IV. Казаманка.

Река Казаманка или Казаманса, названная так от мансы, или царька, народца Касса, в целом, гораздо более походит на лиман, нежели на реку. Истоки её, зарождающиеся у подошвы террас области Хабу, еще не были посещены путешественниками, но они несомненно находятся не более как в 300 километрах от устья по прямой линии, потому что далее страна, пройденная исследователем Гудсбери, в 1881 году, принадлежит уже к бассейну Гамбии. Стиснутый, на севере и юге, между двух параллельных впадин, где текут Гамбия и Рио-Кашео, бассейн Казаманки, вероятно, занимает площадь не более 15.000 квадратн. километров. Что касается народонаселения этой территории, то до сих пор правильная народная перепись была произведена, именно в 1879 году, только в двух постах, занимаемых французами, где оказалось 2.500 жителей; во всем крае приблизительно насчитывают около ста тысяч душ.

Уже с половины шестнадцатого столетия португальцы вели торговлю в бассейне Казаманки; они знали даже внутри его торговые пути, пользуясь которыми могли добираться до Салума по боковым потокам и волокам: многие слова их языка, встречающиеся во всех наречиях туземного населения, свидетельствуют о влиянии, которое они имели некогда в этой стране. Однако, так как главный предмет их торговли составляли невольники, то португальцам небезопасно было делать экскурсии за черту своих укрепленных постов, и так как местность вокруг их поселения мало-по-малу обращалась в пустое пространство, то они должны были часто перемещать свои фактории.

Англичане тоже основали несколько факторий на берегах Казамансы, но они не покупали земель у окружающих племен. Французы сделали свое первое территориальное приобретение в устье этой реки в 1828 году; впрочем, уступленная им земля,—остров Джоге, лежащий на северной стороне устья,—не получила никакого поселения; в 1836 и 1837 годах они заняли два острова, командующие на юге входом в лиман, Карабан и Гимберинг, и основали пост Седиу, в том месте, выше которого уже не поднимаются гоэлетты. С той поры многочисленные договоры, заключенные с прибрежными племенами, обеспечили за французами сюзеренитет или владение почти над всей территорией бассейна, и в 1886 году конвенция с Португалией определила точным образом, между Казаманкой и Рио-Кашео. раздельную черту двух политических областей, французской и португальской. Фактория Зигиншор, единственный остаток бывшего лузитанскаго владычества в бассейне Казаманки, была уступлена французам, и с восточной стороны область, присвоенная виртуально Франции, продолжается через неизследованные пустыни территории Фирду и Хабу к верхней Гамбии и Фалеме; таким образом Казаманка считается политически соединенной с бассейном верхнего Сенегала.

Седиу, крайний пункт морского судоходства, находится в 175 километрах от моря, а между тем средняя ширина реки там по меньшей мере два с половиной километра; правда, что вода там очень не глубока, и хозяева барок, имеющих осадку менее двух метров, всегда подвигаются вперед с лотом в руке, или следуют фарватером, обозначенным древесными ветвями, воткнутыми через известные промежутки в дно реки; выше Седиу барки поднимаются еще на сотню километров, до деревни Колибанта. Ниже Седиу, Казаманка принимает в себя один только большой приток—реку Сонгрогу (вероятно, Сан-Грегорио португальцев), которая вытекает из болотистой местности, прилегающей к бассейну Гамбии: это торговый путь, который на старых картах ошибочно изображали в виде канала, идущего непрерывно от реки до реки, тогда как в действительности он дополняется волоком, где товары переносятся на спине людей от судна до судна. Ниже слияния с Сонгрогу, имеющего в период половодья около 4 верст в ширину, боковые потоки или рукава (marigots) все более и более умножаются и образуют обширную судоходную сеть в несколько сот километров, меняющуюся с временами года и в разные годы, увеличиваемую приливом и уменьшаемую отливом дважды в сутки: вода в лимане соленая до Зигиншора и даже несколько выше, на пространстве 75 километров от устья. В нижней части дельты бесчисленные разветвления образуют лабиринт каналов, соединяющийся, с одной стороны, с лиманом Гамбии, с другой—с лиманом Рио-Кашео; но если с внутренней стороны твердая земля вся изрезана этими извилистыми водами, то морской берег вполне сохранил свою правильность: он тянется почти по прямой линии от мыса Сент-Мери до мыса Рохо, где начинаются те причудливые иссечения берега, которыми характеризуется все побережье португальской Гвинеи. Бар Казаманки, прерывающий эту правильную линию берега, не глубок; толщина покрывающего его слоя воды не превышает двух метров в часы отлива, и существующие три протока через порог часто меняют место. Обширные леса по берегам реки изобилуют мелкой дичью, но хищные звери там редки.

В верхней части бассейна, хабун’ке, или «люди земли Хабу», и мандинги, называемые также сузи (Saussayes у старинных авторов), составляют господствующее население: они населяют Фирду, в области истоков, вне земель, подвластных Франции, а в территории, состоящей под её протекторатом, обитают, на северной стороне реки, в провинциях Пакао, Будие, Яссин, и на южной—в провинциях Брассу, Бальмаду и Суна. В своем завоевательном движении они вытесняли встречавшееся на пути коренное население, но, наконец, натолкнулись на французов, и поражение, нанесенное им последними в нескольких стычках, заставило их покориться. С этого времени насильственное давление, происходившее с востока на запад, приостановилось; мандинги перестали теснить негров поморья, также как и сами не подвергаются более нашествию со стороны феллатов, жителей внутренних областей; вместе с тем прекратились и насильственные обращения в ислам в территории Казаманки. Мандинги этой страны не создали монархического государства; они распадаются на маленькия олигархические республики, управляемые двумя сановниками, алькати (кади или алькад), военным предводителем, и альмами, духовным главой. Рядом с мандингами существуют другие общины, следовавшие за ними в их переселении: это пастухи феллаты, живущие отдельными деревнями (фула-кунда), и земледельцы сараколе. Эти последние основали многочисленные колонии в соседстве французских постов и охотно берут себе в жены беглых рабынь, смешиваясь таким образом с туземным населением. Дети, рожденные от этих брачных союзов, не могут покидать край до своего совершеннолетия, так как иначе, в случае поимки их бывшими господами матери, они были бы задерживаемы, как невольники. Даже лахобе, эти сенегальские цыгане, пришли следом за фулами и мандингами в земли по течению Казаманки.

В некоторых округах страны водворились другие завоеватели—баланты, пришедшие с берегов Гебы, из португальской Гвинеи. Прежде они переходили Казаманку, чтобы опустошать селения других негров; так, ими были обращены в пустыни некоторыя части провинций Будие и Яссин; но теперь они уже не смеют вторгаться за реку, и их общины, наиболее выдвинутые к северу, при том подчиненные французскому протекторату, расположены по левому берегу Казаманки, книзу от поста Седиу. Прежние обитатели края, баньюны, оттеснены далее к низовью, по обе стороны реки, но на южном берегу, это племя, стиснутое между балантами на востоке и фелупами на западе, сводится к нескольким семействам, в значительной степени смешанным с португальской кровью. На северной стороне Казаманки баньюны все еще составляют господствующее население, а по берегам Сонгрогу селения их распространены до Гамбии. Одно из их племен, касса или кассанга, дало свое имя самой реке, и до сих пор еще показывают, на левом берегу, остатки бывшей столицы Биркам, разрушенной балантами. Жители деревни Диагну, лежащей ниже по течению, почти против устья притока Сонгрогу, по словам путешественника Валлон, хранят, как драгоценность, золотой скипетр своих прежних королей; в самой реке груда камней указывает место, где происходил обряд коронования касса-мансы. Хотя гордящиеся своим былым могуществом, баньюны не съумели, однако, сохранить своих владений: иногда они дрались с ожесточением, защищая свою землю от вражеского нашествия, но часто уступали ее без борьбы или покорялись победителям, сливаясь с ними в смешанное население и подчиняясь новым обычаям. В провинциях Будие и Яссин они сделались мандингами по нравам, религии и языку. Рабов у них нет, что должно приписать не уважению к человеческой свободе, а сознанию своей политической слабости: овладев пленниками, они спешат продать их, из опасения, чтобы более сильный неприятель не отнял у них эту живую добычу.

Отличные земледельцы, баньюны сеют рис и земляные фисташки (арахиды) и обменивают свои произведения на соль, ружья и порох. Они очень честны, никогда не воруют и оставляют свои хаты открытыми, предоставляя находящиеся внутри жилища съестные припасы в распоряжение всякого прохожого. Когда путешественник забудет что-нибудь в их деревне, они заботливо берегут забытую вещь, чтобы возвратить ее при случае.

Баньюны—среднего роста, гораздо ниже уолофов и сереров, но выше фелупов; голова их кажется относительно огромной, по причине очень широкого лица, с большим ртом и сильно приплюснутым носом. Как некоторые американские народцы, они могли бы быть названы orejones, т.е. «длинноухими», потому что у них в обычае протыкать мочку ушей в нескольких местах и в отверстие вставлять куски бамбука, которые вытягивают хрящ, так что нижний конец уха висит на плече; кроме того, они подпиливают себе зубы в форме острия, как большинство негров побережья до Бенинского залива; очень тщеславные, они носят, в виде украшений, медные браслеты на руках и ногах, медные пуговицы на переднике и головном уборе. В тех округах, где баньюны еще не смешаны с другими племенами, они остались анимистами и не имеют другого культа, кроме колдовства: они покупают гри-гри у магометанских марабутов, крестики у португальских патеров и подвергают испытанию ядом подозреваемых в наведении порчи на скотину или людей: в темную ночь момбо-джомбо, более грозный, чем его коллега у мандингов, может-быть, человек, может-быть, бог, произносит глухим голосом имя несчастного, обреченного на страшную пытку. Древние формы матриархального быта еще господствуют у баньюнов, как почти у всех народцев прибрежья: благородное звание, имущественные права передаются по наследству через женщин и последние наравне с мужчинами обсуждают общественные дела в сельских советах, где часто имеют решающее влияние. Первый, занявший землю, где основывается новая деревня, становится по праву её главой и носит красный колпак, символ его власти; земля облагораживает владеющего ею, но он не может продать ее: она должна оставаться в его роде из поколения в поколение.

Береговые населения, теснимые завоевателями, получили у португальцев общее имя «фелуп», и действительно они более или менее сходны между собой по наречиям и нравам; но эти населения утратили всякую национальную связь: насильственно рассеянные и, вероятно, спустившиеся на более низкую ступень цивилизации сравнительно с прежним временем, они распались на множество отдельных народцев. из которых каждый имеет особое имя и живет особняком на своем острове или полуострове, отделенный от других народцев рекой, проливом или лагуной. На севере, вблизи моря, находим племена аямат, иола, кабиль или карон; восточнее, но тоже к северу от Казаманки, обитают джигуши или джугуты, фогни, каймуты и те фелупы, в области реки Сонгрогу, которых за их большие стада крупного рогатого скота португальцы прозвали «вакасами» (Vacas—коровы); на южной стороне реки, территории, изрезанные боковыми потоками (marigots), заняты банжиарами, фулунами, байотами: эти последние по языку наиболее отличаются от всех других фелупов; они очень малорослы, ниже ростом даже своих соседей баньюнов. От своей прежней, более высокой культуры, большинство фелупов сохранили искусство строить дома относительно большие и комфортабельные; это хаты из глины, очень прочные, долго выдерживающие разрушительное действие непогод, и разделенные внутренними перегородками на несколько покоев. Фелупы правого берега умеют делать из ствола бавольника большие и красивые пироги и сами мастерят стрелы, дротики, прямые шпаги, которыми ловко владеют. Между народцами социальная связь очень ослаблена: они составляют столько мелких государств, сколько существует деревень и поселков; семейные союзы быстро образуются и распадаются: во многих местах дети заранее предназначаются к службе в доме вождя. По обычаю» беременные женщины, когда почувствуют приближение родов, должны уходить в лес, и появляются перед своими мужьями только несколько дней спустя после разрешения от бремени. Очень боязливые, что объясняется опасностями, которыми окружено их существование, фелупы сделались предусмотрительными земледельцами: как бы ни был обилен урожай, они никогда но продают излишка риса, пока не убедятся в благополучном состоянии нового посева; собранное зерно по целым месяцам сохраняется под хижинами, в кладовой, через которую время от времени пропускают дым, чтобы предохранить запасы от нападения насекомых; оттого их рис, всегда закоптелый, имеет меньшую торговую ценность, чем тот же продукт соседних племен баньюнов или балантов, которые продают свое зерно сряду после его уборки. Земля фелупов покрыта пальмами, у которых они атрофируют плод, чтобы отвлечь все соки дерева, собираемые ими для приготовления хмельного напитка. За исключением вакасов, эти туземцы держат скот для принесения его в жертву умершим и справления похорон; они имеют идею верховного божества, которое, по их понятию, есть в одно и то же время небо, дождь, ветер и буря. Живя под гнетом вечного страха, фелупы легко делаются добычей колдунов; нигде в Африке чародеи не имеют такой большой практики и не возбуждают к себе такой сильной ненависти: их обвиняют в том, что они изводят людей посредством порчи и зелья, но часто бывает также, что их самих хватают и замучивают до смерти. Впрочем, между фелупами, живущими в соседстве постов, где негоцианты нанимают их для перевозки товаров, мало-по-малу совершается перемена нравов и учреждений. Прежние путешественники, Мунго-Парк, Бивер, хвалили их честность и верность данному слову: сохранили ли они эти качества и в наши дни?

Главный военный и торговый пост на Казаманке—Седиу, называемый также Франсес-кунда, что значит «жилище французов». Основанный в 1837 г., на правом берегу реки, в том месте, где прекращается плавание гоэлетт (небольшие морские суда), он вырос в настоящий город, с постройками на европейский манер и обширными складами для товаров; вокруг него возникли деревни племени сараколе и других земледельцев, обильно снабжающие город провизией всякого рода; почти все европейские породы плодовых деревьев с успехом культивируются в садах Седиу. Гавань всегда оживлена многочисленными судами, которые приходят грузиться земляными фисташками и другими произведениями области верховья. Хотя город расположен в низкой местности, однако, маленький гарнизон, занимающий этот пост, менее страдает от лихорадки, в сравнении с гарнизонами большинства других военных станций Сенегамбии; несмотря на то, население Седиу в 1884 году заключало в себе только трех европейцев. Зигиншор, бывший португальский пост, недавно уступленный Франции, ведет гораздо менее значительную торговлю, чем Седиу; построенный на левом берегу реки, ниже впадения в нее притока Сонгрогу, он занимает, в коммерческом отношении, прекрасное положение, и мог бы извлекать выгоды из торгового движения, происходящего через Казаманку между бассейнами Гамбии и Рио-Кашео; но воздух в нем нездоровый, и отчасти по этой причине, отчасти во избежание опасности, которой подвергались караваны со стороны воинов соседнего племени баланта, купцы избрали себе другую дорогу, в обход Зигиншора.

В низовье реки наиболее счастливое положение занимает пост Сен-Жорж (Св. Георгия), сравнительно мало посещаемый торговцами. Он построен на левом берегу, у оконечности высокого полуострова, осененного пальмами и другими большими деревьями; почва в этой местности плодородная, воздух, освежаемый морской бризой,—здоровый, и у подножия высокого берега протекает широкая река. Немного западнее этого поста существует непрерывное водное сообщение с лиманом Рио-Кашео посредством ряда боковых потоков, лагун и болот, где очень легко было бы прорыть судоходный канал. Более многолюдная и более важная по торговле, станция Карабана, тоже на левом берегу реки, на северной оконечности острова того же имени, занимает гораздо менее благоприятное положение: по климату и почве ее можно сравнить с Батурстом. Дома её построены на песчаных отмелях, затопляемых морем, так что фундаменты стоят в воде; гнилые болота покрывают почву вокруг поста, тинистые лагуны отделяют его от внутренних плодоносных земель, и гоэлетты должны бросать якорь в открытом море. Вывоз состоит из земляных фисташек, растительного масла и пальмовых орехов. В 1883 году отпускная торговля территории Казаманка выразилась следующими цифрами: земляных фисташек вывезено—5.230.000 килограмм.; пальмовых орехов—184.000 килограмм.; каучука—54.000 килограмм.; всего на сумму 15.000.000 франков.

Километрах в десяти к юго-востоку от Карабаны, на берегу большого бокового потока (marigot), находится бывшая английская фактория Линкольн, теперь бедная деревушка Элинкин, населенная разноплеменным сбродом и держащая в страхе своих соседей.