому, что торговые сношения беспрестанно приводят на рынок этого города большое число тибетцев. Да и в других отношениях можно подумать, что находишься в Бод-юле (Тибете). Подобно тибетским городам, А-тунь-цзы лежит в области холодов, среди равнины, возвышающейся на 3.360 метров над уровнем моря; его дома с плоскими крышами построены совершенно так же, как жилища тибетцев, и над городом господствуют монастыри, ламы которых повинуются верховному жрецу, пребывающему в Лассе. Атунценские купцы продают тибетцам чай, сахар, табак, в обмен на мускусные мешечки, кожи и выделанный пергамент и «земляные гусеницы», на голове которых растут грибы, и за которых китайцы платят большие деньги по причине приписываемых им целебных свойств. Гора Докер-ла, поднимающая свою снеговую голову на юго-запад от города А-тунь-цзы по другую сторону ущелий Лань-цан-цзяна, есть одна из почитаемых вершин Тибета, и пилигримы ходят толпой на поклонение этой святыне. На севере, на берегах той же реки, бьют из земли горячие соляные ключи, называемые Иеркало. Население этой части тибетской монархии очень обижено природой; по меньшей мере треть жителей страдает зобом.

Город Вэй-си, лежащий южнее, на восточном притоке Лань-цан-цзяна, населенной главным образом лисутами и метисами, служит местопребыванием гарнизона; он сильно пострадал во время минувшей гражданской войны. Точно также город Да-ли-фу, занимающий гораздо более счастливое положение, на западном берегу обширного озера Да-ли, еще не оправился от разгрома, которому он подвергся во время разрушения царства пантеев: большая часть его улиц были еще загромождены грудами развалин и мусора, когда английский путешественник Джилл посетил его в 1877 г.; позже его посетили Hosie в 1888 г. и Bonin в 1895 г. Все окрестные деревни тоже были опустошены, а в поле не осталось ни одного целого дерева; во многих местах пашни исчезли под терниями и колючими кактусами. Постигшими его несчастиями Да-ли-фу обязан своей крепкой военной позиции. На севере и на юге равнина, где он построен, оканчивается узким дефиле между горами и озером, и эти два прохода, Чжун-гуань на севере и Ся-гуань на юге, перерезаны укреплениями, которые обратили все западное прибрежье озера Да-ли в одну обширную крепость. Во времена Марко Поло этот город был, под именем Караяна, «столицей семи королевств» и одним из главных городов южного Китая; для окружающих племен это «святой город». В 70 годах город опять был возведен на степень столицы: здесь основал свою резиденцию предводитель восставших магометан, Тувенсиа, который в прокламациях на арабском языке, распространяемых в соседних государствах, именовал себя султаном Солиманом. Когда императорские войска, одолев инсургентов, вступили в город, более половины жителей Да-ли-фу, число которых доходило до 50.000 душ, были перерезаны солдатами, так что китайский генерал мог послать в Юнь-нань-фу, в виде трофеев своей победы, двадцать четыре большие корзины, наполненные человеческими ушами. Предместья были преданы пламени, и город на половину разрушен; даже в окрестных местностях население, занимающее ныне опустошенные войной деревни, не превышает трети прежнего числа жителей. Но Да-ли-фу имеет все условия для того, чтобы быстро оправиться от разорения; не говоря уже о важности его, как административного пункта, поднятию и процветанию этого города могут способствовать природное плодородие окружающей равнины и минеральные богатства соседних гор: ломки мрамора, соляные копи, прииски драгоценных камней; в то же время он является естественным складочным местом товаров для торговли между городами Бамо и Нин-юань, то-есть между Бирманией и Сы-чуанью. Вдобавок ко всему этому, Да-ли-фу пользуется превосходным климатом, одним из лучших в свете; находясь на высоте 2.030 метров над уровнем океана, но уже в соседстве тропического пояса, он не знает зимы, хотя возвышающиеся на западе горы, которые поднимаются более чем на 3.000 метров над поверхностью озера, бывают покрыты снегом в продолжение двух третей или даже трех четвертей года. Озеро, более известное под именем Эр-хай, имеет, по Роше и Джиллю, около 30 миль в длину и тянется с севера на юг, шириной около 7 миль. В самых низких местах озерного бассейна глубина превышает 100 метров, но она очень неравномерна. Дожди, очень обильные на восточном склоне гор, окружающих Эр-хай, иногда поднимают уровень озера на 5 метров выше горизонта низкой воды и превращают в могучую реку ручей, уносящий излишек вод резервуара в Меконг; в своем выходном ущелье, при укрепления Ся-гуань, исток озера проходит под естественной аркадой, образуемой скалами, подле которой принуждены были прорыть туннель для прохода дороги. Озеро Эр-хай изобилует рыбой, так же, как и впадающие в него реки и ручьи. Местные рыбаки, еще более искусные в этом отношении, чем их собраты по ремеслу на Голубой реке, съумели приучить местных птиц помогать себе в ловле рыбы. Они отправляются на промысел ранним утром, с шумом и криком, чтобы разбудить птиц-рыболовов, спящих в лесной чаще по берегу озера, и пускают свои барки по течению, бросая позади кормы шарики из риса. Рыбы поднимаются со дна, чтобы хватать пищу; с своей стороны, птицы пускаются на охоту, и пойманную рыбу приносят на барку. В награду за их услуги, человек уделяет им небольшую долю добычи.

Города, следующие один за другим на юге от Да-ли-фу, в бассейне Меконга, Шунь-нин-фу, Юнь-чжоу, Сэ-мао, тоже были опустошены императорскими войсками после обратного завоевания края у магометан, но ни один из них не защищался с таким мужеством, как Мын-хао-сянь, город, построенный в пятидесяти километрах к югу от озера Да-ли, близ истоков Красной реки. Население этого города, подкрепленное беглецами из Да-ли-фу, долго сопротивлялось с энергией отчаяния, но, наконец, поняв, что дальнейшее сопротивление невозможно, решилось ничего не оставить победителю. Все ценные вещи были поспешно собраны в кучку домов, которую затем предали пламени; женщинам, детям и старикам был роздан яд. Когда способные носить оружие мужчины остались одни, они подожгли город со всех четырех концов и бросились на осаждающих, чтобы открыть себе проход; некоторые из них успели пробиться сквозь ряды неприятеля, но большинство пало под ударами мечей или погибло в пламени.

В верхнем бассейне Цзинь-ша-цзяна, расположенном параллельно бассейну Лань-цань-цзяна или Меконга, группы населения не менее редки, чем в бассейне соседней реки, и там нет даже никакой проезжей дороги, которая бы пролегала по долине во всю её длину. Город Ли-цзян-фу, на севере от Да-ли, до 1895 года, когда через него прошел Bonin, не был посещен ни одним европейским путешественником, но англичанин Джилль проходил неподалеку оттуда, несколько западнее, и слышал от местных жителей, что этот город разорен лихоимством мандаринов. Другие города были совершенно опустошены магометанами или китайскими солдатами. Теперь в области Юнь-нани, принадлежащей к покатости Голубой реки, остались только три значительных города, из которых один главный город всей провинции. Юнь-нань-фу стоит в равнине, близ северной оконечности большого озера, самого обширного в верхней Юнь-нани, которое носит название «Тяньского моря», по имени царства, занимавшего некогда наибольшую часть плоскогорья; излишния воды этого бассейна, лежащего немного ниже озера Да-ли (на высоте 1.950 метров), уходят на западной оконечности, через долину, которая вскоре поворачивает на север и направляется к Ян-цзы-цзяну. Прибрежные селения «Тяньского моря» производят в изобилии хлеба, лен, табак, разного рода фрукты; там и сям, по склонам холмов, пасутся стада баранов, коз, коров и буйволов. Культура мака уничтожила одну весьма важную отрасль сельского хозяйства—пчеловодство; местные жители рассказывают, что пчелы, привлекаемые цветками мака, как китайцы, испытывающие неодолимое влечение к опиуму, все погибли после второго сезона, отравленные ядовитым соком растения.

Ограда Юнь-нань-фу, имеющая правильную форму четыреугольника, как во всех почти китайских городах, ограничивает пространство около 6 квадратных километров, но далеко не все это пространство застроено домами, да и внешния предместья сильно уменьшились в размерах после войны. Город Юнь-нань, очень древнего происхождения, и в котором комментаторы Марко Поло видят «Яши», упоминаемый венецианским путешественником, был до восстания магометан гораздо значительнее, но торговля его снова стала увеличиваться со времени восстановления мира. Центр одной из главных горнозаводских областей Юнь-нани, он служит рынком, регулирующим цены меди для всего Китая, и имеет большие металлургические заводы: его монетный двор, основанный более двух сот лет тому назад, выпускал в обращение, до войны, около ста миллионов сапеков (мелкая медная монета) в год,—масса металла, которая, однако, представляет ценность не более 100.000 франков. На северо-востоке, на вершине небольшой горы, виднеется капище, сделанное все из чистой меди, даже кровля его покрыта медными листами; этот храм был пощажен во время междоусобной войны, благодаря тому обстоятельству, что он напоминает память национального короля Усанкуэя (Ousanskouei), который не побоялся сопротивляться императору Кан-си. Кроме обработки металлов, в Юнь-нань-фу есть и другие отрасли промышленности: здесь выделывают ковры, одеяла, кошмы, а также одну особенную материю, которая, как полагает Франциск Гарнье, ткется, по крайней мере отчасти, из нитей особой породы паука, свойственной южной Юнь-нани; эта ткань, пользующаяся большой славой в Китае, отличается замечательной прочностью; цвет её матово-черный. Юнь-нань-фу находится не более, как в сотне километров к югу от Ян-цзы-цзяна, но, в этой части своего течения, великая река, загроможденная порогами и текущая водопадами, не удобна для судоходства, и потому большая торговая дорога подходит к ней гораздо ниже, в 400 километрах от ближайшего к городу места реки. Эта дорога, которая проходит через многолюдные и торговые города: Дун-чуань-фу, славящийся своими монетными дворами, и Чжао-тун-фу, извивается по изрытым оврагами плоскогорьям, но прежде чем вступить в провинцию Сы-чуань, она захватывает реку Да-гуань-хэ, называемую также Хуан-цзян или «Желтой рекой», которая впадает в Ян-цзы между Пин-шанем и Су-чжоу. Пристань, откуда отправляются суда, получившая от ближних порогов название Лао-ва-тань, представляет очень оживленный городок, лежащий в стране, изобилующей месторождениями сереброносной свинцовой руды. К северу от этого города, на границе между Юнь-нанью и Сы-чуанью, приютились, на вершине холма Лон-цзи (Long-ky), церковь, духовная семинария, школа, целая группа строений, из которой католические миссионеры сделали настоящую крепость, чтобы обезопасить себя от набегов диких манзов.

Массив Холодных гор или Лин-шань, которые поднимаются на общей границе трех смежных провинций: Юнь-нани, Сы-чуани и Гуй-чжоу, по справедливости может быть назван счастливой областью страны: в продолжение семнадцати лет гражданской войны обитатели этого края, буддисты и магометане китайцы и инородцы (и-жэнь), не переставали жить в полном согласии между собою, и работы в рудниках и копях не прекращались ни на один день. Одни из главных продуктов местной промышленности составляет свинцовая соль, употребляемая для живописи на фарфоре, и которую отсюда отправляют на спине мулов к Ян-цзы-цзяну, откуда она перевозится на барках на фабрики Цзин-дэ-чжэня, в провинции Цзян-си. Восточная часть Юнь-нани принадлежит к бассейну Кантонской реки; на этой покатости есть несколько важных городов, каковы Цюй-цзин-фу и Кай-хуа-фу; кроме того, верхния долины реки Хун-шуй и её притоков окружают передовые выступы центрального плоскогорья провинции. В понижениях этой плоской возвышенности тянется ряд озер, на юг от «Тяньского моря». Эти озерные бассейны, Чжэн-цзян, Цзян-чуань, Дун-хай (Восточное море), Ши-бин, наполнены пресной водой, хотя они не имеют истечения, если только излишек вод не уносится подземными ручьями, ибо эта область изрезана во всех направлениях пещерами и галлереями, в которых исчезают текущие на поверхности речки. Два озера, Чжэн-цзян и Цзян-чуан, соединены искусственным каналом, длиною около 1.700 метров, прорытым через холм, состоящий из кварцового песчаника. Земледельцы завоевывают каждый год новые земли на озерах, выбрасывая тину со дна на прибрежные пространства бассейна, и в то время, как поля, засеянные маком и табаком, окаймляют края озера, неравные прямоугольники рисовых плантаций далеко выдвигаются на поверхность вод, имея вид пловучих островов. Каждое из этих внутренних морей дало свое имя главному городу прибрежных местностей. Серебряные, медные и железные рудники, металлургические заводы, в особенности сталелитейные заводы в Лао-лю-гуань, доставили этому округу некоторую промышленную и торговую важность. На северо-восток от Восточного моря (Дун-хай) находится город Нин-чжоу, населенный горшечниками.

Города южного склона, орошаемого Красной рекой и её притоками, тоже служат складочными пунктами для продуктов горной промышленности. Город Юань-цзян, на западном берегу реки, важен, кроме того, как большой рынок для земледельческих произведений; он окружен великолепными культурными землями, принадлежащими уже к тропической флоре, ибо абсолютная высота равнины всего только 520 метров; в этой стране южные растения перемешаны с растениями умеренного пояса, и крестьяне привозят на рынки южные фрукты, манго, гуявы, цедры, апельсины, так же, как персики, груши, яблоки, орехи и каштаны. На юго-западе, особенно в окрестностях города Пу-эр-фу (Пу-эр, Пу-эль), собирают на склонах Гуань-шаня или «Голой горы», особенный вид чая, высоко ценимый в Юнь-нани и во всем Китае, несмотря на его мускусный запах, но слишком дорогой для того, чтобы его можно было вывозить за границу; в окрестностях разрабатывают также богатыя салины. К востоку от Красной реки важнейший город—Линь-ань-фу, крепкая ограда которого окружена зеленью, и над которым господствуют со всех сторон мраморные холмы, составляющие своими бесплодными верхушками резкий контраст с смеющимися полями и лугами долины. Самый деятельный рынок провинции, конечно, Мань-хао, пристань на Красной реке, где начинается правильное судоходство: это складочное место чаев, хлопчатобумажных и шелковых тканей для всей южной части Юнь-нани. Многие кантонские негоцианты, предвидя важную роль, которую может современем играть эта область в общей торговле, поселились в городе Мань-хао и забрали в свои руки почти всю тамошнюю торговлю. Во время посещения края французской экспедицией, снаряженной для исследования Индо-Китая, один кантонский глава фирмы даже основал себе нечто в роде независимого княжества, на границе Китая и Тонкина; таможня, которую он учредил на реке, приносила ему, по свидетельству Франциска Гарнье, полтора миллиона в год. По словам консула Кергарадека, эта таможня находилась потом в руках одного воинственного племени независимых китайцев, принявших имя «Черных флагов».

Населения главнейших городов Юнь-нани, указываемое новейшими путешественниками, суть:

Юнь-нань-фу, в 1868 г., по Гарнье—50.000 жит.; Да-ли-фу, в 1878 г., по Джилли—23.000 жит.