II. Джиттагонг, Арракан

Узкий западный скат гор и холмов, разделяющих Бенгальский залив и бассейн Иравадди, причисляется политически к английской Индии и даже зависит, в административном отношении, частью от Бенгальского президентства; однако, эта область во всем своем составе находится в географических пределах Индо-Китая. Порты Джиггтагонгского и Арраканского побережья обращены, правда, к Передней Индии и ведут торговые сношения, главным образом, с Калькуттой. Лесистые горы, населенные дикими племенами, крайне затрудняют сообщение прибрежных местностей с внутренностью полуострова; но это положение дел постепенно изменяется к лучшему, по мере того, как расширяется пояс возделанных земель, как населяются города и дороги подвигаются все далее в глубь гор. Рано или поздно, хорошие пути сообщения соединят Акиаб и Джиттагонг (Читтагонг) с городами центральной Бармании и сделают эти два приморские города рынками для произведений верхнего бассейна Иравадди. Еще слабо населенные, эти округи поморья, между устьем реки Мегны и мысом Негре, принадлежат к числу тех областей Англо-индийской империи, которые наиболее быстро возрастают в численности народонаселения и в богатстве.

Индо-китайские округи Джиттагонг и Арракан:

На юге от массива, откуда вытекают воды, впадающие, через Барак, в Мегну, тянутся, параллельно морскому берегу, невысокие горные цепи, по направлению с северо-запада на юго-восток. Реки, разделяющие эти горы, указывают своею ориентировкой форму промежуточных горных кряжей. Самые высокие вершины находятся на барманской территории, где проходит водораздельная возвышенность; одна, из вершин гребня, Мальселай-Мон, или «Голубая гора», поднимается на 2.164 метра. Но в английском округе Джиттагонг ни одна вершина не достигает 1.000 метров; высшая точка, вершина Ранг-ранг-данг, имеет только 849 метров высоты. Несмотря на небольшую высоту этих гор, девственные леса, покрывающие их склоны, извилистые реки и болота низменностей, джунгли, населенные дикими зверями, делают эту страну одною из самых недоступных, и проход через нее в высшей степени труден. Когда смотришь с какого-нибудь высокого выступа гор, то необозримое зеленеющее пространство равнин и нижних долин представляется в виде ровного поля, и кажется непонятным, как могут путешественники встречать там столько препятствий. Правительство, оставившее за собою монополию эксплоатации этой обширной лесной области, извлекает из неё, однако, небольшую выгоду; недостаток путей сообщения не позволяет ему пользоваться драгоценными лесами отдаленных округов; главный доход доставляет ему охота на слонов, которых иногда налавливают больше сотни голов в один год. Затруднительность путешествий помешала индусам выбрать за священную гору одну из вершин внутренней части страны. Холм Чандранат или Ситакунд (362 метра), куда ходят на богомолье и где иногда собирается до десяти или двадцати тысяч пилигримов, возвышается по соседству с берегом моря, к северу от Джиттагонга: смолистый источник, выведенный из земли ударом трезубца Сивы, придает этому месту особенную святость. Соседние туземцы, полудикие буддисты, тоже спускаются с гор, чтобы отнести в Чандранат кости своих родных и положить их возле того места, где, как гласит легенда, стоял костер «Мудреца».

К востоку от Арраканского округа, водораздельная цепь известна под именем Иома, или «Становой хребет». Средняя высота вершин хребта Арракан-Иома превышает 1.000 метров, а некоторые из его пиков достигают, говорят, даже 1.500 метров; но на юг от Сандовея эта гряда съуживается и понижается; на материке она оканчивается у мыса Негре, продолжаясь в океане островом Препарис, далее Кокосовыми островами и, наконец, двумя архипелагами: Андаманским и Никобарским. Самый важный проход этой цепи—ущелье Аэнг или Ан (1.421 метр), очень крутое с восточной стороны; форт, защищавший перевал, был взят англичанами в 1853 году. Между горными породами хребта Арракан-Иома,—известняками и песчаниками меловой эпохи и третичных веков,—встречаются эруптивные породы; однако, вулканов там до сих пор не найдено. Хотя прежде полагали, что на Арраканском побережьи, и особенно на двух островах Чедуба и Рамри, существуют огнедышащие горы, но это предположение оказалось ошибочным. Конусообразные горы этой области—простые сопки или грязевые вулканы. Таких вулканов насчитывают около тридцати в архипелаге, окаймляющем морской берег на юге от Комбермирской бухты; один только остров Рамри заключает в себе более половины этого числа, при том сопки его—самые высокие, и взрывы их отличаются наибольшею силой. На северной оконечности острова, близ города Киук-хпиу, или «Белый Камень», шесть грязевых вулканов расположены в ряд на возвышении почвы и поднимаются метров на десять, опоясанные кругом казуарин, ствол которых на половину зарыт в глине. Во время извержений грязь выливается через одну из трещин кратера, смешанная с остроугольными обломками скал. Дожди, падающие на скаты сопки, уносят, мало-по-малу, землистые частицы и увлекают их к основанию конуса; остаются только каменные обломки, придающие целому вид горки из трахитовых лав. Каждый год или через каждые два года извержения грязи происходят с необыкновенною энергией; камни выбрасываются из жерла на большие расстояния; иногда воспламеняющиеся газы, вылетающие из кратера вместе с илом и каменными обломками, загораются самопроизвольно, освещая, словно маяк, остров и его подходы; при этом землетрясения колеблют страну. По словам островитян, самые сильные взрывы бывают преимущественно во время дождливого сезона. Несмотря на появление пламени при этих взрывах, кратеры сопок на островах Рамри и Чедуба никогда не извергают расплавленного огненно-жидкого вещества, которое можно было бы сравнить с лавой, вытекающей из настоящих вулканов. Правда, выбрасываемая грязь—очень горячая, но колчеданы и куски лигнита (ископаемый бурый уголь) не разлагаются от действия жара, развивающагося в этих вулканах; воспламенение газов, надо полагать, происходит от трения ударяющихся друг о друга каменных глыб: это, вероятно, явление, аналогичное явлению молний, которые рассекают столб пепла, поднимающийся из Везувия. Грязи сопок на островах Рамри и Чедуба находятся в связи с соляными источниками; кроме того, ключи каменного масла бьют из земли в окрестностях или вытекают через отверстия тех же конусов.

На пространстве от Джиттагонга до мыса Негре, где тоже встречаются грязевые вулканы, такого же происхождения, как и сопки на о. Рамри, морские берега носят на себе явные следы недавнего поднятия почвы. Около 1750 года, Круглый остров (Round island), лежащий к востоку от о. Чедуба, был приподнят землетрясением на несколько метров; окружающий его старый берег состоит из коралловых глыб, из раковин и из песка: можно подумать, что он только-что выступил из-под воды. Туземцы рассказывают, что во время этого события они находили несметное множество рыбы, которая вдруг очутилась заключенною в бассейнах, образовавшихся между приподнятыми рифами; тогдашний улов рыбы сделался легендарным. Во многих местах берег окаймлен, в виде карниза, известковым песчаником, содержащим разломанные раковины и растительные остатки, приносимые некогда волнами: эти карнизы, цементированные углекислою известью, находятся над уровнем самых высоких приливов, потому ли, что какое-либо внезапное движение почвы, в роде землетрясения 1870 года, приподняло их на теперешнюю высоту, или потому, что они постепенно повысились вследствие медленного поднятия почвы. Выступательное движение, имевшее место на берегах Арракана, определяют в 3 и до 7 метров в отвесном направлении: остров Чедуба лежит в центре направленного снизу вверх вертикального давления; с той и другой стороны возвышение берегов над их прежним уровнем было менее значительно. Грязевые вулканы тоже подняли временно свои жерла над уровнем моря в соседстве о. Чедуба. В 1762 году большое землетрясение поколебало почву в окрестностях Джиттагонга, при чем соседние берега погрузились в море.

Во всей Бармании, или Бирмане, сотрясения почвы часто повторяются, и говорят, что во многих местностях, между прочим, в окрестностях города Бамо, на верхней Иравадди, жители не обращают внимания на дрожание земли—до такой степени они привыкли к этому явлению. Эти внезапные и быстрые колебания почвы, так же, как медленное поднятие Арраканских берегов, имеют, может быть, связь с явлениями вулканической деятельности, следы которой находят в различных частях страны. Так, во многих местах, на берегах моря, встречаются латериты эруптивного происхождения; торговые города барманского побережья построены на почве этого рода, и на мысах той же формации высится большая часть пагод, на которые молятся, проходя мимо, туземные моряки. Но в то время, как на Полуострове по сю сторону Ганга до сих пор не открыли, на плоской возвышенности, кратеров извержения, откуда были выбрасываемы лава и пепел, в Бармании существует, по крайней мере, один старый вулкан, со всеми характеристическими признаками гор этого рода: это Пуппа, Паопа или Паппа-дунг, возвышающийся на востоке от Иравадди, на юго-востоке от Пагана. Путешественники не указывают в бассейнах барманских рек ни одного грязевого вулкана, подобного сопкам островов Рамри и Чедуба, но источники воспламеняющихся газов встречаются во множестве; там и сям, когда пройдут лесные пожары джунглей, пламя, или «огни духов», как его называют туземцы, продолжает гореть над какою-нибудь расселиной в земле. Соляные ключи обильно бьют из почвы у восточного основания хребта Арракан-Иома, расположенные, по большей части, на линии излома третичных горных пород; наконец, во многих местах рядом с соляными водами существуют источники каменного масла (нефти); уже многие века тамошние нефтяные колодцы доставляют туземцам осветительные масла, равно как ингредиенты, необходимые для приготовления смазочных масл и лаков; некоторые исследователи пытались даже, по количеству добываемой нефти, исчислять бирманское народонаселение. Близ Иенан-Гиунга, или «Зловонного Ручья», села в королевской Бармании, лежащего на левом берегу Иравадди, ниже Пагана, пробуравлено более пятисот нефтяных колодцев, имеющих средней глубины от 60 до 75 метров; но сокрытое в недрах земли нефтяное озеро подвержено многочисленным колебаниям: часто источники иссякают, и тогда бурят почву по соседству, чтобы опять напасть на запас минерального масла; полезных нефтяных колодцев насчитывается около 150. Горное масло, которое бьет из земли кипящим фонтаном, черпается ведрами и очищается в соседних сараях; запах, распространяющийся в соседстве с этими источниками, достаточно резок. чтобы оправдать прозвище, данное деревне. Керосин отправляют отсюда даже в Великобританию; эксплоатация этой драгоценной жидкости, среднюю годовую добычу которой определяют в 12.000 тонн, не подвергается опасности быть оставленною, тогда как разработка барманской соли заброшена, по невозможности конкуррировать с солью, привозимою из салин морского прибрежья и из соляных копей Англии.

Берега Джиттагонгский и Арраканский, выставленные всей силе юго-западного муссона, принадлежат к числу местностей, получающих наибольшее обилие дождей: нигде на этих берегах средний годовой слой выпадающей дождевой воды не бывает менее 3 метров, а во многих долинах, куда низвергаются облака, он достигает или даже превышает 6 метров (около 20 футов); но на восточном склоне гор, обращенных к Иравадди, количество атмосферных осадков гораздо меньше; ветры приходят туда уже сухие, потеряв влагу при проходе через горную цепь или параллельные цепи Джиттагонга и Арракан-Иома. Питаемые сильными ливнями, реки, изливающиеся в Бенгальский залив, между Карнапули и мысом Негре, многочисленны и катят огромную массу воды. Благодаря направлению горных хребтов, которые идут параллельно морскому берегу, некоторые потоки могли получить большое протяжение, несмотря на незначительную ширину покатости. Во всей своей верхней долине они текут от северо-запада к юго-востоку или в обратную сторону, смотря по направлению оси морского берега; усиленные притоками, которые текут параллельно им в длинных долинах и соединяются с ними через боковые ущелья, они являются уже не речками, а большими реками, когда, наконец, пробивают последние, встречающиеся на пути их, преграды. Если бы эти реки не были отделены от моря барами, на которых глубина воды изменяется от 2 до 4 метров, смотря по фазам луны, они могли бы давать доступ самым большим судам. Во время дождливого сезона суда вместимостью до 400 тонн поднимаются вверх по Куладане (Koladyne) или Акиабской реке на 120 километров от устья, а суда, вмещающие не более 40 тонн, проникают еще на 80 километров выше по течению. Прибрежные лагуны и ложные реки, сплетение которых меняется при каждом наводнении, соединяют несколько речных дельт, представляя внутреннему судоходству значительную сеть каналов. Но в открытом море берега низменны и усеяны рифами; рифы, заграждающие частью вход в Комберминскую бухту, заслужили название «Страшных».

Тунгты, или «Дети гор», населяющие возвышенные долины и террасы гор Джиттагонга и Арракана, разделяются на множество племен, из которых иные, как лушаи и шенду, независимы; другие, банги и панхо, не платят подати англичанам, но признают их верховную власть над собою; большинство же, типперахи, мрунги, куми, мро,—данники британского правительства. Начальники или старшины этих инородцев должны представлять в казну подушную подать за всех членов племени; оттого-то они так противятся тому, чтобы английские чиновники приступили к переписи населения их деревень; они берут эту обязанность на себя, из чего надо заключить, что действительное число горцев значительно превышает цифру их, значащуюся в оффициальных документах. Большие домоседы, почти никогда не спускающиеся из своих укрепленных становищ, тунгты сохранили свои старинные нравы и до сих пор продолжают боготворить силы природы, деревья, ручьи, горы. Окруженные уже две тысячи лет буддийскими населениями, они заимствовали от своих соседей лишь практику чародейства. Большинство поклоняется священному бамбуку, посаженному перед селением, и приносят ему кровавые жертвы; вероятно, этот религиозный акт того же происхождения, как и церемонии, справляемые племенем коль перед деревом сал (shorea robusta); те и другие должны просить прощения у растения, которое они вырвали и предали пламени, чтобы засеять свои поля хлебом. Между типперахами всего дольше держались человеческие жертвоприношения; предания говорят о тысяче жертв, приносимых ежегодно в честь бога Сивы. Одно из племен, ку, имело привычку подвергать своих пленников пыткам.

Что касается магов или киунгтов, т.е. «Детей реки», которые живут в различных долинах притоков рек Карнапули и Куладан и составляют массу населения Арракана, то они давно уже обращены в буддийскую веру, говорят арраканским наречием, и те из них, которые умеют писать, употребляют барманский алфавит, слегка видоизмененный; сами они называют себя миам-ма, т.е. «барманцами», и никогда не принимают наименования маг, эпитета иностранного происхождения. Прямые, мужественные, честные, они очень выгодно отличаются своими сильными нравственными качествами от своих соседей бенгальцев. Большинство магов, или миам-ма,—земледельцы и расчищают почву под пашни, предавая леса пламени пожара. Очень многие из этих горцев занимаются торговлей и смело пускаются в открытое море и на заливообразное устье Мегны в ладьях, остов которых связан лианами индийского тростника. Соседи их, племена чакма, цак или так в Джиттагонге, тоже исповедуют буддийскую веру; но, находясь в постоянных торговых сношениях с индусами, они мало-по-малу индианизируются.

Хами, т.е. «люди», называемые обыкновенно барманами оскорбительной кличкой квемьи, или «собачьи хвосты», за их костюм, населяют, в числе двадцати семи кланов, верхния долины Куладана и его притоков. Принадлежа к той же расе, как и барманцы, и говоря языком того же происхождения, они, однако, не приняли религии своих соседей, жителей равнин, но поклоняются предкам, гениям гор и рек, приносят им дары; две главные умилостивительные церемонии в году совершаются в эпоху посева и перед жатвой. В юридическом быту хами действует очень сложная и запутанная совокупность правовых обычаев, по которой каждое преступление, каждый проступок могут быть искуплены либо пенями, либо рабством, временным или постоянным; по этому кодексу, женщина, рассматриваемая как существо бесправное, не платит проторей и убытков, равно как и сама не может получать их; простая собственность, такая же, как скот, она не имеет ничего, кроме того, что дает ей добрая воля отца, брата или мужа. Хижины, построенные из бамбука, расположены вокруг площади, деревенского форума, центр которого занят деревянным сараем или навесом, служащим в одно и то же время кузницей и постоялым двором для путников. Хами—искусные земледельцы и ведут деятельную торговлю с населениями равнины; акиабский рынок отправляет заграницу каждый год на несколько сот тысяч франков табака, хлопка, кунжута и других земледельческих произведений, получаемых из их края.

Племена хьенг (хьен, чинг), живущие к востоку от хами, в горах Арракан-Иома, преимущественно на южном склоне, гораздо менее цивилизованы и держатся особняком; они говорят особенным языком барманского корня, которого не понимают их соседи, хотя он содержит много хамийских слов. Эти туземцы—буддисты только в городах; в своих деревнях они поклоняются гениям деревьев, источников и в особенности духу бури. У них сохранились еще следы матриархата или главенства женщины: после свадьбы муж всегда идет жить к своей жене и покидает дом тестя, чтобы основать отдельное хозяйство, лишь после рождения первого или второго ребенка. Развод очень легок; достаточно простого желания одного из супругов; иногда разлучение покупается отдачей вьючного вола. Все хьенгские женщины прежде татуировались до совершенного искажения лица. С трудом можно было различить черты под сетью линий, покрывавших лицо; среди черной маски резко выделялся ярко красный цвет губ и десен, попорченных бетелем; по словам легенды, отцы и мужья, будто бы, нарочно так обезображивали их, чтобы положить конец умыканиям, которые некогда лишали нацию почти всех молодых девушек, в пользу одного племени похитителей. Но этот обычай быстро исчезает, благодаря тому, что хьенги теперь находятся в частых сношениях с цивилизованными жителями равнины, которым они сбывают продукты своего звероловства, земледелия и промышленности, железную руду, мед, слоновьи бивни и ткани. У других народцев водораздельных горных цепей Джиттагонга и Арракана татуирование встречается только как исключительный случай. Из всех этих племен наименее цивилизованное—племя мро, обитающее на юг от хами, в самых недоступных долинах. Пугливые, постоянно на-стороже, мро еще недавно жили в настоящих гнездах на больших деревьях. Хами и другие горцы, которым нужно защищать себя только от диких зверей, ограничиваются тем, что ставят свои хижины на сваях, на высоте одного или двух метров от земли; мро же, которые должны были опасаться также нападения охотников за людьми, чувствовали себя в безопасности только на высоких деревьях; взобравшись в свою воздушную хижину, они тотчас же убирали подставляемую к дереву бамбуковую лестницу.

Предания связывают жителей морского прибрежья с населениями Передней Азии. Даже до буддийского периода индусское влияние было преобладающим на восточных берегах Бенгальского залива. Прибрежные жители приняли буддийскую веру, затем некоторое число их вернулось к браманству, а с девятого столетия магометане, проникнув в страну, распространили там учение своего пророка; однако, большинство последователей ислама в Джиттагонге и Арракане—потомки невольников, привезенных в край государями. Так же, как и другие жители, они говорят арраканским наречием. В прошлом столетия барманцы, перейдя хребет Арракан-Иома, овладели страной, но только для того, чтобы ввести там режим угнетения и хищничества; когда они вынуждены были, в 1826 году, уйти назад за горы и предоставить край англичанам, прибрежные местности представляли почти безлюдные пустыни. Теперь население быстро возростает; иммигранты из Индии приходят толпой, и китайцы поселяются в городах маленькими колониями. Между индусами вербуются даже служители буддийских храмов, так как арраканцы и барманцы выбирают для службы в пагодах предпочтительно людей, исключенных из всякой касты, каковы, например, члены племени дом. Скрещение рас делается преимущественно магометанами, которые охотно берут себе в жены арраканок или девушек туземных племен, тогда как индусы, удерживаемые узами касты, стараются сохранить чистоту крови. В целом, население, в одно и то же время барманское и индусское по происхождению, по истории и по цивилизации, представляет смесь двух типов в чертах и в физиономии; лица не имеют ни лукавства индуса, ни простодушия барманца.

Город Джиттагонг (Читтагонг), или Суптаграм, Исламабад мусульман, которые составляют большинство населения, лежит не на берегу моря; это—собрание деревень, верфей, базаров, рощиц и садов, которое тянется на пространстве нескольких километров вдоль правого берега реки Карнапули, осененного деревьями; европейские дома рассеяны на холмах к северу от города. Во времена португальцев Джиттагонг, носивший тогда имя Порто-Гранде (Большой порт), вел значительную торговлю, которая впоследствии перешла к портам реки Хугли; но с половины настоящего столетия он снова занимает место между большими торговыми городами; хотя расположенный вне лимана Брахмапутры, он, тем не менее, сделался главным складочным пунктом внешней торговли для бассейна этой могучей реки, с которым его соединяет судоходный канал; в скором времени железная дорога должна связать Джиттагонг с сетью железных путей Бенгалии. Движение иностранной навигации в джиттагонгском порте в течение фискального 1874—1875 года: 435 судов, вместимостью в 170.164 тонны. Тысячи иммигрантов постоянно заняты в верфях и на складах; к несчастью, город, окруженный болотами, есть один из самых нездоровых мест на этом берегу, и порт его загражден баром, через который большие суда могут переходить только в часы прилива. По склонам гор, возвышающихся к востоку от Джиттагонга, именно в соседстве Бандарбана, тянутся обширные плантации чайного деревца. Недавно в этой стране найден новый вид носорога, с двумя рогами, lasiotis, названного так по причине длинной шерсти, которою опушены его уши.

К югу от Джиттагонга, другой порт, носящий английское имя Коксов Базар (Cox’s Bazar), расположен у южного входа в лиман, отделяющий остров Маскаль от материка. При устье каждой реки выстроились торговые пристани, а важнейший торговый город поморья, Акиаб, занимает место, к которому сходятся самые многочисленные судоходные пути. Он не только находится при устье большой реки Куладан, но посредством лагун дельты и проливов соседнего архипелага сообщается почти со всеми городами Арракана; когда колесные дороги пройдут через хребет Иоми и когда верхняя Бармания не будет более изолирована таможенным кордоном, без всякого сомнения, Акиаб или какой-либо другой соседний порт сделается рынком Мандалая и Авы, потому что ниже этих столиц Иравадди следует направлению с северо-востока на юго-запад, и когда река поворачивает окончательно к югу, она отстоит от западного берега залива не более, как на 150 километров по прямой линии; через это место и должны будут проходить путешественники и товары, чтобы избежать огромного обхода в 1.000 километров через дельту Иравадди и мыс Негре. Главным рынком нижнего Куладана прежде был город Арракан, носящий теперь название Мрогунг, что значит «Старый город». Когда англичане овладели им, в 1826 году, оставленное ими там войско было почти все истреблено болотными лихорадками. Тогда поспешили выбрать другое место для резиденции правительства и перевели ее на 80 километров ниже по течению Куладана, близко к устью, где уже находилась маленькая рыбачья деревушка племени магов. Акиаб, который почти весь был построен галерниками, скоро сделался городом большой торговли, особенно по экспорту риса; в то же время он служит складочным местом для минерального масла, добываемого на острове Рамри. Движение судоходства в Акиабском порте в 1875 году: в приходе и отходе 1.170 судов, имевших общую вместимость 388.950 тонн. Ценность торговых оборотов в фискальном 1876—1877 году 34.583.650 франков.

Другие порты южного поморья, Киук-хпиу, на острове Рамри, и Сандовей (Тандвай), на континенте—маловажные местечки.

Главные города морского берега, между Брахмапутрой и мысом Негре:

Джиттагонг—24.000 жит.; Акиаб—34.000; Коксов-Базар—4.300; Мрогунг (Арракан)—3.000 жит.