III. Дорога из Феццана на озеро Цаде. Оазисы Кавар.
Большая караванная дорога между Мурзуком и озером Цаде, которую рано или поздно заменит железная дорога, есть бесспорно главный и лучший путь через Сахару. Не только пространство, проходимое от северных до южных возделанных земель, меньше, чем во всякой другой части пустыни, так как от Феццана до Канема расстояние не достигает даже тысячи километров, но, кроме того, в этом направлении следуют один за другим несколько оазисов, между прочим, архипелаг Кавар. Таким образом этот торговый путь служит естественной раздельной линией между восточной частью пустыни, в которой Тибести составляет центральный массив, и той областью, где возвышаются холмы Аир. При том и этнологическая граница между тиббусами и туарегами находится недалеко от этой цепи оазисов: она проходит в небольшом расстоянии к западу, перемещаясь соответственно набегам, которые делаются с той и другой стороны.
Пройдя «Ворота», открывающиеся в раздельном плато на юге Феццана, караваны спускаются в красноватую равнину, нечувствительно понижающуюся в южном направлении. Перевал совершается на высоте около 650 метров; а озеро Цаде, к которому направляется дорога, почти не делая изгибов, и которое находится в 950 километрах по прямой линии, лежит на высоте 275 метров. Следовательно, в целом спуск составляет 375 метров, но он распределен неравномерно: относительно довольно сильное в северной части плоскогорья, падение выравнивается южнее, в средней области пустыни. Там высоты держатся между 350 и 400 метрами на пространстве четырех градусов по широте. Холмистое плоскогорье развертывается в виде больших волн, над которыми на горизонте показываются правильные известковые или песчаниковые плато. То тут, то там, среди угрюмой пустыни, виднеются массивы голых бесплодных скал, которые кажутся спаленными или еще пылающими,—так сильно они отражают жгучие лучи солнца. Впадины, открывающиеся в камне или глине, между обрывами или дюнами, сырее окружающих пространств и заключают в себе колодцы, постоянные или временные, засыпаемые песком и вновь очищаемые каждым проходящим караваном.

Несколько оазисов занимают самые большие из этих низменностей. Таков оазис Ят, называемый арабами Сахия, т.е. «Веселый»; он тянется на пространстве 20 километров с востока на запад и 3 километров с севера на юг: путешественник, проходивший перед тем по обширным, лишенным всякой растительности, равнинам, готов назвать этот оазис «лесом»,—так поразителен контраст, который составляют с окружающими песками чащи диких финиковых пальм, акаций, пространства, поросшие травой; пальмы дум тоже очень многочисленны в оазисе Ят: они достигают здесь своего северного предела. Оазис Еггеба, к юго-западу от предыдущего, гораздо меньше и малолюднее; оазис Сиггедим, хотя очень богатый финиковыми пальмами, не имел ни одного жителя во время прохода Нахтигаля, в 1870 г.; но оазис Джебадо, на северо-западе, населен, как и оазис Ят, тиббусами и канури; сколько известно, до сих пор он только раз был посещен европейцем. В 1862 г. путешественник Берман прошел через этот оазис, последнюю станцию тиббусов и их единоплеменников канури в западном направлении.
Отделенный от оазиса Еггеба каменистой гамадой, оазис Кавар тянется на пространстве около 80 километров: ось его направлена точно с севера на юг, и караванная дорога идет от одного до другого конца пальмовой аллеи, прерываемой там и сям песками и скалами; рядом с оазисом, на восточной его стороне, тянется, параллельно низменности цепь скал, поднимающихся в иных местах на сотню метров: вероятно, этот кряж и дал повод тиббусам назвать этот оазис Эннери Туге, что значит «долина Скал». Около десятка местечек, принадлежащих племени теда, следуют одно за другим в этой длинной долине. Большинство этих поселений построены у подножия глыбы песчаника, с вертикальными стенками, которая служит убежищем в случае внезапного нападения: крепостца изрыта галлереями и подземельями, куда складывают запасы продовольствия; для воды вырыты цистерны в камне; род лестницы или наклонной плоскости, устроенной из стволов пальм, с перекладинами из дерева акации, позволяет взбираться на вершину цитадели. Эти укрепленные городки, населенные главным образом эмигрантами племени канури, построены на тот же лад, как города Гауссы: дома расположены на правильно распланированных улицах, и общая ограда окружает все постройки. Так был построен, вероятно, в одиннадцатом веке, город Дирки или Дирко, столица всего оазиса. Около южной оконечности Кавара, другой город, Гару, более многолюдный, чем резиденция, построен тоже в суданском стиле, и жители его в большинстве канурийского происхождения.
Смешение рас не повредило красоте племени тиббу или теда: в оазисе Кавар женщины отличаются той же чистотой черт, той же стройностью и пропорциональностью форм, как их сестры в Тибести, но к этому у них присоединяется еще грация движений, приятность физиономии, прелесть улыбки. Празднества в Каваре веселее, чем в восточных горах, продолжительнее, и кавалькады пышнее. Нравы тиббусов в этом оазисе, лежащем на большой караванной дороге, уже не те, что в бесплодной, уединенной метрополии, столь редко посещаемой, и местная независимость не могла здесь сохраниться: дардай, чаще называемый май или «царек», пользуется действительной властью над своими подданными; но он имеет могущественного соперника по власти в лице мкаддема сенусиев, пребывающего в монастыре Шиммедру, недалеко от столицы. Наконец, есть и еще господа над жителями Кавара: это арабы племени аулад-слиман, которые прежде кочевали в степях триполийского побережья, а затем передвинулись к югу, чтобы искать себе нового поля для грабежей в соседстве озера Цаде. Наследственные враги тиббусов, эти хищники часто нападают врасплох на Каварские оазисы, убивают мужчин, уводят в неволю женщин и детей, забирают все ценное имущество; деревни пустеют, но достаточно короткого периода мира, чтобы покинутые дома заселились новыми иммигрантами. Во время путешествия Нахтигаля совокупность жилых строений в разных частях оазиса могла бы вмещать до 6.000 обитателей, а между тем все население состояло только из 2.300 душ.
Если разоренные набегами общины снова возрождаются, то причина тому не плодородие почвы и обилие урожаев. Финики, производимые тамошними пальмовыми плантациями, посредственного качества, а хлебопашеством жители не смеют заниматься. Но выгоды, доставляемые торговлей в этом обязательном месте привала, на полдороге из Мурзука в Куку, достаточно велики, чтобы побудить жителей воспользоваться ими, даже подвергаясь опасности; кроме того, оазис Кавар обладает сокровищем, которое обеспечивает ему постоянных покупателей из большей части суданских областей: это его соляные озера. Главный город Дирко, лежащий почти в центре оазиса, окружен несколькими резервуарами соленой воды, из которых один производит также «червей» (artemia oudneyi), как Бахр-эль-Дуд в Феццане; но самые богатые озера, дающие наибольшее количество соли, лежат в Бильме,—так называется южная часть оазиса, где находится город Гару, дома которого построены из земли, смешанной с солью. Соляные озера Бильмы неглубоки и разгорожены на отделения глиняными стенами, в роде «горбов» (bosses) на солончаках во Франции. Вследствие испарения, соль кристаллизуется на поверхности воды и, смешиваясь с пылью и песком, наносимыми ветром, скоро образует сероватую кору, по виду не отличающуюся от окружающей почвы. На дне отлагается второй слой соли, которую рабочие собирают и складывают в кучки, сортируя ее по качеству: которая получше—для людей, похуже—для животных. Затем они делают из неё плитки или кирпичи различных форм и выменивают верблюжий вьюк на количество хлеба в зерне стоимостью около пяти франков. На рынках Судана эта цена увеличивается по малой мере в тридцать раз.
Правда, в суданских областях ухитряются добывать соль сжиганием некоторых растений и даже коровьего кала; в некоторых местах ее можно получать также выщелачиванием солончаковых земель; но эти способы добывания длинны и трудны, да при том получается продукт гораздо низшего качества, чем кристаллическая соль, покупаемая в пустыне. Из всех соляных промыслов Бильма самый богатый и дает лучшую соль, оттого туда стекаются за сотни верст кругом за покупкой драгоценного минерала; в виде приветствия приезжим, женщины того края бросают им на платье пригоршни соли, как бы желая этим сказать: «вот вам лучшее, что имеет наша земля!» По словам Нахтигаля, около 70.000 верблюдов приходят ежегодно за грузами соли на озера Бильмы, и некоторые из караванов, между прочим, караваны туарегских купцов, доставляющих соль в Гауссу, состоят каждый из трех тысяч вьючных животных. Тиббусам принадлежит монополия перевозки соли между оазисом Кавар и их горами в Тибести; соплеменники их, дазаны, поставляют этот товар в Канем и в Борну; но все западные и северо-западные земли снабжаются солью чрез посредство туарегских караванов, которые присвоили себе род сюзеренной власти над населением оазиса и даже запрещают ему заниматься хлебопашеством, в тех видах, чтобы оно всегда оставалось в зависимости от них по покупке этого необходимого продукта.
К востоку и к западу от оазиса Кавар, этой длинной проходной аллеи, жители которой всегда в дороге, либо по торговым делам, либо спасаясь бегством, места привала и пребывания очень удалены одно от другого. Первые деревни Тибести находятся в 400 километрах к востоку; расстояние до Рата, на северо-западе, вдвое больше; до Агадеса, в оазисе Аир, насчитывают 700 километров, при чем нужно еще переходить через каменистую и безводную гамаду. Главный этап на этом трудном пути—оазис Аграм, аванпост тиббусов в западном направлении; впрочем, тиббусы не единственные его обитатели: вместе с ними, эту узкую впадину пустыни занимают переселенцы из Борну.
Область, отделяющая оазис Кавар от окраины Судана, одна из самых трудных для перехода. Дюна следует за дюной до бесконечности: огромные песчаные волны, высотой до пятнадцати метров, тянутся непрерывным рядом от одного горизонта до другого, в направлении с востока на запад, то-есть в том же направлении, как и правильные ветры пустыни. Необозримое пространство сыпучих песков прерывается только в одном пункте так называемой «Уединенной Скалой», Кау-Тило. Пройдя маленький оазис Зау, снова вступаешь в бесконечное царство дюн; на пространстве сотни верст верблюды все время поднимаются и спускаются с бугра на бугор: здесь-то в особенности верблюд, поочередно появляющийся и исчезающий, как судно на волнах, может быть назван «кораблем пустыни». Скалы Диббела составляют южный рубеж этой области дюн; в этом месте скончался английский путешественник Уаррингтон. Мы уже вышли из Сахары в собственном смысле слова, чтобы вступить в пояс степей, окаймляющих на севере влажные земли Судана. Трава растет в изобилии, сначала в узких долинах между волнообразными повышениями почвы, затем и на возвышенных местах; серый или желтоватый колорит ландшафта сменяется цветом зелени; в оазисе Агадем является первое дерево, не принадлежащее ни к пальмам, ни к акациям: это тундуб (capparis sodada), с искривленным и разорванным стволом, с большими раскидистыми ветвями. Мало найдется местностей в свете более богатых животной жизнью, чем этот пояс сахарских степей. Антилопы пасутся там стадами в десятки и сотни голов; во многих местах можно подумать, что попал в огромный парк, населенный домашними животными. Пустыня пройдена.