XVIII. Правительство и администрация Индии.

Королева Англии, торжественно провозглашенная «императрицей Индии» (Кайсар-и-Гинд, Гинд-ка-Кайсар) в равнине Дели, 10 января 1877 года, имеет своим представителем на Полуострове по сю сторону Ганга вице-короля, выбираемого в совете министров; но местопребывание высшей власти, управляющей этою громадною империею, находится в Лондоне. Законодательный акт 1858 года, положивший конец существованию ост-индской компании и передавший непосредственно короне огромные колониальные владения упраздненного торгового общества, вверил непосредственное управление двумя стами миллионов людей, населяющих английскую Индию, совету из пятнадцати членов (council of India), заседающему в Лондоне, под председательством министра по делам Индии. Члены этого собрания назначаются высочайшею властью из лиц, не принадлежащих к составу парламента, на десятилетний срок, который может быть, по соизволению государыни, продолжен еще на пять лет. В отсутствие министра, вице-президент, назначаемый верховною властью, руководит совещаниями и определяет порядок работы в различных комитетах, между которыми разделено управление делами Индийской империи. Присутствие пяти членов в полных заседаниях совета необходимо, чтобы придать совещаниям законную силу.

При вице-короле Индии, или «генерал-губернаторе», состоит совет главного управления из шести непременных членов и одного чрезвычайного члена,—главнокомандующего индийской армии, которые все назначаются высочайшею властью, так же, как губернаторы и наместники-губернаторы различных провинций. Дела «высшего управления» распределены между шестью департаментами—финансов, военный, публичных работ, внутренних дел, земледелия и внешних дел,—и каждым департаментом управляет один из членов совета, имея помощником специального секретаря. Генерал-губернатор оставляет за собою управление иностранными делами; он заведует сношениями англо-индийского государства с Бутаном, Тибетом, Непалом, Кашмиром, Афганистаном, Бирманским королевством и передает свои приказания резидентам, поставленным, в качестве опекунов, при медиатизированных туземных государях; кроме того, он управляет непосредственно, чрез подчиненных ему чиновников, всеми государствами, конфискованными или взятыми временно под секвестр. Представитель императрицы, он пользуется также царскими прерогативами, назначая на два года членов, англичан или туземцев, законодательного совета, в числе, по крайней мере, шести и не более двенадцати; эти члены придаются в помощь членам совета главного управления, чтобы вместе с ними вырабатывать, под наблюдением вице-короля, законы, долженствующие быть примененными к населениям; но никакой важный вопрос не может быть обсуждаем, если не был предложен генерал-губернатором, никакая принятая мера не может вступить в силу, не будучи одобренною им. Все гарантии были приняты, чтобы инициатива исходила свыше. И сам генерал-губернатор не может действовать полновластно, так как все его правительственные акты подлежат рассмотрению английского министерства. Он может обнародовать приказы, имеющие силу закона, лишь в случаях крайней необходимости, и его решения остаются в силе только впродолжении шести месяцев.

В двух «президентствах», Бомбейском и Мадрасском, и в провинции Бенгалии административный режим воспроизводит в своих существенных чертах общегосударственный порядок управления; при губернаторах состоят исполнительные советы из членов, назначаемых от короны, и губернаторы сами назначают известное число членов английских и туземных для разработки законопроектов. Что касается провинций «неурегулированных», т.е. управляемых не по общему положению, каковы Пенджаб, Ауд, Центральные провинции, Ассам, то они управляются без сложных законодательных форм: порядок управления там более военный, чем гражданский. Впрочем, каждая страна или область управляется особенным образом. В то время, как начальники Мадрасского и Бомбейского президентств носят титул губернаторов, начальникам Бенгалии, «северо-западных» провинций, Пятиречья присвоено название наместников-губернаторов, а начальники Ауда, центральных провинций, Ассама, называются главными комиссарами. Административные деления империи не равны по величине и количеству населения. Так же, как графства Англии, индусские провинции разграничены до сих пор так, как их некогда разграничили войны и трактаты; они сохранили свою историческую форму, и, за исключением немногих мест, очертания их не были переделаны сообразно потребностям административной централизации. Чрезполосные пространства, анклавы и эксклавы всяких размеров, рассеяны на окраинах больших провинций, которые некогда были империями или которые теперь еще представляют медиатизированные государства; есть области, как Каттиавар, Раджпутана, Сиргинд, Циссетледж (страна по сю сторону р. Сетледж) и Транссетледж (по ту сторону Сетледжа), близ Симлы, самые подробные карты которых не могут представить сети переплетающихся пограничных линий. Только по местному преданию чиновники, английские или туземные, знают, какие жители им подведомственны; во многих местах бывает даже так, что одно и то же селение принадлежит к двум различным округам; деревни раздроблены на половины, на трети или даже на двенадцатые доли между смежными государствами или провинциями. Остров Цейлон не входит в состав Англо-индийской империи; он присоединен непосредственно к короне; но за то различные другие страны, лежащие вне Полуострова по сю сторону Ганга, зависят политически от вице-короля Индии, этого государя, который, после китайского императора, господствует над самой многочисленной массой людей. Так, Британская Бирмания и даже острова Андаманские и Никобарские составляют, в административном отношении, часть «Бенгалии»; политические агентства, учрежденные в различных странах Передней Азии, в Келате, на персидском берегу, в Маскате, в Багдаде, в Адене и на африканском побережьи в Занзибаре, также подчинены ныне калькуттскому правительству.

Высший корпус должностных лиц, или так называемая «договорная гражданская служба» (covenanted civil service), которому подчинен корпус 1.250.000 служащих всякого ранга, состоит из 928 чиновников, из которых только семеро индусского происхождения. Они разделены на два класса: на чинов администрации и чинов судебного ведомства. Вступая на. поприще государственной службы, молодые люди почти всегда получают поручение составить докладную записку по какому-либо специальному вопросу, для чего им, конечно, приходится изучить язык и обычаи туземцев. После нескольких лет этой подготовительной работы, они окончательно зачисляются на службу, или в администрацию, или в магистратуру. Бывшая ост-индская компания держалась правила, усвоенного и нынешним правительством, иметь лишь небольшое число чиновников, но давать им крупные оклады, взамен тяжелой ответственности: они должны сами наблюдать за действиями своих туземных подчиненных, выбираемых, по большей части, из людей высшей касты, должны поддерживать общественный порядок всеми средствами, какие признают полезными, и обеспечить правильное поступление налогов. Многие округа со стотысячным населением управляются одним англичанином, воля которого не имеет никакого противовеса и который не знает другого судьи, кроме своей совести, чтобы применять законы, отличающиеся страшною строгостью. В собственном Индустане, в Ауде и Бехаре, большое число административных делений образуют группы из 360 деревень: это было традиционное разделение страны, сходное с hundred, или «сотней» англо-саксов.

В последнее время были сделаны некоторые попытки, чисто эмпирические, создать выборные муниципальные учреждения. По закону 1850 года и последующим актам, городам предоставлено право ходатайствовать об учреждении муниципального совета для заведывания общественными работами и попечения о городском имуществе. Но эти советы не выборные. Правительство назначает их, по представлению, из местных чиновников и уполномочивает их взимать налог с каждого дома на покрытие расходов по содержанию полиции и общественных городских сооружений. Вот и все. Впрочем, правительство оставляет за собою право жаловать нотаблям городов и крупным собственникам, мужеского и женского пола, избирательные привилегии для назначения муниципального собрания, в целом его составе или в известной части, но это преимущество всегда даровались только тем городам, где английский элемент сильно представлен; оно даже было взято обратно у некоторых городских общин, как, например, у города Дальгузи, где ни один туземец не захотел пользоваться призрачной привилегией, не дающей ему никакого участия в административной автономии. Один только город Пенджаба, Дармсала, имеет муниципальный совет, всецело образованный на основании выборного начала; четыре другие города той же страны имеют совет, где только часть членов выборные. Во всей Индии муниципальных собраний, составленных из лиц, назначаемых правительством, насчитывается около 850. В 1879 году муниципалитетов было: в Пенджабе 197; в Бенгалии 191; в Бомбейском президентстве 128; в Ауде и «северо-западных» провинциях 107; в Майсуре 78; в центральных провинциях 62; в Мадрасском президентстве 48; в Курге 5; в Бераре 5; в Аджмире 5. Что касается туземных общин, то они терпимы, и правительство даже пользуется ими для целей местной администрации, но оффициально существование их не признано. Избранники народного голосования, обозначаемые под именем панч, или «Пятерых»,—каково бы ни было их число, от 3 до 100,—пользуются неограниченным доверием своих сограждан: «сам Бог пребывает в Пяти», гласит общераспространенная в Индустане поговорка. Во французской Индии с 1880 года, образованы десять полноправных общин: Пондишери, Карикал и деревни их округа, Чандернагор, Янаон, Маге. В этих общинах постановления гражданского кодекса, относящиеся к бракам и к актам о правах состояния, применяются также к туземцам, с некоторыми ограничениями, обусловленными обычаем.

Индусы имеют наклонность к сутяжничеству, которая, впрочем, проявляется в очень мягких формах; за исключением нескольких местностей, где разбойнические нравы еще не вполне исчезли, большинство тяжеб возникает из-за обвинений в краже или мошенничестве, или из споров между владельцами: так, однажды перед трибуналом Пойнт-де-Галля (на Цейлоне) разбирался процесс, где тяжущиеся оспаривали друг у друга 252-ю часть кокосовой пальмы. Долги, которые так легко делать в этой стране, где процветает ростовщичество, взыскиваются с большою строгостью судебным порядком и оплачиваются тюремным заключением; еще не так давно неисправный должник отдавался в рабство кредитору. Этот последний обладал даже очень действительным, почти всегда приводившим к цели, средством заставить заплатить свой долг, или получить, взамен его, особу виновного, живую или мертвую: он отправлялся, по местному выражению, «делать дхарну» у дверей своего должника, с кинжалом или с ядом в руке, угрожая употребить эти орудия смерти против самого себя, или уморить себя голодом. В виду этой страшной угрозы, исполнение которой навлекло бы всевозможные напасти на его жилище, должник по неволе должен был отдать себя во власть кредитора. Индией управляют многочисленные законы и обычаи, и самый искусный юрист с трудом может разобраться в этом лабиринте правовых норм. Индусские традиции, законы Акбара и магометанский шариат служат правилами для туземцев в вопросах, относящихся до брака, усыновления, духовных завещаний, наследства, раздела имущества; кроме того, прецеденты, данные решениями ост-индской компании, были кодифицированы, и каждый год новые законы прибавляются к старым. В виду этих сбивчивых и часто противоречивых доказательств, судья очень затруднился бы произнести приговор, если бы он не был вооружен властью рассекать трудности коротким судом, по собственному убеждению, не будучи обязан обращаться за разрешением сомнений в областные суды и в высший трибунал. Суд производится быстро, и кара налагается суровая; хотя преступления и проступки, пропорционально, менее многочисленны и менее тяжки, чем в странах Запада, смертные приговоры произносятся здесь чаще, и судьи нередко приговаривают преступников к телесному наказанию. Приговоренных к ссылке отправляют в Порт-Блер, где их распределяют, смотря по важности совершенного ими преступления, между различными уголовными колониями Андаманских островов. Среднее население тюрем Индии исчисляется до 120.000 человек, и на эту цифру женщин приходится только, от 5.000 до 6.000; эта пропорция гораздо ниже той, какую представляют тюрьмы Западной Европы. Осужденные индусские преступники вовсе не возбуждают презрения в глазах людей, живущих на свободе; они не теряют своей касты и легко находят случаи жениться и получить место, когда опять вступят в гражданскую жизнь: все извиняют их, как извиняют они сами себя, сваливая постигшую их беду на злую судьбу. Впрочем, они принимают несчастие тюремного заключения с замечательным равнодушием: «человек, обокравший компанию, походит на жениха», гласила одна старинная пословица, не утратившая своего значения и при нынешнем порядке вещей.

Уголовная статистика Индии за 1878 год: Постановлено приговоров—1.162.535; в том числе: оправдательных—365.648; присуждающих к смертной казни—743; присуждающих к ссылке—2.103; присуждающих к тюремному заключению—249.210; присуждающих к телесному наказанию—75.223.

Вооруженная сила, которою располагает англо-индийское правительство, кроме своих 200.000 полицейских чинов, состоит из туземных войск и из английских полков. До восстания сипаев, европейские солдаты составляли только четвертую часть армии, теперь же они представляют около трети. Численность индийской армии в 1896 году:

Английских войск—73.668 человек; туземных войск—239.758 человек.

Действительная численность, или наличный состав вооруженных англичан, которые держат в повиновении слишком четверть миллиарда людей, не превышает 50.000 человек; вместе с туземными полками общая цифра военных сил простирается до 150.000 солдат. Численная слабость армии свидетельствует о нынешней безопасности правительства и, может быть, еще более о принципах экономии, которыми оно руководится. По отчету об исполнении бюджета за 1895—96 финансовый год, расход на сухопутную армию составлял 254.995.060 рупий. Совокупность войск на жалованьи Англо-индийской империи не превышает трети армии, которую она содержала в 1856 году, в эпоху, когда цифра народонаселения была на несколько десятков миллионов душ меньше нынешней; тогда общая численность гарнизонов, без английских солдат, простиралась до 280.000 человек. Но благодаря железным дорогам, нынешния военные силы, относительно так слабые числом, могут быть быстро сосредоточиваемы и направляемы на пункты, которым угрожает опасность: уменьшение численности более чем вознаграждено увеличением скорости движений.

Хотя туземцы более многочисленны, чем англичане, в рядах полуостровной армии, однако, были приняты все предосторожности, чтобы материальное превосходство, происходящее от более сплоченной организации, принадлежало европейским войскам. Во-первых, аудские браманы, составлявшие, до восстания сипаев, один из главных элементов армии, теперь допускаются лишь в небольшом числе между новобранцами; из волонтеров всего охотнее принимаются на службу пенджабские сейхи, патаны и рогиллы из верхней равнины Ганга, раджпуты, непальские гуркасы. Туземные полки, которым благоразумно оставили лишь слабую артиллерию, были разделены на три армейских корпуса, различные по организации, по происхождению и даже по языку большинства солдат: эти три армии—бенгальская, бомбейская и мадрасская. В первой говорят преимущественно индустанским и бенгальским наречиями, во второй—маратским и гудзератским, в третьей—телугским. Таким образом, эти три корпуса не имеют между собою никакой связи по национальности, языку, любви к отечеству, и касты, входящие в их состав, сгруппированы таким образом, чтобы они взаимно уравновешивались и нейтрализировались в случае каких-либо внутренних раздоров. Ныне, в силу закона 1 апреля 1895 г., индийская армия делится на четыре корпуса (пенджабский, бенгальский, бомбейский и мадрасский), из которых каждый состоит частию из английских, частию из туземных войск. Туземные солдаты соединены в одну армию только европейскими офицерами, которые командуют ими. Все офицеры из индусов или магометан начинают службу в рядах английских полков, для того, чтобы привыкнуть там к дисциплине и перенести к своим землякам нравы британской армии. Большинство солдат нанимается на продолжительный срок или даже на все время силы возраста, после чего они имеют право на пенсию. Почти все люди мадрасской армии и большая часть людей бомбейской армии могут жениться, и их жены, дети, даже родственники сопровождают их в лагерь. От этого происходит то, что кантонементы превращаются в настоящие военные города, где каждый офицерский дом окружен бараками, занятыми многочисленной прислугой; иной кантонемент, как, например, Сикандерабадский, раскинулся на пространстве 50 квадратных километров. Со времени сипайской войны комплектование армии становится все более и более затруднительным; не всегда находят достаточное число наемников, удовлетворяющих требуемым условиям, и побеги солдат часты: средним числом, насчитывают от семи до восьми тысяч случаев дезертирования в год.

Индийская армия, как ни малочисленна она, могла бы быть еще гораздо более уменьшена, если бы правители не имели надобности наблюдать за туземными государствами и иметь войско, которое уравновешивало бы их военные силы; правда, эти последние содержатся туземными государями почти только для того, чтобы придать более блеска своим празднествам и чтобы увеличить свой престиж в глазах толпы, но все-таки нельзя игнорировать их существования, и если бы они не удерживались в бездействии превосходящими их и лучше организованными силами, то те, кто ими командует, легко могли бы поддаться искушению дать им более серьезную роль. Слишком 150 медиатизированных государств, не считая Непала, имеющих вместе население в 70 миллионов душ и годовой доход в 400 миллионов франков, располагают армиями, номинальный состав которых простирается до 300.000 людей, с 65.000 лошадей и 5.250 артиллерийских орудий. Один только из туземных государей, низам Гайдарабадский, имеет 37.000 пехоты, 8.200 кавалерии, 724 пушки. Оттого английское правительство решило ограничить на будущее время число солдат, содержимых вассальными государями, запретить им введение в войске усовершенствованного оружия и регулярно инспектировать их пороховые заводы и арсеналы. Оно хотело бы сделать из этих потомков государей крупную земельную аристократию, в роде английских лордов, и не пренебрегает никакими заботами, чтобы воспитывать молодых князей, управлять их имениями и давать им политическое воспитание сообразно с интересами Англии.

В сравнении с финансовым состоянием большинства европейских государств, положение Индии относительно хорошо. Одной пятнадцатой дохода достаточно для уплаты годовых интересов государственного долга, тогда как Англия и Франция должны каждая платить по долгам целую треть своих доходов, но, пропорционально, жители Индии гораздо беднее: «один пенни налога,—говорит английский экономист Фаусет,—составляет для индуса такое же тяжелое бремя, как фунт стерлингов для англичанина». Распределенный равномерно между всеми жителями, весь налог представляет только 8 франков, а государственный долг только 19 франков на душу населения; но эти суммы, столь ничтожные сами по себе, могут быть приобретаемы миллионами индусов лишь неделями и месяцами труда, ибо годовая ценность производства Индии, исчисляемая в 8 или 10 миллиардов, не достигает даже 40 франков на каждого жителя. В индийском долге стоимость подавления большего восстания сипаев исчисляется почти в один миллиард. Последняя афганская война стоила 540 миллионов франков.

Главным источником государственных доходов служит поземельный налог, или, лучше сказать,—как выражаются теоретики верховного права государства,—доля, которую индийское правительство, преемник предшествовавших правительств, предоставляет себе брать из годового дохода с государственного имущества, которое ему благоугодно отдать в оброчное пользование. Смотря по округам, эта доля уплачивается казне либо, как в Бенгалии, генеральными арендаторами (земиндарами), которые и являются истинными владельцами земли, либо, как в «северо-западных» провинциях, сельскими общинами, связанными круговою порукой всех своих членов, либо, наконец, непосредственно земледельцами; последняя система преобладает в президентствах Мадрасском и Бомбейском. Очень обширные пространства земель принадлежат, освобожденные от всякого налога, служителям храмов и мечетей; так, правительство учредило косвенно бюджет вероисповеданий. Общая сумма поземельного налога, «который никогда не должен превышать двух третей чистого дохода земледелия»,—тогда как, по закону Ману, он составлял только шестую часть дохода,—простирается, средним числом, до 550 миллионов франков, составляя около трети бюджета.

В 1895—96 финансовом году обыкновенных доходов поступило 983.701.670 рупий; израсходовано 968.361.690 рупий. Бюджет на 1896—97 год: приход—976.207.000, расход—971.576.000 рупий.

Государственный долг к 31 марта 1896 г.: консолидированный—2.176.926.600, неконсолидированный—146.463.680, всего 2.323.390.280 рупий.

Соляная монополия и налог на опиум приносят казне сотни миллионов дохода. В 1895—96 г. первая дала 88.618.450, а второй 71.239.220 рупий валового дохода. Годовое потребление соли в английской Индии превышает миллион тонн. Продажа опьяняющих напитков сдается казной на откуп.

Англо-индийское правительство не следует в своей финансовой политике тем же принципам, как правительство метрополии; наследник ост-индской компании, оно сохранило некоторые торгашеские привычки последней и делает конкурренцию коммерсантам, что подает повод к частым нареканиям со стороны купечества. Не только казна, благодаря своим монополиям, является единственным в империи торговцем солью и опиумом, она в то же время владелица каменно-угольных копей, находящихся в соседстве с железными дорогами Бенгалии, и может продавать минеральное топливо по более дешевой цене, чем частные компании.

Англия поставила себе задачей, говорят её государственные люди, цивилизовать индусов и постепенно поднять их на степень свободных людей; но пока, в ожидании, когда исполнится это дело, богатая Великобритания живет на счет бедного Индустана: младшие сыновья английской аристократии являются паразитами своих подданных, несчастных райотов. Не говоря уже о миллионах, употребляемых ежегодно на удовлетворение в самой Индии расходов английских правителей, на содержание армии и нескольких военных кораблей, немаленькая сумма, вариирующая от 360 до 450 миллионов франков, посылается еще каждый год в Англию, как причитающаяся доля на покрытие расходов британского правительства. С 1857 по 1882 г. целых девять миллиардов франков были таким образом взяты с производства Индии в пользу её завоевателей.

Но эта громадная империя южной Азии, обладание которою гораздо более важно для личных интересов богатых английских семейств, чем для торгового благоденствия Великобритании, останется ли политически зависимою от нации, относительно малой числом, которая живет на этом тесном острове, в северо-западном углу Европы? Ни одна историческая проблема не имеет более важного значения. Так называемый «восточный вопрос», который уже столько раз потрясал мир и который стоил жизни стольким миллионам людей, есть не более, как прелюдия азиатского вопроса; раздел Турции—это сущие пустяки в сравнении с разделом Старого Света.

Во-первых, не подлежит сомнению тот факт, что англичане не могут рассчитывать, для сохранения своего владычества, на искреннюю привязанность своих индийских подданных к политическому режиму империи. Владея Индией слишком сто лет, они остались до сих пор такими же чужеземцами, какими были в первый день завоевания, хотя железные дороги и пароходы сократили на девять десятых расстояние между двумя странами. Соплеменники ли они или нет, происходят ли или нет от одних и тех же арийских предков, живших в Бактриане или в какой-либо другой стране центральной Азии, индусы и англичане не симпатизируют друг с другом. Человеческий скот, работающий на плантациях, не любит своих господ, да и те обыкновенно не скрывают своего презрения к толпе порабощенных ниггеров (чернокожих). По народному выражению, «британец и туземец соединяются, как масло с водой». Известно,что в эпоху великой борьбы между англичанами и французами, последние были гораздо более любимы индусами, да и теперь еще в том, что осталось от французской Индии, стена, разделяющая коренных жителей и европейцев, далеко не так высока, так в британской Индии. Какая причина этого контраста? По мнению английских писателей, вероятно, несправедливому, она заключается в том, что французы, будто бы, имеют «фатальную наклонность ориентализоваться», т.е. превращаться в восточных человеков; они, яко бы, унизились до уровня индуса. Как бы то ни было, редко бывает, чтобы англичане давали себе труд близко ознакомиться с толпой, которою они управляют с такой выси; важнейшие явления национальной жизни, которая кипит под ними, часто остаются неведомыми или представляются им в ложном свете заинтересованными брамами. До сих пор еще не знают даже истинной причины восстания сипаев, которое, в 1857 году, так серьезно угрожало сохранению британского господства. Иностранный резидент, окруженный своими земляками, создавший себе целую маленькую Англию, видит в форме каких-то неясных теней весь этот разноплеменный люд, который копошится кругом него. Он не знает, каковы их чувства, их мысли, их страсти. Стоит ему привлечь на свою сторону тщеславных бабу, нескольких бомбейских парсов, тоже чужеземцев, и раджей, получающих щедрую пенсию, и он воображает уже, что приобрел симпатии нации. Но в каком из своих необъятных владений завоеватель успел примирить с собою жителей, сделать из них англичан сердцем, если не по расе? А между тем, это первое условие истинного политического соединения. Таким образом, британское господство в Индии представляется шатким, не потому, чтобы туземцы могли сплотиться воедино против чужеземных завоевателей, если только режим каст не будет ниспровергнут революцией, более глубокой, чем какими были буддизм и кабиризм. Индусы слишком разделены на непримиримые между собою классы, чтобы они могли вырости до идеи отечества и добиваться общей независимости; деспотизм есть режим, который «всего менее разъединяет» индусов, но они охотно переменили бы господ: перейти из одного рабства в другое кажется порабощенным чем-то в роде свободы.

А затем, разве не имеет каждый народ нравственных рессурсов, неведомых ему самому, которые вдруг обнаруживаются под влиянием внешних событий? Хотя касты почти всегда живут в совершенной разобщенности, отказываясь от всяких взаимных сношений, однако, бывали случаи, когда они соединялись без всякого предварительного соглашения. В 1877 году, вследствие безобразий, которые полиция позволила себе в отношении кулиев, работа прекратилась точно по мановению волшебного жезла на всех набережных и в порте Бомбея: кипучая торговая жизнь города вдруг остановилась. Никогда в Европе не видывали стачки, столь единодушной в своих требованиях, столь быстрой в своих действиях. Не могут ли люди всякой касты, индусы и магометане, в один прекрасный день примириться и соединиться таким же образом против чужеземца, который господствует над ними?

Итак, англичане только силой и обаянием своего имени могут сохранять обладание Индией; но требуется не только удерживать за собою страну, но еще и оберегать дорогу к ней от всякого внешнего нападения; единственные опасные враги—не будущие инсургенты, индусские или магометанские, а державы, владения которых окаймляют путь в Индию. В прежния времена, когда средства сообщения сухим путем были затруднительны и когда все пространство, заключающееся между центральной Европой и Индустаном, было непроходимо для армий, даже почти заперто для торговых экспедиций, дорога в Индию шла вокруг африканского континента, и борьба из-за первенства должна была вестись на самом Полуострове; так, голландцы и португальцы оспаривали друг у друга Индийскую империю, а столетие спустя англичане воевали с французами из-за обладания Бенгалией и Деканом. Эта первая дорога по океану осталась в руках англичан, которые владеют Мысом Доброй Надежды, Наталем, островом св. Маврикия и которые под чужим именем командуют в Занзибаре. Но прямой путь по Средиземному морю получил более важное значение, чем путь океанский, и с конца прошлого столетия снова возгорелась борьба между Францией и Англией из-за покорения Египта, промежуточного этапа между Западной Европой и Полуостровом по сю сторону Ганга. После восьмидесяти лет перипетий, вопрос опять решился в пользу Англии, и теперь прямой морской путь защищен грозными британскими твердынями, Гибралтаром, Мальтой, Александрией, Аденом.

Но самые эти завоевания обязывают Великобританию к новым завоеваниям. В близком будущем морские пути окажутся недостаточными и значительно утратят свою важность в сравнении с железными дорогами, которые направятся по диагонали Старого Света через Константинополь, Герат и Дели. Вот почему англичане наиболее приблизили свои гарнизоны к северо-западному углу своей Индийской империи, к тому пункту, где будет оканчиваться этот магистральный железный путь—вот почему они основали там наибольшее число укрепленных лагерей и цитаделей, каковы Фирозпур, Лудиана, Джалландар, Лагор, Атток у перехода через Инд, Пешавер у входа в дефилеи Кабулистана. Уже много раз армии Индии должны были всходить на плоскогорья запада, чтобы попытаться начертать там «научную границу», и английские дипломаты оспаривают Персию у дипломатов русских. Грядущие события отбрасывают перед собой тень, и уже можно видеть в перспективе будущего Англию, вынужденную вновь потребовать себе тот протекторат над Азиатскою Турцией, который султан уже согласился предоставить ей, но воспользоваться которым не позволила ревность европейских держав. Ей уже недостаточно будет с занятого пока поста на Кипре наблюдать за соседним морским берегом. Не понадобится ли ей овладеть также плоскогорьями Анатолии, сделаться, в долине Евфрата, непосредственною соседкой Русской Империи, которая уже присоединила к своим владениям истоки великой реки? Не поставит ли ее это соседство в необходимость выставить свои передовые гарнизоны внезапным нападениям целых армий, выходящих из укрепленных лагерей Закавказья?

Но если даже Англии удастся создать себе неодолимую границу на протяжении 3.000 километров вдоль русских владений, то кому принадлежит вся европейская часть диагонали будущих сообщений между Великобританией, Индией и Австралией, как не Германии, Австрии, дунайским наследникам Турции? Чтобы сохранить за собою пользование магистральным путем, гордый Альбион не будет ли вынужден искать себе опоры в союзах, а союзники могут ли быть найдены без тяжелых вознаграждений, которые в такой же мере уменьшат его престиж над народами Азии? Дальновидные английские дипломаты хорошо понимают грозящую опасность и чувствуют, как тяжело наследство, оставленное им ост-индскою компанией. «Каждый раз, когда я слышу,—говорит Грант Дуфф,—о корабле, плавающем сквозь туман в мелях Ньюфаундленда, посреди ледяных гор, мне невольно приходит на мысль наше управление Индией». Для того, чтобы Великобритания могла рассчитывать на будущее, нужно было бы, чтобы её прогресс в численности народонаселения, в богатстве, в могуществе превосходил прогресс соперничающих с нею государств, лежащих на будущем пути в Индию. Но этого нет, как показала история последнего тридцатилетия.