II.

Белуджистанцы, которых название присвоено ханству Келата, равно как и всей юго-восточной Персии, не составляют господствующего населения Белуджистана, и, по всей вероятности, за пределами ханства, в Персии, в индийской провинции Синда и в Раджастане, находится наибольшее число представителей этой расы, в виде целых племен, или рассеянных групп. Белуджистан—страна гористая и бесплодная, одна из таких стран, которая наиболее содействует эмиграционному движению в Индию. Обыкновенно белуджистанцев причисляют к арийцам и делают их братьями персов, происшедших от туземцев, совращенных в ислам, в эпоху Абассидов. Весьма вероятно, что, по крайней мере часть белуджистанцев не принадлежит к туземцам страны: белуджистанцы с афганской границы, судя по чертам их лица, очевидно, омонголились и чрезвычайно походят на киргизов. Единогласные предания называют западную Азию родиной других белуджистанских племен, равно как и племен Брагуи; их считают пришедшими из Сирии или с Аравийского полуострова, во время пророка—по словам одних, и гораздо позднее—по словам других. Различные аравийские племена окрестностей Дамаска и Алеппо носят те же названия, как и белуджистанские кланы Мекрана и Качи-Гандавы. Впрочем, большинство белуджистанцев не кажутся пришельцами между арабами. За исключением разве только жителей плато, все они очень смуглы, отличаются пронзительным взглядом, высоким лбом, продолговатым лицом, густыми волосами и бородой. Они худощавы, весьма подвижны, искусны во всех телесных упражнениях; они могли бы быть превосходными бедуинами в сирийских пустынях; множество из них занимаются разбоем. Язык белуджистанцев имеет большое сходство с новейшим персидским языком, но только все слова в нем искажены, благодаря странному произношению, совсем не похожему на иранское. Выражения относительно религии заимствованы у арабов, а слова, употребляемые в торговле и ремеслах, взяты из индусских наречий. Несколько песен, рассказов о военных подвигах, повторяемых по памяти бродячими певцами, составляют всю их национальную литературу. Разговорный язык, употребляемый при дворе,—их собственный, а письменный—персидский.

По религии белуджистанцы—магометане-сунниты; только на персидской границе несколько кланов стали шиитами, и они считаются заклятыми врагами всей нации. В прежнее время для перса-шиита было гораздо опаснее проходить по Белуджистану, нежели для христианина. Подобно афганцам, белуджистанцы делятся на множества кейлей, которые иногда переменяют свое название, равно как и место жительства: называют их или по их предкам, или по провинции, в которой они живут, или же сообразно их нравам, или по какой-нибудь выдающейся черте их истории. Терминология племен различна почти у всех путешественников, но крупные деления племен соответствуют географическим областям. Белуджистанцы гористых земель называются все вообще паруи, а живущие в низменной равнине, в Качи-гандав-риндами или «храбрыми», а также магзами или могази; но эти могут уже считаться принадлежащими к отдельной нации, вследствие смешений и отличия в нравах. Они уж более не говорят по-белуджистански, а на наречии джатки, образовавшемся из синдского, на котором говорит огромная масса джатов земледельцев. Между белуджистанцами одни живут в геданах, или войлочных юртах, а другие строят себе хижины, или помещаются даже в землянках из битой глины. Во многих местах одна и та же группа семей имеет все три рода жилищ.

В некоторых местностях плато, браки и смешения перемешали расы, и многочисленные семьи, даже племена, образуют средний класс между белуджистанцами и брагуями. Последние вполне владеют центральной частью Белуджистана, особенно в провинциях Саравана и Джалавана. Территория, заселенная белуджистанцами, расстилается полукругом к западу, к северу и к северо-востоку страны, которая могла бы быть смело названа «Брагуистаном». По исследованиям Массона, брагуи проникли в страну с западной стороны, и их название Барог-и («Пришедшие из пустыни») указывает на их западное происхождение; наиболее чистокровное племя—мирвари, обитающее на границах Каранской пустыни. Но, судя по занимаемой ими центральной части плато, можно думать, что они туземцы, или, по крайней мере, племена, гораздо раньше других поселившиеся в этой области иранского плато: они, по всей вероятности, потомки гедриев, встреченных Александром. Язык их не имеет ничего общего с языком соседних народов, хотя в него и вошло большое количество слов персидских и несколько терминов индусского языка и пукту; но основное наречие представляет такое поразительное сходство с языком дравидийских народов, что их следует причислить к одной семье. Наиболее сильное сходство язык брагуев имеет с языком гондов, обитающих в гористых странах центральной Индии. Судя по языку, от которого, впрочем, не сохранилось ни одного памятника письменности, весьма вероятно, что брагуи—потомки древних дравидийских народов, которые до пришествия арийцев занимали весь Гангесский полуостров, часть Ирана и, может быть, соединились с народами урало-алтайской ветви: нашествие иранских завоевателей отбросило их в гористые страны и изолировало друг от друга.

Физический вид брагуев оправдывает эту гипотезу филологов. Не походя ни на персов, ни на арабов, они имеют лицо вообще гораздо круглее и более плоское, чем белуджистанцы, телосложение плотное, кости гораздо крепче и короче, чем у вышеупомянутых народов; особенно смугла у них кожа: между брагуями совсем не встречаются светло-русые, как между белуджистанцами. Не менее гостеприимные, чем другие народы плато, брагуи гораздо правдивее, менее склонны к мщению, к жестокости и к алчности, составляющей один из главных пороков белуджистанцев, имеющих всегда вид «озабоченный и голодный». Чрезвычайно трудолюбивые, брагуи редко отрываются от работ, чтоб принять участие в войнах клана, и когда возгораются распри, они легко позволяют уговорить себя своим женам заключить мир. Женщины пользуются у них большим уважением, и если б хоть одна из них была убита в сражении, тогда даже и враждебная партия брагуев считала бы это общественным горем. Эти племена допускают своих сыновей и дочерей выбирать себе супругу и супруга, тогда как у благородных белуджистанцев сын, объявленный женихом родителями, не пользуется даже правом видеть свою будущую жену. У них простое обещание, данное взаимно семьями, считается обязательством чести. В случае, если жениху умрет раньше совершения свадебного обряда, его немедленно заменяют младшим братом. В стране брагуев, холмы или tcheda на гробницах умерших воздвигаются по сторонам дороги, а каменные круги или tchap служат напоминанием о браках, заключенных у кочевых племен: чурбан, поставленный посреди круга, указывает на место, где стоял музыкант на свадебном пиру.

Подчиненные в политическом отношении белуджистанцам и брагуям, жители деревень и городов, известные под обычным названием деваров или деханов, т.е. «мужиков», на самом деле такие же таджики, какие живут в афганских и туркестанских городах: они говорят по-персидски, и их физический тип ничем не отличается от того типа, какой имеют их братья той же расы. Весьма миролюбивые, они никогда не протестуют против насилий и злоупотреблений властью, которые им приходится терпеть от завоевателей страны; они желают только одного—жить спокойно, мирно заниматься ремеслами, или возделыванием почвы. Раса их сохранилась неприкосновенною в большинстве областей потому, что браки между деварами и женщинами из племен завоевателей строго воспрещались обычаем. В соседстве с приморской страной, именно в провинции Ласа, пограничной с Синдом, нумри или лумри,—племена, родственные джатам Индостана, обработывают землю и занимаются промыслами. Подобно белуджистанцам, они делятся на множество кейлей, происходящих от различия занятий и местопребывания. Но тем по менее легко узнать, что все они принадлежат к одной и той же языческой семье, а наречия, на которых они говорят, близки к языку джатки: они представляют переходную группу от иранцев к индусам. Что касается религии, то у всех этих наций заметны странные смешения; так, между некоторыми племенами Магомет почитается как десятое воплощение Вишну. Кроме собственно индусов, банияхи Гудзерата и Бомбея, или мультанцы, шикарпурцы, марварицы, составляют значительную часть населения городов, и через их посредство производится почти вся торговля в стране.

Некоторые афганские пограничные племена, соседния с Кветой, арабские общины по берегам Мекрана, группы воинственных курдов, привлеченные сюда жаждой грабежа, за пятьсот миль от их родины, наконец, невольники, вывезенные из Моската, и большинство негров или метисов также могут быть причислены к представителям различных рас, населяющих белуджистанскую территорию. Но там есть также и настоящие кочевники, говорящие на особом языке: это—дури, которые не отличаются ни в чем от европейских цыган придунайских областей. Искусные музыканты, они проходят по стране и показывают пляшущих медведей и обезьян, выученных разным забавным прыжкам. Каждая банда, управляемая «королем», имеет своего гадальщика, который воображает себя посвященным в тайны магии и предсказывает судьбу на основании хиромантии, или по сочетанию чисел и по расположению фигур, образуемых песком на приведенной в сотрясение пластинке. Благодаря уменью отгадывать, лурям удается попадать в семейные дома, где они совершают кражи драгоценных вещей, иногда даже и детей. В Белуджистане, так же, как и в Европе, общественное мнение обвиняет этих кочевников во всевозможных преступлениях, равно и в порче посредством колдовства.

Что касается до политических распорядителей страны, англичан, то они имеют весьма небольшое число своих представителей в земле их вассала, хана Келатского. У них есть много в этой стране подданных и лиц, ими покровительствуемых, принадлежащих к различным нациям; но сами хозяева показываются весьма редко на плато; за пределами столицы, или вдали от их крепостей Кветы и Хоздара. Они встречаются только в низменностях Качи-Гандавы, в пунктах расквартирования войск и железной дороги, также и приморских городах, где есть станции континентального телеграфа.