XII. Западная покатость плоскогорий и Гатских гор, Барода, Кандеш, Конкаи

XII.

Западная покатость плоскогорий и Гатских гор, Барода, Кандеш, Конкаи.

Естественная область, относительно небольшого протяжения, орошаемая реками Нарбада и Тапти в нижнем их течении и ограниченная на востоке краевою цепью Гатских гор, до того пролома, где проходит река Гангавали, есть одна из наилучше разграниченных стран Индии. На востоке поднимается стена Гатских гор, правда, не очень высокая и легко доступная по уступам, от которых она и получила свое название (гат—лестница), но проводящая своим хребтом совершено определенный рубеж между двумя климатами, двумя флорами, двумя родами почвы и местности, двумя способами земледельческой культуры, двумя цивилизациями. Только на севере, населения Конкана, вырываясь на простор из своего узкого морского прибрежья, видят открывающиеся перед ними довольно широкия равнины, по которым извиваются две параллельные большие реки, вытекающие из центрального плоскогорья. Часто эти потоки, наводняя всю низменную область, тоже становятся естественными границами; но в обыкновенное время их долины, как и долины их притоков, дают легкий доступ к внутренним возвышенностям; там, именно в углу, образуемом Камбейским заливом, начинается исторический путь, соединяющий западный берег Индии с бассейном Ганга и Джамны; там должен был, до постройки современных искусственных путей сообщения, производиться обмен произведений северных равнин на товары, привозимые иностранцами. Эти воды индийского берега опасны, и несмотря на то, корабли знали дорогу туда с незапамятных времен. Стесненные в своих узких равнинах морского прибрежья, у подножия уступов или террас, поднимающихся к бесплодному Декану, прибрежные жители естественно должны были обращать взоры к Аравийскому морю и вступить в торговые сношения с противоположными берегами. Сокровища, добывавшиеся посредством торговли или морского разбойничества, скоплялись в приморских городах Конкана; но, имея вокруг себя слишком маленькую, узкую территорию, города эти не сделались столицами империи: они подпадали под власть чуждых завоевателей гораздо чаще, нежели сами давали властителей соседним странам. Впрочем, большая длина области «Берегов», или Конкина, естественно должна была прерывать его единство. Еще и в наши дни сохранились, под верховною властью Англии, десятки маленьких туземных княжеств на этой части индийского берега. Кроме этих мелких туземных государств и округов, непосредственно подвластных британскому правительству, довольно значительная территория принадлежит еще португальцам, которые первые из европейцев высадились на полуостров Индии.

Пространство и население покатости Гатских гор в Бомбейском президентстве:

		Пространство в кв. килом.	Население в 1872 г.	Километр. население
Английские владения
51.200 кв. кил. 3.991.175 жит.	Конкан	37.000	3.259.775	88
51.200 кв. кил. 3.991.175 жит.	Кандеш	14.200	734.400	52
Туземные государства
37.493 кв. кил. 3.071.360 жит.	Барода	20.720	2.100.000	101
Другие медиатизированные государства		16.773	971.360	58
Португальские владения
3.653 кв. кил. 495.533 жит. (81 г.)	Гоа	3.270	445.449	138
3.653 кв. кил. 495.533 жит. (81 г.)	Даман	383	50.084	149

Большинство европейских путешественников, видящих Индию в первый раз, пристают к её берегам у западнаго склона Гатских гор. На всем Полуострове нет более красивой местности; сойдя с корабля, путешественник вступает в чудную, волшебную страну. Горы, подернутые синеватою дымкой, ограничивают горизонт своим гребнем, линия которого там и сям прерывается брешами; внизу, под голыми каменными кручами гор и длинными зеленеющими откосами, расстилается береговая равнина, еще ярче зеленеющая, которую мысы делят на неравные бухты; города, на половину закрытые деревьями, вздымают над массой зелени верхушки своих башен, а у самого берега, всегда окаймленного белою полосой пены, группы стройных пальм наклоняют свои веерообразные кроны над хижинами туземцев. Море усеяно разнообразными судами, то приближающимися вереницей к портам, то отплывающими в разные стороны беспредельного водного пространства.

Ущелья реки Тапти совершенно отделяют горы Сатпура от Гатской цепи, хотя с берега моря эти горные хребты кажутся составляющими один непрерывный вал. Гряда Сатпурских гор постепенно понижается от хребта к хребту и оканчивается, на востоке от Баруча, небольшими горками, которые искатели агатов и сердоликов разрыли во всех направлениях. На юге от реки Тапти, Гаты в собственном смысле, или Сагиадри, начинаются холмами, около 600 метров высоты, расположенными в виде параллельных гряд, ориентированных от запада к востоку, но соединяющихся своими западными оконечностями, чтобы образовать со стороны морского прибрежья правильный ряд крутых склонов. Эта высокая внешняя стена Гатских гор принимает в начале, от Тапти до Бомбейского Конкана, направление с северо-востока на юго-запад, затем на юге она тянется параллельно морскому берегу. Очевидно, эти две линии, хребет Гатских гор и черта нынешнего побережья, произошли от одного и того же движения земной поверхности и должны быть рассматриваемы как геологические явления одного и того же порядка. Крутые трапповые склоны, которыми оканчиваются, со стороны моря, Гатские горы, суть не что иное, как древние береговые утесы, о которые ударялась морская волна до общего поднятия страны, имевшего место, вероятно, в третичную эпоху. Один вид пресноводных моллюсков, из рода cremnoconchus, населяющий ручьи в собственно Гатских горах, представляет такое близкое сродство с индусскими формами морского рода littorina, что зоологи приписывают ему то же самое происхождение; по всей вероятности, он происходит от видов, населявших основание утесов гор Сагиадри, когда утесы эти еще омывались водами моря.

Пласты Гатских гор, по крайней мере, между Суратом и Гоа, состоят единственно из залегающих один на другом застывших потоков лавы; равнины, расстилающиеся у их подошвы, тоже были некогда покрыты слоем лавы, толщина которого доходила до 1.000 и даже 1.200 метров, но который с течением времени был постепенно смыт водами рек и океана, а также действием дождей. Геологи долго искали без успеха какие-нибудь следы тех могучих кратеров, из которых некогда выливались столь значительные массы лавы, представлявшие объем гораздо больше объема такой громадной цепи гор, как Пиренеи; наконец, в нижней области, все верхние слои которой давно уже смыты водами, распознали бывшие жерла извержения. К востоку от Бомбея, в центре амфитеатра скал, который образуют Гатские горы, как половину огромного кратера, возвышаются многочисленные круглые пригорки, представляющие впадину на вершине и по большей части поросшие деревьями: это и есть те вулканические отверстия, из которых когда-то вылетали столбы пепла или камней. Трапповые стены, устоявшие против разрушительного действия непогод, перерезывают равнины по прямой линии и взаимно пересекаются во всех направлениях между горками потухших вулканов; они обозначают трещины, чрез которые выливалось расплавленное вещество.

Гаты, или проломы, прерывающие горную цепь через известные промежутки, понятно, получили исключительную важность, как места прохода дорог, посредством которых жители морского прибрежья поддерживают сношения с обитателями нагорья. Через Тальгат или Касара-гат, находящийся к северо-востоку от Калиана, проходит большая дорога и рельсовый путь из Бомбея в Калькутту; порог, на который железная дорога взбирается рампами в 27 миллиметров на 1 метр, лежит всего только на высоте 583 метров. Другой проход, Бор-гат, который прежде обыкновенно называли «ключом к Декану», еще ниже предъидущего; он имеет всего только 548 метров высоты, но железная дорога, восходящая по его крутым скатам, чтобы соединить Бомбей с Мадрасом, должна взбираться более крутыми подъемами и даже образовать площадки возврата, чтобы достигнуть вершины перевала. Когда локомотивы не ходили еще через Альпы, Скалистые горы, Анды, железная дорога, проведенная через Бор-гат, считалась одним из замечательнейших произведений современной индустрии. На юге от этой горной бреши, через другие гаты проложены еще только тропы или колесные дороги; но эти проходы очень многочисленны; на приморской покатости Гатских гор нет ни одного города, ни одной деревни, которые не сообщались бы со станциями нагорья. Все эти ворота ревниво охраняются гарами, или крепостцами, черные стены которых высятся на черных скалах. Некоторые из этих крепких замков окружены пропастями, и люди гарнизона могли проникать туда не иначе, как по лестницам, высеченным в живой скале, или по скрытым галереям.

На юге Конкана, Гатские горы, господствующие над равнинами туземного государства Савантвари и португальскими владениями Гоа, всего более походят на крутой скалистый берег моря, выдвинутый там и сям, в виде мысов, и перерезанный многочисленными узкими долинами или оврагами. Во многих местах обращенный к морю край плоскогорья изрезан тысячами иссечений, напоминающих фьорды норвежского берега; поднимаясь из равнин прибрежья, сначала вступаешь в лабиринт оврагов, затем после последнего крутого подъема между двумя стенами дефилея, вдруг очутишься на ровной, однообразной поверхности Деканского плоскогорья, где только там и сям возвышаются маленькия горки и незначительные холмы. Но на юге от Кельгата, между Гоа и Дарваром, трапп исчезает, сменяемый гнейсами, слюдяными сланцами и другими метаморфическими породами. Горы принимают совершенно другой вид; крутояр не имеет уже столь отчетливых граней, и гребень его не составляет уже точной линии водораздела между покатостью Бенгальского залива и покатостью Аравийского моря; с той и другой стороны горной оси переход совершается незаметно, без внезапного контраста между формациями, растительностью и земледельческими культурами; даже можно сказать, что система Гатских гор совершенно прерывается долинами рек Каоли и Гангавали, которые берут начало на восточной стороне Гатов и, перерезав цепь этих гор, спускаются к западному берегу.

Между Тапти и Каоли, реки Конкана, запертые в узком пространстве, заключающемся между крутым спуском Гатских гор и морем, т.е. в полосе прибрежья шириной около пятидесяти километров по прямой линии, не могут иметь значительного, по длине, течения, и большинство их спускаются с гора, прямо к морскому берегу, не получая других притоков, кроме простых ручьев. Однако, обилие дождей, выпадающих, на западной отлогости Гатских гор, в количестве от 4 до 7 метров, дает во время дождливого сезона значительную важность этим горным потокам, и многие из них катят тогда такую массу воды, что их можно сравнить с большими реками Европы. Почти все они изливаются в море широкими заливообразными устьями, или лиманами, в несколько километров ширины; в период муссона волны моря проникают внутрь материка через эти устья, и отлив уносит далеко в море твердые частицы, увлекаемые речным течением. С этой стороны Полуострова не могут образоваться дельты, постепенно выдвигающиеся в область вод, как дельты восточного берега, в устьях Мага-Надди, Годавери, Кистны, Кавери; даже Нарбада и Тапти, которые, однако, несут в море такую огромную массу воды во время сезона дождей, не имеют дельт. Вычислено, что количество твердых частиц, ила, песку и т.п., увлекаемое течением Нарбады и других больших рек в Камбейский залив в период дождливого муссона, было бы достаточно, чтобы засыпать всю эту бухту впродолжении около десяти столетий, если бы эти речные наносы не подхватывались морскими течениями, которые разносят и отлагают их по дну океана и у берегов Малабара, Лакедивских и Малдивских островов; много-много что одна сотая доля речных наносов остается на мелях Камбейского залива. Если бы дно Аравийского моря поднялось вдруг метров на двадцать, мы увидели бы на месте этого залива дельту, разветвляющую свои рукава, как ветви опахала: образующиеся во время прилива фарватеры, отделенные один от другого мелями, известными под именем Малакских, превратились бы в лиманы, неглубокия места морского дна—в равнины; но географические черты не изменились бы: нигде не существует более правильной подводной дельты. Равнины, окаймляющие Нарбаду и Тапти в области морского прибрежья, и которые теперь находятся во многих местах на уровне, далеко превышающем уровень самых высоких разливов, вероятно, суть не что иное, как пространства бывшего морского дна, выступившие из-под воды вследствие общего поднятия страны. Движения почвы подняли береговые утесы собственно Гатских гор, или Сагиадры, гораздо выше уровня морских волн, которые некогда ударялись об их основание. Во многих местах морского берега следы поднятия почвы очевидны: бывшие плоские песчаные берега, покрытые морскими раковинами, принадлежащими к ныне существующим видам, встречаются на некотором расстоянии во внутренности материка; в других местах находят морские глины, содержащие корни деревьев, называемых корнепусками, источенные фоладами. Но период поднятия прекратился, уступив место противоположному движению, или, может быть, происходили местные оседания, потому что на многих пунктах прибрежья были наблюдаемы факты, доказывающие неопровержимым образом понижение уровня почвы. Так, город Бомбей, сам построенный на острове, поднятом и соединенном с другими островами посредством выступивших из-под воды порогов, прилегает на востоке к бывшему морскому берегу, теперь покрытому слоем воды в 4 метра толщины, где находятся еще на месте корни погрузившагося в море леса.

Население Конкана и всей западной покатости хребта Сагиадри, или собственно Гатских гор, слишком давно уже находится в сношениях с остальным миром, чтобы аборигены, или первобытные жители, могли сохраниться в стране до нашего времени. Нынешние обитатели края, индусы, магометане, парсы, иностранцы, группируются не в племена или кланы, но в касты или в классы, и идиомы, которыми они говорят, все имеют богатую литературу. На севере преобладающие диалекты—гудзератский, маратский, с его различными местными говорами, конканский и гоадезский. Эти два языка, происходящие от санскритского корня и употребляющие одно и то же «божественное письмо», нагари, были усвоены населениями иноземного происхождения, которые теперь живут в крае. На юге от португальской колонии Гоа, господствующий язык принадлежит к другой глоссологической области: это канарийский, или каннадский диалект, дравидийского происхождения, с особенным письмом, которое походит на письменные знаки наречия телугу. Границы этого диалекта и арийских языков обозначают этнологический рубеж между южной Индией и остальным Полуостровом.

Из всех иноземных рас, поселившихся в городах Кокана, раса парсов заняла самое высокое место в социальной лестнице, наряду с английскими властителями страны; как показывает самое их название, они персидского происхождения и ведут свой род от последователей Зороастра, которые, чтобы избегнуть лютой смерти во время магометанского нашествия, принуждены были удалиться из своего отечества. Сначала парсы поселились на острове Ормуз, где они занялись преимущественно торговлей, подготовляя таким образом, до прибытия португальцев, то цветущее состояние, которого достиг впоследствии этот складочный пункт морей Индии. Но им пришлось покинуть и это убежище и искать себе приюта на полуострове Каттиавар, где они мало-по-малу распространились в торговых городах морского прибрежья. Несмотря на все преследования, они обогатились, благодаря связывающему их духу солидарности, и теперь парсы, живущие в Бомбее и в других портах морского берега, без сомнения, превосходят числом тех несчастных беглецов, которым удалось спастись от мусульманского меча; в то время, как общины парсов, живущих в отдаленных округах Ирана, состоят едва из четырех или пяти тысяч душ, они заключают теперь, по меньшей мере 80.000 лиц в Англо-индийской империи, включая сюда и торговые колонии, основанные под британским флагом во всех портах крайнего Востока. В 1872 году парсов насчитывалось:

в Бомбейском президентстве—66.498 д.; в государстве Барода—7.238 д.; в государстве Бенгалии—1.123 д.; в Дамаоне—170 душ.

Пропорционально своему числу, парсы сосредоточили в своих руках долю капиталов, далеко превышающую долю всех других национальностей, представленных в Индии. Некоторые из их банкиров принадлежат к самым могущественным финансовым тузам во всем свете и заправляют большею частью крупных предприятий в Бомбее; даже в Лондоне можно встретить великолепные здания, обязанные своим происхождением щедрости парсов-миллионеров. Забыв основательно свой древний язык, зендский, и не понимая даже смысла своих молитв, парсы, говорящие теперь единственно гудзератским и английским диалектами, сохранили и от своей религии только одни символы и формулы. Они поклоняются солнцу и огню, и подобно памирским галчам, заботливо соблюдают правило, чтобы никогда не гасить пламя посредством задувания, считая свое дыхание нечистым; большинство их сохранило свой старинный костюм, даже высокую, загнутую на бок, шапку, покрытую клеенкой; но некоторые церемонии, как, например, омовения в коровьей моче, уже вышли из употребления. Мало-по-малу, культ парсов или парсизм преобразовывается в неопределенный деизм и в кодекс нравственности, который главными добродетелями признает благотворительность и правдивость; между парсами, английскими унитариями и индусскими сектаторами брамасамаджа нет никакой существенной разницы в религиозном отношении, кроме разницы форм. Что всего яснее отличает первых, т.е. парсов-огнепоклонников, в глазах толпы—это их погребальные обряды. В Бомбее, так же, как в Карачи и во всех городах, где находятся их общины, существуют дахмы, обыкновенно называемыя «башнями молчания»: это погребальницы, на верхушку которых кладут покойников, выставляя их таким образом на съедение коршунам: разлагающееся человеческое мясо, по верованию парсов, не должно осквернять ни земли, ни воды, ни особенно огня, стихии по преимуществу священной. Смертные останки человека, пожираемые хищными птицами, тотчас же вступают опять в вечный круговорот жизни.

Потомки смешанных португальцев, поселявшихся в портовых городах Конкана в эпоху завоевания, далеко не занимают такого счастливого положения между народностями морского берега, как парсы. Однако, и между ними есть такие, которые образованием или богатством открыли себе двери в европейское общество; большинство этих метисов, канцелярские чиновники, писцы, переводчики, служат посредниками европейцам и туземцам. Негры-невольники, которых португальцы привозили в свои колонии из Африки, тоже оставили после себя потомство, которое разнообразно смешалось с детьми других чернокожих, пришедших, как морские разбойники, с Сомальского берега. Очень многие семейства приписывают себе также абиссинское происхождение. По преданию, один эфиопский купец получил, в 1489 году, позволение выгрузить триста ящиков на берег острова Джанджира, находящагося в 75 километрах к югу от Бомбея. Каждый из этих ящиков содержал в себе солдата. Эти триста человек овладели островом и укреплением на соседнем берегу материка и вскоре образовали республику пиратов. Сделавшись могущественными, джанджирские абиссинцы стали союзниками королей и императоров; при императоре Ауренгзебе им было поручено принять под свое покровительство порт Сурат и магометанских пилигримов, предпринимающих паломничество в Мекку: княжеские фамилии острова Джанджира и Джаффарабада, в Каттиаваре, производят свой род от этих смелых завоевателей пятнадцатого столетия. Сами они называют себя хабши, но обыкновенно их смешивают, под именем сиди, или «господ», с туземцами африканского происхождения.

Другие магометане этого края, почти все сунниты, заключают, в своих рядах, кроме индусов, некогда обращенных в ислам добровольно или непринужденно, афганцев, персиян, турок арабов. Купцы этой религии соединены в отдельные корпорации, называемые борах, ходжах, мемон, и ведут торговлю преимущественно с портами Персидского залива, Красного моря и восточного берега Африки. Индусские негоцианты, или баниах, часто называемые заграницей баньянами, торгуют с теми же странами; их можно встретить во всех портах африканского прибрежья, особенно в Занзибаре. В самом Бомбее они делятся на два класса, смотря по происхождению: одни—баниахи в собственном смысле, уроженцы Гудзерата; другие—те марвары из Раджпутаны, которые монополизировали движение торгового обмена во многих местностях Индии.

Город Барода, самый многолюдный во всем южном Гудзерате, расположен на обоих берегах речки Висвамитри, маленького южного притока реки Маги; он окружен обширными предместьями, которые увеличивают, по крайней мере, вдвое его протяжение. Столица туземного государства, если не вполне независимого, то, по крайней мере, освобожденного от платежа дани, Барода—город дворцов, резиденция одного из богатейших туземных государей Индии, который, все еще давая себе титул своих маратских предков, гайквар, или «охранитель скота», щеголяет своими алмазами, драгоценными тканями, своею блестящею свитой, своими празднествами и царскими охотами. Барода—один из редких городов Индии, где еще даются, для увеселения двора, бои слонов и носорогов. Хотя главный город «самодержавнаго» государства, имеющего свою регулярную армию и свою артиллерию, пушки и батареи, Барода, тем не менее, состоит под надзором английских кантонементов, которыми командует британский резидент. Окрестности этой столицы густо населены: в 24 километрах на юго-восток, город Дабхой, древний Дхарбхавати, еще окружен валом в три километра в окружности и около 15 метров высотой, внутри которого находятся галлереи с колоннами, служившие прежде казармами. На юго-западе, город Джамбусар производил прежде значительную морскую торговлю через лиман Танкариа, впадающий в Камбейский залив. С проведением железной дороги эта каботажная торговля почти прекратилась, но Джамбусар все еще имеет важное значение, как промышленный город и складочное место хлопка.

Баруч, или Броч, как его называют англичане,—древний город, о котором упоминают уже греческие географы под именем Баригаза. Построенный на пригорке, около двадцати метров высотой, и по скатам этого холма, Баруч господствует своими живописными зданиями над правым берегом Нарбады, через которую проходит железнодорожный мост, имеющий 1.256 метров в длину и состоящий из 67 пролетов. Город часто был разрушаем, но после каждого разгрома опять отстраивался на том же месте, занимающем такое счастливое положение на большом историческом пути морского прибрежья и выше уровня наводнений. Некогда этот город имел весьма важное промышленное значение по своим фабрикам, производившим «лучшие на свете материи», как говорили португальские завоеватели; оттого англичане и голландцы основали в нем свои конторы, чтобы пользоваться выгодами отпускной торговли, которая производилась из Баруча ко всем берегам Индийского океана, от Момбаза до Суматры. Но введение однородных фабрикатов европейского производства подорвало местную промышленность, и население уменьшилось в числе; в последнее время оно снова увеличилось, благодаря культуре хлопка, который собирается в значительных количествах в соседней равнине и отправляется по железной дороге в Бомбей. Археологи полагают, что «мурринския вазы», упоминаемые Плинием, были агатовые чаши, привозившиеся в Рим из Баригазы; Тевено тоже говорит о важности торговли этими сосудами в эпоху посещения им края. Главные прииски агата и яшмы находятся в Раттампуре, километрах в двадцати к востоку от Баруча; но в настоящее время экономическая ценность их, должно быть, не очень значительна, если судить по арендной плате, которая составляет всего только 7.000 франков в год. Рудокопы разработывают железистые пласты агата, делая в них норы, «как кролики в садке», но во время муссона они принуждены прекращать свои работы, и подкопанные пласты обваливаются. Морская торговля Баруча ограничивается теперь простым каботажем с ближайшими портами: большое судоходство совершенно прекратилось.

Обороты морской торговли Баруча в среднем выводе:

В период с 1837 по 1847 гг.—28.750.000 франк.; в 1874 г.—9.820.000 франк.

Замечательнейшая редкость природы, в окрестностях Баруча, существует теперь уже в состоянии развалин: это индийская смоковница на одном из островов реки Нарбады, выросшая, как гласит легенда, из зубочистки, которую обронил один мудрец во времена глубокой древности. В 1780 году это гигантское дерево, составлявшее предмет удивления для всех путешественников, образовало одно целый лес, состоящий из 350 больших стволов и из 3.000 второстепенных стволов; пространство, покрываемое ветвями центрального ствола, охватывало окружность в 600 метров.

Сурат, или Сюрат занимает, на южном берегу реки Тапти, положение, аналогичное с положением Баруча на берегу Нарбады. Прославившись гораздо позднее, так как о нем впервые заговорили только в эпоху магометанских нашествий, он получил впоследствии первостепенную важность в торговом отношении; в конце семнадцатого столетия он был самым деятельным рынком Индии и местом посадки на корабль для мусульманских пилигримов, отправлявшихся на поклонение Каабе. Сурат был, так сказать, «дверью Мекки». Вслед за португальскими конторами, в городе появились другие европейские поселения, фактории англичан, французов, голландцев; в период муссона наплыв торгового люда был так велик, что опоздавшие не находили себе помещения. К концу восемнадцатого столетия Сурат был самым многолюдным городом Полуострова; число его жителей определяли в 800.000 душ; ни обмеление порта от заноса илом, конкуренция Бомбея, сделавшагося столицей английских владений в Индии, войны, наводнения, большой пожар, истребивший слишком 9.000 домов,—все эти неблагоприятные обстоятельства привели город к упадку; в половине девятнадцатого столетия он насчитывал уже только 80.000 жителей в своих стенах. Теперь он опять поднимается постепенно, и от центральной группы домов, окружающей крепкий замок, или кремль, отделяются новые кварталы, разростающиеся, с одной стороны, по направлению к городу Рандер, с другой—по направлению к английским кантонементам. Старинная местная промышленность, выделка дорогих тканей, вышитых шелком, золотом и серебром, снова достигла значительного развития, а применение пара облегчило основание прядильных мануфактур и других фабрик для переработки хлопчатобумажного волокна; здесь-то преимущественно фабрикуются передники, или лангути, отправляемые в Сиамское королевство. По торговле серебром негоцианты-парсы, очень многочисленные в Сурате, и индусы-баниахи, или баньяны, находятся в непосредственных сношениях с торговыми домами всего света; но так же, как и Баруч, Сурат лишился своей морской торговли, и его порт Сували представляет теперь простую деревню, перед которою останавливаются только маленькия каботажные суда, поднимающие, средним числом, не более 18 тонн груза. В 1801 году обороты морской торговли Сурата простирались до 26.080.000 франк., а в 1874 г. ценность их составляла уже только 6.840.000 франк. Франция имеет еще в Сурате небольшую факторию, где она пользуется всеми правами верховной власти.

На юге, на дороге в Бомбей, следуют один за другим город Носари, населенный в большей части трудолюбивыми парсами, и Бульсар, фабричный город, имеющий маленький каботажный порт. Далее встречаем, к западу от железной дороги, португальский город Даман, разделенный на две части устьем реки Даман-Ганга; суда вместимостью до 300 тонн могут переходить через бар во время прилива и бросать якорь перед набережными города. В прежнее время даманские верфи поставляли судохозяевам отличные суда, построенные из текового дерева; но эта промышленность давно уже прекратилась, так же, как и торговля опиумом, монополизированная английским правительством. Взамен того, несостоятельные должники и банкроты из Бомбея обыкновенно отправляются искать себе убежища в португальском городе. Совокупность территории Даман заключает в двух чересполосных владениях около сорока деревень. Что касается города Бассаин, который принадлежал Португалии с 1534 года, за двадцать четыре года до приобретения Дамана, то он был отнят у неё два столетия спустя мараттами; от этого «города благородных», который был расположен на островном мысу, остались только кое-какие развалины дворцов, церквей, монастырей, валов, и гробница Альбукерка.

Бомбей, торговый преемник всех магометанских и португальских городов Гудзерата и Конкана, находится не на материке; он занимает южную оконечность маленького архипелага, прикрывающего с западной стороны широкую бухту, где стоят на якоре корабли в безопасности от страшного муссона; потому, казалось бы, естественнее всего производить имя этого города от слов «Хорошая бухта» (по-французски Bonne baie, по-португальски Boa bahia); однако, португальцы дали ему сначала название Монбайм или Бомбайм, которое применялось также ко всей соседней местности, и в котором заключается имя богини Мумба, покровительницы страны. Узкий остров, имеющий в длину немного более 16 километров, на котором построен Бомбей, теперь самый многолюдный город во всей Южной Азии и первый, после Лондона, в английских владениях, часто менял свою форму. Он состоит из базальтовых скал, расположенных двумя параллельными грядами по направлению с севера на юг и соединенных песчаными насыпями, ограничивающими глинистую равнину. Прежде, морские приливы, пройдя внешние плоские берега, проникали часто между базальтовыми грядами и разделяли их на второстепенные островки; случалось даже, что река Гопер, текущая на севере на острове Сальсетта, катила во время разливов массу воды довольно значительную, чтобы моментально наполнить пролив своими твердыми наносами и броситься в южную бухту острова. В наши дни, при помощи искусственных сооружений, берега урегулированы и получили окончательную форму, которая, впрочем, не отличается таким изяществом очертаний, как естественные контуры. Земляные насыпи, покрытые домами или верфями, заняли место прежних мелей, и шоссированные дамбы соединили Бомбей с Сальсеттой, а Сальсетту с материком; таким образом, остров превратился в полуостров.

История Бомбея начинается со времени уступки острова Англии в 1661 году. Король португальский Иоанн IV подарил его Карлу II, королю английскому, как приданое за своею дочерью Екатериной, а Карл II уступил это территориальное приобретение ост-индской компании, под условием уплаты номинальной ренты в размере 250 франков в год. В видах скорейшего заселения острова, он был объявлен местом убежища, и беглецы тотчас же стали стекаться со всех сторон; спустя двенадцать лет после прибытия англичан, Бомбей, говорят, имел уже до 60.000 жителей. Однако, новый город не мог получить первостепенной важности, пока соседние острова принадлежали Португалии и дорога вдоль морского прибрежья оставалась под господством могущественных туземных властителей. Он сделался для европейцев истинным порогом Индии только после падения маратской династии и присоединения её земель к владениям ост-индской компании. Уже в двадцатых годах текущего столетия большая дорога поднималась длинными изгибами к проходу Бор-Гат, открывая таким образом бомбейским купцам торговлю внутренних плоскогорий; в 1838 году была установлена правильная почтовая служба для пересылки корреспонденции между Лондоном и Бомбеем через Суэзский перешеек; затем линии пароходства соединили главный порт Конкана с Англией, а с 1853 года открылся, из Бомбея в Тану, первый построенный в Индии участок рельсового пути, начало железнодорожной сети, которая с каждым днем все более и более сближает свои звенья, разветвляясь по всему Полуострову. Наконец, со времени прорытия Суэзского канала Бомбей находится в прямом сообщении с Европой; линии паровых пакетботов, подводный электрический телеграф—вот те нити, которые связывают Великобританию с Англо-индийской империей.

Период северо-американской междоусобной войны, с 1860 по 1865 год, был для Бомбея эпохой баснословного процветания. Купцы стекались туда массами, чтобы приобрести себе долю из несметных богатств, приливавших в бомбейские банки; вся окружающая страна превратилась в необозримое поле хлопчатника, по дорогам тянулись бесконечные обозы, подвозившие земледельческие продукты к порту, набережные не могли вмещать груды товаров. Новые кварталы выростали точно грибы; никакая спекуляция не казалась слишком смелою. Город готовился уже соперничать с столицей метрополии, как вдруг восстановление мира в Америке положило конец быстрому процветанию его торговли; это было для бомбейских коммерсантов моментом внезапного расстройства, и дела сразу приостановились. Но после катастрофы, после следовавшего за нею периода застоя и упадка духа предприимчивости, город снова стал возрастать, продолжать свои набережные, устраивать новые доки, ассенизировать окружающие болота, застраивать виллами окрестные холмы. В настоящее время занимаются в особенности возвышением грунта равнины, называемой Flats, которая простирается на северо-западной стороне Бомбея, и преобразованием одной её части в фабричный город, тогда как остальное пространство будет превращено в бульвары и сады и сделается одним из лучших публичных гульбищ Индии. И действительно, давно пора уничтожить все гнезда вредных миазмов и рассадники заразы, которые существуют еще в непосредственном соседстве Бомбея, и по милости которых этот город так долго пользовался вполне заслуженной репутацией очень нездорового места. По свидетельству путешественника Фрайера, смертность похищала, в семнадцатом столетии, пять-шестых европейцев, поселившихся в этой местности: «два муссона составляют здесь жизнь человека!»—такова была мало успокоительная поговорка, которую повторяли новоприбывшим. Эндемическая болезнь, от которой погибало большинство иностранцев, была известна под именами «китайской смерти» (mort de Chine), или «собачьей смерти» (mort de chien), невольная игра слов, напоминающая конканское название мордичи, означающее холеру. В наши дни Бомбей, один из самых здоровых городов Индии, далеко превосходящий в этом отношении Калькутту, занимает одно из первых мест между городами, где ведется правильная статистика смертности. Несмотря на свое положение на маленьком острове, он снабжается в изобилии чистой водой, благодаря Гоперу, главной реке острова Сальсетта, которую перехватили всю целиком, образовав искусственное озеро Вехар, площадь которого равняется 560 гектарам; сток этого озера, регулируемый шлюзами, проходит через пролив по земляной насыпи. Вода проведена в баоли, многоэтажные резервуары, которых галлереи с колоннами сообщаются одна с другою посредством монументальных лестниц.

С восточной стороны острова, из внутренней гавани, Бомбей представляет великолепное зрелище. Миновав подводные скалы и длинный полуостров Колаба, затем обогнув цитадель, построенную на месте старой крепости, но заключающую в своих стенах только присутственные места да купеческие конторы, днем наполненные торговым людом, а ночью совершенно опустелые, корабль бросает якорь перед новым городом. На юге, кварталы английской постройки представляют, на обширном протяжении эспланады, ряд богатых фасадов, менее претенциозных, чем калькуттские дворцы, но более импонирующих своими размерами. Однако, все эти высокие британские здания, неискусные подражания «венецианско-готическаго» и «ломбардскаго» стилей, совсем не гармонируют с окружающею растительностью и далеко уступают в изяществе и живописности индусским домам, с их столбами из резного дерева, ярко раскрашенными балконами, крышами в форме навеса; пагоды, увенчанные высокими тиарами с разноцветными боками, поднимаются над группами кокосовых пальм; нет ни одного строения, которое не отличалось бы какими-нибудь особенностями форм и красок. Большие улицы загромождены экипажами всякого рода: тут увидишь и массивные омнибусы, лошади которых имеют на голове, для защиты от солнца, шапку из древесной сердцевины, и щегольские коляски, быстро увлекаемые арабскими и маратскими конями, и кареты, запряженные быками-рысаками, у которых горб трясется на загривке, и тяжелые телеги, громыхающие своими толстыми колесами. Священные коровы разгуливают на свободе, подбирая отброски овощей вокруг рынков. Все расы Старого Света имеют своих представителей в пестрой толпе, толкущейся и снующей на улицах и площадях Бомбея: индусы, матросы всевозможных национальностей, негры, европейцы, метисы, одни черные, как уголь, другие бронзовые, желтые или белые, иные величаво драпированные, другие с обнаженным торсом, или совсем голые, прикрытые только передником. Некоторые из подгородных деревень словно затеряны среди лесов; таково, например, село Магим, на северо-восточной стороне острова, где тропическая растительность является еще во всей своей силе и красе, как во времена, предшествовавшие европейской колонизации. На юго-западе тянется длинный базальтовый полуостров Малабар-Гилль, где дороги извиваются под шатром пальмовых и манговых деревьев, между загородными виллами, и постоянно в виду круга морского прибоя. Между полуостровом Малабар-Гилль и собственно городом развертывается длинный плоский берег бухты Бакбай, где по ночам блестит свет от печей для сожигания трупов.

Как торговый центр, Бомбей мало имеет соперников в Азии; обороты его внешней торговли превышают, по ценности, миллиард франков каждый год. Манчестер теперь ежегодно спрашивает у Конкана хлопка-сырца только на сумму около 250 миллионов франков, т.е. треть того количества, какое он покупал во время американской междоусобной войны. Таким образом, Бомбей утратил свою первенствующую роль, как экспедиционный порт по вывозу хлопка, но зато он приобрел большую важность по торговле хлебом; в настоящее время он соперничает с черноморскими портами по снабжению хлебными продуктами населений Западной Европы; так, например, в 1881 году он отправил за границу 467.000 тонн хлеба. Бомбей в то же время—один из складочных пунктов для опиума, посылаемого в Китай, и отпускная торговля этим продуктом составляет почти исключительную монополию одного из его торговых домов. Предметы вывоза оплачиваются, главным образом, хлопчатобумажными изделиями, но значительная часть покупок должна быть оплачиваема Англией драгоценным металлом в виде монеты и слитков, которые затем распределяются по всем странам Индии.

Внешняя торговля Бомбея в 1891 г.:

Вывоз—39.618.840 фунт. стерл.; привоз—45.752.601 фунт. стерл.

Движение судоходства в бомбейском порте, по размерам, уступает движению портов Лондона, Ливерпуля, Антверпена, Марсели, но несколько превосходит движение каликутского порта (в 1891 г. было в приходе: 643 парохода в 1.167.194 тонны и 327 парусных судов в 46.511 тонн). Внутренняя торговля города питается отчасти местною промышленностью. Многочисленные рабочие занимаются фабрикацией различных медных изделий, приготовлением и окраской тканей. Центр отпускной торговли хлопком, Бомбей стремится даже соперничать с Манчестером в отношении производства ситцев и других набивных бумажных тканей: уже в 1877 году им было употреблено для переработки свыше 30.000 тонн хлопчатобумажного волокна в собственных бумагопрядильнях, число которых теперь доходит до тридцати и которые все вместе имеют около миллиона веретен и до 8.000 ткацких станков, а между тем только в 1863 году была основана первая мануфактура этого рода, открывшая собою эру промышленной конкурренции Индии с Великобританией. Бомбей имеет также некоторую важность как место земледельческого производства, благодаря своим рисовым плантациям, своим садам и рощам кокосовых пальм. Фабрикация пальмового вина и других напитков того же происхождения занимает большое число рабочих рук.

Заключая в своем населении менее европейцев, чем Калькутта и даже чем Мадрас, Бомбей, почти всецело поглощенный интересами своей торговой деятельности, не так богат, как столица Индии, научными учреждениями. Географическое общество, основанное в 1841 году, прекратило свое существование, но Азиатское общество, возникшее ранее географического, продолжает ряд своих драгоценных изданий. В Бомбее находится главная метеорологическая обсерватория Полуострова, поставленная в исключительно благоприятные условия для изучения явлений муссона. Так же, как и Калькутта, город Конкана имеет общественные парки и места гулянья, но самый любопытный его зоологический сад—это скотский госпиталь или богадельня, где на средства, доставляемые благотворительностью верующих, содержатся старые или больные животные, быки и коровы, обезьяны, собаки и кошки, птицы и даже змеи.

Как все города английской Индии, Бомбей дополняется второстепенными городами или пригородами, которые служат его населению местами дачной жизни. Самый оживленный из этих летних городов, или санаторий,—Матеран, расположенный на высоте 749 метров, на холме, совершенно отделенном от цепи Гатских гор размытою водами долиной, по дну которой бежит река Улас. Выступы и склоны этого уединенного массива, в лесах которого, еще в первой половине настоящего столетия, бродили только редкие дикари, теперь усеяны многочисленными виллами и дачами бомбейских жителей. Менее чем в четыре часа путешественники, отправляющиеся из Бомбея, могут достигнуть вершины Матеранского холма; выехав по дневной жаре, они любуются с горы закатом солнца, которое медленно опускается над водяною равниной порта, освещая огненными линиями контур берегов и профиль башен. Город Тана, центр управления округом того же имени и главный город острова Сальсетта или Шасти, служит местом пребывания для многочисленных купцов и чиновников; расположенный на восточном берегу острова, почти насупротив устья реки Улас, он сообщается с портом посредством пароходов и железной дороги. По соседству, в Кангери, в одном известковом холме есть пещеры, где иссечены храмы, происхождение которых восходит к первым временам общепринятой эры и которые некогда пользовались величайшею славой у буддистов; находящиеся там же позднейшие святилища не имеют уже никаких следов культа Будды и украшены браманскими символами. В джунглях Сальсетты Жакмон был отравлен миазмами болот; несчастный путешественник успел только велеть перевезти себя в Бомбей, по прибытии куда тотчас же и умер. В окрестностях города Тана существуют теплые ключи, бьющие из каменистого ложа одного ручья.

Другие священные гроты, более знаменитые и, по причине близости к Бомбею, более посещаемые, чем религиозные пещеры Кангери, находятся в Гарапури, или «Городе Вертепов», на островке Элефанта, или Дева-деви, «Острове богов», лежащем посреди рейда, к востоку от Бомбея; название это дано островку от сильно попорченной временем группы изваяний, которая представляла слона, аттакованного тигром. В толще холма открываются четыре грота, осененные над преддверием мелким кустарником, перемешанным с вьющимися растениями; у оконечности главного святилища высится колоссальная фигура Сивы под его тремя символическими формами творца, хранителя и разрушителя, изображения которого находятся также и в других подземных храмах. Бомбейские индусы, особенно баниахи (купцы), приходят еще в некоторые праздники отправлять там обрядности своего культа. Происхождение священных пещер островка Элефанты относится, вероятно, к десятому, быть может, даже к восьмому или девятому столетию нашего летосчисления, и их чудовищные изваяния, очень интересные в научном отношении, с теогонической точки зрения, имеют по большей части безобразный, отталкивающий вид; но контраст ярко освещенной наружной природы и торжественного мрака подземных храмов с их колоннами, гнущимися под тяжестью скалы, производит глубокое впечатление. Один из этих храмов совершенно обрушился. Подземные капища сгруппированы в большом числе в окрестностях Бомбея, у подошвы Гатских гор и на соседнем плоскогорье, чем во всякой другой области Полуострова; вне северо-западного угла Гатских гор памятники этого рода, буддийские или браманские, встречаются все реже и реже в восточном направлении.

Древняя столица Конкана, Калиан, пользовавшаяся большою славой уже за много веков до того времени, когда стало известно имя Бомбея, представляет теперь незначительный торговый порт, и только мелкие суда поднимаются по извилистому течению реки Улас до её набережных (обороты внешней торговли калианского порта впродолжении фискального 1873—1874 года составляли, по ценности, 7.858.800 франков); но этот город в последнее время снова получил некоторую важность, как место разделения двух главных железных путей Индии, которые направляются один к Калькутте, другой к Мадрасу. Окрестные местности усеяны развалинами древних памятников; одна из самых замечательных—это руина Амбернатского храма, от которого уцелели только портал и нижняя часть здания, отличающиеся необыкновенным изяществом и отчетливостью скульптурной работы: тысячи фигурок, словно живые, лепятся на кордонах и колонках камня.

К югу от Бомбея, население, состоящее в большей части из рыбаков, к которым примешиваются потомки пиратов, сгруппировалось преимущественно на берегу моря; города и деревни раскинули свои дома вдоль морского берега, под группами кокосовых пальм. Алибаг, бывший притон корсаров, хорошо известен мореходам по причине соседнего островка Колаба, где в былое время кораблекрушители занимались своим промыслом. Говорят, что Алибаг построен из дерева разбившихся судов. Джанджира или Джезире, как называют его арабы, был «остров» по преимуществу для приморского населения, некогда могущественного, которое признавало власть абиссинских государей; евреи, или «Бени-Израэль» (сыны Израиля), поселившиеся здесь с незапамятных времен, тоже составляют маленькую особенную группу в этой области Конкана. Маленькое туземное государство, насчитывающее всего около 70.000 жителей, которому остров Джанджира дал свое имя и столица котораго—соседний город Раджпури, тоже носит название Габсан, т.е. «Абиссинии». В руках англичан рейд и порт Джанджира могли бы сделаться одною из лучших пристаней на опасном берегу Конкана; суда, не имея надобности проходить через бар, находят там более 6 метров глубины при низком стоянии воды. Порт Банкот, на широком лимане реки Савитри, и порт Ратнагири, на берегу зыбкой бухты, по размерам своих торговых оборотов, превосходят алибагский порт: годовое движение торгового обмена в первом из них простирается, средним числом, до 2.700.000, а во втором до 7.700.000 франков; кроме того, Ратнагири производит очень деятельную рыбную ловлю, и сотни барок бросают свои сети тотчас же за чертой морского прибоя. Ратнагири, город эмигрантов, нанимает тысячи кулиев для островов св. Маврикия и Соединения, и вербует носильщиков для Бомбея, а также сипаев для армии. Портовые города Визиадруг и Деогар тоже ведут небольшую торговлю; но из всех портов, следующих один за другим между Бомбеем и Гоа, самый оживленный и наиболее посещаемый—порт Вингорла, который некогда тоже был притоном морских разбойников. Годовое движение торгового обмена в Вингорле простирается до 17.500.000 франков.

В давния времена на одном болотистом острове реки Джуари существовал индийский город, по имени Гоа; но мы напрасно стали бы искать под джунглями, покрывающими остров, остатки его дворцов и храмов; а между тем, он был богатым и могущественным, и древние надписи говорят о славе царствовавших в нем династий. В 1479 году магометанские завоеватели перевели древний город на другое место, на южном берегу лимана Мандави; этот новый Гоа и есть тот город, которым овладела маленькая армия португальцев, под предводительством Альбукерка, в 1510 году, и который вскоре после того сделался «царицей Востока и гордостью сынов Лузуса» (лузитанцев, т.е. португальцев). В конце шестнадцатого столетия богатства его купцов доставили ему прозвище Gol dourada, т.е. «Золотой Гоа»; между индийскими португальцами про него сложилась поговорка: «Кто видел Гоа, тому незачем ехать в Лиссабон!» Но следовавшие затем нападения голландцев, нашествия магометан, потом набеги мараттов и в особенности рвение к обращению язычников, одушевлявшее католических патеров, имели результатом постепенное обеднение и обезлюдение города; уже Васко-де-Гама, во время своего второго путешествия, прибыл в Индию в сопровождении восьми францисканских монахов, восьми капелланов и одного главного капеллана, которые должны были проповедывать христианскую веру и, в случае надобности, обращать туземцев мечом. «Лучшие из язычников бежали в другие края, и остались только подонки туземного населения», говорит один современный путешественник. Затем небрежно содержимый фарватер реки обмелел, занесенный илом, заброшенные поля покрылись дикою растительностью, выступавшие из берегов воды застаивались в виде гниющих болот, и порожденная их испарениями малария окончательно разогнала жителей. В половине восемнадцатого столетия Гоа был уже мертвый город; теперь на месте его разросся лес кокосовых пальм, среди которого рассеяны многочисленные руины, башни и куполы около тридцати религиозных зданий. Дворец инквизиции, где некогда царили истинные власти, представляет теперь лишь кучу мусора; но кафедральный собор, первенствующая церковь Индии, существует еще, так же, как древняя мечеть, преобразованная в монастырь св. Франциска. В богатой церкви Иисуса Христа находится пышная гробница, из яшмы, мрамора и серебра, заключающая смертные останки Франциска де-Ксаверио, апостола Индии. Тело святого было оффициально объявлено «вице-королем Индии и генерал-лейтенантом»; действительный губернатор считался лишь уполномоченным или заместителем св. Франциска, получающим от него свою власть; еще в начале девятнадцатого столетия новоназначенный губернатор, прежде чем вступить в управление вверенным ему краем, отправлялся с большою торжественностью в церковь Иисуса просить о передаче ему прав королевского наместника. Около сотни лиц живут теперь среди руин для отправления службы в церквах, тогда как во времена своего процветания Veiha Cidade, или «Старый город», насчитывал в своих стенах не менее 200.000 жителей.

«Новый город» Гоа, Nova Cidade, более известный под индусским именем Панджима, был избран резиденцией вице-короля португальской Индии еще в 1756 году, но оффициальный титул столицы он получил только в 1842 году. Расположенный на южном берегу широкого лимана реки, в 8 километрах к западу от старого города, оп доступен даже судам большого водоуглубления, но только в период с сентября до мая; когда же юго-западный муссон развертывает в лимане свою бесконечную армию волн, вход в порт становится очень опасным; южная бухта, защищенная мысом Мармаган, была бы удобнее для устройства порта, потому что суда могут там становиться на якорь во всякое время года совершенно безопасно. Несмотря на опасности, которым подвергаются суда при проходе через бар, Панджим ведет довольно значительную торговлю, отправляя кокосовое масло, копру, различные фрукты, дерево, соль (движение судоходства в этом порте в 1874 году: 3.159 судов, общая грузовместимость которых равнялась 217.750 тонн); но эта торговля должна переместиться в близком будущем, когда рельсовый путь соединит сеть железных дорог Декана с портом Мармаган, который, вероятно, сделается новым главным городом колонии. Хотя и столица, Панджим, однако, не самый многолюдный город этой области португальских владений; он уступает в этом отношении Мармагану, лежащему в южной части территории, среди равнин, заключающихся между океаном и лиманом реки Рачоль. На севере от Панджима, в территории Бардес, есть другой важный город, называемый Мапуса или Мопуса.

Население португальских владений в Индии в 1881 г. состояло из 514.169 душ. Вне Индии мало найдется территорий, где бы жители были скучены в большем числе. В городах значительная часть резидентов выдает себя за людей европейского происхождения, но, за исключением семейств, недавно приехавших из Португалии, все здешние обитатели смешанной крови. Так называемые «белые» колонии Гоа—в действительности метисы (помесь), с низким лбом, с маленькими, вечно беспокойными глазами, с толстыми губами; грудь у них узкая, ноги сухопарые. Не велико число европейских детей, которых родители посылают в метрополию, как это делают англичане; большинство их остается в Индии, где они составляют особенное население, известное под именем topas, т. е. «людей в шляпах», которое отличается как от туземцев, так и от новоприбывших европейцев; многие из них поступают на службу, в качестве писцов или комми, в канцелярии и торговые дома больших английских городов.

Две трети индусского населения в португальской колонии состоит из католиков, приближающихся к христианам-метисам нечувствительными переходами в отношении расы и нравов. Португальские владения—единственная часть Полуострова, где жители в большинстве причисляют себя к христианам. Причина тому—непосредственное вмешательство светской власти в дела веры во времена господства вице-королей и инквизиции; в начале восемнадцатого столетия около 30.000 белого и монашествующего духовенства, европейцев, метисов и туземцев, группировалось в монастырях и вокруг церквей. В наши дни, религиозная свобода полная, и многие тысячи магометан, наиболее уважаемых из резидентов края, живут в Панджиме и в других городах португальской территории.

Порт Карвар, лежащий к югу от португальской границы, есть один из тех, которые представляют лучшее, наиболее безопасное пристанище судам во время муссона, и можно предсказать с большою вероятностью, что ему скорее всего удастся привлечь к себе часть исполинского торгового потока, направляющагося к Бомбею: железная дорога, которая должна со временем соединить его с Мадрасом через один из проходов Гатских гор, еще не начата постройкой. Между другими портовыми городами Северной Канары только один, Кумпта, соперничает размерами своей торговой деятельности с Карваром; остальные, Анкола, Гангавали, Гонавар (Гонор), представляют лишь маленькия гавани, где только изредка показываются каботажные суда. В окрестностях этого города один горный поток низвергается с утеса Гатских гор в виде водяного столба высотою около 280 метров; в период юго-западного муссона, приносящего такое обилие дождевой воды, этот водопад, называемый Герузаппе или Гайрсоппа, составляет одно из самых грандиозных зрелищ индийского полуострова.

Важнейшие города на Бомбейском берегу:

Гудзерат. Барода (1891 г.)—116.420 жит.; Сурат—109.230 жит.; Баруч—40.168 жит.; Джамбусар—14.925 жит.; Дабхой—14.900 жит.; Нозари—14.700 жит.; Бульсар—11.300 жит.

Конкан и Канара. Бомбей (1891 г.)—821.765 жит.; Вингорла—15.000 жит.; Тана—14.300 жит.; Карвар—13.250 жит.: Калиан—12.800 жит.; Кумпта—10.950 жит.; Ратнагири—10.600 жит.

Португальские владения. Даман—33.350 жит.; Марган—20.000 жит.; Панджим (Гоа)— 8.000 жит.; Мапуса (Мопуса)—12.100 жит.