Глава IV Марокко

I.

Имя «Марокко», даваемое европейцами треугольной области Берберии, ограниченной на северо-востоке, у Средиземного моря, уэдом Аджеруд или Кис, на юго-западе, у Атлантического океана, уэдом Нун, не имеет того же значения в языке туземцев. По их понятию, Марокко или страна Марракеш (Марруэкос по-испански) есть лишь одно из трех государств, подвластных султану-шерифу. На севере—королевство Фец, на юго-востоке—оазис Тафилельт дополняют его империю; кроме того, пространство, означаемое на наших картах названием Марокко, заключает в себе обширные территории, занятые многочисленными независимыми племенами. Жители этой страны не имеют общего термина для обозначения её во всей совокупности. Общее наименование для их отечества, без точного определения границ, есть Магреб-эль-Акса, то-есть «Крайний Запад».

Несмотря, однако, на неопределенность названия, эта область западной Берберии составляет географическое целое. Высокие цепи Дерена, его параллельные складки, предгорья и долины, разрезывающие горный массив, расширяясь в равнины с одной стороны к морю, с другой—к пустыне, придают характер единства всей северо-западной части африканского континента, заключающейся между Алжирией и низменностями приморской Сахары. При том, если в Марокко не существует политической связи, то общая религия и молитва за его «шерифское величество» дают жителям некоторую солидарность против чужеземцев, а соперничество между европейскими державами, особенно между Францией, Испанией и Англией, способствует установлению для совокупности земель, обозначаемых термином Марокко, некоторого рода коллективной личности, отдельной от остальных стран Африки. В условных пределах, начертанных дипломатией для Магреба-эль-Акса, пространство, ограниченное на юго-западе прямой линией, проходящей в пустыне от оазиса Фигиг до устья уэда Драа, может быть исчисляемо в 500.000 квадр. километров. Что касается народонаселения, то, за отсутствием всякой статистики, даже приблизительной, цифру его определить невозможно. Сравнивая эту страну с Алжирией и Тунисом, от которых она мало отличается как по климатическим и почвенным условиям, так и по племенному составу населения; принимая также во внимание тот факт, что Марокко имеет большие и многолюдные оазисы, и что он с давних пор не испытывал бедствий войны,—можно допустить, как вероятное, число жителей от восьми до девяти миллионов. Крайния исчисления—2.750.000 душ по Клёдену, 15 миллионов по Джаксону.

Марокко еще не был пройден на всем его протяжении европейскими путешественниками. В течение трех столетий появлявшиеся описания этой страны были не более, как перепечатка или пересказ сочинения, написанного арабским ренегатом Львом Африканцем. Книга Мармоля была первой такой перепечаткой: это простой плагиат, к которому примешано несколько личных воспоминаний и заимствований из Птоломея. Миссионеры, посылаемые для выкупа пленников, люди, спасшиеся от кораблекрушения и просившие о возвращении их в отечество, несколько дипломатов, ездивших, в сопровождении большого кортежа, ко двору султана-шерифа,—вот единственные европейцы, проникавшие, до конца прошлого столетия, внутрь Марокко. Но уже в 1789 году медик Ламприер, приглашенный императором «Крайнего Запада», объехал его владения. В начале текущего столетия испанец Али-бей также мог свободно разъезжать по Марокко, благодаря исповедуемой им вере, и с этой эпохи очень много других путешественников проследовали по дорогам края, между Тангером, Фецом, Мекнесом и Рбатом, между Марокко, южной столицей и Могадором. Но если дороги территории, непосредственно подвластной шерифу, уже пройдены иностранцами, то из независимых территорий еще очень немногие были посещены европейскими исследователями.

Сеть часто проходимых путешественниками маршрутов указывает довольно точно границы, отделяющие блед-эль-махзен, т.е. «страну с рекрутским набором», от блед-эс-сиба, т.е. совокупности областей, племена которых отказываются и от платежа податей, и от исполнения воинской повинности. В территории блед-эль-махзен европейцы путешествуют совершенно безопасно, не имея надобности скрывать свое происхождение, так как везде пользуются защитой со стороны правительственных властей; но они не могли бы, иначе как переряженные, проникнуть в местности, населенные независимыми племенами, а эти местности занимают почти пять шестых страны, обозначаемой на географических картах под именем Марокко: обитатели областей блед-эс-сиба держатся того мнения, и не без основания, что всякое исследование их территории христианскими путешественниками только облегчит завоевание войскам, которые рано или поздно не преминут воспользоваться дорогами, проложенными их мирными предтечами. К числу местностей, куда почти еще не заглядывали европейские путешественники, принадлежит и область Риф, мимо берегов которой ежегодно проходят тысячи кораблей, держащих курс на восток от Гибралтарского пролива. Даже на прямой линии между Фецом и Марокко многие гористые пространства известны только по рассказам туземцев. Наконец, Атлас, Анти-Атлас и вся покатость пустыни, до маршрутов французских колонн на границах Алжирии, были пока еще пройдены только двумя или тремя путешественниками: путь, пройденный экспедицией Калье, известен лишь приблизительно; Рольфс обогнул на севере главную цепь Атласа, а Ленц пересек ее только на южной её оконечности. Фуко (Foucauld), переодетый евреем, совершил гораздо более полное путешествие во внутреннем Марокко; он перешел Атлас на многих пунктах, первый обследовал цепь Бани, определил астрономически положение сорока слишком мест и вывез три тысячи цифр, относящихся к измерению высот. Но детальная сеть пройденных им путей, составленные им специальные карты и изложение его исследований еще не опубликованы. Крайне важно, чтобы эти документы были изданы в свет, так как ни одно путешествие не сделало столько для ознакомления нас с этой таинственной страной, которую испанцы и португальцы уже четыреста слишком лет тому назад пытались присоединить к европейскому политическому миру.

В пределах Марокко система Атласа достигает наибольшей своей высоты. Главная цепь протянулась с юго-запада на северо-восток, как раз по оси северо-западной Африки, от мыса Бланко через мыс Бохадор до мыса Алжирского; вся береговая полоса Марокко, между устьем уэда Сус и устьем Молуйи, лежит, так сказать, вне материковой массы Африки, доминируемая массивами, которые принадлежат уже к промежуточному поясу, перерезанному Гибралтарским проливом. Хотя в целом довольно правильная, цепь эта, однако, не совсем прямолинейна; она слегка выгнута, образуя род дуги, обращенной выпуклостью к Сахаре: кроме того, хребет, изрытый с той и другой стороны движением древних ледников и размывающим действием вод, описывает многочисленные извилины. Общую длину его, не считая примыкающих к нему цепей, продолжающих в Алжирии атласскую систему, определяют в 600 километров, от мыса Гер, к северу от уэда Сус, до джебеля Айашин, составляющего на северо-востоке главную ветвь Атласа. У марокканцев нет общего имени для всей цепи; но западную часть они называют Идрарен, «Горы», или даже Идрарен-Дерен (Адрар н’Дерен, по Фуко), что, кажется, есть лишь повторение того же имени. Слово дерен, очевидно, то же самое, что и слово Дирис или Дирин, известное Страбону.

Джебель Айашин (Айаши), начинающий собою, на северо-востоке, главную цепь Атласа, есть, повидимому, один из высочайших массивов Марокко: по свидетельству Рольфса и Фуко, единственных новейших исследователей, сообщивших описание этой части Атласа (Рене Калье только мельком упоминает об этой части своего путешествия), вершины Айашина отличаются от окружающих гребней белизной своих куполов и шпицев: Рольфс говорит даже, как говорил некогда римский полководец Светоний Паулин, что эти горы покрыты «вечным снегом»; но этот путешественник проходил через те местности в половине мая, а туземцы, которых он расспрашивал, рассказывали, может-быть, о снегах, которые держатся в трещинах и оврагах, куда не проникают солнечные лучи. Как бы то ни было, Айашин, называемый также джебель Магран, достигает, вероятно, 3.500 метров, уступая по высоте лишь очень немногим вершинам в этом хребте Атласа, который арабский писатель Эль-Бекри называл «величайшей горой во всем свете». Разрезанный долинами потоков, направляющихся в разные стороны,—на западе Ум-эр-Рбиа, на северо-западе Себу, на северо-востоке Молуйа, на юго-востоке уэд Герс, на юге уэд Драа,—высокий массив, состоящий главным образом из песчаников и сланцев, выделяет из себя боковые отроги, составляющие водораздельные возвышенности между расходящимися речными бассейнами. На западе тянется хребет Аит-Ахиа, продолжающийся цепью Айан и каменистыми предгорьями, которые господствуют над равнинами Феца. На северо-востоке, одно из разветвлений Айана, джебель Тамаракуит, следует нормальному направлению атлантической системы; одну из его впадин наполняет живописное озеро Сиди-Али Мохаммед, в чистых водах которого отражается круг лесов, покрывающих его берега; арабы называют это альпийское озеро «дайя», то-есть тем же именем, как и лужи периодически высыхающие, которыми усеяны высокие плато Алжирии. На северо-востоке продолжение Тамаракуита составляет хребет, прерываемый долиной реки Молуйи, затем долиной уэда Шарф, и оканчивающийся в Алжирии Тлемсенскими горами; во многих местах эта возвышенность принимает форму широкого плоскогорья. Столь богатый боковыми отрогами, джебель Айашин, который можно сравнить с деревом, далеко раскинувшим свои ветви, тогда как главный ствол сломан,—быстро понижается и вдруг обрывается кручами джебеля Тернеит, громадного утеса, окруженного равнинами, над которыми он вздымается почти на 2.000 метров. Этот бастион, образующий северную оконечность могучей атлантической системы, представляет грандиозный вид; особенно поразителен контраст между горами, совершенно закрывающими горизонт с западной стороны, и беспредельным пространством плоских возвышенностей, которые, вероятно, были выровнены действием вод и льдов, некогда спускавшихся с Атласа. Точно также и в Алжирии Тлемсенские горы оканчиваются над мароккским плоскогорьем величественными стенами Рас-Асфура.

К югу от джебеля Айашин, главная цепь, которую еще ни один европейский путешественник не переходил в этой части её протяжения, кажется, сохраняет высоту более 3.500 метр.: так, указывают, на юге от Сефру, брешь, называемую Тениет эль-Бакс, или «Проход, поросший буксом», близ которого находится «Туатская могила», где погребены двадцать-три жителя оазиса Туат, погибшие в снегу. Фуко говорит, что на пространстве слишком 150 километров, к югу от проходов, огибающих северный склон Айашина, на дороге из Феца в Тафилельт, нет перевалов для движения караванов. Далее, к юго-западу, следуют одна за другой несколько брешей, через которые можно проникнуть из бассейна Ум-эр-Рбиа в бассейн уэда Драа. Главные бреши находятся в Тизи н'Глауи, широком понижении между двух массивов цепи, на востоке—джебель Аниемера, на западе—джебель Тидили, покрытого снегом. Три прохода в Тизи н'Глауи доступны круглый год; но зимой там часто падает такой обильный снег, что путешественники должны останавливаться в ближайших к перевалу селениях и выжидать, пока не прояснится погода.

В ряду гор, которые высятся на юго-западе от понижения Тизи н'Глауи, особенно замечателен джебель Сируа, голая скала исполинских размеров, верхний купол которой покрыт «вечным снегом». Это самая высокая гора в этой части хребта, и, вероятно, во всей системе Атласа; она составляет горный узел, соединяющий главную цепь с «Малым Атласом», между бассейнами уэдов Сус и Драа. Что касается вершины Мильцин, которую измерил исследователь Вашингтон в 1829 г., то ни один из последующих путешественников не мог отыскать ее, так как это имя неизвестно жителям Марокко и его окрестностей; по мнению Белля и Гукера, дело идет о горе, лежащей в 61 километре к юго-востоку от Марракеша, при начале долины Урика; исправляя измерения Вашингтона, который ошибся в определении расстояния до этой горы, оказывается, что высота её вершины 4.070 метров. Многие другие вершины, составляющие эту часть гребня на юго-востоке от Марракеша, кажется, имеют почти такую же высоту: наблюдаемая из этой столицы, цепь Атласа тянется на половине горизонта в виде слегка зазубренной стены, которая с наступлением лета сбрасывает с себя снежный покров; остаются только кое-где белые полосы, залегающие в оврагах; по May, средняя высота Дерена на горизонте Марокко около 3.900 метров, и самые высокие пики поднимаются над линией гребня не более, как на 200 метров; следовательно, по высоте вершин Атлас значительно уступает Альпам, но по своей средней высоте на большом протяжении, по крайней мере на протяжении 160 километров, он не имеет себе равного между альпийскими цепями.

Тагерутский проход, перерезывающий цепь почти под меридианом Марокко, и откуда начинается спуск на юг в верхнюю долину уэда Сус,—лежит еще очень высоко: он открывается, вероятно, на высоте 3.500 метров, и ведущие к нему овраги во многих местах трудно доступны вьючным животным; но километрах в тридцати к западу находится широкий пролом, представляющий удобный перевал для караванов; с вершины джебеля Тиза, стоящего в виде пирамиды на западной стороне цепи и достигающего еще 3.350 метров, ясно видны, в 1.200 метрах ниже, эти ворота, открытые между скал ржавого цвета. На западе цепь, идущая в направлении перпендикулярном к Океану, снова принимает среднюю высоту, меньшую 3.000 метров, до другой глубокой выемки около 1.200 метров, через которую проходит дорога из Марокко в Тарудант, в долину уэда Сус: это Тизи, или «перевал» по преимуществу, называемый также Бибауан и Бибан, то-есть «Ворота». Датчанин Гест, англичане Ламприер и Джаксон, немец Ленц перешли Атлас по этой каменистой дороге, трудно доступной верблюдам. За этим проходом приморский Атлас представляет еще величественный вид, и некоторые из его пиков поднимаются выше 2.500 метров. Моряки, огибающие мыс Гер или джебель Аит-Уакал, крайний выступ Атласа, видят гребень постепенно повышающимся к внутренности материка.

Так как Атлас был перейден европейскими исследователями только в очень немногих точках, то геологическое строение его частию еще не известно. Знают, однако, что песчаники образуют там огромные пласты; находили также древние сланцы, известняки и мраморы, а средний хребет главной цепи Дерена состоит, повидимому, из порфировых масс; диориты и базальты тоже встречаются в разных частях цепи; джебель Тиза, на который всходили Белль и Гукер, есть порфировый купол, пробившийся наружу сквозь слюдяные сланцы; к югу от Марракеша путешественник Баланса видел сланцы с отпечатками папоротников, горные породы, которые почти всегда встречаются в соседстве каменноугольных формаций. На северной оконечности Большого Атласа долины обращенного к пустыне склона вырыты в граните. Натура горных пород, образующих главную цепь, обнаруживается особенно обломками, рассеянными на скатах, даже в соседстве южной столицы. По мнению May, обломки эти—ледникового происхождения. На высотах от 1.750 до 2.400 метров долины, спускающиеся к Атлантическому океану, усеяны моренами, боковыми, срединными и конечными, которые, по словам английского геолога, ничем не отличаются от морен, какие мы видим на Альпах; кроме того, холмы, сплошь состоящие из глетчерных обломков, следуют один за другим у основания гор, в виде широкого пояса, прерываемого там и сям устьями долин: эти груды обломков, очевидно, были отложены громадными ледниками, некогда покрывавшими откосы гор, и которые, отступая, оставили между главной цепью и холмами из мореновых отложений широкую впадину, свидетельствующую о климатических переменах, происходивших в этой стране. К востоку от Атласа, на больших оранских плоскогорьях, которые тянутся по направлению оси орографической системы, повышения и понижения почвы, следующие одно за другим на подобие волн морских, по всей вероятности, имели подобное же происхождение. Один шотт, имеющий несколько временных притоков, занимает часть плоской возвышенности: это себха Тигри, усеянная буграми из красноватой глины. Этот бассейн делится на несколько второстепенных впадин, высота которых от 1.119 до 1.137 метров, и которые в зимнее время наполняются водой в самых низких частях.

Поразителен контраст между двумя противоположными склонами Атласа. Сторона гор, обращенная к дождливым ветрам Атлантики, является там и сям зеленеющей; в некоторых местах, особенно около северной своей оконечности, она даже покрыта великолепными лесами, хотя в Марокко, как и в остальной Мавритании, пастухи имеют привычку предавать деревья и кустарники пламени, чтобы обновить растительность пастбищ. На стороне же, обращенной к пустыне, почти везде гораздо более крутой, чем противоположный скат, видишь только голый камень, как бы спаленный жгучим дыханием песков. Впрочем, южные откосы Атласа почти на всем их протяжении защищены от иссушающих ветров Сахары параллельной цепью, которая служит как бы ширмами. В этой цепи, соединяющейся посредством горных узлов с Большим Атласом, берут начало многие ручьи, текущие на юго-запад или на северо-восток, параллельно оси гор. Совокупность этих кряжей, разделенная на несколько отрывков устьями речек, теряющихся в пустыне, получила у географов название «Малого Атласа» или Анти-Атласа: так точно в Азии Ливан, Тавр, Кавказ сопровождаются другими цепями: Анти-Ливаном, Анти-Тавром, Анти-Кавказом. В западной его части, к югу от уэда Сус, Малый Атлас показался Беллю и Гукеру, видевшим его с вершины Джебель-Тиза, большой горой, имеющей около 3.000 метров высоты; верхние хребты представляют очень правильный профиль, без резких выступов и остроконечных вершин. Напротив, Рольфс, который переходил через Анти-Атлас, во время своего путешествия из Таруданта в Тафилельт, полагает, что этот хребет едва достигает половины высоты главной цепи, т.е. около 1.500 метров. Около истоков уэда Сус Малый Атлас не составляет цепи в собственном смысле, но совокупность голых скал, усеянных зеленеющими цирками. Одно из перерезывающих его ущелий представляет узкий корридор, шагов пять шириной, идущий между двух стен из разноцветного мрамора, отражающих свет от своих гладких, точно полированных поверхностей. К востоку Малый Атлас известен у туземцев под именем джебеля Шагерун.

Южное основание этих гор частию зарыто в песках пустыни. Широкий пояс, на взгляд совершенно ровный, отделяет Малый Атлас от другого ряда скал, который тянется параллельно атлантической оси. Это промежуточное понижение почвы известно под именем Фейжа; скалистая стена, которою оно ограничено на юго-востоке, носит название Бани. Это не хребет значительных размеров, так как он возвышается всего только на двести или триста метров над уровнем окружающей почвы, а наибольшая толщина его, от одного основания до другого, изменяется от одного до двух километров; на вершине это просто каменный клинок, «острие», как некоторые сланцевые гребни на французских Альпах. Без предгорий и боковых отрогов, Бани начинается, говорят, близ Тамагрута, на Драа, и продолжается к северу от этой реки до Атлантического океана на пространстве около 600 километров, почти без изгиба и без массива, который служил бы точкой опоры этой странной стене. В разных местах своего протяжения Бани перерезан воротами или ущельями, хенег, вообще очень узкими, выше которых соединяются пять или шесть речек, приносящих реке Драа, через единственный канал, воды, текущие с гор Малого Атласа. Один из этих хенегов считается у берберов местом происхождения их нации; они каждый год ходят туда на поклонение и совершают там жертвоприношения, сопровождающиеся пиром и пляской. Стенки Бани представляют чистый камень, без малейшего слоя земли, без всяких признаков растительности в углублениях. На всем своем протяжении стена состоит из песчаника, на вид как бы кальцинированного, покрытого черной блестящей корой. От действия каких причин в этом случае образовался на камне род коры, тогда как склоны гор, состоящих из других каменных пород, сохраняют свои первоначальные цвета? Песчаники стены Бани, вероятно, девонского происхождения, как черноватые песчаники, находимые в центральной Сахаре. Подобно этим последним, они местами гладкие, словно полированные, местами полосатые, жалобчатые, узорчатые, что вполне объясняется непрерывным трением песков; но если лак, покрывающий каменистую поверхность, можно приписать, с большой вероятностью, атмосферному или солнечному действию, то до сих пор еще не удалось объяснить точный способ его образования.

Рельеф и направление Бани, расположенного параллельно Атласу и Анти-Атласу, позволяют сравнивать его с последней маленькой волной, замирающей на отлогом берегу, впереди больших волн. Но и за этой рябью, окаймляющей берег, виднеются еще пенящиеся бугорки, оставляемые на песке каждой набегающей волной. Так, в мароккской пустыне, между стеной Бани и долиной реки Драа, встречаются там и сям каменистые выступы: туземцы называют их «змеями», и, действительно, они издали похожи на гадов, растянувшихся на песке. Подобно Бани, эти каменные змеи расположены с юго-запада на северо-восток, по направлению оси атлантической системы. К востоку от уэда Драа простирается гористая область, составляющая продолжение краевых гор Оранского юга; некоторые из вершин поражают своим причудливым видом, являясь в форме зубчатых стен, пирамид, башен; между Фигигом и Тафилельтом Рольфс видел гору, похожую на церковь с колокольней; первую минуту он подумал, что это оптический обман.

К западу от Большого Атласа, второстепенные цепи расположены не параллельно главному хребту; напротив, они отделяются от него и идут по направлению к морю. Один из этих отрогов, начинающийся около западной оконечности Атласа, близ Бибауанского прохода, поднимается некоторыми своими вершинами до высоты слишком 1.000 метров, и, под именем джебеля Хадид, или «Железной горы», постепенно сливается с равниной на берегу моря, между Могадором и устьем уэда Тенсифт. Другая второстепенная цепь, извивающаяся на севере Марокко, имеет земляные хребты на высоте 900 метр.; кроме того, многочисленные массивы с округлыми контурами поднимаются в разных местах среди равнины. Между городами Марокко и Могадором встречаются также гуры, подобные тем, которые рассеяны в пустыне восточного Магреба, между Гадамесом и Мзабом: это известковые горы высотой от 80 до 100 метров, с правильными откосами осыпания, оканчивающиеся на верху плитой из песчаника с вертикальными краями. Все горизонтальные столообразные площадки находятся на одинаковом уровне: это остатки бывшего поверхностного слоя почвы, который атмосферные деятели разрезали на кружки, постепенно съуживавшиеся. В то время, как одни формации разрушаются, другие образования постепенно растут и распространяются. Так, Мароккская равнина покрыта туфовой корой, облекающей все неровности почвы: эта известковая кора, толщина которой изменяется от нескольких сантиметров до одного метра, имеет во многих местах вид агата, и плотность её так велика, что под ней можно рыть землю для устройства подвалов, где хранят зерновой хлеб и другую провизию; испанцы называют эти силосы matamoras,—слово арабского происхождения. Очевидно, не речные наносы образовали этот известковый слой, так как он покрывает одинаково впадины и высоты; происхождение его следует приписать действию солнца, которое быстро обращает в пары дождевую воду, упавшую на землю; эта вода поднимается на поверхность, унося с собой известковые частицы, которые отлагаются в виде тонкого налета или пленки: подобное же явление наблюдается во многих местах Орании и происходит также в умеренных климатах Европы, на поверхности кирпичей, сложенных на кирпичных заводах. На мароккском побережье в горных породах нового образования попадаются куски лавы и вулканический пепел; может-быть, эти обломки происходят из кратеров Канарских островов и принесены сюда пассатными ветрами.

Из всех боковых кряжей, выделяющихся из Большого Атласа на атлантической покатости, самый высокий и самый обширный тот, который берет начало около северной оконечности главной цепи и разделяет верхния долины рек Себу и Ум-эр-Рбиа. Джебель Айан, часто покрытый снегом, есть центральный узел, откуда разветвляются разные отрасли этой водораздельной области. До сих пор эта часть Марокко почти неизвестна географам, и горы её, видимые издали, еще не были измерены. Долины этого возвышенного лабиринта заняты берберскими населениями, не платящими дани и не несущими военной службы. Таким образом обширное пространство треугольной формы, вершину которого составляет порт Рбат, отрезано от территории «блед-эль-махзен», и с той и другой стороны, подвластные султану-шерифу жители обеих частей, северной и южной, вынуждены обходить на западе, по берегу моря, эти горы независимых берберов.

Северный Марокко занят горными массивами, косвенно связанными с системой Атласа. С одной стороны уэд Себу, изливающийся в Атлантический океан, с другой—река Молуйа, впадающая в Средиземное море, описывают своими долинами и долинами своих притоков пространство четыреугольной формы, гребни которого ориентированы иначе, чем Атлас: порог, высота которого еще не измерена, но который, вероятно, не достигает тысячи метров, разделяет две области, на дороге из Феца в Тлемсен; большая часть промежуточного пространства занята холмами из красноватой глины. В северной области главный рельеф земель приближается к побережью Средиземного моря; там находятся самые высокие джебели, направляющие выступами своих гребней прибрежное судоходство. Совокупность этих возвышенностей, где, по Ленцу, преобладают древние формации, понижается к Рифу, т.е. к Берегу, представляя горный скат, который тянется в виде полукруга от мыса Трес-Форкас до мыса Сеутского. Центральный массив этого обширного полукруга носит имя Санхеджат-Серир, или «долины санхеджей», напоминающее об иммиграции этих древних берберских населений. В соседстве морского берега самые высокие горы находятся на западе от Тетуана: это вершины Бени-Гассан, по морским картам высшая их точка достигает 2.010 метр. Джебель Бени-Гассан продолжается на юг массивами Мецеджель, Эль-Кмас и Зарзар, из которых последний господствует над городом Уеццан своей конусообразной массой. Горы Бени-Гассан образуют цепь величественного вида, похожую формой на скалы Гибралтара, поставленные рядом на общем пьедестале. Обильные ручьи, луга, леса, нивы и сады на склонах делают эту местность одним из прелестнейших уголков Берберии, составляющим поразительный контраст с дикими, бесплодными кручами Рифа, простирающимися на востоке.

Горы, окаймляющие пролив, против Гибралтара и испанских мысов, не имеют ни высоты, ни величественного вида, ни пышной растительности, какими отличается цепь Бени-Гассан; но, тем не менее, они приобрели громкую известность, благодаря своему положению на краю великого морского пути. Продолжаясь на север, краевая цепь, называемая джебель Гауз, оканчивается массивом Беллиунеш, по-испански Sierra de Bullones: это тот самый хребет, который в древности носил имя Septem Fratres (семь братьев). С одной стороны этот массив выделяет из себя узкий полуостров, соединенный укрепленным перешейком с островным массивом Сеуты; с другой—он выдвинулся на север, чтобы образовать мыс Джебель-Муса, южный столп Геркулесовых ворот. Этот столп, древний Абила, разделенный на-двое вертикальной трещиной, не менее величествен, чем Гибралтарская скала, а высотой (856 метр.) он даже превосходит последнюю; но вблизи это—безформенная масса, хаос нагроможденных камней, где лишь изредка встретишь отдельные деревья, растущие на боках пропастей. Волки, кабаны и обезьяны—единственные обитатели этих диких скал, так что испанцы прозвали южный столп sierra de las Monas, т.e. «горой Мартышек». Страбон называл его «Слоном», и, действительно, профиль горы, наблюдаемой с моря, оправдывает это название; кроме того, по свидетельству Плиния, леса, покрывавшие в его время эту область Африки, были населены слонами.

К западу от горы Абила, несколько других вершин следуют одна за другой вдоль самой узкой части пролива; но за мысом Сирис морской берег начинает изгибаться к югу рядом кривых, которые разделяют мысы, образуемые выступами джебеля Гауз. Далее, за Тангером, берег круто меняет направление, поворачивая на юг. Над мысом, образующим северо-западный угол африканского континента, поднимается гора Спартель или Ишбертиль, Тарф-эш-Шакр туземцев, имеющая 314 метров высоты. Первый ряд утесов тянется вдоль берега моря, затем другие вертикальные скалы опоясывают скат полукругом пропастей, а самая вершина окружена крутыми стенами, образующими род короны. Мыс Спартель—это древний Ампелузион, т.е. «мыс, покрытый виноградниками»: и теперь еще виноград из этой местности считается лучшим в Марокко; при кладке фундамента для первоклассного маяка, освещающего ныне пролив, в земле нашли большие виноградные лозы; на гербе соседнего города, Эль-Арайш, изображены гроздья винограда, которые человек поднимает с усилием. В утесах мыса Спартель есть несколько гротов, вырытых ударом волн. Один из этих гротов был посвящен Геркулесу, недалеко оттуда находилась гробница Антея, и римляне верили даже, что им удалось отыскать тело гиганта, «длиной в шестьдесят локтей». На этом «конце земли», откуда корабли пускались в беспредельный океан, была символизирована борьба между слепыми силами природы и торжествующим гением человека.

В 5 километрах к югу от мыса Спартель, берег образует еще один скалистый выступ, в котором проводники показывают большую пещеру, уверяя, что это и есть «Геркулесов грот», упоминаемый древними писателями; постоянно увеличиваемая каменоломщиками, которые вырезывают здесь жерновые камни, пещера закругляется в виде сводов и продолжается далеко под скалой. С этой стороны это последний высокий мыс. Далее тянется до линии горизонта голый плоский берег, куда несчастный дон Себастиан высадил своих храбрых португальцев, которые все до единого человека, вместе с вождем, погибли на поле битвы около Каср-эль-Кебира. Среди обширных прибрежных болот, составляющих, повидимому, остаток большого озера, виднеются там и сям, точно острова, холмы разной величины, служившие некогда местоположением для городов и деревень; ручьи медленно пробираются сквозь цепь береговых дюн. До самого Могадора, на пространстве слишком 600 километр., атлантическое поморье представляет почти везде, даже у подошвы краевых холмов, низменный и опасный для кораблей берег; в открытом море только на расстоянии пятидесяти километр. от берега начинается линия глубины около 200 метр. На этом огромном протяжении морских берегов самый значительный по величине утес—мыс Кантин, состоящий из чередующихся пластов серого и красного мергеля, известняка и железистой глины, которые оканчиваются в иных местах вертикальной стеной, в других—неравными ступенями. Дюны, окаймляющие берег, прикреплены кустарником мастикового дерева, покрывающим все откосы, обращенные к морю. Признаки медленного поднятия почвы были замечены в разных пунктах побережья; прежний плоский берег, содержащий слои раковин, тянется вдоль Атлантического океана на средней высоте 20 метров над нынешним уровнем вод. Но, по словам некоторых авторов, в настоящее время наблюдается обратное явление, по крайней мере в одном месте прибрежья: город Могадор, говорят, находится в площади постепенного оседания почвы.

Более обильно орошаемый дождями, чем остальная Мавритания, Марокко изливает в море большее число рек, и некоторые из них, хотя очень ослабленные при устье испарением и отводом боковых каналов, превосходят потоки Алжирии объемом жидкой массы. По Беллю и Гукеру, которые, впрочем, не приводят имен наблюдателей, средний расход рек Марокко, спускающихся с Атласа к Атлантике, составляет около 225 куб. метров в секунду. Однако, ни один из мароккских уэдов не служит целям судоходства; единственные суда, которые там можно увидеть,—это паромы примитивной формы.

На средиземной покатости Марокко главная река—Молуйа. Питаемая в верховьях снегами массива Айашин, она катит довольно большое количество воды, увеличиваемое восточными притоками, особенно уэдом За, бассейн которого обнимает небольшую часть Оранской провинции. Молуйа—это Молохат, Малуа или Мальва древних географов; в их время течение её считалось естественной границей между двумя Мавританиями, Кесарийской и Тингитанской; точно также в эпохи берберскую и арабскую, до 1830 года, она отделяла алжирскую Берберию от Магреб-эль-Акса; но так как трактатами тафненским и тангерским географическая граница передвинута к востоку, то оба берега этой реки находятся теперь в мароккской территории. Заффаринские острова, принадлежащие берберскому племени бени-джафер, живущему на соседнем берегу, командуют с северо-западной стороны устьем Молуйи и выходом её долины: расположенные полукругом, в некотором расстоянии от берега, оканчивающагося мысом Агеддин, или по-испански, cabo de Aguas, эти острова защищают рейд, наименее опасный на всем побережье Рифа; суда укрываются за этот мощный волноразбиватель, когда дует страшный северо-восточный ветер: западный остров возвышается на 135 метров над поверхностью моря. Во время разливов обильные воды Молуйи иногда увлекаются морскими волнами почти до самых островов.

На западе вся береговая полоса Рифа, слишком узкая для того, чтобы реки могли достигнуть значительного развития, представляет лишь ряд небольших долин, спускающихся к морю. Далее, треугольный массив, продолжающийся по направлению к Испании, имеет несколько рек, благодаря обилию дождей на горах Бени-Гассан; но большинство этих потоков не что иное, как ручейки: таков, например, живописный уэд эш-Шерат, изливающийся в море близ Тангера. Непосредственно к югу от мыса Спартель на атлантической покатости, более широкой, чем склон, обращенный к Средиземному морю, текут также и более длинные реки. Первая река, уэд эль-Хус, получающий свои воды с западных откосов гор Бени-Гассан, впадает в океан в шестидесяти километрах к югу от пролива. Далее песчаный берег, окаймленный дюнами и рядом скал, которые задерживают истечение ручьев и заставляют их разливаться длинными болотами, параллельными морю, продолжается, почти без изгибов, в юго-западном направлении. В форме побережья ничто не указывает на выход широкой речной долины, хотя в этой области берега изливается в море главная река Марокко, Себу, Субур (Себур) финикиян: переходя через устье реки, линия морского берега продолжается совершенно правильно, без малейшего отклонения. Себу—самый обильный поток Северной Африки, после Нила: Плиний прозвал его «великолепным». Шириной от ста до трехсот метров в своей нижней равнине, усеянной римскими развалинами, он течет излучинами между крутых земляных берегов, из которых он иногда выходит во время разливов: средняя его глубина 3 метра. Следовательно, можно бы было утилизировать Себу для судоходства: небольшие пароходы, имея на буксире плоскодонные шаланды, могли бы без труда подниматься вверх по реке почти до самой столицы; но все перевозки продуктов, все путешествия между прибрежьем и этапными пунктами долины, лежащими на фецских дорогах, совершаются сухопутьем. Прибрежные племена слишком беспокойны, чтобы могла установиться правильная торговля речным путем. Тем не менее, немногие из областей Марокко имеют более важное экономическое значение. Главная долина Себу составляет естественный путь сообщения между средиземным бассейном Молуйи и атлантическим поморьем; она образует географическую раздельную линию между системой Атласа и горами Рифа, и в богатых равнинах, орошаемых водами этой реки, находится Фец, первый город империи. Путешественники, следующие береговой дорогой из Тангера в Могадор, переправляются через Себу на пароме примитивной конструкции, который не избавляет пассажиров от неприятности плюхаться в тине; морской прилив поднимается по реке на большое расстояние от устья. Чтобы облегчить султану и его свите переход через уэд Эль-Хус, иногда устраивают род пловучего моста из тростника, связанного пучками, или из надутых кожаных мешков, покрытых землей и досками.

Километрах в тридцати к юго-западу от Себу, другая река, Бу-Реграг, названная так по имени одного исчезнувшего племени, изливается в море через вырезку, открывающуюся в невысоком каменистом плато. Этот поток берет начало не в снеговых цирках Большого Атласа, как Молуйа, Себу, Ум-эр-Рбиа, Драа: он вытекает из передовых гор, ограничивающих на юге территорию Фец, и развернутая длина его течения, вероятно, не превышает 200 километр. Тем не менее Бу-Реграг получил в политической географии Марокко более важное значение, чем все другие потоки: он обозначает границу между двумя государствами, Фец и Марокко, а в древности недалеко от этой реки, у передового поста Ad Mercurios, оканчивалась территория Мавритании Тингитанской.

Река Ум-эр-Рбиа, или «Мать пастбищ», названная так за обилие на её берегах луговых пространств, берет начало, как и уэд Себу, в северном массиве Большого Атласа и, подобно этой реке, катит могучую массу воды: Рену и Гугер называют ее даже,—вероятно, ошибочно—самым обильным потоком Марокко. В дождливое время года путешественникам приходится по целым неделям жить на берегу, в ожидании, пока вода сбудет настолько, чтобы можно было безопасно совершить переправу: единственные лодки, употребляемые на этой реке,—плоты из камыша, в роде танкуа, на которых плавают по озеру Тана, в Эфиопии. Во время засух река может быть переходима в брод во многих местах, но она постоянно катит свои воды до самого моря, и неглубоко сидящие шлюпки могут проникать в реку, переходя через бар. К югу от реки Ум-эр-Рбиа, на пространстве около 200 километр., до устья уэда Тенсифт, нет ни одного потока, изливающагося в море. Плоскогорье Дуккала, занимающее внутреннюю область, оканчивается над морем высоким приподнятым краем, который не позволяет дождевым водам открывать себе дорогу к Атлантике.

Уэд Тенсифт, в бассейне которого находится город Марокко, не принадлежит к числу больших потоков Магреба; в этом месте Атлас уже приблизился к морю, и средняя высота его понизилась; при том, и дожди гораздо менее обильны под этой широтой, чем в северной области: летом, устье Тенсифта, во время отлива, бывает совершенно заперто песчаным баром. Уэд Сус (Subus древних географов), который берет начало и развивает свое течение между Атласом и Анти-Атласом,—тоже перемежающаяся река, обильная зимой и почти совсем иссякающая летом, в нижней части течения; однако, он никогда не пересыхает совершенно; в марте месяце, когда путешественник Ленц переходил через него, ниже Таруданта, верстах в ста от устья, Сус имел вид ручейка, от 3 до 4 метров шириной и от 30 до 50 сантиметр. глубиной. Уэд Ассака, текущий вдоль южной подошвы Малого Атласа, еще чаще пересыхает, и путешественники, проходившие теми местами, нередко находили только песок в его ложе: этим и объясняется неуверенность, сохранившаяся до самого последнего времени в начертании карт, относительно его истинного течения.

Что касается уэда Драа, который по длине течения занимает первое место между мароккскими реками, то по объему жидкой массы он далеко уступает Молуйе, Себу, Ум-эр-Рбиа, и даже редко случается, чтобы он достигал Атлантического океана. Главные его истоки изливаются из снеговых цирков Большого Атласа; на пространстве около 300 километр, от гор Идрарен-Дерен до массива Айашин, все воды южного ската главной цепи спускаются к этой реке, которая уходит на юг рядом дефилеев через джебель Шагерун, составляющий продолжение Анти-Атласа. В этой части своего течения Драа и её главный приток Дадес катят наибольшее количество воды; но затем на протяжении 1.000 километр. ниже ущелий река постепенно уменьшается в объеме, вследствие отвода её вод на прибрежные поля, испарения и просачивания в песках. По выходе из верхних теснин, Драа течет сначала в направлении с севера на юг, окаймленная с той и другой стороны поясом пальм, ширина которого меняется от 500 метр. до трех километр.; в иных местах река касается пустыни своими излучинами: один берег белый от покрывающего его слоя песку, тогда как другой исчезает под яркой зеленью растительности. Но после обхода восточной оконечности цепи Бани и параллельных стен черных «Змей», Драа, истощенная оросительными каналами, разветвляющимися на обоих берегах по пальмовым плантациям, не имеет уже достаточно воды, чтобы сохранять характер правильного потока. Она разливается в широкой впадине Дебайа, которая бывает попеременно озером, над которым кружатся несметные стаи птиц, затем болотом, и, наконец, сырой равниной, запахиваемой под посев зерновых хлебов. Ниже этой котловины, уэд Драа, течение которого остается параллельным оси атлантической системы, направляется к юго-западу, имея с той и другой стороны крутые берега, дотого высокие в некоторых местах, что, проходя песчаным ложем реки, можно подумать, что идешь по дну глубокого ущелья между двух горных кряжей. Местами в скалах северной стороны открываются хенеги, пропускающие, во время таяния снегов или сильных дождей, избыток вод, падающих на Малый Атлас; но обыкновенно эти русла горных потоков не приносят ничего в реку. Тогда мароккский «Нил» не имеет ни капли поверхностной воды в своем нижнем течении. По местному преданию и свидетельству исторических документов, в прежния времена р. Драа, в которой тогда водились крокодилы и бегемоты, и которая давала приют слонам в своих прибрежных лесах, спускалась до самого моря, соединяясь с солеными водами широким устьем. Теперь же течение её достигает океана только во время таяния снегов, да и то лишь в исключительные годы: иногда проходят целые десятилетия, прежде чем прибрежные жители низовьев Драа увидят струйку воды, пробирающуюся в песчаном ложе. Однако, небольшое количество влаги несомненно всегда сочится в нижних слоях почвы, так как посевы на вспаханных пространствах речного ложа регулярно дают жатву; во многих местах выкопанные колодцы мало-по-малу наполняются водой. В 1850 г., когда путешественник Пане переправлялся через Драа, в конце апреля, она имела вид настоящей реки: ширина её была около 150 метр., а слой воды, на середине течения, достигал 60-70 сантиметров.

Ручей, который, под именами уэда Зис и уэда Герс, спускается прямо на юг от горного узла, на северной оконечности Большого Атласа, пробегает гораздо меньшее протяжение, чем р. Драа: оросив оазисы Тафилельта, в 250 километр. от своих первых истоков, он теряется в пустыне, и ни один путешественник не мог сказать, продолжается ли его русло далее на юг, через большие дюны, чтобы или повернуть на запад к р. Драа, или присоединиться на востоке к бассейну Мессауры, или, наконец, чтобы сохранить независимое течение в направлении к Нигеру. Гидрографическая система уэда Гир, начинающаяся непосредственно на востоке от уэда Зис в верхних цирках Большого Атласа, лучше известна в верхней её части, благодаря многочисленным экспедициям, совершенным в этом направлении французскими колоннами, и сведениям, полученным от пилигримов и торговцев. Уэд Гир соединяется с реками Фигига, спускающимися из дистрикта Иш, на оранской границе, и под разными названиями направляется к оазису Туат; но о дальнейшем его течении ничего не известно. Соединяется ли этот уэд с рекой Драа, в которой он был бы, по длине течения, главной ветвью. Не теряется ли он в безвыходном бассейне, или не соединяется ли с водами Нигера около западной оконечности большой дуги, описываемой этой рекой по направлению к северу?

Марокко весь находится в поясе пассатных ветров, но Атласские горы, положение страны у ворот Средиземного моря и соседство большого теплового фокуса, Сахары, видоизменяет нормальный порядок атмосферных течений. Летом береговые и морские бризы чередуются каждый день на побережье, а общие ветры приходят с юга и с востока; зимой, то-есть с октября по февраль, ветры часто дуют с северо-запада, принося с собой довольно большое количество влаги, которая изливается обильными дождями на скаты Атласа; но в южных областях Марокко преобладающее влияние принадлежит пассатам. Так как направление этих ветров параллельно оси Атласа и направлению большей части морского берега, то воздушный поток следует, так сказать, готовым руслом, образуемым атлантической покатостью Магреба. Впродолжении 271 дня в году в Могадоре господствуют ветры полярного происхождения, дующие с севера или с северо-востока; противоположные воздушные токи, западный или юго-западный, проходящие обыкновенно в верхних областях атмосферы, спускаются в нижние слои в течение 57 дней в году, вообще зимой, в то время, когда солнце находится над тропиком Козерога, и когда вся система ветров умеренного пояса передвигается к югу. Что касается южного ветра, страшного широкко или «сахель», как его называют жители южного Марокко, то он ощущается в Могадоре средним числом всего только два дня в году, и расслабляющее влияние его здесь гораздо меньше, чем на острове Мадере, очевидно, потому, что Большой Атлас, служащий предохранительными ширмами, тем лучше защищает лежащие под его покровом местности, чем они ближе к его основанию. По той же самой причине тучи саранчи, приносимые ветром пустыни, так редко появляются на приморской покатости Большого Атласа; эти опустошители показываются там лишь небольшими отдельными стаями.

Под влиянием пассатных ветров и морских бриз, климат Могадора и, в меньшей мере, климат всего атлантического побережья Магреба отличаются почти полным отсутствием изменчивости: мало найдется мест на земном шаре, где бы средняя температура была более равномерная, чем в Могадоре, который в этом отношении превосходит даже острова, лежащие среди океана.

Климат Могадора, по наблюдениям Бомье, производившимся в течение девяти лет:

Средняя температура:—19,4° Цельзия, средняя температура самого теплого месяца (августа)—21,8° Цельзия, средняя температура самого холодного месяца (февраля)—16,5° Цельзия, крайняя наблюдавшаяся степень тепла—31° Цельзия, крайняя наблюдавшаяся степень холода—10,4° Цельзия.

Таким образом разность между крайними температурами, какие были наблюдаемы в продолжение девятилетнего периода, не достигает даже 20 градусов Цельзия; суточное изменение высоты ртутного столбика в термометре составляет в среднем от 2¹/₂ до 4 градусов Ц. Эта замечательная равномерность температуры объясняет редкость грудных болезней: чахотка почти неизвестна в этой части Африки; в продолжение десяти лет врач Тевенен видел всего только пять случаев этой болезни между туземцами, при чем в трех случаях недуг начался во время пребывания пациента в дальних краях. На европейских больных климат этой части побережья всегда оказывал благотворное действие.

На севере, востоке и юге от Могадора, который можно принять за типичную станцию мароккского климата на атлантическом побережье, температуры лета и зимы, дня и ночи представляют более значительные отклонения: причины тому разные, но следствия одинаковы. На северном берегу, от мыса Спартель до мыса Кантен, пассатные ветры,, не отличаясь правильностью, не оказывают того же влияния в смысле уравнивания климата; воздушные течения, идущие из Сахары, и ветры, дующие с Средиземного моря, устремляются к прибрежью через брешь, открывающуюся между Атласом и горами Рифа. Внутри материка, где морские бризы ощутительны лишь в слабой степени, разность температур лета и зимы, дня и ночи увеличивается по мере удаления от моря; наконец, на южных берегах климат, под влиянием близкого соседства Сахары, приближается к климату пустыни, с его сильными дневными жарами и очень деятельным ночным лучеиспусканием. По рельефу и местоположению Марокко естественно делится на три области или полосы. На севере бассейн Молуйи, Риф и полуостров Танжерский принадлежат к Теллю, прилегающему к Средиземному морю, и представляют почти те же климатические явления, как и соответственные части Алжирии; в центре и на юге Атлас точно разграничивает две области, из которых одна получает воздушные течения с Атлантического океана, а в другой свободно распространяется ветер пустыни. Между этими двумя поясами та или другая долина, тот или другой горный округ принадлежит одновременно к двум областям: в одном месте зеленеющий скат обращен к Атлантике, в другом голый откос отражает палящий зной Сахары.

В целом Марокко превосходит Алжирию по обилию дождей. Полуостров Танжерский, местность всего чаще посещаемая европейцами, омывается со всех сторон влажной атмосферой; здесь господствуют западные ветры, насыщенные парами Океана, но и восточные ветры, обыкновенно очень сухие в бассейне Средиземного моря, приносят большое количество влаги на горы северного Марокко: когда этот ветер проходит в верхних слоях воздуха, горы Бени-Гассан и вершины, окаймляющие пролив, всегда окутаны облаками. Снег выпадает иногда в большом обилии на эти горы, струящиеся круглый год живыми водами; однажды в 1871 году, во время быстрой перемены воздушных течений, даже набережные Танжера покрылись снежной пеленой. Часто роса смачивает крыши домов и на всей береговой полосе воздух почти насыщен парами; ботаники жалуются на трудность засушивать собираемые растения; железо, привезенное из Европы, тотчас же покрывается ржавчиной. Пропорция дождей относительно очень велика, в сравнении с количеством атмосферных осадков в восточном Магребе и, без сомнения, превышает один метр в год в некоторых долинах Атласа, обращенных к дождевым ветрам; но на южном склоне гор редко скопляются облака, проливающие дождь на землю: ручьи могут орошать оазисы только благодаря таянию снегов, выпавших на высотах гор. Области морского прибрежья часто получают дожди красной пыли, переносимые обратными пассатами в верхних слоях атмосферы; пыль эта, как известно, состоит главным образом из кремнистых панцырей микроскопических животных, происходящих из льяносов Южной Америки.

Вследствие различия климатов, флора Марокко отличается большим разнообразием; но хотя ботаникам предстоит еще сделать много открытий во внутренних частях страны, прежде чем можно будет сосчитать точным образом её растительные богатства, однако и теперь уже известно, что в целом растения Марокко принадлежат к средиземной области: из двухсот сорока-восьми растительных родов, представленных в этой стране, все, за исключением одного, находятся в той или другой из стран, прилегающих к Внутреннему морю; даже добрая треть мароккских видов встречается в Англии и в центральной Европе. С другой стороны, мароккская флора заключает в себе лишь весьма небольшое число видов, общих ей с флорами собственно Африки, простирающейся к югу от великой пустыни. Таким образом по своим естественным произведениям, как и по строению гор, Магреб-эль-Акса сохраняет европейский характер: он входит в состав особого отдела бассейна, которому Гукер дал название области ладанника и вереска. Политическая география не была в разладе с естественными делениями, когда Диоклетиан присоединил Мавританию Тингитанскую к Иберийскому полуострову.

По характеру своей растительности Марокко всего более имеет сходства с Испанией: Атлас и Сиерра-Невада составляют соответственные области по обе стороны Гибралтарского пролива; однако, аналогия не так велика, как прежде думали ботаники. Из 631 вида растений, собранных в долинах и на высотах Атласа, 181, т.е. более четверти, не встречаются в Испании: различие флор постепенно увеличивается, по мере того, как поднимаешься к гребню Атласа. Между Марокко и островами Канарскими, Азорскими, Мадерой контраст почти полный. Из растений, общих обеим областям, большинство такия, которые распространяются на огромном пространстве, занимая страны весьма различные по климату: из 1.627 видов явнобрачных, насчитываемых доныне в Марокко, только около пятнадцати принадлежат одновременно материку и островам. Этот ботанический факт достаточно доказывает, что Канарские острова, несмотря на их близкое соседство с африканским континентом, составляют земли независимого происхождения.

Немного более одной десятой растительных видов Марокко свойственны исключительно этой стране. Эти туземные формы заключены по большей части в пределах гористой области, на склонах Атласа. Здесь именно, в центре края, развились, путем постепенного приспособления к условиям среды, растения, отличные от всех тех, которые мы видим в других местах; сюда же, к вершинам Атласа, удалились европейские виды, которые встречаются островками на гребнях гор, между прочим, одна порода сосны, распространяющая ароматический запах, и дерево которой идет на выделку дорогой мебели. В то время, как отступление снегов и льдов позволяло растениям европейского происхождения подниматься к вершинам гор, виды пустыни постепенно расширяли свою площадь в северном направлении. Не только на южной покатости Анти-Атласа, но также в долине Суса и в области поморья, до уэда Тенсифт, можно встретить многие растительные формы, происходящие из центра рассеяния, который лежит гораздо южнее, в жарком поясе. Таковы каменные акации и разные породы больших молочайников, смола которых утилизируется в фармакопее и в промышленности. Финиковая пальма тоже может быть включена в число этих тропических видов, живущих на чужбине, вне южной покатости Атласа. Она растет в Танжере, на северных берегах Марокко, как и в Алжирии, но не приносит плодов; даже в Могадоре она дает лишь финики посредственного качества. Нужно идти в оазисы, орошаемые р. Драа и другими речками южной отлогости, чтобы, найти пальмовые плантации, доставляющие плоды ценимые или даже превосходные: финики из оазисов по течению уэда р. Драа не уступают джеридским, а по словам местных жителей, даже не имеют себе равных в отношении сочности, сладости и тонкости вкуса. Низкорослая пальма, столь обыкновенная в Алжирии, довольно редка в Марокко; в виде лесной поросли, ее можно найти только в провинции Гага, вокруг Могадора.

Один из замечательнейших туземных видов мароккской флоры—аргания-железняк (argania Sideroxylon), дерево, которое часто сравнивали с маслиной; оно встречается только в южной части страны, к югу от уэда Тенсифт. Аргания, упоминаемая в первый раз Львом Африканцем, растет на самых бесплодных землях и обходится без всякого орошения; даже на голых каменистых косогорах часто можно встретить это неприхотливое дерево, с неровным и узловатым стволом, усаженным кривыми ветвями с тощей листвой. Домашния животные, за исключением лошади и осла, с жадностью едят ягоды аргании, а из косточек туземцы приготовляют масло, имеющее особенный, противный для европейца, вкус. Древесина аргании отличается необычайной твердостью, за которую ей и дали название железняка. Полезно было бы акклиматизировать это драгоценное дерево и в других странах: в Алжирии оно отлично принимается, но растет дотого медленно, что большинство лесоводов, которым были розданы семена аргании, потеряли охоту продолжать опыты её разведения. Между мароккскими растениями, утилизируемыми ради их продуктов, и до сих пор еще не найденными в других странах, путешественники Джаксон и Лерд указывают также род дурнопахучника, который доставляет «аммиачную» камедь, смолу с острым запахом, отправляемую в Египет и в Аравию, где ее употребляют для окуриваний. На это растение нападает одно двукрылое насекомое, составляющее лакомую пищу для ястребов: оттого по полету этих птиц узнают места, где находится драгоценное растение.

Фауна Марокко очень мало отличается от алжирской, по крайней мере относительно тех видов, которые натуралистам удалось изучить до настоящего времени. Самые страшные звери, лев и барс, водятся лишь в некоторых местах страны; в сравнительно наибольшем числе они сохранились в соседстве алжирской границы, среди гор Рифа. Медведь, исчезнувший в Алжирии, еще не вывелся в Марокко. Кролики кишмя-кишат на полуострове Танжерском, но число их постепенно уменьшается по направлению к югу, и южнее Бу-Реграга не встречали этих грызунов. Обезьяны редки; кроме породы, живущей также на скалах Гибралтара, и которая не встречается даже в южных провинциях, в Марокко не видно четыреруких. Дикий кабан, гроза земледельцев, довольно распространен во всех лесных чащах; богатые и знатные люди имеют привычку держать его в конюшнях для того, чтобы злые духи не трогали лошадей и вселялись в нечистое животное. В южных степях, на границах пустыни, страусы бродят еще стадами; кроме того, там водятся разные породы газелей, на которых туземцы охотятся не столько ради их мяса, сколько ради сростков, называемых «безоард», которые часто находят у них в желудке и которые служат амулетами; для подобной же цели, именно чтобы найти куски серой амбры, рыбаки вскрывают трупы китообразных, выброшенные волнами на морской берег. Высокие долины Атласа, с их почти европейским климатом, представляли бы вполне благоприятные условия для разведения всяких домашних животных, также как и всяких растений умеренного пояса. Воды изобилуют черепахами, а в речных устьях ловят преимущественно сабала, род лосося, с очень нежным мясом. Океанская фауна мароккских вод мало отличается от фауны Антильского моря: перламутровые раковины корабликов плавают на поверхности воды; летучия рыбы порхают с волны на волну, а под водой быстро скользят страшные акулы с молотообразной головой. Исследование океанских пучин на широте Марокко, до глубины 5.000 метров, открыло натуралистам, участвовавшим в экспедиции корабля «Талисман», множество новых видов рыб, ракообразных, моллюсков, червей и губок.

Так же, как в остальной Мавритании, основу населения в Марокко составляют берберы: со времен финикиян этот этнический элемент по численности всегда сохранял за собой преобладающую роль; завоеватели различных рас и даже арабы, которые, однако, занимают, в качестве господ, равнины и большие города страны, могли только оттеснить туземцев в долины гор, не приобретая над ними численного перевеса. По приблизительному исчислению, берберы составляют по крайней мере две трети всего народонаселения Марокко, и вдали от городов и поморья, особенно в гористых местностях, территория населена почти исключительно берберским элементом. Впрочем, это общее название берберов, применяемое ко всем населениям Марокко не-семитическим и не-негритянским, отнюдь не предполагает общности происхождения; напротив, весьма вероятно, что много различных этнических элементов способствовали образованию той расы, которая теперь представляет аборигенов пред лицом арабских пришельцев; даже некоторые иберийские племена, как полагают, занимали некогда склоны Атласа. Так же как в остальной Берберии, особенно в регентстве Триполи и в восточной Алжирии, в разных частях Марокко находят мегалиты, совершенно похожие на те, которые существуют в Великобритании и в Бретани, долмены, менгиры, кромлехи, так что, естественно, является вопрос: не были ли эти могильные камни воздвигнуты населениями, происшедшими от одного общего корня, или исповедовавшими одну и ту же религию? В этих могилах умершие всегда погребались в сидячем положении. Самый красивый из открытых до сих пор в Марокко памятников этого рода—монолит Мзора, стоящий на восточной окраине одного плато, откуда открывается обширный вид на амфитеатр Тетуанских гор: это менгир высотой слишком 6 метров, называемый Эль-Утед или «Столб палатки».

Мароккские берберы, или имазиген, между которыми встречается много племен, носящих те же имена, как в Алжирии,—шауйа, берабер, зенага или санхеджа, гецула или гештула, распадаются на четыре группы, совершенно отличные одна от другой по месту обитания и по образу жизни. Северные берберы, населяющие горы Риф, полуостров Танжерский и наибольшую часть холмистой области, ограниченной на юге течением уэда Себу, обозначаются родовым именем акбаил или кебаил: это «кабилы», такие же, как горцы Джурджуры. На приморской покатости Атласа город Сефру, лежащий немного южнее Феца, есть пограничный пункт области акбаилов: к северу оттуда это имя принадлежит всем туземцам берберской расы; к югу все жители называют себя шлейх или шеллаха. Это последнее наименование применяется, под разными формами, к оседлым имазигенам белой расы, населяющим долины Атласа; но в южном Марокко, на обоих склонах гор, и в сахарских оазисах, земледельцы, походящие на алжирских руага черным цветом кожи, тоже причисляются к имазигенам: они известны под именем харатин. На южной отлогости Атласа каждое поселение представляет смесь шеллахов и харатинов, в которой пропорция последних постепенно увеличивается с севера на юг, от верховьев Молуйи к низовьям Драа. Шеллахи, в силу цвета своей кожи, считают себя выше харатинов, и при заключении браков эта разница вообще принимается в рассчет, так как покупная цена белой невесты дороже, чем черной. Между тем харатинские женщины часто отличаются замечательной красотой: большинство из них имеют великолепные, очень выразительные глаза, и в молодости смеющуюся физиономию и необыкновенную грацию в движениях. Избрание харатина в шейхи оазиса составляет очень редкий, исключительный случай; обыкновенно в этот сан возводятся белые имазигены. Так же как шауйи и кабилы Алжирии, многие из мароккских имазигенов имеют белокурые волосы и голубые глаза; но в центральных и южных местностях этот тип блондина, повидимому, очень редок, за исключением разве южных гор, если верить сведениям, сообщенным Федербу; другой исследователь, Рольфс, говорит, что во время своих многочисленных путешествий он видел только одного субъекта, отличавшагося от других туземцев светлым цветом волос. Повидимому, всего больше попадается белокурых кабилов в Рифе, т.е. в области прибрежья, по которой часто проходили завоеватели или переселенцы с Пиренейского полуострова. Тиссо, когда путешествовал между племенами Рифа, был немало удивлен, встречая такой большой процент туземцев с чисто-европейским лицом. Не следует ли видеть в них, вместе с Федербом, потомков, более или менее смешанных, того неизвестного народа, которым воздвигнуты мегалитические памятники страны?

Огромное большинство мароккских берберов говорит языком тамазигт, шлейх или шеллаха: старое наречие, благодаря убежищу, которое представляют племенам горы Атласа, гораздо лучше сохранилось в Магребе эль-Акса, чем в остальной Берберии, и в горах Рифа еще существуют, как рассказывали французским путешественникам Тиссо и Дюверье, древние списки Корана, написанные берберскими буквами. Но в Марокко, как и в Алжирии, цивилизованный язык—арабский, единственный, который имеет письменность и на котором произносятся стихи Корана. Бербер, когда учится молиться, начинает с того, что повторяет слово за словом фату, первую главу священной книги мусульман. Почти у всех северных племен женщины и даже дети понимают и говорят по-арабски; но в горах и в оазисах сахарской покатости Атлантического океана некоторые народцы, живущие в стороне от торговых путей, знают только шеллахское наречие и прибегают к посредничеству толмачей, обыкновенно евреев, при сношениях с арабами. С другой стороны, есть племена берберского происхождения, совершенно забывшие речь предков и знающия только арабский язык: таковы бени-гассены, населяющие горы около Тетуана.

Между отдельными группами этих имазигенов, рассеянных на таком обширном пространстве, говорящих разными наречиями, представляющих всевозможные оттенки цвета жожп, от белого до черного,—различие типов, костюмов, нравов очень велико. Есть берберские племена, у которых женщины еще сохранили обычай татуироваться; впрочем, таких племен немного: указывают, между прочим, на туземцев в окрестностях Могадора. В некоторых местах женщины закрывают лицо черным вуалем, когда увидят чужого мужчину, или останавливаются на краю дороги, повернувшись спиной к прохожему, но почти везде они ходят смело, с открытым лицом. Обычай откармливать молодых девушек при помощи шариков из теста, чтобы придать им ту полноту, которая у мароканцев считается большой красой, распространен у большинства городских населений и даже у очень многих кочевых народцев. Костюм разнится почти в каждом племени так, что туземцы издали легко узнают по одежде и оружию, к какому клану принадлежат встретившиеся люди. Обыкновенно весь наряд, у мужчин и у женщин, состоит из хаика, шерстяного или бумажного, который застегивается на шее. Почти у всех мароканцев ноги кривые, выгнутые наружу, благодаря привычке матерей носить ребят верхом на спине, в складке хаика.

За исключением номадов, кочующих в равнинах у основания хребтов Анти-Атласа и Бани, и полуномадов севера и юга, соломенные жилища которых походят на пчелиные ульи и при перемене местопребывания переносятся обитателями на собственной спине, почти все имазигены живут в настоящих домах, построенных из камня; но эти дома группируются различно. Большинство селений представляют собою просто кучки хат, обыкновенно расположенные на вершинах гор, в легко защищаемой позиции, но без всякой ограды. На южной покатости Атласа деревни построены в форме крепких замков: это такие же ксуры, как укрепленные селения краевых гор на границах пустыни, в южной Орании. Наконец, есть независимые племена, чувствующие себя достаточно сильными, чтобы не иметь надобности группироваться в деревни: каждая семья живет отдельно; жилища раскиданы в беспорядке по склонам гор, как дома пиренейских басков.

О чисто-берберских населениях Магреба эль-Акса можно сказать, что в целом они остались независимыми. Некоторые племена, живущие в соседстве городов равнины и главных путей сообщения, были силой присоединены к территории блед-эль-махзен: но число таких племен очень не велико. От подвластного состояния до полной автономии существует целый ряд переходных степеней зависимости. Есть имазигены, которые соглашаются платить налог и даже сами приносят его, так что властям не приходится посылать к ним солдат для реквизиций. Большинство же оброчных племен обыкновенно ждут визита экзекуционной команды и уплачивают налог только для того, чтобы избавиться поскорее от этих непрошенных гостей, если, впрочем, данное племя не приняло заранее решения бежать к союзникам, предоставляя сборщикам податей совершить бесплодную прогулку по опустелым селениям. Бывают также случаи, что те или другие племена, желая положить конец своим междоусобиям, покоряются временно султану и просят дать им начальника, но эта попытка редко им удается; угнетение становится для них более невыносимым, чем война, и скоро они прогоняют поставленного над ними каида, чтобы вернуться к своей дикой свободе. Некоторые могущественные племена, у которых султан не посмел бы требовать дани, соглашаются однако принять назначенного каида, нечто в роде посланника, которого уважают, если он справедлив, у которого спрашивают совета, если он съумеет приобрести расположение народа, но которого обыкновенно только терпят, как чужого человека. Иногда зависимость племени от султана-шерифа имеет чисто духовный характер и выражается тем, что ежегодно марабуты этого племени являются ко двору, чтобы представить какие-нибудь дары, за которые им отплачивают соответственными подарками. Другие племена, совершенно независимые, считают себя союзниками императора и сносятся с ним как равные державы. Наконец, есть и такие народцы, которые никогда не вступают ни в какие сношения с султаном-шерифом: таковы риаты (по Кольвилю, граяца), обитатели гор, господствующих над дорогой из Тлемсена в Фец. «У них нет ни Бога, ни султана, они знают один только порох». Они не имеют над собой ни шейха, ни каких-либо других начальников. «Всяк сам себе господин, было бы только ружье»!—таков девиз этих горцев. Риатские женщины, рослые и сильные, с открытым лицом, в короткой, выше колен, юбке спускаются в большом числе на рынки равнины, и вид у них дотого воинственный, что если бы не отсутствие оружия, их легко бы было принять за мужчин; впрочем, английскому путешественнику Кольвилю случалось видеть и вооруженных женщин, молодцовато носивших свои ружья. Другие горские женщины сопровождают мужчин на войну, неся с собой горшок, наполненный краской: всякий беглец был бы тотчас же схвачен ими и заклеймен на лице знаками, присвоенными трусам.

Подобно кабилам Джурджуры, мароккские берберы по большей части не имеют иного правительства, кроме своей джемаа или анфализ. Племена—это большие семьи, которые дробятся по произволу, смотря по месту жительства и частным интересам; группы распадаются и вновь соединяются, как им заблагоразсудится; союзы заключаются, ссоры улаживаются без всякого вмешательства высшей власти во взаимные отношения семейств, родов или племен. Даже редко где общины имеют кануны или своды традиционных законов: обыкновенно у них не существует никакого закона, кроме решения собраний или мирских сходов, принятого единогласно главами семейства. Такова форма правления, преобладающая у берберских племен атлантической покатости Атласа. На сахарской отлогости народцы сильнее сплочены, чтобы быть в состоянии успешнее оказывать сопротивление кочевникам; деревни там формально соединены в союзы или нации, и через своих уполномоченных совещаются и условливаются между собой о мерах, направленных к общей обороне. Другие племена, менее заботящиеся о сохранении своей независимости, добровольно принимают вассальное положение и признают главенство какого-нибудь шейха или более могущественного племени: маленькая ежегодная дань свидетельствует об отношениях, связывающих вассалов с сюзеренами. Некоторые племена продают свою свободу лишь на время и стараются связать своего начальника некоторого рода конституционными гарантиями. Так берберы Атласа выбирают своего шейха только на один год. Власть начальников почти всегда очень непрочная: те, которые остаются на месте, обыкновенно соединяют с талантами управления большое состояние и благородное происхождение, но им редко удается нейтрализировать влияние мирского схода: во всех важных обстоятельствах анфализ собирается и принимает окончательное решение, в качестве высшей власти.

Между таким множеством различных наций сношения были бы невозможны, если бы взаимные договоры не обеспечивали проезд или проход путешественников и провоз товаров. Посредниками в торговле обыкновенно служат евреи; но, презираемые и ненавидимые населением, они рисковали бы жизнью при входе в каждую деревню, если бы не были защищены коллективной волей данного племени или словом уважаемого человека. Есть, однако, народцы, где никакое вмешательство не заставило бы разрешить доступ еврею: последний может проходить по территории этих берберов не иначе, как переодетый, и если бы его узнали, то ничто бы не спасло его от смерти; труп его бросили бы на дороге, как тело нечистого животного, даже не обобрав его, не тронув золота, лежащего в его карманах. На территории большинства племен дозволяется проход евреям, так же как и другим чужеземцам, если только они прибыли в сопровождении поручителя или людей его клана. Мезраг (охрана), соответствующий кабильской анайе, почти всегда продается за деньги. Путешественник обращается к какому-нибудь влиятельному лицу и торгуется с ним на счет цены мезрага; но с момента уплаты условленной суммы покровитель ответствует за жизнь и благосостояние своего гостя: он не может его покинуть, пока не сдаст в верные руки. В некоторых случаях мезраг богатого человека или даже целого племени покупается на всю жизнь; тогда он носит название дебиха или «жертвоприношение», потому что прежде обычай требовал, чтобы проситель закалывал барана на пороге человека, к которому он обращался за покровительством; с момента этого заклания клиент принадлежал уже всей общине в совокупности, как член, имеющий право на её защиту. Дебиха дается под разными формами то одним племенем другому, то одним человеком деревне или союзу деревень, то общиной отдельному лицу; иное племя имеет несколько сюзеренов зараз.

При существовании этих уз солидарности, поддерживаемых мезрагом, торговые сношения могли бы беспрепятственно производиться от одного конца Магреба до другого, если бы между племенами не было таких, которые, живя грабежем, не принимают никаких охранных грамот, и если бы пошлины, взимаемые на пути в каждой деревне и постепенно наростающие от таможни до таможни, не достигали, в конце концов, огромной суммы, вдесятеро увеличивающей первоначальную цену товара. Даже в соседстве Феца горы заняты берберским племенем геруан, которое не дает анайи, но пропускает путешественников, под условием, чтобы они уплатили сполна зетату (пошлину); везде у входа в деревню всадники и пехотинцы преграждают путникам дорогу и взимают налог с оружием в руках. На южном скате Атласа, на окраине Сахары, туземцы племени дуи-беллал предлагают караванам свои услуги, в качестве эскорта; но если их не берут как конвоиров, они устраивают засаду, чтобы ограбить несговорчивых прохожпх. Когда эти прохожие—евреи или люди дальнего и слабого племени, их обирают до последней нитки и отпускают голых, но целых и невредимых; когда, напротив, путешественники принадлежат к могущественному племени, от которого можно опасаться возмездия, то их обыкновенно убивают, дабы никто не пошел рассказать о совершонном нападении, так как вендетта считается священным долгом у мароккских берберов. Тем не менее, бедным людям редко удается отмстить за себя; когда богатые или сильные люди убивают бедняка, они обыкновенно отделываются уплатой «цены крови», ничтожной суммы, меняющейся, смотря по месту; а если они к тому же пользуются властью и заручились сообщничеством всех клиентов и трусов, то не считают нужным платить даже этот ничтожный выкуп.

Подобно кабилам Алжирии, кебаилы и другие берберы Марокко мало знакомы с догматами и обрядами исповедуемой ими веры. У арабов поморья сохранились даже некоторые обрядности, заимствованные от ненавистных руми: так, женщины их татуируются знаком креста, и при трудных родах возносят молитвы о помощи к «Пресвятой Деве Марии». В языке их осталось не мало латинских слов. Римский календарь все еще в употреблении, совместно с календарем арабским, и для обозначения фаз земледельческой жизни всегда пользуются первым. Марабуты, читающие нараспев стихи Корана, вообще принадлежат к арабской расе, и влияние их различно, смотря по племенам. Тогда как в некоторых племенах на них смотрят подозрительно, в других местах они, напротив, почитаются как святые, как непогрешимые гении, и всякому приказу их повинуются с благоговением. Некоторые из их монастырей слывут священными местами, и преступник находит там самое надежное убежище, тогда как еврей должен делать длинный обход, чтобы не осквернить своей тенью землю, освященную пребыванием праведников. Многие племена совершенно игнорируют обязанность хождения в Мекку, и на памяти ныне живущих людей не дали еще ни одного хаджи. Но есть и очень религиозные племена, откуда каждый год отправляются пилигримы для посещения каабы и гробницы Пророка: к этим благочестивым племенам принадлежат, между прочим, бени-гассаны, обитающие в соседстве Тетуана. Впрочем, хаджи, которых обыкновенно предполагают фанатиками, оказываются, напротив, из всех туземцев наиболее справедливыми и доброжелательными в отношении иностранцев: во время своих долгих странствований они имели случай познакомиться с могуществом и культурой народов, не принадлежащих к мусульманскому миру; они знают, и даже иногда усвоивают некоторые из их обычаев, и когда какой-либо представитель посещенных ими наций появляется между ними, они принимают его с почтением, часто даже с симпатией. К хаджам, совершающим путешествие с религиозной целью, каждый год прибавляется постоянно увеличивающееся число эмигрантов, почти исключительно берберов, отправляющихся на заработки в качестве землекопов или жнецов в разные местности Алжирии и Туниса: таким образом мароккский народ мало-по-малу знакомится с иностранцами, и под влиянием этого знакомства постепенно изменяется его миросозерцание. Отчего бы не давать ему хороших примеров, отчего не обращаться с ним всегда справедливо и гуманно? Политическое присоединение Марокко к колониальной империи Европы есть один из тех вопросов, которые обсуждаются в советах держав с ревнивой страстностью. Гораздо важнее было бы стараться о нравственном завоевании мароканцев, посвящая их, во время их ежегодных посещений, в более цивилизованную жизнь, чем дикий быт их варварского общества.

Арабы, жители деревень, и мавры, жители городов, представляющие продукт разнообразного смешения крови берберской, арабской и европейской (от ренегатов, выходцев из прилегающих к Средиземному морю стран), но все говорящие мавританским наречием арабского языка, происходят от завоевателей, пришедших с Аравийского полуострова во время последовательных переселений, и от мавров, изгнанных из Испании. Те из них, которые живут среди шеллахов и гаратинов, в равнинах, лежащих к югу от Атласа и Анти-Атласа, обозначаются общим именем «арабы», как будто они по преимуществу представители этой расы. Между этими номадами, кочующими вокруг краевых оазисов Сахары, встречаются самые красивые женщины Марокко: они имеют классически правильный профиль и отличаются замечательной белизной лица и рук, хотя редко моются, и хотя синяя одежда, которую они обыкновенно носят, придает коже синеватый оттенок. Всех жителей, которые могут быть причислены к арабам, насчитывают более миллиона; в городах они составляют огромное большинство населения, и за исключением местностей, лежащих на полуденном склоне Атласа, в соседстве пустыни, они ведут оседлый образ жизни: контраст, существующий в Алжирии между бербером-земледельцем и арабом-номадом и пастухом, повторяется в Марокко лишь в очень слабой степени.

Арабы Гарба отличаются сильно развитым духом общительности: почти в каждой деревне, даже в дуарах, они собираются в здании или шатре, служащем мечетью, и приносят каждый свою долю пищи для общей трапезы; но женщины остаются дома. Замечательно обилие святых между семитами Марокко. Есть целые племена, состоящие из шорфов, или потомков Магомета; другие, хотя и не претендующие на столь знаменитое родство, тоже пользуются большим уважением, и все духовные ордена Магреба, между прочим, аиссауа и деркауа, получили начало в Марокко. После Аравии эта страна считается благороднейшим местом происхождения для истинных мусульман; семитические завоеватели, повидимому, выиграли в достоинстве своим прибытием на берега Атлантического океана. Память о могуществе и цивилизации, которых достигли некогда населения Гарба, придала им особенное обаяние в глазах обитателей оазисов между Мавританией и Египтом. Тогда как магометане Востока молятся за стамбульского калифа, магометане Запада, включая сюда и Туат, просят Аллаха о ниспослании благодати на главу мароккского султана, за которым они, впрочем, не признают ни малейшего политического права над ними.

После берберов различных рас и арабов, самым сильным этническим элементом в Марокко являются евреи, происходящие в большей части от израильтян, прогнанных из Испании католическими королями; они так и называют себя «геруш Кастилья», т.е. «изгнанники из Кастилии», и при совершении брачного обряда раввины до сих пор еще употребляют формулы, оканчивающиеся словами: «во всем согласно кастильскому обычаю». Все евреи, живущие в приморских портах, на севере от уэда Тенсифт, пользуются еще испанским языком, как своей обычной речью, иудеи Феца и Мекнеса (Мекинеца) говорят по-арабски. По словам большинства писателей, евреев в Марокко насчитывается более ста тысяч; однако, Рольфс, один из путешественников, посетивших многие местности во внутреннем Магребе эль-Акса, не думает, чтобы еврейское население достигало трети этого числа: это было бы очень мало, судя по важности их роли, как посредников в торговле, и по существованию их колоний в каждом городе и почти в каждом племени. Преследуя евреев, марокканцы в то же время хотят сохранить их для торговли, и ни один еврей не может уйти из страны без паспорта, купленного за хорошие деньги; сумма, которую пришлось бы заплатить еврейской женщине, желающей покинуть свое местопребывание, так велика, что нужно быть почти богачом, чтобы приобрести право передвижения. Самые красивые женщины в Марокко, говорят,—еврейки из Мекнеса, так что имя Мекнасиа применяется безразлично ко всем женщинам поразительной красоты.

Негритянский элемент также представлен во всех областях Магреба-эль-Акса: по Рольфсу, чернокожих чистой расы, родом из Судана, наберется около пятидесяти тысяч во всей стране, от Таруданта до Танжера. Через скрещивания они вошли особенно в могущественные фамилии городов: так, ныне царствующий дом отчасти негритянского происхождения. Но в сельских местностях случаи смешения рас не часты. У берберов северной покатости Атласа они совсем не встречаются. Негрское население Магреба продолжает пополняться покупкой новых невольников, приводимых караванами из Судана. В Марокко их приобретают за деньги, но на родине они были куплены в обмен на плитки каменной соли: отсюда название гемт-эль-мельха, «цена соли», которое часто дают, в виде обидной клички, рабам и вольноотпущенным. На рынках Марокко негры продаются совершенно таким же образом, как скот: продавец божится-клянется, что у предлагаемого живого товара нет никаких «пороков», а покупатель делает товару подробный осмотр через ветеринара: цена меняется от 20 до 500 франк., смотря по возрасту, силе и здоровью покупаемого субъекта. Случается, что молодые девушки туземных племен, гонимые нуждой, уходят в города, чтобы иметь кусок хлеба, и хозяева их при первом удобном случае продают их, как невольниц, за цену, вообще говоря, гораздо более высокую, чем покупная цена негритянок.

Несколько тысяч вольных иностранцев в приморских портах, несколько сотен ренегатов, испанских и французских, в Феце, в Мекнесе, в Марракеше и в других городах внутреннего Марокко, представляют европейский элемент в Магребе-эль-Акса; но этот элемент существует также в самой крови мароккских населений через прежния смешения на Иберийском полуострове и в европейских владениях поморья.

Известно, что по скату вод, часть северо-восточного Марокко составляет естественную область Алжирии: город Уджда и соседняя территория принадлежат к бассейну Тафны. Этот пограничный городок, лежащий у подошвы холма Кудиат эль-Хадра, в Ангадской «равнине» (пересекаемой буграми из красноватой глины и продолжающейся на восток до французского города Лалла-Магниа), состоит из кучки домиков, окруженных оливковыми деревьями, но торговля его довольно значительна, благодаря соседству Алжирии. Близость границы и французских военных постов заставила мароккское правительство прочно установить свою власть в этой части своих владений: Уджда—«султанский город», имеющий гарнизон и чиновников, зависящих непосредственно от государя. Верстах в десяти от этого города, на берегах Исли, подпритока Тафны, происходила, 14 августа 1844 г., известная битва, часто приводимая как пример тех сражений, где маленькая армия, сознающая свою силу и значение совершаемых ею движений, выступает против несвязной толпы с полной уверенностью в победе. После этой битвы, отдавшей мароккское правительство во власть Франции, заключен был Танжерский трактат, по которому за султаном оставлен почти весь пояс спорной территории к востоку от Молуйи.

Эта река, получающая чрез свои верхние восточные притоки немного воды с оранских плоскогорий, питается главным образом горными потоками, которые спускаются с северной оконечности Атласа в обширный цирк, образуемый снеговым гребнем Айашина (Аячина) на юго-востоке, хребтом Аит-Яхиа на юге и джебелем Тамаракуит на западе и северо-западе. В этом амфитеатре гор проходит главная дорога из Феца в Тафилельт, переваливая через хребет Тамаракуит близ озера Сиди-Али-Мохамеда, под тенью деревьев: туйи, зеленого дуба, бузины; с этих лесистых высот она спускается к Молуйе, уже широкому и быстрому ручью, и перейдя через него, снова поднимается в гору на юго-восток и огибает хребет Айашин горным проходом, называемым Тизинт эр-Риут. С южной стороны этот дефилей оканчивается естественным портом, которому дали название Салям-у-Аликум («приветствую тебя»), как-бы желая тем выразить радостное чувство, которое испытывает путешественник при виде долины Зис, простирающейся далеко со своими оазисами и деревнями. Северный скат и дно цирка заняты берберским племенем бени-мгиль, языка тамазит, которое пользуется полной независимостью, хотя все его воины, собранные вместе, представляют силу никак не более полуторы тысячи человек; они владеют превосходными конями, отличающимися крупным ростом,—что большая редкость у горных лошадей,—и не уступающими в красоте и выносливости знаменитым скакунам, воспитываемым в местности между Могадором и Мазаганом. Главный ксар этого племени—Булайул, лежащий на высоте около 1.000 метров, на берегу одного из потоков, образующих верхнюю Молуйю. При обилии текучих вод и плодородии почвы, бени-мгиль могли бы обогатиться земледелием; но они предпочитают жить поборами с проходящих караванов, от которых они требуют пошлины до 8 франк. за каждое вьючное животное: этим они запугали купцов, и теперь торговля между Фецом и Тафилельтом избрала кружный путь на Марракеш, удваивающий расстояние. Мало измененное соприкосновением с арабами, племя бени-мгиль сохранило некоторые обычаи, не встречающиеся более у других населений Атласа. Так, молодые люди этого племени бегают голые по арене, как древние греки на олимпийских играх, и женщины награждают их рукоплесканиями.

Ниже в долине живет другой берберский союз племен, менее могущественный, аит-у-афелла, признающий власть султана и за это получивший разрешение прижимать путешественников, взимая по франку пошлины «с головы скота и еврея», проходящих по его землям. Ксар Ксаби-эш-Шорфа, обитаемый, как показывает его имя, святыми, якобы потомками Пророка, лежит в равнине, где соединяются верхния ветви Молуйи: выше по течению виднеется зеленеющий амфитеатр гор, ниже—разстилается обширная беловатая пустыня, местами каменистая и усеянная пучками альфы. Ксаби-эш-Шорфа находится на границе двух языков: с одной стороны, по направлению к Атласу, говорят только наречием тамазигт; с другой, по направлению к равнине, оба идиома борются из-за преобладания; далее, у племени улад-хауа, общеупотребительный диалект—арабский. Костюм также меняется, и по виду туземцев можно подумать, что находишься в Алжирии: берберы плоскогорий употребляют уже веревку из верблюжьей шерсти для подвязывания капюшона своего хаика.

Городок Дебду находится не на берегу Молуйи, а в боковом бассейне, к востоку от главной долины, на дороге, направляющейся к высоким плато Марокко. Местоположение этого города, окруженного садами и лугами, восхитительно. В непосредственном соседстве вздымается, на 80 метр. высоты, вертикальная стена, изрезанная трещинами, на половину прикрытыми гирляндами переплетающихся лиан. Старая крепость и минарет господствуют над городом с края утеса. Далее почва поднимается рядом террас с крутыми откосами, и горизонт ограничен лесистым гребнем: это край плоскогорья Гада, ровная поверхность которого, оживляемая многочисленными источниками, покрыта великолепным лесом, одним из лучших в Марокко. По описанию Фуко, город Дебду состоит из четырехсот домов, построенных из битой глины; во многих домах нижние покои и дворы лежат ниже уровня почвы, в углублениях, вырытых в скале. Город вполне подчиненный султану, Дебду пунктуально платит налог, за которым каждый год приезжает каид из Тазы; это единственное место в Марокко, где большинство населения иудейское. Три четверти жителей евреи, которые занимаются торговлей, преимущественно с Алжирией, где Тлемсен—их главный складочный пункт, а также с Фецом через Тазу, и с испанской Мелильей, через нижнюю долину Молуйи. В окружающих горах пасутся стада коров и коз и многочисленные табуны мулов, порода которых славится во всем северном Марокко.

К западу от Дебду р. Молуйя перерезывает область гор глубокими ущельями, затем вступает в обширную каменистую равнину Тафрата, которая почти каждый год принимает вид настоящей пустыни; но когда зимние дожди были обильны, она покрывается весной зеленеющим ковром, и тогда палатки арабов племени гуара рассеяны по всему её пространству сотнями черных точек. Равнина Тафрата составляет западную оконечность длинной низменности, которая на востоке оканчивается Ангадской «пустыней», на границе Марокко и Алжирии. Молуйя течет в западной части этой низменности и принимает здесь свой главный приток, уэд За, усиливаемый уэдом Шарф, и другими потоками, берущими начало на высоких плато, на юге мароккского Телля. Уэд За всегда катит некоторое количество воды, даже середи лета, и дает своей долине богатый убор растительности. Главный рынок прибрежного населения находится не в самой долине, а к востоку от неё, в Ангадской пустыне. Там стоит, на горке, знаменитая кубба Сиди Меллука, вокруг которой сгруппированы дома арабских и еврейских купцов, ведущих торговлю с Удждой и Тлемсеном; деревню Сиди Меллук обыкновенно называют Касба эль-Айун, т.е. «Замок Ключей», по причине многочисленных колодцев, выкопанных вокруг холма. Этот пограничный пункт занят гарнизоном из 160 солдат регулярного войска, который наблюдает за полунезависимыми берберскими племенами, живущими в окрестностях. Самое могущественное из этих племен—бени-изнатен, или, как его обыкновенно называют его французские соседи в Алжирии, бени-снассен; оно состоит из нескольких кланов, которые принуждены были покинуть свою первоначальную территорию, в окрестностях Немура. Эти непримиримые враги христиан населяют горы, высящиеся в виде уединенного массива между Ангадской пустыней и нижним течением Молуйи. Они очень богаты, благодаря обилию превосходных пастбищ, дающих корм их стадам.

В низменной равнине, по которой протекает Молуйя до впадения в Атлантический океан, нет ни одного значительного города; ближайшая военная позиция—Заффаринские острова (Джаферин или Chaffarinas)—принадлежит Испании. Эти острова, Tres Insulae (три острова) древних географов,—голые скалы, почти без растительности и культуры, имеющие важность только как безопасное убежище для кораблей, а также по стратегическому положению против долины Молуйи и недалеко от оранской границы. В первые годы завоевания Алжирии французы предполагали занять также и этот маленький архипелаг, и в 1849 г. решились, наконец, привнести в исполнение свое намерение, но были предупреждены на несколько часов испанцами: когда они явились туда, на главном острове уже развевалось кастильское знамя. Возведенные испанцами укрепления защищают теперь этот остров против всякой попытки высадки и образуют как-бы аванпост крепости Мелильи, лежащей верстах в пятидесяти к западу, при основании гористого полуострова. оканчивающагося высоким мысом Рас-эд-Дейр (Раседдир), cabo Tres Forcas (мыс Трех Ущелий), как его называют испанские моряки. Мароккский султан, по всей вероятности, из желания поссорить правительства Франции и Испании, изъявил готовность уступить последней из этих держав Кабо-де-Агуас (Мыс вод), напротив Заффаринских островов, и пространство земли до устья Молуйи.

Мелилья или Мелилла (Млила на языке туземцев) занимает то самое местоположение, где стоял финикийский город Руссадир, имя которого сохранилось до сих пор в названии соседнего мыса. Нынешний город построен на террасе, у подножия крутой скалы, на вершине которой расположен испанский форт Розарио, акрополь, воздвигнутый на фундаментах других цитаделей, сменявших одна другую в течение трех тысяч лета; бухта, вдающаяся в материк на юго-западе от крепости, служит убежищем для кораблей от опасного восточного ветра; бассейн, высеченный в живой скале для разгрузки судов, может-быть, устроен еще финикиянами, как бассейны в Карфагене и Утике. В 1848 г. укрепления Мелильи были на половину разрушены землетрясением. До недавнего времени этот город, которым испанцы владеют уже более четырех столетий (с 1496 г.), был не более, как тюрьма, в одно и то же время для ссыльно-каторжных и для стражи, приставленной стеречь их; тогда неблагоразумно было выходить за крепостной вал далее, как на ружейный выстрел, и горцы из Рифа часто забавлялись стрельбой в часовых, как в мишень. Теперь этого уже нет, с тех пор как правильное пароходное сообщение, установившееся между метрополией и Мелильей, вызвало в этом городе более оживленную торговую деятельность и позволило чаще обновлять гарнизон, который нередко страдает от лихорадки, порождаемой вредными испарениями болот, окаймляющих побережье на юге от города. Морской берег, простирающийся к западу от мыса Трех Ущелий, прежде пугал моряков, как гнездо грозных пиратов, которые грабили суда, выброшенные волнами на подводные камни, и уводили в неволю матросов; но с 1855 г. не слыхать о разбоях в этих опасных водах. На мысах Трех Ущелий некогда воздвигали жертвенники в честь богов, оказывающих помощь находящимся в опасности мореплавателям. В открытом море, на расстояний 50 километр. от мыса, высится остроконечная гора, укрепленная испанцами,—безплодный островок Альборан.

На полукруглом берегу Рифа, между мысом Трех Ущелий и полуостровом Тетуанским, следуют один за другим военные посты Альхусемас и Пеньон-де-Велец, принадлежащие испанцам уже более трех столетий. Первый из этих presidio, называемый у древних арабских писателей Мерса-эль-Мземма, есть не что иное, как островок, морская тюрьма, где люди построили другую тюрьму. Пеньон-де-Велец, или Велец-де-ла-Гомера,—тоже островной военный пост и острог для каторжников, куда испанские корабли привозят летом пресную воду для гарнизона и арестантов; но он господствует над частью побережья, представляющей очень выгодные условия для торговли: против острова на материке видны остатки римского города Бадис, считавшагося в средние века портом Феца на Средиземном море. Его сменило теперь местечко того же имени; недавно там хотели-было основать горный завод, но попытка эта не удалась. Это место было бы самым удобным пунктом высадки для того, чтобы попасть с берега Рифа в долину Себу, но, к сожалению, не существует никаких проезжих дорог через тамошния горы, населенные независимыми берберскими племенами. В одной долине этих гор находятся город Шешауэн, окруженный виноградниками, и в соседстве его первоначальный монастырь духовного ордена Деркауа.

Главный город средиземного побережья в Мароккской империи—Тетуан, называемый маврами Титауаном, и берберами Теттауэном, что значит «Место источников»; в самом деле, воды, бегущие с крутых гор, развертывающих на западе свой обширный амфитеатр, текут обильными ручьями в его садах под густой листвой апельсинных деревьев. Внизу террасы (около 60 метр. высотой), на которой расположен Тетуан, протекает извилистая речка, направляющаяся на северо-восток и впадающая в море в 6 километр. от города; бар, через который могут проходить только барки, защищен укрепленной таможней. Город, доминируемый цитаделью, окружен высокой оградой, с башнями по бокам, и заключает внутри второй круг стен, меллах, где живут евреи. Эти последние составляют около четверти городского населения и владеют почти всеми его богатствами. Их квартал, где они пользуются некоторой автономией, отличается от других частей города относительной чистотой, дома их более комфортабельны, костюмы богаче: по праздникам тамошния еврейки, славящиеся красотой, щеголяют в шелках и золоте. Вообще Тетуан—один из центров израильского мира. Евреи владеют там всеми лавками на базаре и служат посредниками в торговле этого города с соседними странами через Сеуту, Танжер и Гибралтар; они вывозят апельсины и род водки, магайя, приготовляемой из винограда. Промышленность Тетуана, ограничивающаяся производством глиняных изделий и другими, обычными в мусульманских городах, ремеслами, сосредоточена преимущественно в руках алжирцев, покинувших отечество, чтобы не оставаться под властью французов. Превратности войны часто заставляли Тетуан менять своих властителей. Населенный в большей части мудежарами, т.е. маврами, изгнанными из Гранады и Кастилии, он должен был часто вести борьбу со своими северными победителями. В начале пятнадцатого столетия Тетуан был предан разграблению кастильцами; сто лет спустя его пираты завладели морем и захватывали пленников тысячами на берегах Андалузии, продолжая мирно торговать с англичанами, голландцами и венецианцами. В 1564 г., король испанский Филипп II велел разрушить тетуанский порт; наконец, в 1859 г. испанцы снова овладели Тетуаном и одержали над мароккским войском решительную победу, близ этого города, на скатах гор, через которые проходит дорога в Танжер. После долгих дипломатических переговоров, Тетуан был возвращен мароккскому султану. Обороты внешней торговли Тетуана в 1893 г. простирались до 1.528.740 франк.