IV. Бассейны Рек Собат и Джаль

Река Собат, которую многие исследователи принимали за главную ветвь Нила, за истинный Бахр-эль-Абиад, и которая, в самом деле, катит иногда более значительную массу воды, чем главная река, получает избыток воды весьма обширного бассейна, площадь которого, по приблизительному исчислению, достигает 150.000 квадр. километров,—огромное пространство, которое на картах остается еще белым или заключает только имена народов, поставленные немножко наугад, по указаниям туземцев и рассказам европейцев, проникавших более или менее далеко внутрь страны. Путешественник Дебоно поднимался на барке по этой реке на 300 слишком километров; один пароход доходил до пункта, отстоящего на 230 километров от места слияния; Антуан д’Аббади, Беке и Шувер прошли некоторые побочные долины, на западном склоне гор Эфиопии; кроме того, они расспрашивали арабских купцов и туземцев и передают их рассказы в описании своих путешествий. Джаль или Ял, зарождающийся в горах Аман и Берта, под именами Яваш или Китар—то-есть Большая река—еще менее известен, чем Собат, в среднем и нижнем его течении: арабские торговцы называют его «Собат», тем же именем, какое носит гораздо более значительная река, текущая южнее; в устье он бывает заперт песками только в исключительно сухие годы, каков был, например, 1861-й. Между Джалем и Голубым Нилом, на пространстве более пяти градусов по широте, Белая Река не получает ни одного притока, текущего весь год. По берегам Нила и двух его притоков растут пальмы делеб, тамаринды, рощи черного дерева и большие леса акаций, которые можно бы утилизировать ради их смолы, но которые употребляются только как дерево. Из разных пород этих акаций особенно замечательна соффар или акация-флейта (acacia fistula), с белыми, как слоновая кость, веточками, усаженными чернильными орешками, на которых насекомое, прокалывая их, оставляет дырочки; ветер, качая деревья, проникает в эти отверстия, которые издают приятный звук, напоминающий звуки флейты. Около устья Джаля леса акаций прекращаются, не видно более и огромных баобабов; по обе стороны реки простирается голая степь, где иногда вдали виднеется столб дыма, поднимающийся из арабского становища.

Огромное большинство населения в бассейне Собат принадлежит к негритянской расе; галласы встречаются там лишь относительно необширными островами или чересполосицами. В первых равнинах, по которым протекают верхние притоки Баро и Гарре, по выходе из эфиопских гор, живут народцы денка и другие, искавшие у подошвы гор убежища от нижнесобатских негропромышленнников: подвергаясь смешению вследствие бегства, эти племена образуют новые группы, мало отличающиеся от коренного населения. На юге, среди равнин, по которым протекает река Бако, бродят ямбо или гамбо, которых А. д’Аббади, судя по их языку, причисляет к шилукской нации, тогда как Шувер считает их соплеменниками денкасов. Еще далее, где почва, постепенно поднимаясь, образует плоскогорье, живут другие народцы, как говорят, негритянского корня,—кирим, мала, ишинг, мацемалея. Одно из этих племен состоит, будто бы, из малорослых людей, средний рост которых не превышает 1,4 метра.

До недавнего времени на опушке громадного леса Валлега, который тянется вдоль западного основания гор Эфиопии, под той же широтой, как слияние Нила с Собатом, жила группа воинственных народцев, означаемых общим именем гамбиль. Главная река, протекающая через их территорию и впадающая в Собат, носила у них название Команджи или «Коровьей», потому что в сухое время года стада их, не находя в других местах травы, скучивались на берегах этой реки. Чтобы вызвать дождевые облака, гамбили бросали в поток ободранную корову; чем далее расходилась кровь по поверхности воды, тем обильнее обещали быть дожди. Раса этих негров была одна из самых замечательных во всей Нильской области по своей телесной силе. Отличительными знаками их племени были два рога газели или козы, привязываемые ко лбу; у них был также обычай вырывать себе два передних зуба на нижней челюсти. Но от этого народа остались лишь слабые отпрыски. Истребительные войны, внесенные в страну египетскими «цивилизаторами», распространились до равнин Команджи. Потеряв скот, перешедший в руки арабских торговцев, принильские денкасы бросились на своих соседей гамбилей, чтобы на их счет пополнить свои стада: между двумя нациями возгорелась неумолимая грабительская война, в которой гамбили были побеждены. Некоторые из них, углубляясь на восток, в верхния долины Эфиопии, пошли просить убежища у галласского народа лега, но их приняли лишь затем, чтобы обратить в рабство; другие бежали в южные области, и только немногие бродят еще в родимых равнинах. Главный город их, Команджок, лежит в развалинах, также как бывший их рынок Кепиель, куда легасы привозили металлы и стеклянные изделия.

Лучше защищенные своими горами, комасы, живущие к северо-востоку от бывшей территории гамбилей, на юг от верхних притоков Джаля, составляют значительную нацию. Арабы пока еще не пробрались к ним, в качестве купцов, и «турок» неизвестен достаточно даже по имени, чтобы можно было опасаться его нападений. Впрочем, комасы—народ мирный, с давнего времени не имевший никаких войн с соседями. Они плохие стрелки, без сомнения, по той причине, что им нет надобности заботиться о защите отечества, как, с другой стороны, у них нет обычая предпринимать экспедиции для ловли невольников у окрестных племен. Но если комасы неискусны в ратном деле, то они отличные земледельцы, и получаемые ими сборы превосходного ямса и зерновых хлебов не только вполне достаточны для собственного продовольствия, но еще дают значительный излишек; единственный продукт, спрашиваемый у них в обмен за железо, соль и другие покупаемые ими товары,—дикий мед, в изобилии доставляемый тамошними лесами. Горы Кома, средняя высота которых около 2.000 метров, составляют одну из приятнейших областей Африки по ровному климату, довольно прохладному, чтобы не страдать от жары, и довольно теплому, чтобы обходиться без одежды и мехов; почва, достаточно покатая, чтобы воды не могли задерживаться, как нельзя более благоприятна в санитарном отношении; со всех сторон живописные холмы, зеленеющие долинки, весело журчащие светлые ручьи представляют прелестные пейзажи. Хижины рассеяны среди деревьев—доказательство общей безопасности: ни враги, ни хищные звери не бродят вокруг жилищ. Во время своих одиннадцати путешествий по белому свету Шувер нигде не встречал людей, которые бы более гармонировали с окружающей природой своей тихой жизнью, простыми радостями, взаимным доброжелательством. Республиканские общины комасов никогда не воюют одна с другой, и никакая ревнивая власть не мешает отдельным семьям жить и поступать по своей воле: общественное мнение и, в важных делах, решения народного собрания служат правилами для граждан. Комасы вырывают себе верхние резцы; мужчины ходят нагие, как большинство их соседей, но некоторые имеют галстух, ожерелье из зубов и бус; женщины одеваются с раннего возраста в покровы из древесной коры и из тканей, невесты и замужния женщины носят по большей части передник, вышитый бисером и кружками из скорлупы страусовых яиц. Кроме того, женщины прицепляют себе хвосты из конской гривы или из растительных волокон, окрашенных в красный цвет; этими хвостами они стегают самих себя, когда голосят по покойникам. Почти каждое утро, даже до первых петухов, слышны их жалобные вопли и причитания. Тела умерших, мужчин и женщин, сохраняются в продолжение от семи до десяти лет в особых хижинах, устроенных так, что туда не могут проникать термиты, и время от времени родные и друзья покойника приносят ему подарки, состоящие из бус или соли; когда же кости предадут погребению, все эти вещи продаются с публичного торга, и вырученная сумма идет на покрытие издержек по устройству общественного пиршества. К северу от племени кома верхния долины реки Джаль принадлежат амамам, которых Матеуччи называет, но несправедливо, «африканскими патагонцами»: росту они, правда, большого, уступая, однако, в этом отношении нуэрам и киджам, но они так успешно отражали нападения египтян, что последние описывали их великанами и прославили людоедами. На самом же деле эти туземцы походят нравами на комасов.

Суросы, кочующие на юг от территории Гамбиль, в соседстве Каффы, считаются даже данниками этого последнего государства: они находятся уже в круге политического влияния Эфиопии; как все племена, служащие дичью абиссинцам, они известны у нагорных населений под названием «шангалла», но это прозвище вовсе не указывает на родство с северными шангалласами, каковы, например, базены. Несмотря на частый приход арабских купцов, суросы остаются еще дикими пастухами как шилуки. Они ходят нагишом, за исключением женщин, носящих узкий передник: только начальник племени облекается в одежду, заменяющую ему знаки власти. Подобно различным негритянским племенам в бассейне Нила, суросы выбивают себе два зуба на нижней челюсти и втыкают деревянный кружок в нижнюю губу; они прокалывают себе также хрящ уха по всей его окружности, чтобы втыкать в дырочки стебли травы. Так же, как их цивилизованные соседи, жители плоскогорья, они не едят никакого другого мяса, кроме коровьего.

На Нижнем Собате, прибрежные жители, носящие различные племенные названия,—все нуэры или шилуки; грозные джиббасы, бонджаки, ниваки, суть группы, отделившиеся от этой последней нации; балоки, поселившиеся западнее, ндиекены, живущие ниже,—нуэры; наконец, обитатели нижней долины, близ слияния, также шилуки, отделенные от главной массы нации только течением Нила. Египетское правительство учредило-было пост Нассер на Собате, в 200 километрах выше слияния; но так как расходы по содержанию его вознаграждались только незначительной торговлей, и владение той местностью имело лишь фиктивную цену, то эта военная станция была покинута в 1876 году. В настоящее время ни Эфиопия, ни Египет не предъявляют прав на этот обширный неизследованный бассейн, который в политическом отношении находится еще в состоянии раздробленности и неустойчивости, происходящих от беспрестанного передвижения племен, вследствие их переселений и завоеваний. Но эти ныне неизвестные области, через которые протекают Верхний Собат и его притоки, без сомнения, будут современем в числе наиболее посещаемых местностей Африки, так как там именно водораздельная возвышенность между Бахр-эль-Абиадом и Индийским океаном переходима всего легче; между горами Каффы и вулканическими массивами земли Масай краевая цепь местами прерывается, и широкия бреши, занятые ныне сильным населением галла, служат дорогой от одного склона к другому.

Шилуки, населяющие левый берег Нила, ниже «Ярма рек» и Собата, до острова Абба, на протяжении слишком 600 километров,—по численности одна из больших наций Африки и единственная, на берегах Нила, которая признает бандо или короля, властвующего над совокупностью племен и продающего в рабство тех, кого поражает его правосудие или гнев. Прибрежный пояс, обитаемый шилуками, не широк, от 15 до 20 километров, так как внутренния равнины заняты боггаранами (баггара или бакара), или «коровниками», то-есть арабами чистокровными или помесями, которым дали это прозвище по причине их многочисленных стад рогатого скота; но нрава они далеко не такого смирного, как их животные: это, напротив, грубые и смелые наездники, наводящие страх на шилуков, которых они теснят к берегу реки. Судя по результатам суммарной переписи, произведенной по распоряжению египетского правительства в 1871 году, после завоевания края, шилукское население, сравнительно с площадью возделанной земли,—одно из самых плотных в свете: оно распределено в трех тысячах деревень, из которых каждая заключает в себе от 45 до 200 семейств, так что вся нация состоит по меньшей мере из 1.200.000 человек. В Европе только окрестности больших городов, да промышленные местности имеют такия скученные массы жителей. Это объясняется тем, что мало стран, где бы природа давала в таком изобилии все нужное человеку. По берегу реки местечки следуют одно за другим в виде одного длинного города; самые большие промежутки между селениями не достигают даже километра: издали с середины реки эти скопления хижин, совершенно похожих одна на другую, походят на ряды шампиньонов: беловатый цилиндр здания, круглая серая кровля, которою он покрыт, точно шапкой, усиливают иллюзию. По середине каждой деревни оставлено свободное круглое пространство, нечто в роде площади, где обыватели собираются по вечерам: лежа на рогожах или на воловьих шкурах, они покуривают табак местного производства из глиняных трубок с длинными чубуками, вдыхая в себя испарения дымящихся навозных куч, разжигаемых для удаления москитов. На дереве, стоящем посреди площади, повешены барабаны с тою целию, чтобы публичные глашатаи могли, в случае тревоги, тотчас же известить жителей соседних местечек о грозящей опасности.

Гартман и большинство путешественников, проникавших в эту принильскую страну, смотрят на шилуков как на типических представителей той группы негритянских наций, область которой ограничена с юга бантусами, с востока галласами и другими населениями эфиопской расы, с севера нубийцами и объарабившимися племенами, с юго-востока ниам-ниамами. Впрочем, шилуки много превосходят числом соседния племена, и их нация высылала наибольшее количество роев в разные части страны. Сами они пришли, будто бы, с юго-востока, из равнин, орошаемых притоками Собата; с тех пор колонисты их расы, луо или диуры, заняли часть юго-западной территории, между бонгосами и денкасами; другие даже перешли Нил-Кивира и поселились, под именем шефалу, в земле племени ва-ниоро; теперь они колонизуют на правом берегу Нила, ниже впадения Собата, пространства, опустевшие в стране Денка после прохода негропромышленников. На обоих берегах население было «несметное», непостижимо густое, правый берег был, правда, сравнительно менее многолюден, но и там следовали одна за другой непрерывным рядом сотни денкасских деревень. Все эти селения были преданы пламени; в 1862 году один предводитель авантюристов, Могамед-Гер, соединился с арабским племенем абу-роф, населяющим, к западу от Сенаара, большую часть междуречья двух Нилов, и страна была совершенно опустошена. Абу-рофы, выстроившись эшелонами у подошвы гор на огромной линии, отбивали денкасов на Нил и Собат, где их сторожили барки негроторговцев. Облава увенчалась полным успехом: ни один чернокожий не избег плена; целый край в несколько десятков тысяч квадратных километров обратился в безлюдную пустыню. После этого понятны угрызения совести, которые часто испытывал так трагически кончивший жизнь Гордон по поводу того, что он содействовал распространению в тех странах «благодеяний цивилизации». «Не хотим мы ваших бус, не хотим вашей дружбы. Не нужно нам вашего покровительства; об одном просим вас—уходите поскорей!». Так говорили ему делегаты одного племени, которое он присоединил к Египту.

Несмотря на продолжительное соприкосновение с арабами-мусульманами, шилуки сохранили свои нравы и религию. Подобно племенам бари и денка, они отказались от одежды, которую им предлагали приезжие купцы из Хартума, и покупают только украшения из стекла или металла; одни женщины носят телячью шкуру, привязываемую к поясу. У бедняков одежду заменяет слой золы, которою они намазывают себе тело, так что их издали можно узнать по серому цвету; богатые покрывают себе тело коровьим калом. Как все другие прибрежные населения Белой реки, шилуки придают своей шевелюре, изукрашенной травой и цветами, самые причудливые формы—петушьего гребня, опахала, ореола, каски, даже шляпы с широкими полями; увидя Швейнфурта, приехавшего в широкополой касторовой шляпе а la Bolivar, туземцы приняли его сначала за одного из своих и разинули рты от удивления, когда он снял шляпу. Форма волосного здания всего чаще зависит от материнской фантазии; матери еще во время кормления грудью обделывают ребенку волоса с помощью глины, смолы, коровьего кала, золы; затем мальчику или девочке остается только поддерживать шевелюру в том виде, какой ей придан заботливой родительской рукой. Хорошие звероловы, шулуки, подобно баггаранам, охотятся на страусов; они умеют даже воспитывать эту птицу, и молодые страусы клюют зерна вокруг их хижин, как цыплята. Из животных эти туземцы всего больше боятся буйвола; когда нельзя избегнуть встречи с разъяренным зверем, они ложатся лицом к земле и притворяются мертвыми; буйвол несколько минут обнюхивает лежачее тело, затем уходит, не тронув мнимого мертвеца. Шилуки верят в сверхъестественное, но мало им занимаются: они чтут предка, считая его в то же время за бога и творца всего сущего, взывают к реке и омываются в её святой воде; говорят не иначе, как с трепетом о духах умерших, летающих в воздухе, забирающихся в стволы дерев, в тела животных. Порядок престолонаследия у них довольно своеобразный: власть переходит не от отца к сыну, а к сыну сестры или какому-нибудь другому родственнику по женской линии; пока новый король не провозглашен, тело скончавшего государя остается запертым в его токуле: дочери его не имеют права вступать в брак: им отводится особая деревня, с воспрещением отлучки из места жительства.

В шилукской территории египетское правительство основало, в 1867 году, столицу своей провинции Бахр-эль-Абиад, город Фашоду. Хотя резиденция короля шилуков, в то время это была просто кучка соломенных хижин, деревня Денаб; теперь это—четыреугольная крепость довольно внушительного вида, окруженная соломенными постройками, магазинами и загородами; но в начале 1884 года город совершенно опустел: вспыхнувшая война выгнала из него всех жителей. В это место египетское правительство посылало тех, кто был обречен на вечную ссылку. Фашода лежит на левом берегу Нила, в хорошей стратегической позиции, на излучине, которую описывает эта река, чтобы спуститься к северу, после соединения с Бахр-эз-Зарафом и с Собатом. Место слияния последнего с Нилом защищается на востоке постом Тауфикия, названным так в честь хедива, на западе—деревней Собат, оффициально основанной в видах наблюдения за негроторговцами. Кака, до недавнего времени главный невольничий рынок на Верхнем Ниле, есть важнейший геллет или городок щилукского края; он лежит на левом берегу реки, около северной оконечности территории, занимаемой этой нацией.