Бассейн Желтой реки

Провинции Гань-су, Шэнь си, Хэ-нань.

Бассейн Хуан-хэ или Гоан-го, то-есть «Желтой реки», обнимает, в Тибете и в «Срединном цветке» или собственно Китае, пространство, исчисляемое в 1.500.000 квадратных километров, следовательно, в три раза превосходящее поверхность Франции; однако, она составляет лишь второстепенный бассейн Китайской империи; иногда даже, в течение веков, она была но более, как подчиненный бассейн или бассейн притока, так как воды её переставали течь в океан и частию отклонялись к Ян-цзы-цзяну. Хотя весьма значительно уступающий этой великой реке по площади бассейна, по длине течения и по объему жидкой массы, Хуан-хэ, тем не менее, довольно могуч, чтобы образовать обширную гидрографическую систему вместе с Голубой рекой, от которой он резко отличается на всем своем протяжении, от истока до устья, ходом своих вод, культурою своих берегов, образом жизни и нравами прибрежных населений. Чтобы выразить этот контраст, китайцы сделали из этих двух рек представителей двух начал, которые, по их верованию, разделяют между собой мир мужского начала или янь и женского начала или ин, из которых первое почитается также принципом Неба, а второе принципом Земли: Хуан-хэ река женского пола; посвященная Земле, она обозначается желтым цветом, цветом, который обитатели «Желтых земель», естественно, приняли за цвет земной по преимуществу. Правда, что волны Хуан-хэ всегда имеют желтоватую окраску, но и воды Ян-цзы-цзяна едва-ли менее мутны, чем воды другой реки.

Известно, что Хуан-хэ и Ян-цзы-цзян зарождаются на одной и той же плоской возвышенности и перерезывают одни и те же аллювиальные равнины в своих низовьях, но в среднем течении орошают местности очень отдаленные и весьма различные одни от других. По выходе из возвышенных пастбищ, усеянных таинственными «Озерами звезд», которых до настоящей минуты тщетно искали новейшие европейские путешественники, Хуан-хэ вырывается из области гор через грозные ущелья, не описывая, однако, той через чур огромной дуги, какая изображается на большой части старинных карт. Сделавшись уже значительной рекой, он принимает в себя горные потоки и реки, берущие начало в высотах, окружающих озеро Куку-нор. и вскоре после того достигает границ пустыни, возвещаемой Великой стеной. Следуя далее в косвенном направлении на север, он течет некоторое время вдоль подошвы плоскогорий Монголии и перерезывает хребет Ала-шань, выходит даже за пределы территории собственного Китая, чтобы обойти Ордосский край, и проникает в область пустыни. Песчаные дюны подступают к самому берегу потока через брешь, открывающуюся между цепями Ала-шань и Ин-шань, и соляные озера наполняют впадины долины в непосредственном соседстве реки. Вероятно, что в прежнее время Желтая река разливалась в виде обширного озера в пространстве, разделяющем две названные горные цепи; в этом месте своего течения Хуан-хэ разветвляется на несколько рукавов, которые меняют место, смотря по разливам. Во время путешествия Пржевальского, в 1871 году, главным потоком был южный рукав, средняя ширина которого около 400 метров; но рукав этот был, очевидно, недавнего образования, и несколько боковых потоков извивались по равнине, доходя до основания гор Ин-шань. Эти-то перемещения течения, вероятно, и подали повод к легенде, что будто бы река исчезает целиком в песках, огибая Ордосский полуостров, после чего ниже снова выходит на поверхность земли, среди скал.

Ниже этой полуозерной области, свидетельствующей о существовании некогда в этом месте естественной запруды, река, которая снова приняла восточное направление, ударяется о гнейсовые горы, образующие на юго-востоке внешние уступы плоской возвышенности Монголии. Геолог Помпелли полагает, что ему удалось отыскать следы старого ложа, по которому прежде протекала Желтая река, следуя вдоль подошвы монгольского нагорья; многочисленные озера, следующие одно за другим в виде ожерельев и сообщающиеся между собой посредством узких проходов, указывают, по его мнению, место прохождения старого потока, который некогда изливался в Желтое море через реку Бай-хэ. Засыпанная обвалами или запруженная излияниями лавы, Хуан-хэ должна была изменить направление, и теперь она поворачивает прямо на юг, пересекая две параллельные цепи гор, так что эта часть течения дополняет собою огромную дугу протяжением более 2.000 километров, которую она описывает вокруг Ордосского края и провинции Шэнь-си. Может быть, к образованию этого нового русла Желтой реки и относится следующая китайская легенда: «В это время Цзин-гун боролся с Чжуан-чжоу из-за господства над миром. В ярости он ударил своим рогом в гору Бу-чи-ао (Putchiao), поддерживающую столбы неба, и цепи земли порвались. Небеса обрушились на северо-западе, и земля широко растреснулась на юго-востоке». По свидетельству католических миссионеров прошлого столетия, один вид рыб встречается только близ Бао-дэ-чжоу, в той части Хуан-хэ, которая отделяет провинцию Шэнь-си от провинции Шань-си; таким образом фауна напоминает о существовавшем некогда разобщении двух половин нынешней реки.

Крутой поворот к востоку, при слиянии с рекой Вэй-хэ, ограничивает точным образом среднее течение главной реки, ниже большего прорыва. Можно сказать в известном смысле, что Хуан-хэ, несмотря на обилие его вод, есть приток Вэй-хэ, ибо эта последняя река, также, как, например, Сена, соединяющаяся с Роной, сохраняет свое первоначальное направление, и её долина, колыбель китайской цивилизации, есть одна из правильных, которые открываются параллельно хребтам центрального Китая. При том же Вэй-хэ, самый большой из притоков Желтой реки, важнее последней для судоходства: тысячи плоскодонных барок поднимаются вверх по течению его до половины дороги от того колена при Лань-чжоу-фу, откуда начинается поворот Хуан-хэ к Монголии.

Обе названные реки одинаково насыщены землистыми частицами, которые они увлекают, размывая и подтачивая рыхлые земли своих высоких берегов и обрывистые береговые утесы, состоящие из «желтозема». Неизвестно еще с точностью, как велика средняя пропорция мути в воде Хуан-хэ, так как над этим до сих пор сделано было весьма немного наблюдений. В 1792 году, англичанин Стоктон в первый раз попытался измерить сток реки или количество протекающей в секунду воды: он вычислил, что доля землистых частиц, уносимая потоком желтоватой воды, составляет две сотых объема жидкой массы. Предполагая, что не было ошибки в наблюдении, эта пропорция твердых веществ представляется совершенно исключительной по своей громадности: средним числом, наносы должны быть в три или четыре раза меньше, как это мы видим в реках, содержащих сравнительно наибольшее количество землистых осадков, каковы, например, Ганг и Бай-хэ; тем не менее не подлежит сомнению, что между «реками работницами» Хуан-хэ есть одна из тех, которые с наибольшей силой и в наибольших размерах разрушают свои высокие берега, перенося обломки, последовательно от этапа к этапу, на берега нижнего течения или на плоские берега области устьев. Проезжая вдоль края Хуан-хэ, которая в этом месте подтачивает основание своего берега, Вильямсон сравнивал действие каждой последовательной волны потока с размахом косы, гуляющей в густой траве луга: при каждом ударе реки полоса берега исчезала в желтоватой воде.

Но размывание берегов составляет для прибрежных жителей еще самую малую из угрожающих им опасностей. С известной точки зрения они должны еще больше бояться наноса плодотворного ила. обновляющего почву их полей, ибо эти отлагаемые рекой земли постоянно увеличивают высоту берегов: мало-по-малу естественные плотины воздвигаются по краям реки на всем её течении; соразмерно тому повышается дно ложа, и когда наступают разливы, когда один из берегов размыт, прорван потоком, или когда вода поднимается выше естественной насыпи, тогда образуется новый рукав и опустошает прилегающую местность. Таким образом, подобно Нилу, По, Миссисипи, Желтая река во время больших разливов течет на уровне более высоком, нежели уровень соседних равнин, и под влиянием страха, у которого всегда глаза велики, местное население не преминуло вообразить себе эту разность уровней гораздо более значительной, чем какова она есть в действительности. В Италии часто повторяли, да и теперь еще повторяют, что «воды По текут выше крыш Феррары»; точно также китайские писатели, цитируемые Карлом Риттером, утверждают, что во время половодья поверхность потока в русле Желтой реки превышает на 11 чанов, или на 33 метра, плоскость прибрежных равнин! Это, конечно, большое преувеличение, но нельзя отрицать того, что в периоды разливов происходит угрожающая разность уровней воды и суши, и жители страны принуждены тогда употреблять все усилия, чтобы защитить свои дома, свои посевы и даже свою жизнь против выступления из берегов грозной стихии.

Подобно прибрежным обитателям По, Луары, Миссисипи, население, сгруппированное по течению Хуан-хэ, прибегло к системе искусственных плотин, чтобы сдерживать поток в берегах. По обеим сторонам реки тянутся магистральные насыпи из глины, подпираемые земляными отводами или контр-плотинами, которые, в свою очередь, опираются на второстепенные плотины. Выше города Кай-фын-фу, две главные плотины левого берега, имеющие не менее 22 метров высоты, тянутся параллельно реке, на расстоянии 3.200 и 2.400 метров от естественного высокого берега, и пространство, предоставленное водам разлива, между этими валами и рекой, разрезано на длинные прямоугольники поперечными плотинами. Наиболее угрожаемые прибрежные местности разделены таким образом на многочисленные перегородки, где задерживаются воды наводнения, и где земледельцы сеют свое зерно и собирают свои жатвы в промежуток между двумя последовательными разливами. Прежде чем излиться в открытую равнину, поднимающаяся вода должна прорваться через несколько валов: если хотя один из них, последний, выдержит напор потока, то страна спасена от бедствия. Но вся эта сеть боковых плотин, над исправным содержанием и починкой которых постоянно трудится масса рабочих, имеет неизбежным следствием постепенное возвышение берегов, как результат быстрого отложения наносов в упомянутых перегородках между насыпями. Соразмерно тому увеличивается разность высоты между речным уровнем и уровнем низменных равнин; чем выше поднимают плотины, тем более угрожающей становится река; опасность даже возрастает пропорционально усилиям, которые делает население, чтобы отвратить ее. Однако, когда Хуан-хэ, так сказать, «висит» над прибрежными местностями, можно прибегать к прорытию каналов, которые уносят излишек вод к той или другой из болотистых или озерных впадин, лежащих на севере от Ян-цзы-цзяна, в области Цзян-су: так, в 1780 году император Цянь-лун приказал выкопать в пятнадцать месяцев канал длиною около 100 километров, который отбросил половину Желтой реки в озеро Хун-цзэ-ху. Открытые во-время, эти водоотводные каналы могут предупредить образование прорывов; но перемены времен года и колебания речного уровня не всегда могут быть предвидены, плотины не всегда и не везде в исправном состоянии, особенно в эпохи междоусобий и гражданских войн или вследствие нерадения и постоянного хищения чиновников, и потому нередко случается, что река то в одном, то в другом пункте открывает себе брешь через сдерживающие ее плотины, чтобы продолжать свою геологическую работу, преобразование равнины. Благодаря этим перемещениям речного ложа, почва наводняемых местностей повышается, посевы целых стран потопляются разом, и миллионы людей делаются жертвой голода. В то же время города и деревни смываются волной потопа, ибо китайцы не догадались, как это делали древние египтяне и делают современные калифорнцы, строить свои группы жилищ на искусственных площадках, поднимающихся выше уровня наводнения. Хуанхэ до настоящей минуты осталась все той же Ни-хэ или «неисправимой рекой», как ее называют древние китайские писатели. Может быть тоже намекая на его страшные разливы, и монголы дали этому «Бичу детей Хань» прозвище Кара-мурэнь или «Черная река», упоминаемое в книге Марко Поло. Прибрежные населения находятся во власти первого начальника неприятельского войска или инсургентских банд, который может разрушить оборонительные плотины. В 1209 году вторжение вод Хуан-хэ в лагерь Чингис-хана было причиной одного из редких поражений, которые пришлось испытать этому завоевателю. В 1642 году один мандарин потопил 200.000 жителей в городе Кай-фын-фу, а в позднейшую эпоху император Кан-си предал смерти таким же способом полмиллиона своих подданных.

Равнина, в которой перемещаются последовательно воды Желтой реки, обнимает громадное пространство, простирающееся от устьев Бай-хэ до устьев Ян-цзы-цзяна: таким образом река, словно маятник, качается вправо и влево на протяжении около 900 километров от севера к югу. Ни в какой другой стране земного шара мы не встречаем примера столь значительных перемен в современной истории рек; чтобы составить себе понятие об этих передвижениях течения, опустошающих обширную область, равную по пространству Великобритании, нужно вообразить, например, Рейн переставшим течь к Голландии, ниже Кельна, и направляющимся через равнины Северной Германии до нынешнего устья Вислы. Это происходит оттого, что Хуан-хэ, пройдя извилистой линией свою аллювиальную равнину, засоренное наносами дно бывшего моря, ударяется именно о западную оконечность горных цепей полуострова Шань-дуна; поток его уклоняется либо вправо, либо влево от исполинского естественного мола, а искусственное повышение уровня речных вод системой береговых плотин еще более увеличивает силу, с которою поток устремляется в ту или другую сторону, чтобы преодолеть препятствие, являющееся в виде порога, который разделяет в этом месте две покатости равнины. Со времен глубокой древности, с мифической эпохи императора Юй, жившего, по словам летописей, без малого четыре тысячи двести лет тому назад, частные или полные, перемены направления течения составляют одно из обыкновенных явлений, отмечаемых историками Желтой реки: некоторые миссионеры даже хотели видеть «потоп» в одном из этих больших наводнений, на которые, по их выражению, «жители равнины жаловались вздыхая». В период последних двадцати пяти столетий, начиная с 600 года старой эры, нижний Хуан-хэ совершенно переместился девять раз, вырывая себе одно или нескольких новых русл в аллювиальной равнине, и каждое из этих событий имело следствием частное запустение и уменьшение населенности страны.

В половине настоящего столетия течение Желтой реки направлялось на юго-восток, ниже города Кай-фын-фу, и изливалось в море почти около середины расстояния, отделяющего полуостров Шань-дун от лимана Ян-цзы-цзяна; кроме того, небольшой отделявшийся поток или рукав катил воды, переходя из озера в озеро, к этой последней реке. Но в 1852 году, в эпоху, когда начались опустошения тайпингов, прибрежные жители Хуан-хэ, перестав поддерживать береговые насыпи, тем самым позволили реке открыть себе через плотины её левого берега, близ деревни Лун-мынь-коу, брешь, шириною в полтора километра. Однако, старое ложе не совсем обсохло, и в продолжение двух лет новая река, блуждая среди северных равнин, искала себе дорогу к Чжилийскому заливу; только в 1854 году перемена сделалась окончательной. С этого времени Желтая река текла на северо-восток, без речного русла во многих местах, и сохраняя вид постоянного наводнения от 15 до 25 километров в ширину, заимствуя в других местах какой-нибудь канал, естественный или искусственный, который она старалась расширить и углубить соответственно своим размерам. Так, в нижней части своего течения, она присвоила себе ложе Да-цин-хэ, до того времени независимой реки. На берегах покинутого ложа, которое долго оставалось наполненным лужами, сыпучими песками, низким кустарником, возвышались оборонительные плотины, подобные валам, и почти везде превосходно сохранившиеся. Но если береговые плотины продолжали стоять невредимыми, то большая часть прибрежных селений были обращены в груды развалин, города опустели, поля превратились в залежи и поросли дикой травой. Перемена течения Хуан-хэ была двойным бедствием для края: с одной стороны, воды затопили плодородные земли, с другой—они покинули местности, которые не могут ничего производить без орошения, и которые обязаны были всем своим богатством и населенностью плодотворным ирригационным каналам, проведенным из реки. Непосредственное зло, которое наделало наводнение в местностях, пробегаемых ныне Хуан-хэ, представляется маловажным в сравнении с вредом, который он причинил косвенно, удалившись с песчаных пространств, все плодородие которых происходило от присутствия его вод. Оттого-то жители южной страны неоднократно ходатайствовали о том, чтобы перевели реку обратно в её старое канализованное русло, лежащее на 7 или на 8 метров выше её нового течения; но мало-по-малу населения свыкаются с совершившейся переменой, и в то время, как покинутое ложе покрывается возделанными полями, умножающимися из года в год, и местами на нем даже основались деревни, нынешняя Хуан-хэ уже обведена боковыми плотинами на протяжении более 160 километров, и ее русло сделалось более правильным, хотя ширина его весьма различна, изменяясь от 3 километров до 200 метров. А сколько человеческих жизней погубило это перемещение речного течения произведенными им опустошениями и голодом, который был их неминуемым следствием! Все путешественники, которым случилось видеть разрушенные деревни, покинутые города, поля и нивы, покрытые тиной или засыпанные подвижным песком, исчисляют в несколько миллионов число жертв. В 1870 году новое бедствие угрожало стране: открылась трещина в плотине правого берега, выше Кай-фын-фу; но успели во-время запереть ее. Этот раз выступившие из берегов воды приняли направление к Голубой реке через реки Го-лоу-хэ и Ша-хэ и через озеро Хун-цзэ-ху, на запад от старого ложа. *В сентябре 1887 года случился другой прорыв около города Чжэн-чжоу, и воды реки разлились по равнинам провинции Хэ-нань и Ань-хой, затопив целые сотни деревень и городов. После этого китайское правительство энергически принялось за урегулирование Хуан-хэ и, несмотря на доморощенные средства китайской гидротехники, ей удалось исправить старые и возвести новые плотины, так что в январе 1889 г. река снова потекла в северо-восточном направлении по старому руслу. По рассказам некоторых голландских специалистов, исследовавших в то время, по предложению Ли-хун-чжана, реку, плотина, выстроенная китайцами на месте прорыва, имела в длину 2.200 метров, при наибольшей ширине в 400 и наименьшей в 130 фут.; вышина же её доходила до 17, в иных местах до 33 фут. над уровнем реки. При этом следует еще заметить, что постройка плотины главным образом затруднялась весьма быстрым течением в самом прорыве и глубиною воды в 100 фут. Голландцы по этому поводу совершенно справедливо замечают, что увенчанные таким успехом работы возбудили их удивление в высшей степени.* Кажется, впрочем, что посредством боковых просачиваний и маленьких трещин, образующихся то на правой, то на левой стороне, Хуан-хэ не перестает быть данником рек Ян-цзы-цзяна, Хуай-хэ и Бай-хэ. Путешественников поражает сильное уменьшение объема вод, которое представляет Желтая река в своем нижнем течении у Ци-хэ, близ Цзи-нань-фу; ее едва можно сравнивать с могучей массой воды, которая течет выше Кай-фын-фу, при выходе потока из области холмов; мост, построенный на бывшей реке Да-цин-хэ, еще высовывает из воды остатки своих восьми быков на трех четвертях ширины Хуанхэ: большая часть речного объема потерялась по дороге в озерах, в болотах, в подземных ручьях.

*По исследованиям N. Elias'а, Желтая река разделялась выше Императорского канала на протяжении более ста верст на два рукава, Южный из них впоследствии отгородили на обоих концах его плотинами, и в настоящее время, говорят, он совсем высох. Относительно устья следует еще заметить, что в половине 1889 года образовалось новое, начинающееся приблизительно в 5 верстах выше Те-мынь-гуаня и направляющееся на восток к морю.*

В соседстве Чжилийского залива, река блуждает между болотистыми пространствами, которые, очевидно, суть не что иное, как недавно выступившее из-под вода морское дно. Город Пу-тай, который две тысячи сто лет назад тому, как говорят, лежал в 500 метрах от моря, теперь находится на расстоянии 70 километров от морского берега. Окружающие земли еще насыщены солью, и жители города Те-мынь-гуаня посредством простого промывания получают соль сносного качества. Последняя группа жилищ на Желтой реке возвышается на раковистом пригорке, который некогда был островком и дает убежище резальщикам камыша и буддийским монахам недавно сооруженной кумирни. Купеческие джонки должны останавливаться в море перед баром, не потому, чтобы он был не переходим, так как даже при низкой воде отлива глубина не менее 2 метров, но потому, что река слишком узка и суда не могут в ней свободно маневрировать. Маленький барки перевозят товары с морских джонок в укрепленный порт Те-мынь-гуань, лежащий в 40 километрах выше речного устья. Это почти все судоходство, которое производится на Хуан-хэ, реке неуправимой. Ею пользуются только для установления паромов, которые от одного берега до другого употребляют во многих местах целые часы опасной переправы, и которые отталкиваются при помощи багра или длинного шеста, упирающагося в дно, лежащее на расстоянии от 1 до 2 метров от поверхности; большие глубины находят только у подошвы крутых, обвалившихся вследствие размывания, берегов. Во всем бассейне нижнего Хуан-хэ, и особенно в провинции Хэ-нань, ручная одноколесная тележка составляет главное средство перевозки тяжестей, и в некоторых округах, откуда отправляют каменный уголь и соль, катальщики тачек имеют монополию пользования дорогой в продолжение целого дня: только ночью могут проезжать повозки и другие экипажи. Когда дует попутный ветер, все эти тачки, распустившие паруса и следующие одна за другой нескончаемой вереницей, представляют в высшей степени курьезное зрелище. Верхний Хуан-хэ, в провинции Гань-су, был бы судоходен для барок, но китайцы этого края, в противоположность своим соотечественникам, жителям берегов Голубой реки предпочитают носить на себе свои продукты, вместо того, чтобы перевозить их водой.

Императорский канал, о котором так часто говорят европейские писатели, особенно писатели прошлого столетия, есть одно из чудес человеческой индустрии, впрочем, менее необычайное или грандиозное, чем оно кажется с первого взгляда. Этот судоходный путь не есть, как наши европейские каналы, например, Южный канал (canal du Midi) во Франции или Готский канал в Швеции, траншея, разрезывающая горы от одного до другого склона, поднимающаяся последовательными ступенями с одной стороны и снова спускающаяся такими же уступами на другом скате, это просто ряд покинутых речных лож, озер, болот, соединенных друг с другом незначительными прокопами. Оттого этот канал почти везде сохранил вид реки с извилистым руслом и неравной ширины. Как рассказывает Марко Поло, императору Хубилаю, жившему в тринадцатом столетии, нужно было только соединить реку с рекой и болото с болотом, чтобы устроить судоходный путь, Юнь-хэ или «Реку транспортов». Впрочем, задолго до этой эпохи, ладейщики перевозили товары из бассейна Ян-цзы-цзяна в бассейн Бай-хэ, но они должны были выгружать свои барки во многих местах и с большим трудом продолжать перевозку пешком через волоки. Смотря по переменам наводнений и спада вод, путь приходилось то и дело перемещать: никогда маршрут, по которому нужно было следовать между Голубой рекой и северными провинциями Китая, не был в точности тот же самый. Но хотя положение и направление Большого канала было наперед указано озерами, болотами и потоками или рукавами, выделяющимися из рек, и хотя им пользовались в большей или меньшей мере во все времена, тем не менее труд, потраченный на устройство и содержание этого судоходного пути, был по истине громаден: нужно считать миллионами работников, которые следовали одни за другими на берегах Юнь-хэ, трудясь над сооружением береговых плотин, чисткой дна при помощи землечерпальных снарядов, регулированием течения посредством шлюзов, перемещением потока у подходов к озерам, открытым всей ярости ветров. Весьма вероятно, что настоящий канал, вырытый правильно и окончательным образом, как европейские каналы, потребовал бы гораздо меньше затрат и усилий. Питательные воды доставляются в изобилии самим Хуан-хэ, различными притоками и реками полуострова Шань-дун, особенно рекой Вынь-хэ или Да-вынь-хэ, которая делится на два потока или рукава на водораздельном пороге: часть её вод спускается на север к нынешнему течению Хуан-хэ и к Чжилийскому заливу; другая часть, наиболее обильная по Вильямсону, изливается на юг в направлении к Ян-цзы-цзяну: храм, воздвигнутый в честь «Царя драконов водораздела», господствует над берегом в этом чтимом, как святыня, месте. Известно, что в последние времена «Река транспортов» много утратила свою важность, и теперь даже барка не может пройти ее на всем протяжении: тут наносы наполнили траншею, там плотины обрушились, и вода разлилась широко в виде болот; местами канал представляет просто ряд луж. Благодаря пару, снабжение Пекина и северного Китая жизненными припасами производится отныне морем, и канализованный водный путь, проходящий внутри земель, не имеет уже той цены, как прежде, для общей торговли страны. Но он все еще очень полезен для местного движения торгового обмена, и после летних дождей, когда уровень рек поднимается, джонки с рисом целыми караванами, в несколько сот вымпелов каждый, отправляются по каналу на север.

Количество протекающей в Хуан-хэ воды, которое так важно было бы знать, до сих пор еще не было измерено, ибо исчисление Стонтона, в 1792 году, сделанное во время переправы через Большой канал, применялось к части реки, где потеря жидкости путем просачивания уже весьма значительна, и не представляло никаких данных для сравнения речных стоков в разные эпохи года. Это исчисление дает для стока Хуан-хэ в целом только 3.284 кубических метра в секунду: это почти такой же объем воды, какой найден для Нила, и треть объема, протекающего в Дунае; но весьма вероятно, что средняя величина течения в Желтой реке гораздо значительнее. *По отзыву голландских техников, вода, добытая ими 14 (26) апреля 1889 г. у самого берега реки около города Сы-шуй-сяня, в глубине 1,75 метров под поверхностью и 0,5 метров над дном реки, содержала в себе 3.708 грамм ила на один кубический метр; в воде, взятой 9 (21) мая того же года против города Ци-хэ-сяня в средине реки и с поверхности её, оказалось даже 5.629 грамм ила на один кубический метр. В нижнем Дунае имеется всего лишь от 354 до 2.151 грамм ила в кубическом метре воды, смотря по времени года. Как бы то ни было, масса воды, содержащей большое количество твердых землистых частиц, достаточна для того, чтобы способствовать каждый год заметным образом уменьшению водной площади Чжилийского залива и Желтого моря. В продолжение тридцати лет своего нового течения в северном направлении Хуан-хэ отложением своих осадков заставил линию берегов чувствительно выдвинуться вперед и захватить полосу залива. Точно также старое место впадения в Хуан-хай или Желтое море обозначено выступом прибрежья, и тинистые мели далеко выдвигаются в море. По вычислениям, более или менее приблизительным, Стонтона и Барро, наносы Желтой реки достаточны, чтобы образовать в продолжение двадцати пяти дней остров пространством в один квадратный километр и средней толщиной в 36 метров. Согласно исчислению тех же авторов, все Желтое море должно исчезнуть от этих наносов в 24.000 лет, как уже исчезли внутренний моря на западе от полуострова Шань-дун; но Желтое море немного более глубоко, чем принимают названные английские писатели; по новейшим морским картам, средняя глубина составляет около 40 метров. Плавание очень опасно на этом мелководном море, усеянном мелями, где судно поднимает волны тины своим килем или движением своего винта, и где господствуют частые туманы: мореплаватели часто не могут найти дорогу иначе, как при помощи постоянных промеров морского дна. Нужно заметить, что название «Желтое море» китайцы строго ограничивают морскими водами, мутимыми речными наносами; области, где вода опять принимает чистый цвет, известны у них под именем «Черного моря».

Обширные равнины, отделяющие низовья Хуан-хэ от Ян-цзы-цзяна, орошаются медленно текущими водами, Хуан-хэ, которую едва-ли даже можно рассматривать как независимую реку, несмотря на большую длину ее течения и обилие в ней жидкой массы; в продолжение ряда веков река эта не переставала блуждать в ту и другую сторону по равнинам, отыскивая себе окончательное ложе. Часто она бывала простым притоком Хуанхэ, в другие разы она впадала в Ян-цзы-цзян или делилась между этими двумя реками; в настоящее время она несет свои осадки в озеро Хун-цзэ-ху и в другие озерные бассейны, остатки древнего залива, который продолжался на севере, изолируя горы полуострова Шань-дун, и который речные наносы, может быть, частью также медленное поднятие почвы, отделили от открытого моря. Вытекающая из озера Хун-цзэ-ху река, которой оставили название Хуай-хэ, есть не что иное, как старое русло Хуан-хэ.

Горы и плоскогорья, которые дали материал для наносов Желтой реки, и которых обломки соединили островные массивы Шань-дуна с твердой землею, еще достаточно высоки для того, чтобы продукты поверхностного обнажения их каменных пород могли наполнить современем Желтое море и преобразовать в полуостров Японский архипелаг. Могучия цепи, примыкающие на западе к тибетским нагорьям и большим массивам, составляют водораздельную возвышенность между бассейнами Хуан-хэ и Ян-цзы-цзяном, а далее на север следуют один за другим другие, менее высокие хребты, внешние ступени террас Монголии.

Главная цепь, которая может быть рассматриваема, как восточное продолжение Куэнь-луня, отделена от горных кряжей Куку-нора глубоким ущельем, на дне которого струится ручей, выростающий впоследствии в могучую Хуан-хэ. Известный под различными именами, смотря по рекам, которые из него вытекают, по населениям, которые живут в его долинах, по городам, которые выстроились у его подошвы, этот горный хребет вообще обозначается, на юге от города Лань-чжоу-фу, наименованием Си-цзин-шань. Прерываемый брешью, через которую проходит Тао-хэ, один из верхних притоков Желтой реки, он опять поднимается на востоке, продолжая на юге от глубокой долины реки Вэй-хэ свой гребень, увенчанный снеговыми пиками. В этой части своего протяжения он получил название Цин-лин или «Голубых гор». На север от города Хань-чжун-фу, в высокой долине реки Хань можно переходить эту цепь перевалами, удобными для езды на мулах в продолжение всего года; тот из этих проходов, который выбрал натуралист Арман Давид, во время своего путешествия зимой 1873 года, открывается на высоте 1.900 метров и огибает на западе знаменитую гору Да-ба-шань. Путники, проезжающие по равнине реки Вэй-хэ, издалека примечают «длинный, блистающий обледенелыми снегами, хребет» этой горы, высота которой исчисляется различно, от 3.600 до 4.000 метров. Около середины цепи, гораздо далее на восток, одна вершина, имеющая, повидимому, такую же высоту, Гуан-тан-шань, превышает 3.710 метров, по наблюдениям Армана Давида; другой новейший путешественник, Рихтгофен, дает всей совокупности этой цепи только 2.000 метров среднего возвышения. В своей центральной части хребет Голубых гор, состоящий из гранитов и древних сланцев, очень труден для перехода; большинство путников не хотят взбираться на него прямо и предпочитают обходить его на востоке, направляясь по одному из понижений хребта, которые открываются между большим восточным коленом Хуан-хэ и средней долиной реки Хань, притока Голубой реки. Одна из северных отраслей цепи Цин-лин оканчивается гранитным выступом или мысом горы Хуа-шань, который господствует над слиянием трех рек: Хуан-хэ, Вэй-хэ и Ло-шуй-хэ, и которого вершина служила жертвенником императору Шуну, уже четыре тысячи лет тому назад; во все времена это был один из «стражей» империи. Напротив, по другую сторону реки Вэй-хэ, возвышается другая величественная гора, Фын-дяо-шань, о которой легенда говорит, что она была отделена от горы Хуа-шань землетрясением.

Подобно Пиренеям, с которыми цепь Цин-лин представляет большое сходство по высоте вершин и общему виду, Голубые горы возвышаются на рубеже двух областей растительных и животных. Естествоиспытатель с удивлением находит там в непосредственно соседстве виды, принадлежащие совершенно различным ботаническим или зоологическим областям; пальма chamaerops показывается только на скатах гор; но на северном склоне между древесной растительностью есть много форм южного происхождения: павловнии, катальцы, магнолии перемешиваются с елями и дубами; флора этого края заключает в себе также березу с красной корой, а между рододендронами встречается один вид, достигающий размеров дерева. Дикие животные не находят более безопасных убежищ, кроме как в немногочисленных лесах; однако, местная фауна сохранила еще много видов северных и южных, между прочим, серн, антилоп, обезьян, барсов и одну породу быка, на которого туземные жители не осмеливаются охотиться из религиозного уважения.

Параллельные хребты, известные под общим названием Фу-ни-фу (Founion), которые продолжают собою цепь Голубых гор на востоке, и которым система Куэнь-луня оканчивается в низменной равнине, достигает там и сям, некоторыми из своих округленных вершин, высоты 2.000 метров, но среднее их возвышение не превышает 800 метров. На скатах этих гор не увидишь ни одного деревца, так как жители провинции Хэ-нань, старейшие земледельцы Китая, уже за тысячи лет до нашей эпохи вырвали с корнем все деревья до малейшего кустарника. Эти горные хребты, как и цепь Цин-лин, образуют демаркационную линию между поясами Желтой и Голубой рек. Один дневной переход переносит путешественника из одной области в другую, и все, что он видит и слышит кругом себя, указывает на полный контраст: почва, климат, род культуры, пища жителей, средства передвижения, совокупность нравов и обычаев, наречия и даже термины оффициального языка—все различно с каждой стороны раздельного пояса. На юге земледельцы должны опасаться продолжительных дождей, тогда как на севере главный бич хлебопашества—засухи. Из хлебных растений на севере сеют пшеницу, кукурузу и просо, тогда как на юге преимущественно возделывают рис. Северные китайцы должны защищаться от зимних холодов, и, как калмыки и русские, они спят ночью на кангах или больших печках.

Параллельно Голубым горам, другие горные хребты возвышаются на севере от долины реки Вэй-хэ, на полуострове, ограниченном двумя большими коленами Желтой реки; но они пересекаются другими хребтами, которые направляются от юго-запада к северо-востоку, и которые образуют, вместе с первыми, род лабиринта, разрезанного долинами, расходящимися, в виде радиусов, по всем направлениям. Некоторые из брешей, открывающихся при углах пересечения между различными горными цепями, имеют капитальную важность, как необходимые места прохода между верхним Хуан-хэ и нижним течением реки: это естественная дорога, которою должны были следовать во все времена торговые караваны и армии, отправляющиеся из одной части империи в другую, и, здесь-то, на этом стратегическом пути, начертанном самой природой, от реки Вэй-хэ до излучины при Лань-чжоу-фу, произошло столкновение между инсургентами, дунганами и китайскими войсками. Между реками Цзинь-хэ и Вэй-хэ, один массив, известный прежде под именем ё, был, как и гора Хуа-шань, одним из «стражей империи». На северо-востоке от города Лань-чжоу-фу некоторые вершины по справедливости носят название Сю-э-шань или «Снеговых гор»; но в целом горные цепи, поднимающиеся на севере равнины реки Вэй-хэ, имеют незначительную высоту и только на несколько сот метров превышают уровень окружающих их низменных долин. Около середины этого полуострова гористая страна вдруг переходит в пустыню; море, покрывавшее некогда Гоби или Шамо, простиралось вплоть до подошвы этих гор, продолжаясь далеко на юг от северной дуги Хуан-хэ; оно было заменено соляными лужами и солончаковыми степями. Великая стена тянется в виде полуокружности, длиною около 500 километров, следуя по линии естественной границы между двумя областями, собственно китайской провинцией Шэнь-си и монгольской территорией.

Горные хребты, господствующие на юге над Ордосской цепью, продолжаются в Шань-си, на восток от Хуан-хэ, прерываемые только узкими поперечными долинами, в которых теснятся воды этой реки. В этой части своего протяжения «Западные горы» или Шань-си, от которых и вся эта провинция получила свое наименование, сохраняют совершенно правильное направление от юго-запада на северо-восток. Вся страна имеет форму исполинской лестницы, поднимающейся ступенями с низменных равнин провинции Хэ-нань к террасам Монголии, но каждая ступень окаймлена длинным выступом. Так образуются продольные и параллельные бассейны, в которых текут, извиваясь, воды до тех пор, пока не найдут какой-нибудь бреши, чтобы спуститься в равнину. Можно насчитать восемь таких бассейнов, расположенных ярусами один над другим по направлению от юго-востока к юго-западу. Для первых ступеней, ближайших к низменным равнинам, краевыми цепями служат хребты небольшого возвышения, только от 1.000 до 1.500 метров; но по мере того, как поднимаешься далее к Монголии, приходится переходить через более высокие горы, и один из этих выступов получает даже так много снегу, что ему дали прозвище Сю-э-шань, то-есть «Снеговые горы»: это Сиерра-Невада провинции Шань-си. Около северо-восточной оконечности этой снеговой цепи, которая носит, кроме упомянутого, еще и другие названия, возвышаются многие высоко чтимые китайцами горы. В настоящее время наиболее часто посещаемая пилигримами вершина страны есть У-тай-шань или группы Пяти пиков или «Пяти столбов», из которых самый высокий достигает высоты 3.494 метра. Туземцы рассказывают, что число храмов, построенных на его скатах и террасах, доходит до 360, и действительно здания внушительных размеров, имеющие каждое свою специальную легенду, возвышаются в близком расстоянии одно от другого вдоль дорог, по которым ходят пилигримы: одно из этих святилищ сделано все из чистой меди. По верованию монголов, почва этих гор самая благоприятная, какую только можно найти для хорошего погребения: те, которые удостоятся счастия быть похороненными в этой земле, несомненно будут иметь счастливое переселение души, и цветки, распускающиеся на этих склонах, преимущественно на Южном пике или Нань-дин, «Узорчатой горе», обладают особенными целебными свойствами. В самую худую и ненастную погоду, в морозы и бури, фанатики предпринимают восхождение на священную гору, налагая на себя самые суровые епитимии. С высоты святых гор монгольского народа можно разглядеть на севере плоскую вершину китайской священной горы Хэн-шань, также почитаемой одним из стражей Срединного царства. Традиционные жертвоприношения еще совершаются по-прежнему на этой горе, но «дети Хань» не выказывают такого религиозного усердия, как их монгольские подданные, и их святилище далеко не привлекает такого множества поклонников, как храмы горы У-тай-шань.

За исключением области высоких горных цепей и аллювиальных равнин, почти весь бассейн Желтой реки покрыт слоем Хан-ту, то-есть «желтой земли» или желтозема. Провинции Чжи-ли, Шань-си, Гань-су, половина провинции Шэнь-си, северная часть провинции Хэ-нань, обширные протяжения полуострова Шань-дун одеты этими отложениями, над которыми возвышаются вершины гор, как острова посреди моря. Эти формации, обнимающие пространство более обширное, чем вся Франция, простираются кусками вплоть до берегов Голубой реки, а с западной стороны они прилегают к тибетским нагорьям. В этих странах все желтое—холмы, дороги и поля, дома, построенные из глины, ручьи и потоки, несущие мутную, желтоватую воду; самая растительность скрывается под покровом желтой пыли, и малейший ветерок поднимает тучи мелких частиц желтой глины. От этих-то желтоземных пространств император Китая и получил присвоенное ему имя или эпитет Хуан-ди, то-есть «Желтый Государь», синоним слова «Властитель земли». Желтоватые земли Срединного царства, отечества земледельческих населений, у которых развилась своеобразная китайская цивилизация, естественно должны были казаться первыми занявшими их оседлыми жителями как почва по преимуществу, и цвет их сделался символом Земли, взятой в совокупности. Известно, что, по гипотезе Рихтгофена, Хуан-ту или желтозем, означаемый им под немецким названием лес (Loss), как аналогичные формации берегов Дуная и Рейна, есть не что иное, как скопление пыли, нанесенной в течение веков северными ветрами: из года в год, в продолжение длинного ряда столетий, слои глины все более и более наростали, но не настолько быстро, чтобы заглушать растительность или препятствовать развитию животной жизни: обломки растений, листья, корни и т.п., далее сухопутные раковины, остатки животных, словом всякия органические вещества склеивались с новой землей в сплоченную массу, тогда как на поверхности беспрестанно вновь образовывался растительный ковер, орошаемый во всех направлениях ирригационными канавами, которые вырывают китайские земледельцы. Во всяком случае можно утверждать с уверенностью, что желтозем не глетчерного происхождения, так как вместо того, чтобы быть просто скученным сплошной массой, как мореновые глины, он с верху до низу пробуравлен вертикальными и разветвляющимися во все стороны дырами: это, очевидно, пустые промежутки, оставленные корнями растений, которые были постепенно занесены пылью. Хуан-ту не отложен слоями, подобными осадкам, приносимым реками или ручьями: он не содержит также морских ископаемых, которые бы свидетельствовали о затоплении страны водами океана. Во многих местах заметно, что скопления «желтозема» были смыты и унесены текучими водами в замкнутые бассейны озер, где они образуют пласты, совершенно отличные от первоначальных слоев как по виду, так и по содержащимися в них ископаемым органическим остаткам.

На плоскогорьях, окруженных гористыми закраинами или краевыми цепями, задерживающими истечение вод, «желтая земля» простирается однообразным слоем неизвестной толщины, но везде, где какая-нибудь брешь в горной ограде позволяла совершаться работе размывания, огромные овраги с перпендикулярными стенами открываются в глинистой массе. Вода, быстро уходящая в бесчисленные пустоты, оставленные корнями растений, разрыхляет мало-по-малу землю и делит ее на вертикальные плоскости или стены. Из них наиболее подверженные разрушительному действию стихий обрушиваются всей массой, и этим-то способом образуются обрывистые утесы, разрезанные по всем направлениям, смотря по неровности поверхности: в результате получается целый лабиринт проходов или узких корридоров, открывающихся в глубинах почвы между перпендикулярными стенами. Северные плоскогорья все более и более размываются водами; образовавшиеся уже промоины и овраги с каждым годом продолжают все далее свою первоначальную трещину и все более расширяются при выходе их в равнину; от прежнего горизонтального слоя во многих местах остались только простые террасы, вершины выступов гор и бастионов. Иногда процесс размывания происходит в самых глубинах земли, вследствие постепенного просачивания воды: образуются подземные галлереи путем провалов почвы, и вдруг верхние слои земли обрушиваются, оставляя по себе отверстия, похожия на колодцы. В других местах грани земли обваливаются с каждой стороны плоскогорья, так что оставляют только стены, висящие между двух пропастей: эти стены, в свою очередь, тоже уступают там и сям разрушительному действию воды и воздуха, и скоро от них остаются только отдельные отрывки, похожие по виду на феодальные крепости западной Европы. Может быть, процесс размывания нигде не произвел более странных, более причудливых пейзажей, как в тех местностях, где «желтая земля» приняла форму памятников, нагроможденных один на другой, как башни Вавилонского столпотворения. Про первом взгляде можно подумать, что все эти глиняные террасы представляют собою плоскости напластования, подобные тем, какие образуют воды в отлагаемых ими горных породах; но, в этих местах, желтая земля сохранила свое обыкновенное строение, и раздельные плоскости обозначены либо известковыми сростками, либо сухопутными раковинами или тонкими слоями обломков, которые покрывали пыльную равнину в различные эпохи. Общая толщина желтозема, обнаруживаемая обнажением краев вследствие размывания, достигает по меньшей мере 600 метров в некоторых частях Китая; из этого видно, какими громадными запасами глины располагает Желтая река, чтобы образовывать из них новые земли, которые она отлагает в низменных равнинах и в море!

Во многих округах области желтых земель все обитатели страны живут во внутренности почвы. Глинистая масса, достаточно крепкая, чтобы не обрушиться на головы находящих в ней приют, изрыта внутри бесчисленными галлереями: даже публичные здания и трактиры подземных деревень вырыты в желтоземе. Почти везде отверстия, сделанные в желтоватой стене, указывают на существование колоний людей и домашних животных в пещерах глиняных гор. Богатые троглодиты заботливо украшают фасады своих пещерных жилищ: колоннады, выступающие крыши, балконы, киоски, следуют друг за другом по ступеням естественной лестницы. Там и сям огромная глыба глины, совершенно уединенная, высится словно башня между глубокими промоинами; на вершине этих призм туземцы выстроили укрепленные храмы, в которые они и укрываются во время междоусобной войны, взбираясь по лестницам, иссеченным во внутренности массива. Копая землю для своих проходов и жилищ, пещерные обыватели часто находят кости мамонтов или других больших животных; они твердо уверены, что эти кости принадлежали земному дракону, и немедленно превращают их в порошок, употребляемый как лекарство для всех болезней.

«Желтозем»—самая плодородная почва, какою только обладают китайские земледельцы; он даже гораздо плодороднее аллювиальных (наносных) земель, так как эти последние в конце концов все-таки истощаются, и тогда нужно обновлять их производительную силу искусственным удобрением, между тем как Хуан-ту производит жатвы непрерывно каждый год, и уже с незапамятных времен без того, чтобы необходимо было прибегать к помощи навоза. Так, например, в окрестностях города Си-ань-фу террасы, плодородие которых летописи прославляли уже четыре тысячи лет тому назад, сохранили свою производительную силу до сего дня, и лишь бы только выпадали дожди в достаточном количестве, урожаи там всегда великолепны. Это объясняется тем, что «желтозем» содержит все питательные элементы растений; благодаря своему пористому строению, он пропускает влагу до большой глубины в почве и позволяет ей обратно подниматься к поверхности действием капилярности, насыщенною химическими веществами в растворе; растительные организмы постоянно получают свое нормальное питание. Желтая земля служит даже удобрением полям, которые её не имеют; для этой цели от глиняных стен отбивают толстые грани, обломки которых переносятся на соседния пашни. Но обыкновенно граница хуан-ту есть в то же время и граница земледельческой территории, и, с другой стороны, хлебопашец утилизирует повсюду этот грунт, даже на значительных абсолютных высотах. Тогда как под теплым климатом полуденного Китая редко где увидишь запаханные пространства выше 600 метров над уровнем моря; поля, засеянные хлебными растениями, поднимаются с террасы на террасу до высоты 2.000 метров под суровым небом верхнего Шань-си, и даже там и сям, в защищенных от ветра местах, куски «желтозема» возделываются на высоте 2.400 метров. Некоторые области хуан-ту представляют в своем наружном виде любопытный контраст, смотря по месту наблюдения, на которое становится зритель. Если смотреть снизу, то не замечаешь ничего, кроме желтоватых стен; но когда станешь подниматься со ступени на ступеню до верхнего этажа, то будешь иметь перед глазами только уступы, покрытые зеленью. Именно с той целью, чтобы не терять ни одного клочка драгоценных земель поверхности, благоразумный китайский крестьянин и решился вырыть себе жилище во внутренности глинистой массы; обыкновенно он живет со своей семьей под своими собственными нивами; ему стоит только подняться на несколько ступенек, чтобы очутиться на открытом воздухе, среди своих полей.

Китайцы выказали удивительное искусство, чтобы восторжествовать над препятствиями, которые вертикальные стены «желтой земли» противопоставляли сообщениям: чтобы пройти из одного бассейна в другой, им нужно утилизировать узкия трещины в глинистой массе, прокапывать глубокия траншеи, даже совершенно переносить дорогу на другое место, когда образовались новые овраги. Некоторые из наиболее посещаемых путей не следуют по крутым поворотам корридоров и не поднимаются на промежуточные плато; они идут по выкопанным траншеям, глубина которых изменяется от 10 до 30 метров; совокупность этих прокопов представляет гигантский труд, по меньшей мере столь же значительный, как громадная работа, употребленная на сооружение Великой стены или прорытие Императорского канала. Заключенные, словно в ящике, между вертикальными стенами, над которыми пыльное небо кажется узкой желтоватой полосой, эти дороги продолжаются на сотни километров как глубокие рвы во внутренности почвы; имея в ширину самое большее 2 или 3 метра, они дают проход только одной повозке зараз, и два экипажа нигде не могли бы разъехаться; поэтому извозчики, пускающиеся по этим корридорам, все время испускают протяжные крики, с целью предупредить путников, едущих или идущих в противоположном направлении, чтобы они сторонились в боковых закоулках, предназначенных для разъезда. В сухое время колеса экипажей тонут в пыли «как в воде»; после дождей они глубоко вязнут в грязи; дорога превращается в сплошную топь, грозящую поглотить пешеходов и лошадей: убитый грунт дорог, утратив свою естественную скважность, не пропускает более воду в глубины, и оттого колеи по целым месяцам остаются наполненными жидкой грязью. Несмотря на все затруднения, представляемые этими дорогами, их невозможно избегнуть, когда нужно углубиться вправо или влево на лабиринт оврагов. Отсюда происходит стратегическая важность дорог в этом крае; достаточно в некоторых округах охранять какое-нибудь дефиле, чтобы сделать сообщения от одного склона до другого совершенно невозможными для всякой неприятельской силы. Но когда шайки мятежников или разбойников поселятся в лабиринте оврагов, которых они знают выходы, то чрезвычайно трудно с ними справиться. В истории Китая очень многие факты могут быть объяснены только особенным образованием «желтой земли».

Эти горы, нижние скаты которых покрыты глинистыми массами желтозема, принадлежат к числу самых богатых в свете по запасам ископаемого угля. Жирный уголь и антрацит находят во всех провинциях, по которым протекают притоки Желтой реки: в Чжи-ли, Шань-дуне, Шань-си, Шэнь си, Гань-су, Хэ-нань, и некоторые из месторождений залегают вблизи берегов рек, так что добытый уголь очень удобно может быть отправляем к приморским портам по Хуан-хэ или по разветвлению Большого канала. Бассейны антрацита в провинции Хэ-нань, по Рихтгофену, занимают площадь пространством более 53.000 квадратных километров. Один из самых производительных земледельческих стран, бассейн Желтой реки обещает сделаться со временем одною из самых деятельных промышленных областей, благодаря своим огромным скоплениям минерального топлива, в сравнении с которыми каменноугольные копи Великобритании являются маловажными бассейнами.

Из всех частей Срединного царства провинции по Желтой реке наименее известны в отношении степени населенности, и для них всего рискованнее было бы хотеть указать хотя бы только приблизительную цифру населения, так как эти страны, где получило начало магометанское восстание, были более других опустошены гражданской войной, и вдобавок там к злодеяниям людей присоединялись еще естественные бедствия, наводнения и засухи, морившие голодом несчастных, которые были пощажены междоусобной резней. Известно, однако, что труды колонизации снова завоевали большую часть опустошенной области; все путешественники говорят, что города и деревни опять отстраиваются и заселяются; даже, благодаря введению культуры картофеля, возвышенные долины, где прежде никогда не было человеческих поселений, теперь покрываются многочисленными колониями. Если возрастание населения будет продолжаться в той же пропорции, то все пробелы пополнятся в несколько десятков лет, и более восьмидесяти миллионов людей опять будут жить в бассейне Желтой реки так же скученно, как они жили в половине настоящего столетия до гражданских войн и прорыва плотин при городе Кай-фын-фу.

Население китайского Гань-су, Хэ-нани, Шэнь-си и Шань-си по переписи 1882 года распределяется так:

Провинции	Пространство в кв. геогр. милях по Матусовскому	Население	На одну кв. милю
Гань-су	5.910,38	5.000.000	846
Хэ-нань	3.206,84	22.115.827	6.898
Шэнь-си	3.540,47	8.432.193	2.381
Шань-си	3.846,14	12.211.453	3.174
Итого 4 пров.	16.503,83	47.759.473	3.326

Города, которые следуют один за другим по направлению от юга к западу, в дефиле, соединявшем некогда две области Гань-су, суть окруженные стенами города Лян-чжоу, Гань-чжоу и Су-чжоу, основанные в эпоху первой колонизации края, за двадцать столетий до наших дней; эти два последние города—главные административные пункты округов Гань и Су, из соединения имен которых образовалось название провинции. Гань-чжоу между всеми городами страны есть один из тех, которые всего скорее оправились от разорения, постигшего их во время междуусобной войны, и его новые дома весело глядят среди зеленеющих полей. Лян-чжоу, еще многолюдный и торговый город, и мало найдется в Китае городов, которые содержались бы в большей чистоте и порядке; впрочем, только та часть города, которая заключается в последней ограде, представляет этот вид деятельности и благосостояния. Другая половина Лян-чжоу, находящаяся между первой и второй стеной, есть не более, как груда развалин. Осматривая окрестности с высоты городских валов, путешественник с удивлением замечает множество маленьких крепостей, которые высятся повсюду, на берегу ручьев, в долинах, на вершинах холмов. Эти недавно возведенные укрепления суть не что иное, как жилища крестьян, вернувшихся в край со времени прекращения восстания дунган; деревенские жители принимают меры предосторожности против новых напастей этого рода, в надежде, что, запершись в своих укрепленных убежищах, они будут в безопасности и могут спокойно смотреть на мимо несущийся поток завоевателей или инсургентов. Су-чжоу, построенный на реке Да-гоу-хэ, притоке Тао-лай, был прежде сторожевым городом империи; но в 1872 году, после обратного взятия этого города китайцами, в нем не оставалось ни одного целого дома: голые стены высились среди необозримого поля развалин, представлявших тем более печальное зрелище, что ни одно дерево, ни один кустик не успели еще вырости на грудах мусора.

*Город имеет важное торговое значение, так как расположен на главном торговом пути. С 1881 года город считается открытым для русской торговли, а в 90-х годах через него был проведен из Пекина до границы телеграф*.

Непосредственно к западу от города Су-чжоу, на другой стороне реки Тао-лай открывается, в узком дефиле, знаменитый проход Цзя-юй-гуань или «Нефритовые ворота», названный так потому, что он дает доступ к дороге в Хотан, ту страну, куда китайские купцы ходили собирать этот драгоценный камень; но название «ворота» не значит, как это обыкновенно думают, что тут граница пустыни, ибо по обе стороны дороги видны еще кусты и пучки травы; в текучих водах тоже нет недостатка, и по берегам этих ручьев растут тополи и плакучия ивы. Два столетия спустя после Марко Поло, первого европейского путешественника, который доходил до пустыни через Лоб-нор и Черчен, португальский миссионер Бенедикт де-Гоэс также проник в Гань-су по дороге, ведущей из Хотана, но он не заходил далее Су-чжоу, он умер в этом городе в 1607 году, и даже его путевые заметки не могли быть спасены его спутником, армянином Исааком, который продолжал путь до Пекина.

Самый высокий город по положению на берегах Хуан-хэ,—Гоми (Gomi), был посещен полковником Пржевальским; он находится на высоте 2.400 метров над уровнем моря, на крайнем пределе хлебопашества, которое успевают поддерживать тангутские земледельцы на перекор суровому климату. Далее виднеются только леса, где гнездятся голубые фазаны. Город Си-нин-фу, лежащий на востоке от Куку-нора на левом берегу реки Си-нин-хэ, соединяющийся с Желтой рекой через приток последней, Да-тун-хэ, есть метрополия верхнего Гань-су и местопребывание властей, которым вверено управление тангутами и монголами, живущими по берегам Голубого озера; но городское население почти сплошь состоит из китайцев. Счастливое географическое положение Си-нина, у северо-восточного угла тибетских плоскогорий и при историческом пути из центрального Китая в китайский Туркестан и в Чжунгарию, придает ему первостепенную важность как стратегической позиции и как складочному месту товаров: это «огромный» город, но стены его заключают много развалин, а торговля большею частию переместилась в город Дан-гэр (Донкыр, по Пржевальскому; Тонкер, по Крейтнеру), лежащий километрах в сорока к западу, на самой границе области Куку-нор. В Донкыр спускаются восточные тибетцы, си-фани или манзы, для покупки себе съестных припасов и другого товара и для продажи ревеня, кож, шерсти, животных, разных руд; здесь же снаряжаются караваны, предпринимающие опасный переход через высокие плоскогорья. Все расы западного Китая имеют своих представителей в населении этого торгового города; но торговые сделки не всегда происходят там мирным образом: купцы носят при себе оружие, и малейший спор угрожает превратиться в кровопролитную баталию. Сининский край—священная область для тибетских и монгольских буддистов: здесь родился реформатор ламаизма Цзонхава, и некоторые из монастырей этой страны пользуются репутацией особенной святости. Кумирня Гумбум расположена на юге от города Си-нина, на лесистой террасе, недалеко от глубокой долины, на дне которой течет Желтая река; четыре тысячи лам жили в этом монастыре до прихода магометанских инсургентов, затем варваров си-фаней, которые опустошили его дважды, в 1872 и 1874 годах; теперь там не более двух тысяч монахов. Гунбумское высшее училище, нечто в роде университета, состоит из четырех школ, посвященных изучению таинств, церемоний, молитв, и искусству исцелять «четыреста сорок болезней» человека. Одним из главных лекарств служит лист одного священного дерева (особый вид бузины), которое растет пред порталом главного храма, и листья которого, по словам верующих, представляют фигуру Будды и различные знаки тибетского священного алфавита. Миссионер Гюк говорит, что он видел это чудо, а путешественник, венгерец граф Сеченый, после бесплодных поисков во время посещения главного капища, успел открыть на другой день один лист, на котором были кем-то начертаны контуры безобразного Будды. Во время больших праздников несчетные толпы пилигримов, тибетцев, монголов и китайцев собираются в храм, чтобы созерцать искусно и красиво сделанные статуи и разные украшения, все из коровьего масла, которые изображают четвероногих, птиц и цветки, и которые вдруг уничтожают, после блистательной ночной иллюминации.

К северу от Си-нин-фу и менее важного города Чжань-ба-сянь, лежащего также при реке Си-нин-хэ, следует один за другим несколько городов на историческом пути страны Гань-су, между горными цепями и Великой стеной; почти все эти города были разрушены дунганами, и еще недавно они представляли только груды мусора. Обнесенный каменными стенами город Лань-чжоу-фу, исходный пункт этой дороги, которая связывает с Срединным царством его внешния владения на Западе, мог, благодаря своей крепкой ограде, удержаться целым и невредимым и дать убежище бесчисленным беглецам, спасавшимся от мятежников. Оффициальная столица провинции Гань-су (хотя вице-король или генерал-губернатор через каждые три года переносит отсюда свою резиденцию, тоже на три года, в город Су-чжоу, близ Нефритовых ворот), Лань-чжоу-фу лежит в точке соединения всех дорог верхнего течения Хуан-хэ, на правом берегу реки, которая ниже города изгибается в северном направлении, чтобы описать свою большую дугу вокруг Ордосского полуострова. Соседняя равнина широка и плодородна, но на юге длинный выступ гор, которым оканчивается один отрог цепи Ма-ха-шань, подходит к самым воротам Лань-чжоу, и на вершине его виднеются несколько четыреугольных башен. На севере по другую сторону реки, поднимаются скалистые горы, высотою от 600 до 900 метров, опирающиеся на округленные контр-форсы, усеянные храмами и киосками, ярко блистающими среди зелени. В городе нет замечательных зданий, и его сорок тысяч домов почти все—невзрачные, деревянные домишки; но улицы, вымощенные мраморными и гранитными плитами, содержатся очень опрятно: немногие китайские города имеют более приятный вид. Несмотря на свое отдаленное положение от морского прибрежья и от коммерческих портов, открытых европейцам, Лань-чжоу-фу один из городов Срединного царства, где всего более было сделано попыток подражать промышленным искусствам Европы. Правда, что война с её потребностями входит в весьма значительной мере в эти нововведения. Главная мануфактура столицы Гань-су—пушечно-литейный завод; но другая большая фабрика устроена на европейский лад и, управляемая европейцами, занимается выделкой сукон для армии и других грубых тканей из овечьей и верблюжьей шерсти. Лань-чжоу уже обзавелся паровыми машинами, употребляющими каменный уголь из соседних копей, и вокруг всего города расходятся в разные стороны широкия дороги новейшего сооружения, осененные по бокам ивами и вязами; через реку устроен плашкоутный мост. После бедствий гражданской войны, поняли, как важно, с стратегической точки зрения, создать удобные пути сообщения. В сотне километров на юго-запад от Лань-чжоу-фу, в одной из боковых долин Желтой реки, находится город Салар и Хэ-чжоу, который, как известно, был главной твердыней дунганских инсургентов в последнюю междоусобную войну. Вероятно, от этого города магометане и получили название Са-ла, под которым они известны в крае.

Население постепенно уменьшается вниз от Лань-чжоу-фу, на обоих берегах Желтой реки, которая, переходя из ущелья в ущелье, извивается в северном направлении. Торговый город Чжун-вэй, построенный на левом берегу Хуан-хэ, у восточного основания хребта Ала-шань, опирается на Великую стену, при одних из её ворот, открывающихся в песчаную пустыню, и дюны близко подступают к городскому валу. Ниже по реке встречаем городок Цзин-цзи-пу, который был одним из укрепленных мест магометан, и который их предки занимали в продолжение слишком тысячи лет, не встречая противодействия со стороны китайского правительства, которое никогда не пыталось вытеснить их оттуда. Нин-ся-фу, главный город этой части провинции Гань-су, построен в том месте, где Великая стена, следовавшая до сих пор вдоль левого берега реки, переходит на правый берег, чтобы ограничить на юге Ордосскую территорию. Как складочный торговый пункт между Китаем и Монголией, Нин-ся-фу играл некогда важную роль; он даже был столицей отдельного царства в десятом и одиннадцатом столетиях. Разрушенный Чингис-ханом, он снова отстроился, и его пагоды, его высокие кирпичные стены, окруженные болотами, придают ему очень внушительный вид; но внутри города улицы узкия, кривые и дома частью опустелые. Даже и в настоящее время в нем сосредоточены склады для товаров, обмениваемых на монгольское сырье.

Ниже Нин-ся-фу, в той части речного течения, которая проходит через монгольскую территорию, прибрежные города населены почти исключительно китайцами. Бауту (Бичухай), самый значительный из этих городов, расположен в 7 километрах от левого берега, в плодоносной равнине, среди круга деревень, тоже китайских, населенных земледельцами. Город обведен четыреугольной оградой, каждая сторона которой имеет около трех верст в длину, он ведет очень деятельную торговлю с населением плоских возвышенностей; кроме того, в нем есть металлургические заводы. В 50 километрах к востоку, другой город, недавней постройки, раскинулся близ северного берега: это Цаган-курень или «Белая ограда». Построенный китайцами во времена заселения внутренней Монголии, он не имеет себе равного в империи по чистоте и ширине улиц, по правильности домов; некоторые из его площадей обсажены тенистыми деревьями. Цаган-курень, лежащий при северо-восточном колене, которое образует Хуан-хэ вокруг Ордосского полуострова, есть один из городов, всего чаще избираемых караванами для переправы через Желтую реку. На юге от Великой стены, в той части течения, где река, снова вступившая в пределы Китая в собственном смысле, разделяет две провинции Шэнь-си и Шань-си,—то-есть провинции «Западной границы» и «Гористого запада»,—главное место перехода находится в теснине, над которой господствует с высоты скалы укрепленный город Бао-дэ-чжоу: в этом месте река имеет всего только 400 метров ширины.

Города, возникшие на юге Ордосского полуострова, вдоль исторического пути, которым во все времена производилось сообщение между двумя коленами Желтой реки, естественно, получили гораздо более важное значение, нежели северные города, лежащие на границах пустыни. Главные этапы этой южной дороги, в долине реки Цзин-хэ, суть города Пин-лян-фу, Цзин-чжоу, Бинь-чжоу, из которых последний окружен деревьями и особенно грушами, которые дают самые крупные плоды во всем Китае. Эти города устояли против возмутившихся магометан, благодаря своим крепким стенам, но все окрестные села и деревни были опустошены инсургентами, и после окончательной победы императорского войска, китайцы заставили пленных хой-хоев вновь отстроить разрушенные поселения, починить поврежденные дороги и привести в прежний вид опустошенные поля и нивы; старые оборонительные валы, тщательно поправленные, и новые укрепления защищают теперь города, дефиле и перевалы дороги. Один грот в окрестностях города Бинь-чжоу заключает в себе статую Будды, иссеченную в самой скале: это самый большой и самый знаменитый идол во всем центральном Китае; перед этим громадным изваянием, имеющим 17 метров в вышину, две статуи его учеников, на половину менее высокие, указывают на святого повергающимся к ногам его верующим. На юге, в долине реки Вэй-хэ, главный город—Гун-чан-фу, затерянный, так сказать, в обширной ограде, часть которой занята кладбищем. Ниже, на той же реке встречаем административный город Фу-цян-сянь, близ которого, на холме, стоит другой идол Будды, благословляющий простертой правой рукой окрестную местность. К югу оттуда, на берегах одного притока реки Вэй-хэ, расположен большой город Цинь-чжоу, с многочисленными пагодами и храмами, куполы которых высоко поднимаются над густой листвой каштанов и ореховых деревьев: это группа пяти соединенных городских поселений, имеющих общего городского голову, но из которых каждое окружено особенной оградой высоких стен. Цинь-чжоу производит обширную торговлю чаем, табаком, индиго, а ремесленное население занимается тканьем и вышиваньем шелковых материй, так же, как приготовлением металлических изделий. Часто посещаемая тропинка поднимается от Цинь-чжоу к перевалу, лежащему на высоте 1.392 метров, порогу хребта, разделяющего бассейны Хуан-хэ и Ян-цзы-цзяна, и которому карты дают название Бэй-лин, неизвестное в стране.

Си-ань-фу, главный город провинции Шэнь-си, бывший некогда столицей Срединного царства, в эпоху династий Чжоу, Цинь и Хань, известный с 906 по 1280 год, под именем Си-цзина или Западной столицы,—и теперь еще один из самых больших городов империи; по числу жителей, он, без всякого сомнения, превосходит Пекин и, вероятно, уступает одному только Кантону. Он расположен среди равнины, где соединяются Вэй-хэ, Цзин-хэ и некоторые другие, менее важные, реки. Крепкая зубчатая ограда города образует правильный квадрат, ориентированный по главным точкам горизонта, и середина каждой стороны, имеющей более 11 километров в длину, перерезана монументальными воротами, увенчанными многоэтажными павильонами. Уже тысячи лет Си-ань-фу первоклассный торговый город, благодаря своему центральному положению и плодородию окружающих желтоземных пространств. Его богатые магазины наполнены драгоценными товарами; но ни одного достопримечательного здания древних времен не сохранилось, в «маньчжурском» квартале показывают только место, где стоял дворец династии Тан, которая царствовала с седьмого до начала десятого столетия. Однако в Си-ань-фу все-таки существует очень богатый археологический музей, так называемый «лес табличек», коллекция надписей и рисунков, из которых иным не менее двух тысяч лет, и которые позволяют восстановить историю нескольких последовательных династий. Си-ань-фу благодаря своим каменным стенам не был разрушен магометанскими инсургентами, как Нанкин и многие другие города центрального Китая. В продолжение гражданской войны пятьдесят тысяч сианьфусских мусульман были изолированы в городе, откуда им запрещено было отлучаться под страхом смерти и властям стоило большого труда удерживать народ от избиения их. Последователи ислама обладают здесь своими восемью мечетями, но они должны были переменить на них надписи и поместить туда таблички императора и Конфуция.

Ниже Си-ань-фу, на реке Вэй-хэ, находился до междоусобной войны важный город Хуа-чжоу. где началось, в 1860 году, то страшное восстание, которое разорило такия обширные страны, и которое стоило жизни стольким миллионам людей. Этот город не существует более; он был стерт с лица земли; от него остался только один священный памятник, один из древнейших в империи, храм, воздвигнутый в начале христианского летосчисления. В настоящее время самый многолюдный город этой области—сильно укрепленный Тун-гуань- тин или «Восточные ворота». Это центральная крепость всего бассейна Жёлтой реки и наилучше защищенный стратегический пункт Китая: подступы к нему охраняются башнями и валами, вооруженными пушками. Расположенный при восточном входе провинции Шань-си, у самого угла речной долины, и в том месте, где Хуан-хэ, перестав течь с севера на восток, принимает в себя в то же время три многоводные реки,—Тун-гуань сделался естественным местом соединения нескольких главных дорог. В этом краю, где «желтая земля» занимает столь большое протяжение страны, все торговое и военное движение, понятно, должно производиться по проложенным дорогам, а не по окольным путям: отсюда и происходит исключительная стратегическая важность города «Восточных ворот». Гора Хуа-шань, господствующая над Тун-гуанем с юго-западной стороны, почти также священна, в глазах китайцев, как гора Тай-шань на полуострове Шань-дун, и тоже усеяна многочисленными монастырями; но восхождение на нее труднее: на вершине этой горной массы «с слоновьим хребтом» восседает на троне, окруженный феями и небесными духами, Бэй-ди, «Белый Император», покровитель западных провинций Срединного царства.

Северный Шэнь-си, сопредельный с Ордосским краем, есть одна из наименее известных стран Китая; за исключением миссионеров, из европейских путешественников до сих пор в этой области был в 1893 году, Обручев. Известно, что там находятся торговые города: таковы: Фу-чжоу, в долине реки Ло-хэ; Янь-ань-фу, лежащий севернее, в местности, изобилующей каменным углем и нефтяными источниками; Юй-линь-фу, построенный у одних из ворот Великой стены, в соседстве монгольских степей.

Легче доступный, верхний Шань-си лучше известен, чем северный Шэнь-си. Даже европейские коммерсанты и горные инженеры прошли его в разных направлениях, с целью изучения его естественных богатств и экономических рессурсов; здесь уже сильно заметно влияние Тянь-цзинского порта. В этой области находится главный город провинции Шань-си, Тай-юань-фу; он защищен с северо-западной стороны цепью холмов, одною из террас, которые образуют поднимающиеся уступами плоскогорья Шань-си, и окружающие его равнины орошаются водами Фынь-хэ, которая спускается на юго-запад к Желтой реке. Тай-юань-фу менее обширен, нежели большая часть других главных городов провинций: прямоугольник его внешней ограды имеет всего только 14 верст в периметре и местами заключает в себе необитаемые пространства; подобно Пекину, он имеет свой татарский квартал, отделенный от китайского города высокой внутренней стеной; вообще части города расположены здесь таким же образом, как и части императорской резиденции; в губернаторском парке устроены пруды, пагоды, даже «Угольная гора», все в подражание «Желтому городу». Прежде Тай-юань-фу славился на весь Китай фабрикацией оружия, но в последнее время эта промышленность значительно упада, хотя правительство все еще имеет там арсенал и пушечно-литейный завод. Окрестности города очень хорошо обработаны, и некоторые из подгородных селений представляют настоящие сады: здешние земледельцы получают лучший в Китае виноград и умеют приготовлять из него хорошее вино, по способу, которому их научили католические миссионеры.

Движение транзитной торговли не проходит через эту часть провинции Шань-си. Между Чжи-ли и Монголией торговый тракт поднимается по долине реки Ху-то-хэ, огибает западную оконечность гор У-тай-шань и пересекает Великую стену на перевале Ян-мин-гуань, где иногда проходит до 2.000 вьючных животных в один день. Прямая дорога поднимается на восток к деятельному торговому городу Пин-дин-чжоу, от Тай-юань-фу, окруженному металлургическими заводами и каменноугольными копями, и проходит последовательно четыре перевала или четверо «небесных ворот», после чего спускается при Чжэн-дине в Чжилийскую равнину. В бассейне Тай-юань-фу, торговые города, Сюй-гоу, Ци-сянь, лежат на юге и на юго-западе от главного города. Город Пин-яо-сянь важен как рынок, откуда производится отправка местных произведений в провинцию Хэ-нань; Тай-гу-сянь и Чжан-лань-чжэнь—очень богатые города, где имеют пребывание многие из богатых банкиров империи, находящиеся в деловых сношениях с Сан-Франциско, Лондоном, Марселью; бронзы и вазы, находимые антиквариями в этих городах Шань-си, принадлежат к драгоценнейшим произведениям китайского искусства. Почва плоских возвышенностей не может давать урожаев, достаточных для прокормления населения, вследствие чего естественные рессурсы края должны восполняться промышленностью и заработками периодической эмиграции или отхожего промысла. Каждый город, каждая деревня имеет свою специальную промышленность—производство тканей, железных изделий или писчей бумаги; кроме того, очень деятельно занимаются эксплоатацией каменноугольных копей для местного употребления. Хотя очень жадные к деньгам во время своих хождений на заработки в чужия места, жители провинции Шань-си вообще отличаются вежливостью, предупредительностью, гостеприимством, тогда как обитатели провинции Шэнь-си приобрели себе у путешественников совершенно противоположную репутацию.

До восстания тайпингов, несколько значительных городов существовало в бассейне, который простирается к югу от бассейна Тай-юань-фу, и по которому протекает та же река Фынь-хэ, пройдя глубокой поперечной долиной цепь Хэ-шань или «Речных гор». В 1872 году все эти города представляли собою груды развалин, занятые гарнизонами; теперь они опять отстраиваются мало-по-малу, благодаря значительной торговле, направляющейся из провинции Хэ-нань к северному Шань-си. Перевал Хань-синь-лин, узкий проход, открывающийся в массе «желтой земли», иногда бывает так же оживлен, как бойкая улица большого города: ослы, мулы, верблюды, навьюченные зерновым хлебом, мукой, табаком, солью, чаем, писчей бумагой, хлопчатобумажными тканями, тянутся одни за другими длинным караваном, общая кладь которого представляет груз нескольких товарных поездов железных дорог.

Пин-ян-фу расположен при реке Фынь-хэ, в песчаной равнине, менее плодородной, нежели Тайюаньский бассейн: ранее это был один из значительнейших городов провинции Шань-си, но тайпинги страшно опустошили его; в одном из его предместий, хотя обнесенном стенами, как город, не осталось ни одного дома, который не был бы разрушен инсургентами. А между тем едва-ли во всем Китае найдется город лучше укрепленный, чем Пин-ян: он окружен тройной оградой и прикрытыми путями, позволяющими гарнизону ударить с тылу на неприятеля, в случае, если бы ему удалось прорваться через первые ворота. Вероятно, что в момент нападения тайпингов жители города, охваченные паническим страхом, не думали защищаться; или, может быть, они рассчитывали на чудодейственную силу своих стен, контуры которых подражают очертаниям черепахи. Пин-ян-фу—один из священных городов империи и один из древнейших городов в свете; менее чем в 3 километрах к югу от города, находится место, где стояла столица Срединного царства во время богдыхана Яо, слишком за четыре тысячи двести лет до нашей эпохи. Неподалеку возвышается храм, еще недавно пышный, посвященный памяти трех святых императоров Яо, Шуна и Юй. По сказанию легенды, первый из них похоронен в недрах гор, которые возвышаются на восточной стороне Пинъянской равнины: в боку горы открывается грот, откуда выходят мефитические испарения, и на дне этой недоступной пещеры, в водах подземного озера, находится будто бы гроб знаменитого императора, вылитый из чистого золота и серебра и повешенный на стенах скалы посредством железных цепей.

Некоторые из важнейших городов Шань-си,—Пу-чжоу-фу, Цзи-чжоу-фу, Ань-и-сянь, Юань-чэн,—выстроились около юго-восточного угла провинции, в части, ограничиваемой поворотом Желтой реки. Эта область замечательна как место добывания соли, которою снабжается весь Шань-си, а также и наибольшая часть провинций Шэнь-си, Хэ-нани и Гань-су. Главный солончак, известный вообще под именем Лутсвун (Loutswoun), простирается на северном берегу обширного озера, около 30 километров длиною, над которым с южной стороны господствуют высокие крутизны гор Фын-дяо-шань (Foungtiao chan). Этот солончак есть, вероятно, богатейшее в свете месторождение, доставляющее наибольшее количество соли и разрабатываемое правильным образом в течение наиболее длинного ряда столетий; уже в эпоху императора Яо, слишком четыре тысячи лет тому назад, здесь извлекали соль в изобилии, и без всякого сомнения, с этих древнейших времен ничего не было изменено в первобытном способе эксплоатации. Вода маленького озера, занимающего дно болотистой котловины, почти пресная, и потому ее не утилизируют для добывания соли; работы производятся только в самом болоте. Там грунт земли состоит из твердой глины, наполненной кристаллами гипса; чтобы извлечь соль, выкапывают большие ямы, в форме воронок, на дне которых скопляется соленая вода; эту воду потом черпают ведрами и разливают по ровным площадям, где она испаряется, оставляя после себя соляной слой. Вся соленосная котловина Лутсвун принадлежит императору, который велел обнести ее высокой каменной стеной для взимания акциза, и которую он сдает в аренду обществам откупщиков; таких компаний насчитывают около ста пятидесяти, и каждая из них арендует на солончаке участок в 180 метров длиною. Количество соли, которое извлекают эти арендаторы, различно, смотря по степени насыщения грунта; но на круг можно считать, что ежегодная добыча со всего бассейна простирается до огромной цифры 154.000 тонн. Юань-чэн или «Селение источников» есть главный центр вывоза соли; из зданий его замечателен большой храм, один из красивейших во всем Китае, высоко поднимающий свои куполы над крышами домов.

Нет сомнения, тщательные разведки обнаружат современем, в глубинах почвы, мощные пласты самородной или каменной соли, ибо соляные ключи бьют из земли во многих других местах южного Шэнь-си и Хэ-нани. На противуположной покатости гор Фын-дяо-шань, в самой равнине Хуан-хэ, солончаки простираются по берегу реки. Желтозем крутых берегов пропитан солью. Прибрежные жители промывают эту землю и насыщенный солью раствор заставляют испаряться в перегородках солончаков, которые устраиваются и располагаются совершенно таким же образом, как подобные камеры на морском берегу: концентрация и кристаллизация соли доканчиваются с помощью огня.

Вниз от Тун-гуань-тина, города и деревни следуют одни за другими непрерывной цепью на обоих берегах Хуан-хэ; люди скучены массами в этой плодоносной долине и в местностях, орошаемых притоками Желтой реки; это та часть Китая, которая специально носит название «Цветка середины».

Хэ-нань-фу или «Юг реки», имя которого есть в то же время имя всей провинции, хотя он и не главный её город, занимает, как и упомянутый выше Си-ань-фу, одну из частей Китая, где была некогда столица Срединного царства; недалеко от этого места, на реке Хо (Но), находился город Ло-ян, императорская резиденция, в третьем и седьмом столетиях христианского время счисления, в царствование династий Вэй и Тан; легенды помещают сюда также местопребывание мифического Фу-си. Хэ-нань-фу построен близ северного берега реки Ло-хэ, текущей параллельно Желтой реке; гряда холмов, средняя высота которой около 150 метров, разделяет две долины. Центральное положение города дало китайцам повод назвать его «пупом мира». Мало найдется городов, которые были бы поставлены в более благоприятные условия, как пункты соединения больших проезжих дорог; к дороге поднимающейся вверх по долине Желтой реки, примыкают в этом месте другие колесные пути, направляющиеся на северо-восток к Тянь-цзиню, на юго-восток к рекам Хуан-хэ и нижнему Ян-цзы-цзяну, на юг к долине реки Хань, через Наньчжоусский перевал. Когда железные пути сообщения будут проложены через Китай, Хэ-нань, без всякого сомнения, сделается главным складочным местом товаров Срединного царства, предназначаемых для западных стран. В самом городе нет замечательных памятников архитектуры, но на окрестных холмах можно видеть храмы, принадлежащие к древнейшим в Китае и к самым любопытным по находящимся в них своеобразным произведениям китайского искусства. Гора Сун-шань, на юге от Хэ-нань-фу, почитается священной, и некоторые из украшающих ее религиозных памятников иссечены в живой скале.

Кай-фын-фу, главный город провинции Хэ-нань, вообще известный у туземцев под старинным его именем Пин-лян, занимал бы не менее благоприятное местоположение, чем Хэ-нань-фу, если бы ему не угрожали постоянно наводнения от разливов Хуан-хэ и его притока Пин-хэ, и если бы Желтая река, прорывая сдерживающие ее плотины, не опустошала иногда прибрежных равнин. Работы по содержанию в порядке береговых плотин постоянно занимают тысячи работников; несмотря на то, стены города часто бывали окружены целым морем выступившей из берегов речной воды. В 1541 году Кай-фын был даже почти весь разрушен своими собственными защитниками; сделав пробоины в дамбах, с целью потопить войско инсургентов, они не съумели отвратить грозный поток от своих оплотов и погибли почти все, тогда как большинство осаждавших имели время спастись бегством. Кай-фын-фу, который тоже был, с 1280 по 1405 год столицей империи под именем Дун-цзина, или «восточной резиденции», не сохранил ни одного памятника своего прошлого величия: теперь это просто торговый город, который можно сравнить с постоянным ярмарочным полем. Почти все живущие в городе—евреи, составляющие единственную в Китае иудейскую общину, занимаются, как и их соплеменники на Западе, ремеслом золотых и серебряных дел мастеров, торговцев старыми вещами, менял и ростовщиков. Местечко Чжу-сянь-чжэнь, в нескольких километрах от Кай-фына, есть один из главных рынков Китая; в прежнее время его причисляли к четырем важнейшим торговым центрам Срединной империи.

На севере от Желтой реки, город Хуай-цин-фу, расположенный среди обширного сада, который орошается прозрачными ручьями, вытекающими с горы Тай-ё-шань, тоже производит большую торговлю, но по степени торговой важности его превосходит соседнее местечко, лежащее в 18 километрах к северо-востоку, Цин-хуа-чжэнь. Этот «рынок», складочный пункт каменного угля из копей, очень деятельно разрабатываемых в холмах, находящихся на западе, ведет также отпускную торговлю изделиями из железа и стали, фабрикуемыми в Хуай-цине; в этой местности китайская фармакопея достает тигуан, один из наиболее ценимых ею корней. Дорога из Цин-хуа в Тянь-цзинь проходит через большой город Вэй-хой-фу и достигает начального пункта судоходства по реке Вэй-хэ, пристани Танку-чжэн (Tanko outchen), где производится преимущественно обмен каменного угля из Шань-си на уголь из чжилийских копей, и которая служит главным посредником в торговле между Тянь-цзинем и прибрежными местностями Желтой реки. К западу от реки Вэй-хэ, на небольшом притоке, находим город Чжан-дэ-фу, выгодно отличающийся от всех своих соседей образцовым содержанием своих улиц и храмов, хорошим вкусом своих жителей и цветущим состоянием своей промышленности. Дороги в окрестностях этого города, говорит путешественник Оксенгам, так же хорошо содержатся, как лучшие шоссе в Англии.

Торговые города очень многочисленны также и на юге от Хуан-хэ, в обширных равнинах, где извиваются реки Хуай-хэ и её притоки. Важнейший рынок этой области—Чжоу-цзя-коу, построенный при слиянии трех рек, образующих Ша-хэ, к западу от провинциального города Чэнь-чжоу-фу. Местности, на юге от Кай-фын-фу не менее богаты, чем равнины западной Хэ-нани, но они гораздо более пострадали от опустошительного прохода инсургентов тайпингов. От Нанкина до Цзи-наня, пространство, некогда покрытое водами моря, а теперь усеянное озерами, по которому проходит Большой или Императорский канал, было открыто им без всякой защиты, и они разорили все находившиеся там города.

Важнейшие города бассейна Желтой реки, цифра населения которых указывается приблизительно, новейшими путешественниками суть:

Гань-су: Лань-чжоу-фу, по Крейтнеру—600.000 жит.; Цзин-чжоу—160.000 жит.; Си-| нин-фу—60.000 жит.; Пин-лян-фу—60.000 жит.; Гун-чан-фу—50.000 жит.; Чун-синь—10.000 жит.

Шэнь-си: Си-ань-фу, по Рихтгофену—1.000.000 жит.; Хань-чжун-фу—70.000 жит.

Шань-си: Тай-юань-фу, по Вильямсону—250.000 жит.; Пин-яо-сянь—60.000 жит.; Ци-сянь—30.000 жит.; Сюй-гоу—22.000 жит.; Пин-дин-чжоу—20.000 жит.: Пин-ян-фу—15.000 жит.