Золотой берег и бассейн Вольты, Фанти и Ашанти

Глава VI. Золотой берег и бассейн Вольты, Фанти и Ашанти

Эта часть африканского поморья представляет, между мысом Пальм и устьями Нигера, область, где европейцы водворились наиболее прочным образом. Англичане, владельцы территории, оффициально называемой Cape-Coast, по имени её бывшей столицы, занимают береговое пространство длиною около 600 километров, от французских владений Ассини до германских факторий Того. Внутрь материка колония их простирается в одном месте на 200 километров от морского берега, да и за пределами её их политическое влияние распространяется далеко на негритянские населения. Площадь английской территории Золотого берега исчисляется в 101.160 кв. километр., а население составляет (1895 г.) около 1.500.000 душ. На севере, королевство Ашанти, Гиаман и сопредельные провинции заключают в себе слишком миллион обитателей. Общая же цифра народонаселения покатости, спускающейся к Золотому берегу, может быть определена приблизительно в три миллиона душ. Самое имя страны объясняет то усердие, которое проявили белые в деле основания торговых контор на этом побережье и обследования прилегающих к нему внутренних областей. Страсть к наживе побуждала купцов всех европейских наций устраивать фактории для мены гвоздей, иголок, «огненной воды» на золотой песок, и большинство западных держав воздвигли укрепленные посты для защиты коммерческих сделок своих подданных: французы, бранденбуржцы, голландцы, датчане, португальцы заводили поселения на заманчивом Золотом берегу. Англичане являются ныне наследниками всей торговой Европы в эксплоатации этой богатой территории.

Кто были первые негоцианты, водворившиеся на Золотом берегу? Это один из самых спорных вопросов в истории географии; можно бы было составить целую библиотеку из записок и толстых сочинений, которые были изданы в разное время с целью установить первенство французов или португальцев. В 1666 году путешественник Вильо-де-Бельфон, посетивший западно-африканское побережье до Перечного берега, первый сообщил о поселениях, основанных мореходами французского города Диеппа на Золотом берегу, во второй половине четырнадцатого столетия. По его словам, диеппские купцы, в сообществе с руанскими, непосредственно вели, с 1364 по 1410 год, меновую торговлю с неграми этой страны: правда, утверждения его не опираются на какия-либо положительные доказательства, а пожар, истребивший в 1694 году публичную библиотеку Диеппа, лишил возможности проверить разсказ этого путешественника; однако разные косвенные свидетельства, между прочим, специальное искусство, которым славились диеппские мастера по части резьбы на слоновой кости, доказывают, что правильныя торговые сношения между этим нормандским портом и африканскими землями установились уже за много поколений до той эпохи, когда Вильо-де-Бельфон составил свой знаменитый доклад тогдашнему министру Кольберу. Что касается окончательного открытия Золотого берега, открытия неоспоримого, занесенного в летописи положительной науки, то оно совершилось в 1470 или 1471 году: один из исследователей, которые первые достигли этого пункта прибрежья, носил фамилию Сантарем, прославленную в настоящем столетии самым ученым защитником первенства португальцев в деле открытия африканских берегов. Через одиннадцать или двенадцать лет после обследования побережья Сантаремом и Эсковаром, король Иоанн II велел построить на одном из высоких мысов берега укрепление, названное фортом св. Георгия; по его приказанию, транспортные суда, сопровождавшие военные каравеллы, были затоплены, с той целью, чтобы иностранцы думали, что в Гвинейских морях невозможно плавание ни на каких судах, кроме кораблей португальской конструкции.

Несмотря, однако, на эту предосторожность, мореплаватели других наций узнали дорогу к Золотому берегу: в конце шестнадцатого века туда явились голландцы и вскоре прогнали португальцев, а затем приобрели и бранденбургские поселения, основанные в 1682 году на Трехконечном мысе. Они были прогнаны, в свою очередь, англичанами. В 1850 году на этом берегу, кроме английских владений, оставались только датские и голландские фактории: первые были выкуплены Великобританией, а вторые приобретены в обмен за отказ от прав, которые англичане присвоили себе в некоторых округах Суматры; но окончательная уступка нидерландских колоний, состоявшаяся в 1871 году, совершилась не без нарушения интересов туземного населения и подала повод к войне, которая окончилась экспедицией против ашантиев и сожжением их столицы. Владения Кэп-Кост образуют теперь особое государство, под управлением английского губернатора. Вся страна была пройдена землемерами и расчищателями тропинок, а в смежных областях сеть маршрутов расширяется почти с каждым годом.

В целом английская территория Золотого берега образует выступ вне правильной линии морского побережья. Трехконечный мыс выдвинулся в виде полуостровного массива: холмы его, состоящие из гранита, диоритов, латеритов, песчаников, глинистых сланцев, конгломератов с прожилками кварца, оканчиваются отвесными утесами; многие мысы этого краеугольного межевого столба, разграничивающего две большие удлиненные бухты берега Слоновой Кости и Бенинского залива, поднимаются на 100 слишком метров, а внутри материка, километрах в двадцати от побережья, одна вершина достигает 600 метров высоты. На востоке морской берег представляет местами скалистые выступы, то голые, то поросшие мелким кустарником, а в море вблизи берегов тянется ряд рифов, окаймленный полукругом волн прибоя. Большинство внутренних холмов стоят уединенно или образуют незначительные цепи, как массив Аджаманти, к северо-западу от Акры; но на севере от этого города виднеется куполообразная гора Дампа, первая вершина настоящей цепи, называемой Аквапем и направляющейся к северо-востоку, при чем высота её постепенно увеличивается. Прерываемая ущельем, в котором проходит река Вольта, эта цепь продолжается далее в стране Буссо, то-есть «Горной», к высоким вершинам северного Дагомея, почти не меняя направления.

На западе от Вольты к хребтам Аквапем примыкают другие массивы: таков ряд гор Оквагу, направляющийся на северо-восток и образующий широкое плоскогорье в 660 метров высоты; на юге, в английских владениях, это плоскогорье понижается последовательными террасами, круто обрывающимися; на севере, в королевстве Оквагу, оно спускается пологим скатом к степям, слабо населенным. К западу от этих травяных равнин, несколько уединенных массивов, поднимающихся до 500 метров, образуют край невысокого нагорья Ашанти: таковы горы Аданси, получившие известность в истории недавних войн, потому что своими кручами и, еще более, обширными лесами, покрывающими их сплошной массой, они составляют естественную границу страны Ашанти, на дороге из Кумасси в Кэп-Кост, и англичане принуждены были дать сражение, чтобы овладеть этим оплотом. В этой гористой области образовался резервуар воды без истечения, Буссам-Оче или «Святое озеро», один из «больших фетишей» края; ловимую в нем рыбу коптят и отправляют во все концы Ашанти, завернутую в листья банана. На север от пояса холмов тянутся обширные равнины, на которых кое-где встречаются уединенные скалы: таковы, между прочим, огромные камни, которые путешественник Лонсдэль видел на дороге из Кумасси в Бонтуку, и которые своим величественным видом напомнили ему скалы Гибралтара. Травяные плато продолжаются на северо-запад до гористых стран, еще неизследованных, которые известны под мандингским именем Конг или «Горы». Но к северо-востоку от Ашанти, в землях Салага и Дженди, ряд высот, называемый Конг, совершенно прерывается, так что с берегов Вольты можно попасть на берега Нигера, не переходя через горную цепь.

Из области холмов и равнин, по которой следует линия водораздела к востоку от верхнего Нигера, спускаются несколько многоводных рек. На западной стороне, первый большой поток—река Анкобра, огибающая массив Трехконечного мыса и впадающая в бухту Аксим широким устьем, порог которого покрыт слоем воды всего только в 2 метра толщины. Эта река берет начало на расстоянии по меньшей мере 250 километров от моря, в стране Ашанти, ограничиваемая на севере бассейнами двух более значительных рек, Тануэ и Бусум-Пра; затем, следуя сначала в юго-западном, потом в южном направлении, она протекает через Вассау, одну из богатейших золотоносных местностей этого поморья; имя Анкобра произошло от португальского названия Рио-да-Кобра, или «Змеиная река», данного ей по причине многочисленных извилин её течения.

На востоке от мыса Трехконечного течет Бусум-Пра (Бусам-Пра), то-есть «Святая река», названная так потому, что она служила «священным путем» ашантиям, отправлявшимся на промысел в южные области королевства; обыкновенно ее называют просто Пра, т.е. «Река». Перейдя опасный бар, можно подняться на барке вверх по этой реке на 160 километров от устья, а выше в пирогах пробираются до самого Ашанти по западным её притокам.

Далее на востоке, до Вольты, все реки, впадающие в океан, имеют незначительную длину течения, так как их водосборный бассейн ограничен холмами и горами, примыкающими к цепи Аквапем. Но Вольта или Аму, изливающаяся в море недалеко от восточной оконечности английских владений Кэп-Кост,—большая река, быть-может, самая многоводная из всех африканских потоков между Гамбией и Нигером. В наиболее удаленном от устья месте, до которого доходили белые путешественники, Вольта катит уже значительный объем воды. Морские суда с осадкой до 2 метров могут подниматься по ней, пять месяцев в году, до Медики или Амедики, в 92 километрах от устья, немного ниже большой излучины Кпонг; в пироге же путешественник Бонна добрался, против течения и через пороги, до деревни Егий, пристани рынка Салага, лежащей в 400 километрах от моря. Разливы, продолжающиеся с июля до октября, принимают огромные размеры: в Медике они достигают 14 метров над уровнем мелководья; выше ущелий, у города Краки, воды поднимаются на 20 метров (около 9¹/₃ сажен), и город, стоящий полгода на высоком берегу, оказывается почти на одной поверхности с рекой в другую половину года. В ущелье Акуаму, в 105 километрах от устья, Вольта в одной теснине имеет всего только 25 метров от берега до берега; пять опасных порогов следуют один за другим на протяжении 800 метров, и лодки лишь с большим трудом и не без риска преодолевают это препятствие; выше порогов вода спокойна, как в озере, и глубина русла достигает 18 метров. В своей нижней равнине, по выходе из ущелья, река разливается широко, на несколько километров в период дождей, так что самые большие морские суда могли бы свободно плавать в ней: вход, хотя затрудняемый изменчивым подводным баром, обозначенным бакенами, которые приходится постоянно перемещать, смотря по времени года, пропускает, однако, корабли, имеющие от пяти до шести метров водоуглубления. Прежде, чем соединиться с морем, река образует внутреннюю дельту, разветвляющуюся на несколько рукавов, которые окружают архипелаг Кеннеди и другие острова. Кроме того, через боковые входы Вольта сообщается с береговыми лагунами, отделенными от океана лишь узкой песчаной косой, где с шумом разбиваются набегающие с моря волны: стрелка западной лагуны едва изогнута в виде очень удлиненной дуги, тогда как береговой вал восточной лагуны образует правильную, точно начерченную циркулем, выпуклую кривую.

Лагуна Кветта, отделенная от океана этой песчаной плотиной, представляет настоящее внутреннее море, пространством по крайней мере в 400 квадр. километров, заключающее многочисленные и густо населенные острова. Полукруглый плоский берег, обращенный к океану, отличается такой, можно сказать, геометрической правильностью, что не знаешь, где искать мыс св. Павла, показанный на картах: моряки могли определить его местоположение лишь условно, по находящемуся там лесу, который, впрочем, часто скрывается от взоров за красноватыми брызгами разбивающейся волны. Нигде, на всем побережье Гвинеи, калемма, то-есть длинный ряд параллельных волн прибоя, последовательно набегающих на берег, не представляет более грозного зрелища. Моряки дали ей название «бар» или «бара», как порогам, заграждающим вход в реки, и волнам, разбивающимся на этих порогах. Калемма—это громадная водяная стена, вздымающаяся между открытым морем и берегом, через которую самые опытные моряки проходят не без волнения. Во всякое время, даже когда море спокойно, эти волны непрерывно одна за другой с шумом набегают на берег: прилив, ветер, течение в огромной степени увеличивают силу их прибоя; иногда даже крумены не отваживаются пускаться через разъяренный бурун в своих surfboats, или «прибойных барках», лодках, закругленных спереди, которыми они управляют гребком, а не веслом. По словам этих искусных кормчих, замечается род ритма в последовательности волн: они знают наперед, которая волна наименее сильно принесет лодку к берегу. С песчаного берега, на котором разбивается огромный вала, с пенящимся гребнем, видны вдали, точно на подвижном холме, корабли, плавно качающиеся на поверхности моря.

На Золотом берегу времена года сменяются в том же порядке и представляют те же явления, как и в областях, лежащих западнее. И здесь тоже, как на берегу Слоновой Кости, наступление периода больших дождей, начинающагося в марте или в апреле, возвещается сильными торнадосами; затем ветер постепенно стихает, по мере того, как установляются дожди; бризы, материковые и морские, в это время очень слабы. С наступлением сезона засухи возобновляются муссоны: тогда юго-западные ветры с силой ударяют в берег, поднимая волнение на море и скрывая горизонт под туманной завесой; даже внутри материка часто можно видеть туманы, ползущие по вершинам гор. В октябре, после равноденствия, наступает малый сезон дождей, самая опасная пора для европейцев; затем январь и февраль опять приносят сухую погоду; в это время гарматтан дует всего чаще, отодвигая бары в море и тем облегчая судам вход в реки; трава желтеет, листья сохнут, воздух насыщается пылью. Крайния температуры, наблюдавшиеся миссионерами на станции Абетифи, построенной на высоте 600 метров, в горах Оквагу, были 10,8° и 35,4° Ц.; когда термометр показывает 17 градусов, жители уже очень страдают от холода; в среднем, разность температуры между климатом береговой полосы и климатом гористой области составляет от трех с половиной до четырех градусов.

Температура года:

	Средняя годовая	Самый теплый месяц	Самый холодный месяц.
Эльмина	26°,2	27°,6 (март)	23°,9 (авг)
Христиансборг	26°,9	28°,4 (апрель)	24°,2 „

Что касается годового количества атмосферных осадков, то оно весьма значительно во всем поясе гор. Рамсейер говорит, что иногда измерение показывало 55 миллиметров дождевой воды, выпавшей менее, чем в три часа.

Пропорция дождей и число дождливых дней в разных станциях Золотого берега:

		миллиметр	дождл. дней
Горы	Абури	1.084	75
Горы	Абетифи	1.100	75
Побережье	Христиансборг	575	60
Побережье	Эльмина	782	82

В общем климат Золотого берега, хотя очень опасный для белых, не так вреден, как климат Сенегамбии; при том же европейцы, проживающие в крае в числе двухсот человек, позаботились основать санатории во внутренних гористых местностях.

Обилие дождей имеет следствием необычайное богатство растительности, по крайней мере во внутренних холмистых областях; там центры населения разделены обширными лесами, и когда предпринимается военная экспедиция, то прежде всего посылают отряд прорубателей для прокладывания тропинок в непроходимых лесных чащах. В территориях Вассау и Данкира, деревья, называемые «каркум», достигают 3 метров в диаметре и 60 метров вышины; туземцы вырубают бревна до 2 метров толщиной, без малейшей трещины. Впрочем, страны, простирающиеся на север от гор Аквапем, не получают из-за этой преграды атмосферную влагу в количестве, достаточном для произростания больших лесов, и покрыты травяными степями, среди которых лишь изредка попадаются рощицы со скудной листвой; только по берегам ручьев растут большие деревья, переплетаясь своими ветвями над потоком и образуя длинные галлереи из зелени. Что касается приморских холмов, постоянно обвеваемых солеными ветрами и состоящих из бесплодных скал, то там встречаются только чахлые, приземистые деревца да молочайники, имеющие форму канделябров; но зато травы, кусты орхидеи блистают чудным убором цветов, тогда как лес представляет лишь однообразную зелень древесных листьев и папоротников. Золотой берег—одна из богатейших африканских стран по многочисленности и разнообразию пальм; в лесах северной его части растут также масляное дерево и кола, называемое в том краю бессе.

Слон прежде был почти также распространен на Золотом берегу, как и на берегу Слоновой Кости. Босман, живший в Эльмине в начале восемнадцатого столетия, рассказывает, как один слон забрел в сад форта, где и был убит; но в наши дни крупные звери почти совсем исчезли из приморской области. В береговой полосе, до горных цепей Аданси, Аджаманти, Аквапем, охотники почти не находят более дичи. Но за этими горами, саванны, особенно в местности, прилегающей к цепи Оквагу, очень богаты дикими животными—слонами, буйволами, газелями, кабанами, различными видами кошачьего и собачьего рода. Бегемоты и крокодилы еще водятся во множестве в Вольте, несмотря на пароходы белых, мутящие воды реки. Из четвероруких, обитающих в лесах, особенно замечательны черная обезьяна с белой бородой и обезьяна пепельного цвета с длинной шелковистой шерстью, шкуры которой вывозятся в Англию. В травяных степях мир бабочек так же богат, как и мир цветов; натуралист Бухгольц во время кратковременного путешествия собрал около семисот различных видов мотыльков. Между тысячами разнообразных насекомых теперь находится страшная американская чика или блоха нарывная (pulex penetrans), привезенная из Бразилии освобожденными неграми: часто можно встретить фантиев, лишившихся пальцев на ногах вследствие развития яичек, вводимых этими блохами под ногти. Муха цеце или какой-нибудь подобный ей вид убивает скот во многих частях побережья, а опустошения, производимые муравьями, достигают страшных размеров: случается, что эти насекомые нападают ночью на птичьи дворы и пожирают птиц; иногда негры принуждены бывают покидать свои жилища, уступая место этим грозным завоевателям. Главный враг термитов—ящер длинно-хвостый (manis longicaudatus), у которого все тело покрыто сплошной броней из крепкой чешуи, и который спит свернувшись в кольцо, как змея. Для жителей края самое драгоценное животное—один вид улитки травяной, которая в Ашанти, по словам путешественника Бонна, составляет главную пищу населения.

Населения Золотого берега принадлежат к двум различным расам: побежденным аборигенам и завоевателям. Древнейшие обитатели сохранились отдельными племенами в верхнем бассейне Вольты, и именно в гористых областях; жители земли Бронг, к северо востоку от королевства ашантиев, известны у этих чернокожих под именем nomoso, которое есть синоним слова «варвары». Большинство их говорят наречиями гуанг, нта или другими близкими к ним диалектами, происходящими от того же корня, как и язык завоевателей; кроме того, почти каждый из этих туземцев знает также язык своих политических господ, называемый оджи или га. Физические различия этих двух рас незначительны; в среднем, аборигены более сильны, более коренасты, чем другие обитатели страны. Обычаи у них тоже иные. Впрочем, этнические различия между ними и их соседями мало-по-малу сглаживаются: смешение посредством браков, общая цивилизация, и с одной стороны магометанская пропаганда, с другой—английское и протестантское влияние постепенно смягчают первоначальные контрасты.

Кроме наречий языка ашанти, в стране существуют еще многие другие диалекты, настолько различающиеся между собой, что говорящие ими не в состоянии понимать друг друга, но тем не менее принадлежащие к одной и той же глоссологической группе: таков язык обуту, которым говорят в одном из округов берега Фанти, особенно в городе Агуна, имя которого прежде применялось ко всей области, ныне называемой «Золотым Берегом». Таковы же языки киерепонг, в горах Аквапем, и акра или инкран, подразделяющийся на два наречия, га и адамфи, которыми говорят более ста тысяч человек на берегу Акра и во всей провинции Адамфи, треугольном пространстве, ограниченном на востоке и севере рекой Вольтой, на северо-западе и западе—горной цепью Аквапем. На севере королевства Ашанти языки банда, гьяман и конг также составляет часть той же глоссологической семьи. Язык ашанти и говоры одного с ним происхождения состоят из односложных корней, флексии которых получаются при помощи приставок и суффиксов. В наречиях га и адамфи запас корней так мал, что принуждены разнообразить их при помощи ударений и объяснять их значение посредством какого-нибудь другого слова. Иносказательные выражения, метафоры, употребляемые ашантиями, свидетельствуют о живости воображения и силе поэтического чувства.

Этническая группа оджиев, к которой принадлежат ашантии или асанте, вместе с племенами данкира, вассав, аким, ассин, фанти, есть самая могущественная в гористой области, ограничиваемой на западе рекой Тануэ, на востоке рекой Вольтой. Королевство, основанное ашантиями и недавно подчинившее своей власти почти все другие государства этой страны, возникло не ранее конца семнадцатого столетия, когда племя, завоевательное, по словам одних, бежавшее от своих господ, по словам других, пришло сюда из земли, известной под именем Инта; однако, не подлежит сомнению, что большинство постоянных жителей, составляющих нацию ашанти, происходит от негров, поселившихся в крае за много веков до нашей эпохи; бывали внешния политические перемены, преобладали другие имена, но переселенческое движение извнутри материка к приморской области существовало во все времена с отдаленной древности. В этой части Африки переселение совершается с севера на юг, тогда как в Сенегамбии оно происходит с востока на запад, но исходя из того же центра в Судане. Оно продолжается и в наши дни в стране Ашанти: мандинги магометане очень многочисленны в главных городах, и даже многие государства, оффициально управляемые «фетишерами», находятся теперь под преобладающим влиянием ислама.

Ашантии—один из самых красивых народов африканского континента: они рослы и хорошо сложены; женщины имеют стройный стан и правильные черты лица. Кожа у этих туземцев очень черная, волосы курчавые, но нос довольно тонкий, губы не толстые; весьма вероятно. что в первоначальной своей родине ашантии смешивались с арабами и берберами; они не безобразят себя, как многие из их соседей, ни татуировкой, ни порезами. Ашантии отличаются большой понятливостью, прекрасной памятью и замечательным уменьем приспособляться к среде. По берегам ручьев они сделались земледельцами; в степях они пасут скот; на берегу моря и лагун они рыболовы и лодочники; в городах—это очень деятельные коммерсанты, искусные ремесленники: они ткут материи, делают глазированную глиняную посуду, куют железо и выделывают из него инструменты и оружие, плетут ковры, вставляют в оправу золото и драгоценные камни. Язык их, известный под разными наименованиями (оджи, очи, читуи, и т.д.),—один из самых звучных и гармонических во всей Африке; при том это также один из наилучше изученных африканских языков. Уже в 1673 году датчанин Мюллер издал сборник слов одного наречия ашантийского корня; затем несколько других сборников того же рода были составлены в восемнадцатом столетии, а в недавнее время появились научные грамматики, словари, сборники устных преданий; таким образом уже имеются необходимые элементы для начала сравнительной лингвистики между различными диалектами ашанти за двухвековой период их развития. При дворах употребляется акан, наречие провинции Аким, которая лежит в углу, ограниченном на севере и востоке горами Акра и Оквагу; однако, наиболее пригодным для литературной роли считаются диалект провинции Аквапем, соседней с областью Акра: на это наречие переведены священные книги, молитвы и гимны христиан. Диалект фантиев приморской полосы, между Акрой и Кэп-Костом, отличается от языка ашанти почти только произношением. До английского вмешательства, эти два народа постоянно воевали между собой, хотя им было не безъизвестно их первоначальное родство. По словам легенды, два брата, долго терпевшие голод, нашли каждый растение, служившее им с того времени пищей; один ел фан, другой—шан: отсюда и произошли их национальные имена.

В некоторых отношениях ашантии—один из самых цивилизованных народов Африки. Их смышленость, искусство в ремеслах, уменье хорошо говорить, музыкальный талант, проявляющийся даже настоящими концертами, храбрость в битвах—таковы способности и качества, выгодно отличающие их от многих соседей; но, с другой стороны, нигде нет такого резкого разделения классов или сословий, нигде сильные мира не пользуются такими большими и уважаемыми прерогативами. Если власть по самой сущности своей стремится к безусловному господству, то по крайней мере на практике она почти везде ограничена; в Ашанти же общественное мнение, управляемое страхом, не ставило никаких пределов державному авторитету; деспотизм царька над своим подданными, благородных над мужиками, начальников над солдатами, посвященных над профанами, мужей над женами, господ над невольниками был безграничный. По своим зверским законам и обычаям, это общество сделалось самым чудовищным из всех союзов людей, но оно не могло долго существовать в этом виде: бунты и войны с другими народами, внутренняя деморализация и внешнее влияние чужеземных нравов, более мягких и более проникнутых уважением к человеческой личности и жизни, привели к разложению царства Ашанти, к упадку его учреждений и постепенному изменению всего социального порядка. Описания путешественников относятся к обществу уже не существующему, но оставившему по себе многие следы своего существования.

Король ашантиев похвалялся тем, что он царствует над народом рабов: каждый плевок его подбирали с благоговением, на каждое чиханье его отвечали низкими поклонами, по правилам придворного этикета; всякое движение его вызывало восторг или страх. У него есть министры, которых древний обычай облекает правом veto в вопросах о войне и налогах, по которые с давних пор ограничивались ролью потакателей и куртизанов; один из высших сановников королевского двора—главный палач, который носит, как знак своего достоинства, золотой топорик на орденской ленте. Пажи имеют на себе оружие-фетиш, обеспечивающее им безнаказанность везде, куда бы они ни явились: они пользуются правом грабежа; все забираемое ими становится собственностью короля. Кроме того, этот царек есть естественный наследник золота и всяких драгоценных вещей, принадлежащих его подданным, а в особо важных обстоятельствах он декретировал общую конфискацию частных имуществ в пользу казны. Войско его состояло из всех способных к труду мужчин: как только раздавался барабанный бой, призывавший на войну, каждый мужчина брал свое ружье, патронташ, сумку с провиантом, амулетки и устремлялся за своими начальниками, в то время, как женщины, вымазав себе тело белой глиной, ходили процессией по улицам и обыскивали дома, чтобы извлекать трусов или запоздавших и гнать их тумаками и пинками. Обычай не позволяет королю оставить трон своему сыну, власть его переходит к сыну его сестры или другому родственнику по женской линии. Оффициальное число королевских супруг, по Баудичу, 3.333, хотя только пять или шесть из них живут в особом гареме; но все эти жены, или вернее рабыни, ревниво содержатся взаперти, под охраной евнухов: они выходят из дому только по ночам. Из всех придворных женщин одна только, мать короля, участвующая в заседаниях совета министров, может показываться публично с открытым лицом. Принцессы, сестры короля, имеют право брать себе в супруги мужчину по своему выбору, с условием, чтобы избранный был молод, красив и силен; но до недавнего времени это была очень опасная милость, потому что если супруга или её сын умирали ранее мужа, то последний должен был, как верный раб, сопровождать свою госпожу или своего господина в могилу. Нередко случалось также, что люди царского рода были осуждаемы на смерть, но без пролития крови: их топили в реке.

Начальники, вообще называемые европейцами португальским именем cabeceres, любят щеголять в красивых одеждах, шелковых халатах и широких шароварах, а в торжественных случаях размалевывают себе лицо яркими красками. Потомки знатных фамилий одни имеют право сидеть в присутствии короля, как герцоги и пэры при дворе Людовика XIV; это также генералы от рождения для войск короля. В сражениях они всегда держатся позади, в сопровождении офицера, защищающего их зонтиком от солнца, и окруженные стражей, которая обязана убивать отстающих солдат. Они должны всегда показывать вид равнодушия и презрения к опасности: знаменитейшие полководцы любили, в самый разгар битвы, развлекаться какой-нибудь игрой, поставив ногу на отрубленную голову неприятельского вождя; побежденные, они не должны были переживать поражения и сами лишали себя жизни перед своим войском: «лучше смерть, чем позор», говорит ашантийская пословица. Подобно королю, кабесеры имеют большое число супруг; у простолюдинов же редко бывает больше одной жены, а солдаты по большей части остаются холостыми, благодаря тому, что равновесие полов нарушено для наполнения гаремов знати. Нравы разрешают самое варварское обращение со стороны мужа. Кабесеры могут продавать своих жен в рабство или обезглавливать за прелюбодеяние; болтливая жена приговаривается к потере верхней губы; любящей подслушивать у дверей отрезывают ухо; подозреваемую в колдовстве подвергают пыткам. Ашантии очень ревнивы, и обычай не позволяет хвалить красоту замужней женщины.

До недавнего времени похороны были самым ужасным событием в ашантийском обществе. Как только обнаруживались признаки близкой смерти кабесера, над его невольниками учреждали строгий надзор или даже привязывали их на цепь, чтобы они не могли ускользнуть от предстоящей чудовищной церемонии. Тотчас после последнего издыхания господина, двое рабов приносились в жертву, чтобы служить ему спутниками; затем, во время торжественного погребения, целая партия намеченных жертв, тем более многочисленная, чем богаче или знатнее был покойник, шествовала в похоронной процессии, окруженная толпой женщин, которые кричали и плясали, раскрашенные в кровавый цвет. Одно магическое слово, повидимому, могло бы спасти несчастных, обреченных на смерть; но завывания толпы и барабанный бой заглушали это спасительное слово; палачи, одетые в черное, оставались глухи ко всякому призыву, и чтобы задержать вопль о помиловании, они запирали рот раба либо тряпкой, либо ударом кинжала, пронзавшим ему обе щеки; затем, отрубали ему правую руку и отпиливали голову. Но одних рабов недостаточно было, чтобы сопровождать важного начальника в загробную жизнь: ему необходимо было, кроме того, и общество свободного человека. И вот один из присутствующих, сраженный ударом сзади, падал рядом с другими трупами, и тело его, еще теплое, бросалось в могилу, которую тотчас же засыпали землей. Когда нужно было дать загробных спутников королю, то людей убивали сотнями; все, служившие ему шпионами или, как их называли, кра, то-есть «душами» царька, должны были следовать за тем, кого они оберегали при жизни: он не мог явиться на том свете иначе, как в компании своих «душ». Вместе с тем его наделяли массой сокровищ, которые его преемники могли трогать только в минуту опасности для государства.

Судебная расправа за преступления, проступки или простые нарушения полицейских правил, также доставляла ашантийским властям случай проливать кровь или подвергать обвиняемых пыткам. Разбить яйцо или пролить пальмовое масло на улице Кумасси—было преступным деянием, наказуемым смертию. Убийцам прежде всего отрубали руки, и казнимые, обливаясь кровью, должны были еще проплясать предсмертный танец перед королем: горящие головни, прикладываемые к их ранам, помогали им делать предписанные прыжки. Но преимущественно празднества давали повод к большим избиениям, сделавшимся необходимым институтом в правительственном механизме этого государства. Особенно праздник сбора ямса, справляемый осенью, требовал обильного орошения кровью: урожай вышел бы неудачный, если бы человеческие существа не доставили этому пищевому растению соков, необходимых для поддержания цикла жизни. В это время года начальники провинций обязаны были являться ко двору, и каждый из них, вступая в город, приносил в жертву раба местному духу. В каждом квартале совершались свои жертвоприношения; кровь лилась повсюду, палачи кружились в бешеной пляске, ударяя в барабаны, украшенные черепами, а фетишеры составляли элексир от смерти, смешивая человеческую кровь с семенами и лекарственными травами. В ликующем городе царила распущенность; это был праздник весны, обновления природы, праздник жизни и смерти.

Страх перед духами, носящимися в воздухе, в водах, в ночных испарениях, боязнь чисел и рядов, опасение несчастных встреч—все давало повод к убийствам у этих запуганных населений. Одна из улиц Кумасси носила название «Никогда не пересыхающей от проливаемой крови»; самое имя города, по игре слов на языке фантиев, означало: «убивайте всех!». Ребенка, родившагося в несчастный день, тотчас же лишали жизни; в некоторых округах чаша яда была излюбленным средством для разрешения всяких затруднений; при малейшем сомнении фетишеры прописывали декокт из страшной коры: целые деревни были почти поголовно истребляемы этим способом. Вообще жизнь человеческая слишком мало ценится в этой стране террора и угнетения. Самоубийства здесь очень часты, преимущественно между невольниками. Когда один из этих несчастных решится покончить с собою, он сообщает об этом своему господину; тот дает ему бутылку водки, чтобы напоить его до-пьяна, затем торопит его ударами дубинки; бывает также, что старейшины пытаются отговорить покушающагося на самоубийство, если только он не произнес «царской клятвы», которой уже нельзя нарушить; они убеждают его, что, умирая рабом, он и возродится рабом, но он остается тверд в своем намерении и велит привязать себя к дереву, чтобы его разорвали на куски. Странно, что в этой стране, где до недавнего времени смерть от меча или топора была нормальным концом для стольких несчастных, жители как будто стыдятся говорить о смерти и обыкновенно прибегают к перифразам, в роде следующих: «человек отправился; он ушел; дерево упало». Таким образом язык представляет еще умолчание, свидетельствующее об остатке уважения к человеческой жизни. Нельзя не порадоваться, что с одной стороны влияние европейцев, с другой—влияние мандингов положили конец этому страшному царству смерти. По крайней мере в этом случае можно сказать, не боясь впасть в ошибку, что дело белых на «черном континенте» было истинно цивилизаторским, и что они в широкой мере способствовали нарождению нового мира.

До войны 1873 года, которая привела англичан в Кумасси, королевство Ашанти занимало, вместе со всеми вассальными государствами, огромное пространство: на севере и северо-востоке оно охватывало всю покатость гор, и жители равнин Дагомбы, в 400 километрах расстояния, приносили ему дань; на юге ашантии покорили данкирцев, своих бывших властителей, и подвигаясь на север от европейских владений, с одной стороны до Ассини, с другой—до нижней Вольты, они все более и более оттесняли к морю союзников белого чужеземца. В одном месте, около устьев «Священной реки», они достигли даже океана, и город Шама сделался их союзником, почти вассалом. Гордые своей победой над белыми в битве при Эссемаку, в 1824 г., счастливые тем, что им удалось «пожрать мужество англичан», съев сердце генерала Мак-Карти, они стали нападать даже на приморские крепости, взбираясь по валам «до самого жерла пушек». Но в решительной войне 1873 года, роковой исход которой, говорят, был возвещен падением большого дерева-фетиша в Кумасси, им пришлось уступить усовершенствованному оружию: на другой же день после бегства короля наступило полное распадение могущественного царства. Все вассальные провинции вернули себе независимость; даже из ашантиев многие, покинув свое отечество, переселились в Данкиру, под английский протекторат; осталось лишь маленькое государство в пределах территории, ограничиваемой с юга лесистыми холмами Аданси. Наконец, простой угрозы английского резидента в Акре достаточно было, чтобы заставить короля ашантиев передать королеве Великобритании, если не самый золотой топор, то по крайней мере имитацию этого «великаго фетиша», символа права смерти, которое черный царек имел над всем своим народом. По словам Лондсдэля, ашантийским вождям отныне невозможно было бы собрать войско, превышающее шесть тысяч человек.

Фантии почти всегда были союзниками англичан, также как ашантии союзниками голландцев. Генерал Мак-Карти, павший на поле битвы во главе отряда приморских фантиев, сделался для них гением-хранителем: самой важной их клятвой была клятва его памятью, и многие из них дают своим детям имя Карте, как они выговаривают эту ирландскую фамилию. Соплеменники и наследственные враги ашантиев, фантии походят на них характером и способностями; но нравы у них изменились, как и образ правления: они составляют союз, почти республиканский, мелких государств. Находясь с давних пор в сношениях с европейцами, они уже не справляют свой праздник избиением людей, также и на похоронах ограничиваются принесением в жертву какого-нибудь животного, козы или собаки; спутников путешествия на тот свет они заменяют подарками, материями, браслетами, металлическими пуговицами. Тем не менее кодекс фантиев еще очень суров, и смертная казнь часто применяется: убийца выдается головой родственникам его жертвы; но он может иногда выкупить свою жизнь уплатой пени: в среднем, кровь свободного человека считается равноценной семи невольникам. У этих народцев, нравы которых несколько смягчились под влиянием торговых сношений с чужеземцами, богатство в особенной чести. До недавнего времени «правосудие» у них было продажно, как и во многих других странах мира, но нигде эта продажность не выражалась в более циничной форме: во время судебного разбирательства процесса один из тяжущихся вызывал противника на состязание, кто из них сделает более щедрый подарок старейшинам, или таймин, в доказательство правоты своего дела. Каждая из спорящих сторон выставляла на площади, в виде аргументов, ряд бутылей и кувшинов с крепкими напитками, и тяжба решалась в пользу того, кто подносил суду более обильное угощение. Несостоятельный должник считается человеком опозоренным и, в случае смерти, лишается погребения: тело его выбрасывают на большую дорогу.

Несмотря на его жадность к деньгам, тщеславие, непостоянство, фанти нравится миссионерам, поселившимся в его стране: он вообще трудолюбив, как в полевых работах, так и в рыбном промысле; у него сильно развиты любовь к родному месту и семейные привязанности; при том он очень смышлен и способен ко всяким ремеслам. Отличительный знак этой расы составляют порезы на скулах и на затылке. Туземцев племени аким, на юго-восточной границе Ашанти, тоже легко узнать по необычайно выдающимся скулам, образующим как бы зачатки рогов по обе стороны носа. У фантиев, как мужчин, так и женщин, костюм состоит из широкого куска материи, прикрепляемого поясом и оставляющего грудь открытой; одежда матерей расположена так, что сзади образует канки, широкий турнюр, на который помещается ребенок, как на сиденье; богатые матроны, кроме того, имеют привычку привешивать напереди платья брелок из серебряных ключей. У каждого мужчины есть ружье, хотя это оружие сделалось бесполезным со времени окончания войны с ашантиями; прежде каждый фанти был солдатом и должен был до самой смерти следовать за своим капитаном, или браффо. Рассказывают, что в ту эпоху, когда нация, теснимая врагами, принуждена была покинуть внутренния области и спуститься к морю, воины объявили, что они изберут в верховные вожди того из благородных, который принесет в жертву отечеству свою правую руку: в ту же минуту один начальник выступил вперед, протягивая руку: одним ударом меча рука была отрублена, и безрукого вождя тотчас же провозгласили браффо. Род этого первого державца был почти совершенно истреблен ашантиями. Порядок престолонаследия в этой фамилии таков, что власть всегда переходит от дяди к племяннику, сыну сестры, как у большинства других африканских народов.

Каждый город, каждая деревня, каждая семья имеет своего фетиша; кроме того, есть национальный бог, представляющий «господина господствующих, отца всех», который в понятии акванемов и большинства приморских племен, в бассейне Вольты и на лагунах Невольничьего берега, сливается с небом. У этих младенческих народов, которые все окружающее относят к самим себе, каждый предмет природы предполагается оказывающим хорошее или дурное влияние на судьбу отдельного лица, и эти силы должны быть вызываемы или заклинаемы магическими церемониями. Когда какое-нибудь китообразное животное сядет на мель у берега, это—верная примета, что стране грозит большая беда, потому что морские млекопитающие—древний народ, поглощенный морем, но стремящийся снова завладеть землей. Есть, напротив, рыбы, приносящие счастье: такова меч-рыба (xiphias gladius), у которой отпиливают мечевидное рыло, неоценимое сокровище для семьи, которую оно будет защищать от злого рока. Деревья, растения, скалы, ручьи также причисляются либо к покровителям, либо к врагам. Еще недавно, говорит Босман, у богатых вторая жена была специально посвящаема гениях, и. как таковая. объявлялась фетишем.

Когда женщина забеременеет в первый раз, злые духи соединяются против неё, и плод её погибнет, если она не искупит его, подвергаясь публичному поруганию: оттого когда она показывается на улице, в сопровождении своих друзей, которые идут ходатайствовать за нее перед фетишем, толпа ребятишек преследует ее бранными словами и комками грязи. Каждый фанти носит имя того дня недели, в который он родился, так что во всей нации существуют только семь личных имен, каждое с мужским и женским окончанием. Прозвище, основанное на качествах, пороках, странностях данного лица, или каких-нибудь событиях его жизни, обозначает его более точным образом. Смотря по местностям, к его собственному имени прибавляют также, для отличия, имя отца, матери или деда и бабки. Обрезание не практикуется нигде на Золотом берегу, кроме округа Акра, в котором, кроме того, соблюдается обычай натирать новорожденных землей, взятой на том месте, где был убит один жестокий португальский губернатор. Свободные мужчины получают некоторое воспитание; их обучают военной пляске, фехтованью, а также искусству, недоступному ни женщинам, ни рабам, сообщать новости соседним деревням посредством барабанного боя с дробью. В несколько часов эти примитивные телефоны передают вести о событиях или призывы на сотни километров.

Другие племена, обитающие на морском берегу и в горах, представляют большое разнообразие наименований, хотя эти племена принадлежат по большей части к тому же корню, как ашантии и фантии, и походят на них языком, нравами, религиозными понятиями, политическими учреждениями; тем не менее, восточные племена, акра, кробо, авуна, аготиме, крепи, отличаются от собственно фантиев большей способностью к ремеслам и промыслам, большим мужеством и неустрашимостью, также как большей физической силой. Прежде их обозначали общим именем мина или амина, которое ныне применяется к племенам, живущим восточнее, на Невольничьем берегу. Смотря по близости или отдаленности приморских рынков, более или менее частому посещению больших дорог, присутствию или отсутствию европейских миссионеров, различные племена представляют все последовательные переходы от дикого состояния, описанного португальскими миссионерами и первыми исследователями, Артюсом, Бильо-де-Бельфоном, Босманом, Смитом, де-Марше, Барботом, Изертом, до полуцивилизованного быта, констатируемого новейшими путешественниками.

В наши дни, католические и протестантские священнослужители, в особенности лютеранские пасторы базельской миссии, преемники моравских братьев, прибывших в край в 1736 году, основали многочисленные миссии между этими туземцами, и некоторые новые деревни населены исключительно обращенными в христианство неграми. Состояние базельских миссий на Золотом берегу 1 января 1882 года выражалось следующими цифрами: 10 станов, 50 миссионеров, мужчин и женщин; 4.780 верующих, 1.294 воспитанника. Но в огромном большинстве случаев эти чернокожие вступают в лоно христианской церкви единственно ради земных выгод; многие, едва успев креститься, переходят в магометанскую веру. Впрочем, у негров Кэп-Коста и Акры возникают даже новые секты, которые по способу происхождения и по догматам, отчасти христианским, можно сравнить с сектой тайпингов, в китайском обществе, и которые во всяком случае свидетельствуют о самобытной религиозной эволюции. В землях Аделе и Акабу, к востоку от среднего течения Вольты, фетиши уже потеряли кредит; туземные миссионеры проповедуют там новое евангелие, «возвещая, что у Бога родился Сын, и что запрещено работать в воскресенье». Эти проповедники селятся вне деревень, и прозелиты группируются вокруг них. Когда португальцы рассказывали им о Верховном Существе, прибрежные жители Золотого берега видели в Нем только главного фетиша европейских народов: «Не Он нам доставляет золото, говорили они,—это дар земли; не Он дал нам маис и рис, а наш труд; рыбу дает нам море, а деревья с плодами,—это вы, португальцы, привезли нам их». Этот чужой Бог был в их понятиях белым существом, как и люди, поклоняющиеся Ему; они же, черные, могли ли взывать к какому-нибудь другому фетишу, кроме бога их цвета? Роковым образом им достался иной удел, чем белым. Когда два первые человека должны были выбирать между золотом и грамотой, черный взял металл, а белый научился читать и писать: оттого он и стал сильнее черного, а Бог его—самый могущественный из всех богов.

К западу от мыса Трехконечного, англичане не имеют ни одного сколько-нибудь значительного торгового порта. Альбани, домики которого, окруженные пальмами, построены на песчаной косе, между лагуной и морем, есть не более, как бедная деревушка, часто называемая Half Assini (Полу-Ассини), по сравнению с французской факторией, лежащей при истоке озер. Бегиен, наименованный португальцами Аполлонией, в честь святого, приметен издалека развалинами бывшей голландской крепости; но это просто группа хижин, как все огороженные деревни, следующие одна за другой на востоке, в виде непрерывной линии. Эта область поморья—одна из самых многолюдных местностей африканского берега, хотя до недавнего времени здесь не было ни одного городского поселения. На холме, между двух негритянских деревень, которые мало-по-малу сливаются, чтобы преобразоваться в город, стоит укрепление, первоначально португальское, затем голландское, ныне английское; это—форт Аксим, построенный для того, чтобы командовать долиной Анкобры, воды которой изливаются в море в четырех километрах западнее; по другую сторону, ближе к мысу Трехконечному, видны развалины бранденбургской крепостцы Гросс-Фридрихсбург. Аксим или Эсмм, как его называют туземцы, представляет самое благоприятное для приставания судов место на всем этом побережье, благодаря двум островам, защищающим берег: один, Бобовусуа, окруженный подводными камнями, есть остров-фетиш; другой, Поке, составляющий продолжение первого и соединяющийся с ним в часы отлива, был прежде местом убежища для женщин и детей во время войны. Английский путешественник Бортон нашел там орудия каменного века: нигде в других местах этого побережья не собрали такого множества «божественных топоров», как в окрестностях Аксима. Во многих деревнях эти каменные топоры вешают на веревке перед хижинами: иногда их обмазывают особого рода белой глиной, которою красят также стены храмов, и которая считается самым радикальным средством от всех болезней.

Современем Аксим, без сомнения, будет портом всей области, простирающейся до Конга, включая сюда Аовин, Сахви, Гиамам,—страны, еще очень мало известные. Он уже соединен с Анкоброй хорошей дорогой, которая представляет наиболее удобный путь к золотым приискам в Вассау. Кроме того, начальникам племен предложено было расчистить лесные тропинки и устроить мосты через ручьи, чтобы установить удобное сообщение между морским берегом и постом Тарква, центром рудной области. Предполагали даже построить железную дорогу в 96 километров, которая дала бы возможность перевозить тяжелые машины, необходимые для систематической разработки золотых рудников. Тарква, называемая англичанами столицей территории Вассау и занимаемая маленьким гарнизоном, состоит пока только из казарм, построенных на холме, близ деревни, где командует главный туземный начальник страны. Аодуа, бывшая прежде главным пунктом края, теперь обратилась в бедную деревушку; значительнейшие поселения находятся вокруг рудников, сданных на концессию английским и французским золотопромышленникам, с тех пор, как Бонна первый предпринял методические разведки месторождений драгоценного металла в территории Вассау, которые до того времени эксплоатировались туземными промывальщицами золотого песку: могила этого исследователя находится в соседстве Тарква. Золото чаще всего находят в гнейсе и других первичных породах: годовая ценность получаемого металла, не считая добычи туземцев, составляла, в среднем, за время с 1866 по 1880 год 3.120.000 франков; кроме того, в холмах открыты жилы серебряной, медной и оловянной руды, а железо и марганец встречаются повсюду. Золотой песок—единственный денежный знак в этой провинции Гвинеи, которая дала свое имя гинее, старой английской золотой монете. Большинство работающих на приисках состоит из аполлонийцев и круменов, и почти все опи деморализованы пороками, порождаемыми этим промыслом; в то время, как область рудников заселялась, перемена нравов, произведенная прибытием чужеземцев, и оставление земледельческого труда имели следствием страшную смертность: целые деревни совершенно опустели. В этой внутренней области одно только населенное место, вне приисков, заслуживает названия городка: это Мансу, лежащий почти на полпути из Тарквы к устью реки Пра.

Крепость, господствующая над маленькой бухтой Диксков, к востоку от мыса Трехконечного, имеет некоторую стратегическую важность, благодаря своему положению в соседстве мыса, и мимо-идущие пароходы находят там склад угля; другие укрепления, которые оспаривали друг у друга англичане, голландцы и французы, оставили после себя только развалины. Укрепление Шама было сохранено и расширено по причине его положения вблизи того места, где река Пра соединяется с океаном. У этого пункта часто пристают суда; однако, большой изгиб, который река описывает в своем нижнем течении, заставил выбрать другую пристань для торговли с внутренними областями и особенно с королевством Ашанти. Такой пристанью служит ныне город Эльмина, старейшая фактория европейцев на Золотом берегу. Французы первые поселились в la Mine, около конца четырнадцатого столетия; затем, после прекращения диеппскими негоциантами торговли на Золотом берегу, португальцы сделали Эльмину своей главной крепостью. Впоследствии этот город был главным пунктом Голландских владений на берегах Гвинейского моря. А с 1871 года, эпохи, когда начался его упадок, он принадлежит Великобритании; перестав быть столицею края, он потерял большую часть своего населения. Два форта, Сент-Джорж и Сент-Джемс, перекрещивают свои огни над городом, который разделен на две половины узкой бухтой, образующей порт при устье и окаймленной по берегам садами; северная часть города состоит из построек европейской архитектуры; на соседних холмах там и сям виднеются дачи, утопающие в зелени. Эльмина соединена хорошими каменными дорогами, с одной стороны—с устьем реки Пра через большое местечко Комменда, где диеппские коммерсанты тоже имели контору, с другой—с Кэп-Кост-Кэстлем, ныне одним из главных городов английских владений на Золотом берегу.

Этот город, называвшийся Cabo Corso у португальцев, сар Corse у французов, получил свое английское имя Cape-Coast Castle только благодаря невежеству моряков; туземцы называют его Игуа, Эгве, Огва, Гва. Новый город, заключающий в себе несколько домов британского вида, выстроился рядом с «черным городом», где живут скученно фантии, местные уроженцы, матросы крумены, с западных берегов, гауссаны и другие суданцы, составляющие гарнизон. Несколько фортов высятся на холмах, оправдывая название Castle, или «Замок», обыкновенно означающее город. Негоцианты, поселившиеся в Кэп-Косте, ведут обширную торговлю с долиной реки Пра и с королевством Ашанти. От этого города начинается большая дорога, продолжающаяся тропинкой, которая направляется к верхнему бассейну и к городу Кумасси. Этим путем, который должна была заменить железная дорога, начатая постройкою во время войны 1873 года, но не оконченная, шли английские завоеватели в 1874 году, когда они преследовали ашантиев, постоянно побеждаемых, но не перестававших оказывать сопротивление. Деревни, встречающиеся на дороге в Кумасси, почти все носят многозначительные и поэтическия имена, и в соседстве морского берега построены довольно хорошо, благодаря искусству, которое приобретают временные эмигранты, плотники и каменщики, в городах побережья. Между этими внутренними деревнями две, более важные с стратегической точки зрения, заняты гарнизоном из черных солдат: одна, лежащая в лесной прогалине, на полпути от морского берега, в том месте, где соединяются главные ветви реки Пра, носит имя Мансу, принадлежащее также многим другим населенным пунктам той страны; другая, Прасу, т.е. «голова Пра», построена на реке того же имени, ниже впадения в нее многоводного притока Биргим. В этот пост, который военные отчеты называют «ключем» к стране Ашанти, начальники соседнего королевства приходят спрашивать совета или принять приказания представителей велико британской власти.

Кумасси—большой город, около 6 километров в окружности, расположенный в обширной равнине, с красноватой железистой почвой, орошаемой ручьем, притоком реки Да, главной западной ветви «Священной реки». Хотя этот город, столица независимого по имени королевства, есть в действительности вассал Англии, однако он не открывает широко своих дверей иностранцам: в него впускают только после долгого ожидания и при том не иначе, как окольными дорогами сквозь лесные чащи; через известные промежутки расставлены фетиши в тех местах, где должны проходить посетители, в видах устранения порчи от белого человека; до недавнего времени это были человеческие трупы, которые клали поперек дороги или привязывали к деревьям, чтобы напугать чужеземца и заставить его вернуться вспять. Говорят, что до войны население Кумасси простиралось до 70.000 душ. После прохода английского войска, разрушения королевского дворца, истребления пожаром окружающих кварталов, торговля избрала себе другие пути, и жители эмигрировали массами. В 1883 году, во время посещения Кумасси путешественником Лагденом, этот город отличался от окрестных ашантийских селений только большим числом хижин. Но начиная с следующего года произошла значительная перемена: торговые дороги, снова открытые для движения, привлекли тысячи эмигрантов, и повсюду стали появляться новые дома, иные даже в два этажа, на европейский образец. В Ашанти, именно в провинциях Дадеасси и Инкванта, разрабатывают золотоносные залежи, составляющие продолжение, с юго-запада на северо-восток, богатой Тарквахской жилы. В дождливое время года золотоискатели промывают даже песок с улиц Кумасси. Теперь уже не носятся тучи коршунов и других пернатых хищников над городом, над священными рощами и над царским некрополем, который прежде был окружен трупами и орошался человеческой кровью; впрочем, намеченные жертвы, которым удавалось проникнуть в святилище, были обезопашены от царского гнева, защищаемые предками. Последнее человеческое жертвоприношение, как кажется, имело место в 1882 году, на похоронах тетки короля.

В других провинциях бывшего королевства Ашанти, города продолжали процветать или пришли в упадок, смотря по тому, находились ли они после нашествия в состоянии мира или в состоянии войны. Джуабим, бывший соперник Кумасси,—все еще многолюдный город. Кокофу, Инкванта, Мампонг, недавно столицы вассальных государств, были почти совершенно опустевшими в 1874 году, во время посещения их Брандоном Кэрби; город Беква, прежде почти столь же многолюдный, как Кумасси, был покинут почти всем населением в 1885 году, вследствие свирепствовавшей там оспенной эпидемии. Более счастливые, многие города Акима, в верхних бассейнах рек Пра и Бирим, населились и разбогатели. Инсуаим, или Нсуаэм, называемый также Оба, главный город западного Акима, лежащий близ реки Бирим, сделался одним из значительнейших городов Африки; подле старого города, с кривыми улицами, разростается новый, с широкими прямыми улицами, раскинувшийся вокруг холма, на котором стоит королевский дворец. В расстоянии одного километра к югу находится другой город, Соадра, тоже очень населенный: на пространстве около 6 километров вокруг Обы живет, вероятно, более двадцати тысяч человек. Столица территории Аким-Ашанти, прежде подвластной кумассийскому царьку, Бомпата, лежит на одном из верхних притоков Пра; она сменила, в качестве главного города провинции, пришедшее теперь в упадок местечко Двиранса, построенное в одной долине гор Оквагу. Врасо, на скате горы, покрытом плантациями и господствующем над обширным амфитеатром лесистых горных склонов,—один из самых живописных городов в области водораздела между бассейном Пра и бассейном Вольты. Кумаву—тоже хорошенький городок, но частию утративший свое прежнее значение: теперь это группа отдельных деревень и поселков, разделенных порослями сахарного тростинка. Каждое местечко этой страны имеет свой храм, где царит бог Танно, пришедший из провинции Гиаман, на северо-западе от Кумасси.

К востоку от Кэп-Коста, вдоль морского берега, следует одна за другой торговые пристани: Анамабоэ, Коромантин, Акемфо или Сольт-Понд, т.е. «Соляной Пруд» (названная так от салин на её берегу), Виннеба или Симпа. Затем, в 150 километрах от Кэп-Коста, находится город Акра, Нкран или Га, доминируемый фортом Джемс и продолжающийся на восток другими городскими кварталами, из которых каждый имеет своего царька; одна из пригородных деревень, близ форта Кревкер, была обитаема фетишем, покровителем беглых негров. Не будучи оффициальной столицей английских владений на Золотом берегу,—так как этот титул принадлежит с 1875 года форту Христиансборг, бывшей датской цитадели, лежащей несколькими километрами восточнее, Акра, тем не менее, фактически есть главный город «колонии». Губернатор выбрал себе резиденцию недалеко от живописной старинной крепости, частию разрушенной землетрясением 1862 года, которое повалило почти все дома города. Христиансборг, с его многочисленными башнями и бастионами, высящимися на террасе, имеет величественный вид феодального замка; он заключает в своих стенах обширные цистерны, снабжающие водой гарнизон, а иногда, кроме того, часть города Акры и судовые экипажи порта. Миссионеры из Базеля основали близ замка техническую школу, откуда выходят лучшие ремесленники на всем побережье между Сиерра-Леоне и Габоном. Акра—исходный пункт многих дорог, по которым до недавнего времени белые путешествовали на неграх; на некоторых из этих дорог теперь уже можно проехать в экипаже; поговаривают о постройке рельсового пути, который связал бы столицу с городом Кпонг, лежащим на изгибе Вольты, в расстоянии 80 километров. Подводный кабель соединяет станцию Акра с всемирной телеграфной сетью.

Акра-Христиансборг обладает большим преимуществом в сравнении с большинством других береговых городов: он расположен в близком соседстве холмов и даже гор, поднимающихся над поясом побережья, где господствуют лихорадки. Километрах в сорока к северу, находится деревня Абури или Абуде, санитарная станция, основанная базельскими миссионерами, на высоте около 400 метров, в лесу, состоящем из плодовых деревьев—апельсинного, мангового, кофейного, пальмового и бананового. Акропонг, т.е. «Город на горе», бывшая столица королевства Аквапем, тоже служит санаторией белым иностранцам, а для чернокожих—это центр школ. Уже датчане Христиансборга имели загородные дома в горах, когда край был уступлен англичанам. На холмах и в долине Гумо (Сокум) с успехом разведено несколько плантаций, несмотря на вред, причиняемый термитами, от которых вся эта местность и получила название Акра или Нкран, что значит «Страна муравьев». Деревни восточного берега, следующие одна за другой до устья Вольты, между пальмовыми лесками, Тесси, Прампрам, Биг-Нинго (Фреденсборг) и другие ведут кое-какую торговлю, но главный промысел их жителей составляет рыбная ловля. Во время господства датчан эти селения были защищены крепостцами, развалины которых еще видны среди песков и кустарника. Вблизи одного рифа, на песчаном берегу, туземцы, говорят, часто собирали золото; однако, драгоценный металл показывался, будто бы, только во время праздника сбора ямса и по ходатайству одного могущественного фетиша.

Бассейн Вольты, главные реки которого берут начало в большом расстоянии к северу от английских владений, заключает в себе несколько торговых городов, куда мусульманские торговцы с Нигера приходят покупать у негров драгоценные произведения поморья и европейские товары, ввозимые преимущественно через Ассини и Кинджабо. Город Бонтуку, на реке Тин, в Гиамане или Гамане, союзе семнадцати «королевств», был посещен, до 1882 года, только одним европейским путешественником, Лонсдэлем; золотой песок и бумажные материи, фабрикуемые в этой стране, достигшей цветущего состояния со времени упадка Кумасси, составляют главные предметы обмена на этом рынке, населенном большею частию уангарами или мандингами-магометанами. В пяти днях ходьбы к северу от Бонтуку, в долине Конга, основалась новая столица, Гирабо, куда еще не проникал ни один белый исследователь; она находится на дороге в таинственный город Конг, лежащий в мандингском государстве, на водораздельной возвышенности между Нигером и Вольтой.

В 1884 году Брандон Кэрби доходил до Квантампо (Кутампо), или Тинтинпо (как его называют мусульмане), города, построенного в песчаной равнине, в 120 километрах к северу от Кумасси, на одном южном притоке Вольты: это наиболее посещаемый рынок в районе 400 километр. Во время прохода Кэрби этот город имел, со включением пришлого торгового люда, сорока-тысячное население, состоящее из уроженцев всех стран, от Сиерра-Леоне до Борну, и живущее отдельными общинами, каждая под управлением собственного начальника; самый могущественный из них, главарь гауссанцев, есть вместе с тем главный правитель города. Ашантии, основатели Квантампо, тоже составляют общину в общине; но вследствие междоусобных войн, опустошавших провинции их отечества, они оказались отрезанными от всякого сообщения с Кумасси: так как на дорогу, проходящую через провинцию Коранца (Нкоранца), был наложен запрет, то ни один торговец не мог пользоваться ею, не навлекая на себя гнева фетишей. Закрытие этого торгового пути, кратчайшего из дорог, направляющихся к морю, отвлекло торговое движение к французскому поселению Ассини. Оттого Кэрби, командированный колониальным управлением, употребил все свое влияние, в качестве оффициального лица, чтобы заставить снять эту блокаду с дороги в Кумасси и к английским факториям. Провинция Коранца, отделяющая город Квантампо от королевства Ашанти, приняла в свои пределы большое число переселенцев, бежавших из южных областей вследствие господствовавших там смут: достигшая цветущего состояния, благодаря продолжительному миру, она покрылась многолюдными поселениями, которые обогащаются вывозом орехов кола, с одной стороны—к побережью, с другой—в области Нигера до Томбукту.

Атеобу (Атабуобу), главный город «королевства» Бронг, расположенный в прекрасной травяной равнине, между ручьями, спускающимися к Поро и Сене, притокам Вольты, прежде был очень значительным городом. Он состоит из нескольких кварталов, соединенных широкими аллеями, обсаженными большими деревьями; виднеющиеся во многих местах груды развалин, заросших высокой травой, свидетельствуют об опустении города. Упадок Атеобу был следствием закрытия двух дорог, которые соединяли этот город с Кумасси и с Салагой, и которыми вывозилось золото и орехи кола в северный Судан. В 1874 году великий жрец города Кракие, главный духовный сановник страны, запретил пользование этими путями, чтобы отвлечь торговое движение к своему городу. Десять лет спустя запрет еще существовал, но в 1884 году была послана депутация от влиятельнейших обывателей Бронга ходатайствовать перед верховным жрецом о снятии тяготеющего над дорогами табу. Влияние северной цивилизации уже сказывается в способе постройки домов: здешния жилища все с плоскими кровлями, в роде тунисских, тогда как у ашантиев и фантиев хижины оканчиваются остроконечным конусом.

Город Салага, посещенный в 1875 году французским путешественником Бонна и после того виденный многими другими исследователями, миссионерами и купцами, остался большим торговым центром, хотя торговля его тоже много пострадала; прежде, когда он был известен только по слухам об его славе, его считали столь же многолюдным, как Каир; в 1877 году население его исчисляли уже не более, как в 20.000 человек; восемь лет спустя Мюллер и Мели нашли, что оно еще уменьшилось на половину. Главная его улица, обсаженная тенистыми деревьями и протянувшаяся на 2 километра в длину, представляет во многих местах невзрачные полуразвалившиеся домишки. Уничтожение торговли невольниками на соседнем побережье разорило салагских торговцев; еще в 1877 году они платили от 25 до 100 франков за человека, перепродавая этот живой товар за пятерную цену; теперь главные предметы торговли—скот, отправляемый непосредственно в приморские местности, и орехи кола, покупаемые купцами с Нигера. В Салаге люди никогда не употребляются для переноски клади, как в областях поморья, потому что там достаточно многочисленны вьючные животные, волы, ослы, лошади, мулы. Город этот имеет арабскую физиономию, в нем есть мечети и медрессе; главные отрасли промышленности, ткацкое, кожевенное, ювелирное мастерства, практикуются теми же приемами, как в северной Африке, и произведения продаются на базарах по тем же обычаям. Вид страны, почти совершенно лишенной древесной растительности, тоже напоминает северные степи; горизонт ограничен невысокими холмами. На одном из этих холмов, в 5 километрах к юго-востоку от Салаги, расположена деревня Пами (Памби), резиденция царька территории Гуандиова или Нта-Фуфу. Высоту местоположения Салаги над уровнем моря определяют в 165 метров.

В 80 километрах к северо-востоку, тоже в бассейне одного северного притока Вольты, находится другой международный рынок, Дженди (Иенди, Янда, Иене), столица большого королевства Дагомба, простирающагося на север до Нигера, в стране мандингов; прежде это государство, признававшее над собой верховную власть короля Ашанти, посылало ежегодно своему сюзерену, в виде дани, 1.500 рабов. Торговые обороты в Дженди, повидимому, уменьшились по тем же причинам, как и в Салаге. В настоящее время главным центром населения в области среднего течения Вольты является город Кете, еще недавно бывший только предместием города Кракие (Карати, Крачи), который до сих пор сохранил за собой ранг столицы. Кракие расположен в 2 километрах к юго-востоку от Кете, на высоте 60 метров над уровнем моря, на возвышенном левом берегу главной реки, почти против впадения в нее притока Сене. Это—город «фетиш»; в соседней пещере, осененной группой священных деревьев, обитает высоко-чтимый бог, и туземцы стекаются сюда со всех сторон, чтобы вопрошать оракула. Верховный жрец храма, главное лицо в стране, председательствует над целым союзом государств, который образовался со времени распадения царства ашантиев. Впрочем, кажется, в это последнее время фетиш и его представитель значительно утратили свою власть; магометане, привлекаемые торговлей, сделались мало-по-малу истинными господами; языческие монархии страны постепенно уступают место мусульманским аристократиям. Каждый город этой области имеет своего фетиша, могущество которого возрастает или ослабевает вместе с могуществом жителей, которым он покровительствуют. Дух Вуропонга, имеющий пребывание на плоской горе Сиа, в сотне километров к юго-востоку от Кракие,—злой бог, которому нужна человеческая кровь; еще недавно ему каждый год приносили в жертву человека; бой на молитвенных барабанах, натянутых из обезьяньей кожи, производится посредством человеческих берцовых костей. На северо-восток простирается обширная страна Буссо или «Горная», очень слабо населенная, главные города которой, Сиаде и Дадеасси, имеют каждый какого-нибудь святого в качестве фетиша-покровителя. Говорят, три четверти населения Буссо страдает зобом. В этих странах браки совершаются не посредством купли и не по приказу родителей; жены, сохраняя за собою свободу выбора, могут во всякое время покинуть мужа: оттого они вообще пользуются хорошим обращением, и мужья помогают им даже в домашнем хозяйстве. Молодые люди и дети не имеют права одеваться; только люди женатые носят одежду из ткани или древесной коры; при разводе жена отбирает у мужа платье, которое она ему дала.

Река Афрам, соединяющаяся с Вольтой выше горных ущелий, не имеет ни одного города на своих берегах. Даже прибрежныя степи почти совершенно не населены; но на возвышенности, отделяющей её бассейн от истоков реки Пра, стоит хорошенький городок Абетифи, столица королевства, которую миссионеры из Базеля избрали центром своих станов. Почти против слияния Вольты и Афрама, хотя в нескольких часах расстояния, в гористой местности раскинулся город Пеки, главный пункт конфедерации, в состав которой входит несколько городов, как-то: Киандо, большой магометанский рынок, Ангвоэ, Аватиме, тройной город Анум, и более сотни деревень на восточной покатости бассейна Вольты. Ниже, среди ущелий, показывается живописный городок Акуаму, бывший прежде союзником ашантиев, и жители которого тоже практиковали прежде самые жестокие «обычаи». Затем следует город Кпонг, занимающий очень выгодное положение на большом изгибе судоходной реки, в том месте, откуда идет дорога на юго-запад к Акре. Этот город имеет некоторое значение, как пристань маленького государства Кробо, столица которого, Одумасси, лежит на дороге в Акру, у подножия уединенной горы, составляющей акрополь нации. Крутые, почти отвесные стены этой горы поднимаются на 250 метров над уровнем равнины; только с северной стороны можно взойти на скалу по каменистой тропинке. На вершине приютились двенадцать деревень, которые прежде служили убежищем женщинам и детям во время войны. Почти все молодые девушки племени кробо посылаются на гору с девяти или десяти-летнего возраста и проходят там шестилетний курс воспитания, под руководством жрецов и жриц: ни один порядочный кробо не возьмет себе в жены девушку, которая не воспитывалась на священной горе. Гроты, открывающиеся в стенах этой громадной скалы, служат усыпальницами местным жителям.

Ниже этой территории Кробо, одной из самых цветущих областей Золотого берега, благодаря её торговле и её лесам масличной пальмы и каучукового дерева, следуют, на правом берегу реки, города Баттор, место прохода караванов, и Агграви, управляемый языческим жрецом. Большинство городов и деревень расположены на правом берегу, тогда как плантации находятся на левом берегу Вольты. Приморский порт этой реки, Ада или Адда, лежит километрах в десяти от бара, на одном из её рукавов и у истока большой береговой лагуны; передовым портом его служит деревня Риверсайд или Адафо, построенная на песчаной косе между морем и лагуной. Нужно удивляться, что город, расположенный при выходе столь обширной и плодоносной долины, не имеет населения и торгового значения, соответствующего величине и производительности его бассейна. Причина тому частые войны, опустошавшие приречные местности. Еще в 1885 году один богатый рабовладелец, бывший прежде союзником короля Ашанти в борьбе с англичанами, поднял племена аниако и авуна, живущие на берегах лагун, к востоку от нижней Вольты, и все торговые операции должны были остановиться. Чтобы удерживать в повиновении беспокойные населения этого побережья, колониальное правительство учредило сильный гарнизон в форте Кветта или Кета, бывшей датской крепости Приндсенстен, лежащей близ мыса св. Павла, между морем и прибрежной лагуной.

Населения Золотого берега, долго остававшиеся неподвижными в промышленности и торговле, сделали большие успехи в эти последние годы, не смотря на зловещие предсказания землевладельцев поморья, рабы которых были освобождены и попавшие в кабалу за долги, или pawns, отпущены на волю, после войны против ашантиев: чувство негодования, овладевшее визитаторами при виде солдат, купленных в качестве пленников, и тысяч рабынь-носильщиц, сопровождавших английские войска, вызвало декрет об отмене рабства; однако, свобода многих невольников была еще в 1882 году оспариваема перед судами. Со времени почти общих мер по эмансипации, принятых в 1874 году, чернокожие охотнее работают для белых, и площадь возделанных земель значительно расширилась: во многих местах пальмовые леса заменены правильными плантациями; обращено больше внимания на культуру кофейного дерева и табаку; разводятся какаовое дерево и другие пищевыя растения, перенесенные из Америки; занимаются также производством каучука, особенно в территории Кробо, население которой отличается наибольшим трудолюбием; область племени крепи производит в изобилии хлопок. Лошади из Европы и из страны мандингов, почти всегда издыхающие после короткого пребывания в западных округах Золотого берега и в лесах поморья, хорошо уживаются в Акре и соседних местностях. Промышленность тоже развивается, как и земледелие, благодаря многочисленным мастерам, выходящим из технического училища, основанного базельскими миссионерами, благодаря в особенности магометанским ремесленникам, которых можно встретить водворившимися на постоянное жительство во всех прибрежных городах Вольты, и которые в Акре населяют уже целый квартал; но главная отрасль туземной промышленности, ювелирное искусство, потеряла большую часть своих мастеров-художников со времени упадка Кумасси: теперь можно любоваться в Англии, в собрании сокровищ, взятых у короля Ашанти, замечательными произведениями этих черных ремесленников, браслетами, перстнями, изделиями из коралла в золотой оправе, фантастическими животными, имеющими отдаленное сходство с древне-египетскими драгоценными украшениями.

Несмотря на имя страны, важнейший предмет её торговли не золото: теперь главный экспортный товар—пальмовое масло; бухточки и речные устья, перед которыми бросают якорь приходящие за грузом корабли, носят, как лиманы Бонни и Калабар, название oil-rivers, «масляных рек». Что касается привоза, то он состоит преимущественно из бумажных материй и водки: «цивилизация» ограничивается пока одеванием и спаиванием туземцев.

Вызов пальмового масла в 1882 г.—4.462.700 франк., золотого песку—1.538.800 франк.; ввоз бумажных материй—3.221.275 франк., водки—1.673.650 франк.

Обороты внешней торговли английской колонии Золотого берега в 1895 году: ввоз—23.300.000 франк.; вывоз—21.950.000 франк.

Управление Золотым берегом, с присоединенным к нему в административном отношении Лагосом, на Невольничьем берегу, вверено губернатору, который назначается королевой Великобритании, и при котором состоят два совета, законодательный и исполнительный, составленный из высших сановников и именитых купцов; после войны с ашантиями резиденция колониального правительства была переведена из Кэп-Коста в Христиансборг-Акра. Каждый округ колониальной территории управляется окружным начальником, соединяющем в своем лице административные и судебные функции. Главари племен, которые сохранили за собой большие имения, обрабатываемые бывшими подданными, исполняющими барщину, мало-по-малу преобразовываются в мировых судей: им позволено разрешать маловажные споры и тяжбы на основании обычая, но все значительные дела подлежат ведению английских судов. Военная сила, на которую опираются иноземные власти, состоит главным образом из фантиев, гауссанцев и круменов; последние вербуются преимущественно в порте Лагос, где живет множество эмигрантов из всех частей западной Африки. Неоднократные попытки набирать солдат в северных королевствах, между врагами ашантиев, не имели успеха: негры этих стран отказываются переселяться в приморские провинции: что касается фантиев, то они охотно нанимаются в военную службу, чтобы дезертировать при первой опасности. Почти единственный источник доходов местного правительства составляют таможенные пошлины, взимаемые с товаров, которые ввозятся в двадцать пять приморских портов, открытых иностранной торговле; по предварительном заявлении, суда могут также приставать и в других пунктах побережья, для принятия грузов. Бюджет колонии Золотого берега (1895 г.): приход—230.000, расход—265.000 фунт. стерл.

Колониальная администрация, постепенно заступая место бывших царьков, не изменила границ присоединенных государств, преобразованных в провинции. Она не вмешивается непосредственно в управление сопредельных государств, но посылает туда время от времени визитаторов, советы которых всегда исполняются. Прежде весь верхний бассейн Вольты составлял часть империи Ашанти, либо как непосредственное владение, либо как вассальная территория; но представители Великобритании содействовали процессу политического распадения, и в поясе притяжения Золотого берега образовались многочисленные королевства, называемые «независимыми». Впрочем, в отдаленных от побережья областях существует еще несколько государств, как Гаман, Дагомба, Буссо, не подчиненных английскому влиянию.

Следующая таблица представляет список провинций Кэп-Коста и опыт перечня окружающих королевств, с именами главных городов и цифрой населения, указываемой либо народной переписью, либо приблизительными исчислениями.

Английские владения на Золотом берегу
Провинции	Главные города
Аманахиа	Альбани; Аполлония.
Вассау	Тарква (2.000 жит.); Маису (1.500 ж.); Аксим (3.500 жит.).
Аганта	Диксков (1.000 жит.)
Эльмина и Шама	Эльмина (3.000 жит.); Комменда (2.300 жит.). Шама (3 900 жит.).
Ассин-Данкиира	Джоква.
Туфоль
Данкира
Ассин	Мансу, Прасу.
Фанти	Кэп-Кост (10.700 ж.); Анамабоэ (4.200 ж.); Виннебах (3.000 ж.).
Аким	Бомпата, Нсуаум; Киеби; Бегоро.
Акра	Акра (10.000 жит.); Христиансборг (6.000 жит. ’.
Адангме	Ада (3.000 жит ).
Аквапем	Акропонг (3.500 жит.); Абури (6.000 жит.). Баттор; Агграви (2 500 жит.).
Кробо	Одумасси (5.000 жит). Кпонг; Акуаму.
Авуна	Кветта.
Сопредельные государства.
Королевство Ашанти. Провинции:
Сефуи, Инкваита, Аданси, Дадеасси, Какофу, Даниасси, Беква, Джуабин, Инсута, Мампонг, Кумасси	Кумасси (35.000 ж., по Кэрби).
Сахви или Шауи.
Гиаман или Гаман. Провинции:
Моинсан, Гомбат, Соко, Сафой и пр	Бонтуку (7.000 ж., по Лонсдэлю).
Коранца и Кватампо	Кватампо (35.000 ж., по Кэрби).
Бронг	Атеобу.
Нта-Фуфу или Гуандьова.	Пами; Салага (10.000 ж, по Мели).
Дагомба	Иенди (6.000 ж., по Лонсдэлю).
Буссо. Провинции: Ачати, Аделе, Куромбо или Трибу, Акуба	Сиаде; Двонг.
Кракие	Кракие (2.500 ж.); Кете (7.500 ж., по Лонсдэло).
Боэм. Провинции: Окуаго-Дюкоманга, Акпосо. Борада
Окуаго-Кодсабе	Абетифи (4.000 ж., по Штейнеру).
Пеки. Провинции: Нкониа, Киандо, Ангвоэ.
Анум	Кпандо (12.000 ж.): Пеки; Аватиме.