II.

Горы Идумеи, над которыми господствует вершина горы Ор, где находится могила Аарона, продолжаются к югу, окаймляя восточный берег Акабахского залива, затем Красное море, но не образуя правильного хребта. Многочисленные массивы, из которых иные просто большие скалы, тогда как другие—настоящие горы, следуют один за другим в соседстве морского берега, одни совершенно изолированные широкими уади, имеющими сотни метров расстояния от берега до берега, другие соединяясь скалистыми кряжами с внутренними горами, образующими хребет страны, которые тянутся почти параллельно берегу на расстоянии от 50 до 100 километров: этот внутренний хребет, составляющий восточную границу египетских владений, известен под именем Джебель-эль-Шафах или «Гора губы». Естественная граница всей Мадианской области, на север от Геджаса, обозначена низменностью, в которой проходит дорога сирийских пилигримов между Дамаском и Меккой. Этот путь, отмеченный линией колодцев, отделяет Гарру и её мощные вулканические потоки от песчаников Гисмаха, образующих закраину плоскогорья, и от гранитных и порфировых гор, господствующих над Мадианским побережьем. Другая дорога, которою следуют египетские пилигримы, проходит по западной покатости гор, приближаясь к морю в некоторых местах, но при переходе через высокие мысы, отступая на довольно большое расстояние внутрь материка. На восточной стороне Акабахского залива она удаляется от морского берега верст на пятьдесят, чтобы обойти гористый полуостров, выступающий при входе в залив, в виде гигантской долины, и продолжающийся в море многочисленными островками, окруженными коралловыми рифами; большой остров Тиран, принадлежащий к этому архипелагу, виден издалека по его высокой трехглавой горе.

Высоты, которые тянутся отдельными массивами или цепями, близ Мадианского побережья, носят специальное название Джебель-эль-Техама. Эти «горы жарких земель» ясно отличаются от параллельного хребта Джебель-эль-Шафах, который Бертон называет индусским именем «Гат», и достигают более значительного возвышения: гора Арнуб, оканчивающаяся на востоке вертикальной стеной в 300 метров высоты и увенчанная естественными обелисками, имеет 1.929 метров, по карте английского адмиралтейства; южнее, две вершины, Гарб и Диббаг, переходят, говорят, за 2.000 метров. Огромная гранитная масса горы Шар, около тридцати километров длиной, окруженная со всех сторон песчаными уади, обозначена на морской карте как гора, имеющая слишком 2.700 метров; но по Уэльстеду и Бертону она не достигает даже 2.000 метров. Очень неравные по форме и возвышению, пики Джебель-Техамы различаются между собой также геологическим составом и цветом скал. Некоторые остроконечные вершины, вулканического происхождения, повидимому, соединяются посредством трещин извержения с вулканами области Гарра, стоящими по другую сторону краевой цепи. Большинство горных вершин Джебель-Техамы состоят из гранита или порфира; но, кроме того, там представлен целый ряд второстепенных каменных пород, в том числе даже современные постройки кораллов, которые не перестают окаймлять бахрамой рифов морское побережье, заграждая старые порты и образуя новые. Жилы белого кварца, выступающие из крутых откосов, выветрившихся от действия метеоров, исполосовали горы либо параллельными линиями, либо геометрическими сетками, и своим ярким блеском составляют резкий контраст с розовыми, желтыми, голубыми, серыми или черноватыми цветами других горных пород. Мадианские горы тоже имеют свои музыкальные пески, как Синайский полуостров и Афганистан. Недалеко от горы Арнуб, так же, как у основания одного отрога массива Шар, вдоль старой дороги пилигримов, идет ряд Гоз-эль-Ганнан или «Жалобных бугров». Когда правоверные приближаются к этим песчаным горкам, до них доносятся нежные звуки музыки, подобные тем, какие извлекает ветер из струн арфы. С незапамятных времен арабы ходят приносить в жертву агнцев у подошвы этих гармонических холмов.

Разнообразию горных пород Мадиана соответствует разнообразие рудных месторождений. Вообще эта страна одна из богатейших во всем свете минералами всякого рода, и груды шлаков, встречающиеся там и сям, доказывают, что древние обитатели её производили в обширных размерах разработку этих ископаемых сокровищ. Английский путешественник Бертон и его спутники открыли три серных холма, представляющие пласты серы в чистом состоянии. Многие горы наполнены железной рудой, легко узнаваемой издали по цвету горной породы; почва почти всех уади усеяна слоями зерен металла, отложенными водами. В северном Мадиане большинство металлоносных жил заключают медь и серебро; в южном Мадиане они содержат серебро и золото. Планы для возобновления рудокопных работ уже готовы, железные дороги и амбаркадеры проектированы; остается только образовать компании для эксплоатации минеральных богатств края, что, быть может, облегчит взятие Мадиана, египетской земли, Великобританией в свое владение. Главное препятствие этим предприятиям—недостаток ключевой воды, и, по всей вероятности, придется прибегнуть, как это сделано на перувианском берегу, к машинам для опреснения морской воды.

Временный поток или уади в несколько верст шириной, Гамс, берущий начало на Хейбарском плоскогорье, и через который путешественник Гюбер перешел недалеко от его истока, отделяет в своем нижнем течении владения египетские или, вернее сказать, английские от турецкой провинции Геджас. Это название, как имена Техама и Неджед, не имеет точного географического значения, и писатели, как арабские, так и европейские, применяли его к совершенно различным областям. Геджас собственно значит «Страна раздела»; он получил такое название или потому, что его горы отделяют приморскую область от внутренних плоскогорий, или потому, что он лежит между Сирией и Иеменом, или, наконец, потому, что поверхность его разрезана массивами и отрогами горных цепей на множество отдельных долин. В настоящее время наименование Геджас, совпадая с политическими делениями, употребляется для всей западной области Аравии, заключающейся между Мадианской землей и Иеменом, от берегов Красного моря до неопределенных границ внутренности полуострова, где прекращается юрисдикция великого шерифа Мекки. Впрочем, горный рельеф представляет тот же вид в Геджасе, как и в Мадианской стране. Там также отдельные массивы высятся над поясом Техамы, параллельно становому хребту, прерываемому многочисленными брешами; но ни одна из вершин Геджаса не достигает высоты 2.000 метров; самая высокая гора, Родва, имеет только около 1.800 метров, по карте английского адмиралтейства. В Геджасе, как и в Мадиане, гранитные формации и горные породы вторичного происхождения прерываются потоками лавы. Там слышна также «музыка песков», как во многих других местностях пустыни: проходя мимо одной из этих поющих горок, бедуины рассказывали Фюльжансу Френелю, что таинственный голос принадлежит душам неверных, заточенным до дня страшного суда.

В некоторых областях Геджаса скаты плоскогорья очень пологи, и рельеф почвы не представляет вида гор: так, поднимаясь из Ямбо в Медину, путешественнику не приходится переходить гребень в собственном смысле. Подъем к Мекке еще легче, но она находится на покатости Красного моря, в равнине, наклоняющейся к порту Джедда. Становой хребет полуострова, известный в этом месте под именем Джебель-Кора, проходит на востоке от священного города; он состоит из гранита, порфира и других древних пород, а предгорья его, со стороны моря, образованы из осадочных пластов, имеющих от 500 до 1.000 метров высоты. Порог или перевал Коры, на который нужно взбираться по крутой тропинке, чтобы попасть из Мекки в укрепленный город Таиф, на восточном склоне гор, лежит, по измерениям ботаника Шимпера, на высоте 1.600 метров: на севере цепь мало-по-малу понижается, но к югу она опять повышается, и высокая гора Гурнед или Бени-Суфиан, которая виднеется на юго-востоке, имеет, говорят, не менее 2.500 метров. На этих высоких горах воображаешь себя перенесенным в Европу, на Апеннины или Балканы. Текущие воды весело журчат на дне оврагов, пробираясь между глыбами гранита; свежий газон, усеянный пестрой эмалью цветов, одевает зеленым ковром поверхность скал; фруктовые деревья простирают свою тень над домиками поселян: с удивлением смотришь на проходящих запыленных верблюдов и запыхавшихся бедуинов среди этих очаровательных пейзажей, которые, кажется, природа создала для пастухов и стад счастливой Аркадии.

Южная часть Геджаса, побережье которой известно специально под именем Техамы, обозначается в гористой области названием Ассир. И там также горный хребет представляет гранитный выступ, на котором залегают песчаники и известняки, местами встречаются вылившиеся базальтовые потоки. Взятый в целом, этот хребет составляет продолжение длинной береговой цепи, но он, повидимому, выше хребта северного Геджаса: зимой там не редкость увидеть снега, и даже в апреле месяце медик Шедюфо, сопровождавший египетскую армию, видел, на высоких склонах ручьи, окаймленные у берегов льдинами. Только два перевала оказались настолько доступными, что египтяне Мехмета-Али могли воспользоваться ими в своих походах: через другие бреши горы ходят только племена обоих склонов, привыкшие взбираться на кручи. Область Ассира, защищенная, с южной части, самыми крутыми скалами, населена племенами того же имени, еще недавно независимыми; высокие долины, которые она занимает, составляют лишь весьма незначительную часть территории, означаемой по их имени на картах Аравии.

Иемен, рассматриваемый в общих чертах, есть территория треугольной формы, оканчивающая Аравию на юго-западе и ограниченная на западе Красным морем, на юге Аденским заливом, на северо-востоке горными склонами, покатыми к пустыне. Это обширное пространство, соответствующее Счастливой Аравии древних географов, почти сплошь занято гористым плоскогорьем, на котором стоят отдельные цепи, расположенные по большей части параллельно Аравийскому заливу и составляющие таким образом продолжение гор Геджаса. Эти гребни из гранита, трахита и других каменных пород достигают значительных высот, но невозможно еще с достоверностью указать самую высокую вершину. В своем путешествии из Адена в Сану, Ренцо Манцони прошел последовательно несколько перевалов на высоте слишком 2.000 метров; перевал Накиль-эль-Гадда, между городами Каттаба и Седда, находится на высоте 2.225 метров; Накиль-Лессель, к югу от Саны, столицы Иемена, прорезывает гребень на 335 метров выше. Главный торговый тракт Иемена проходит, следовательно, на высоте большей, чем Сен-Бернар и чем большая часть колесных дорог в Альпах. Еврей Шапира, посетивший, как и Галеви, своих иеменскпх единоверцев, дает горам Каукебана, на севере от Саны, высоту 3.050 метров. Многие города Иемена лежат на высоте более 2.000 метров; Сана, самый многолюдный город, находится на высоте 2.130 метров, то-есть на высоте, до какой не поднимаются шале ни одной альпийской деревни в Европе. Горы Иемена, как и горы Ассира, проникают в пояс климата, совершенно отличного от климата равнин, и многие высокие плато, одетые зеленеющим газоном, осененные деревьями, напоминают пейзажи Италии. В сотнях долин склоны обработаны террасами, образуя необозримые амфитеатры зелени. В этой гористой стране самые условия почвы и климата делали кочевой образ жизни почти невозможным. Населенная оседлыми жителями, находящими средства пропитания в продуктах земледелия и возделывающими некоторые из драгоценнейших произведений Азии, «Счастливая» Аравия была тем самым обречена на посягательства и нападения со стороны потентатов. Разделение страны на множество маленьких государств, часто воевавших между собой, облегчало вторжение чужеземцев, и в то время, как жители нижних равнин сохраняли свою дикую независимость, обитатели верхней твердыни гор становились слугами завоевателей. Во время принципата Августа, слишком девятнадцать столетий тому назад, римские легионы прошли этот край от покатости Красного моря до Гадрамаута, лежащего на отлогости, обращенной к Индийскому океану. В настоящее время Иемен—турецкая провинция, занятая сильными гарнизонами, и с 1839 года англичане овладели Аденом, лучшим портом побережья, чем обеспечили себе выгоды торговли со всем Иеменом, не имея надобности преодолевать трудности завоевания. Многие мелкие султаны внутренней части страны сохранили титул, церемониал, внешний вид независимости; но, состоя на пенсии у Великобритании, они в действительности не что иное, как её покорные вассалы.

Хотя Аравийский полуостров не имеет более ни одного действующего кратера, он, однако, принадлежит к числу стран, где очаги вулканической деятельности наиболее многочисленны. Вне горных массивов Иемена, в Техаме, окаймляющей Красное море, так же, как в Техаме аденского прибрежья, высятся многочисленные вершины, сплошь состоящие из пород огненного происхождения. Даже именно разрыву почвы в непосредственном соседстве побережья континент и обязан образованием своих самых крутых, резко очерченных мысов и самых глубоких вырезок морского берега. Гора Джебель-Шамшан (351 метр), защищающая город Аден и соединенная с материком узеньким перешейком, есть один из этих вулканов, вылившихся из трещин морского берега: то же самое на западе, гора Джебель-Гассан, которая также выдвигается за линию твердой земли, и которую можно приметить издалека по двум её шпицам, известным у моряков под названием «Ослиных ушей». Джебель-Хау поднимает высоко над мысом свою верхушку в форме седла, а далее появляется, отделенный от моря песчаными мелями, могучий массив Джебель-Хараз (845 метров). Полуостровная скала, образующая крайнюю оконечность Аравии, между Красным морем и Индийским океаном и огибающая пролив Баб-эль-Мандебский, тоже вулканического происхождения; наконец, остров Перим, откуда англичане командуют входом в Красное море, есть не что иное, как груда красных вулканических шлаков, расположенных в виде полукруга вокруг кратера извержения.

Южная часть Аравии однообразна по виду и рельефу. Пояс морского побережья почти везде довольно низмен; усеянный вулканическими горками, он постепенно поднимается террасами до известковых гор, имеющих приблизительно около 1.000 метров высоты. С другой стороны этой цепи, отстоящей средним числом на 150 километров от берега моря, почва понижается к большой центральной равнине, известной под названием Джоф. Однако, несколько высоких массивов прерывают однообразие этих стран. Горы Яфия, оканчивающие на юге орографическую систему Иемена, тянутся на восток, параллельно побережью, и продолжаются другими цепями. Одна из вершин массива Джебель-Фадли, в 125 километрах к северо-востоку от Адена, поднимается на 1.659 метров над уровнем моря. Далее, массивы Джебель-Коры и, во внутренности материка, Джебель-Керн и Джебель-Аулаки, поставленные на плоскогорье, средняя высота которого около 1.000 метров, превосходят, вероятно, своими вершинами ближайшие к побережью хребты; Цахура и Каур-Сейбан, на северо-западе от Макаллы, достигают 2.400 метров. Глубокая долина, где бежит, после редких ливней, поток уади Хаджара или Моссиле, берет начало на восточной покатости Иемена и пересекает через всю ширину южную гористую область, впадая в море близ мыса Рас-эль-Кельб, в расстоянии слишком 400 километров от Адена. Массивы, которые огибает на востоке долина этого уади, принадлежат двум различным формациям. Западные горы, с закругленными или конусообразными вершинами и почти везде легко доступные для восхождения, состоят из кварца, гнейса, сланцевых пород, одетых во многих местах травянистой растительностью и кустарником. Восточные высоты, образованные из известняков и песчаников, расположенных правильными пластами, имеют совершенно иной вид. Вдоль временных потоков, спускающихся к морю равномерным скатом (1 метр на 80), стоят горки высотой от 100 до 150 метров, вытянутые в прямую линию, как палатки в лагере. За этим первым рядом высот следует второй, в четыре или в пять раз выше, каждая горка или амабс которого имеет вид усеченного конуса; от вершины до вершины все террасы соответствуют одна другой: очевидно, они составляли некогда поверхность сплошного плоскогорья, которую воды ливней разрезали на отдельные башни. Этот процесс дезагрегации (разделения на части) продолжается из года в год; песчаники выветриваются, распадаются от действия метеоров; остаются только скелеты скал, на которых не растет ни одна былинка. Одна из этих цепей состоит из двадцати двух гор, столь правильно разрезанных и так мало отличающихся одна от другой, что Мильз и Мунцингер дали им прозвище «Двадцати двух братьев». В этой области единственные годные для культуры земли—наносы, отложенные у подошвы холмов, вдоль временных потоков: эти продольные оазисы прерываются через известные промежутки каменистыми полями, покрытыми мелкими камешками, скатившимися или перенесенными из боковых оврагов. Некоторые долины Нижних Альп имеют подобные пейзажи.

За мысом Рас-Фартак, лежащим напротив африканского мыса Гвардафуй или Рас-Азир, и грозный утес которого господствует над входом в Аденский залив, аравийский берег, разрезанный на несколько больших полукруглых бухт, постепенно понижается. Две приморские цепи, Джебель-Камар и Джебель-Сабхан поднимают еще свои голые скалы до тысячи слишком метров высоты; но между грядами береговых гор открываются широкия бреши, через которые песчаные пустыни внутренности страны сливаются с плоскими берегами моря. Как это обыкновенно бывает перед низменными берегами, морское ложе медленно понижается против этих пустынных равнин. Тогда как у основания цепи Джебель-Сабхан лот уже в 6 или 7 километрах от берега находит глубины 2.000 метров, бухта Курьян-Мурьян не имеет даже 100 километров от побережья. Три островка, скалы, подводные камни и гранитный остров Гуллания, расположенные на одной линии, по направлению с запада на восток, перед этой бухтой, и составляют настоящий берег. На юг от этого берега, морское ложе быстро понижается; в нескольких километрах к югу от острова Гуллания, над которым господствует остроконечная вершина в 302 метра высоты, лот достигает дна лишь на глубинах, превышающих 3.000 метров. На юго-востоке большой остров Мазира (Мозера), который тянется параллельно побережью на пространстве около 70 километров, едва отличается от соседнего материка; только легкия плоскодонные суда могут пускаться в усеянный песчаными мелями пролив, отделяющий этот длинный остров от твердой земли.

Большие горы снова появляются у Рас-эль-Гадда, восточного мыса полуострова, где морской берег вдруг поворачивает к северо-западу. Там высится массив Омана, соответствующий массиву Иемена: уступая последнему протяжением, он поднимается на равную с ним высоту; здесь-то, может быть, будущие измерения геодезистов и найдут кульминационную точку Аравийского полуострова. От мыса Рас-эль-Гадд до мыса Рас-Мазандам, конечного столба Аравии, господствующего над входом в Персидский залив, горы высятся почти везде крутыми откосами над глубокими водами моря; у основания большинства гор нет береговой равнины, подобной Техаме, разве на западе от Маската, где поля Батна или эль-Батина окаймляют вогнутость обширной бухты. Скалы Омана составляют резкий контраст со скалами Иемена своим страшным голым видом, так же, как крутизной своих склонов. В сравнении с Маскатскими горами, бедные растительностью горы Синайского полуострова кажутся настоящим «садом» говорит ботаник Оше Элуа. Каменные стены, серые, коричневые, красные и зеленые, известковые, шиферные и серпентиновые, являются во всей их наготе с выступами и впадинами, со всеми мельчайшими деталями их пластов и сводообразных пустот различных форм и цветов.

Разсматриваемые в общем виде, возвышенности Омана состоят из первой цепи, идущей вдоль морского берега от мыса Рас-эль-Гадд до Маската, из поперечной гряды гор, которая от высот Маскатских продолжается в западном направлении, и из третьей цепи, которая изгибается к северо-западу и к северу, оканчиваясь у базальтовых мысов Рас-Мазандама. В действительности, эти три цепи составляют часть одной и той же орографической системы, изгибы которой, выпуклые и вогнутые, притом усложняемые детальными неправильностями, зависящими от существования боковых массивов и отрогов, развертываются параллельно побережью Индийского океана. На юге от Маската средняя высота гор около тысячи метров; но одна из вершин, находящаяся к югу от Маската, в узле, где соединяется поперечная цепь, достигает, как означено на морской карте, высоты 1.920 метров: это—гора Джебель-Фатлат или Кариат На западе центральная гряда поднимает свои верхушки слишком на 2.000 метров; а одна вершина, видимая с моря, даже достигает будто бы высоты 3.017 метров: это самый высокий пик из всех, указанных до сих пор путешественниками в Оманской области. Один город, Ширази, у южной подошвы гор, лежит на высоте 1.885 метров. Часто, зимой, эти горы Омана бывают покрыты снегом: но что всего более поражает арабов,—это не временная белизна вершин, а зелень, рассеянная на склонах: отсюда и название Джебель-Ахдар или «Зеленая гора», которое им дали, как самой высокой верхушке. Однако, вид, обнимаемый взором с крупов Ахдара, представляет лишь весьма небольшое число пятен на скатах, если исключить те места, где ирригационные каналы разветляются на возделанных террасах.

Узкий полуостров Рас-Мазандам, который, у входа в Персидский залив, выдвинулся остроконечным мысом к персидскому побережью и который, вследствие давления ниже лежащих слоев, кажется, согнул их горные породы, величественно завершает собою горы восточной Аравии. Оконечность полуострова, состоящая из базальтов и фонолитов, разрезана на подобие ветвей оленьих рогов; глубокия бухточки разветляются целым лабиринтом между скалами; наидалее выдвинутый в море мыс, Рас-Мазандам, тоже разрезан на двое огромной расселиной, темной аллеей, где могут плавать большие корабли, между двух вертикальных стен, поднимающихся на 300 метров высоты и отстоящих одна от другой всего только на расстояние брошенного камня. В море, против полуострова, другие скалы поднимаются перпендикулярно из волн. Этот высокий мыс, разделяющий защищенные от бурь воды Персидского залива и страшные пучины Индийского океана, во все времена считался у моряков священным местом. Передовой утес Мазандама—это «Камень спасения» или «Доброго приема», над которым парят гении-покровители. Пускаясь в открытое море, арабский мореплаватель приносит жертву благодетельной скале; возвращаясь из дальнего плавания, он воздает ей благодарение за благополучно совершенный путь. Индус бросает в воду цветы и кокосовые орехи в дар богам, или спускает на волны модель ладьи с разноцветными парусами и маленьким грузом риса. Если миниатюрное суденышко счастливо достигнет берега, то это предвещает благополучное плавание; если же волны потопят кораблик, то нужно опасаться всяких злоключений в пути, и потому в этом случае благоразумнее всего вернуться в порт.

Горы, образующие в центре Аравийского полуострова различные массивы Неджеда, соединяются с береговыми цепями Красного моря и с возвышенностями Идумеи. Можно сказать, что они начинаются на западе при-евфратских пустынь кратерами и застывшими потоками лавы «Горелой страны» или Гарры. которая продолжается на юг от массива Джебель-Гауран. Область Гарра остается еще неизследованной почти на всем её протяжении, по причине покрывающих почву камней, которые делают эту страну неудобопроходимой для верховых животных; тем не менее, несколько тропинок, следующих по течению извилистых уади, змеятся среди этого хаоса; очевидно, пастухи должны были некогда расчищать эти дорожки, чтобы облегчить проход стадам между поросшими травой пространствами. Камни, покрывающие поверхность Гарры, распределены во многих местах правильным образом, как будто частые содрагания почвы заставили их расположиться в виде геометрических фигур; кроме того, расположение их имеет такой вид, как будто они были раскиданы по порядку размеров и контуров: тут большие глыбы, там мелкие камни, далее земли, рассыпающиеся в прах, в иных местах блестящие плиты. Камни не нагромождены кучами; они покрывают землю простым слоем плотно прилегающих один к другому кусков, как будто огромный каменный пласт был разбит на осколки разной величины. Там и сям простираются также ка, то-есть голые пространства, твердая почва которых, словно спалённая солнцем, разрезана на пятиугольники и шестиугольники, как колончатые базальты. Ни одна былинка не пробивается между черными плитами; но щебень, нанесенный ветром, наполняет промежутки этой геометрической сетки, точно покрывало из тюля, накинутое на лицо пустыни. В некоторых частях этого каменистого пространства контраст цветов придает разбросанным по земле камням замечательную правильность: в то время, как полуденная оконечность каменных глыб, обращенная к жгучему солнцу, остается полированной, северная сторона, выставленная действию северных ветров, покрылась сероватым лишаем: путешественник, едущий из Дамаска, видит перед собой только серые камни, а на обратном пути только камни с блестящей поверхностью, так что нет легче, как ориентироваться в пустынях этой Гарры.

На восток от Мадианской земли простирается другая Гарра, тоже вулканическая, известная только арабам: из этой пустыни вывозятся базальтовые ступки и жернова, употребляемые туземцами соседнего морского берега. Географический словарь Якута указывает не менее двадцати восьми различных «Гарр» между Джебель-Гаураном и Баб-эль-Мандебом. Единственная «горелая область», о которой упоминают как о проявлявшей вулканическую деятельность в течение исторического периода, есть так называемая «Огненная Гарра», возвышающаяся на северо-востоке от Медины, близ города Хейбара. Предание говорит, что она была в извержении за шесть столетий до Магомета, и что она извергала еще лаву в царствование калифа Омара; священная гора Огод принадлежит к этому массиву вулканов. Английский исследователь Беке, задавшийся целью отыскать гору Синай, где евреи получили скрижали заповедей, думает, что нашел ее между вулканическими горами какой-либо Аравийской Гарры: так он объясняет столп, днем облачный (столб дыма или паров), ночью огненный, который указывал израильтянам путь в пустыне. Большинство кратеров извержения, которые в другом климате обратились бы в озерные бассейны, представляют иногда на дне грязные лужи, скоро испаряющиеся, после чего от них остаются слои скользкой и вязкой глины, ходить по которой очень трудно. Дороги, бороздящие «Горелую» область, узнаются лишь по легкому отблеску, произведенному на поверхности камней проходом караванов, в течение сотен и тысяч лет; в некоторых местах скала до такой степени тверда, что вековые шаги не могли сообщить ей ни малейшей шлифовки; дорога, по которой нужно следовать, обозначена только верблюжьим калом, который арабы проходя растаптывают ногами, чтобы приклеить его к камню. Округ Хабир, через который проходил путешественник Гюбер, походит на Сирийскую Сафу своим видом, напоминающим поверхность расплавленного вещества: словно видишь перед собой массу клокочущего железа, покрытую огромными пузырями, из которых одни еще цельные, другие уже лопнувшие и представляющие на окружности острые ребра в роде излома стекла. В некоторых местах, где лавы расположены кругообразными полосами, можно подумать, что они выходили круговращательным потоком из подземных котлов.

К тому же горному узлу, где находится «Огненная Гарра», примыкает самая северная цепь Неджеда, Джебель-Аджа. Равнина, на которой стоят гряды гор Неджеда, поднимается уже на 1.000 до 1.200 метров над уровнем моря, но относительная высота гребней не более 500 или 600 метров; по словам мистера Блента, самые высокие вершины едва переходят за 1.800 метров над уровнем моря. Предгорья состоят из песчаниковых пластов, красных или желтых, но чернеющих от влияния атмосферных деятелей: многие стены, когда на них смотришь с равнины, кажутся совершенно черными; на них нельзя уже различить надписей, арамейских и арабских, и изображений верблюдов, диких коз и других животных, вырезанных древними путешественниками. К югу от этих передних гор обрисовывается профиль главного гребня, собственно Джебель-Шаммар (Шомер), скалы которого, состоящие из розового гранита, сохраняют свой блеск, сливаясь вечером с отблесками заходящего солнца; у арабов есть поверье, что жилы ярко-красного цвета, выделяющиеся на розовом фоне стен—это кровь братоубийцы Каина, текущая с чела горы. Над оазисом Гайль гранитная гора вдруг обрывается, и далее на восток не продолжается никакой другой цепью; но по направлению к югу высится параллельная гряда, Джебель-Сельма, к которой с южной стороны примыкает Касимское плоскогорье. Г. Гюбер констатировал существование древних кратеров в цепи Сельма; один из массивов, очень трудный для перехода, известен под именем «Геенны» или «Ада».

Низменность или долина, частию наполненная песками, и абсолютная высота которой варьирует от 1.200 до 1.500 метров (по мистеру Бленту), ограничивает северный массив Неджеда и отделяет его от другой группы гор, Джебель-Товенк, которой более специально присвоено название Неджед. Товенк или «Гирлянда» вероятно обязана этим наименованием своей форме, напоминающей форму полумесяца. Он развертывается в виде обширного полукруга, северная оконечность которого параллельна берегу Персидского залива; затем изгибается к югу и юго-западу, чтобы слиться с плоской возвышенностью, на востоке от Мекских гор. Пальгрев определяет среднюю высоту Джебель-Товенка всего только в 300 до 600 метров над уровнем окружающих равнин; тем не менее, эти горы представляют на окружности грандиозное зрелище, так как они оканчиваются со всех сторон крутыми утесами, отвесно поднимающимися над пустыней. В бесконечном лабиринте долин и ущелий откосы скал также высятся вертикальными стенами: почти сплошь состоящий из известковых пластов, Товенк представляется в виде множества пирамид, из которых каждая составлена из двух или трех ступеней; верхняя терраса имеет ровную поверхность, за исключением двух или трех мест, где гранитные стержни высовываются из известковой породы; весной верхние столы и еще более ступени на окружности пирамиды покрываются ковром зелени; там и сям, в наиболее влажных местностях плоскогорья, показываются деревья, а северная провинция Неджеда, Седеир или Сидр, даже обязана своим именем одной древесной породе, ветви которой походят на ветви дуба. На востоке песчаная терраса, образующая пьедестал Неджеда, оканчивается со стороны Персидского залива, над береговыми равнинами, крутыми откосами, которые можно бы было назвать континентальным яром.

Область в полмиллиона слишком квадр. километров, занимающая все основание полуострова, между горами Заиорданья, горами Идумеи и «Горелых земель» или Гарра на западе, массивом Джебель-Шаммар на юге, равнинами Евфрата на востоке и на северо-востоке, образует Гамад, называемый также Бадиет-эль-Араб, «Аравийское пространство», или Бадиет-эш-Шам, «Сирийское пространство». Это страшный Шоль, на который прибрежные жители Евфрата, взбираясь на высокие откосы долины, приходят иногда посмотреть, но в который они не отваживаются проникать. А между тем большая часть этой страны есть не что иное, как степь, где кочующие бедуины находят в изобилии траву для своих стад; но есть также местности в Гамаде,—даже вне вулканических, занятых потоками лавы, округов,—которые сплошь покрыты камнями различной формы и величины: в одном месте поверхность устлана мелкими камешками, в роде тех, какие мы видим на морском берегу, в другом почва вымощена плитами, кусками гранита, песчаника, кремня, известняка, спаянными как бы чем-то в роде цемента; в иных местах пески развертываются длинными волнами, разделенными узкими долинами, покрытыми галькой; наконец, некоторые части плоскогорья представляют правильные столы, увенчанные конусами и призмами, остатками верхнего плато, постепенно разрушенного атмосферными деятелями: это так называемые гамады, в роде тех, какие встречаются в мавританской Сахаре. Эти пустынные пространства, через которые теперь проезжают, из Багдада в Дамаск, следуя по линии источников и колодцев, курьеры английского консульства и турецкого правительства, и есть та страшная страна, которую, в первые годы войн ислама, прошел Халед во главе девятитысячного отряда. Никогда подобный поход не был совершен ни ранее, ни после того. Пройдя по долине Уади-Сирхана, Халед бросился в пустыню, чтобы обойти область Гаурана, охраняемую византийской армией, и пошел прямо на Тадмор (Пальмиру); в течение пяти дней люди и лошади не имели другого питья, кроме небольшого количества верблюжьего молока и воды, содержащейся в желудке зарезанных верблюдов. Отряд прибыл, однако, в Тадморский оазис, и вскоре после того его силы, соединенные с сирийским войском, опрокинули полчища византийских солдат.

На север, на восток, на юг от Джебель-Шаммара и Неджеда простираются пустыни, и даже между двумя массивами продолжается песчаная коса, как бы пролив между двумя островами. Эти песчаные пространства, идущие вдоль гор и не настолько широкия, чтобы нельзя было рискнуть пройти их, из оазиса в оазис, известны в крае под именем Нефудов; они составляют ветви большой пустыни, простирающейся на юго-восток, между Неджедом, Гадрамаутом и Оманом, и занимающей почти четверть полуострова: подобно заливам, бухтам и разветвляющимся корридорам фьордов, нефуды врезываются меж горных массивов своими песчаными ложами (из красного или белаго песку), составляющими бывшее морское дно, постепенно приподнятое. Наиболее известный из Нефудов тот, через который проходили Пальгрев, Пелли, Гуармани, Даути, караваны Вильфрида Блента и Гюбера; тем не менее, описания путешественников, посетивших эту местность, значительно разнятся, что, без сомнения, происходит в большей части оттого, что переходы через пустыню совершались в различные эпохи года. Пальгрев прошел ее в два дня, в конце июля, в жаркое время года; супруги Блент путешествовали в половине января, с более обильными запасами провизий и воды, и их остановки были на половину менее продолжительны: однако, и они едва не погибли в последний день пути. Гюбер прошел Нефуд безопасно.

Северная окраина пустыни представляет каменистое пространство, подобное покинутому водами берегу, и несколько дюн из белого песку тянутся вдоль побережья бывшего моря, другие пространства, у подошвы гор Неджеда, состоят из гранитного гравия, известного под именем бата; но собственно Нефуд состоит единственно из крупного песку, красного цвета, почти малинового после дождей с грозой или по утрам, под влажностью росы: при полном свете солнца, когда путешественник чувствует уже пробегающую по телу дрожь лихорадки, и когда его глаза, на половину ослепленные, тщетно ищут точки в пространстве, на которую они могли бы смотреть без страдания, ему кажется, что он идет по кровавому или огненному морю: это—«пламенные волны», сталкивающиеся и переплетающиеся от действия ветра. Волнообразные возвышения песку, которые следуют одно за другим на поверхности Нефуда, достигая в некоторых местах высоты 100 метров, показались мистеру Бленту неимеющими никакого определенного направления и рассеянными в беспорядке. Пальгрев сравнивает их с длинными морскими волнами, подобными тем длинным правильным складкам, которые образуются под дуновением пассатных ветров: по его словам, нормальное их направление с севера на юг. Он даже пытается объяснить происхождение этих параллельных песчаных волн не действием атмосферных течений, но вращательным движением земного шара: перемещаясь с запада на восток, твердая поверхность нашей планеты, по его мнению, испытывает некоторое сопротивление со стороны лежащих на ней подвижных слоев песку, подобно тому, как в экваториальном поясе вода океанов отстает от движения земли и дает таким образом первый толчок морским течениям; так же точно в пустынях Аравии пески, отставая от земного вращения, перемещаются постепенно от востока к западу, хотя и чрезвычайно медленно.

Физики, которые будут странствовать в пустынях Аравийского полуострова после Пальгрева, Блента и Гюбера, должны будут еще объяснить образование фульджей или воронкообразных пропастей, встречающихся в большом числе в Нефуде, которые спускаются до твердой почвы камня, глины или даже растительной земли, через всю толщину песчаных масс. Пальгрев говорит о воронках, которые будто бы имеют около 240 метров глубины; мистер Блент нашел только 70 метров для вертикальной высоты самого глубокого из фульджей, в которые он спускался; Гюбер видел один в 80 метров глубины, на дне которого выкопаны три колодца. По ширине размеры этих пропастей так же различны, как и по глубине: одни имеют несколько десятков, другие несколько сот метров. Их нормальная форма—неправильный цирк или котловина с равномерно покатыми стенками; все они скорее походят на следы, какие оставило бы копыто гигантской лошади; все обращены выпуклостью к западу или северо-западу, с восточной же стороны во всех есть овраг, вырытый потоками дождевой воды, образующимися во время ливней. Наклон скатов неравный: скаты, обращенные на юг, вообще круче, чем скаты восточного фаса. Дюна в форме полумесяца, навеваемая ветром с боку фульджа, поднимается от трех до десяти метров над краем пропасти, обращенная пологим скатом к пустыне, а крутым к воронке; от времени до времени песчаные частицы осыпаются, и естественно является вопрос: почему все фульджи не были постепенно засыпаны этим падением песков; однако, большинство имеют еще свободное пространство на дне, а на скатах растет кустарник, свидетельствующий о медленности, с которою изменяются их контуры. С вершины одной каменистой горки, которая высится словно пирамида среди необозримого пространства песков, Блент мог обнять взором целый ряд фульджей, и ему показалось, что их нормальное направление с востока на запад, но что оно образует извилистую кривую временных потоков или уади. Быть может, они и в самом деле обязаны своим происхождением движению вод в глубинах: ручьи дождевой воды, низвергаясь в эти пропасти, исчезают под землей, увлекая с собой песок в расселины почвы. Есть также впадины, где еще видны следы бывших озер: такова котловина, пространством около 40 квадр. километров, в которой находится деревня Джобба, на южной окраине Нефуда, недалеко от первых предгорий Джебель-Шаммара; глубина его по меньшей мере 60 метров ниже уровня равнины (120 метров по Пальгреву.) Впрочем, г. Гюбер видит в «концентрических берегах» этого бассейна лишь выемки или ступени, вырытые атмосферными деятелями в наиболее хрупких и разрушающихся слоях песчаника.

Северный Нефуд не совершенно лишен растительности и животной жизни. Одно растение из семейства молочайных, гада, унизывает почву в виде кустов, вокруг которых обвивает свои лозы иерта, лиана, похожая на виноград; в песке ростут сочные травы, по большей части группами, с исключением всякого другого вида; весной кочевники могут гонять свои стада на паству в пустыню; они живут там иногда по целым неделям, не имея другого питья, кроме верблюжьего молока. Правда, что кости людей и животных, рассеянные на следах, оставленных проходом караванов между оазисами, свидетельствуют об опасностях, с которыми сопряжен переход через пески; но тем не менее, арабы страстно любят жизнь в пустыне: там они чувствуют себя счастливыми и свободными; там человек достигает глубочайшего сосредоточения своего существа, полнейшего обладания своими нравственными силами; неудивительно поэтому, что большинство религий Востока были открыты их основателям в пустыне. «Чем пустыннее земля, тем больше человек сосредоточивается в самом себе, погружается в самосозерцание», говорит один древний писатель. На европейских путешественников пустынная природа производит, как и на арабов, глубокое впечатление. По возвращении в местности, разделенные на тысячи клетков загородами частных владений и стенами городов, они, подобно бедуинам, испытывают чувство стеснения и грусти по широкому раздолью беспредельной пустыни.

Но никто не отваживается пускаться в так называемую «красную пустыню» Даны, простирающуюся на юг от Неджеда к побережью Гадрамаута. В этой области карты показывают еще пространство, не имеющее никакого географического имени. Может быть, будущие исследования откроют какие-нибудь оазисы на окраинах этого океана дюн. Там, где путешественник Вреде приставал к нему, на севере Гадрамаута, пустыня, называемая в этом месте Эль-Ахаф, не имеет ни одного деревца, ни одной былинки; с высоты плато (высотой около 300 метров), господствующего над песчаным пространством, видишь только волну за волной на необъятном море песков: нигде не заметно ни малейшего следа растительности; ни одна птица не летает над безмолвной, безжизненной равниной. В этом океане дюн местами открываются страшные бездны, называемые Бахр-эль-Сафи или «Море Сафи» по имени царя, вероятно легендарного, который будто бы был поглощен песками со всем своим воинством. Бедуины говорят, что на дне этих пропастей лежат несметные сокровища, под охраной гениев, но сыны пустыни не пытаются овладеть этими богатствами, и в своих экскурсиях по опушке Даны тщательно избегают этих песчаных «топей», легко узнаваемых по ослепительной белизне песков, которые составляют резкий контраст с желтоватым песком окружающих дюн. Вреде должен был один идти к «морю Сафи». Вооруженный длинной палкой, чтобы зондировать почву на каждом шагу, он подошел к каменистому краю пропасти: палка сразу ушла в белую пыль, словно в воду; камень фунта в три весом, привязанный к бичевке длиной около 110 метров, тотчас же исчез; пять минут спустя, конец веревки, увлеченный грузом, то же исчез, в свою очередь. Бедуины, бледные как смерть, с ужасом смотрели издали на беседу путешественника с духами. Жидкое состояние песков можно объяснить только существованием под ними потоков или бассейнов воды или других жидких тел, какова, например, нефть. Источники горного масла, текущие на боках соседних скал, быть может, образуют подземные озера в глубоких впадинах, однако, более вероятно, что под слоем песков проходят ручьи, обнаруживаемые, через известные промежутки, колодцами, где скопляется тонкая пыль, приносимая ветром; по рассказам бедуинов, извилистая цепь пропастей продолжается будто бы на протяжении восьми дней ходьбы по окраине пустыни.