IV. Гаусса
Часть Судана, где река Сокото—главная водная артерия, и которая ограничена на севере—Сахарой, на востоке—покатостью озера Цаде, на юге—отделяющей ее от Бенуэ возвышенностью, на западе—течением Нигера, составляет особую естественную область: это Гаусса или Хаусса, имя которой, может-быть, произошло от слова Аусса, имеющего, в языке туарегов, смысл «страны по сю сторону Нигера», в отличие от терминов Гурма и Арибинда, означающих «земли по ту сторону Нигера». Границы этой естественной области нигде не представляют сколько-нибудь серьезных препятствий для сообщения, кроме северной её стороны, прилегающей к пескам и скалам, и потому нет ничего удивительного, что они были перейдены во многих местах. В то время, как пришлые африканцы различных рас поселились в Гауссе, сами гауссанцы заняли обширные территории за пределами своей центральной области, и политические границы постоянно перемещались, вследствие переселений и завоеваний. В настоящее время Гаусса, одна из богатейших и многолюднейших стран Судана, заключающая в себе много больших городов, пользуется преобладающим влиянием на окружающие области. Она господствует над многочисленными государствами, лежащими вне её бассейна, и язык её, на который негры тех краев смотрят как на язык по преимуществу торговли и цивилизации, распространился в большей части Судана. Говоря о Гауссе, невозможно не включить в описание её некоторые из соседних стран, представляющие те же климатические условия, населенные людьми той же расы и причастные тем же политическим судьбам. Пространство территории, которая обнимает, вместе с собственно Гауссой, все бассейны рек, соединяющихся с главной рекой между гульби Сокото и Бенуэ, можно считать приблизительно в 400.000 кв. километров. Что касается народонаселения этой обширной страны, то суммарные статистики определяют его, не подкрепляя, однако, своих исчислений никакими фактическими данными, огромной цифрой в десять и даже в двадцать миллионов душ; но описания Барта, Рольфса и других путешественников не позволяют допустить густоту населения более чем в десять жителей на один квадратный километр, хотя некоторые местности, вокруг городов Гандо, Бида, Илорин, населены так же густо, как самые многолюдные промышленные округи Европы. Следовательно, едва-ли наберется больше четырех миллионов жителей в Гауссе и зависящих от неё территориях, не считая бассейна Бенуэ.
На восток бассейн Нигера не отделен от бассейна озера Цаде правильным хребтом, представляющим непрерывную, легко различаемую выпуклость рельефа. Правда, раздельный порог между этими двумя бассейнами обозначен более явственно, чем между реками Шари и Бенуэ, где болота и озера как-бы принадлежат одновременно к двум покатостям; однако, скаты так мало чувствительны в восточной Гауссе, что во многих местах трудно распознать, к какой системе принадлежат проточные воды или лужи, сохраняющиеся в сухое время года. Но водораздельная область усеяна многочисленными скалами, гранитными обелисками и куполами, которые превращают иные округи в обширные лабиринты. Эти скалистые местности представляют очаровательные пейзажи. Между камнями растительная земля залегает толстым слоем, на котором пышно развиваются пальмы и густолистые деревья, образующие живописные группы; поля извиваются неправильными лентами по контурам пригорков; хижины ютятся под самыми утесами; есть даже города, как, например, Дучи между Сокото и Каценой, которые едва приметны в лабиринте скал, обступающих со всех сторон собрание человеческих жилищ.
Недостаточный скат почвы и многочисленные впадины между скалами помешали правильному образованию речного разветвления: в большей части страны вовсе нет ручьев, встречаются только лужи, озера или пруды, увеличивающиеся и уменьшающиеся, появляющиеся и исчезающие, смотря по времени года. Даже там, где годовые дожди вырыли непрерывные русла, речки большую часть года, являются в виде длинных и узких луж, отделенных одна от другой песчаными отмелями: это так называемые «кораммы», или потоки, состоящие из ряда прерывающихся водных площадей, обсохшие пороги которых представляют удобные места для привала караванов. Только в нижней части бассейна, река Сокото имеет характер непрерывного потока, но воды её, лениво движущиеся по каменистому ложу, нездоровы для людей и животных, почему там пьют только профильтрованную воду, скопляющуюся путем просачивания на дне ям, вырытых рукой человека в песчаной почве берега. При том, замечается огромная разница в отношении количества дождей между двумя частями бассейна—той, которая прилегает к Сахарским степям, и той, которая принадлежит к поясу Судана. Переход от сухого климата к сырому очень резок в этой области Африки: на расстоянии какой-нибудь сотни километров от севера к югу, годовое обилие дождей, а вместе с тем богатство и разнообразие растительности изменяются поразительным образом. Разность широты между Сокото и Гандо не достигает даже 70 километров; но в то время, как в первом из этих городов, более близком к пустыне, дожди редки, во втором, напротив, они очень обильны: туземные наблюдатели говорили Барту, что средним числом в Гандо бывает 92 дождливых дня в году; по его мнению, годовая высота дождевого столба должна быть больше 2 метров в этой части покатости Нигера. В сезон дождей путешествие там крайне затруднительно: все реки и речки выступают из берегов, все низкия места затоплены, размытые дороги превращаются в непроходимые болота. Благодаря своей древесной растительности, южная часть бассейна реки Сокото сохраняет круглый год приятный, ласкающий взоры вид, тогда как северная часть страны представляет в период засухи самое печальное зрелище: во многих местах кругом себя видишь только голую, спаленную солнцем саванну.
В обитаемых округах Гауссы, как и в Сенегале, главным образом тамаринды, баобабы и бавольники своими огромными размерами и величественным видом придают характер пейзажу. Бавольник считался по преимуществу священным деревом, когда жители Гауссы были еще язычниками. Особенно у ворот городов везде неизменно встречаешь это исполинское дерево: под ним совершались жертвоприношения и происходили торжественные народные собрания; его обширная крона, поднимающаяся, в виде купола, над другими деревьями, издали указывает дорогу путникам. Три породы пальмы, господствующие на севере Африки, но в разных областях,—финиковая, дум и делеб, встречаются здесь рядом в некоторых кантонах. Масличное дерево очень обыкновенно в некоторых округах страны Сокото; некоторые провинции славятся также лесами дерева дороа (parkia), семена которого, высушенные и распиленные, идут на приготовление плиток, похожих на плитки шоколада и употребляемых как приправа к кушаньям; плитки эти составляют предмет весьма значительной торговли: они вывозятся в большом количестве из южных лесистых провинций в северные округи, где это дерево редко, и в бассейн озера Цаде, где его совсем нет. При лесных порубках топор дровосека всегда щадит дороа, как и масличное дерево. Дынное дерево (папайя), неизвестно когда введенное в крае и, вероятно, через Египет, как показывает его название—гонда Маср—можно видеть подле каждого человеческого жилища в южной Гауссе; но банан, о котором ошибочно говорили, будто он «следует за негром через весь Судан», отсутствует на пространстве около 1.000 километров в ширину, отделяющем Адамауа от Гандо; он опять становится очень обыкновенным и дает превосходные плоды—в западной полосе Гауссы. Рис составляет главный зерновой хлеб во всем бассейне реки Сокото, тогда как на востоке, в Борну, это растение неизвестно земледельцам. Лук отличается превосходным качеством и составляет весьма важную часть питания туземцев; Барт рассказывает, что во время его продолжительного и опасного путешествия по Судану он много раз своим исцелением от дисентерии обязан был только луку и плодам тамаринда. Из промышленных растений самое распространенное—хлопчатник, как это было уже в шестнадцатом столетии, по рассказам Льва-Африканца.
Хотя междоусобные войны и массовыя истребления жителей обезлюдили многие местности Гауссы, однако, в целом эта страна так заселена и покрыта плантациями, городами и местечками, постоянными или временными, что большие дикия животные давно уже удалились из центральных областей. Носорога нигде не видать в Гауссе; слон встречается только в глухих местностях, где он бродит значительными бандами; лев, безгривый, как и аирский, появляется иногда в при-нигерской полосе степей Сахары. Мир птиц представлен вокруг деревень мириадами голубей и горлиц, а в лесах различными видами с блестящим оперением. Стада домашних животных населяют лесные прогалины и саванны. Все козы—однообразно темного цвета, все коровы чистого белого, у всех быков на затылке жирный мешок, ниспадающий на плечо. Гауссанцы—страстные пчеловоды: ульи, устраиваемые из ветвей, обыкновенно вешают на баобабах. В низменных и болотистых частях страны москиты составляют почти невыносимый бич, гораздо более страшный, чем было бы соседство лютых зверей; но в некоторых округах туземцы придумали довольно остроумное средство избегать преследования этих мучителей. В некотором расстоянии от своих хижин они устраивают на высоте трех или четырех метров над уровнем почвы убежище с конической крышей, поддерживаемое несколькими столбами; днем этот тайник плотно закрыт, с наступлением же ночи обитатели влезают в него при помощи лестницы, и быстро захлопнув дверь за собой, освобождаются, наконец, от атак жужжащей тучи москитов.
Гауссанцы называют себя пришельцами с севера: гоберасы или гоберауа, господствовавшие некогда в горах Аира, принадлежат к этой семье народов. В мифической генеалогии гауссанцев имя их родоначальника, повидимому, заставляет предполагать для всей расы, за исключением «сынов Гобера», рабское происхождение: память о периоде первоначального свободного состояния изгладилась даже из предания. Как бы то ни было, страна, на которую указывают как на первоначальную родину всех гауссанцев, есть область водораздела между рекой Сокото и бассейном озера Цаде, и в этом поясе особенно восточная покатость считается местом их происхождения. Мало-по-малу эта раса распространилась на западе, и гаусская семья разрослась дотого, что заключала в себе семерых «законных» сынов; на каждом из них лежала, по преданию, какая-нибудь специальная обязанность в управлении делами: так, Гобер, северный гауссанец, должен был, как воин, защищать своих родичей; Кано обязан был красить ткани; Кацена сделался купцом; Сег-Сег, южный гауссанец, поставлял невольников. Затем семья увеличилась еще семерыми детьми «незаконными», зарубежными жителями, говорящими гаусским языком или по крайней мере понимающими его, но первоначальные наречия которых отличались от этого языка. Они остались чужаками для расы и уступают своим братьям в благородстве: это народы, обитающие на нижнем Нигере и Бенуэ. В то время, как территория собственно гауссанцев не превышает 100.000 квадр. километров, область, где господствует их язык, обнимает в пять или шесть раз большее пространство.
Гаусский язык, который Ричардсон называл «суданским», как будто это язык всего Судана, есть по крайней мере наиболее употребительный говор во всей стране, заключающейся между Сахарой, озером Цаде, Гвинейским морем и горами Конг: даже за пределами этой обширной территории его употребляют на всех рынках, совместно с местными языками; на берегах Средиземного моря каждый торговый город, Триполи, Тунис, Алжир, имеет свою колонию негров, говорящих гаусским диалектом. Через своих невольников, также как через купцов, нация постепенно все далее распространяет свою речь: в чужих землях служители из гауссанцев учат своих господ этому цивилизованному языку по преимуществу, языку рынков и королевских дворов. Все слова его составлены посредством агглютинации при помощи приставок и суффиксов, при чем каждая частица сохраняет свое особое значение. По звучности, богатству словаря, простоте грамматической конструкции, изящному равновесию фраз, гаусский язык действительно достоин занять одно из первых мест между языками Африки. Письменность его состоит почти только из книг духовного содержания, словарей и сборников грамматических заметок, составленных европейцами; но, по свидетельству Шена и Краузе, гауссанцы обладают также оригинальными манускриптами, написанными на туземном языке, хотя арабскими буквами.
В наиболее чистом виде, по словам Ричардсона, этот диалект сохранился в Кацене, «гауссанской Флоренции; по мнению большинства ученых, его должно поставить, в смысле классификации, между негритянскими наречиями, вместе с диалектом канури; но он представляет также большое сродство с «хамитскими» языками северных областей континента.
«Семеро сыновей» нации гаусса не все принадлежат к исламу; некоторые из них остаются еще язычниками и оказывают энергическое сопротивление всяким попыткам насильственного обращения. Во время путешествия Барта северные гоберасы продолжали отвергать все магометанские обряды, да и другие гауссанцы не выказывали особенного рвения к вере. Дело религиозной пропаганды должно быть приписано исключительно другой расе—фулам. С давних пор представители этой расы жили в Гауссе, как пастухи, и уже с четырнадцатого столетия, может-быть, даже еще ранее, большинство их общин исповедывали веру Магомета. Рассеянные по всей стране, эти общины сделались очень многочисленными; кроме того, они постоянно увеличивались притоком новых элементов, так как хотя фулы, гордящиеся своим красным или белым цветом кожи, отказываются выдавать своих дочерей замуж за окрестных негров, но сами они охотно женятся на негритянках, и дети от таких смешанных браков считаются принадлежащими к расе отца. Во многих местах могущество фулов уже уравновешивало могущество собственно гауссанцев, но нигде первые не приобрели еще политического господства, когда вспыхнула война: это было в 1802 году. Один шейх соседнего с землей Гобер племени, дам-фодие-Отман, убедил своих единоплеменников организоваться в джемаа, то-есть в религиозную и военную общину, чтобы отбросить в северные степи своих угнетателей, язычников гоберасов, и пропагандировать веру силой меча. Часто побеждаемые в борьбе с неверными, но всегда возобновлявшие эту борьбу, фулы в конце концов восторжествовали над гауссанцами и основали обширную империю, простиравшуюся до истоков Бенуэ.
Между так называемыми фулами территории Сокото есть много иноплеменников, принадлежащих к нации завоевателей только благодаря продолжительному союзу, основанному на общности интересов. Таковы сисильбе или силлебау, потомки уакоре, или восточных мандингов; они говорят феллатским (пулар) и гаусским (гауса) языками, первоначальный же их язык давно уже позабыт. Различные покоренные народцы тоже причисляются к фулам, но лишь в качестве низших каст, как племя лагобе причисляется к сенегальским фулам. Племя согоран или джауамбе есть остаток одного из тех побежденных народов, которые никогда не поднимаются на степень свободных людей и занимаются только презираемыми ремеслами: в некоторых местах согоранов можно сравнить с цыганами по социальному положению, тогда как в Сокото, где их раса, смешавшаяся с туарегской, составляет главную массу населения, большинство живет ремеслами и мелкой торговлей; они даже почти монополизировали кожевенную промышленность, которая была их специальностью уже в начале шестнадцатого столетия. Что касается тородо или торобе, соплеменников сенегальских тукулеров, то они тоже считаются, между восточными фулами, своего рода аристократией, религиозной и военной: особенно пользуются большим почетом те из и их, которые получили от народа прозвище торобе сабуни, или «мыльные торобе», потому что эти набожные люди часто моют свою одежду, безукоризненная белизна которой должна служить символом чистоты их веры. Тукулеры Гауссы тоже люди смешанной расы, и по Барту, среди них в сильной степени представлен уолофский элемент, как в территории Сокото, так и в Сенегале. Этот-то факт, присутствие в Гауссе отчасти уолофской расы, и дал Барту повод приписывать фулам западное происхождение: в новейшее время их эмиграционное движение, по его мнению, направлялось от запада к востоку, а не от востока к западу, как полагают большинство других писателей. Несомненно то, что дальние путешествия, окончательные переселения, за сотни и тысячи верст от прежнего местопребывания,—дело легкое и привычное для этих фулов, в одно и тоже время пастухов и земледельцев, которые перекочевывают со своими стадами с пастбища на пастбище, проходя почти незамеченными между оседлыми населениями, но которые умеют утвердиться на земле, когда найдут подходящее место, где можно остаться в качестве господ. Этим и объясняются беспрестанные изменения этнологической карты фулов в Судане. Если теперь уже не встретишь фулов в территории Сенегала, носящей их имя Фула-дугу, то в области Фута-Джаллон имеются фулы из Массины, то-есть иммигранты, пришедшие с востока, тогда как страны Каарта и Сегу вновь заселяются тукулерами, прибывающими с запада. Наконец, такруры. люди того же происхождения, встречаются земледельческими колониями на всем пространстве до подошвы гор Эфиопии.
Кроме гауссанцев (гауссауа), различающихся происхождением, но объединенных языком, которые составляют основу населения, и фулов (фула), приобревших политическое господство в стране, в Гауссе есть жители, принадлежащие к другим большим расам Африки. Так, в провинции Кебби, сонгаи, под местным наименованием кабауа, занимают наибольшую часть треугольного пространства, заключающагося между течением Нигера и оврагами, или даллул, спускающимися из земли туарегов. Эти сонгаи должны были постепенно отступать к западу под напором гауссанцев и фулов; однако, они оказывают сопротивление, и во время путешествия Барта это племя находилось в полном восстании. Туареги, очень многочисленные и в Гауссе, являются сюда не целыми племенами, а лишь одиночными переселенцами, но большинство из них кончают тем, что покупают себе землю и затем привлекают в край своих бывших земляков: некоторые округи уже перешли в их руки. Провинция Адар или Тадлар, почти непосредственно к северу от Сокото, в большой части берберизована по составу населения. Многие из фулов и гауссанцев без примеси туарегской крови носят «лицам», или вуаль, как знак благородного происхождения.
Обширная феллатская империя, основанная Отманом в начале XIX столетия, разделилась на два королевства: восточное или Вурно, врезывающееся на западе в бассейн озера Цаде, на юго-востоке в долину реки Бенуэ, и западное или Гандо, простирающееся за Нигер до территории Мосси. В половине столетия могущество фулов казалось сильно поколебленным в обоих этих государствах, так что Барт предсказывал скорое восстановление предшествующего политического порядка. Даже в окрестностях Сокото охотники на человека нападали на подгородные деревни и уводили жителей в неволю; часто в крае царствовал голод, вследствие разграбления житниц и угона скота. Состояние страны с того времени почти не изменилось, и многие вассалы, между прочим, султан земли Нупэ, являются ныне гораздо более могущественными владетелями, чем их сюзерен: если империя не рушилась, то это объясняется религиозной солидарностию, которою одушевлены мусульмане этой страны. Несмотря на свою слабость в военном отношении, два государства Гауссы сохранили самостоятельное существование, и со времени замирения края центральные провинции Гандо и Сокото замечательно разбогатели и заселились. Джозеф Томсон, посетивший берега реки Сокото через тридцать лет после Барта, с удивлением говорит о торговой деятельности жителей этой страны и сравнивает непрерывное движение на большой дороге из Гандо в Сокото с движением, наблюдаемым вокруг муравейника: люди и животные толпятся точно на улицах большого города; на спине верблюдов, волов, лошадей и ослов перед глазами зрителя проходят товары Судана и оазисов, Берберии и Европы; элегантные всадники, в пышном восточном одеянии, раздвигают толпу грудью своих скакунов; туареги, вооруженные копьем и с лицамом на лице, доминируют над вереницами прохожих с высоты своих мегари. Горизонт окаймлен рядом деревень: глазом их можно насчитать до десятка, и все они так же многолюдны, как города в других местах. Нет ни одного этапа, который бы не представлял из себя значительного города; даже вне населенных мест, в чистом поле, под каждым баобабом или тамариндом приютился на открытом воздухе постоялый двор, где негритянки предлагают путникам прохладительные напитки или закуски. Мечети редки, и даже в городах отличаются от простых хижин только большими размерами, но по краям дороги сооружены в разных местах ограды из камней, орьентированные в сторону Мекки: это сельские часовни, где прохожие совершают коленопреклонения в час молитвы.
Города Гауссы издали имеют вид большой рощи, оттого, что у каждого жилища стоит большое развесистое дерево, тогда как в густо населенных сельских округах, где поля засеяны низкорослыми растениями, не видно более никаких остатков прежних лесов. Частые войны, расовые или династические, заставили жителей окружать города стенами, обводить рвами, воздвигать башни у входных ворот, и особенно в северных областях горожане приобрели большое искусство в постройке этих оборонительных сооружений. Город Куррефи, лежащий километрах в пятидесяти к югу от Кацены, может служить образцом в этом отношении. Построенный в половине XIX столетия для поселения восьми или девяти тысяч человек, лишившихся крова, вследствие разрушения их жилищ неприятелем, Куррефи опирается одной стороной на гранитные скалы; с других сторон он защищен тройной стеной и двумя широкими рвами: городской вал имеет всего только двое ворот, и отверстия расположены таким образом, что неприятелю пришлось бы делать длинные обходы между стенами, унизанными бойницами; кроме того, главным воротам предшествует внешний военный плац, тоже обведенный двойным рвом.
Промышленность очень деятельна в многолюдных городах Гауссы. Разделение труда создало многочисленные корпорации ремесленников: гончаров, ткачей, красильщиков, портных, шорников, сапожников, каменщиков, кузнецов, котельников, ювелиров, парфюмеров, мыловаров. Базары наполнены всякого рода товаром; во всех улицах раздается немолчный шум рабочих инструментов, и повсюду слышен мерный голос школьников, читающих нараспев стихи Корана. Вообще труд в большой чести в этих странах Нигриции, хотя рабство там еще не упразднено. Впрочем, число пленных слуг уменьшается, потому что во многих провинциях Гауссы невольники редко получают разрешение жениться: они не основывают семей, и человеческие стада вербуются путем негроторговых экспедиций, ныне менее частых, благодаря распространению ислама. Но большинство гауссанцев, отличающихся веселым и добродушным характером, хорошо обращаются со своими рабами и не считают себя, как арабы, в силу своего происхождения, выше тех, которые принуждены им служить. Что касается туарегов, то они, напротив, очень заботятся о том, чтобы их молодые невольники вступали в брак и обзаводились семьей: они заботятся о разведении породы и получении возможно большего приплода, как заботились прежде негровладельцы в Виргинии и Кентукки.
Территория Дамергу, которая, по языку и культуре её населения, должна быть рассматриваема как составная часть Гауссы, принадлежит уже к переходному поясу между Сахарой и Суданом. Тамаринды и другие большие деревья находят там предел своего распространения к северу, культура различных промышленных растений Судана тоже прекращается. Поля еще орошаются правильными дождями, но выпадающая доля атмосферной влаги не каждый год бывает достаточна, и иногда жителям приходится терпеть нужду, вследствие недорода. Край этот, населенный людьми смешанного происхождения, берберского и негритянского, усеян многочисленными деревнями; но Барт, посетивший Дамергу в 1851 году, вместе с Овервегом, не упоминает ни одного города. Слишком слабые, чтобы противустоять нападениям окрестных кочевников, вольные земледельцы страны принуждены покупать мир тяжелой данью, платимой асбенскому племени кель-ови, и целые деревни населены невольниками. Иногда купцы, которым путь лежит через эту территорию, должны соединяться в караваны, как для прохода через пустыню, чтобы обезопасить себя от нападения окрестных бродяг.
Область Гауссы, простирающаяся к югу от Дамергу, принадлежит к покатости озера Цаде, а не к бассейну Нигера; многочисленные речки, из соединения которых, далее на востоке, образуется река Иеу, берут начало в этой области, благоговейно чтимой, как «святая» земля, где родились предки расы. Даура, главный город округа того же имени, лежащий в 150 километрах к востоко-северо-востоку от Кацены, есть метрополия старейшего из «Семи сынов» Гауссы, и до вторжения магометанства был центром языческого культа: там имел пребывание Додо, главный бог гауссанцев, которого один святой пророк ислама сразил в единоборстве. Некоторые чудесные явления, составляющие наследие до-исламитского периода, свидетельствуют до сих пор об особенной святости Дауры: таков, например, один фонтан, вода которого, по словам туземцев, бьет обильной струей все время, пока солнце над горизонтом, но который будто бы вдруг иссякает, как только светило дневное закатится.
На покатости внутреннего моря, ближайший город к истокам реки Иеу—Тессауа. Его можно взять за тип большинства других городских поселений Гауссы: в то время, как окрестности представляют печальную голую равнину, городская ограда наполнена большими деревьями, под сенью которых расположены хаты и плантации; скот щиплет траву на лугах или валяется в лужах, рядом с детьми; домашния птицы кружатся над ветвями деревьев. Население состоит главным образом из гоберасов и буссуасов, то-есть туарегов-помесей, не имеющих по большей части другого костюма, кроме кожаного передника. Соседние города, Госсенако и Гассауа, также принадлежат людям смешанной расы и занимаются тем же родом промышленности, именно окраской тканей. Тессауа—город по преимуществу торговый, куда асбенцы и туареги приходят обменивать свои товары на произведения юга; Гассауа, напротив, имеет более военный характер. Жители его, язычники в большинстве, как и другие гоберасы, должны постоянно опасаться нападений со стороны фулов-мусульман; оттого дома, теснящиеся близко один к другому, окружены солидными укреплениями, рвами, палисадами, выступающими башнями; вне городской ограды нет ни одного предместья. Баба или «набольший» города Гассауа есть вместе с тем воинский начальник значительной части территории Гобер.
Кацена (Катсена), главный город одной из восточных провинций Гауссы, бывший прежде королевской резиденцией, лежит, как и Тессауа, при истоке ручья, спускающагося на восток через реку Иеу к озеру Цаде; но этот овраг, часто безводный, является почти неприметной чертой в пейзаже: путешественник замечает только гранитныя скалы, выступающие там и сям над голыми, обезлесенными равнинами. По виду Кацена—один из больших городов Африки; его массивная стена, шириной в 9, высотой от 10 до 12 метров, имеет не менее 22 километров в окружности. Она обведена широким рвом; кроме того, овраг, где соединяются первые воды, текущие в реку Иеу, проходит на северной стороне города, защищая его от набегов гоберасов и туарегов. Но когда войдешь в ворота Кацены, оказывается, что почти все огороженное пространство занято развалинами, садами и полями. В северо-западной части неправильного прямоугольника ограды дома довольно тесно сгруппированы, так что образуют настоящий город; вокруг дворца, стоящего в северо-восточном углу, рассеяно несколько поселков. По всей вероятности, Кацена в начале была просто собранием деревень, которое приняло вид города только со времени сооружения огромной, окружающей его, стены: каждая небольшая группа домов носит еще особое название, напоминающее промысел её первых обитателей или какое-нибудь событие из местной истории.
В языческую эпоху этот край был святой землей: один гранитный холм в окрестностях Кацены служил местом жертвоприношений, которое до сих пор чтут как святыню, хотя теперь уже все жители страны исповедуют ислам. С начала шестнадцатого столетия и, вероятно, еще ранее, Кацена была центром цивилизации: сюда со всех сторон стекались иностранцы; один из кварталов города назывался «Студенческим». Каценские короли, хотя номинально считавшиеся вассалами Борну, в действительности были независимыми владетелями, и власть их простиралась далеко к югу. Они оказывали энергическое сопротивление феллатам: осада столицы продолжалась целых семь лет, с 1807 по 1814 год, и хотя жатвы, собираемые внутри городской ограды, в значительной мере способствовали продовольствию жителей, но под конец настал страшный голод: коршуны, ящерицы и змеи продавались по баснословным ценам. Со времени взятия Кацены городское население почти не превышает по численности населения соседнего городка Курайе. Большинство торгового люда покинуло этот здоровый край, чтобы поселиться в подверженном лихорадкам Кано; теперь в городе очень немного купцов, и почти все они уангарасцы, то-есть мандинги. Феллатские завоеватели были беспощадны к побежденным и старались уничтожить все следы их прежней независимости. Книги, трактовавшие об истории страны, были сожжены; город Данкама, куда удалился государь после падения его столицы, был разрушен до основания. Эти развалины, находящиеся в сорока километрах к северо-востоку от Кацены, теперь заросли кустарником; только гигантский баобаб стоит одиноко в том месте, где некогда толпились купцы и кипела торговая деятельность. Барт рассказывает, как он проходил, вечером, через мертвый город, в момент, когда на него ложились уже большие тени. Спутники английского исследователя, все уроженцы Аира и соплеменники перебитых гоберасов, ускоряли шаг из боязни быть задетыми на проходе витающими над этим кладбищем духами. Музыканты неистово били в барабаны, чтобы отогнать злых гениев, и проклятия, сыпавшиеся на голову варваров-фулов, сливались с грохотом тамтама.
Кано, ныне самый значительный город восточной Гауссы, на покатости озера Цаде, лежит не у реки или какой-либо проточной воды; он занимает низменную местность вокруг крутой скалы, высотой около сорока метров. На этой скале, называемой Дала, прежде стояла крепость, из которой и образовался, в шестнадцатом столетии, нынешний город; в 6 километрах к западу стоит другая скала, тоже находящаяся внутри городской ограды. Подобно Кацене, Кано в начале состоял из нескольких деревень, которые затем были обращены в один укрепленный город постройкой стены, имеющей 24 километра в окружности и заботливо поддерживаемой; в южной части города видны остатки более древнего вала, теперь застроенного домами. Несколько прудов рассеяны в разных местах неправильного овала, ограниченного стенами; самая обширная из этих луж, называемая Джакарой, тянется с востока на запад версты на три, но около середины перерезана перешейком или «мостом», к северу от которого помещается большой рынок, и который составляет исходный пункт главных улиц, расходящихся радиусами к воротам городской ограды. Эти лужи, окруженные камышами, покрытые на поверхности кувшинками, являются резервуарами, питающими город водой для питья; в то же время они служат городскими клоаками, и на них плавают всякие отбросы и нечистоты: неудивительно, что путешественники так боятся Кано по причине его крайне дурного санитарного состояния. Кроме этих естественных прудов, жители выкапывают ямы для извлечения строительных материалов, и эти ямы, наполняясь водой и всякими органическими остатками, становятся гнездами заразы и смерти.
В прошлом столетии Кано был еще небольшим местечком; он сделался одним из значительных городов Судана только после падения Кацены, когда купцы должны были перенести в другое место центр своих торговых операций. Населенный иммигрантами всякой расы, он занимает площадь по меньшей мере в 25 квадр. километров,—неправильный овал, вписанный в гораздо более обширный овал ограды. С высоты скалы Дала, находящейся на северной стороне города, видишь внизу обширное пространство глиняных домов с террасами и хижин с остроконечными кровлями и финиковыми пальмами, опоясанное зеленеющими плантациями и полями. Разноплеменное население разместилось в разных частях города, каждая раса в отдельном квартале. Канури или борнуанцы, потомки прежних владетелей страны, обитают недалеко от скалы Дала, в северной части Кана; гауссане, тоже очень многочисленные, занимают центральные кварталы; фулы, приобревшие, в свою очередь, господство в крае, живут в южных улицах, вокруг лабиринтов построек, образуемых дворцами губернатора и его визиря, или галадимы; наконец, арабские, купцы, между которыми есть целая колония гадамесцев, основали свое местопребывание в соседстве главного рынка, на северной стороне большого пруда.
По важности своей торговли Кано соперничает с городом Кука в Борну. Жители продают бумажные материи, которые они ткут и красят сами, употребляя хлопок и индиго, доставляемые сельскими хозяевами окружающей местности, слывущей «садом Судана». Вообще Кано можно назвать образцовым городом по части мелкой или кустарной промышленности. В каждом доме семья составляет самостоятельную группу, независящую ни от какого хозяина в отношении своего труда: ежедневная работа справляется у себя на-дому, без принесения в жертву семейной жизни; оттого жители Кано, по выражению Барта, «принадлежат к счастливейшим людям в свете», и они с полным правом проявляют свою веселость постоянным смехом и песнями. Произведения канской промышленности, бумажные ткани, башмаки и туфли, кожаные мешки, отправляются за тысячи верст, с одной стороны—до озера Цаде, с другой—до Атлантического океана, на север—до Средиземного моря; когда прямое сообщение прервано вследствие войны, канские материи, очень ценимые в Томбукту, посылаются путем, составляющим огромный крюк,—на Рат, Гадамес, Туат, Эль-Арауан. Встречая на рынках Берберии вышитый кожаный товар, привезенный караванами из Кано, невольно удивляешься искусству, с которым ремесленники этого города, негры канури и гауссауа, воспроизводят арабский стиль орнаментации; можно подумать, что видишь перед собой изделия мавританского происхождения. Канские кустари выделывают также шелковые ткани из коконов тамариндового шелкопряда,—вида неизвестного в других странах. Кано вывозит значительные количества зерновых хлебов, сбор которых всегда превышает нужды местного потребления; взамен того, он покупает соль из оазисов, селитру с берегов озера Цаде и орехи кола из областей, лежащих за Нигером. Во время прохода Барта слоновая кость почти отсутствовала на рынке Кано; что касается торговли невольниками, то она была еще очень деятельна: транзит этих несчастных на тамошнем базаре исчислялся средним числом в пять тысяч человек в год; кроме того, много пленников продавалось по домам и в окрестных селениях, вне надзора фиска, который взимает свою долю из покупной цепы.
К востоку от Кано, в бассейне, спускающемся к Борну, многие другие города, населенные частью кануриями, находятся еще в политической зависимости от Гауссы. Важнейший из этих городов—Герки, лежащий недалеко от границы. Катагум, на реке того же имени, одной из главных ветвей Ису, летом пересыхающей,—тоже значительный город и административный центр провинции. К западу же от Кано население состоит исключительно из гауссан и фулов. В этой области, на водоразделе между Нигером и озером Цаде, находится живописный город Каммане, один из самых промышленных городов Гауссы: каждая из его хат, рассеянных между гранитными пригорками и группами пальм, есть ткацкая или красильная мастерская, и выделываемые тамошними кустарями бумажные материи славятся прочностью ткани и замечательным блеском цвета. Жители Каммане умеют также храбро защищать от врагов свой город и богатые плантации его окрестностей; они заботливо поддерживают внешнюю ограду и часто отражали нападения гоберасов.
Сюрми, столица Санфары, лежит на покатости реки Сокото, в области её истоков. Это многолюдный город, пришедший в упадок, вследствие беспрестанных войн, которые он должен был вести со своим соперником Маради, главным пунктом Гобера, языческим городом, сохранившим традиции древней Гауссы и доблесть предков. К западу от Сюрми, на дороге в Сокото, следуют один за другим Дучи, или город «Скал», действительно затерянный в лабиринте камней, и Сансане-Аисса, или «Стан Иисуса», одна из самых сильных крепостей империи. Далее тянется страшный лес Гундуми, где часто враги поджидали в засаде войска фулов. Этот лес, который Барт прошел дважды, имеет не менее 80 километров в длину, от востока к западу: путешественники обыкновенно проходят всю восточную и центральную часть его в один ночной переход, тем более тягостный, что надо идти все время молча, тогда как негры привыкли развлекаться в дороге песнями и смехом. Алкалауа, бывшая столица Гобера, находится на северной опушке леса Гундуми, на берегу реки Сокото, и Конни, один из важнейших городов этой территории, лежит всего в двух днях ходьбы, к северо-западу. Понятно, что в подобном соседстве фулы проходят через этот лес не без опаски.
Вурно, резиденция короля гауссан, Серики-и-Мусульмиа, т.е. «повелителя мусульман», занимает великолепное положение на уединенной песчаниковой скале, возвышающейся на 40 метр. над окружающими долинами; на северной его стороне течет река, образуемая потоками Сюрми и Маради и принимающая далее имя Сокото: в период дождей почти вся местность вокруг скалы бывает затоплена. Запертый в высоких стенах, самый город мало интересен: это куча низеньких домов и хижин из фашинника, кое-где осененных группами дынных деревьев и пальм дум или одинокими тамариндами. С валов кругом видишь только голую равнину, среди которой рассеяны редкие баобабы.
Сокото, бывший до Вурно столицей обширной феллатской империи, стоит, как и Вурно, на выступе песчаниковой горы над долиной, на дне которой бежит живая вода. С восточной стороны протекает речка Ганди или Бакура, названная так по двум важным городам, находящимся на её берегах; немного севернее Сокото, этот поток соединяется с главной рекой, образующейся из слияния ручьев Гобера и северной Санфары: таким образом, Сокото лежит в точке соединения нескольких естественных путей, направляющихся вверх—к Кацене, Кано, Бенуэ и озеру Цаде, вниз—к Нигеру. Городской вал Сокото, построенный султаном Белло в начале настоящего столетия, представляет совершенно правильный квадрат, имеющий 2.750 метров в стороне: карта, составленная этим государем и подаренная им путешественнику Клаппертону, где все окружающие земли представлены в перспективе до торгового пункта Атагара, на морском берегу, свидетельствует о важности, которую его столица имела в глазах главы феллатских верующих. Когда феллатское государство находилось еще в периоде могущества, пространство, окруженное этой высокой стеной, было густо населено: сто двадцать тысяч жителей были скучены внутри городской ограды. Четверть века спустя Барт оценивал только в одну шестую этого числа население Сокото; с того времени оно еще более уменьшилось, главным образом по причине очень неблагоприятных санитарных условий местности: пропорция слепых там весьма значительна. Большинство жителей—сисильбе, мандингского происхождения, искусные и трудолюбивые ремесленники, делающие честь своей расе превосходным качеством своих произведений, вышитых кожаных изделий, тканей, крашенных материй, оружия, инструментов. Один бывший невольник феллат, вернувшийся из Бразилии, развел близ Сокото маленькую плантацию сахарного тростника и устроил рафинадный завод,—замечательный пример влияния, оказываемого уже Новым Светом на цивилизацию Старого. Арабские купцы из Рата и Гадамеса населяют отдельный квартал в Сокото, а теперь и английские негоцианты стали появляться в этом большом рынке центральной Африки, впервые посещенном одним из их соотечественников, Клаппертоном. Этот путешественник в Сокото и умер, в 1827 году; спутник его, Ричард Лендер, похоронил его в одной подгородной деревне.
В тридцати километрах к югу от Сокото находится город Шифауа или Сифауа, окруженный исполинскими баобабами, город, ныне пришедший в упадок, но имеющий историческое прошлое: основатель империи фулов сделал его на первое время столицей завоеванных земель. Гандо, лежащий в 60 километрах далее, к юго-западу, также был одной из главных резиденций Отмана, восстановителя могущества фулов; теперь это главный город западной Гауссы, со всеми подвластными ей территориями, до земли Мосси; но он признает над собой сюзеренство Сокото, столицы восточного царства. Ганго расположен в котловине, окруженной со всех сторон крутыми холмами и перерезываемой небольшим притоком реки Сокото. Почва в этой котловине замечательно плодородна и производит в изобилии превосходные плоды и овощи. Бананы и лук из Гандо славятся во всей Гауссе.
Город Бирни н’Кебби, т.е. «крепость Кебби», построенный километрах в пятидесяти к западу от Гандо, на террасе, высотой около 80 метров, господствующей над широкой и плодоносной долиной реки Сокото, занимал великолепное стратегическое и торговое положение, близ того места, где река становится судоходной, и где оканчивается кратчайший путь из Сая, главного места переправы на Нигере в многолюдные области страны Сокото. Но от этого укрепленного города, бывшего столицей территории Кебби, теперь остались только стены: фулы разрушили его в 1806 году и нашли, говорят, много золота и серебра под развалинами. Новый город, называемый просто Кебби, как и самая провинция, был отстроен в близком расстоянии от старого: это куча невзрачных домишек, без защитных деревьев, место убежища для побежденных. Здесь мы находимся на границе различных народностей: на восток живут гауссане и фулы (феллата); на запад—сонгаи, представленные главным образом народцем денди. Между этими разнородными этническими элементами часто идет ожесточенная борьба. Во время прохода Барта кабауа, жители Кебби, и денби, жители Дендины, поднялись против правительства Сокото, сельские округи были опустошены, и многие города подверглись разграблению.
Дьега, на подпритоке Нигера, называемом гульби н'Гинди, кажется, теперь самый многолюдный и важнейший торговый город страны: он окружен целым кортежем значительных городских поселений; это, так сказать, человеческий улей или муравейник Гауссы. По другую сторону реки Сокото почва менее плодородна, города более редки; в западной части главной долины находим города: Тилли, Согирма, Бунса. Далее, в овраге, почти всегда безводном, спускающемся из сахарских степей, лежит город Иелу, столица Дендины. Выше, на севере, встречаем город Каллиул, славящийся своими соляными промыслами. В сухое время года насыщенную солью землю складывают кучами в большие резервуары из соломы и камыша, или градирни, затем льют воду на эту землю, и стекающий через скважины хвороста рассол собирается внизу и обработывается посредством выпаривания. В период дождей все салины покрываются на поверхности пресными водами, имеющими слабое течение к югу и населенными рыбой.
На правом берегу Нигера, против впадения в него реки Сокото, находим небольшую деревню, называемую Гомба. Ниже, как и в месте слияния, берега главной реки почти пустынны, главным образом по причине нездорового климата прибрежных равнин, часто затопляемых разливом вод. Туземцы камбари, живущие в южной части провинции Яури,—люди трудолюбивые, но презираемые их цивилизованными соседями: между ними главным образом и набираются невольники окружающих городов; но в некоторых округах племена камбари энергически защищались, и несмотря на угрозы фулов, отказываются обращать лицо к храму Мекки. В округах провинции Яури, прилегающих к левому берегу реки, все хижины построены либо на сваях, либо на каменных столбах, для предохранения жилища от сырости почвы: кроме того, кровати у туземцев представляют собою огромные глиняные сооружения, занимающие половину хижины и снабженные в нижней части печкой, которую топят на ночь, так что жилище напоминает русскую баню. Несмотря, однако, на все эти предосторожности, жители Яури сильно страдают ревматизмом, и между ними много горбатых и зобатых: до прихода в эту долину, где столько хворых и немощных, Томсон не встречал горбатых ни в какой другой части Африки. Война в значительной мере способствовала опустошению страны. Бывшая столица, которую братья Лендер называют Яури, тем же именем, как и все королевство, была разрушена фулами; она занимала «огромное пространство», была так многолюдна, как никакой другой город черного континента, и стена её ограды имела «от двадцати до тридцати англ. миль» в окружности. Большой торговый город Кульфо тоже был стерт с лица земли феллатами. Несколько лет тому назад властитель Накуамача, государства, граничащего с Яури на востоке, предпринял экспедицию в долину Нигера для ловли невольников, и во время своего похода разрушил четырнадцать городов, в том числе могущественную Убаку, от которой остались одни стены. Эта облава доставила завоевателю тысячи пленников; но она сопровождалась истреблением огромного множества человеческих существ, целые округи были обращены в безлюдную пустыню, и беглецы из Яури искали убежища во всех соседних областях, особенно на другой стороне Нигера, в территории Боргу. Контокора (Контагора), столица негроторговцев племени накуамач или бамаши, была недавно посещена Томсоном во время его путешествия из Локоджи в Сокото: это большой город, лежащий в сотне километров к востоку от Нигера, в очаровательной местности, среди небольших долин, лесков и скал.
Единственная часть Яури, сохранившая сравнительно густое население,—это та, которая защищена водами Нигера от набегов соседних племен. В сотне километров ниже слияния с рекой Сокото, Нигер делает большой изгиб в южном направлении, и вдоль этой излучины тянется ряд островов, хорошо возделанных и покрытых селениями. Даже целый город, Икунг, приютился на одной из островных скал, и когда в стране спокойно, это бойкий торговый пункт, рынки которого посещаются жителями всех окрестных местностей. Король Яури некогда держал лагерь на левом берегу реки, чтобы командовать этим архипелагом. В 100 километрах ниже, город Бусса или Буссан, вблизи которого находятся пороги, где погиб Мунго-Парк, лежит в полкилометре от правого берега Нигера, в нескольких лье к северу от развалин города того же имени. В 1881 году, во время прохода Флегеля, Бусса был столицей одного маленького государства, совершенно независимого от фулов Гандо; за полстолетия перед тем братья Лендер восхваляют короля Буссы, как «самого уважаемого государя западной Африки», уважаемого не за величину его владений, ни за пышность его двора, но за древность его происхождения: это был «первый монарх западной Африки в начале мира». Фетиш этого короля—белый слон, как в Сиамской империи. Ричард Лендер рассказывает, что после смерти Мунго-Парка жители Буссы были постигнуты сильной эпидемией, в которой видели кару небесную. «Остерегайтесь трогать белых», повторяли тогда всюду в стране: «не то—погибнете, как жители Буссы».
К западу от маленьких государств Бусса и Во-Во простираются области страны Боргу, разделенные на несколько королевств, из которых самое могущественное—Ники. Город того же имени был «огромный», по словам братьев Лендер, и король его имел такую сильную армию, что фулы не осмеливались поднимать меч против него. В земле Во-Во бездетные жены продаются по смерти мужа, и даже те, которые на правах матери освобождены от продажи в рабство, обязаны носить, как невольницы, веревку на шее впродолжении целого года траура. Может-быть, прежде их даже зарывали живыми вместе с умершим супругом. Хоронят там в сидячем положении, помещая покойника, вооруженного луком и стрелами, между трупами его лошади и собаки. К западу от Боргу, один английский путешественник, прибывший из Дагомея, Дункан, проник, в 1845 году, до города Адафудиа, лежащего на покатости Нигера, в живописно-волнистой местности, где почва состоит из красной земли, очень плодородной. Эта страна, население которой большею частию обращено в ислам, усеяна многочисленными городами, где чужеземцы принимаются торжественно почетными лицами города, которые выходят на встречу гостю и приветствуют его чтением нескольких стихов Корана. Дункан перечисляет многие из этих городов, как-то: Ассафуда, Куампанисса, Кассокано, Сабакано, Каллаканди, Адафудиа, которые следуют один за другим с юго-востока на северо-запад, по северному склону хребта Махи, и из который каждый имеет от шести до десяти тысяч жителей, или даже больше. Туземцы, негры, с широким умным челом, принадлежащие, вероятно, к той же расе, как и мосси, воспитывают очень красивых лошадей, с которыми их дети, как маленькие бедуины в Сирии, играют с самого раннего возраста. Дункан говорит также, но со слов других, а не как очевидец, что негры этой страны приручают слона. Если это правда, то оказывается, что союзники карфагенян, водившие в бой дрессированных слонов, имеют еще в Африке наследников своей науки.
Ниже порогов, первое значительное поселение, лежащее в 100 слишком километрах к югу,—Гладжебо, пристань левого берега, где останавливаются суда, идущие снизу, и откуда отправляются барки, построенные для плавания через пороги. Мы находимся уже в территории Нупэ, которая по своему положению на обоих берегах Нигера, в том месте, где река наиболее приближается к Лагосскому заливу, занимает один из жизненных пунктов африканской торговли. Кроме того, эта провинция представляет ту весьма важную выгоду, что почва в ней почти везде плодородная: краснозем, доминируемый там и сям песчаниковыми скалами, которые сменяют метаморфические формации верховья, производит в изобилии все плоды тропического пояса. Леса состоят в значительной части из масличного дерева и других ценных пород. Провинция Нупэ могла бы прокормить миллионы людей, и, действительно, в разные времена население её было весьма значительно, а некоторые округа, пощаженные войнами, и ныне густо населены. Рабба, некогда одно из самых больших городских поселений Африки, не принадлежит к числу городов, пощаженных завоевателями. В начале нынешнего столетия, когда караваны торговцев невольниками основали в Раббе главный складочный пункт для своих гуртов, предназначенных к отправке в негроторговые конторы морского берега, этот город имел свыше ста тысяч жителей. Против него, на правом берегу Нигера, стоял другой обширный город хижин, Загоши, населенный лодочниками и ремесленниками, которые все повиновались, как и прибрежные жители окрестных селений, державцу, почти всегда разъезжавшему по реке, так что его прозвали «королем Темных Вод». Сокращение торга невольниками и завоевание страны фулами разорили коммерсантов Раббы и Загоши. В 1867 году, после гражданской войны между нифаусами, первый из этих городов имел не более сотни хижин, да и те были без крыш: все остальное было истреблено пожаром, но вокруг этих развалин можно было ходить целыми часами, не выходя из пространства, которое прежде было покрыто строениями города. В последнее время Рабба частию оправился от разорения и, вероятно, снова приобретет прежнюю важность, благодаря своему счастливому положению на изгибе Нигера, у южной оконечности цепи холмов, оканчивающейся крутыми утесами на берегу главной реки и ограничиваемой на востоке речкой Гинги; среди этих скал виден зазубренный кратер вулкана. Рабба—самый удобный исходный пункт для торговцев, направляющихся с низовьев Нигера сухим путем к Гандо и Сокото. На противоположном берегу пристань Шонга (Shongawharf), лежащая в 25 километрах ниже по реке, была выбрана англичанами, как главное место выгрузки для товаров, идущих в Иорубу. Через этот пункт проходит кратчайший путь между Лагосом и Сокото: когда железная дорога направится из главного английского порта к Нигеру, обходя низменные земли дельты, она, без сомнения, подойдет к этой реке у Шонги или в соседстве этой важной станции. Таможенные пошлины взимаются в Шонге именем эмира территории Нупэ.
Бывшая столпца большого государства Иоруба, Катанга или Катунга, которую из европейцев посетили Клаппертон и Лендер, находилась на покатости Нигера, всего в каких-нибудь сорока километрах от изгиба Геба. Она сменила, в качестве метрополии, другой город, Боху, занимавший гораздо лучшее положение, в плодородной и живописной долине. Фулы почти совершенно разрушили оба эти города и покорили всю страну, царьки которой посылают теперь ежегодно дань в Биду и Вурно. Ближайший к реке большой город, Сараки, лежит в 50 километрах к югу от Раббы, в гористой, но очень плодородной местности, производящей в изобилии хлопок, зерновые хлеба, ямс и земляные фисташки. По словам миссионера Мэ, по крайней мере три четверти почвы в этой области Африки находятся под культурой; в период жатвы, по извилистым сельским дорогам тянутся, точно какая-нибудь процессия, длинные вереницы крестьян и крестьянок, несущих с полей продукты урожая.
На юго-западе от Сараки, перейдя речку Оши, приток Нигера, встречаем многолюдный город Илорин, лежащий на высоте около 400 метров, недалеко от водораздела. Городская ограда, построенная в форме правильного многоугольника, имеет слишком 20 километров в периметре; улицы широкия, перерезанные площадями, окаймленные рядами лавок, где выставлены различные товары Европы и Африки, вплоть до тканей, привозимых из Египта через Куку и Кано. Ярмарки в этом торговом центре следуют через каждые пять дней,—один из редких примеров пятеричного деления времени. Илорин, город республиканский, основанный в 1790 г. беглецами, сошедшимися сюда со всех концов Иорубы, разделялся, во время посещения его Лендером, на двенадцать кварталов, из которых каждый принадлежал отдельному племени и был представлен в городском совете одним из своих старейшин. Подобно Абеокуте, вольная городская община Илорин съумела отстоять свою независимость против всех соседей и сделалась необходимой им своей промышленностью; теперь фулы-магометане являются там преобладающей силой, но большинство жителей еще язычники. Когда Рольфс посетил Илорин, в 1867 г., три трупа посаженных на кол людей стояли зловещими стражами перед городскими воротами.
Бида, столица государства Нупэ, построена не на берегу главной реки. Занимая центр полуострова, ограниченного с юга Нигером, с запада и севера его притоком Кадуной, она перерезана речкой Лаужей, впадающей в Баку, приток Нигера, судоходный в период высоких вод; вокруг города, высоту которого определяют в 150 метров, тянутся хорошо возделанные холмы. Бида—город новый, но быстро оправдавший свое название, которое значит «следуйте за мной!», так как, по свидетельству миссионера Милум, посетившего ее в 1879 г., она уже имела в то время около 100.000 жителей. Это крепость, окруженная валом, в форме правильного четыреугольника, и широким рвом; внутри ограды каждая группа домов, в свою очередь, составляет род редюита, с высокими стенами и узкими кривыми улицами. Город перерезан широкими аллеями, содержимыми в большой чистоте; обширные площади, базары следуют один за другим через известные промежутки, и все мечети обсажены тенистыми деревьями. Нифаусы, жители Биды, очень искусны в разных ремеслах: они ткут, красят материи, выплавляют и куют железо, дубят и вышивают кожи, делают даже стекло и мастерят из него разные украшения для оружия и одежды. Эмир строго следит за соблюдением жителями религиозных обрядов; во всех кварталах учреждены школы, и почти все дети умеют читать и писать по-арабски.
Большая река Кадуна или Лавон (Лафун), соединяющаяся с Нигером между городами Раббой и Бидой, собирает свои первые воды в провинциях Кацена и Кано и протекает через провинцию южной Гауссы, называемую разными именами: Сег-Сег, Сариа и Со-Со. Город Сариа или Зария, главное место этой территории южных гауссан, был уже посещен многими европейцами, Клаппертоном, Ричардом Лендером, Бэки, Маттеучи, Массари, Штаудингером; из зданий его заслуживает внимания главная мечеть, самый красивый мусульманский храм во всей Гауссе. Сариа лежит на водоразделе между Кадуной и северными реками, вероятно, на высоте слишком тысячи метров над уровнем моря. Окружающая местность, хорошо орошаемая, без всяких котловин или впадин, где могли бы застаиваться воды, принадлежит к самым плодородным во всей Африке. Деревья редки, но образуют великолепные массивы; пологие скаты холмов покрыты лугами, где пасутся стада коров и баранов; поля риса и других хлебных растений, плантации хлопчатника и индиго занимают извилистые лощины по берегам ручьев. Особенно округ Эгобби, к югу от Сарии, показался Лендеру достойным быть поставленным на-ряду с прелестнейшими сельскими пейзажами Англии. Город Эгобби, лежащий, как и Сариа, на северном притоке реки Кадуны, тоже имеет очень красивый вид; правильно распланированный, он окружен стеной, в форме точного квадрата; улицы отличаются образцовой чистотой, в домах все металлические вещи тщательно отполированы при помощи красного песку; тыквенные сосуды из Эгобби высоко ценятся во всей стране за тонкую работу гравюр, которыми они украшены снаружи, и которые по большей части изображают домашних животных. Население, между которым преобладают фулы, сохранило особенную любовь к скоту; земледелие там в чести, но пастушество это своего рода культ, предмет обожания. У жителей Эгобби, как и у обитателей провинции Яури, кроватями служат высокие лежанки, поддерживаемые глиняными столбами.
В верхнем бассейне главной реки, к юго-востоку от Сарии, нет больших городов, но много деревень, населенных—одне фулами-магометанами, другие—неграми-идолопоклонниками из племени кадо. Эти люди разной расы и разных нравов встречаются в торговых местечках, то оживленных, как столицы, то пустынных, как окружающие леса. Таков Торжок Я, на одном из верхних притоков Кадуны; таков же находящийся на расстоянии одного дня ходьбы к югу от Я, но отделенный от этого местечка большим лесом, рынок Санго-Катаб, «центр пятисот маленьких поселков, лежащих близко один от другого». Когда спускаешься из этих нагорных селений в западные равнины, по которым протекает Кадуна, уже усиленная многочисленными притоками, перемена растительности совершается почти внезапно: вдруг появляются снова пальмы делеб, бананы и другие растения нижнего пояса, совершенно отсутствующие на плоскогорьях, где бродят феллатские пастухи со своими стадами.
Бирни н’Гуари, или «Крепость» Гуари,—столица провинции того же имени, иначе называемой Гбари, которая простирается с севера на юг между территориями Сариа и Яури, и которая также входит в состав королевства Яури. Клаппертон и Лендер посетили ее, но тот из них, который пережил это путешествие, упоминает только имя города. Гаури ведет непосредственно торговлю с странами по Нигеру, на западе чрез Контокору, на юго-западе чрез город Беари и долину майо-Роа; на юге он торгует с Бидой по реке Мариго, главному западному притоку Кадуны. Территория Абуджа, к востоку от Биды, тоже принадлежит к вассальному государству Гуари: в этой провинции есть несколько многолюдных городов, между которыми первое место по важности, как главная пристань на Нигере, занимает рынок Эгга или Эгган, лежащий на берегу реки, в том месте, где она поворачивает к югу, чтобы идти на встречу Бенуэ, и где начинает появляться кокосовая пальма; там говорят еще языком страны Нупэ. Эгга—большой город, но, к сожалению, окруженный болотами и очень нездоровый: его дома, складочные магазины, пристани тянутся вдоль Нигера на пространстве 3 километров, и сотни барок снуют взад и вперед по реке между высокими берегами и английскими судами. Здесь мы уже находимся в сфере притяжения британской торговли; город и территория составляют часть владения, состоящего под протекторатом Национальной Африканской Компании, которая косвенно является представителем английского правительства. Многочисленные деревни следуют одна за другой на обоих берегах Нигера, преимущественно на правом, над которым господствуют очень высокие горные склоны, увенчанные лесами. Главный город этой области, лежащий на западном крутом берегу реки, верстах в пятидесяти ниже Эгги, известен под разными именами у многочисленных прибрежных народцев Нигера: наиболее употребительное название его—Игбидо (Будду). Это столица туземцев племени каканда, эффон или шеби, которые служат главными посредниками в торговле между нижним и средним Нигером: некоторые из них совершают далекия путешествия в Гауссе, ходят даже в Аир и иногда вступают в прямые торговые сношения с жителями Гадамеса. Они имеют обыкновение устраивать на реке примерные баталии, чтобы доставить своим детям случай рано ознакомиться с опасностью. В то время, как молодежь, иной раз в числе около пятидесяти человек, рассаживается по окружности барки, действуя потесями, взрослые стоят по середине судна и стреляют через головы юношей.
Города Гаусса и Нупе, приблизительная цифра населения которых указана путешественниками:
Покатость озера Цаде. Кано, по Барту, в 1854 г.—35.000 жит., Герки—15.000 жит., Тессауа, в 1851 г.—12.000 жит., Гассауа—10.000 жит., Кацена—7.500 жит., Катагум—7.000 жит., Курайе—6.500 жит.
Покатость реки Сокото. Сокото, в 1886 г., по Томсону—8.000 жит., Бирни н’Кебби или Кебби, по Флегелю, в 1880 г.—22.000 жит., Вурно, в 1886 г., по Томсону—15.000 жит., Согирма, по Флегелю, в 1880 г.—7.500 жит., Каммане, по Барту, в 1851 г.—7.000 жит.
Южная Гаусса, Нупэ и северная Иоруба. Бида, по Милуму, в 1880 г.—90.000 жит., Илорин, по Рольфсу—70.000 жит., Сараки—40.000 жит., Эгга—25.000 жит., Эгобби, по Лендеру, в 1827 г.—14.000 жит., Кантакора, по Томсону, в 1885 г.—5.000 жит., Шонга, по Флегелю, в 1880 г.—5.000 жит., Беари, по Лендеру, в 1827 г.—4.000 жит.
Феллатская империя, основанная Отманом в начале настоящего столетия, по виду сохранилась в своих обширных пределах; хотя разделенная на два королевства, Вурно и Гандо, она даже восстановила свое первоначальное единство, так как сюзеренная власть султана Вурно вполне признается западным государством. Впрочем, совокупность территории состоит из отдельных королевств, имеющих каждое свою собственную организацию и связанных с сюзереном только уплатой ежегодной дани; в горных областях есть даже несколько анклав, образуемых независимыми племенами, и границы этого громадного царства беспрестанно перемещаются, смотря по исходу войн и восстаний. Теперь власть феллатских королей Гауссы значительно уменьшилась, вследствие уступок—собственно торговых, но в сущности вместе с тем и политических,—сделанных английской компании в южных областях на берегах Нигера и Бенуэ. Доходы султанов Гауссы должны быть весьма значительны в сравнении с доходами других африканских царьков; уже Барт исчислял, в половине этого столетия, доходы одного только королевства Кано в 90 миллионов каури, т.е. в 180.000 франков: годовой налог в то время составлял один франк, или 500 каури, с домохозяина. Войско, которое могли бы без труда собрать два эмира, владетели Сокото и Гандо, простирается по малой мере до 120.000 человек, в том числе около 30.000 конных.
Власть государей не самодержавна. Она ограничена министрами, выбор и аттрибуции которых определяются обычаем. Первый министр, или галадима, всегда пользуется значительной властью; затем следуют, по порядку важности занимаемых постов: начальник конницы; командующий пехотными войсками; кади, он же и палач; наследник престола; начальник пленников; министр финансов. Последнему султан обыкновенно вверяет временное управление государством, когда отлучается в военную экспедицию.
В большинстве мелких государств правительство организовано по образцу королевства Вурно. Приказы передаются от вассала к вассалу до крайних пределов империи, а в обратном порядке восходят изъявления верности и уплата дани.