VI. Южные реки
Вся область побережья, простирающаяся, с северо-запада на юго-восток, на протяжении 300 километров но прямой линии, между португальской Гвинеей и английскими владениями Сиерра-Леоне, известна под именем «Рек Юга» (Rivieres du Sud). Происхождение этого названия объясняется тем, что в глазах моряков и негоциантов устья рек, куда проникают суда для менового торга с туземцами,—единственные стоющие внимания части территории. Они называют также эту береговую полосу «низовьем берега», подразумевая под его «верховьем» все прибрежье Сенегамбии, лежащее на север от архипелага Биссагос. Эта территория «Южных рек» уже с пятнадцатого столетия посещается купцами разных наций: португальцы, англичане, немцы, основали там фактории, но французские торговцы имеют значительный перевес по объему коммерческих операций; кроме того, по новейшим конвенциям, за Францией признан политический сюзеренитет над всей береговой полосой и над областью прилегающих к ней покатостей.
Впрочем, эту территорию нельзя назвать колониальным владением в собственном смысле: это не более, как страна торговой эксплоатации, при том еще едва утилизируемая, если принять в соображение баснословное плодородие почвы и выгоды, которые представлял бы край в смысле удобства сообщений с долинами Фута-Джаллона и областью истоков Нигера. В настоящее время реки Юга даже купцами посещаются только пять месяцев в году. «Меновая кампания», которую представители, черные и белые, сенегальских негоциантов производят каждый год в этих факториях, продолжается с декабря до апреля; она обнимает покупку масляничных семян и других произведений приморской полосы, а также покупку «дорогих товаров», которые привозятся караванами из внутренних местностей—кунжута, каучука, камеди, воска, кож, золотого песку. Но эта страна, которую несомненно ожидает блестящая будущность, еще очень мало знакома европейцам; за исключением бассейнов рек Нуньец и Большой и Малой Скарсии, она еще не была обследована путешественниками: неизвестно даже в точности, какое направление принимают реки, истоки которых открыты в горах Фута-Джаллона, и в какие лиманы они изливаются. Поэтому можно лишь гадательно определять размеры территории, причисляемой к французским владениям: если принять для берегового пояса до массива Фута-Джаллон среднюю ширину в 200 километров, то вся площадь этой территории будет около 60.000 квадр. километров. Так как туземное население относительно густо на всем побережьи, то число жителей на этой покатости можно считать по малой мере в 200.000 душ; в 1877 году насчитывали до 30.000 резидентов в меновых конторах и окружающих деревнях. Одни только маленькия государства Коба и Кобитай, на лимане Сангареи, имеют свыше 30.000 жителей.
Весь этот берег Южных рек, как и португальская Гвинея, разрезан на полуострова, которые, благодаря многочисленным притокам и лагунам, в часы прилива обращаются в лабиринт островов и островков; но лиманы здесь по большей части не далеко вдаются внутрь материка, так как местность довольно быстро повышается к горам Фута-Джаллон: едва минуешь пояс корнепусков, как уже начинается твердая почва, происшедшая от разложения железистого песчаника. Крайняя северная река этой области довольно многоводна: в том месте, где Ламбер переправлялся через нее, в 1860 г., она носит имя Когон; при устье туземцы, которых расспрашивал Бельчер, называли ее Компони или Кампуни. Впадая в море широким лиманом, она разветвляется на несколько рукавов, из которых один опоясывает на западе остров Тристан, первую французскую землю в этой части поморья. Остров этот носит имя португальского мореплавателя Нуно Тристана, который открыл его в 1455 году.
Рио Нуньец (Нуно по-португальски) тоже называется по имени этого морехода, который первый из европейцев проник в те места и нашел там смерть, в стычке с чернокожими. Туземцы называют эту речку Какунди; она питается многочисленными быстрыми ручьями, через которые устроены висячие мосты из лиан и древесных ветвей. Рио-Нуньец, имеющий весьма важное значение для торговли, по объему воды уступает предыдущей реке (Компони): длина его течения, выше лимана, вероятно, не превышает сотни километров; истоки находятся довольно близко от водопадов, у которых прекращается судоходство, немного выше французской фактории Боке. Большие глубины, в 5 и 6 метров при отливе, начинаются в 60 километрах от моря: от этого места до лимана глубоко сидящие суда плавают безопасно; вход в реку не загражден баром, хотя там в течение настоящего столетия образовался остров, называемый Песчаным и теперь уже заросший лесом. Но приливные течения врываются с большой силой в воровку Рио-Нуньеца, имеющую 7 километров ширины в отверстии: иногда скорость воды достигает 9 километр. в час, и многочисленные остовы потерпевших крушение судов свидетельствуют об опасности, которой подвергаются, при столкновении двух встречных течений, морского и речного, парусные суда, пускающиеся без опытного лоцмана. Приливная волна поднимается в Рио-Нуньеце выше, чем в других реках этого побережья; высота её достигает 6 и 7 метров. На обоих берегах реки листва корнепусков останавливается по совершенно правильной горизонтальной плоскости, указывающей высоту, до которой поднимается уровень воды во время прилива. Глубина Рио-Нуньеца, большое протяжение представляемого им водного пути, доступного для пароходов, земледельческое богатство бассейна и близость горной страны Фута-Джаллон указывают на эту реку, как на одну из главных дверей, ведущих во внутреннюю Африку, и Оливье де-Сандерваль предполагал выбрать именно Рио-Нуньец за исходный пункт железной дороги, на которую он получил от альмами всемилостивейшую концессию, но которой, вероятно, суждено остаться в форме проекта.
Несколько южнее Рио-Нуньеца течет, параллельно ему, другая река, Катако, с очень трудным входом; но первый большой поток, впадающий в море, находится в сотне километров далее, за треугольной стрелкой мыса Верга, доминируемой высокими холмами. Это река Понго (Понгос, Понгас), притоки которой берут начало в юго-западных долинах массива Фута-Джаллон; область среднего течения её еще не исследована, и пути притоков не могут быть точно означены на карте; даже номенклатура их еще не отождествлена. Лиман Рио-Понго, менее широкий сравнительно с лиманом Рио-Нуньеца, разветвляется на множество второстепенных рукавов: на пространстве около тридцати километров берег, хотя представляющий со стороны моря непрерывную прямую линию, изрезан внутри обширной сетью каналов (marigots), образующей настоящий лабиринт, где суда, быстро увлекаемые течением в часы прилива, движутся под сводами из зелени. Бар при устье Рио-Понго самый трудный в сравнении с порогами других рек Юга, и если судно угодит сразу в узкий проход, оно рискует быть отнесенным на пески силой течения: приливная волна, достигающая здесь высоты 2 метров, поднимается вверх по лиману на 40 слишком километров—разстояние, впрочем, гораздо меньше того, на которое восходит прилив в северных реках, в Гамбии и Казаманке. Речной поток Понго в период половодья спускается с большой скоростью, по 11-15 километров в час, что повидимому, указывает на значительный дебит.
Еще многоводнее, если судить по верхнему течению, река, которая, в области Фута-Джаллон, носит имя Какрима или Какримана. Эта река берет начало в том же массиве, откуда вытекает Гамбия, Комба или Рио-Гранде, Фалеме, Бафинг; все европейцы, переходившие ее в верховьях, Калье, Ламбер, Байоль, Нуаро, Оливье, говорят о её прекрасных быстрых водах. В том месте, где последний из названных путешественников переходил этот поток, на высоте 430 метров, объем протекающей воды был не менее 50 кубпч. метров в секунду: даже в сухое время года ее нельзя перейти в брод; но каскады и пороги делают её несудоходной. Вниз от этих водопадов, на протяжении 200 километров по прямой линии, течение Какримана еще не обследовано, и нельзя положительно утверждать, что река Брамея, впадающая в море на полпути между Рио-Понго и Меллакореей, в широкий лиман Сангареа, есть именно названная большая река, выходящая из гор Фута-Джаллон. По рассказам туземцев, Брамея судоходна на пространстве нескольких сот километров для судов, имеющих до 3 метров водоуглубления, но течение её в 60 километрах от океана прерывается целым рядом опасных порогов.
Изследовать эту страну было бы тем важнее, что там горы и плоскогорья, спускающиеся террасами, местности здоровые, удобные для поселения европейцев, продолжаются почти до самого моря. Высокие хребты и вершины этих гор, называемых Су-Су, по имени обитающего на них народца, служат указателями пути кораблям, проходящим вблизи берегов. Одна из вершин, повидимому, совершенно уединенная, высится на востоке от лимана Сангареи (Сагари), в небольшом от него расстоянии: это Какулима, «святая гора», конусообразный пик которой поднимается на 910 метров над саваннами и пальмовыми лесками побережья. Есть ли это вулканическая гора, и действительно ли иногда бывает виден, как рассказывают туземцы, легкий столб дыма, выходящий из конечного кратера? До сих пор еще ни одному путешественнику не удалось получить позволение войти на священную Какулиму. На юго-западе выступ материка продолжается длинным полуостровом Конакри и островом Тумбо, которые выдвигаются на запад, как бы для того, чтобы соединиться с архипелагом Лос. Эти последние острова, по-португальски первоначально «islas de los Idolos»—откуда и произошло нынешнее сокращенное имя Los—обязаны своим названием идолам, которых там нашли первые мореплаватели. Эти земли несомненно вулканического происхождения. Два главных острова, высотой 200 слишком метров, расположены в форме обширного разломанного кратера, по средине которого находится островок, имеющий вид центрального конуса. Горные породы архипелага состоят из синих и желтоватых лав, облегающих порфировые массы.
Так называемая «река» Меллакорея (Маллекори), на юге от полуострова Конакри, в действительности есть не что иное, как морской лиман, также как соседния «реки», Манеа, Моребиа, Форекариа; но она важнее в торговом отношении и дает доступ в область более исследованную. Что касается двух «низовых» южных рек, Большой и Малой Скарсии, которые португальцы называли rios dos Carceres, то это действительно реки, и при том многоводные, особенно Малая Скарсия, несмотря на её имя,—значительная река, питаемая могучими притоками, из которых один, Фала, берет начало на невысоком пороге, в сорока километрах от Нигера. Две Скарсии, спустившись с гор Фута-Джаллон и соседних высот, на юге от массива Тимбо, постепенно сближаются и впадают в одну и ту же бухту, усеянную островками. Их низовья и соседнее побережье с 1882 года принадлежат Великобритании: граница между французскими владениями и Сиерра-Леоне идет по линии водораздела между Меллакореей и лиманом Большой Скарсии. Соседний островок Матаконг принадлежит Франции, тогда как архипелаг Лос составляет английскую территорию.
Климат, флора, фауна почти одинаковы в области рек Юга и в северной Сенегамбии; тем не менее, более южная широта, большая близость гор, перемена орьентировки в расположении побережья должны отражаться соответствующими изменениями в климатических явлениях и живых организмах. Впродолжении дождливого времени года, которое есть вместе с тем период больших жаров, затишья чередуются с грозами; ливни и смерчи довольно часты: вообще равновесие атмосферы здесь всегда неустойчиво. В сезон относительно холодный пассатные ветры, в собственном смысле, отличаются меньшей силой и правильностью, нежели в более северных областях моря: они чаще уклоняются от своего нормального направления и превращаются в муссоны. Иногда они дуют здесь с севера на юг, или движутся вдоль берегов, или даже заворачивают внутрь континента. Однако, около середины сезона, в январе месяце, пассат, одержав перевес в столкновении воздушных токов, дует правильно с северо-востока: это гарматтан, сахарский ветер, приносящий из пустыни мельчайшие частицы песку; вокруг этих облаков пыли скопляются водяные пары, и по утрам здесь господствуют густые туманы, в роде великобританских, только гораздо более опасные, по причине органических веществ, которыми они насыщены: это самая нездоровая пора для европейцев. Кроме общих колебаний воздушного океана, береговой пояс представляет еще правильную смену бриз; утром, атмосферный ток спускается вместе с реками к морю; под вечер, он движется обратно к материку.
В лесах по реке Нуньец встречаются во множестве растения, дающие каучук. Одни из этих растений—высокоствольные деревья, принадлежащие к роду смоковницы, из которых туземцы добывают сок посредством надрезов; другие, разные виды landolpha,—чужеядные лианы, обвивающиеся вокруг деревьев. как плющ; для получения из них сока, обыкновенно перерезывают стебель; истечение обильно, но разрезанная лиана погибает. В числе растений, принадлежащих к самородной флоре Южных рек, находится также кофейное дерево. Кофе из области Рио-Нуньеца, хорошо известный в торговле, отличается от мокко более мелким зерном, но почти не уступает ему ароматом и вкусом; его собирают преимущественно в бассейне реки Понго; впрочем, культура этого драгоценного деревца ведется довольно небрежно. Из других деревьев наиболее ценные продукты дает масличная пальма elaeis guineensis, которая растет также севернее, в собственной Сенегамбии, хотя не образует там сплошных лесов: промышленный пояс этого растения начинается в области рек Юга; впрочем, негры не умеют извлекать масло из плода: они ограничиваются собиранием пальмовых миндалин. Это дерево, с листьями, разрезанными по краям в виде бахромы,—одна из самых красивых пальм; ствол, на котором не тронуты старые стебли, походит на арматуру, но, чтобы легче было лазить до веток с плодами, негры тщательно обчищают большинство масличных пальм. Дерево кола (sterculia acuminata) почти не встречается на берегах Нуньеца и Понго; центр его производства для морской торговли находится южнее, в области Меллакореи. Это дерево растет на сухих и железистых почвах, но обильно орошаемых дождями; ствол его достигает высоты от 15 до 20 метров (до 9 слишком сажен), и на концах ветвей висят плоды, расположенные в форме венчиков букетами по пяти или шести штук. Плоды эти состоят из морщинистых оболочек, заключающих внутри миндалины, мякоть которых походит на мякоть каштана. Орех кола очень горек, но когда пожуешь его, всякая вода, как бы дурна она ни была, кажется приятной на вкус; при помощи этого ореха можно заглушать голод и жажду впродолжении многих часов, а также гарантировать себя от лихорадок; кроме того, сок кола, смешанный со слюной, если им натереть тело, предохраняет от москитов—польза неоценимая на берегу болотистых лагун. У чернокожих этот плод, более богатый теином, чем самый чай, считается почти универсальным предупредительным средством, и без всякого сомнения, в их рассказах об его целебных свойствах есть доля истины, которую нам, вероятно, и откроет медицинская практика. Кола почитается священным деревом, и в некоторых случаях даже запрещено близко подходить к нему: дотронуться до него значило бы подвергать опасности свою жизнь. Есть две разновидности этого дерева—одна с красными, другая с белыми орехами. Белые орехи, посланные вождем племени, служат символом дружбы, красные, напротив, возвещают, что будет пролита кровь.
В области рек Юга, как во всех других странах западной Африки, наиболее цивилизованными населениями являются те, которые живут внутри материка; этнологическое давление происходило по направлению с востока на запад, и народцы поморья, теснимые своими соседями, должны были рассеяться, утратить свою этническую связь, искать убежища отдельными общинами на островах, защищаемых тинистыми боковыми потоками.
Между племенами, вытесненными в северные области, главное место занимают племена нации бага, от которых вся страна получила наименование Багатай. В прошлом столетии, Адансон называл их «ваграми». вероятно, по имени Верга, наидалее выдвинутого мыса на том берегу; к югу от этого мыса живут племена сапе или сумба, принадлежащие к той же расе, как и багасы. Эти последние гораздо менее черны, чем большинство других обитателей прибрежья: цвет кожи у них желтовато-коричневый, и лицо их не имеет того приплюснутого носа, тех вздутых губ, которые считаются отличительным признаком чисто негритянского типа. В наружности этих туземцев есть одна черта, сразу бросающаяся в глаза—это почти геометрическая горизонтальность плоскости, соединяющей шею с подбородком: словно удар сабли выровнял всю нижнюю сторону челюсти. Фетиши багасов воспроизводят, даже с преувеличением, эту физиономическую черту. У большинства багасских народцев мужчины имеют привычку прикрывать свою наготу: они носят «бубу», тогда как у женщин весь костюм состоит из шнурка, на который нанизаны бусы, или навешаны тряпки, кольца, разные украшения из дерева или металла. Самые богатые носят кольцо в перегородке носовой полости; у всех в мочке уха проткнуты отверстия, куда всовываются рисовые соломенки; все заостряют зубы верхней челюсти; некоторые татуируют себе спину фигурами в роде ромба, которые составляют продолжение рисунков, изображаемых прической.
Местоположение для деревень у багасов выбрано вообще очень удачно. Они обыкновенно группируют свои хижины на возвышенном месте, к которому, однако, удобно подходить по водному пути боковых потоков, и стараются селиться невдалеке от больших деревьев, верхушки которых отвлекают громовые удары от их жилищ. Все хаты, круглые или квадратные, получают свет через пустое пространство, оставляемое между глиняной стеной и соломенной кровлей, поддерживаемой рядом столбов. Женщины, на которых всецело лежит труд сооружения этих зданий, начинают обыкновенно с горшечного производства. Из глинистого ила лагун, смешанного с соломой, они мастерят пузатые кувшины: это зернохранилища, куда ссыпается запас риса, достаточный для годового пропитания семьи; затем выжидают, чтобы солнце хорошенько просушило кувшины, прежде чем приступить к постройке стен, внутри которых они будут заключены. Мужчины занимаются главным образом обработкой полей; они трудолюбивы, как и многие другие негры, слывущие «неисправимыми лентяями», и нравы у них самые мирные. Почти во всем Багатае туземцы ходят без оружия, и край их считается местом неприкосновенного убежища: драться там значило бы совершить тяжкое преступление. До недавнего времени каждая багасская деревня составляла отдельное маленькое государство; французское правительство присоединило все эти государства, по крайней мере, в бассейне Рио-Нуньец, к владениям короля налусов, под верховной властью коменданта фактории Боке.
Ландуманы, также включенные Францией в состав царства короля налусов, живут по обоим берегам Нуньеца, выше лимана. Теснимые, как и другие народы, завоевателями феллатами, они оказывали им энергичное сопротивление; но если бы не вмешались французы, в качестве сюзеренов страны, то и эти туземцы, вероятно, были бы принуждены удалиться ниже, в область болот; впрочем, они вели борьбу и с другими своими соседями. По словам медика Корре, ландуманы—единоплеменники багасов, на которых они походят типом, нравами и языком. Фулы-магометане проникли к этим чернокожим, но последние остались идолопоклонниками, хотя относятся с большим почтением к марабутам, которых они считают чародеями, более могущественными, чем их собственные. Напротив, налусы, народ до некоторой степени цивилизованный, принадлежит уже к обширной семье ислама. В земле ландуманов и налусов, но вдали от реки, в местностях, окруженных болотами и лесами, живут другие населения, рассеянные маленькими группами, как стада запуганных животных. Это потомки невольников, бежавших от своих господ, феллатов или ландуманов: по Коффиньеру, они называются «манди форе», а по Корру, «мокин-форе» или «моке-форе», что значит «зарубежные люди».
Господствующий язык во всей области Южных рек, употребляемый также и в факториях при торговых сношениях с туземным людом, есть наречие, которым говорят племена су-су (суссу). Эта нация занимает, на обоих склонах гор того же имени, весь пояс, заключающийся между Большой и Малой Скарсией и Рио-Понго; она выдвинулась, в северном направлении, даже за эту последнюю реку, и многие из её племен смешались с ландуманами и налусами: на востоке она соприкасается с феллатами, на западе с багасами, и во многих местах распространена до самого океана. Су-су родственны мандингам и называют себя соплеменниками многих других народов западной Африки, как, например, народа сангара или санкаран, на верхнем Нигере. Вследствие многочисленных переселений, совершенных ими в разное время, народцы их рассеялись по обширной территории. Так, в тринадцатом столетии эти су-су спустились с верхней Джолибы и овладели Томбукту; веком позже они были прогнаны оттуда и оттеснены к западу. Тогда они завоевали территории, лежащие между верхним Нигером и Атлантическим океаном; затем следовали переселения запоздалых, но племена не могут выбирать себе вождей между ранее всех прибывшими: власть принадлежит потомкам завоевателей. Вследствие борьбы с соседями, границы их владений часто перемещались: они должны были покинут берега реки Нуньец и, уступая напору фулов, завоевателей, следовавших за ними в движении с востока на запад, потеряли многие округа в области гор. Когда французы приобрели политическую власть в бассейнах Рио-Понго и Меллакореи, большинство царьков нации су-су были данниками альмами, повелителя Фута-Джаллона. Теперь маленькия государства этой нации почти независимы, так как их вассальные отношения к Франции ограничиваются признанием нормального протектората.
Широкоплечие, мускулистые, ловкие, но менее рослые сравнительно с серерами и уолофами, туземцы племени су-су представляют ясно выраженный негритянский тип—широкое лицо, вздутые губы, выдающиеся челюсти, но физиономия у них приятная, а женщины их не лишены грации. Они очень любят нравиться и много занимаются туалетом: шевелюру разделяют на космы, заплетая их с затылка на лоб, в ушах носят золотые кольца, на шее коралловые ожерелья, зубы красят в красный цвет, для чего жуют листья одного туземного дерева, красят также ногти и ладони. В торжественных случаях они прибавляют к своему обычному костюму—переднику, обшитому бусами,—рубаху с широкими рукавами, шарф и платок ярких цветов; они хорошо пляшут, соблюдая в движениях скромность, редкую у африканок. Некоторые национальные пляски, где мужчины и женщины выступают визави, затем меняются местами, составляют группы и снова разбиваются на пары, напоминают хореографические фигуры европейских балетов.
Женщины су-су исполняют, вместе с невольниками, все тяжелые полевые работы. Впрочем, в этом племени с женщинами вообще обращаются гораздо лучше, чем с их сестрами у других народцев, и в последнем периоде беременности они всегда освобождаются от трудной работы. Все они прекрасные хозяйки и заботливо воспитывают своих детей. В случае супружеских споров в дело вмешиваются соседи: совет стариков приказывает вырыть по середине деревни яму глубиной по колено; муж становится в яму, и два противника, вооруженные кнутом, стараются доказать свою правоту на спине друг друга; благодаря выгоде позиции и свободе движений, всего чаще одерживает верх супруга. Пожилые женщины пользуются большим почетом со стороны всех членов общины, и обыкновенно с ними советуются в государственных делах; даже хоронят их на отдельном кладбище. В стране Су-Су старые девы не редкость—явление, совершенно исключительное в африканском обществе: это девушки, отказавшие жениху, которого им предлагали; свобода их в этом отношении никогда не стесняется. Прохожие купцы должны быть крайне осторожны в обращении с женским полом, под страхом крупной пени или даже потери личной свободы. Те из них, которые остаются на некоторое время в крае, спешат жениться, чтобы избегнуть ревнивых подозрений туземцев.
Европейцев, посещающих страну негров су-су, поражает их необыкновенная вежливость в отношении друг друга. При виде старика, несущего что-нибудь тяжелое, молодой человек спешит освободить его от ноши на часть дороги. Даже два незнакомца при встрече не преминут спросить друг друга о здоровье и обменяться пожеланиями и любезностями: видно, что это народ, проникнутый сознанием своей цивилизации и уважающий себя. Язык его—мягкий, немного монотонный и певучий, но очень гибкий и легко понимаемый: отсюда его большая польза, как торгового языка для всех туземцев страны. Он имеет уже некоторую литературу, словари, сборники грамматических правил, переводы Евангелия и других христианских книг: это мандингское наречие, в котором не существует рода имен, и где слова образуются при помощи приставок.
Смотря по географическому положению данного округа и по сопротивлению, которое его жители могут оказывать влиянию феллатов, различные народны нации су-су не в одинаковой степени приобщились к мусульманскому миру. Иные из них остались совершенными идолопоклонниками и даже не носят бумажек с изречениями из Корана в виде амулеток; другие номинально причисляют себя к магометанам и справляют праздник рамазана; некоторые, наконец, одушевлены уже таким же религиозным рвением, как и соседи фулы. В соседстве европейских факторий есть также племена, которые носят крестики и наплечники и не работают в воскресенье. Рабство существует еще во всей стране Су-Су, и даже предпринимаются военные экспедиции во внутренние округи для ловли невольников, которых перепродают по двести франков за штуку (средняя цена). Но, хотя рабовладельцы, су-су не презирают труд и ходят тысячами наниматься к европейским купцам, для переноски и нагрузки товаров. Большинство ремесл, кузнечное, плотничное, ювелирное, предоставлены невольникам; впрочем, и между свободными су-су встречаются очень искусные мастера по части изделий из дерева и кожи; есть искусники, умеющие починять европейское оружие и строить лодки, с килем, палубой и бордажем, поднимающие до восьми или десяти тонн груза. В материальном отношении су-су быстро цивилизуются. На морском берегу большинство их носят уже европейский костюм, блузу и штаны, ботинки и фуражку или мягкую шляпу; строят себе настоящие дома, разделенные внутри на несколько комнат, с галлереей для вентиляции, меблируют свои жилища сундуками и кроватями иностранной фабрикации. Со стороны моря они подвергаются влиянию белых, также как на покатости гор они поддались влиянию фулов. Их можно заранее причислить к народам, которые войдут в поток цивилизованных наций.
Европейцев на берегах южных рек мало, и большинство их пребывает там очень короткое время, так как опасности климата заставляют иностранцев спешить окончанием дел. Влияние белых на туземное население проявляется большею частию косвенно, главным образом чрез посредство цветных сенегальцев и уолофских купцов, хаты которых можно везде узнать по длинному бамбуковому шесту с развевающимся на верхушке коленкоровым флагом; во всех приморских поселениях и даже во внутренних городах европейские торговые дома представлены этими фурьерами цивилизации. Но быстрое возрастание торговли в этих областях Южной Сенегамбии несомненно будет иметь следствием увеличение с каждым годом числа европейских посетителей, особенно когда будут основаны станции в какой-нибудь здоровой местности, на горе или на одном из прибрежных островов.
Самая дальняя европейская фактория вверх по течению Нуньеца, в 80 километрах от устья, находится в живописной деревне Боке, круглые домики которой, весело выглядывающие из зелени, группируются по скатам холма, на левом берегу реки; живая изгородь из колючих кактусов окружает дома и сады. В центре французского поста, на площади, обсаженной лимонными и апельсинными деревьями, стоит памятник, воздвигнутый в честь Рене-Калье, который отправился отсюда, в 1827 году, в путешествие к Томбукту. В то время деревня эта называлась Каканди. Вследствие другой экспедиции, которая была совершена Байолем и Нуаро, и тоже имела исходным пунктом Боке, торговля этого поста значительно возросла: негры из окрестных местностей, известные вообще под именем табураев, приносят на рынок земляные фисташки (арахиды), каучук, пальмовые орехи. В 1883 году торговые обороты в Боке простирались до 1.693.000 франков, из которых 1.014.000 франков приходилось на долю арахид и 440.250 франков на долю каучука. К востоку, по дороге в Фута-Джаллон, следуют одно за другим многолюдные местечки Бамбайя и Консотаки, оба в очаровательной местности, где чистыя воды текут среди рощ, садов, плантаций—кофейных, банановых, апельсиновых, табачных, вдоль живых изгородей из придорожного молочайника. Население этой здоровой страны, где могли бы основываться европейские колонии с шансами на успех, состоит из гостеприимных фулов. Караваны, проходящие через соседние леса, где растет дикое кофейное дерево, собирают его плоды, иногда варварским способом, срубая большие деревья.
Вакария, резиденция королей Ландумана, находится в небольшом расстоянии вниз от Боке, на том же берегу, близ священного леса, служащего убежищем «симонам», или чародеям, которые умеют обернуться львом, чтобы растерзать своих врагов: это «момбо-джомбо» Южных рек. Еще не так давно на берегу реки, близ Вакарии, стоял «столб смерти», к которому привязывали несчастных осужденных, отрезав им предварительно руки и ноги; палачи оставляли свою жертву на этом столбе до тех пор, пока медленно подступающая волна прилива не заливала ее, если только крокодил или акула ранее того не прекращали её страданий. Другая столица, Касасокобули,где «король королей», вождь народа налу, держит свой двор, находится километрах в двадцати ниже по реке, почти напротив французского поста Бель-Эр. Фактория английского основания, Виктория, стоит на правом берегу, в том месте, где извилистая река Нуньец превращается в широкий морской лиман.
На Рио-Понго существует много факторий главная из них—Бофера, лежащая в центре лабиринта изобилующих рыбой лагун; это вместе с тем таможенный пост и станция католических миссионеров. Ни одна из контор этой и других «низовых» рек не получила настолько важного значения, чтобы заслуживать имя города, кроме разве Бенти, на левом берегу Меллакореи. Этот пост, расположенный в относительно здоровой местности, служит резиденцией главного начальника области Южных рек и занят французским гарнизоном; но в торговле здесь употребляется английский язык, распространяемый купцами Сиерре-Леоне. Торговое движение в этой территории, по вывозу местных произведений, в 1883 году выразилось следующими цифрами:
Рио-Нуньец—1.500.000 франков; Рио-Понго—3.300.000; Мелла-Корея—1.000.000 франков.
Общая ценность обмена в области Южных рек составляла около 10.000.000 франков. На мысе Томбо, против архипелага Лос, основывается деревня Конакри, которая, повидимому, должна быстро заселиться, как пароходная пристань; вместе с тем, это соединительный пункт ветви морского телеграфа из Европы на Золотой берег и в Габон. Острова Лос, которые сданы туземными начальниками в аренду английским купцам, в эти последние годы в значительной степени утратили свое торговое значение.