III. Страна рек
Область нильского бассейна, заключающаяся между озером Мвутан-Нзиге и местом слияния Вахр-эль-Газаля с Нилом, совершенно отличается от соседних стран обилием вод, соединением нескольких, сходящихся здесь рек, значительным протяжением болот, общим однообразием покатости. Течения Нила и Асуа на востоке и юго-востоке, течение Бахр-эль-Газаля на севере составляют естественные границы этой географической области. В историческом движении континента жители этой области тоже играли особую роль: здесь находится главное место перехода из бассейна Нила в бассейн Конго. Так как водораздел не обозначен никакой заметной возвышенностию, то переселения с одной покатости на другую делаются без всякого затруднения; раздельная гидрографическая линия не составляет естественной границы между расами, и различные нации, между прочим, нация ниам-ниамов, занимают пояс с двойным скатом, распространяясь все далее и далее к северу. Через эту раздельную область, без сомнения, пройдет в будущем главный путь сообщения с востока на запад континента, между Красным морем и Бенинским заливом; уже путешественники Пене и Лежан, Питерик, братья Понсе, Пиаджия, Швейнфурт, Потагос, Юнкер, Бондорф проложили дорогу, и по их следам идут другие исследователи. К северу от Области Рек находится истинная естественная граница, но не обозначенная какой-либо раздельной возвышенностию; пограничную линию проводит здесь климат, следствием чего и является тот контраст, который представляют, по обе стороны этой линии, вид местности, растительность, фауна и самые населения. Параллельная экватору впадина или долина, в которой извивается Бахр-эль-Араб, в общем совпадает с этой климатической границей. На юге, дождевые воды довольно обильны, чтобы образовать ручьи и речки, текущие постоянно, круглый год, или по крайней мере в продолжение половины года; на севере, овраги, спускающиеся к реке Арабов, не что иное, как уади, в которых бегут воды только после сильных дождей. К северу и к югу от пояса Бахр-эль-Араба, леса, состоящие из различных пород, имеют не одинаковую физиономию: с одной стороны, по направлению к стране Фор, господствует баобаб, с громадным раздутым стволом; с другой, по направлению к области Фертит, преобладают леса лулу или «масляного дерева», покрывая своими переплетающимися ветвями пространства в несколько сот километров. Большие обезьяны не переходят границы страны Рек и не встречаются в Кордофане; точно также слон не заходит на север далее Бахр-эль-Газаля, и страшная муха цеце не распространяет своих опустошений на стада северных равнин. Область Рек есть страна негров и рогатого скота, тогда как противоположная покатость есть область арабов и лошадей.
Страна, заключенная между реками Бахр-эль-Джебель и Бахр-эль-Араб, так хорошо характеризуемая разветвлением пересекающих ее потоков, не имеет общего названия, и известна только по именам племен, которые в ней обитают: политически, западная часть края обозначается как провинция Бахр-эль-Газаль, которая должна бы принадлежать только к бассейну этого притока Нила. Всю область в совокупности можно бы назвать именем «Страны Рек», так как в пределах её находятся все западные притоки Нила, к северу от озера Мвутан-Нзиге: общее пространство этой обильно орошаемой территории около 350.000 квадр. километров, по предварительным картам, составленным новейшими путешественниками, а средняя высота её 800 метров.
Почва страны, состоящая из разложившагося гранита, смешанного с речным аллювием и перегноем, необыкновенно плодородна. Обширные пространства покрыты красноземом, залегающим на руде болотного железняка: эти обломки, в соединении с илом рек и с остатками растительности, тоже отличаются большим плодородием; но там, где слой железной руды лежит очень близко к поверхности, корни растений с трудом проникают в твердую почву, которая даже после дождей покрывается лишь скудной травой. Там и сям лужи стоячей виды, исчезающие под ковром зелени, рассеяны во впадинах скалы, и глыбы камня украшены розовыми цветками диантеры,—растения, соответствующего клейкой смолянке европейской флоры. Везде, где почва не состоит из металлической настилки, она производит обильные урожаи, и её дикорастущая флора содержит большое число видов, продукты которых, до недавнего времени неизвестные европейцам. могли бы давать очень полезный материал для обработывающей промышленности. В этой области Нигриции произрастает, между прочим, рум, род большего хлопчатника (eriodendron anfractuosum), из которого можно бы было выделывать ткани; дерево лулу (butyrospermum Parkii), образующее целые леса, дает в своих плодах масло; другие породы дерев доставляют в изобилии разные сорты каучука. Кое-где встречается хиглик (balanites aegyptiaca) или «слоновое дерево», под которым часто выкапывают большие ямы, прикрываемые ветвями, для ловли великана лесов, который любит лакомиться листьями этого дерева. Эти огромные представители африканской фауны очень обыкновенны в Речной области. Хотя их ежегодно убивают от пяти до шести тысяч голов, однако еще незаметно, говорит Лептон, уменьшения их стад; но это утверждение опровергается другими путешественниками. Местный губернатор насчитывает до сотни (?) разных видов антилоп, бродящих по стране. Большие обезьяны—по мнению Фелькина, чимпанзе—внушают страх туземцам. Однажды сотня этих двуруких напала на контору Габа-Шамбе, на Ниле, и разнесла многие дома, последствием чего был пожар, истребивший товарные склады. Что касается домашних животных, то они немногочисленны. Лошади, так же, как мулы, ослы, верблюды и вьючные волы, приводимые баггарцами, не выживают больше года в лесных странах, граничащих на юге с Фором и Кордофаном. Эмин-бей приписывает вымирание всех этих животных, привозимых из других мест, самопроизвольному развитию у них огромного множества глистов. До третьего градуса к северу от экватора туземцы много страдают от подкожной глисты, известной под именем «мединского червя или струнца».
Пятьдесят миллионов людей могли бы жить в довольстве в этой богатой стране. В некоторых округах, защищенных болотами или другими естественными препятствиями от нападения завоевателей, деревни следуют одна за другой непрерывным рядом, и джунгли давно исчезли, замененные садами; но почти повсюду видны следы грабительских набегов, и многие местности, недавно бывшие в культурном состоянии, теперь совершенно обезлюднели и обратились в пустыню. Нигде в восточной Африке торговля неграми не причинила столько бед, как в этих густо населенных равнинах. Сделавшись господами края под титулом египетских офицеров и чиновников, негроторговцы в течение многих лет открыто производили свой гнусный торг человеческим телом. Имея поручение снабжать рынки Хартума и Каира молодыми девушками и евнухами и вербовать солдат для армии, чиновники могли безбоязненно совершать то, что оффициальные рапорты велеречиво называли их «цивилизаторской миссией»: деревни пустели, и из каждой зерибы арабских купцов или из Донголы регулярно отправлялись к берегам Нила партии несчастных, связанных по-парно при помощи развилин и колец, надетых на шею невольника и привязанных к верховому животному господина. Еще в наши дни дороги, которыми следовали эти невольничьи караваны, легко узнать по человеческим костям, рассеянным вдоль тропинок. Даже когда торговля невольниками была оффициально воспрещена в провинции Бахр-эль-Газаль, египетским чиновникам не трудно было обходить приказы, данные им не письменно, а устно. Посредством таких обходов, тем более жестоких, что они порождали больше разбойничьих набегов и резни, торговцы невольниками и составляли свой маль или человеческий капитал. Сами они не нападали на селения, но направляли племена одно на другое. Подстрекаемый к грабежу, тот или иной туземный народец вторгался неожиданно в пределы соседней земли, убивал мужчин, захватывал в плен женщин и детей. Не было ли тогда кажущимся делом человеколюбия со стороны негропромышленников, если они являлись на выручку пленников, чтобы облагодетельствовать их менее тяжкой неволей в своей зерибе или в северных городах? Но побежденное племя рано или поздно отплачивало победителю той же монетой, и негроторговцы опять вступались за пленников, чтобы освободить их в свою пользу. И если война продолжалась без пощады, охватывала всю провинцию, не следовало ли вмешаться между враждующими племенами и положить конец беспорядку, взяв заложников у той и другой стороны? Таков был порядок вещей, введенный «эрой прогресса», и благодаря этому порядку, не только край обезлюднел, но, что еще хуже, оставшееся население подверглось нравственной порче, усвоив себе пороки, порожденные насилием: мирные племена обратились в шайки разбойников. Один из европейских путешественников имел целый арсенал карабинов, приклады которых были увешаны черепами убитых ими негров.
Когда европейский губернатор, известный Гордон, вознамерился положить конец этим ужасам, вспыхнул бунт, и в то время, как оффициально власть поощряла своих представителей к сопротивлению, мятежникам посылались боевые припасы: торговцы невольниками пользовались сообщничеством, явным или замаскированным, почти всех египетских чиновников, и общее мнение было то, что области Бахр-эль-Газаль и Фор скоро образуют, под управлением негроторговца Сулеймана, отдельное от Египта королевство, поставляющее ему невольников и избавленное от всякого европейского контроля. Но эти рассчеты были расстроены, благодаря геройской настойчивости и военному гению итальянца Джесси, который не только заставил снять осаду крепости, где он был заперт, но еще восторжествовал в конце концов над привычным к войне неприятелем, далеко превосходившим его численностию, и совершенно умиротворил край, организовав свою стражу из базенгеров, то-есть освобожденных им невольников. Однако, ему не простили этой победы; вскоре после того он был отозван, так же, как и Гордон, генерал-губернатор всего египетского Судана. Тем не менее, старый порядок крайнего угнетения, кажется, не был восстановлен. Власть хедива, оффициально реставрированная, существует еще, по крайней мере по имени, так как в начале 1884 года возмутившиеся мусульмане не перешли реки Бахр-эль-Газаль; силы Лептон-бея, уменьшенные на две трети их численного состава частыми стычками, победоносно отразили все набеги баггарасов, с помощью нуэров и денкасов; он рассчитывал на поддержку ниам-ниамов, чтобы восторжествовать над арабами, но сообщения Страны Рек с севером были отрезаны. Прежде, когда Нил был заперт естественными преградами в виде травяных островов, путешественники могли по крайней мере проходить эту страну, делая круг через Фор и Кордофан; теперь же египетские чиновники могли бы пытаться вернуться в Каир не иначе, как спускаясь на юг к Занзибару или на запад к Конго. Управляемая ими провинция силой обстоятельств сделалась на время автономным королевством; но, несмотря на обещания Англии, нужно опасаться, что далеко еще то время, когда «Судан» действительно будет принадлежать «суданцам». В Африке нет страны, которая бы обещала сделаться более богатой, когда охота на человека будет заменена эксплоатацией почвы и когда население, исчисляемое в три миллиона душ, займется вывозом, кроме слоновой кости, также других местных произведений, из которых важнейшие—каучук, разные смолы, стручки тамариндов, воск, растительное масло, фрукты, семена и овощи всякого рода, хлопок, выделанные кожи и металлы. Европейцы могут жить в стране под условием, если будут вести очень деятельный образ жизни; тем не менее эта область, по причине обширных болот, находящихся в нижней её части, все-таки опасна для эмигрантов, пока не будут основаны в южных горах санитарные станции, подобные тем, какие существуют в Индии.
Войны и облавы негроторговцев имели следствием во многих местах смешение племен; старые границы сделались неопределенными; территории переменили жителей; в период жизни последнего поколения население сохранилось неизменно в наследственных владениях только на обоих берегах Нила, между Магунго и Дуфиле, куда не проникали торговцы невольниками, или где они по крайней мере не долго пробыли. Оттого эта часть страны густо населена; там можно путешествовать по целым дням, не встречая местности, которая бы не была изменена земледельческой культурой, где существовал бы еще остаток джунгля или девственного леса. В этих округах, мир которых не был нарушен в течение многих поколений, нравы кротки: там никогда не услышишь о преступлениях; путешественник может объехать страну во всех направлениях, не имея другого оружия, кроме палки. Велик контраст между этими мирными населениями и теми, над которыми негроторговцы практиковали свой чудовищный промысел! А между тем, почти все эти народцы одного происхождения, и в прежнее время все они имели одинаковые нравы, одинаковое политическое и социальное устройство. По примеру большей части негритянской расы, они говорят языками, совершенно отличными от бантусских идиомов, употребляемых прибрежными племенами бассейна Нианца. Между этими говорами области Бахр-эль-Газаля только два или три были возведены миссионерами на степень письменных диалектов; наречия бари, денка, шилук были частию закреплены вокабуляриями и переводами книг духовного содержания. Из всех глоссологических групп африканского континента эта группа наименее известна в её совокупности, хотя страна была посещена гораздо большим числом европейских путешественников, чем другие области Африки.
Шули—первые племена, через земли которых проходит Нил, по выходе из озера Мвутан-Нзиге. На западной покатости реки, где они владеют лишь узкой полосой, ограниченной с запада горным хребтом, их называют лур или лури; по крайней мере оба народа, очевидно, принадлежат к одному корню. Совокупность территории племен лур и шули обнимает левый берег озера Мвутан-Нзиге и, на правом берегу Нила, обширную территорию в форме полумесяца, которая изгибается к северо-востоку и к северу до течения реки Асуа, захватывая полосу земли даже за этой рекой. Наружность у шули была бы довольно приятна, если бы они не усвоили, чтобы отличаться от других народцев, привычки прокалывать себе нижнюю губу и продевать сквозь нее кусок кристалла, палочку или какое-нибудь другое украшение (длиной от 7 до 10 центиметров), которое болтается, когда они говорят; кроме того, они вырывают себе четыре верхние резца, отчего речь их непонятна. Красятся они в красный цвет с помощью окиси железа, но это раскрашивание не подчинено никаким правилам и всецело предоставлено личному вкусу и фантазии. У одних лицо красное, а тело черное, у других есть только пятна или полосы на лице, наведенные охрой, тогда как туловище или ноги имеют кровавый цвет, как у гиппореев, о которых рассказывает Плиний; иные испещряют себе тело серыми линиями: издали кажется, что видишь солдат разного рода оружия, одетых каждый в особенный мундир. Как вообще у большинства диких племен, щегольство и кокетство составляют принадлежность мужского пола. Подобно своим северным соседям, мади, и южным, ланго, шули проводят большую часть жизни в размалевывании и украшении своего тела: пышные здания их причесок, воздвигаемые каждым по своему вкусу, разнятся по форме и объему, но все содержатся с величайшей заботливостию; есть шевелюры в несколько этажей, убранные всякого рода украшениями—клочьями шерсти, гирляндами из травы, кольцами, фестонами из бус, и носитель этого архитектурного памятника, когда идет, едва смеет пошевелить головой. Богатые щеголи накидывают себе на плечи шкуру антилопы, бедные носят по крайней мере козью шкуру, а руки, ноги и шея обвиты железными ожерельями. Под этой массой металла, сдавливающей мускулы и вены, трудно двигаться; чтобы посмотреть в бок, родовитый шули должен повернуться всем корпусом. Красные и белые бусы, шелковые амулетки, корни, зубы и рога дополняют костюм. В сравнении с мужчинами, женщины одеваются очень просто: передник, длинный хвост, как у ниам-ниамов, несколько стеклянных украшений и узоров—вот и весь костюм замужних женщин; молодые девушки ходят без всякой одежды. Шули, лури, мади отличаются от соседних племен уважением, которое они оказывают женщинам в общественной жизни. Совершеннолетния девушки, живущие отдельно в отведенных им хижинах, имеют право выбрать себе мужа, прежде чем быть купленными у родителей. Жена никогда не подвергается побоям, и обыкновенно муж не принимает никакого решения, не посоветовавшись с подругой жизни, не получает никакого подарка, не поделившись с ней. Полевые работы не взвалены на женщин, как у племен ва-ганда и ва-ниоро: здесь женщины знают только домашнее хозяйство.
Так как имя шули несколько напоминает имя шилук, данное могущественным племенам, живущим далее на севере, на берегах Белого Нила, то некоторые писатели высказали мнение, что шули, вероятно, потомки шилукских эмигрантов, переселившихся в давния времена. Как бы то ни было, наречия этих двух наций представляют большое сходство: солдаты из шилуков, приводимые в край египетскими офицерами, сразу понимают местный говор. Но эти потомки древних завоевателей, преобразившиеся в мирных жителей, занимаются преимущественно земледелием; прекрасный вид их полей свидетельствует об их трудолюбии. Они возделывают отличный табак и разного рода овощи, из которых иные только недавно введены в крае арабами и европейцами; вокруг больших деревень тянутся на необозримое пространство поля, засеянные хлебом и кунжутом. Посреди фруктовых дерев стоят там и сям деревья-фетиши, ветви которых увешаны рогами, зубами и черепами животных, приносимыми охотниками. Шули, так же, как прибрежные племена озера Нианца, строят маленькия хижины, посвященные духам земли, и не пускаются ни в какое предприятие, не спросив совета у чародеев. Очень гостеприимные, они радушно принимают путешественника и, в знак любви и дружбы, плюют ему на руку, или по крайней мере делают соответственный жест. Когда чужеземец отправляется в дальнейший путь, хозяин закалывает козу на тропинке, для того, чтобы отвратить всякую опасность худой встречи. Три дня недели считаются благоприятными, три другие—несчастливыми, седьмой же безразличен—ни хорош, ни дурен. Путешественнику, который не принимает в рассчет этих местных суеверий, часто приходится раскаиваться, ибо его спутники, проворные, доверчивые и смелые, когда отправляются в путь при счастливых предзнаменованиях, отказываются от работы и дрожат при малейшем шуме, когда природа кажется им враждебной.
Египетские паши основали на шулийской территории несколько военных постов, расположенных на расстоянии двух или трех дней ходьбы один от другого, так чтобы можно было господствовать над страной посредством сети стратегических путей. Одна такая крепостца, Ваделай, стоит на левом берегу Нила, при впадении в него одной речки; но самое важное населенное место, Фатико, находится верстах в ста к востоку от Нила, между двумя притоками реки Асуа, на красноземной почве, необыкновенно плодородной, над которой господствуют гранитные кручи; к северу от местечка, одна из этих скал возвышается на сотню метров над равнинами, и с вершины её открывается обширный вид, простирающийся до самого Нила; на северо-востоке, остроконечная гора Шона (одна стена которой, почти отвесная, поднимается на 250 метров) указывает путешественникам направление, которого нужно держаться при проходе через леса и степи. Местечко Фатико, лежащее на высоте около 1.200 метров, занимает как раз верхушку области племен шули: с этой высшей точки можно спуститься на север, на запад, на юг рядом террас с крутыми уступами. Находясь на полдороге от станции Фовейра, на Ниле-Кивира, и от Дуфиле, на «Горном» Ниле, Фатико занимает великолепное торговое положение, в равнине, окруженной круглыми холмами и прозванной раем ботаников: он отправляет много хлеба и воска. Другия многолюдные селения страны Шули, к востоку и к северу от реки Асуа, суть: Фаджелло или Фаджули, Фадибек, Фараджак и Оббо. Туземцы племени мади, живущие на севере, преимущественно на правом берегу реки, имеют такую же наружность, как шули, так же кокетливо убирают свою шевелюру, так же имеют привычку раскрашивать себе тело; и не только походят на них внешностию, обычаями и модами, но делят с ними также редкую привилегию уважать свободу женщин и допускать их в свои советы. Можно подумать, что мади и шули одноплеменники, а между тем язык первых совершенно отличен от языка луров, шулиев, шилуков, и приближается, напротив, к наречию ниам-ниамов: он изобилует односложными словами, выговор отрывистый и с повышением голоса. Без сомнения, это различие языков и сходство нравов объясняется совместным существованием двух народов, теперь слившихся в один; покоренные племена, более многочисленные, постепенно ассимилировали себе завоевателей, но эти последние сохранили и сделали господствующим свой язык. Эти завоеватели пришли, вероятно, с юго-запада: с этой стороны мади занимают два склона водораздельной возвышенности и граничат, в бассейне Конго, с населением того же языка и того же происхождения, именно с каликами.
В территории племени мади главная станция египтян—Дуфиле, местечко, лежащее на западном берегу реки, недалеко от большой излучины, которую описывает Малый Нил, прежде чем соединиться с р. Асуа. Дуфиле занимает вершину треугольника, образуемого этими двумя потоками и Нилом-Кивира, между Февейрой и Магунго; кроме того, против Дуфиле в Нил впадает река, судоходная на протяжении около двадцати километров. Это весьма важная позиция в стратегическом отношении, и, нет сомнения, в будущем городок сделается центром оживленной торговой деятельности; здесь находятся пароходная пристань Верхнего Нила, запертого ниже порогами Фола. Палисада Дифуле окружена пальмами, за которыми виднеются вдали крутые склоны горы Куку. На севере, цепь, поднимаясь местами метров на 200 над уровнем реки, продолжается в близком расстоянии от берега. Два укрепленных поста Лаборе, на половину скрытый в зелени деревьев, и Муги, близ порогов Иербора,—имеет лишь узкую полосу возделанных земель между Нилом и скалами. С южной стороны Дуфиле соединяется с постом Фатико многолюдным местечком Фалоро, которое считается одной из житниц египетского Судана. Северные солдаты, обогатившие местную флору и фауну многими новыми видами, занесли, к несчастию, мириады клопов; но это насекомое не переходит за Фалоро. Поля мадиев обработаны очень тщательно; женщины и дети сеют каждое зерно отдельно.
Бари, следующие за мади на обоих берегах реки, составляют, между негритянскими племенами, одну из замечательнейших групп по красоте тела и благородству осанки. Путешественник может без труда изучать их великолепные формы, так как они ходят совсем голые. Они думают, что достоинство мужчины не позволяет прикрывать наготу. Пеней рассказывает, что они даже «боятся одежды»; чтобы найти хороший прием у туземцев, этот путешественник принужден был снять с себя все платье. Обычай разрешает женщинам одеваться; но большинство их прикрываются только рахадом или передником из железных цепочек или из кожаных ремней, и звериной шкурой, накинутой на плечи; волоса у них всегда острижены на-голо, тогда как мужчины оставляют маленький пучок на макушке, осененный страусовыми перьями у главных начальников. Бари не обвешиваются украшениями и амулетками, как шули, но некоторые из них тоже раскрашивают себе тело, особенно для военных плясок, и татуируются разноцветными арабесками или геометрическими фигурами; но эти операции, производимые в эпоху возмужалости, очень опасны и часто оканчиваются смертью пациента. Бари, между которыми до недавнего времени оспа похищала много жертв, прибегли, по словам Фелькина, к изобретенному ими самими способу оспопрививания, и этот профилактический метод лечения, кажется, увенчался полным успехом. Воины этого племени считаются самыми храбрыми из прибрежных жителей Нила, и между ними не редкость встретить удальцов, носящих на руке браслет из слоновой кости: это охотники, которым удалось одолеть слона в борьбе один-на-один. Между этим же племенем торговцы невольниками обыкновенно вербовали свои шайки охотников на негров, и имя этих бандитов наводило страх на мирных жителей даже в соседстве больших озер. Впрочем, племена бари и сами много страдали от набегов негроторговцев: некоторые части их территории были совершенно опустошены и обезлюднели. Зная, что главное богатство бариев—рогатый скот и что они гордятся своими прекрасными животными, весело позванивающими привешенным на шее колокольцем, негропромышленники захватывали прежде всего стада, и чтобы их выкупить, бари приводили собственных жен или детей, если им не удавалось совершить счастливой экспедиции и забрать в плен семьи соседних племен. Корова—животное почти священное для этих принильских народцев, и даже кал её считается обладающим чудодейственной силой: он входит, как главный ингредиент, в мазь, употребляемую для залечивания ран. Около хижин бариев, впрочем содержимых в замечательной чистоте, земля из битой глины и золы всегда смешана с коровьим калом, как прежде пол на гумне французских крестьян. Вместо того, чтобы приседать на корточки, как большинство других негров, или скрещивать ноги, как арабы, бари имеют привычку садиться на табуреты, обыкновенно выкрашенные красной краской.
Католические миссионеры много трудились среди племени бари, но почти без всякого успеха, потому что поведение христиан негроторговцев было не таково, чтобы могло содействовать пропаганде духовных лиц. Бари попрежнему остались при своей вере в волшебство, при старом анимистическом культе, при боготворении змеи, которую они называют «бабушкой», при почитании умерших, которых они хоронят в сидячем положении, стараясь усадить покойника в могиле как можно удобнее. Прежде, говорят они, на небо можно было всходить по веревке, привязанной к звездам, но эта веревка порвалась. От церкви, бывшей центром миссий на Верхнем Ниле, не сохранилось даже развалин, и только красивая аллея лимонных деревьев указывает еще место, где стоял «город» Гондокоро; кирпичи от дома австрийских миссионеров были все растащены туземцами, которые приготовляли из них, с примесью жира, краску для раскрашивания себе тела. Паша Самуил Бекер сделал Гондокоро главным административным пунктом своей губернии, под именем Измаилии; но перемещение реки, образование болот и песчаных мелей вынудили Гордона покинуть этот пост: он основал губернаторскую резиденцию километрах в двадцати ниже по течению, в Ладо или Лардо, на яру западного берега. Этот город, с кирпичными, крытыми железом, зданиями, представляет довольно красивый вид, в сравнении с окружающими селениями; вокруг города идет бульвар; эвкалиптовое дерево, посаженное Эмин-беем, уже высоко поднимается над массой домов; до недавнего времени вдоль набережной всегда стоял ряд судов. Другие станции в стране Бари, выше Гондокоро,—Кирри и Бедден; в последней есть паром через реку. К юго-востоку от Гондокоро находятся селения Биллигонг и Белениан, славящиеся железными рудниками и мастерскими для фабрикации дротиков и копий. В соседних горах, называемых Локойя, живут самые отважные туземцы из племени бари, нередко беспокоившие своими набегами белых, поселившихся в Гондокоро. Севернее, берри, бар или бехр, обитающие в степях к северо-востоку от Гондокоро, составляют группу племен, отличную от бари, и говорят языком почти тожественным с наречием шулиев, на которых они походят также чертами лица и нравами. Другой родственный народец—ширы, селения которых расположены на обоих берегах Нила, ниже Ладо. Не имея железа, эти чернокожие делают наконечники стрел из черного дерева.
К востоку от бари, одна территория, хорошо орошаемая херанами, спускающимися к Нилу, с юго-востока на северо-запад, занята племенем латука, нисколько не похожим на соседних негров. Почти все путешественники причисляют это племя к галласскому корню: латукский язык, говорят, принадлежит к той же семье, как и язык племени ильм-орма (по Равенштейну, он близко подходит к языку масаев). Отличительные признаки латуков—высокое чело, прямой и твердый нос, большие глаза, толстые, но не вздутые губы—не позволяют сомневаться относительно их происхождения. Средний рост этих туземцев от 1,70 до 1,75 метров. Другие народцы, живущие восточнее в направлении Собата, именно племя арборе, принадлежат к той же семье; но племена аккара и иренга говорят другими языками. Характером латуки много разнятся от соседних негров: они веселее, откровеннее, очень храбры, так что негроторговцам никогда не удавалось захватывать невольников между ними. Если бы латуки соединились, вместо того, чтобы беспрестанно воевать между собой, племя с племенем, они, несомненно, были бы одной из могущественных наций Африки. Хотя первоначальный язык, физические черты и характер этих галласских эмигрантов в большей части сохранились до сих пор, однако, вследствие смешения через браки, латуки приблизились нравами к негритянским народцам, обитающим по Нилу: подобно шилукам и бари, они стыдятся носить одежду, но полагают свою славу в том, чтобы шевелюра их имела изящную, по их понятиям, форму, именно форму каски. Нужно от восьми до десяти лет терпеливого труда, чтобы вполне придать куафюре надлежащий вид: волосы, заплетаемые с волокнами коры, превращаются в род войлока, который унизан бусами и фарфоровыми шариками: спереди, над челом блестит медная бляха, а на макушке развеваются хохолки, пучки перьев. Что касается женщин, которые вообще менее красивы, чем мужчины, и отличаются только необыкновенно крепким телосложением, то они не имеют права на равное с мужчинами количество украшений и ограничиваются небольшой татуировкой; кроме того, носят хвост, похожий на конский, и, подобно большинству других женщин этой области, вырывают себе четыре нижних резца. Хижины у латуков похожи на жилища соседних туземцев: они имеют форму колокола, без всяких отверстий, кроме низенькой двери, через которую нужно проходить ползком. Около каждого селения имеется кладбище, куда переносят кости, когда труп, погребаемый сначала подле хижины, совершенно разложится; вокруг умерших по целым неделям справляют похоронные пляски. Поля латуков очень производительны; тамошний табак в большом спросе у окрестных племен, хотя он почти всегда с примесью коровьего кала. Из диких зверей в крае считается опасным только леопард, часто нападающий даже на человека; льва же здесь не боятся. Эмин-бей рассказывает, что когда один из этих царей лесов попал в яму, устроенную для леопардов, то население тотчас же вытащило его оттуда.
Территория племени латука, ограниченная на востоке горной цепью Лофит или Лафит, поднимающейся на тысячу метров над равнинами, ограничена на юге другими, еще более высокими горами: в целом этот край представляет длинную плодоносную долину, усеянную деревьями; между ними часто попадается хаглик, сладкие плоды которого так богаты поташем, что их употребляют вместо мыла. Селения довольно многочисленны, и некоторые из них заслуживают даже имени городов. Тарранголе, главный город, лежащий в середине страны Латука, на берегу хора Кохс, говорят, заключает в своих стенах не менее трех тысяч хижин, не считая сараев или навесов, под которыми помещается от десяти до двенадцати тысяч голов скота. Город обнесен крепким палисадом, и, кроме того, каждый дом защищен еще частоколом; в разных пунктах города возвышаются трехъэтажные сторожевые башенки, на которых по ночам стоят часовые, обозревающие окрестности и готовые забить тревогу при малейшем признаке опасности. В Тарранголе только одна широкая улица, проходящая через весь город; другие проходы не что иное, как кривые аллеи, где коровы могут входить лишь по одиночке, для того, чтобы их легче было считать и чтобы неприятель не мог неожиданным нападением овладеть большими стадами. В северной области края две деревни, Ваккала или Оккела и Лоронио (называемая иначе Латоме, по имени её начальника), тоже насчитывают значительное число жителей. По словам Эмин-бея, женское население там, как и в У-Ганде, гораздо многочисленнее мужского.
Латуки—наидалее выдвинутое в восточном направлении из всех галласских племен, если только не считать ланго, на Верхнем Ниле, и хума, на плоскогорьях, тоже представителями этой расы; но на самом Бахр-эль-Джебеле и к западу от этой реки не увидишь уже никаких других народов, кроме негров. На запад от племени бари, туземцы ниамбара или ниам-бари, занимающие гористую территорию, которая образует водораздельный массив между Нилом и его притоком Уей,—одноплеменники с бариями: впрочем, идиом их отличается большим разнообразием интонаций, чем языки соседних племен, а также свистящими согласными. Рослые и сильные, как и племя бари, ниамбары ходят, подобно им, нагишом; но они увешивают себя побрякушками, кольцами и другими железными украшениями. Некоторые облекаются в «латы»; кроме того, женщины всегда носят кинжал за поясом. В то время, как серьги неизвестны у большинства принильских народцев, ниамбары протыкают себе мочки ушей по всей окружности и продевают в отверстия серьги и стеклянные колечки: как орегонцы Южной Америки, они делают себе таким образом с каждой стороны лица широкие пологи, придающие им странную физиономию. Женщины прокалывают себе также обе губы и продевают в них кусок кварца или, за недостатком такового, деревянный цилиндрик или обломок тростника; они не носят передника, а только кусок кожи, листья, иногда гремушку. В половине этого столетия, до прибытия в край торговцев слоновой костью, бивни слона имели так мало цены, что их употребляли только на изгороди для загонок скота. Ниамбары охотятся на этого великана лесов не так, как другие племена: охотник, спрятавшись в листве дерева, ждет, пока загонщики пригонят животное под тот сук, на котором он сидит с копьем в руке; вскоре железный наконечник, длиной от 60 до 70 центиметров, вонзается по самое древко в спину слона, производя глубокую рану, почти всегда смертельную. Ниамбары не только искусные охотники: они, кроме того, очень хорошо обработывают свои поля и сады, и разводят ульи вокруг своих хижин; как кузнецы, они не уступают беленианским бари. Одно из их главных селений носит имя племени (Ниамбара); оно лежит на высоте 620 метров, в котловине, окруженной высокими холмами, которые соединяются боковым разветвлением с цепью гор, господствующих над Нилом, от Муги до Дуфиле; пики Кугу, похожие видом на пирамиды, поднимаются над ниамбарскими равнинами, погруженные основаниями в море зелени. Во многих местах страны есть горячие источники, которыми пользуются как туземцы, так и арабские купцы.
Из всех народов, живущих на берегу реки Бахр-эль-Джебель, денка или динка, называемые также дженг или джанге, занимают обширную область; территория их исчисляется в сотню тысяч квадр. километров, и племена их или независимые роды насчитываются десятками: наиболее известны из них те, с которыми торговцы приходят в соприкосновение, как-то: туич, бор, кидж или кич, элиаб, прибрежные жители Нила, и вадж, рек, афодж, обитающие западнее, на берегах притоков Бахр-эль-Газаля («Река Газелей»); другие народцы племени денка тоже живут на правом берегу Бахр-эль-Абиада, ниже слияния его с Собатом. Но, несмотря на то, что через земли этого народа пролегает дорога, которою необходимо должны следовать все путешественники, поднимающиеся по Верхнему Нилу или отправляющиеся на покатость Конго, денкасы ни в чем не изменили своего образа жизни, под влиянием иностранной цивилизации: они остались по-прежнему вольными людьми в своих саваннах или болотах и не покупают почти ничего у арабских купцов; удой стад, плоды сада, зерна и овощи поля достаточны для их пропитания. Бор, на правом берегу Нила, в земле племени того же имени,—крепостца, построенная египетским правительством для наблюдения за денкасами. К последним, также как и к племени бари, приезжали католические миссионеры из Италии и Австрии и основали свое местопребывание ниже Бора, в Панаме или Фаутентуме, в земле киджей, на левом берегу Нила; но это поселение, названное колонией св. Креста (Santa-Croce, Heiligen Kreuz), пришлось вскоре покинуть, по причине болезней, опустошивших миссию. При том же усилия, обратить туземцев в христианскую веру были безуспешны: единственный результат пребывания патеров—собрание вокабуляриев и переводов, привезенное ими из денкскаго края. Проповедники ислама также не имели успеха у этих принильских племен, оставшихся анимистами, как большинство других народов центральной Африки.
Подобно племени бари, с которым они родственны по языку, денкасы считают за стыд носить одежду; они ходят голые, предоставляя женщинам привязывать звериные шкуры к поясу; но не гнушаются украшений, носят железные кольца на руках, на лодыжках, в ушах, украшают голову страусовыми перьями, татуируют себе лицо для отличия от других народцев и вырывают резцы на нижней челюсти; большинство бреют волоса на голове, но щеголи разрисовывают свою шевелюру так, чтобы она походила на прическу европейца, и сообщают ей рыжеватый оттенок, смачивая волоса коровьей уриной. Кожа их, в её естественной окраске, имеет прекрасный блеск бронзы; но из опасения, чтобы она не попортилась, они почти всегда натирают ее маслянистыми веществами и затем посыпают золой, отчего она получает синеватый цвет. Так как они имеют обыкновение зажигать по вечерам большие костры, вокруг которых все население проводит целую ночь, вместе со своими стадами, чтобы защитить скот от москитов, то деревни усеяны большими кучами золы, в которых обитатели катаются с наслаждением. Денкасы восточной области принадлежат к самым великорослым из африканцев; между ними не редкость встретить молодцов в 1,80 метра (немного более двух с половиной аршин); особенно киджи отличаются высоким ростом (от 1,70 до 1,85 метра); но на западе, в бассейне реки Бахр-эль-Газаль, денкасы немногим выше среднего роста посетивших их европейцев. Вообще эти туземцы отличаются большой физической силой, хотя они едят обыкновенно только раз в день, около заката солнца. Ноги у них длинные и тонкия, а походка, как у нуэров и шилуков, обитающих также в болотистых местностях, напоминает походку голенастых птиц. Когда увидишь денкаса, медленно шагающего через камыши, поднимающего колено и осторожно выдвигающего свои широкия плоские ступни, невольно приходит на ум сравнение с аистом. Подобно болотным птицам, они усвоили себе привычку держаться неподвижно на одной ноге, согнув другую; они могут стоять таким образом в продолжение целого часа.
Хотя денкасы живут в периоде полного развития железного века, как о том свидетельствует предпочтение, оказываемое ими орудиям из этого металла, у них нет кузнецов, по той причине, что аллювиальная почва их страны не содержит железной руды; но зато они очень искусные мастера в разных других ремеслах. Любимое их оружие—палка, за что соседи в насмешку прозвали их «палочниками». Они выделывают очень ловкие, гибкие луки и вырезают курьезные трости с ручкой из раковины, назначение которой состоит в том, чтобы защищать руку, отбивая удары противника; дома они строят больше, чем у соседних племен, а по части кулинарного искусства обладают исключительным талантом: в этом отношении они, говорят, не имеют себе равных во всей Африке. В то же время денкасы страстные скотоводы и держат огромные стада; когда скотина заболеет, они отделяют ее от других и лечат в особом помещении, содержимом в образцовой чистоте; никогда не убивая крупного скота, но иногда подвергая его кровопусканию, чтобы пить кровь, смешанную с молоком, они едят только мясо животных, умерших от болезни или случайно. Кажется, что, несмотря на такой заботливый уход, коровы вырождаются в крае, может-быть, по причине неблагоприятных климатических условий, или, как полагает Швейнфурт, вследствие недостатка скрещивания между расами и совершенного отсутствия соли в корме, даваемом скоту. Из сотни животных едва ли найдется одно, у которого хватит силы перейти из одного мураха (огороженное место для скота) в другой и перенести вьюк, какие носят баггаранские волы. Впрочем, денкасские коровы—очень красивые животные, с тонкими рогами, хорошо очерченной головой, так что их почти можно принять за антилоп. Тамошние бараны замечательны гривой, покрывающей плечи, шею и грудь, тогда как на теле и на хвосте шерсть очень короткая; они походят на меленьких бизонов. Денкасы держат также коз: это единственное животное, которое они убивают на мясо. Народ пастушеский, живущий небольшими группами среди степей, денкасы не имеют культа публичного или частного; впрочем, по мнению некоторых путешественников, многие местные обычаи заставляют предполагать существование у этого народца религии, имеющей сходство с религией арийцев Семиреченской области. Почитание коровы, простирающееся до того, что кал и моча её старательно собираются для всякого домашнего употребления и даже для приготовления приправы к кушаньям, составляет, как полагают, остаток древнего культа. Подобно шилукам и бари, денкасы питают также особенное уважение к змеям, которых они называют «братьями». Убить это пресмыкающееся им кажется преступлением. Швейнфунта уверяли, что в каждом жилище домашния змеи известны индивидуально главам семьи и знают свою кличку, подползая к тому, кто назовет их по имени.
Большая река Уей, которая берет начало в «Голубых горах», на незначительном расстоянии от Верхнего Нила и земли Мади, и описав большую дугу к западу через болотистые долины, соединяется с Нилом ниже станции Габа-Шамбе и разветвления Бахр-эз-Зарафа (Жирафовой реки), пересекает в своем течении страны, населения которых, какуаки, фаджеллу, кедеру, принадлежат по большей части к той же группе народов, как бари и денка. Но между племенами этого бассейна есть по крайней мере одно, именно племя иддио или макрака, которое отличается от соседних народцев как языком, так наружностию и нравами. Эти туземцы принадлежат к довольно многочисленной нации а-занде или ниам-ниам, область которой простирается главным образом на юго-западе, в бассейне Конго. Макраки (макараки), то-есть «людоеды», в самом деле заслуживают такого названия, как это удостоверено свидетельством Швейнфурта, подтверждающим рассказы купцов; но, взятые в массе, они несомненно стоят выше окружающих негров. Цвет кожи у них черный с красноватым отливом; нос менее сплюснут, скулы менее выдаются, лицевой угол более развит, чем у их соседей, растительность на теле менее редкая, чем у большинства обитателей Нигриции; волоса у них длинные и почти шелковистые: при помощи зерен и разных ингредиентов, извлекаемых из деревьев, они придают своей шевелюре самые причудливые формы; в этом отношении они не уступают племени мади в изобретательности и кокетливости. У них нет обычая вырывать себе резцы, как это делают соседния негритянские племена; но эти туземцы, единственные между не-мусульманскими жителями страны, практикуют обрезание: оттого их считают в некотором роде магометанами, хотя они вовсе не исповедуют ислама, и это религиозное полубратство было одной из причин, почему египетские губернаторы избирали их для вербовки своих войск; главная же причина этого выбора—страх, который макраки внушают населению своей храбростью, и который, до недавнего времени, поддерживался их репутацией людоедов. Купцы, разъезжавшие по стране, часто должны были вступать в вооруженную борьбу с макраками, при чем им недостаточно было победить мужчин, но еще нужно было одолеть и женщин, также находившихся в числе сражающихся. Этот ниам-ниамский народец отлично возделывает землю и обладает значительным разнообразием культурных растений. Хотя территория его не обширна, но материальное благосостояние, которым он пользуется, поставило его на первое место между племенами края, и одна из мудирий (губерний), учрежденных египетским правительством, названа по имени этого народа, хотя она заключает в своих пределах, кроме макараков, много других групп населения.
Самую обширную территорию в бассейне реки Уей, выше земли племени денка, занимает нация мору, один народец которой, хорошо изученный путешественником Фелькином, носит имя мади, как большое племя, обитающее на берегах реки Бахр-эль-Джебель. Мало отличаясь нравами от бари и денка, мору тоже ходят голые и не носят никаких украшений, кроме железных колец; отличительным признаком их расы служат десять черт, накалываемых на лбу; камни, складываемые на их могилах, имеют такую же форму, как дольмены, находимые в Бретани. Очень сильные, мору употребляются в качестве носильщиков на всех станциях Страны Рек; как земледельцы и садовники, они тоже очень искусны, и около каждой хижины есть огород, где грядки делаются очень узкия и высокие (аршина в полтора вышины), для того, чтобы можно было сажать овощи, полоть и поливать, не нагибая спины. Старый порядок общего владения и пользования не исчез окончательно у этого народца и не во всех случаях заменен частной собственностию. Так, например, пиво, которое варят женщины, принадлежит всем: оно ставится в общественное здание, и всякий жаждущий, все равно, местный житель или прохожий, может пить его в волю, но никто не берет пива на вынос, никто не злоупотребляет даровым напитком: пьянство там неизвестно. В хорошую погоду все обитатели деревни, мужчины и женщины, обедают вместе, при чем дети прислуживают за столом. Вежливость составляет одну из добродетелей, особенно заботливо соблюдаемых морусами. Женщины пользуются у них почетом, особенно те из них, которые занимаются лечением (впрочем, говорят, гораздо более толково и успешно, чем мужчины); лекарка всегда провожается до самой двери её жилища главою той семьи, которую она почтила своим посещением. На воспитание детей смотрят как на главный долг племени: мальчики и девочки приучены оказывать почтение старшим и молчать перед ними; они обучаются пляскам, пантомимам, упражняются в играх, развивающих силу и ловкость, учатся владеть оружием, и, выбирая отца за мишень, пускают в него из лука стрелы с тупым концом. Детей водят в лес и нарочно дают им заблудиться, затем издали наблюдают за ними, чтобы видеть, как они станут отыскивать дорогу в деревню. Воспитание завершается путешествиями. В десятилетнем возрасте дети покидают родительский дом, чтобы посетить дальних друзей из той же нации или у других народцев, и таким образом совершают свое «кругосветное путешествие», знакомясь с нравами и обычаями других племен и народов. В случае, если молодые девушки утомятся от продолжительного пути, братья отводят их домой, а сами продолжают свою одиссею. Жен они ищут также на чужбине, особенно у ниамбаров, так как экзогамия составляет общее правило у моруской нации, тогда как у бариев она неизвестна. Когда молодой морус выглядит себе подходящую девушку, он подходит к ней и обвивает ей руку гирляндой листьев; если она примет этот подарок, парень может надеяться, и между родителями начинаются переговоры о браке.
Главное населенное место территории Мору—деревня Мади (Амади), лежащая на левом берегу р. Уей и на караванной дороге между Ладо и Дем-Сулейман, посреди просовых и кунжутных полей, простирающихся на необозримое пространство. Это один из торговых центров между долиной Нила и землей племени монбутту: оффициальные отчеты подробно говорят о числе центнеров слоновой кости, покупаемой там чиновниками египетского правительства, но умалчивают о другой, более важной статье торговли, о невольниках, захватываемых между мирным населением страны. До недавнего времени местечко Мади посылало также большое число евнухов в города на Нижнем Ниле и в Аравию. Рассказывают, что торговцы невольниками старались особенно захватывать в плен и кастрировать начальников племени, которые не потворствовали их торговле человеческим мясом. Неудивительно, что один вид «турка» наводит страх на чернокожих этих местностей; приметив незнакомца, дети разбегаются с криками ужаса.
Река Роль, текущая, под разными названиями, параллельно р. Уей и теряющаяся, наконец, в нильских болотах, выше травяных преград, проходит через территорию многочисленных племен, неимеющих между собой никакой политической связи, как-то абукайя, лори, леси, белли, джири. В земле агаров, принадлежащих к большой нации денка, на правом берегу реки есть настоящий город, обнесенный палисадом и окопанный рвом,—Аяк или Дуфалла; хижины, построенные на высоких помостах, тесно скучены внутри ограды, и целый пояс пригородных деревень окружает эту зерибу. К северо-западу от Аяка, далеко от реки, в холмистой равнине, покрытой возделанными полями, находилась другая зериба, основанная арабскими купцами: это город Румбек, называемый иначе Роль, так же, как река и главное прибрежное племя; он служит административным центром египетского округа. По Фелькину, в городе около трех тысяч жителей, а население ближайших деревень простирается до тридцати тысяч душ. В городе Роль ношение одежды считается привилегией религии; за исключением женщин, вышедших замуж за арабов, ни одна не имеет права показываться на улице одетой.
На западе, большая нация бонго, называемая иначе дор или деран, населяет, к северу от ниам-ниамов, холмистые равнины, орошаемые реками Джау, Тондж, Диур, Бонго и их многочисленными притоками. Швейнфурт, проживший два года среди племени бонго, рассказывает, что до прибытия торговцев невольниками численность этих туземцев должна была доходить до трехсот тысяч душ, теперь же население убавилось до одной трети. Разделенные некогда на бесчисленные маленькия независимые общины, жившие в мире одна с другой, бонгосы не научились соединяться, чтобы общими силами отражать нападения врагов; когда явились негроторговцы со своими шайками, вооруженными винтовками, они легко овладели населенными местами равнины, учредили свои зерибы на стратегических пунктах, и вскоре весь край был в их власти: можно было думать, что через несколько лет исчезнет вся нация бонго,—так быстро рабство и угнетение обезлюдили страну; местная цивилизация стала приходить в упадок, некоторые роды промышленности были покинуты. Швейнфурт задавал себе вопрос: не прекратит ли эта оригинальная раса, представляющая так много любопытного и в физических чертах, и в нравах, своего существования в тот самый момент, когда она только-что была впервые открыта для науки? Кажется, однако, что в это последнее время край стал оправляться и приходить в прежнее цветущее состояние, благодаря нескольким годам мира; к сожалению, ему снова грозят набеги арабов и союзных с ними племен. Семьи бонгосов довольно многочисленны, может-быть, благодаря относительно поздним бракам: молодые люди у этих народцев вступают в брак не ранее пятнадцати-семнадцатилетнего возраста, тогда как у их соседей брачные союзы обыкновенно заключаются в тринадцать или четырнадцать лет.
Бонгосы составляют совершенный контраст со своими северными соседями, денкасами, хотя языки тех и других как будто указывают на некоторое сродство. Они далеко не так черны, как последние, то-есть денкасы; кожа у них красно-бурая, почти такого же цвета, как железистая почва террас этой страны, понижающейся уступами в северном направлении. Менее рослые, чем денкасы, они сильнее их, более коренасты; ноги у них не такия длинные и поджарые, как у обитателей болот, напоминающих в этом отношении голенастых птиц: напротив, они отличаются сильно развитой мускулатурой ляшек и икр; особенно у женщин огромные бедра, и походка их напоминает походку животного; хвост, которым они любят украшать себя и который болтается при каждом шаге, еще более увеличивает сходство с животным. Тогда как у денкасов голова узкая и длинная, бонгосы все брахицефалы: череп у них почти круглый; по уверению Швейнфурта, ни один народ не имеет более высокого головного показателя; кажется, впрочем, что в некоторых округах матери искусственно, посредством сдавливания головы, придают желаемую форму черепам своих детей. Мужчины не ходят совсем нагие, как многие другие обитатели Речной области; они прикрываются каким-нибудь лоскутком, а железные кольца, надеваемые ими на руку, так плотно прилегают одно к другому, что образуют настоящие наручи. Женщины не носят передника, они только привязывают себе к поясу ветку с листьями или пучки травы; для них самое главное украшение—гвозди или металлические пластинки, продеваемые сквозь нижнюю губу; часто встречаешь бонгосов, у которых, как у бразильских ботокудов, губа снабжена таким большим кружком, что он может служить блюдом для кушанья; кроме того, франтихи вводят себе маленькие болты в спайки губ, в ноздри, на всех выступах и складках тела; есть такия, что прокалывают себя таким образом в сотне разных мест.
По доброте, кротости, трудолюбию, бонгосы, может-быть, занимают первое место между народами Африки. У них нет исключительной страсти к скоту, как у бариев и денкасов; они занимаются главным образом земледелием, и мужчины, так же, как и женщины, прилагают все труды и заботы к возможно лучшей обработке почвы и содержанию пашен. Плодородный краснозем дает им обильные урожаи табаку, кунжута, дурры и пищевых растений. Но, несмотря на это разнообразие растительных продуктов, к которым нужно еще прибавить подземные клубни дикорастущих видов и грибы, все съедобные, бонгосы не брезгуют никаким мясом, свежим или гнилым, исключая собачьего; они отгоняют коршуна, чтобы поживиться добычей—остатками падали, лакомятся внутренностными червями, собираемыми в брюхе быка, едят скорпионов, личинки термита, все, что ползает и копошится на земле; у них, так же, как у соседних племен, очень распространена привычка есть землю. Как кузнецы, бонгосы не имеют себе равных между африканцами; это они поставляют денкасам оружие и разные украшения из железа. Они очень остроумно устраивают плавильные печи и фабрикуют, с помощию самых простых инструментов, изделия, неуступающие по чистоте работы произведениям европейской промышленности. Как некогда жители области Логоне в бассейне озера Чад, они пришли к мысли употреблять кружки из железа в виде монеты; со свертками этих кружков, называемых куллук, молодой парень является к родителям своей невесты, чтобы заплатить условленный калым. Очень искусные строители и резчики на дереве, бонгосы строят себе прочные дома, окружая их широкой завалиной, служащей террасой или балконом. Вокруг могил начальников племени они втыкают колья, придавая им, посредством резца, форму человеческих изображений, очень похожих на божества островитян Океании; но эти статуэтки бонгосов не идолы; они изображают собою мертвых, выходящих из могилы: это—символы воскресения. Бонгосы верят также в переселение душ: по их верованию, души старух переходят в тело гиен: оттого там никогда не убивают этих зверей: каждый думает, что, может-быть, встреченная им гиена принадлежит к его семье.
Диуры, то-есть «лесные люди», «дикари», получили это унизительное прозвище от денкасов, которые смотрят как на низшие существа на всех, кто не богат скотом; настоящее же их имя луо или льво; это—шилукские эмигранты, так же, как беланда,—племя, переселившееся далеко на юг, в территорию ниам-ниамов; они говорят еще шилукским языком, почти нисколько неизменившимся, и некоторые старики имеют традиционную татуировку. Диуры живут на последних железистых террасах нагорья, между территориями Бонго и Денка; через их страну протекает несколько рек, из которых важнейшая носит название племени. По Швейнфурту, общее число диуров не превышает двадцати тысяч душ; но оно быстро возрастает в мирное время, так как семьи, замечательные трогательной взаимной привязанностию всех членов, вообще многочисленны. Диуры, гораздо лучше сложенные, чем денкасы, принадлежат к числу голых народов, которых первые путешественники причисляли к «хвостатым людям»; они обыкновенно носят два хвоста, привязываемые к поясу. Искусные кузнецы, подобно бонгосам, они сами выделывают кольца для украшения рук и бедр, но не следуют более шилукской моде относительно сооружения сложной шевелюры: мужчины и женщины почти все носят короткие волосы. Старые нравы мало-по-малу исчезают: так, диуры уже не плюют друг на друга, чтобы засвидетельствовать взаимное почтение. Точно также теперь уже не красуется, как бывало прежде, при входе в каждую деревню, «дерево смерти», увешанное головами убитых неприятельских воинов.
Главная зериба страны, Диур-Гаттас, занимает очень выгодное положение в месте соприкосновения трех наций: бонго, диур, денка, и в переходном поясе между болотистыми саваннами и областию холмистых террас, где леса чередуются с лугами. Не далее как в сотне верст к северо-востоку находятся, при слиянии рек Диур и Момуль, в лабиринте каналов и к востоку от обширных лесов, селение и группа складочных пунктов, называемые Мешра-эр-Рек или «Рекская пристань»: здесь начинается судоходство по «Реке Газелей» и составляются все караваны, проникающие на юг, на юго-запад и на запад в «Страну Рек»; до войны, разделившей области Верхнего Нила и Хартум, вверх по Бахр-эль-Газалю периодически ходил пароход до пристани Мешра-эр-Рек. К северо-западу от Диур-Гаттас следуют, одна за другой, другие зерибы в земле Диур, из которых замечательны Кучук-Али, где Джесси одержал решительную победу над торговцем невольниками Сулейманом, и где находятся прекрасные сады банановых, лимонных и апельсинных деревьев, посаженных Швейнфуртом, и город Вау, окруженный большими лесами, доставлявшими Джесси строевой лес для его флотилии, спускавшейся вниз по Диуру до пристани на р. Бахр-эль-Газаль. На главной дороге, соединяющей Диур-Гаттас с Дем-Сулейманом, Джесси установил паромы на всех реках.
К западу от бонгосов живут племена сере и голо, территории которых имеют общей границей реку Джи или Панго. Серены, которые граничат с ниам-ниамами и долгое время были подвластны им, очень походят на эту нацию западной покатости Африки. Это люди сильные, хорошо сложенные, очень опрятные и очень трудолюбивые: в их хижинах все предметы расставлены в величайшем порядке. Характер у них самый счастливый: они никогда не жалуются ни на усталость, ни на голод и жажду, и когда им нечего есть, они забавляются детскими играми, чтобы заглушить требования желудка. Из всех негров они самые бедные домашними животными (вокруг их жилищ увидишь только кур), потому ли, что предки их не приручали животных, или потому, что племя переселенцев, пришедшее в долину реки Панго, не привело с собой скота. Наружным видом и нравами голосы походят на бонгосов, но говорят совершенно другим языком. Круглые хижины их покрыты плоской кровлей с очень широкими краями, которые подперты рядом столбов, так что кругом всего жилища идет веранда; стены домов вымазаны калом гиен. Житницы у голосов очень красивы: они имеют форму вазы, стоящей на широкой скамье, и подвижная крыша их оканчивается султаном. К западу от племени голо живут креди или креджи, по отзыву Швейнфурта самые уродливые и наименее смышленые из виденных им негров: как беглецы, они бродят среди лесов малочисленными группами. Впрочем, эта область, воды которой текут на северо-восток в Бахр-эль-Араб через Бири и другие потоки, есть одна из тех, где расы всего более смешивались, не чрез добровольные скрещивания, но чрез насильные переселения, прохождение солдат и торговцев невольниками. Дар-Фертит, как арабы называют эту часть Страны Рек, до недавнего времени был на всем его протяжении одним непрерывным станом негропромышленников. Название Дем или Дуэм, то-есть «город», прибавляемое ко многим наименованиям мест, указывает зерибы или укрепленные станции торговцев невольниками. Одна из этих станций, Дем-Идрис, главное место земли голосов, есть один из важнейших складочных пунктов слоновой кости: в конце 1883 года, когда Бондорфу, спутнику Юнкера, удалось ускользнуть на север, там скопилось большое количество слоновых бивней. Губернатор Лептон исчислял, что он мог бы отправить в Хартум 125.000 килограммов слоновой кости и 15.000 килограм. каучука, если бы сообщения по реке не были прерваны восстанием.
Главный город «дуэмов», Дем-Зибер или Дем-Сулейман, названный так по имени двух торговцев невольниками, отца и сына, могущество которых было ниспровергнуто Джесси в 1878 году, есть самое большое городское поселение в нильском бассейне выше Хартума; египтяне сделали его столицей провинции Бахр-эль-Газаль; посланники угандского короля, прибыв в этот «большой город», подумали, что попали в богатую Англию, про которую им рассказывали столько чудес. Магазины Дем-Сулеймана снабжены в изобилии европейскими произведениями, также как и местными продуктами, экзотическими плодами и овощами, акклиматизированными в садах окрестностей. В этом городе имеются даже ювелиры, а тамошние скульпторы вырезывают из слоновой кости браслеты, рукоятки для сабель и кинжалов и разные другие украшения, и все изделия их отличаются большим вкусом: этот материал подвергается обработке для того, чтобы он не подпадал под действие закона, объявляющего бивни слона собственностию хедива. Дем-Сулейман—единственный город в речной области, где существует мечеть.
К северу от Фертита, Джесси избрал местом стоянки гарнизона, на арабской границе, город Гиффи, лежащий в соседстве больших лесов, около истоков ручьев, спускающихся к Бахр-эль-Арабу, но летом совершенно пересыхающих. Одно из соседних племен, тогой—дикое, безобразное и нравственно испорченное, тогда как другие народцы, индери и шир, имеют правильные, по словам Фелькина, «почти европейския» черты лица и отличаются хорошими нравственными качествами. Деревня Гонду, километрах в сорока к северу от Гиффи—главная твердыня племени шир, построенная на вершине холма, возвышающагося метров на сто над равниной; крутая тропинка извивается по склону горки; но арабские завоеватели тщетно пытались взобраться по ней, чтобы овладеть деревней. Ширы, вооруженные только стрелами да камнями, каждый раз с успехом отражали приступы нападающих. Оставаясь независимыми и сохраняя гордый, чуждый всякого раболепства, характер, эти туземцы не утратили и своей природной доброты и приветливости; завидев иностранца, входящего в их селение, они бросают работу и бегут к нему навстречу, радостно приветствуют и угощают яствами и прохладительными напитками. Тип широв нисколько не похож на тип негра: губы у них тонкия, нос хорошо сформирован; они натирают себе тело красной охрой, смешанной с деревянным маслом, что придает им сходство с одноименным народцем, обитающим на берегах Нила. Подобно мади и другим племенам верхне-нильской области, они проводят значительную часть жизни в уходе за своей шевелюрой: их любимая прическа имеет форму ореола, состоящего из отдельных пучков. К северу от племени шир, мандара или мандала составляют, со стороны арабов баггара, авангард негритянских населений: по словам Джесси, это—переселенцы, пришедшие из Багирми, близ озера Чад, Убегая от торговцев невольниками, они избрали себе местом убежища одну из стран, которые, однако, наиболее страдали от набегов негропромышленников. Это был своего рода охотничий парк, куда форский султан езжал в былое время устраивать облаву на людей, чтобы захваченной добычей уплатить свои долги. Мандарасы почти все магометане, как и их соседи, живущие на берегах р. Бахр-эль-Араб; они не раз соединялись с баггаранами и нуэрами, чтобы общими силами делать нападения на египетские гарнизоны Речной области: многие из их атак были отражены губернатором Лептоном в соседстве местечка Майендут. В земле Фертит проходит этнологическая граница между народами голыми и народами одетыми. Этот контраст, в соединении с контрастами природы, поражает путешественников: им кажется, что они вступают в другой мир.
В нижнем своем течении «река арабов» извивается по негритянской территории до слияния с Бахр-эль-Газалем и Нилом, и болотистые равнины её берегов заняты племенами денка, затем народцами, принадлежащими к большой и воинственной нации нуэров. Из всех африканцев нуэры наиболее заслуживают название голенастых, даваемого жителям часто затопляемых земель. Как денкасы, и даже в еще большей степени, они отличаются длинными ногами с плоскими ступнями, которые они осторожно ставят на топкую почву и поднимают над высокой травой. Ходят они нагишом, как большинство негров Речной области; впрочем, одежда сильно стесняла бы их на этой почти всегда сырой почве; но они очень заботятся о красоте своей шевелюры, которой они придают красновато-бурый оттенок, намазывая волосы смесью золы с коровьим калом; у кого волосы короткие, те носят парик из ваты, окрашенной в красный цвет; они также делают себе нарезки на лбу, а молодые женщины, кроме того, продевают себе сквозь, верхнюю губу палочку, на которую нанизаны бусы. Нуэры, луга которых выше среднего уровня наводнений, владеют, как и денкасы, большими стадами крупного рогатого скота, которые пасут очень заботливо; самая торжественная клятва у этого народа—поклясться породой своих быков. Есть также нуэрские республики, живущие среди болот, на островах из травы и тростника, приносимых рекой во время разлива. Подобно водяным птицам, нуэры питаются рыбой; они едят также корни, семена нелюмбо; тем не менее все путешественники удивляются, как могли эти существа, на половину земноводные, приспособиться к этой среде грязи и гниющих веществ, воспитывать в ней детей, сделать ее своей родиной. Существовать им, должно быть, очень трудно; они вообще довольно угрюмы, и чужеземцы редко хвалятся их приемом.