Сеута принадлежит северным соседям Мавритании уже около пяти столетий. В 1415 г. португальцы заняли этот город, в самый день высадки на берег; затем, в 1570 г., он перешел во власть Испании, которая владеет им до настоящего времени. Одна из. осад, которую ему пришлось выдержать со стороны марокканцев, в конце семнадцатого и в начале следующего века, продолжалась ровно двадцать-шесть лет. Хотя «вольный порт», Сеута теперь уже не торговый центр, каким она была в магометанскую эпоху; купцы из внутреннего Марокко оберегают христианский город, защищенный тройной стеной, уставленной пушками и рогатками. По важности торговли, контраст огромный между двумя Гибралтарами, мароккским и испанским, которые походят друг на друга геологическим строением, полуостровной формой, позицией в виде часовых у входа, в пролив, и пушками переглядывающимися через море. Сеута, город молчаливый и без торговли, отличается по крайней мере красотой вида, чистотой стен, белизной домов, с резными балконами, декорированными цветами. Над городом господствует форт, доминируемый, в свою очередь, вершинами внутренних гор, из которых иные увенчаны укреплениями, принадлежащими также Испании. До сих пор англичане успели своей дипломатией помешать испанцам преобразовать Сеуту в сильную крепость, которая могла бы бравировать Гибралтар. На северо-западе виднеются «семь» скалистых вершин, от которых город и получил имя Сеута, если только это имя не происходит от семи выступов самого полуострова, или от ограды, образуемой вокруг Сеуты морем и ретраншементами перешейка. Заколы и сети часто заграждают якорную стоянку на юге города: там средним числом налавливают ежедневно по пяти тысяч макрелей, и большая часть этой рыбы отправляется в порты Андалузии. Тетуан снабжает Сеуту плодами, но, по существующим конвенциям, испанцам не дозволяется иметь сухопутное сообщение между этими двумя рынками.

На мароккском берегу Геркулесова пролива, между Сеутой и Танжером, нет более городов. Каср-эс-Серир, или «Малый Замок», названный так по сравнению с Каср-эль-Кебир, или «Большим замком» во внутреннем Марокко, теперь не более, как груда развалин, которую пески оспаривают у мелкой поросли. В средние века это была верфь, откуда мусульмане Гарба выпускали свои суда, торговые и военные. В настоящее время Марокко уже не может содержать собственного флота, и посредниками в его торговле служат иностранные моряки. Все торговое движение направилось к полуевропейскому городу, охраняющему западный вход Гибралтарского пролива. По своим приливам Танжер находится уже на берегу Атлантического океана: разность высоты воды во время прилива и отлива превышает там два с половиной метра, тогда как в Сеуте эта разность составляет только один метр, а в Тетуане 70 сантиметров.

Танжер или Тангер (Танджа на языке туземцев) есть древний город Тингис, название которого значит «Лагуна», по объяснению Тиссо. Он родился из земли, вместе с Антеем: легенда относит его основание ко временам, предшествовавшим истории. Под владычеством римлян Тингис сделался столицей Мавритании Тингитанской, соответствующей нынешнему северному Марокко; но размеры его в ту эпоху, кажется, не были обширнее, чем в наши дни: он занимал то же самое место и покрывал такое же пространство земли, как и ныне: «Старый Танжер», развалины которого видны еще на юго-востоке, был арабский город, существовавший в средние века. Положение Танжера на берегу полукруглой бухты, представляющей, у ворот пролива, некоторую защиту против западных ветров, должно было во все времена обеспечивать этому пункту прибрежья большую торговую важность. Венецианцы долго были там допускаемы, как гости; португальцы хотели войти туда в качестве завоевателей и были неоднократно отражаемы. Наконец, в 1471 г. им удалось овладеть Танжером, и в течение слишком двухсот лет этот город был потерян для Марокко; португальцев сменили испанцы, а испанцев англичане. Англия не щадила никаких издержек, чтобы укрепить и устроить этот порт Африки: для подобного завоевания, «даже медная стена не была бы слишком дорогим сооружением». Однако, нападения мавров, недостаток жизненных припасов, трудность продовольствования в конце концов утомили англичан; они эвакуировали город в 1684 г., и перед уходом взорвали молы и жете, чтобы завалить гавань; двадцать лет спустя они овладели Гибралтаром, который представляет такия же военные выгоды, как и Танжер, и, сверх того, выгоду островного положения, но который не имеет продовольственного пояса. Покинутый как стратегический пункт, мароккский город тем более стал привлекать негоциантов всех наций; он сделался центром быстрого торгового обмена между Марокко и портами Европы; чужеземные министры, аккредитованные при султане Магреба, имеют здесь свою постоянную резиденцию; здесь же проживает и сановник, исполняющий функции министра иностранных дел, чтобы удобнее было сноситься с Европой. Таким образом Танжер является как-бы второй столицей государства, и, в виду такого его значения французы, чтобы нанести удар империи в одном из её жизненных пунктов, бомбардировали этот город в 1844 году, а испанцы угрожали ему тем же в 1860 г. Впрочем, Танжер начинает принимать европейский вид, который ему придают его новые дома европейской архитектуры, дебаркадер, фабрики и заводы, собственные органы периодической печати, дальнобойные орудия береговых батарей, соседний маяк и виллы, рассеянные на окрестных холмах. Кавалькады молодых щеголей разъезжают взад и вперед по дороге, идущей вдоль берега, между Танжером и мысом Спартель.

По красоте своего вида Танжер представляет некоторое сходство с Алжиром. Он также расположен амфитеатром на холме, увенчанном зубчатыми стенами касбы; минареты, пальмы поднимаются там и сям над массой белых домов. На улицах постоянное движение между гаванью и воротами верхнего города, куда погонщики приводят своих навьюченных верблюдов, свои стада баранов и коров. Хотя порт все еще мелок, на половину засыпанный обломками сооружений, взорванных англичанами, и хотя большие суда принуждены оставаться в открытом море, тем не менее Танжер ведет значительную торговлю, преимущественно с Гибралтаром, снабжая его гарнизон мясом, овощами и плодами.

Движение судоходства в Танжерском порте в 1895 г.: в приходе—598 пароходов в 565.882 тонны и 146 парусных судов в 5.674 тонны, всего 744 судна, общая вместимость 571.556 тонн.

Ценность оборотов внешней торговли в 1895 г.:

Привоз—9.348.725 франк., вывоз—4.435.375 франк.

Евреи, через руки которых идет почти вся торговля, отправляют за границу также шерсть и кожи, как сырые, так и выделанные, а корабли Франции и Англии привозят в обмен разный железный товар, бумажные ткани, чай, сахар, свечи. К нескольким сотням иностранцев, ежегодно приезжающих в этот мароккский город по делам, следует прибавить посетителей, путешествующих ради собственного удовольствия, и лиц, привлекаемых сюда заботами о своем здоровье: мало найдется городов, даже на побережье Средиземного моря, которые бы представляли больше выгод, чем Танжер, по мягкости воздуха и вообще всей совокупности климатических условий. Кроме того, Танжер имеет за собой исторические воспоминания и великолепие горизонтов. С дач и вилл, ютящихся под тенью Джебель-Кебира, видны вдали, на берегах Испании, белые точки Тарифы и слышна пушка Гибралтара. Внизу сливаются два моря; часто короткия, разорванные волны Средиземного моря сталкиваются и переплетаются с длинными складками могучих атлантических валов.

На океанском прибрежье Марокко путешественник, идущий по плоскому берегу ревущего моря, переходя в брод устья ручьев и речек, достигает первого местечка в 40 километрах к югу от мыса Спартель: тут стоял некогда римский город Зилис, сделавшийся впоследствии арабским, под тем же, немного измененным именем—Азила (Арзила, Арзеила); теперь это не более, как кучка бедных домишек, где еще видны, как и во всех городах мароккского берега, остатки португальских построек. В 30 километрах далее на берегу появляется первый торговый, приморский город, эль-Арайш или Лараш (т.е. «Беседка из виноградных лоз»). Административный центр провинции Гарб, или «Запад», эль-Арайш существовал уже в начале девятого столетия, но долгое время оставался на степени простой деревни. При португальском господстве, затем под властью Испании, он сделался значительным портом, самым деятельным на этом берегу, и к той эпохе относятся сохранившиеся доныне городские стены, площадь, окруженная арками, и даже мечеть, бывшая церковь, построенная в иезуитском стиле. Обратное завоевание этой крепости султаном Мулай-Измаилом, в 1769 г., составляет одно из славных событий мароккской истории: гарнизон, в числе 3.200 человек, был частию истреблен, частию обращен в рабство, продолжавшееся около двух лет, и 180 пушек достались в руки мусульман. С этого времени эль-Арайш, город махзен, все жители которого обязаны отправлять воинскую повинность на службе султана, успешно отражал все морские демонстрации: французов в 1785 г., австрийцев в 1829 г., испанцев в 1860 г. Остатки потопленных канонерок гниют теперь в водах реки.

Расположенный на южном берегу уэда эль-Хус или Луккос, у самого устья реки, город обращен к морю западной стороной. Вход в гавань загражден баром, который могут переходить только небольшие суда, поднимающие от 150 до 200 тонн груза; несмотря на то, эль-Арайш довольно часто посещается, особенно марсельскими судами и португальскими рыболовными барками: главные предметы вывоза—шерсть, бобы и канареечник, злак, крахмал которого употребляется для придания лоска и твердости бумажным тканям. Эти продукты провинции Гарб оплачиваются преимущественно сахаром. Движение судоходства в порте эль-Арайш в 1890 г.: в приходе—346 судов, общей вместимости—56.869 тонн; ценность оборотов внешней торговли—около 6 миллионов фр. Соседния воды, недавно изобиловавшие рыбой, были почти совершенно выпустошены паровыми рыболовными судами, которые ходили вереницей, таща за собой громадную сеть, захватывавшую все живые существа в промежуточном пространстве. Местные рыбаки должны были искать себе других промыслов; теперь они эксплоатируют окрестные салины, культивируют апельсинные рощи, собирают кору с пробкового дуба в лесах, окаймляющих морской берег между городами эль-Арайш и Азила.

Ливийский город, затем финикийский и римский, которому наследовал эль-Арайш, не совсем исчез. В 4 километрах к востоку от нынешнего города, на горе, поросшей мелким кустарником и господствующей над двумя извилинами реки, видны еще остатки финикийских стен, построенных из огромных камней, как стены Арада, и продолжаемых римскими стенами, меньших размеров: это валы Ликса или Ликсуса, известного ныне у арабов под именем Чеммиш. У подошвы холма, в аллювиальных землях бухты, заметны следы порта, где могли иметь пристанище несколько кораблей. Но ни один из болотистых полуостровов, образуемых излучинами реки Луккос, очевидно, не мог быть «Гесперидскими садами», о которых упоминают древние писатели. Тиссо думает, что эти сады находились на островке, теперь соединенном с твердой землей, вследствие поворота русла реки: за последние две тысячи лет форма устья, повидимому, совершенно изменилась. Менгиры и другие мегалиты, встречающиеся на дороге из Танжера в Ксар-эль-Кебир, восходят, может-быть, к еще более отдаленной эпохе. В одном берберском племени, в окрестностях города эль-Арайш, ежегодно бывает ярмарка невест. Кандидатки на брак сидят в ряд, с открытыми лицами, одетые в свои лучшие наряды. Приличия требуют, чтобы претенденты показывали вид, будто они торгуют только костюмы продающихся особ—молодых девушек или вдов: они щупают материю, внимательно рассматривают её ткань, изучают цвета, и если одежда им нравится, начинают сговариваться на счет цены; но подразумевается, что продавщица сама принесет свое одеяние в дом покупателя, в качестве законной супруги. Условленная цена за её платья составляет сумму её приданаго.

Славный город Каср-эль-Кебир, или «Большой Замок», произведения которого вывозятся через эль-Арайш, лежит, как и этот последний, на берегах Луккоса, в болотистой, часто затопляемой местности; он окружен виноградниками, оливковыми и апельсинными рощами; на соседних высотах пасутся многочисленные стада баранов и крупного рогатого скота. Город, не имеющий никакой ограды, несмотря на его название, построен из кирпича и покоится на фундаментах, сложенных большею частью из античных материалов; Тиссо нашел там греческие надписи, единственные, какие были до сих пор открыты в Марокко. Дома в Каср-эль-Кебире не беленные, как в большинстве других мароккских городов, отчего этот город имеет грязную, непривлекательную физиономию; но издали пальмы, поднимающие свои кроны над морем домов, стаи аистов, кружащихся около минаретов, придают ему живописный вид. Битва, известная под именем Альказар-кебирской, которая положила конец владычеству португальцев в Марокко, в 1578 г., происходила, повидимому, не под городом, носящим это название: две враждебные армии, как кажется, встретились в 10 километр. к юго-востоку от эль-Арайша, на берегах уэда эль-Махзен, притока р. Луккос.

К югу от эль-Арайша и устья Луккоса, побережье Марокко, представляющее лишь незначительные изгибы, тянется на пространстве около 150 километр. без всяких перерывов, до того места, где впадает другая река, уэд Себу. Плоский берег, напоминающий французские ланды, окаймлен дюнами, узкими песчаными плотинами, удерживающими лагуны. Только несколько выступов прерывают монотонную линию берега: на одном из этих выступов стоит кубба Булай-Бу-Селама, или «Отца мира», одна из наиболее посещаемых богомольцами святынь мароккского запада. На юге от этого мыса находится большая лагуна, сообщающаяся с морем. Дюны покрыты лесами пробкового дуба и мастикового дерева, образующими пояс зелени вдоль морского берега, на юге и севере от устья Себу.

В области верхнего Себу центральный рынок—город Таза, лежащий на высоте 830 метров, недалеко от порога, который разделяет горы Рифа и систему Атласа, приводя таким образом в сообщение бассейн Себу и западный Марокко с покатостью Молуйи и Алжирией. Из всех мароккских городов Таза занимает наиболее важную стратегическую позицию: современем она, без сомнения, сделается одной из главных станций магистрального железного пути Магреба между Тунисом и Фецом. Этот город, обладание которым имеет такую огромную цену, принадлежит оффициально султану, который держит там небольшой гарнизон; но султанские солдаты, запертые в двойной ограде Тазы, оказываются в действительности арестантами: племя риата, занимающее горы на северной и южной сторонах города, является истинным хозяином всей этой местности. Никто не смеет выходить за городскую стену иначе, как в сопровождении горца этого племени; всякий, кто, не имея охранного листа, отважился бы отойти от городского вала на расстояние брошенного камня, рисковал бы быть ограбленным, избитым, может-быть, убитым. Жителям запрещено даже ходить с кувшинами за водой к ручью, протекающему у самых стен: те же горцы риата присвоили себе монополию снабжения города водой и всеми съестными припасами. Таким образом городское население находится совершенно во власти этого горского племени, которое держит его в осаде. Когда Фуко проезжал через этот город, в 1883 г., все население, измученное гнетом, под которым оно томится, и не надеясь более на помощь от султана, высказывало путешественнику, что оно ждет не дождется того «радостного дня, когда придут французы». Однако, город ведет некоторую торговлю с берегом Рифа, с местечком Таферсит и Мелильей, с Фецом и деревнями на Молуйе, через посредство тех же ненавистных риата: эти горцы возделывают коноплю и табак, доставляющие наркотические вещества жителям Тазы и других городов северного Марокко. На дороге из Феца в Уджду через Тазу и соседнее местечко Мекнессу, этапные пункты отмечены укрепленными касбами, где запираются проходящие отряды войска

Фец, одна из двух столиц империи, всего чаще служащая резиденцией султана и самая многолюдная, занимает очень счастливое географическое положение. Расположенный почти в центре впадины, отделяющей систему гор Риф от системы атлантической, город этот в то же время находится на естественной дороге, идущей вдоль западного основания Атласа; два главных исторических пути страны Магреб-эль-Акса пересекаются в бассейне Феца. Кроме того, эта местность представляет большие естественные выгоды благодаря обилию вод, плодородию почвы, удобству сообщения через равнины, прелести лесистых холмов и косогоров. Обширное городское поселение, окруженное амфитеатром гор, занимает конгломератовую террасу, высотой около 200 метров, разрезанную на второстепенные площадки многочисленными оврагами. Уэд Эль-Фец, берущий начало недалеко от города, в каменистом цирке и усиливаемый многочисленными источниками, соединяется в 18 километрах ниже с рекой Себу, через которую построен массивный каменный мост, одно из редких сооружений этого рода в Марокко. Обозреваемый с выступов гор, увенчанных руинами, которые поднимаются вне круга городских стен, на севере, на юге, на западе, Фец представляет очаровательное зрелище; он «выступает словно белый остров из темно-зеленого моря обширных садов». Над неровной поверхностью террас, которые кажутся соединяющимися от одного конца города до другого, не разделяемые улицами, вздымаются минареты, с тройным позолоченным шаром на верхушке, высокие стены касбы и ослепительный купол главной мечети.

Город состоит из двух отдельных частей, имеющих каждая свою ограду, простую или двойную, подпертую контрфорсами в форме башен. На западе раскинулся «Старый Фец», Фец-эль-Бали, заключающий в своих стенах наибольшую часть городского населения; на востоке самую высокую террасу занимает «Новый Фец», Фец-эль-Джедид, а на севере редюиты касбы соединяют две половины этого двойного города.

Течение уэда эль-Фец разделяется у самого дворца Фец-эль-Джедит; одна ветвь ручья входит в императорские сады, тогда как другая спускается каскадами в долину, ограничивающую верхний город, затем вступает в нижний город, где дробится на тысячи струек. Под каждым домом проходит маленькая водная артерия; может-быть, нет города в свете, исключая разве гор, струящихся живыми ключами, который был бы лучше приспособлен для циркуляция воды; но нечистоты улиц и домов превращают большинство этих каналов в сточные канавы, и там, где они соединяются, ниже города, чтобы спуститься к Себу, они катят уже грязную воду. Когда узкия улицы обратятся в непроходимые болота, тогда задерживают воды наверху, затем открывают шлюзы, чтобы сильным течением унесло кучи нечистот. Болезни постоянно свирепствуют в этих сырых кварталах, куда никогда не проникают лучи солнца; бледный цвет лица у жителей свидетельствует об испорченном воздухе, которым они дышут. Еврейский квартал, или меллах, находящийся в Новом Феце, в соседстве цитадели,—не менее грязен, чем мавританский, но внутренность домов в первом содержится опрятнее. Фецские евреи, посредники в торговле, должны скрывать свои богатства, чтобы избегнуть вымогательств со стороны властителей.

Фец, или «Топор», назван так—говорит арабский историк Ибн-Батута,—потому, что при основании города, в 793 г., там нашли, в трещине почвы, топор, вероятно, каменное оружие, принадлежащее временам доисторическим. Впрочем, обычай жить в пещерах сохранился доныне в тех местах; бродя по окрестностям Феца, нередко встречаешь среди садов гроты, где арабы гнездятся, как дикие звери в своих берлогах. По преданию и рассказам средневековых писателей, Фец имел до 400.000 жителей и около 90.000 домов. Из 785 мечетей теперь осталось только 130, да и из тех некоторые стоят в запустении. Особенно две считаются святыми местами, почти столь же достойными почитания, как святыни Мекки и Медины: это мечети Мулай-Дрис и Карауин. Последняя имеет богатую библиотеку, пользующуюся славой у мусульман, и находящаяся при этой мечети зауйя привлекает большое число студентов из Марокко и даже из Алжирии, которые приходят сюда изучать богословие, законоведение, астрономию, преподаваемые согласно учебным традициям, завещанным профессорами времен «Марабутов» или Альморавидов. С той эпохи Фец находится в состоянии упадка, хотя он получил многочисленный контингент иммигрантов, именно «андалузских мавров», изгнанных из Испании: эти переселенцы некогда были настолько могущественны, что составляли влиятельную партию, господствовавшую в целой половине города. Как торговый центр, Фец все еще имеет первостепенную важность, на-ряду с Танжером, Марокко, Рбатом и Тлемсеном. Его промышленность, разделенная между несколькими корпорациями, свято соблюдающими традиции ремесла и ревниво охраняющими свои привилегии, отличается некоторой оригинальностью в ткацких и вышивальных работах, в выделке кож, в гончарном производстве, в приготовлении эмальированных сосудов, оружия с золотой или серебряной насечкой. Со всех концов Марокко сюда приходят покупать нарядную одежду, желтую для магометан, черную для евреев, красную для женщин. Недавно возникла новая отрасль промышленности, которую как-то странно встретить в «святом» граде: это приготовление водки из плодов, фиников, винных ягод, лесных яблок. На севере от Феца, по другую сторону долины Себу, разработывают обширные соляные копи; в крае добывается также железная руда для фабрикации земледельческих орудий. Окружающая местность, откуда вытекают серные ключи, вдвойне священна—по целебной силе своих минеральных вод, и по куббам, стоящим на холмах.

К югу от Феца притоки верхнего Себу орошают сады городков и деревень, снабжающих столицу овощами, фруктами и другими продуктами. Из всех этих городов, самый живописный и цветущий—Сефру, лежащий на границе земли Аит-Юсси, первого берберского племени, которое, с этой стороны, принадлежит к народцам Шеллаха. С высоты холмов сады Сефру представляются в виде бесконечного леса, и город совершенно исчезает под тенью деревьев. Между многими городами северного Марокко, утопающими в зелени богатых плодовых садов, нет ни одного, который мог бы сравниться с прелестным Сефру, благоухающим запахом фруктов. В то время, как даже в столице повсюду видишь только следы упадка, Сефру приятно поражает своим цветущим состоянием; он вывозит в Фец огромные количества плодов: маслин, лимонов, вишень, винограда, и производит очень хорошие вина, продаваемые по самой дешевой цене; горы Сефру доставляют столице отличный строевой лес—смолистые бревна беллуты, душистого хвойного дерева, похожого на лиственницу.

Мекнес или Микнаса, по-испански Мекинец, описывается путешественниками как «мароккский Версаль». Оттого и дорога, соединяющая его с Фецом, содержится лучше, чем все другие пути сообщения в империи; на этой дороге повсюду устроены мосты через глубокие овраги, вырытые притоками Себу в конгломератовом плато, кое-где прикрытом плитами известняка. Пространство без деревьев, разделяющее два города, имело бы почти на всем своем протяжении вид пустыни, если бы не встречались через известные промежутки эти тенистые и цветущие долины, где воды льются каскадами. Мекнес, лежащий километрах в шестидесяти к западу от Феца, находится также в бассейне Себу чрез притоки уэда Рдем, впадающего в главную реку в нижней части её течения. Он занимает очень значительное пространство, ограниченное каменной оградой, лучше сохранившейся, чем ограда Феца, и, подобно другим городам Марокко, заключает в себе укрепленную касбу и еврейский меллах (квартал), окруженный стенами. Укрепления и валы Мекнеса возведены руками христианских пленников; рассказывают, что когда кто-нибудь из этих несчастных падал в изнеможении от непосильной работы, его сейчас же доканчивали и замуровывали его труп в каменной кладке. Улицы широкия и во многих местах разделены садами, «лучшими в свете», которые снабжают Фец плодами и овощами, как сады Сефру. Здания этого мароккского Версаля имеют больше архитектурного блеска, в сравнении с зданиями столицы и резиденции. Главный портал императорского замка с его мраморными колоннами, подковообразными сводами, надписями из орнаментальных букв, отличается очень красивым стилем, но уже значительно попорчен, и нижняя его часть аляповато размалевана. Мраморные колонны, привезенные некогда из Генуи или Ливорно, валяются на земле, покрытые пылью; мечеть Мулай-Измаила, «Сен-Дени» мароккских императоров, представляет из себя полуразвалину. Обширный парк, имеющий, говорят, около 2 километров в окружности, заключает в себе изящные дворцы и киоски, конский завод, где держат слишком тысячу отборных кобылиц; под дворцом простирается целый город подземных галлерей, которые недавно служили силосами для хранения зерна. В 1878 г., когда в Марокко свирепствовал страшный голод, от которого жители валились сотнями тысяч, султан, побежденный мольбами народа, должен был открыть свои хлебные магазины, но наибольшая часть громадных запасов оказалась испорченной. Народная молва гласит, что в Мекнесском дворце находится также сокровищница императоров, тайное подземелье, охраняемое «тремя стами негров невольников, которым не суждено никогда снова увидеть дневной свет».

Мекнес окружен масличными рощами, и на соседних холмах виднеются бесчисленные хуторки, белые точки, рассеянные в зелени; эта местность есть земледельческий центр государства, и степень её благосостояния обусловливает годовые обороты торговаго движения. На севере, между долиной р. Рдем и долиной р. Себу, высятся горы Заргун, на одной из террас которых стоит город того же имени, бывший некогда одним из фокусов умственной культуры в Берберии; склоны усеяны многочисленными селениями, как говорят, очень богатыми, и в которых иные дома, будто бы, так же пышны, как лучшие дома столицы. Население Заргуна, арабского происхождения, очень фанатично и часто посещается эмиссарами ордена сенусия. Впрочем, Мекнес и вся окрестная местность пугают иностранцев, ренегатов и евреев, по причине религиозной ревности тамошних жителей. Орден аиссауа или «иезуитов»—таково значение этого имени—возник в Мекнесе; члены его ежегодно посещают массами зауйю, которою они владеют в этом городе, и обязаны совершать туда торжественный пелеринаж каждые семь лет; тогда меллах запирается, и ни один еврей не смеет выходить за черту своего квартала; аиссауа делаются полными хозяевами города в течение двенадцати дней, и в это время никто другой не может показаться на улицах, рядом с ними. Оттого большинство жителей Мекнеса вступили, по крайней мере для формы, в число хуанов.

Кубба Мулай-Эдрис, на севере от Мекнеса, есть самое священное, наиболее чтимое место во всей Мароккской империи: до сих пор ни один иностранный путешественник, ни даже Рольфс, который, однако, исповедывал магометанскую веру, не отважился побывать в святом местечке, которое занимает одно дикое ущелье Заргуна, подле святой зауйи. В большие праздники верующие, мужчины и женщины, в припадке религиозного экстаза, вооружаются ножами и топорами и делают себе порезы на теле и на лице; иные бросаются на встретившихся животных, собак, коз, баранов, и разрывают их зубами; случалось, говорят, что и люди были также пожираемы живьем. Но если европейские или еврейские посетители не осмеливаются проникать в местечко Мулай-Эдрис, то они давно уже побывали на развалинах Каср-Фараун («Замок Фараона»), стоящих на возвышенности, в 2 километрах к северо-западу от Мулай-Эдрис: уже в 1721 году Виндус видел эти остатки старины и срисовал их. Имя Уалили, носимое соседним местечком, и древние надписи, найденные в этом месте, доказывают, что замок Фараона есть не что иное, как Volubilis римлян. Эти руины, служившие каменоломней строителям Мекинеца, сохранили только два памятника своей былой славы—триумфальную арку и портал базилики. По словам Джаксона мраморы из этого города были частию увезены в прошлом столетии, некоторые даже в оазис Тафилельт, через Атлас. Другая римская станция, Токолозида, находилась в соседстве Волюбилиса.

Уэццан, святой город, лежащий на северном скате долины Себу, почти на полдороге между рекой и Каср-эль-Кебиром, не закрыт европейцам, как Мулай-Эдрис. Он занимает прекрасное местоположение в плодородной котловине, у подошвы одного из отрогов цепи Зарзар, двуглавой горы Бу-Хеллиль, задерживающей удушливые ветры юга и сгущающей в дождь водяные пары, приносимые морским воздухом; скаты горы поросли оливковым деревом, а в верхней части—пробковым дубом. Основанный в конце девятого века прямым потомком пророка Магомета, Мулай-Тайэбом, Уэццан населен исключительно шорфами, которые пользуются большим уважением во всем мусульманском мире, но которые в самом городе не более, как покорные слуги «Господина», шерифа по преимуществу, превосходящего святостью самого султана. Происхождение сделало этого шерифа почти обожаемым; богатства возвели его почти на степень Бога; на всем пространстве Марокко и почти в каждом селении мкаддемы ордена тайбия собирают для него налоги натурой и деньгами. С своей стороны, он щедро раздает собранные подаяния; часто сотни, иногда тысячи пилигримов, пришедших поцеловать полу его хаика, продовольствуются на его счет: житницы его всегда открыты. Император признается истинным государем только по получении им изъявления преданности от уэццанского святого. Уголовные преступники могут избегнуть преследования, укрываясь под защиту шерифа: весь город есть дар-демана, т.е. «место убежища», и солдаты не смеют схватить человека, поставившего себя под охрану могилы основателя Уэцнана, хотя бы даже этот человек был преследуем личным гневом султана; однако, зауйя становится тюрьмой для беглецов: удаляющийся из неё находится вне закона. Мечеть при гробнице потомка пророка заключает в себе, между прочими богатствами, большое собрание (около тысячи) арабских рукописей. Недавния события несколько уменьшили духовный авторитет уэццанского шерифа: ему ставят в вину его стражу из испанских ренегатов, его дружбу с европейцами, его брак с христианкой, его дворец в итальянском стиле, его костюм, похожий на одежду ненавистных «руми». В 1876 г. он просил, но безуспешно, о даровании ему звания французского гражданина.

Бассейн Себу, самый многолюдный и богатый в Марокко, не имеет при своем выходе к морю значительного торгового города, который служил бы вывозным пунктом для его произведений: стражем устья является простая деревня, Мехдия, древняя Мамора, построенная на холме высотой около 150 метр., над левым берегом реки; кое-какие остатки укреплений напоминают о попытках португальцев и испанцев, направленных к завоеванию Марокко. Лев Африканец присутствовал при кровавом зрелище, когда магометанская армия, в 1515 году, напала врасплох на шести или семи-тысячный португальский гарнизон и перебила большую его часть. Сто лет спустя, испанцы были счастливее, но в 1681 г. и они, в свою очередь, должны были очистить форт при устье. С той эпохи не существует никакого укрепления, защищающего вход в реку, который, впрочем, почти совершенно загражден песчаным баром. Вся торговля страны сосредоточилась в двух городах-близнецах, построенных километрах в тридцати к юго-западу от Себу, при устье Бу-Реграга. Большой Маморский лес, состоящий почти сплошь из пробкового дуба, разделяет эти две реки; в прогалинах его встречаются там и сям становища туземцев племени шеллаха. По словам Друммонда Гэ, в этом лесу еще недавно водились многочисленные стада диких быков, так что в то время проходить через лес было далеко не безопасно.

Эти два противолежащих города—Сла (Сала, Сале) и Рбат, первый на правом, второй на левом берегу Бу-Реграга. Сла, в котором улицы, площади и стены ограды сохранили кое-какие следы португальской архитектуры, не имеет за собой древности происхождения, хотя и носит имя финикийского города Сала (т.е. «Скала»), который стоял на противоположном берегу и был сменен римской колонией Хелла. Далеко уступающий, по степени важности, своему южному соседу, Сла представляет собою мир прошлого, в сравнении с Рбатом, который имеет уже почти европейскую физиономию. Местное население происходит по большей части от андалузских мавров, изгнанных из Испании, и сохранило еще традиционную ненависть к христианам; впрочем, моряки этого города, составлявшие некогда маленькую воинственную республику, были те грозные пираты, которые бравировали всю Европу; многие драгоценные вещи, встречающиеся в Сла, между прочим, китайские фарфоры, попали сюда в числе добычи, привезенной некогда лихими корсарами. До недавнего времени ни одному путешественнику не-магометану не позволили бы переночевать на правом берегу Бу-Реграга, да и днем христиане и евреи благоразумно воздерживались от посещения фанатического города; впрочем, в 1880 г. присутствие там Ленца было терпимо. Без маклеров и купцов еврейских, Сла лишился всякой торговли, на половину опустел, и теперь пустыри, покрытые развалинами, занимают добрую половину города: три четверти населения сгруппировалось в Рбате, городе торговли и промышленности; там же поселилась вся еврейская колония, там же живут и европейские иммигранты, в домах, фасады которых походят на фасады зданий в приморских городах Европы. Один прекрасный памятник зодчества господствует над другими зданиями Рбата: это башня минарета, напоминающая формой, высотой и орнаментацией стиль севильской Хиральды; арабы говорят, что эти две башни и Кутубиа в Марокко были построены в одну и ту же эпоху и даже под руководством одного и того же архитектора христианскими невольниками. Промышленность Рбата довольно деятельна: в домах женщины, наследницы древних красильщиков пурпуром, прославивших имя Хеллы, занимаются тканьем шерстяных ковров, очень прочных, но цвета которых, худо фиксируемые нынешними способами, легко линяют. Рбат вывозит также в остальные местности Марокко камышевые цыновки разнообразных узоров, хаики, башмаки. Но торговля с Европой, стесняемая опасностью плавания через мелководный бар, на котором постоянно бурлят разбивающиеся волны Атлантики, незначительна, в сравнении с важностью этого двойного города и бассейнов, у выхода которых он расположен. Заграничная торговля Сла-Рбата в 1883 году, по Вашингтону Серруису, выразилась следующими цифрами: движение судоходства—69 судов, с общей вместимостью—21.584 тонны; ценность торгового обмена: 2.220.450 фр. Часто суда подолгу стоят в рейде, не будучи в состоянии высадить своих пассажиров и выгрузить товары, или проходят мимо, чтобы бросить якорь перед Казабланкой. Важное значение Сла-Рбата между городами Марокко всего более обусловливается его положением на перешейке, через который поддерживается сообщение между различными частями империи, разрезанной на две половины обширной территорией, где кочуют независимые племена. Часто город находился как бы в осаде, отрезанный этими берберами от остальной страны: они-то, по всей вероятности, разрушили водопровод, питавший прежде Рбат, теперь вода, часто очень редкая, доставляется арабами, которые развозят ее в кожаных мешках из улицы в улицу. Касба солидно укреплена как с сухого пути против кочевников, так и со стороны моря против европейских флотов: слишком сто шестьдесят орудий защищают крепость и город. В этой цитадели хранится, как реликвия, «Святой ключ от Кордовы», и во время последней войны с Испанией он был выставлен публично в течение нескольких дней. Мароканцы надеялись снова отпереть ворота потерянного города.

Недавно нация бенни-гессем (бени-гассан), ближайшая к Сла-Рбату, должна была признать державную власть султана и допустить разделение своей территории на шестнадцать участков, начальники которых ответствуют за сохранение порядка в кланах; но живущие восточнее земмуры и зайаны совершенно независимы, и если когда присоединяются к султану, то не как его подданные, а в качестве союзников. Эти две берберские нации занимают, вместе с несколькими менее важными племенами, все пространство, простирающееся от прибрежья до Атласа и от Мекнеса до долины реки Ум-эр-Рбиа. Эта область, протяжением не менее 40.000 кв. километр., доступна мароканцам из территории блед-эль-махзен не иначе, как с охранным листом. Земмуры и зайаны имеют много сходства между собой. Те и другие отличаются большой простотой костюма, который часто состоит из одного бурнуса, накинутого на голое тело, и, подобно евреям, носят коротко остриженные волосы, с одним или двумя пейсами. Земмуры, обитающие на земле баснословно плодородной, занимаются немного земледелием; зайаны, самая сильная нация на всем приморском скате Атласа, могущая, говорят, выставить в поле до 18.000 наездников, живут почти исключительно скотоводством: ни одно племя не сравнится с ними по богатству в стадах баранов, коз, верблюдов, коров, из которых последние замечательны высотой роста. Агенты из Мекинеца постоянно разъезжают по зайанской территории для закупки кож и живого скота; Танжер тоже продовольствуется частию мясом, которое дают гурты, пригоняемые из этой местности. Рассказывают про одно племя этих берберов, живущее в соседстве Рбата, что оно отличается удивительной ловкостью по части кражи: искусство воровать составляет один из обязательных предметов при обучении детей. Молодые люди не допускаются в число взрослых, пока не докажут на деле достаточного усвоения этой науки. Высланные из родительского шатра, они могут вернуться туда не иначе, как гоня перед собой какую-нибудь скотину; кто даст себя поймать на краже, на того ложится пятно вечного позора.

Между устьями рек Себу и Ум-эр-Рбиа, несколько групп домов следуют одна за другой вдоль морского берега. Самое большое из этих поселений получило довольно важное значение с половины текущего столетия: это местечко Дар-эль-Беида, или «Белый Дом», более известное под испанской формой его имени—Казабланка; оно основано португальцами в шестнадцатом столетии, на месте средневекового города Анфа. Своим цветущим состоянием Дар-эль-Беида обязан своему рейду, хотя мало защищенному от ветров и волнения, но довольно глубокому, чтобы принимать большие корабли: все суда, которые не могут пройти через бар в устьях рек, идут выгружаться в Казабланку. Движение судоходства и торговли в этом порте в 1883 г., по сведениям, собранным Вашингтоном Серруисом, представляло следующие цифры: судов в приходе и расходе 125, вместимость 68.159 тонн; сумма оборотов: 6.682.450 франк. Даже Рбат отправляет через эту пристань свои шерстяные изделия, ковры и произведения окружающих местностей; кукуруза, шерсть, турецкие бобы составляют главные предметы вывоза; Казабланка посылает также через Гибралтар тысячи бабуш в Александрию. Этот город морского побережья, где существует маленькая европейская колония, состоящая преимущественно из французов, принял уже физиономию европейского приморского местечка, но воздух в нем очень нездоровый, и нет города, который имел бы такой печальный вид, как Казабланка, по причине совершенного отсутствия растительности: ни одного большого дерева не видно на обрывах и плато из красного песчаника, возвышающихся с той и другой стороны над плоским берегом; только кое-где показываются кучки смоковниц и мастиковых деревьев; попытки насаждения апельсинных и декоративных деревьев не удались.

Весь верхний бассейн реки Ум-эр-Рбиа, на северных скатах Большого Атласа, отправляет свои земледельческие произведения—плоды, хлеб, кожи, через порт Казабланки. Хотя легко доступная войскам, расположенным в городе Марокко, эта область, однако, занята почти исключительно независимыми берберскими племенами: племя бени-мескин, к северу от реки, единственное, которое принадлежит к покорным (блед-эль-махзен). Иногда султан, в сопровождении значительной армии, предпринимает экспедиции в этот край, но жители, слишком разбросанные, чтобы воспротивиться массой проходу войск, разбегаются направо и налево в горы, затем возвращаются, когда поток людей отхлынет. Завоевательные стремления султана становятся понятными, когда увидишь эти великолепные равнины, по которым протекает река Ум-эр-Рбиа, эти тенистые долины, откуда вытекают многочисленные ручьи, из которых она образуется, эти горные склоны, покрытые маслинами и орешинами, леса которых постепенно поднимаются к гребням Атласа. Многие сотни тысяч людей, земледельцев и пастухов, населяют эту плодоносную страну; табуны лошадей, верблюдов, стада баранов привольно разгуливают по обширным пастбищам; на выступах гор виднеются многочисленные здания в форме замков, тиррематины, служащие магазинами для хранения хлеба и других земледельческих продуктов. Городов в собственном смысле почти совсем нет в этой области, но деревни образовались там и сям, либо вокруг монастырей (зауйя), либо у подножия крепких замков, защищающих вход в ущелья или переправу через реки, либо, наконец, в равнинах, служащих сборным местом для рынков. Почти все эти селения окружены лесами фруктовых деревьев.

Между этими местечками самое знаменитое, хотя число его жителей не достигает даже двух тысяч, есть Бу-эль-Джад, где царствует самодержавно сид, или духовный «господин», власть которого признается всеми окрестными племенами слишком на два дня ходьбы вокруг, нацией тадла на юге и на востоке, нацией аит-сери на западе, нацией шауйа на северо-западе: каждый год эти народцы приходят, клан за кланом, получить благословение сида и преподнести ему свои дары. Святой и его ближние, почти все смешанной крови, живут налогами, которые охотно вносят верующие: в этой области нельзя путешествовать иначе, как под покровительством Бен-Дауда, «сыны Давидова», властителя Бу-эль-Джада. В конце восьмого столетия, по свидетельству Эль-Эдризи, вся эта страна, где ныне господствует самый пылкий фанатизм, была населена христианами и евреями, и там видны еще развалины церкви, носящей латинскую надпись. Земля Тадла, простирающаяся на юго-востоке, занята девятью кочевыми племенами, силой около двадцати тысяч наездников, имеет нечто в роде общей столицы: это касба Эт-Тадла, построенная на р. Ум-эр-Рбиа, которая в этом месте извивается в обширной равнине; у подножия крепости, одной из сильнейших в Марокко, через реку, имеющую около 40 метров в ширину, перекинут мост о двух арках, «величайший в свете», говорят местные жители. В окрестностях, на территории Бени-Мусса, находятся ломки каменной соли, которая далеко развозится племенами Тадлы. На юго-востоке, в земле Бени-Меллал, другая крепость, касба Бени-Меллас или Бель-Куш, служит ядром более значительному городу, окруженному великолепными садами, которые оканчиваются у подошвы стены из скал, откуда льются обильные источники чистой воды. Демната, на одном из южных притоков Ум-эр-Рбиа,—тоже хорошенький городок, утопающий в зелени садов и виноградников; недавно он пользовался большим благосостоянием, как торговый пункт, но он находится всего в какой-нибудь сотне километров от Марракеша, и это близкое соседство было ему фатально. Султан имел возможность установить там свою власть и взимать налоги: чтобы избежать высоких пошлин, которыми теперь обложены все товары, вступающие в город, караваны направляются к другим рынкам. Треть населения Демнаты состоит из евреев, которые живут в перемежку с мусульманами: до последнего времени это был один из тех уголков Марокко (другой город Сефру), где им всего лучше жилось; но недавно они подверглись насилиям, которые подали повод к вмешательству европейской дипломатии.

Собрав в своем русле все воды, спускающиеся с Атласа, Ум-эр-Рбиа течет к северо-западу, между территорией берберских племен шауйа на севере и землей племен дуккала, в большей части арабских, на юге. Старинный город «Маслин», Аземмур или Азамор, охраняющий речное устье на левом берегу, часто обозначается как развалина, потому что европейцы редко его посещают. Из всех городов поморья Аземмур наиболее сохранил чисто-мароккский вид; его торговля рыбой и промышленность приводят его в сношения только с внутренними городами: никогда христианин не получал разрешения переночевать там. Ни один корабль не пытается переходить через опасный бар, запирающий, против Аземмура, вход в реку. Единственная якорная стоянка, представляющаяся судам в соседстве устья р. Ум-эр-Рбиа, находится в семи километрах к юго-западу: это порт Мазаган, называемый туземцами Эль-Джедида или Эль-Бриджа, т.е. «Новый» или «Крепостца». Этот город, хотя он меньше Аземмура, имеет более важное значение для европейцев и особенно для жителей Канарских островов, которых он снабжает хлебом, фасолью и другими произведениями полей племени дуккала, слабо орошаемых и, однако, отличающихся необычайным плодородием. Движение судоходства и торговли в Мазаганском порте в 1883 г., по сведениям Вашингтона Серруиса: 116 судов, вместим. 56.236 тонн; ценность обмена: 4.557.200 франк. Теперь почти все нации Запада имеют в этом порте консулов и купцов. Руины памятников, воздвигнутых португальцами на Аземмурском утесе, имеют еще величественный вид. Мореходы из Лиссабона в пятнадцатом веке сняли в аренду рыбную ловлю в реке Ум-эр-Рбиа; они владели Аземмуром слишком два с половиной столетия, до 1770 г., и вся территория была им подвластна до самых ворот Марракеша. Даже, если верить туземцам, «Португальские» замки стояли на первых предгорьях Атласа. К юго-востоку от Мазагана, между этим городом и мысом Кантин, две бреши берега открывают вход в лагуну Уалидия, бывший порт Эль-Гаит. По мнению Тиссо, легко было бы реставрировать эту гавань и сделать его лучшей якорной стоянкой на том берегу. Мыс Кантин, в древности называвшийся мысом Солнца, есть, как и во времена Скилакса, одно из самых святых мест Африки: целое население мусульманских теологов живет там в многочисленных зауйях.

На юге от мыса Солнца или Кантин, другой город, Асфи, называемый иностранцами Саффи, ведет непосредственно торговлю с Европой: это ближайший к городу Марокко порт; однако, он менее посещается судами, чем Могадор, по причине бурунов, которые там еще более опасны, нежели в остальных пунктах побережья: большинство кораблей проходят мимо, не пытаясь вступать в сообщение с берегом посредством барки через ряд параллельных волн, разбивающихся при входе в порт. Из Асфи вывозят хлеб в зерне и лошадей, приводимых дуккаласами и другими туземцами из соседних местностей. Движение судоходства и торговли в порте Асфи в 1883 г., по Вашингтону Серруису: 60 судов, вместим. 34.095 тонн; ценность оборотов: 2.181.275 франк. Благодаря своим португальским стенам, своему горделивому замку, башни которого высоко поднимаются над массой домов, группирующихся на скатах горы, Асфи—самый живописный из всех городов поморья; сады его отличаются баснословным плодородием. «Дом Семи Братьев», за городом, замечателен как святое место, одинаково чтимое маврами и евреями, куда стекается масса больных всякой религии. Не менее славится другая святыня, также привлекающая пилигримов—Лалла Гобуша, или «Маслина Божией Матери», дерево с исполинским стволом и громадными ветвями, не имеющее себе равного во всем Марокко.

Вторая столица империи, Марокко, или вернее Марракеш, по-берберски Темракеш, есть единственный город в долине уэда Тенсифт, впадающего в Атлантический океан между Асфи и Могадором; но это значительный город, и снаружи он представляет величественный вид: пилигримы называют его «Дамаском Запада». Когда подъезжаешь с севера или северо-востока, берегом реки Тенсифт, протекающей в нескольких километрах от города, дорога лежит через обширный лес, состоящий из нескольких сот тысяч пальм, к которым примешиваются там и сям маслины и другие плодовые деревья. Когда, напротив, приближаешься к Марокко по могадорской дороге, встречаются лишь изредка массивы зелени, прерывающие там и сям разнообразие голой каменистой равнины, но зато город является тем более величественным, с его стенами и башнями, высоким минаретом главной мечети и длинной зубчатой цепью Атласа, которая ограничивает горизонт, синяя у основания, лазурная, с белыми полосами,—около вершин. Расположенный на высоте 500 метров, верстах в пятидесяти от предгорий Атласа, Марракеш получает воду в изобилии; бесчисленные ручьи протекают через сады, в каждом доме есть свой источник живой воды. Климат, почти всегда ровный и умеряемый соседством гор, один из самых приятных в свете: он, так сказать, отражается в растительности, где деревья умеренного пояса перемешаны с деревьями тропических стран.

Марракеш-эль-Гамра, или «Красный», основан во второй половине одиннадцатого века, в сорока километрах к северу от существовавшего в то время города Ахмат или Армат, жители которого переселились в новый город. Эта столица быстро росла: уже в следующем столетии она была одной из «цариц» Магреба. Ныне развенчанная, она уступает численностью населения, развитием промышленности и торговли Фецу, своему северному сопернику. Однако, она все еще считается императорской резиденцией, и султан каждый год приезжает туда на некоторое время; приближение его возвещается присылкой человеческих голов, предназначенных украшать фасад дворца, в виде предостережения злоумышленникам, которые вздумали бы затеять бунт. Впрочем, ему не раз приходилось являться в Марракеш в качестве разгневанного повелителя. В шестидесятых годах, рахменна, одно из могущественных берберских племен, возмутилось и захватило всю местность вокруг городских стен: надо было вытеснить его с помощью пушек, преследовать в горы и взять приступом одну из его крепостей, зауйю Бен-Саси, лежащую к востоку от города, на другой стороне уэда Тенсифт. Берберское население из окрестностей довольно сильно представлено внутри городских стен, и в базарные дни, четверг и пятницу, гораздо больше слышится наречие тамазигт, чем арабский язык. Негры тоже многочисленны в Марракеше, сравнительно с общим числом жителей гораздо более многочисленны, чем в северной столице. Евреи, защищаемые теперь всемирным израильским союзом (Alliance israelite), заперты, как почти во всех других городах Марокко, в стенах отдельного квартала (меллаха), общей тюрьмы, из которой они могут выходить не иначе, как босоногие, с опущенными глазами

Столь грандиозный снаружи, Марракеш представляет внутри вид города в упадке. Его ограда, имеющая около двенадцати километров в окружности, не считая стены императорского парка, на южной стороне города, прерывается широкими брешами; улицы, сходящиеся к семи городским воротам, во многих местах обставлены больше развалинами, чем домами; обширные пустыри, покрытые грудами обломков, сады в культуре или залежи, занимают больше половины пространства, обнимаемого городскими стенами. Улицы, довольно широкия в соседстве ворот, постепенно съуживаются к центру города, образуя лабиринт тесных проходов, заваленных всяким сором: выделыватели пороха, собирающие селитру на сырых стенах, обязаны также мести улицы; но они обыкновенно забывают исполнять эту часть своего контракта. Большинство домов крайне невзрачны, а памятники все в развалинах; единственное красивое здание—это мечеть Кутубиа или вернее Куцубиа, т.е. «Каллиграфов», названная так от писцов, которые держат свои лавочки рядом с святым местом. Высокая башня этой мечети, современница башни Гассана в Рбате и Хиральды в Севилье, повидимому, построена тем же зодчим: это самая высокая, самая красивая из этих трех замечательнейших башен мавританского стиля; на её зубчатой платформе киоск, украшенный резьбой, вздымает свой купол, увенчанный тремя позолоченными шарами, на высоту слишком 82 метров. Двое городских ворот Марракеша, те, которые открываются на дворец, и другие, ведущие в мечеть, были, говорят, перевезены по частям из Испании.

Промышленность города сильно сократилась: целые улицы, некогда населенные кожевниками, теперь опустели; пользовавшиеся такой славой сафьяны (по-французски «марокины», maroquins—от Марокко), которые приготовляли мавры, изгнанные из Кордовы, не выделываются более в Марракеше; лучшие кожи выделываются теперь в Феце, хотя южная столица все еще имеет важное значение для торговли кожаным товаром с южной покатостью Атласа. Марракешские ковры отличаются тщательной работой, но ценятся гораздо ниже, чем рбатские. Главный промысел жителей—садоводство: один из садов, заключенных в ограде императорского парка, приносит, говорят, плодов ежегодно на полмиллиона франк. Пояс садов, служащих для питания города, тянется на десятки верст со стороны гор. Деревни садоводов рассеяны в большом числе вокруг городских валов. Одна из этих отдельных групп жилищ, на северо-западе от города, населена исключительно прокаженными, которые составляют самоуправляющуюся общину, маленькую республику, имеющую свой рынок, свою тюрьму, свой еврейский квартал и мечеть в честь своего святого патрона. На юге у выхода одной из очаровательных долин, поднимающихся к Большому Атласу, видны кое-какие следы города Агмата, бывшего столицей царства ламтунов, более известных под именем мработин: это были альморавиды,или «марабуты». В соседстве сохранились развалины другого города того же имени. К востоку от Марракеша одна высокая долина занята могущественным союзом племен тиффа, зенагского корня.

Главный порт Марракеша—ныне третий по важности во всем Магребе эль-Акса, следуя непосредственно за Танжером и Казабланкой. Это город Суэйра, или «Прекрасный», более известный европейцам под именем Могадора, происходящим от куббы в честь святого Могдала или Могдула, которая находится в 2 километр. к югу от города. Торговая гавань издавна существовала в этом месте, как показывает одна испанская карта 1608 г.; но нынешний город основан немногим более ста лет тому назад, с 1760 по 1773 год, и говорят, что невольники, употребляемые на работы при постройке его, были в большей части французские пленники, захваченные во время несчастной эль-арайшской экспедиции 1765 г. Построенный по правильному плану, Могадор имеет самый монотонный вид: все дома представляют собою совершенно правильные кубы, окрашенные в серый цвет. По крайней мере улицы содержатся в чистоте; в этом отношении мароккский город превосходит многие города Европы. Могадор построен на оконечности песчаной стрелки или косы, вытянувшейся к югу и отделенной каналом от укрепленного островка, который защищает якорную стоянку, впрочем, неглубокую и угрожаемую зыбью океана; часто случалось, что корабли должны были поспешно уходить в открытое море. Пушки, заклепанные во время бомбардирования, в 1844 г., когда Марокко был в войне с Францией, еще не поправлены до сих пор, и бомбы, пущенные французской эскадрой, лежат неподобранные у подножия крепостных стен. Важность торговли Могадора зависит от того, что этот город служит морской пристанью не только для Марракеша, но и для всех южных областей Атласа: произведения долин уэда Сус и уэда Драа до недавнего времени были, по приказанию султана, направляемы к Могадору; отправлять их прямо по назначению не дозволялось. Зерновые хлеба, оливковое масло, фрукты, кожи, смолы (камедь), шерсть, альфа—вот главные продукта, вывозимые в Европу. Движение судоходства и торговли в могадорском порте в 1893 г.: судов в приходе 103, вмест. 83.387 тон.; ценность оборотов внешней торговли—11.046.250 франк. Могадор посещается только пароходами; единственные парусные суда, пристающие в его гавани—барки с Канарских островов. Асви и Могадор подверглись в форме своего побережья переменам, происходящим либо вследствие процесса размывания, либо вследствие медленного опускания почвы. В половине настоящего столетия можно было еще ходить по берегу вдоль крепостных стен, защищающих Асфи с западной стороны; теперь море совершенно омывает их. Прежде скот легко переходил, в часы отлива, с Могадорского полуострова на соседний остров; в наши дни этот остров отделен от материка судоходным каналом.

Главные племена, арабского происхождения, или по крайней мере обарабившиеся, которые населяют внутренния области в соседстве Могадора, принадлежат к могущественному союзу шиадма. Этот союз пропускает караваны и признает верховную власть султана, отказываясь, однако, платить налог; его селения и зауйи рассеяны на большом пространстве края, к югу от уэда Тенсифт, от массива Железных гор или Джебель-эль-Галида до предгорий Атласа. К югу от Могадора, по направлению к мысу, которым оканчивается главная атлантическая цепь, не видно более городов; не встречаются даже деревни или отдельные поселки. Все обитатели живут группами из четырех или пяти семей, в крепких каменных замках, построенных в форме четыреугольника и фланкированных на двух углах высокими башнями; край террас усажен зубцами, и все здание окружено рвом. Проникнуть в эту крепость можно только через одно отверстие, к которому ведет подъемный мост. В нижнем этаже помещается скот; верхний, куда поднимаются по приставной лестнице, убираемой в случае опасности, разделен на несколько комнат, по числу семейств. Оседлые земледельцы, берберы гага, населяющие эту страну, не нашли иного средства жить в безопасности среди своих культур; обыкновенно арабы-номады, приходящие из Сахары, мирно дефилируют перед их жилищами. Но случается также, что сами гага нападают на караваны, поэтому купцы не отваживаются ходить в их землю иначе, как значительной партией и хорошо вооруженные. Испанский писатель Альварес Перес определяет в 280.000 душ численность различных иданов, или племен, составляющих союз Гага.

Долина уэда Сус, отличающаяся необычайным плодородием, благодаря воде и илу, приносимому ручьями с двух параллельных горных цепей, Атласа и Анти-Атласа, изобилует большими селениями, окруженными пальмами, маслинами, арганами (железняк). Нигде в этой долине не бродят номады: плодородие почвы везде побуждает жителей к земледельческой культуре. В прежнее время бассейн уэда Сус, так хорошо отграниченный самой природой, составлял независимое государство: в средние века его промышленность пользовалась большой известностью, обитатели его славились умом, знанием, духом инициативы; теперь они известны в мусульманском мире только по множеству плясунов, очарователей змей, фокусников, которых эта долина посылает во все концы Магреба: нет такого арабского рынка, где бы не встречались эти кудесники с берегов уэда Сус; некоторые из них пробираются даже в Европу. Они составляют род корпорации, поставленной под покровительство святого Мохамеда-бен-Муса, и почти всегда, прежде чем начать свои упражнения, они призывают в молитве имя своего патрона. Из этой же долины, по некоторым мусульманским пророчествам, должен выйти махди, который обновит мир и «наполнит землю правдой, насколько она теперь наполнена беззаконием».

Оффициально Уэд-Сус принадлежит к Мароккской империи, и делегаты султана принимаются там с почетом; однако, большинство племен еще сохранили свою независимость, и вмешательство сюзерена, поселяющего и поддерживающего между ними рознь, для того, чтобы современем достигнуть господства над ними, только усиливает их внутренние раздоры и подстрекает их к междоусобным войнам. Довольно смешаннаго происхождения, жители долины Уэд-Сус в огромном большинстве берберы; впрочем, один из многочисленнейших союзов причисляет себя к арабам: это союз ауара, состоящий из семи племен и поселившийся на южном склоне Атласа, в непосредственном соседстве с Бибауанским горным проходом. Подобно племенам гага, населяющим противоположный скат, туземцы ауара живут в крепких замках, построенных на уединенных холмах или выступах гор, откуда можно обозревать обширное пространство и видеть всех проходящих—как опасных врагов, так и мирные караваны, манящие к нападению. Союз штуга, занимающий всю территорию между Атлантическим океаном и Тарудантом, главным городом долины, состоит исключительно из берберских племен.

Тарудант построен в некотором расстоянии к северу от реки, в обширной равнине, которая нечувствительно поднимается к подгорьям, занятым племенами ауира, и к южным откосам Атласа. По занимаемому пространству, это—обширный город; Рольфс говорит, что он больше Феца и не уступит протяжением Марракешу; но неправильная городская ограда, фланкированная башнями из битой глины, которые следуют одна за другой через промежутки от 60 до 100 метр., заключает внутри стен гораздо больше садов и масличных рощ, чем групп жилищ; только в центральной части растительность уступает место настоящему городу, с узкими улицами, извивающимися между двумя рядами низеньких домов. В одном конце этого центрального квартала находится касба солидной конструкции, окруженная высокими стенами. Тарудант, подобно всем мароккским городам, имеет мастерские для выделки кож, а также ткацкия фабрики и красильни; но специальная его промышленность—котельное производство: аванпост Магреба на окраине пустыни, Тарудант снабжает кухонными батареями рынки Кука, Кано, Томбукту в Судане. Эта промышленность была обязана своим происхождением медным рудникам, разрабатываемых на севере от Таруданта, в сланцах и песчаниках предгорий Атласа; но в наши дни почти вся медь не в деле привозится уже из Англии; содержащие медь горные породы едва утилизируются, а жилы других металлов, кажется, не эксплоатировались ни в какую эпоху. Что касается плантаций сахарного тростника, которые во времена Льва Африканца составляли источник благосостояния Таруданта, то они давно уже не существуют; на сахарных заводах работали христианские невольники, и даже переселенцы из Европы приходили предлагать свои руки тарудантским плантаторам. Теперь христианам запрещен вход в этот город; впрочем, грамота фецского султана отворила его ворота путешественнику Ленцу. Недавно один англичанин тщетно добивался концессии земель в долине Сус для разведения плантаций сахарного тростника.

Естественным портом долины уэда Сус был бы Агадир, лежащий в небольшом расстоянии к северу от речного устья. Это лучшая гавань на всем этом морском побережье. На северо-западе, мыс Гер, или Джебель-Аит-Уакал, крайний выступ атлантической цепи, защищает залив от восточных и северных ветров; другой мыс, выдвинутая конечность боковой цепи, отграничивает бухту в самой глубокой части залива и защищает ее от большой зыби океана: это порт Агадир. Обильный ключ, получивший от португальцев имя Fonte, как «источник» по преимуществу, и который туземцы до сих пор называют Фонти, бьет из земли у основания скалы, питая группу приютившихся около него хижин. Крепость, стоящая на высоте 188 метров и командующая входом в порт, доставила этому месту имя Агадир, т.е. «Укрепление», имя, которое некогда принадлежало также Тлемсену. Полное название этого мароккского порта—Адир не-Ирир, т.е. «Укрепление на мысе». С начала шестнадцатого столетия Агадир, под властью португальцев, перекрестивших его в Санта-Круц, сделался важным торговым пунктом. Завоеванный обратно мароккским султаном, он продолжал пользоваться цветущим состоявшем, как отпускной порт для произведений, привозимых караванами из стран, лежащих в бассейне Нигера: это были в то время «Ворота Судана». Но эти ворота находились далеко от центра Мароккской империи, и тамошнее купечество претендовало на независимость. Вследствие этого, султан Мохамед разрушил Агадир, чтобы заменить его Могадором, портом более досягаемым для его оружия, так как он лежит к северу от конечных мысов Атласа. В настоящее время судам запрещено бросать якорь в Агадирском порте, и товары, прибывающие из Судана, направляются, по очистке их таможенной пошлиной, к горным проходам Атласа. Как наблюдательный пост, Агадир до недавнего времени указывал на южном побережье истинную административную границу империи, но основание в соседстве его испанской колонии побудило мароккского султана утвердить прочнее свою власть в этой части южной окраины, и внутри материка, километрах в двадцати от берега, появился новый город, Тизнит. Деревня Аглу (Агула), лежащая километрах в тридцати к югу от устья уэда Эль-Гас, будет служить гаванью этому городу. В двенадцатом веке власть Альмогадов простиралась далее на юг, и говорят, что султан Абд эль-Мумен велел смерять цепью расстояние, разделяющее две оконечности его империи, от Барки до уэда Нун.

В небольшом расстоянии к югу от уэда Сус оканчиваются шерифские владения. Хотя на протяжении около 400 километров, до мыса Юби и до «Красной Канавы», Сакиет-эль-Хамра, территория еще обозначается на картах, как принадлежащая фецскому султану, но его представители могут переходить за Уед-Сус уже только в качестве посланников. Необитаемая полоса земли образует даже род мархии или пограничной области на юге страны, где признается верховная власть Марокко: это высокая долина уэда Эль-Гас (Рац, Уэльгас), которая, однако, есть одна из наиболее обильно орошаемых и плодороднейших местностей во всем Магребе; там могли бы жить многочисленные населения, если бы война и дипломатия не создали пробела на этой границе империи.

Мелкие государства, с изменчивыми пределами, образовавшиеся на юге от уэда Эль-Гас, все населены берберами и неграми, которые служат посредниками в торговле между Марокко и Суданом. Хотя эти племена живут на севере Сахары, но через торговлю они уже участвуют в жизни суданцев. Большинство называют себя геццулами или джелулами: это имя, очевидно, аналогично с именем гештулов, живущих в Кабилии, и полагают, что тех и других можно признать потомками гетулов Нумидии, о которых упоминают древние писатели.

Из всех этих прибрежных государств сахарского океана наиболее известное, если не самое значительное по пространству—то, которому обыкновенно дают название «королевства Сиди-Гешам», по имени шейха, недавно царствовавшего над этой землей, и фамилия которого до сих пор сохраняет за собой власть: в силу своих генеалогических прав, она претендует даже на обладание Мароккской империей. Настоящее имя страны—Таццерульт; так же называется и её река, спускающаяся с Анти-Атласа. Этот маленький речной бассейн, следующий на юге за бассейном уэда Эль-Гас, берет свое начало на одном плато, которое окружают, в виде амфитеатра, горы, имеющие 1.000 метр. средней высоты. Жители, аит-таццерульт, сеют пшеницу и ячмень, разрабатывают рудные месторождения, но главное их занятие—разведение верблюдов, которых они продают купцам и которые служат им самим для перевозки товаров через Сахару. Три раза в году бывает большой мугар, или рынок, около зауйи Сиди Гамеда бен-Муса, предка царствующего государя, и на ярмарочном поле иногда можно видеть от четырех до пяти тысяч верблюдов. До недавнего времени еврейские покупатели не допускались в это торговое место, по причине святости гробницы, под покровительство которой оно поставлено; но таццерультский шейх, сам очень алчный коммерсант, снял запрет, тяготевший над сынами Израиля, чтобы придать больше важности своему мугару; он даже взял на себя ручательство за общественную безопасность перед всеми иностранными негоциантами, и те из них, которые были ограблены на пути племенем ауара или другими разбойниками, получают от него вознаграждение за понесенные убытки. Таким образом монастырь Сиди Гамеда сделался значительным торговым центром. Столица этого маленького государства, Илег, лежащая, по Ленцу, на высоте 460 метр., кажется на половину суданским городом—так много в ней негров; армия шейха, который и сам чернокожий, состоит исключительно из невольников всякого провенанса, купленных в Судане; в рядах её встречаются даже фулахи; большие серебряные серьги, украшающие некоторых солдат, свидетельствуют об особой милости повелителя. Синия материи преобладают в костюме аит-таццерультов, как у суданских народов, и мужчины имеют привычку завешивать часть лица, тогда как женщины всегда ходят с открытым лицом.

Около истоков уэда Таццерульт, на эруптивном конусе, совершенно изолированном от гранитных и сланцевых склонов Анти-Атласа, стоит крепость, неодолимая силой, но не имеющая ключевой воды: это Агадирская скала, обозначающая южный предел «королевства Сиди-Гешам». Далее начинается территория берберов племени меджад. Воды, спускающиеся с южного ската Малого Атласа, стекают в долину уэда Нун, которая делится на несколько самостоятельных владений; главное из них, простирающееся в соседстве морского берега, известно под тем же именем, как и самая река. Жители земли Уэд-Нун искони пользуются самой дурной репутацией у канарских рыболовов и вообще мореходов, потому что всякое судно, прибитое бурей к этим негостеприимным берегам, рассматривалось туземцами как законный приз, и потерпевшие крушение делались в большинстве случаев невольниками. Впрочем, в числе путешественников, описавших свое невольное посещение Мароккского царства, указывают много моряков, выброшенных на берег Нуна, которым удалось избегнуть рабства. В это последнее время чужеземцы, задерживаемые в плену целыми годами, отпускались на волю не иначе, как за большой выкуп.

Главный город Огульмин, называемый обыкновенно Уэд-Нун, как река и вся территория, лежит на довольно значительной высоте, может-быть, на высоте около 1.000 метр., судя по тому, что плоды пальм там не вызревают; маслины также растут в садах, но не так успешно, как в северном Марокко. Вне зеленеющего пояса, окружающего город, виден только амфитеатр голых холмов и гор, которые, по словам туземцев, изобилуют медными и серебряными жилами, и красноватая почва равнины почти везде покрыта камнями песчаника. Самый город представляет хаос глиняных кубов, доминируемых там и сям домами современной конструкции, с наружными окнами, как здания Мароккских городов; жилища богатых людей украшены резьбой, материалом для которой послужили обломки кораблей, выброшенных на берег. Огульмин—один из главных торговых центров между Могадором и Томбукту; он отправляет в Могадор в небольшом количестве страусовые перья и золотой песок, получаемые из Судана; но важнейшую статью его торговли составляют невольники, товар, для которого он служит складочных пунктом; кроме того, отсюда вывозятся лошади и мулы хорошей породы, а также стада баранов. Огульмин принадлежит племени аит-гассан. Говорят, что евреи в земле Уэд-Нун пользуются полной равноправностью с мусульманами: ездят верхом на коне и носят оружие. Это, вероятно, берберы, обращенные в иудейство еще до прибытия арабов: как не участвовавшие в умерщвлении Сидна-Аиса, «Господа Иисуса», они не должны, говорят магометане, носить на себе бремя проклятия, тяготеющего на других евреях.

Другой город, Тизги, или Фум-эль-Госсан, лежащий километрах в сорока к востоку, находится во власти арабского народца марибда; там нет еврейской колонии, как в Огульмине, городе торговцев. Тизги занимает великолепное местоположение на высоте 510 метр. (по Ленцу), при выходе каменистого ущелья, у подошвы пирамидальных гор; оазис, поросший пальмами, тянется вдоль ручья, воды которого иногда достигают русла уэда Нун. К северу от Тизги, на горе, видны остатки стен, сооружение которых туземцы приписывают римлянам, с чем согласен и путешественник Ленц. В той местности открыты также и другие древности: сплошная стена, опоясывавшая целый округ, нечто в роде «Великой китайской стены»; затем высокие башни с резными зубцами, гробницы, наконец «писаные камни», или петроглифы, какие встречаются во множестве на всем пространстве от гор Триполи до возвышенностей Марокко. Путешественник Мардохей видел много таких камней в области Уэд-Сус: на этих каменных рисунках, кроме надписей на языке тефинаг, изображены разные животные, между которыми можно различить слона, носорога, лошадь, жирафа, страуса и журавля; другие изваяния неявственны, и нигде не нашли фигуры человека; но фигуры человеческого изделия, оружие и одежда, представлены на многих из писаных камней.

В этой области, именно в местности, лежащей между уэдом Илег и уэдом Нун из Ассака, Испания, повидимому, решилась взять ту территориальную точку опоры, которую ей предоставил мирный трактат, заключенный с Марокко в 1860 г. В силу специальной статьи этого трактата, испанское правительство выговорило себе право вновь занять порт Санта-Круц-де-Мар-Пекенья, называемый также Санта-Круц-де-Мар-Менор и Санта-Круц-де-Мар-Чика (Mar Pequeua, Mar Menon или Chica по-испански значит «Малое Море»),—которым оно владело в течение двадцати лет, с 1507 до 1527 года. Но в каком месте находилось это старое завоевание? Существуют ли еще развалины Агадира или Гуадера, разрушенного марокканцами? Когда происходили переговоры между уполномоченными двух государств, испанцам не было известно вероятное местоположение порта, возвращения которого они требовали, да и марокканцы знали не больше, разве только то, что он находится вне нынешних пределов империи. Однако они не без труда уступили клочек земли, лежащий в стране, которая вовсе им не принадлежит: они опасались, что набеги враждебных племен на испанскую территорию в конце концов вовлекут Марокко в новую войну. Оттого их уполномоченные предлагали, взамен требуемого порта, либо денежное вознаграждение в 3 миллиона пиастров, на что Испания не согласилась, либо бухту Агуас на берегу против Заффаринских островов—что возбудило бы подозрения Франции, помещая между Алжирией и Марокко кастильскую колонию, либо, наконец, расширения территории Сеуты,—что было бы крайне неприятно Англии, как обладательнице Гибралтара. Испания настаивала на возвращении ей порта Санта-Круц, который географы тщетно розыскивали двадцать три года. Находился ли этот порт, как полагает Рену, на берегу неглубокой бухты Пуэрто-Кансадо, открывающейся в 80 километрах к востоку от мыса Юби? Или его следует искать, согласно с мнением другого писателя, Селло, при устье уэда Драа, вход в который почти всегда загражден песчаным баром? Специальная экспедиция, отправленная на корабле Blasco de Baray, остановила свой выбор на другом пункте побережья, на бухте Ифни, лежащей в тридцати километрах к северо-востоку от устья уэда Нун. В небольшом расстоянии от Ифни видны развалины испанских или португальских сооружений: это остатки агадира, какие встречаются на многих других пунктах побережья, и, по словам канарских рыболовов, этот агадир носил имя Santa-Cruz de Berberia, имя, которое, впрочем, применялось к целой области на юге от португальского Санта-Круца, командовавшего входом в уэд Сус. Гавань Ифни, выбор которой был ратификован в 1883 г. мароккскпм правительством, имеет за собой то важное преимущество, что она находится недалеко от торгового города Огульмина, и что устройство путей сообщения поставит ее в непосредственные сношения с богатыми, плодородными равнинами уэда Эльс-Гас и уэда Сус; кроме того, если ее выбрали с заднею мыслью завоевания, то и в этом отношении она представляет большие выгоды, как самое северное из всех предлагавшихся мест и, следовательно, ближайшее к границам Марокко. Невероятно, однако, чтобы бухта Ифни действительно была искомым портом Санта-Круц-де-Мар-Лекенья, так как она вовсе не соответствует описанию этого порта, находимому в документах шестнадцатого столетия. Испанский писатель Галиано полагает, что ему удалось отыскать точное положение бывшего испанского порта в Бока-Гранде (Большое Устье), составляющей вход в уэд Шибика: эта вырезка морского берега находится почти на полдороге между баром уэда Драа и Пуэрто-Кансадо.

Уэд Драа, долина которого, если не самый поток, достигает Атлантического океана южнее уэда Нун, как раз против острова Ланцароте, в Канарском архипелаге, берет начало менее, чем в 100 километрах к востоку от Марракеша, в массиве Атласа, откуда вытекает также уэд Сус и уэд Тенсифт. Население оазисов, орошаемых водами реки Драа, численность которого Рольфс определяет в четверть миллиона душ,—почти сплошь берберского происхождения и говорит наречием тамазигт; в этом бассейне живут даже бераберы или браберы, сохранившие имя расы. Однако, некоторые ксары населены исключительно арабами шорфа, «из фамилии Пророка»; кроме того, «сыны Магомета» (Бени-Мохаммед или Бени-Махмид) живут рассеянно в пальмовых хижинах. Негры образуют маленькия колонии в каждом оазисе, и их кровь смешивается через браки с кровью других жителей. Что касается евреев, то они представлены во всех деревнях общиной ремесленников,—оружейников, жестяников, столяров, портных, сапожников; на верхнем Драа они занимаются преимущественно фабрикацией мыла; сравнительно евреи-торговцы менее многочисленны на южной покатости Атласа, чем в городах противоположного склона. Все оазисы по течению уэда Драа независимы, или только номинально признают власть императора. Во многих отношениях население этой покатости кажется более цивилизованным, чем население западных провинций. Строения здесь красивее, с террасами и башенками, с балюстрадами и резными украшениями.

Вся долина верхнего Драа, от горного прохода Тагерут до слияния с речкой Дадес, занята народцем глауа. Главное местечко этих племен, Тикирт, лежит на северной окраине бесплодной, покрытой черноватыми камешками, равнины, которая простирается на юг к основанию Анти-Атласа. Прежде чем вступить в ущелье, перерезывающее этот хребет, Драа принимает в себя поток Дадес, берега которого возделаны и окаймлены домиками, везде, где скалы не сжали реку в узкой теснине. На протяжении около 160 километров оба ската долины покрыты садами, масляничными рощами, усеяны селениями. Там и сям на выступах горы виднеются агеддимы, высокие (от 10 до 12 метр.) четыреугольные башни, с зубцами и бойницами. Каждая деревня выстроила себе такую башню близ границы своих возделанных земель; когда между двумя соседними кланами вспыхнет война, противостоящие крепостцы наполняются вооруженными людьми, и начинается перестрелка: вообще эти столкновения возникают по поводу оросительных каналов. Но обыкновенно селения живут в мире между собой, и каждое из них посылает своих делегатов на общую джемаа, которая принимает оборонительные меры против набегов племени аит-атта. Обитатели Дадеса искони приписывают себе специальный дар лечения глазных болезней, и каждый год окулисты из этой местности отправляются в отхожий промысел—практиковать свое врачебное искусство во всех странах Берберии.

По выходе из ущелий Малого Атласа, каждый берег уэда Драа представляет одно непрерывное селение до того места, где река, достигнув границы пустыни, принимает юго-западное направление; на пространстве около 200 километров, от земли Мескита до земли Ктауа, ксары, зауии, группы хижин следуют одни за другими в виде двух параллельных рядов в узкой аллее. Население, состоящее главным образом из гаратинов или черных берберов, превратило долину в один обширный сад. Тамошния пальмы производят лучшие финики во всем западном Магребе, и в таком обилии, что во время путешествия Рольфса груз в 150 килограм. (9 пудов) продавался по цене менее 2 франк. В тени финиковых пальм растут зерновые хлеба, но площадь посева их недостаточна для покрытия собственного потребления, и жители области Уэд-Драа должны прикупать зерно у горского населения. Главные культуры—овощи: капуста, репа, морковь, лук, томаты, дыни; в южной части этого длинного оазиса почти вся свободная почва между стволами финиковых пальм занята плантациями лакрицы. Самый знаменитый ксар в долине уэда Драа—город Тамагрут, лежащий на восточном берегу реки, против оконечности хребта Бани: он считается как бы столицей, благодаря религиозному влиянию его зауйи, посвященной Сиди-Гамеду бен-Нассер, и важности его рынка, куда евреи не допускаются, как недостойные встречаться с истинно верующими у подножия святых стен; духовный орден нассириа имеет наибольшее число адептов в южном Марокко. Тамагрут не самый многолюдный ксар: по численности населения он уступает городу Бени-Сбих, главному пункту богатой провинции Ктауа и Бени-Могаммед, где «сто ксаров» теснятся вдоль реки, выпивая последние струйки воды, текущие в песчаном русле. В соседстве, на юге, кочуют номады эль-гариб, прозванные «извощиками Судана», одно становище которых приобрело известность в истории географии пребыванием путешественника-изследователя де-Калье, в 1828 г. Ксар гарибов, откуда отправляются суданские караваны, носит название Заир.

К западу от верхнего Драа, в четыреугольном пространстве, ограниченном с севера Анти-Атласом, с юга—безводным ложем нижнего Драа, несколько оазисов следуют один за другим, с обеих сторон хребта Бани, по течению ручьев, разрезывающих через известные промежутки стену скал. Первый из этих оазисов, Тазенахт, через который протекает река того же имени, населен преимущественно ткачами, прежде очень богатыми, но ныне обедневшими, вследствие многолетней засухи, сопровождаемой неурожаями и голодовками. Далее, в западном направлении, простирается обширный оазис Тиссент, почти сплошной, без прогалин, лес, орошаемый многочисленными источниками. В реке Тиссент всегда есть вода, но соленая; оттого местные жители говорят, что уэд Тиссент вытекает из моря: так же, как европейские физики до Палисси, марокканцы воображают, что воды океана просачиваются в земле под горами, чтобы снова выйти на поверхность, в виде источников. Обогащаемый обильными сборами фиников, оазис Тиссент ведет большую торговлю с Марокко, Могадором и областью Уэд-Сус. Суданское влияние там так же заметно, как в Нуне и в королевстве Сиди-Гешам: жители, хотя и называют себя шеллахами, тем не менее почти все черные берберы (гаратины), и обычная их одежда, кешкаба, похожая покроем на пончо испано-американцев, сделана из синей бумажной материи, как и у обитателей Судана. Население Тиссента славится своим благочестием; совершить путешествие в Мекку составляет предмет пламенного желания и цель высшего честолюбия для всех и каждого. Тиссент едва-ли не единственное место в Марокко, где можно встретить, вне городов и монастырей, образованных марокканцев, владеющих искусством чтения и письма.

Берберские населения соседних гор, состоящие из пастухов и земледельцев, принадлежат к большой семье зенага или санхеджа и носят её имя. Они очень гордятся своим происхождением и ревниво охраняют чистоту своей крови: между этими берберами не увидишь ни одного гаратина. Что касается языка, то они употребляют почти исключительно наречие тамазигт; между ними большая редкость встретить такого, который говорил бы по-арабски. По описанию Фуко, посетившего этих горцев, они имеют темно-бронзовый цвет кожи, мужественные и жесткия черты лица; почти все рослы, худощавы, сильны и неуклюжи. Они известны как грозные воины, менее грозные, впрочем, чем арабские племена равнины, дуи-беллалы, сюзерены и покровители оазиса Тиссент. Прежде эти дуи-беллалы были гораздо более могущественны, и ни одно племя, на всем пространстве от Атласа и до Нигера, не могло бы устоять против них; но постоянные междоусобия дотого ослабили их численно, что во время проезда Фуко, в 1883 г., в крае осталась только молодежь; все мужчины зрелаго возраста пали в войнах, и совокупность боевых сил состояла всего из 1.800 ружей. По чистоте своего арабского диалекта, красоте лица, стройности фигуры и изяществу манер, дуи-беллалы не имеют себе равных между другими номадами южного Марокко.

Оазис Татта, следующий за Тиссентом в западном направлении, в большей части разорен дуи-беллалами: призываемые в качестве союзников в междоусобных войнах, они пользовались этим случаем, чтобы грабить ксары; около десятка деревень были совершенно покинуты жителями. Татта—самый обширный из всех оазисов, находящихся между уэдом Драа и Атлантическим океаном, но он делится на несколько групп, окруженных пустынями. К северу от Бани оазис заключает несколько ксаров, расположенных по берегам трех потоков; к югу от этой цепи он представляет в большей части своего протяжения эрг, песчаное пространство, среди которого там и сям встречаются в ложбинах кучки жилищ, окруженных чахлыми камедными деревцами. Торговля этого оазиса, некогда весьма значительная, ныне почти совсем прекратилась. Точно также оазис Акка, лежащий западнее, недалеко от истоков уэда Нун, перестал быть торговым центром между Могадором и Томбукту. До недавнего времени он был главным сборным пунктом южных караванов, приводящих невольников, приносящих золото, кожи и ткани из Судана. Его ювелиры из евреев славились своим искусством; но промышленность и торговля одинаково пришли в упадок: население Акки живет теперь исключительно доходом от фиников. Маленький еврейский меллах (колония), поселившийся в этом оазисе, замечателен как место рождения раввина Мардохея, одного из редких путешественников, рассказавших географам о своем пребывании в Томбукту.

В настоящее время главный рынок области уэда Драа—местечко Мриминиа (Рагунимиа), лежащее к югу от хребта Бани, на уэде Зегид, рыбной речке, где вода течет во всякое время года. Святости марабутов Мриминии купцы обязаны возможностью собираться безопасно в этом месте, несмотря на соседство кочевников дуи-беллал. Зауйя Сиди Абд-Аллаха и куббы его предков образуют центр селения, вокруг которого группируются хижины свободных гаратинов и невольников. Несколько человек марабутов остаются постоянно в монастыре, но большинство странствуют по деревням и становищам с специальной целью—разносить «благословение» жатвам и стадам; они получают обычную дань от того или другого племени только после того, как достаточно долго «освящали» его своим присутствием. На ярмарку в Мриминие, продолжающуюся три дня, сходятся со всего бассейна Драа, из местностей по течению уэда Сус и из Тафилельта; по размерам торгового движения она уступает только ярмарке в Сиди-Гамед-бен-Муса, в земле Таццерульт, где тоже купцам гарантирована безопасность дороги: всякое нападение, совершенное каким-либо племенем, было бы тотчас же вымещено на заложниках, присутствующих на рынке. Между Мриминией и Сиди-Гамед-бен-Мусой, другая ярмарка, называемая Сук-эль-Мулук, в территории племен аит-юсса, тоже привлекает много народу, менее, однако, чем две предъидущие.

К востоку от длинного оазиса уэда Драа, главные берберские племена—аит-седрат и аит-атта, грозные воины, нравы которых мало отличаются от нравов племени дуи-беллал. Географическим условиям соответствует и образ жизни населения: в степи кочуют номады; по берегам рек осели земледельцы. Так образовались оазисы вдоль уэда Тодра, уэда Зис и других потоков, которые соединяются в земле Тафилельт, затем пропадают в пустыне. Первый из этих оазисов, граничащий с Дадесом и территорией Аит-Седрат, называется Тодра или Тодга: это узкая полоса возделанной земли, которая тянется с севера на юг в низменности, заключенной между Большим Атласом и южной цепью. Оазис Феркла, гораздо меньше предъидущего, лежит на той же реке, ниже по течению: средняя ширина этого оазиса около 1.500 метр. Часть его пальмовых плантаций принадлежит могущественному племени аит-мебрад, которое в 1883 г. дало генеральное сражение племени аит-атта и разбило его на голову; по рассказам, которые слышал французский путешественник Фуко об этом кровавом бое, двадцать тысяч человек сошлись в равнине и две тысячи трупов усеяли собой поле сражения.

Сравнительно с долиной уэда Тодра (известного ниже под именем Хрис) гораздо более населена долина уэда Зис, который течет на юг, и во время таяния снегов соединяется в той же лагуне с выступившими из берегов водами Тодры. Долина уэда Зис, начинающаяся у горного прохода Тизинт-эр-Риут, огибающего Большой Атлас, искони служит караванной дорогой между Фецом и Томбукту, как самая доступная и представляющая наиболее удобств для путников в отношении продовольствия. Почти от самого перевала верхняя долина уэда Зис или Герс, населенная берберами племени аит-сдиг, по справедливости может быть названа второй «Италией» за разнообразие её произведений и мягкость климата; берега реки представляют сплошной длинный сад, где ксары следуют один за другим через небольшие промежутки; нигде не видно палаток, все жилища построены из битой глины, смешанной с соломой и мелкими камешками. Ниже одного хенега, где река пробирается между двух высоких стен (180 метр.), пальмы присоединяются к береговой растительности и скоро образуют длинный лес, продолжающийся из оазиса в оазис до самой пустыни. Мдагра, первый из оазисов, принадлежащих к области, известной под общим именем Тафилельта, один из самых богатых и многолюдных на сахарской покатости: он заключает в себе около сорока укрепленных местечек и селений, или ксаров, из которых иные занимают значительное пространство; самое большое из этих селений, Касба эль-Кедима, или «Старая Крепость», имеет не менее 1.500 жителей. Мдагринские финики славятся своим превосходным вкусом, также как и другие фрукты: виноград, маслины, персики, абрикосы и сливы. Казалось бы, этот благодатный уголок должен быть раем земным; но обитатели его, «арабы из семьи Пророка», берберы племени аит-сдиг и евреи живут далеко не как братья, и между ними есть много обездоленных, которые терпят крайнюю нужду, и которых косят болезни, порождаемые дурными гигиеническими условиями: по словам Рольфса, более двух третей жителей оазиса страдают, в большей или меньшей степени, глазными болезнями.

К югу от Мдагры не встречается более селений племени аид-сдиг; большинство жителей принадлежит к большому союзу племен аит-атта, территория которого простирается на запад до уэда Драа: по преданию, они прогнали, лет сто тому назад, арабских шорфов, которые владели ксарами этой части Тафилельта, известной под именем Эрбит или Ретеб; но, поселившись в крае и смешиваясь с прежними обитателями, они утратили чистоту своей расы и частию усвоили нравы арабов; их женщины ходят с открытым лицом и отличаются от большинства других марокканок тем, что татуируют себе различные части тела. Столица Эртиба, эз-Зеригат, лежащая на правом берегу уэда Зис, есть, может-быть, самый большой город во всем Тафилельте: по словам Рольфса, она может выставить в поле более тысячи двухсот вооруженных людей; три раза в неделю в Зеригате бывает значительный рынок. Недалеко оттуда, около Дуэры, останавливается течение уэда Зис: ниже, прибрежные жители принуждены рыть песок в сухом русле, чтобы достать воды, кроме одного только места—оазиса Тиссими, где река вдруг выходит на поверхность: с той и другой стороны этого отпрыска исчезнувшего уэда воздвигнуты крепкие замки, гарнизон которых зорко наблюдает за тем, чтобы враги не сделали попытки отвести потоки в сторону. Ниже, вода снова пропадает, и жители южного Тафилельта получают ее в виде потока только весной, во время таяния снегов; но тогда этот поток нередко заливает все сады, и оазис Тафилельт становится озером. Дайя эль-Даура, себха, в которой теряются воды всех потоков, спускающихся с восточного Атласа, тоже превращается во временное озеро: в благоприятные годы ее можно распахивать и засевать, как ложе уэда Драа, в котловине Дебайя.

Оазис, означаемый специально именем Тафилельт, или Тафилала, которое прежде ошибочно считали принадлежащим особому городу, есть самый важный центр населения во всей Сахаре; по Рольфсу, он имеет не менее сотни тысяч жителей, сгруппированных в полутораста слишком ксарах. Туземцы, прибавляя к деревням рассеянные в разных местах поселки, кучки избушек, жилых, разоренных или строящихся, могут сказать без преувеличения, что их оазис заключает в себе столько ксаров, сколько дней в году. Пространство, на котором скучено такое множество земледельцев, вероятно, обнимает около тысячи квадр. километров, и при том оно совершенно ограничено амфитеатром гор: на северо-западе джебель Бельгруль господствует над долиной уэда Зис и посредством полукруга высот примыкает к Адрару, т.е. «Горе» по преимуществу, соленосные скалы которой вздымаются на юге в степи, на востоке и северо-востоке высятся обрывы плато; местность открыта только с двух сторон: на севере, через долину, и на юго-востоке в пустыне. Тафилельт почти не имеет другой древесной растительности, кроме пальм: недостаток воды летом не позволяет культивировать другие породы дерев: но когда зимния орошения были достаточно обильны, здесь сеют также пшеницу, ячмень, клевер. Население оазиса до недавнего времени состояло почти исключительно из арабов, но в наши дни оно имеет очень смешанный характер, и племя аит-атта овладело большим числом ксаров: в Тафилельте, как во всем Марокко и в соседней Алжирии, старая берберская раса мало-по-малу вытесняет потомков арабских завоевателей. В непосредственном соседстве Тафилельта, среди восточных степей, живут пастухи-номады различных племен, известных под именем брабер или берабер.

Столпца территории Тафилельт состоит из двух, близко один от другого лежащих ксаров. На северо-востоке стоит ксар эр-Риссани, резиденция губернатора оазиса; на юго-западе торговый люд сгруппировал свои жилища в ксаре Абуам или Бу-Ам. Последний занимает первое место в оазисе по числу и богатству жителей: это главный рынок всей мароккской Сахары между Туатом и областью Уэд-Драа. Обширный квартал сплошь занят глиняными куполами, прикрывающими лавки купцов; можно подумать, что видишь перед собой собрание больших куч земли, нарытых кротами. Каждая улица является центром той или другой специальной отрасли торговли и промышленности. Здесь водворились суконники, торговцы красным и суровским товаром; далее сосредоточены продавцы мыла и масла, оливкового и коровьего; в других местах поселились оружейники, столяры, портные, седельщики и сапожники, те сапожники, которые уже многие века составляют славу и гордость Тафилельта: прежде утверждали даже, что только одни благородные имеют право заниматься сапожным ремеслом,—в такой великой чести была эта профессия. Знаменитые джильд-эль-филали, кожи, дубленые в Тафилельте, при помощи одного плода, свойственного этой стране (вероятно, акации), отправляются в Фец и Тлемсен; из Судана привозят на абуамский рынок страусовые перья и золотой песок в небольшом количестве, а также приводят невольников на продажу. На базаре можно найти всякого рода европейские товары, доставляемые главным образом алжирскими купцами, за исключением чая, который всегда покупается у английских коммерсантов. Денежным знаком в торговых сделках, как и в северном Марокко, служит почти исключительно пятифранковая монета, и европейские товары вешаются на фунт, равный полкилограмму.

Губернатор, имеющий пребывание в ксаре Эр-Риссани, всегда назначается из братьев или по крайней мере близких родственников султана, но власть его бессильна перед волей общинных собраний: он не может даже помешать жителям своего собственного ксара воевать с соседями. Если он остается в городе, то только потому, что ему нужно сохранять по крайней мере вид власти, так как Тафилельт родина его фамилии. Это имя есть не что иное, как берберская форма имени Филал, места в Аравии, откуда, будто бы, вышли предки Мулай Али-Шерифа, основателя ныне царствующей династии. Гробница этого первого государя из дома Фелали еще существует в 4 километрах к юго-востоку от Абуама, но никакой зауйи не было основано рядом с этим памятником. На запад от нынешней столицы простирается обширное поле развалин, имеющее по меньшей мере 8 километров в окружности: среди этой груды обломков, носящей имя Амра, стоят еще минареты и аркады мечети, украшенные прелестными арабесками, так хорошо сохранившимися, как будто они только вчера сделаны. Амра или Мединет эль-Амера, «Населенный Город», есть несомненно славный город Седжельмасса, или Сиджильмасса, о котором рассказывают средневековые писатели, и который географы долго искали вне оазиса Тафилельт, пока Валькенер и д’Авезак не доказали, что эти два имени, Тафилельт и Седжельмасса, тождественны как название страны. Седжельмасса был построен сто с лишним лет после геджры, и хотя разоряемый осадами и войнами, даже разрушенный «пушкой» в 1274 г., он служил резиденцией Тафилельтскому губернатору до конца семнадцатого века, когда был построен форт Эр-Риссани. Но и после того его продолжали считать как бы формально существующим. Еще в начале XVIII ст. караван богомольцев, отправляющийся в Мекку, собирался у ворот Седжельмассы, прежде чем выступить в путь к святым местам. Мечеть была до 1815 г. университетским центром, где около пятисот студентов содержались на счет государства; даже во второй половине настоящего столетия там еще читалась по пятницам публичная молитва за мароккского императора.

Речная система, следующая за бассейном уэдов Хрис и Зис в восточном Марокко, гораздо обширнее по разветвлению своих потоков; но, получая начало в менее высоких горах, покрывающихся снегом лишь на несколько недель в году, она беднее водой; селения там реже и малолюднее; впрочем, проходя на севере большой гамады, путник может быть уверен, что найдет на каждом этапе фонтан или ручей, пастбища и жилища. Мароккские войска никогда не проникают в эти области сахарской покатости, хотя тамошния племена признают духовное главенство султана-шерифа, но французские экспедиционные отряды много раз проходили теми местами в погоне за враждебными алжирцами. В 1870 г. колонна Вимпфена обследовала в 250 килом. от оранской границы часть верхнего бассейна уэда Гир, в непосредственном соседстве оазисов Тафилельта; таким образом прибавился новый маршрут к тому, который, за восемнадцать веков до нашей эпохи, начертала, от Мавритании Тингитанской до реки Гер, римская экспедиция под начальством претора Светония Паулина. Точные указания одного воина племени шанба, Ахмеда бен-Ахмеда, позволили также построить путевник, простирающийся от эль-Голеа до Тафилельта через Туат. Главные племена, обитающие в этой пограничной с пустыней области,—берабер, бени-гиль, дуи-мениа и улад-джерир. Берберы бени-гиль занимают преимущественно горные пастбища, около истоков ручьев, из которых образуются уэды Гир, Кенаца и Зусфана; племена дуи-мениа и улад-джерир, оба арабского происхождения и родственные алжирским гамианам, живут ближе к области песков. Эти различные народцы часто называются общим именем зегду, т.е. «Союзники».

Верхние истоки Гира (слово это значит «река») берут начало на плоскогорьях, недалеко от верхних притоков Молуйи, и глубокими ущельями перерезывают южные откосы гор, окаймляющих Сахару. Главный оазис этой возвышенной области, Аин-Шаир, имеет еще несколько пальм, хотя он лежит на высоте 980 метр.; но, как показывает самое имя его, «Фонтан Ячменя», он возделывает главным образом хлебные растения, и жители всех нижних оазисов приходят сюда запасаться хлебом. По соединении с другими источниками, ручьи Аин-Шаира вырыли себе широкое русло, которое они наполняют зимой, и в котором пробирается под песком невидимый поток в летнее время. При выходе из области гор, в земле Дуи-Мениа, речное ложе становится дотого обширным, что его прозвали Бахариат, или «Малым морем»; и действительно, это было озеро в предшествующую эпоху: воды дробятся здесь на бесчисленное множество струек, между которыми тамариски разрослись в целые леса; все прогалины распаханы и засеяны; только около центра равнины, некогда затопленной, пески образовали дюны. Непосредственно за этой зеленеющей низменностью следует одна из самых мрачных и самых страшных областей пустыни, залегающая между уэдом Гир и уэдом Зис: это высокая каменистая равнина, называемая иногда «гамада эль-Кебир» (Большая), по причине её значительного протяжения. Впрочем, размерами она далеко уступает многим другим плато Сахары, так как ширина её не более 100 километр.; но переход через нее крайне утомителен, по причине острых камней, которыми она покрыта. Средняя высота её около 800 метр.; она поднимается постепенно, почти нечувствительно, от берегов уэда Гир в западном направлении, и круто понижается к оазисам Тафилельта.

На опушке пустыни, между Тафилельтом и алжирской границей, находим два религиозных центра. Один—город Эс-Сахели, на верхнем Гире, где властвует «верховный глава» ордена нассириа, имеющий право брать себе долю из всех приношений, делаемых мкаддемам других духовных братств. Другой—город Кенаца, лежащий недалеко от истоков уэда того же имени, среди маленького песчаного моря и у основания уединенного плато. В этом городе существует зауйя ордена Сиди Бу-Зиан, основанная в одиннадцатом столетии; монастырь не защищен никакими стенами: нет разбойника, который бы не уважал его и не приветствовал его хуанов низким поклоном и целованием полы их платья; в большинстве соседних оазисов самое назначение шейхов принадлежит этим святым марабутам. Имея в своем распоряжении лишь немного пальм и небольшие поля, засеваемые ячменем, обитатели зауйи зависят в отношении пропитания от доброхотных приношений верующих. К западу от Кенацы, на дороге из оазиса Боанам, кабилы племени бени-сите добывают свинцовую и сурмяную руду. Сотни жителей этой области уходят каждый год на заработки в города Марокко: это мзабиты западного Магреба.

Оазис Фигиг, самый многолюдный во всем верхнем бассейне уэда Гир, лежит верстах в пятидесяти от воображаемой линии, фиктивно принятой за границу между двумя государствами, Алжирией и Марокко. В ксарах этого оазиса живет около 15.000 человек, принадлежащих почти исключительно к племени амур, а между тем слава этого маленького центра населения гремит во всех концах обширной Сахары, благодаря установившемуся и общераспространенному преданию, что Франция и обитатели Фигига уже с половины настоящего столетия ведут войну между собой, и что последние в конце концов одержали верх. Не имея никакого понятия о дипломатических фикциях, они воображают, что если французы не овладели неприятельским оазисом, то это потому, что такой подвиг был им не под силу. Правда, что французские экспедиционные отряды, обошедшие область высоких плато и гор, оставляли в стороне Фигиг, или по крайней мере не проникали внутрь его ксаров. В 1866 г. колонна под командой де-Коллона установила свой лагерь в равнине, расстилающейся непосредственно на севере оазиса и его холмов, исследованных во всех направлениях. Топографы этой экспедиции могли без всякой помехи снимать план страны. Соседство французов и военное бессилие маленьких ксаров Фигига в виду солидных армий имело то следствие, что придало некоторую реальность узам зависимости, связывающим этот оазис с Мароккской империей.

Совокупность ксаров, средняя высота которых превосходит 700 метр., окружена горами, раскиданными в беспорядке на плато и поднимающимися на 200-400 метр. над пальмовыми плантациями равнины. Речка, или вернее русло, заключающее там и сям лужи стоячей воды, извивается на севере оазиса, затем уходит через хенег, открывающийся на западе от деревень, и спускается на юг, чтобы идти на соединение с Зусфаной, одной из главных ветвей уэда Гир: против Фигига речка называется уэд эль-Галлуф, или «Кабаний поток»; но это название меняется при каждом новом ущелье, при каждом слиянии с другим ручьем. Пальмы оазиса производят еще превосходные финики: мы находимся на естественной границе между областью плоскогорий и областью Сахары; альфа сменяется дрином, растением, свойственным по преимуществу пескам пустыни. Ячмень дает обильные урожаи в орошаемых лощинах; часто окрестные племена приходят на фигигский рынок запасаться хлебом. Почти все ксары, расположенные на неправильной террасе, окружены общей оградой, имеющей около 16 километр. длины; впрочем, эта ограда есть не что иное, как стена из битой глины в 2 метра вышиной, прорезанная бойницами и фланкированная маленькими башнями. Самое большое село, лежащее в юго-западном углу, носит имя Зенага, напоминающее бывший союз племен зенага или санхеджа, члены которого рассеяны по всей северной Африке, от Туниса до Сенегала. Это местечко единственное в Фигиге, не имеющее собственного источника: оттого жители его не успокоились до тех пор, пока не отвоевали оросительный поток у своих соседей; при помощи подземного канала они отвели источник Эль-Удагир, затем соорудили бордж для защиты своего нового приобретения. Вода так дорога в этом оазисе, что харубба, т.е. право пользования источником дважды в месяц, в течение одного часа каждый раз, продается у зенагов по 600 франк.

Все другие ксары построены при источниках. В северо-восточном углу оазиса две деревни, называемые Эль-Гаммам, т.е. «Термы», имеют даже воды высокой температуры. Дома вообще содержатся очень опрятно, и сами обитатели отличаются заботливостью о своей особе, также как красотой черт и благородством осанки; у них, как и у многих других берберов, белокурые волосы и голубые глаза—не редкость. Кроме девяти ксаров, запертых стеной оазиса, два местечка, Тарла и Бени-Униф, находятся вне ограды, на западном берегу долины, и многочисленные группы палаток, гильтана, рассеяны по скатам холмов. Все внешние оазисы, или джали, принадлежат зенагам, которые, не будучи в состоянии культивировать все свои пальмы, собирают с них плоды в два года раз. Во всех оазисах вместе насчитывается около 200.000 финиковых пальм. Каждый ксар через двухлетние промежутки избирает местный совет (по одному члену на пятьдесят избирателей), который назначает из своей среды начальника совета, казначея и судью, могущих быть вновь выбранными неопределенное число раз. Четыре раза в год, в обыкновенное время, и чаще в критические моменты, общее вече, или джемаа, собирается в прогалине, нейтральной местности, лежащей в центре оазиса Фигиг, и обсуждает общие дела республики. Попечение о духовных нуждах народа вверяется этим общим собранием группе марабутов, влияние которых, религиозное и политическое, распространяется, повидимому, до пределов алжирского Телля; в каждой деревне есть мечеть, которая всегда строится подле источника, и сюда-то приходит поучаться юношество из оазисов и из Марокко. Фигиг—это главный университет страны. Понятно, что этот очаг пропаганды против руми, лежащий в непосредственном соседстве границы и служащий убежищем для мятежников и дезертиров, представляет, в политическом смысле, гораздо более важное значение, чем то, которое принадлежит этому оазису по численности его населения. Жители Фигига уходят в большом числе на заработки: они славятся как отличные каменщики и искусные рудокопы. Женщины ткут бумажные и шерстяные материи, вышивают хаики и красят ткани. В оазисе живет несколько евреев, но им запрещено «под страхом смерти» давать деньги в ссуду; точно также они не имеют права приобретать в собственность дома или сады.

Фигиг находится недалеко от одного из будущих путей, которые направятся через Сахару; но важнейший жизненный пункт—это ксар Игли, лежащий при слиянии уэдов Гир и Зусфана, образующих уэд Саура, долина которого продолжается на юг между грядами дюн. Этот оазис, где соединяются долины, есть обязательное место прохода для караванов: здесь сходятся дороги Алжирии, Марокко, Туата. Население его состоит из семейств, принадлежащих к двум племенам, дуи-мениа и улад-сиди-шейх. Между Фигигом и оазисом Игли, самые большие пальмовые леса, содержащие около 100.000 финиковых пальм, принадлежат богатому племени бени-гуми, состоящему в вассальной зависимости от племени дуи-мениа. В этой области периодически происходит большое передвижение людей и стад, сообразно смене времен года. Летом пастухи кочуют на плоскогорьях, а на зиму спускаются в равнины; если они замешкаются, стада сами уходят, так что пастухи поневоле должны следовать за скотом.