V. Эфиопия

Название Эфиопия, подобно многим другим географическим выражениям, не раз меняло значение в течение веков. Так же, как термин «Ливия», название это служило некогда для обозначения всего африканского континента; оно имело даже более обширный смысл, так как применялось ко всем вообще южным странам, со включением Индии, ко всем землям «жаркаго» пояса, где обитают «люди, почерневшие от солнца»: таково точное значение слова, которым они обозначаются. «Населения Эфиопии, самые отдаленные в свете,—говорит Гомер—живут одни к восходу, другие к закату солнца». «Мудрые», обитающие в области Верхнего Нила, и считающие в своей среде макробийцев или «долговечных», люди наиболее приближающиеся к золотому веку нравами и учреждениями, те «добродетельные существа, празднества и пиршества которых удостоивает посещать сам Зевс»,—люди эти называются у Геродота эфиопами; но отец истории называл тем же именем и западных негров, которые по степени цивилизации едва возвышались над животными. Однако, по мере того, как увеличивалось знакомство с Африкой, термин «Эфиопия» принимал более определенный смысл и прилагался к менее обширному пространству. В наши дни он применяется только к гористым странам, образующим водораздел между Красным морем, Аденским заливом и Средним Нилом. Это та область, которую арабы называют Хабеш,—слово, переделанное европейцами в Абиссинию; но это наименование, которому приписывают уничижительное происхождение, так как оно означает «сброд», «массу или толпу», с неудовольствием принимается туземцами, знающими арабский язык. «Итиопиавиан», то-есть эфиопец или эфиоп,—так именует себя, в гордом сознании славного прошлого своего отечества, обитатель плоских возвышенностей, откуда спускаются Голубая река и другие большие притоки Нила. Тем не менее, название Абиссиния, как название Германия и многие другие географические наименования, отличные от тех, которые сами жители дают своей стране, получило у иностранцев силу обычая, которую нужно принимать в рассчет, чтобы быть понятым.

Перемены границ, происходящие вследствие превратностей войн и завоеваний, долго мешали и теперь еще мешают тому, чтобы названия Абиссиния и Хабеш представляли точно определенную политическую индивидуальность. Эти наименования то применяются только к высокой твердыне гор, центральная впадина которой занята озером Тана, то обнимают все окружающие страны, с одной стороны до Нильских равнин, с другой—до берегов Красного моря: в обыкновенной речи название Абиссинии употребляется специально в политическом смысле, и пределы её отмечаются армиями «царя царей». Слово «Эфиопия» имеет более обширное значение. С географической точки зрения, естественные границы этой страны начертаны линиями высоты, которые в то же время служат раздельными линиями между областями разных флор, фаун и населений. Можно сказать вообще, что вся страна треугольной формы, поднимающаяся между Красным морем и Нилом, над цоколем в тысячу метров высоты, составляет истинную Эфиопию. Со всех сторон внешние откосы плоскогорья указывают переходный пояс между эфиопскими землями и окружающими странами. На севере, отроги горного массива выдвинулись почти до самого Красного моря, оставив при основании лишь узкую полосу прибрежных равнин; на востоке, крутые склоны Альп, Тигре, Ласта, Шоа резко ограничены волнообразными равнинами, продолжающимися до самого моря, которые, кажется, некогда были частию дном морским; вдоль подошвы гор тянутся уади, болота, в роде длинных прудов, огибающих основание недавно выступивших из-под воды скал. На западе отлогости представляют более постепенное падение: горы, разрезанные на маленькия цепи и мысы, понижаются последовательными уступами, сливаясь последними отрогами с волнообразной поверхностию равнин и снова поднимаясь там и сям в виде отдельных массивов и островерхих горок сквозь слои аллювиальной формации. На юге естественные пределы Эфиопии менее точны, так как плоскогорье продолжается в этом направлении к возвышенностям земли масаев; тем не менее известно, что в этой области существуют невысокие пороги, позволяющие легко переходить из долин, притоков Нила, чрез р. Собат в долины, воды которых текут, чрез р. Джубу, к Индийскому океану.

До тех пор, пока эти едва известные страны не будут пройдены путешественниками-изследователями во всех направлениях, невозможно определить с некоторой точностию протяжение эфиопских областей. Можно сказать только, что в их нынешних политических пределах Абиссиния и Шоа заключают пространство около 240.000 квадр. километров, то-есть пространство, равное половине Франции. К этим странам следует прибавить, как связанные с ними географическим единством, землю Каффа и часть Плоскогорья, населенную галласами и другими племенами до раздельного порога между реками Собат и Джуба.

Пространство и население эфиопских областей (по приблизительному исчислению):

Что касается низменностей, прежде зависевших политически от Эфиопского королевства, которые простираются на восток от абиссинских гор к Красному морю и Аденскому заливу, то они занимают пространство почти равное пространству собственной Абиссинии. Вся область, заключающаяся между Нилом, степями Така, морским прибрежьем, от Суакима до Зейлы, и извилистой линией, образуемой водораздельной возвышенностию между бассейнами Ауаша, Голубого Нила, Собата и притоков Индийского океана, представляет площадь, превышающую 600.000 квадр. километров. Обитающее на этом пространстве население может быть исчисляемо приблизительно в девять миллионов душ.

Отличаясь от окружающих стран рельефом своих гор и плоскогорий, Эфиопия отличается от них также климатом, растительностию, фауной, населением, а следовательно и историей. В этой необъятной Африке, где народы перемешиваются точно волны моря, высится, на подобие острова, высокая крепость гор, составляющая особый мир. Абиссинцы имеют собственную эволюцию, отличную от эволюции наций, сталкивающихся у основания их скал; войны, обширные перевороты развертывались под ними, не достигая их, словно волны, следующие одна за другой у подножия высокого мыса. Но если Эфиопия, повидимому, живет независимой жизнью и медленно воспринимает влияние окружающих стран, за то она представляет в своем внутреннем развитии замечательную аналогию с умеренною Европой. Не есть ли это одно из любопытнейших явлений, что жители Эфиопии одни на африканском континенте приняли и сохранили ту самую религию, которая, под мало отличными формами, господствует у европейских наций? И не только религиозные догматы, но также политические учреждения и нравы свидетельствуют о некотором сходстве между нынешним развитием эфиопов и средневековой историей народов, живущих по другую сторону Средиземного моря. В некоторых отношениях Хабеш—это африканская Европа.

Но в течение веков сношения между Эфиопией и северными вне-африканскими странами были редки и мимолетны. Греки впервые встретились с жителями абиссинских плоскогорий только при Птоломеях; порты, открытые на соседнем побережье, служили для обмена произведений, и в то же время способствовали распространению эллинской культуры, как о том свидетельствуют надписи, найденные путешественниками в различных странах Эфиопии; этим же путем проникло в край христианство, как до него иудейство. Многочисленные предания сохранились от той давно минувшей эпохи, когда господствовало эллинское влияние, и нынешние эфиопы, несмотря на свидетельство путешественников и отдаленное эхо европейской истории, склонны еще думать, что греки, смутно смешиваемые ими с исповедниками православной веры,—самая могущественная нация в Европе. Но вскоре после обращения абиссинцев в христианство прекратились всякия сношения между ними и византийцами, и только доходившая через посредство арабов смутная молва напоминала о существовании этих африканских единоверцев; во время крестовых походов часто ходил слух, что будто эфиопский царь собирается идти на помощь своим христианским братьям. Однако, рассказы об этих африканских христианах походили скорее на легенду, чем на историю, и Эфиопия, как монгольские нагорья, имела свое царство «священника Иоанна», где воображали счастливое население, живущее в новом золотом веке. В продолжение почти тысячи лет непосредственные сообщения между Европой и Эфиопией оставались прерванными; они возобновились лишь около 1450 года, благодаря торговле итальянцев с Индией. Если верить Брюсу, венецианец Бранкалионе вел богословские диспуты с абиссинскими духовными лицами в половине пятнадцатого столетия; впоследствии португалец Педро Ковильяо, выехавший из Сантарема в 1487 году, успел, в сопровождении другого Бранкалионе, добраться до абиссинского плоскогорья и до двора эфиопского царя; но ему не было позволено вернуться в свое отечество. В то же время один эфиопский богомолец, по имени Маркос, ездил из Иерусалима в Лиссабон. В следующем столетии португальцы проникли на плоскогорье, основали там духовные и военные заведения и исследовали страну во всех направлениях. Однако, отношения с Европой не были завязаны окончательным образом: португальские патеры, обвиненные в стремлении к политическому господству, были прогнаны из страны. Правда, вскоре после них туда приезжал, по приглашению абиссинского царя, один французский врач, некто Понсе, но затем прошло целых семьдесят лет между его коротким посещением и путешествием шотландца Брюса, начинающим собой эру новейших исследований. С этой эпохи множество европейцев, ученых, купцов, авантюристов, солдат и миссионеров, объехали страну в разных направлениях; даже военная европейская экспедиция проникла в самое сердце Абиссинии. Торговые сношения все более учащаются, и уже многие округа плоскогорья намечены исследователями, как удобные места для будущего переселения европейцев. Но союз между расами может ли установиться полюбовно? Или и он будет предшествуем, как многие другие смешения, враждебными столкновениями и истребительными войнами?

Некоторые части Эфиопии уже лучше известны географически, чем всякая другая страна Африки, лежащая вне колоний и областей морского прибрежья, где господствует европейское влияние. Со времени исследования Брюса многие путешественники, как-то: Сальт, Рюппель, Роше, Ферре и Галинье, Беке, Сапето, Крапф, Комб и Тамизье, Лежан, Мунцингер, Раффрей, Рольфс, Гейглин, изучали страну и вывезли оттуда наблюдения всякого рода, профили и карты. Более того—г. Антуан д’Аббади воспользовался своим двенадцатилетним путешествием по Эфиопии, чтобы снять её геодезический план быстрыми, но верными и точными способами, уступающими в строгости только методам триангуляции, употребляемым на досуге европейскими геодезистами. На карте г. д’Аббади берега Красного моря соединены с горами плоской возвышенности непрерывными цепями треугольников, и определено положение по широте и долготе около девятисот пунктов; густая сеть геодезических линий и маршрутов путешественников покрывает карту Эфиопии, и названия различных местностей нанесены в клетки этой сети без больших погрешностей. Ни одна из стран, где еще не работали партии топографов, не обладает картой, которая могла бы сравниться по точности с картой, составленной упомянутым французским ученым. Кроме того, детальные съемки были сделаны английскими офицерами во всей области, по которой прошли британские войска в 1868 году, от бухты Адулис до «горы-крепости» Магдалы.