II. Верхний Нигер

Область верхнего Нигера до слияния двух главных рек не составляет одного отдельного государства. Она населена множеством различных племен, не имеющих между собой этнической связи, и границы её республик, округов и королевств беспрестанно меняются в зависимости от переселений, завоевания и вытеснения одних племен другими. В наши дни в этой части Судана существуют три главных центра политической группировки населения.

Южное государство, основанное в очень недавнее время, имеет религиозное происхождение, как большинство империй, образовывавшихся в этой стране в разные эпохи, со времени магометанского нашествия. Около 1875 года на Сенегале разнесся слух о появлении нового пророка, Самбуру или Самори, который ходил в Уассулу и других территориях по верхнему Нигеру, вербуя верующих для священной войны и разрушая города язычников. В 1881 году французы первые вступили с ним в непосредственные сношения и послали к нему одного туземнага офицера, по имени Алакамесса, который сильно рисковал потерять жизнь в этом опасном посольстве. В следующем году произошло столкновение между французским отрядом и войском Самори, к востоку от Нигера, у города Кениера, которым этот махди овладел незадолго перед тем; в 1883 году последовали новые столкновения, но силы противников были слишком неравные, чтобы Самори не решился принять мир. Он признает французский протекторат над частью левого берега Нигера, ниже Танкиссо или Бафинга, но укрепляет свою власть в области верховья и над восточными территориями да Уассулу и далее. Говорят, что в этих странах совершился настоящий социальный переворот со времени образования мусульманского царства. Еще недавно торг невольниками составлял главную торговлю края, и шайки негропромышленников ходили из деревни в деревню, с целью изловить нескольких несчастных, которых продавали прохожим караванам. Страсть к охоте на человека заставила отказаться от всякого другого промысла. Теперь пленников обращают в солдат, они зачисляются в полки и составляют солидное войско, которое учится употреблению скорострельного ружья и старается познакомиться с приемами европейской тактики. По всей вероятности, это новое королевство расширит круг своих владений. Жители Сиерра-Леоне ожидают, что мандингский султан откроет себе дорогу к их заливу через земли племен куранко и тимни.

По другую сторону территорий французского протектората, расположенных вдоль левого берега Нигера, простирается империя, находящаяся ныне в состоянии упадка, царство тукулерских завоевателей. Известно, что в 1850 году хаджи Омар положил основание этому государству, овладев со своими талибе, или «верующими», несколькими городами страны Джаллонке. Затем оп покорил несколько других мелких государств на верхнем Сенегале, и после этого, считая себя уже непобедимым, пришел, в 1857 году, атаковать французский пост Медину. Тут счастье ему изменило; но Омар, потерпев поражение на Сенегале, направился к Нигеру, доканчивая завоевание провинций Каарта и Беледугу; Сегу и Массина признали его власть над собой; армии его подвинулись до самого Томбукту. Едва основанная, империя тукулерских талибе рушилась. Семейные ссоры между преемниками Омара и восстания угнетенных бамбарасов и мандингов привели к раздроблению государства; затем успехи французских колонн, проникших далеко внутрь страны, разделила королевство на несколько отрывков, как-то: на северо-западе—Каарта, на востоке—Сегу, на юге-западе—Джаллонке-дугу. Отдаленность этих разрозненных владений и трудность продовольствования войск в стране, разоренной тукулерами, которыми многие округа обращены в настоящую пустыню, не позволяют думать о восстановлении единства этой империи: она просуществовала не долее периода жизни одного поколения, и теперь от неё остались только обломки. Недолговечность государств в этих областях Нигера хорошо выражена бамбарасской пословицей: «Никакой король не может перейти Джолибу дважды в своей жизни».

Главная масса населения, обитающего в долинах Нигера и его притоков, принадлежит к мандингской расе. Куранкосы, занимающие область истоков,—соплеменники туземцев того же имени, живущих на западной покатости гор Лома, в бассейнах рек Рокель и Камаронка. При-нигерские куранкосы делятся на множество маленьких, независимых одно от другого, государств, из которых каждое имеет своего царька, свой совет старейшин, своих жрецов, свои специальные обряды и которые вечно враждуют между собой, что делает путешествие в этой стране очень продолжительным, а иногда и опасным. Их восточные соседи, кисси, гораздо более дружелюбные к иностранцам, имеют обычай выдавать своих дочерей замуж за кочующих купцов, мандингов или су-су. Будучи сами оседлыми, они состоят, благодаря этим родственным связям, в постоянных сношениях с жителями всех местностей, между побережьем Сенегамбии и горами Конг. Далее на север, сангарасы, жившие прежде маленькими самостоятельными общинами, управляемыми советом стариков, должны были признать над собой власть упомянутого махди Самори. Эта область—страна басен. Английскому путешественнику Уинвуду Риду рассказывали о туземцах, которые будто-бы могут целыми часами оставаться под водой, на дне реки, и умеют приручать крокодилов; особенно женщины умеют привязывать к себе этих чудовищ. Миф об амазонках, встречающийся во многих странах, существует также и в этой части Африки, у народа кисси; но еще неизвестно, какая основа истины скрывается под их легендами. «В двенадцати днях ходьбы от их земли», говорят они, к востоку, большой город Нахало населен исключительно женщинами. Всякий мужчина, которого они встретят в городе или его окрестностях, должен быть предан смерти: так требует закон; но часто случается, что забранных иноземцев щадят и держат секретно в плену; мальчики, рождающиеся из этих союзов между пленниками и свободными женщинами, безжалостно убиваются; оставляют жить только девочек. Уинвуд Рид рассказывает также, со слов туземцев, что в земле Кисси женщины знают искусство сообщать голубой цвет глазам своих детей, делая близ орбиты уколы, куда вводят какой-то порошок. Наконец, Моллиену говорили об одном народе, по имени маниана, у которого будто-бы существует обычай убивать больных и стариков и употреблять в пищу их трупы, так что в том краю человеческое мясо продается на рынке.

Нация уассулу, повидимому, численно самая могущественная в области притоков к востоку от запада Нигера: деревни там стоят так близко одна от другой, что король передает свои приказы, по словам туземцев, не имея надобности выходить из своей резиденции: «слово его переносится стоустой молвой до крайних пределов государства». Жители страны Уассулу, как полагает Рене-Калье, принадлежат к феллатской расе; однако, эти чернокожие многими чертами походят на бамбарасов и говорят мандингским языком. Сараколе, между которыми много купцов, тоже очень многочисленны в этой стране. Города населены магометанами, тогда как ауссулусы поселяне относятся индифферентно к исламу; они хорошо принимают мусульман, как и всех других чужеземцев, но отказываются подражать обрядам марабутов. Рене-Калье отзывается с большой похвалой об уассулусах, говоря, что это самые добродушные и гостеприимные из всех негров, которых он встречал: они очень вежливы, даже слишком, так как женщины их простирают свою любезность до того, что становятся на колени перед иностранцем; и их любопытство, хотя сильно возбужденное, никогда не переходит в нескромность, как у мандингов. Истинные феллаты по заботливому уходу за скотиной, уассулусы имеют великолепные стада крупного рогатого скота; кроме того, они разводят баранов, коз и в небольшом количестве лошадей; вообще мало выносливые к труду, мужчины занимаются исключительно птицеводством. Очень миролюбивые по природе, уассулусы храбро защищают свое отечество, и, по словам купцов, посещающих французские посты на Нигере, до сих пор с успехом отражали нападения Самори. Во время посещения края путешественником Рене-Калье они употребляли лук и стрелы; ружья были еще редки в той стране; ныне же нет уже ни одного негритянского народца, который бы не променял стрелы или дротика на огнестрельное оружие. Движение народов, происходящее с неудержимой силой уже многие века от востока к западу в этой части африканского континента, продолжается и в наши дни: в 1879 году, во время путешествия двух исследователей верхнего Нигера, Цвейфеля и Мутье, на правом берегу реки стояли лагерем завоеватели из племени гаусса, повидимому, собираясь продолжать свой победоносный поход к области гор.

К северу от территорий Уассулу, Джаллонке и колоний мандингов и цивилизованных феллатов, главная масса населения берегов Нигера и соседних земель состоит из бамбарасов. Эти негры, называющие себя ба-манао или ба-мана, что значит «люди Большой Скалы», по их преданиям, первоначально жили в южных горах и только по праву завоевания водворились на берегах двух Бахоев, Нигера и Сенегала, в Беледугу, Бахуну, Каарта и других землях, где прежде господствовали сараколе. Они принадлежат к той же расе, как мандинги, и говорят языком, корни которого не отличаются от корней наречия малинке. Впрочем, переселения через континент, смешение с другими племенами, как следствие завоевания и невольничества, видоизменили тип до бесконечности, и наблюдатели, смотря по тому, через какие местности им случалось проходить, описывают этих негров совершенно различно: по одним, бамбарас имеет тонкия губы и орлиный нос; по другим, напротив, рот у него огромный, губы толстые, оттопыренные косо лежащими резцами, нос приплюснутый, «отверстие ноздрей образует два параллельных овала, обращенных кнаружи». Можно сказать только, что в среднем бамбарасы—негры с очень темной кожей и курчавой шевелюрой, более рослые и более сильные, чем малинке, и телесная красота их менее скульптурна, нежели у уолофов, сереров и круменов. Они отличаются от своих соседей тремя параллельными рубцами на щеке, идущими от угла глаза до угла губ.

Промышленность очень развита у бамбарасов. Как кузнецы, они одни из самых искусных между неграми: глиняные трубы, служащие поддувалами, устроены очень остроумно и иногда из предосторожности, чтобы не лопнули, крепко связаны лианами. Бамбарасы давно уже научились фабриковать порох, добывая селитру выщелачиванием земли; они плетут веревки и канаты, перебрасывают мосты на потоках, строят пироги и паромы. Дома у них по большей части четыреугольные, с плоской кровлей, снабженной желобами для стока воды и отверстием для выхода дыма. При помощи разведенной золы или красной охры, глинобитные стены украшены рисунками, изображающими руки, ноги, животных или геометрические фигуры: может быть, эта примитивная живопись прежде имела магическое значение, как средство для защиты жилища от злых духов, ныне же она не имеет иной цели, кроме удовлетворения артистическому вкусу обитателей. Бамбарасы обладают также кое-какими астрономическими познаниями и предсказывают погоду по виду солнца, луны и созвездий.

Также как уассусусы, бамбарасы смирны, гостеприимны, великодушны, незлобивы. Они очень смешливы, разговаривают всегда с одушевлением, с жестами, и кричат все вдруг; в праздники, которые у них справляются по всякому поводу, они превосходят других туземцев шумными дурачествами. В музыкальном таланте они уступают мандингам, но умеют производить более оглушительный шум на барабанах и флейтах; накануне битвы, когда они приготовляются к смерти, три печальные ноты прерывают время от времени веселую музыку. Бамбарасы славятся своей храбростью, и многие из них продают себя в военную службу к чужим вождям: часто случалось, что бамбарасские воины опустошали свое собственное отечество под командой французских завоевателей. Между туземцами одни только бамбарасы достаточно храбры, чтобы атаковать неприятельское укрепление, но они так же беспощадны в победе, как кротки в мирное время. Самая ненарушимая клятва у бамбараса—это клятва «порохом и ружьем». Эта любовь войны ради войны естественно должна была привести в результате к порабощению. Несмотря на свою храбрость, бамбарсы везде подвластны другим народам: в долинах верхнего Нигера они повинуются феллатам и мандингам; во французском Судане они должны подчиняться приказам комендантов фортов; на противоположном берегу Нигера и в области Каарта их угнетают тукулеры; только несколько мелких племен, между Каарта и Беледугу, могут считаться вполне независимыми.

Впрочем, рабство, так сказать, в традиции у бамбарасов. Пленники из этой нации некогда ценились гораздо выше пленников других племен, потому что они спокойнее переносили свою участь и не думали ни о возмущении, ни о побеге. С другой стороны, между бамбарасами свободные люди легко подчиняются господству невольников: в большинстве мелких государств этой страны власть находится обыкновенно в руках челяди; начальники племен вверяют пленникам свои сокровища, свою семью, свои дела, командование войсками, и толпа подданных безропотно повинуется подобным министрам. В Каарта при вступлении на престол нового царька, первым приветствовал его начальник рабов, раскладывавший перед ним сокровища короны, затем старшина кузнецов, бывший в то же время «предводителем дворянства», обращался к королю с речью, в которой, между прочим, произносил такия постыдные слова: «помни прежде всего, что ты наш повелитель, и что наши головы принадлежат тебе». Высшая каста, курбари, считающая себя в близком родстве с бегемотами, имела все права над торговцами из племени сараколе, над «вольными людьми» низших каст, над всей толпой земледельцев, потомков покоренных племен диавара и кассонке. Масса-си, или «Семя Массы», т.е. потомки одного из прежних царей, считаются благородными из благородных: они были советниками короля и распределяли между собой все почетнейшие должности; смертная казнь никогда не применялась к людям их сословия; и даже совершившие тяжкое преступление избегали всякого наказания, если им удавалось после произнесения приговора плюнуть на своего обвинителя. Для отличия от простых бамбарасов, масса-си носили тяжелое золотое кольцо в правом ухе, поддерживаемое косой или ремешком. До нашествия тукулеров, сломившего силу старых обычаев, иногда приносили в жертву военнопленных на могиле умершего масса-си, и закладка домов вельмож совершалась на трупах зарезанных детей. В семье, как и в государстве, образ правления был строго монархический: жена—«рабыня мужа», дети до совершеннолетия—невольники отца; но обыкновенно достаточно, чтобы был признаваем принцип, на практике же женщины и дети пользуются полной свободой: случается даже, что женщины наравне с мужчинами подают свое мнение на сельских сходах. С домашними животными бамбарасы обращаются очень ласково, что дало арабам повод говорить, что эти чернокожие живут вместе с собаками, и что в некоторых местах деревни управляются какими-то волосатыми существами, полу-псами, полу-бамбарасами.

Почти все баманосы или бамбарасы, по крайней мере жители области Каарта, называют себя магометанами, но мало усердствуют в вере и слывут за кафиров у их властителей тукулеров: есть даже много племен, которые, вернув себе политическую независимость, отказались от всех церемоний ислама, чтобы иметь право снова предаваться пляскам и запретным забавам; в праздники туземцы напиваются вином доло и едят собачье и даже шакалье мясо, хотя бы только для того, чтобы тем засвидетельствовать свою ненависть к религии угнетателей. Таким образом магометанство, делающее такие успехи в других странах Африки, теряет почву у бамбарасов, как и у куранкосов. Что касается обычая обрезания, то он, также как и обычай вырезывания для молодых девушек, существовал уже гораздо ранее прибытия магометан в страну; операции эти обыкновенно поручают делать кузнецам и их женам, людям высшей касты, которые никогда не были порабощены, и которые живут, яко-бы, в постоянном общении с духами. Тайные общества также справляют свои обряды в лесах. Большинство бамбарасов имеют своих фетишей—корни растений, куски материи, пучки шерсти,—которых они запирают в бычачий рог, в слоновый бивень, или еще чаще в тыквенную бутылку или в канари, большой глиняный кувшин. Круглая форма и желтый цвет этого сосуда напоминают творца—солнце. Иногда вокруг сосуда, хранилища фетиша, обвивается змея, символ мира без начала и конца. Если сосуд порожний, к нему подходят еще с большим благоговением: значит, в нем обитает неведомый бог.

В верхнем бассейне Джолибы путешественники Калье, Ленг, Уинвуд-Рид, Цвейфель и Мутье встречали только деревни, убогия столицы маленьких государств. Нелиа, Тантафара, в непосредственном соседстве истоков,—просто группы хижин. Лиа, при слиянии главных ветвей, образующих Джолибу, незначительное местечко, без всякой торговли; Фаранна, которую посетил Рид, на правом берегу реки, в 200 километрах от истока, представляет груду развалин. Политический центр мусульманской империи, основанной Самори, находится ныне вне главной долины, на берегах восточного притока, реки Жанды и в её боковых долинах. Галаба, где вышеупомянутый сенегальский офицер Алакамесса посетил этого завоевателя в 1881 году, была тогда его обычной резиденцией, близ истоков Жанды; в 1885 году, Сананкоро, лежащий севернее, в местности, покрытой высокими холмами, был летней столицей; Биссанду, ниже по реке, был зимней метрополией. Недалеко от этой последней деревни, сделавшейся временно столицей империи, группируются хижины главного города страны, Канкана, на речке Мило, небольшом восточном притоке Нигера. Населенный мандингами и саракольскими купцами, этот город монополизировал торговлю всей области верхнего Нигера, и караваны его ходят до самого моря, в Фритаун и даже внутрь Сахары, в Тишитский оазис, где они покупают бруски соли, в обмен за невольников и южные произведения; туземные лошади отличаются превосходными качествами. Кинкан—очаг магометанства в области западного Нигера. Он часто ведет войну со своими юго-восточными соседями, торонами или торонгами, которых считают наиболее чистыми потомками древних бамбарасов: горы их, говорят, были первоначальной родиной расы, распространившейся теперь по обширной территории на севере и северо-западе.

В этих странах торговля и пропаганда ислама идут вместе: мандингские диулы суть в то же время миссионеры Аллаха и его пророка. В каждом торговом селе есть мечеть, и некоторые из деревень населены исключительно мусульманами. Такова Самбатикила, в 200 километрах к юго-востоку от Канкана, в соседстве земли племени торон: другие местечки, как, например, Тиме, состоят из двух отдельных групп хижин, каждая в особой ограде и с населением различного культа. Женщины одного бамбарасского племени, которое путешественник Калье встретил в соседстве Тиме, следуют той же моде в украшении лица, как многие из их единоплеменниц в принильских племенах: они вставляют палочки или кружки из тыквенного дерева в отверстие, проколотое в губе, которая от этого выдается вперед; без этого украшения всякое женское лицо показалось бы им безобразным. Тенгрера и Дебена—главные рынки области Бахоя, или восточного Нигера. Первый, как и Тиме,—двойной город, в одно и то же время мандингский и бамбарасский, магометанский и языческий; таким образом караванные дороги, до низовьев Нигера и до берегов Золотого и Невольничьего, усеяны, точно вехами, маленькими поселениями, имеющими каждое свою мусульманскую общину. Тенгрера такой же оживленный рынок, как Канкан, и служит складочным местом для брусков соли, привозимых из Сахары. Один из важнейших предметов торговли в этой области—орехи кола, получаемые из-за южных гор, из страны, которую путешественнику Рене-Калье называли именем Таман: это, может-быть, Гиаман в верхнем бассейне Вольты. Одна из главных дорог тех краев проходит через большой мандингский город Конг, то-есть «Гора», славящийся во всех соседних землях своими богатствами в золоте и материях, в зерновых хлебах и лошадях. Эти неведомые белому человеку страны, вероятно, принадлежат к числу самых цветущих в Африке. Путешественник Бонна, во время своего четырехлетнего плена в столице ашантиев часто слышал о каком-то почти белокожем народе, занимающем часть плоскогорья Конг. Имя филану, которым его называли, очевидно, применяется, как и имя филани, на берегах Нигера, к нации той феллатской расы, которая наводняет своими эмигрантами и колониями всю западную Африку.

Фалаба, на правом берегу Джолибы, Фалалама, близ левого берега, обозначают то место реки, где течение её служит восточной границей французскому Судану. Заселение страны, без сомнения, придаст значительную важность этой части долины Нигера, так как здесь Танкиссо или Бафинг соединяется с главной рекой, пройдя перед тем через территории Джалконе-дугу и Балейя. В непосредственном соседстве, к западу, находятся золотоносные россыпи Буре, разрабатываемые преимущественно женщинами, как наносные формации Бамбука, ибо за исключением мандингов, людей без предразсудков, мужчины свободного класса считают унизительным этот род труда. Территория Буре походит на огромное решето: вся она изрыта глубокими ямами, которые по большей части утилизируются преимущественно только в зимнюю пору, когда обилие воды делает возможной промывку земли. Обвалы в этих рудниках довольно часты, и если обвалившейся землей засыплет работавших в шахте, то воображают, что злой дух хочет удержать их при себе за тем, чтобы они служили ему рабами на том свете, и потому остерегаются подать им помощь; но по прошествии года после несчастного случая, заваленную яму раскапывают; если тела раздавленных были хорошо охраняемы от демонов добрыми духами, то вокруг трупов должно скопиться много золота, в возмещение потери, понесенной рудокопами. Туземцы в Буре верят также, что души умерших переселяются в деревья или в гнезда термитов. Бедная деревушка Диди, где имеет пребывание один из главных начальников Буре, была крайним пунктом, которого достиг Уинвунд Рид в 1869 году, во время своего исследования верхнего Нигера. Правительство Буре, бывшего прежде вассалом Сегу, а ныне состоящего под покровительством Франции, сосредоточено в руках четырех знатных фамилий, члены которых сообща совещаются о делах управления. К востоку от Джолибы, главный рынок страны лежит в сотне километрах от реки: это—деревня Канкаре, куда торговцы приходят главным образом для покупки невольников и золотого песку. Кениера, еще недавно «очень большой и очень богатый» город, находившийся в 40 километрах к юго-востоку от Фалаба, был разрушен в 1882 году армией Самори, за четыре дня до прибытия маленького французского отряда, спешившего на помощь осажденным. Это единственный пункт за Нигером, куда проникали и где дали сражение экспедиционные колонны из французского Судана.

Государство Мандинг, названное так по имени его обитателей, поступивших под покровительство Франции, заключает в себе несколько важных поселений на левом берегу Нигера и внутри страны, на водораздельной возвышенности между Нигером и Сенегалом, лежащей очень близко к первой из этих рек: вследствие крутизны ската на восточной покатости, воды ручьев бегут каскадами по песчаниковым скалам. На восточной большой реке самое значительное местечко—Кангаба; другой многолюдный городок, Сиби, построенный на выступе горы, находится внутри страны, к западу от речной долины. В этом месте крутые склоны водораздельного хребта между Сенегалом и Нигером господствуют над аллювиальной равниной, имеющей не менее 30 километров протяжения до реки, но утесы, изрезанные глубокими оврагами, по которым можно подняться на плоскогорье, постепенно приближаются к берегу; они удалены от реки всего только на 3 километра выше Бамаку (Бамако), маленького городка, который французы избрали административным центром своих владений на Нигере. Некогда это был многолюдный и торговый город: арабские писатели говорят о нем как об одном из важнейших рынков Судана, и Мунго-Парк нашел там один из главнейших этапов во время своих двух путешествий. В наши дни неправильный четыреугольник, около полкилометра в стороне, образующий городскую стену или тата Бамаку, заключает внутри больше развалин, чем домов: в 1893 году все население города не превышало 800 человек. Однако, это маленькое бамбарасское государство успело сохранить свою независимость: ни тукулеры Ахмаду, ни мандинги-мусульмане Самори не входили туда, когда явились французы и начали работы по возведению укреплений. В то время равнина, среди которой стоит Бамаку, казалась почти необитаемой: по берегу реки тянулись болотистые пространства до почернелых стен ограды, за которыми прятались хижины туземцев; далее видно было только сплошное море высокой травы, там и сям большие деревья, затем, на заднем плане, три уступа голого утеса, поднимающагося в целом на высоту 200 метров. Теперь эта равнина перерезана хорошими дорогами, обсаженными деревьями; в порте теснятся барки и лодки, и вновь разведенные плантации образуют пояс зелени вокруг белых стен крепости. В 1884 году торговые обороты в Бамаку простирались до 5.000.000 франков.

Первая большая деревня ниже Бамаку и соседних порогов—Багинта, на правом берегу. Затем следует, на левом берегу, Куликоро, некогда город беглых и изгнанников. Французы учредили там военный пост, чтобы командовать сообщениями Нигера с землею племени белери или Беле-дугу, простирающейся на запад, к источникам сенегальского Бауле. Эта гористая область населена маленькими республиканскими общинами бамбарасов, которые соединились в федерацию, чтобы общими силами сопротивляться тукулерам, и успели сохранить свою независимость, политическую и религиозную. Кровавыми экспедициями тукулерам удалось, правда, пройти через территорию Беле-дугу, но не покорить ее. Благодаря сохранению свободы, селения белеров пользуются благосостоянием и окружены прекрасно возделанными плантациями и полями: в последнее время даже основывались новые деревни на торговых дорогах между Нигером и оазисами Сахары, тогда как в окружающих землях встречаешь по крайней мере три разоренных деревни вокруг каждой еще населенной группы хижин. Леса в Беледугу состоят по преимуществу из масличного дерева; в саваннах растет один вид дикого табака, которому Солелье, а также Барт и многие натуралисты приписывают африканское происхождение.

Ямина или Ньямина, разоренный город, на левом берегу Нигера, в сотне километров ниже Куликоро, принадлежал к империи Сегу; но в 1884 году, во время прохода французской канонерки, жители его, бамбарасы и сараколе, прогнали тукулерский гарнизон и отдались под покровительство Франции. Ямина—естественный порт всей области верхнего Беле-дугу, Фа-дугу и соседних с пустыней рынков; торговцы из племени сараколе настолько многочисленны здесь, что язык их сделался посредником торгового обмена, даже у бамбарасов и мавров, живущих в этой стране. Банамба, настоящий город, так как в нем, по словам путешественника Маж, насчитывается свыше 8.000 жителей, почти исключительно племени сараколе,—лежит километрах в пятидесяти от реки, в великолепной равнине, усеянной баобабами и другими деревьями; архитектура его домов с плоскими крышами, над которыми возвышается закругленный курган, указывает уже соседство мавров. Далее следуют большие деревни и даже города на дорогах страны Каарта, относительно густо населенной в этой области, которая производит просо в количестве, далеко превышающем нужды местного потребления. Плоскогория и гористые террасы сменяются слегка волнистыми равнинами, которые составляют переход между холмистыми местностями Судана и гладкими степями, предшествующими пустыне.

Сегу, хотя теперь в упадке, все еще один из больших прибрежных городов Нигера. Недавно он был столицей обширной империи, простиравшейся от Каарты до Уассулу и от Джаллонке-дугу де Массивы, на пространстве около 500.000 квадр. километров. Отрывок этой империи, в котором Сегу ныне главное место, относительно невелик, но коммерческое положение этого города представляет такия выгоды, что даже развенчанный и опустошенный войной, он всегда оправится от разорения и снова станет центром населения и торговли. В самом деле, Сегу находится на правом берегу реки, всего в каких-нибудь сорока километрах от Бахоя или восточного Нигера, который течет параллельно западному Нигеру и соединяется в этом месте со всеми своими притоками: благодаря удобству сообщения через окружающие равнины, в Сегу сходятся все дороги из верхних нигерских долин, от Фута-Джаллон до горных цепей Махи; большой рынок Каяйе, в 200 километрах к юго-востоку от Сегу, служит главным этапом на дороге, ведущей к таинственному городу Конг. Религиозные войны, опустошавшие, с половины настоящего столетия, эти страны, точно огромный пожар, обращая в пустыни области, прежде усеянные многолюдными городами, пощадили округ Сегу: бамбарасы и сонинке без сопротивления покорились завоевателям тукулерам и тем спасли свою жизнь. В 1865 году, Маж, проживший двадцать семь месяцев в этой столице, оценивал в 100.000 число жителей округа Сегу между двумя Нигерами, а из вычислений, основанных на распределении добычи, он вывел цифру в 36.000 для населения города Сегу и подгородных деревень.

В действительности Сегу состоит из нескольких отдельных городов, следующих один за другим по берегу реки на протяжении около 15 километров. Первый из этих городов, считая от верховья,—Сегу-Коро, или «Старый Сегу», где еще видны остатки дворца прежних бамбаросских королей. Напротив Старого Сегу, на левом берегу, стоит местечко Фаракко. За Сегу-Коро на южном берегу следует Сегу-Бугу, а против него, на северном берегу, расположен пригород Калабугу; затем идут Сегу-Кура, или «Новый Сегу», и растянувшиеся в виде одного непрерывного города поселения Дуабугу, Гупуй и Сегу-Сикоро, резиденция короля и оффициальная столица государства; ниже по реке, на том же берегу, находится деревня Сомоно, населенная рыбаками и лодочниками племени сонинке, которые в награду за услуги, оказанные ими тукулерским завоевателям, получили монополию речных промыслов, и которые, кроме того, славятся как очень искусные каменщики. Другой соседний город, Дугассу, лежащий километрах в тридцати к югу, может быть рассматриваем как внешний рынок Сегу для всех произведений, отправляемых из верхних долин. По стилю своих зданий Сегу принадлежит более к Мавритании, чем к Судану. Его дома с террасами опираются на широкие столбы, украшенные арабесками и несущие по всей окружности консоли из глины: это почти тот же род постройки, как и в Арауанском оазисе, на дороге из Марокко в Томбукту. Но в отношении обычаев торговли Сегу еще находится в Судане: там считают на раковинки каури, три тысячи которых представляют, в среднем, ценность пятифранковой монеты; для крупных сумм денежной единицей, реальной или фиктивной, служит невольник. Никакой предмет торгового обмена не подвержен таким быстрым колебаниям в своем курсе, как невольник, цена которого сильно меняется, смотря по результату войн, победоносных или фатальных. С тех пор, как прекратилась продажа негров европейцам в портах побережья, ту кулеры отрубают голову всем пленникам, рост которых превосходит длину ружья; женщины и дети продаются в самом крае. Султану услуживают исключительно женщины, называемые «корсиги», носящие на груди золотые бляхи в форме кирас; он выбирает даже офицеров между придворными невольницами, и некоторые из них достигают высших должностей в королевстве. Одна из родственниц короля Сегу стоит во главе управления гинекеем, где воспитываются, на счет государства, молодые девушки, которых султан предназначает своим почетным гостям.

Тукулеры, хотя потомки завоевателей, гордящиеся своим благородным происхождением и чистотой своей веры, перестали быть господами в Сегу. Быв прежде бамбарасским государством, это королевство снова становится таковым, благодаря постепенному уменьшению численности иммигрантов завоевателей. Хотя хаджи Омар привел с собой несколько тысяч талибе из Футы, но войны и болезни быстро сократили их число, вербовка же этих «верных» в настоящее время очень затруднительна, вследствие отдаленности родины и возникновения независимых или враждебных государств в промежуточном поясе. Основание французских военных постов в области верхнего Сенегала, образование новой малинкейской империи завоевателя Самори, наконец, возмущения Беле-Дугу и окружающих территорий совершенно изолировали тукулеров Сегу от их первоначального отечества, «они живут точно пленные в завоеванной ими стране», и все более и более софы, или бамбарасские воины, занимают место тукулерских талибе в предводительствовании войсками и в управлении гражданскими делами. Подобно тому, как в Китае манджуры, так сказать, распускаются в китайском элементе, так точно на Нигере выходцы из Футы теряются в бамбарасском обществе. Но, хотя снова перешедшее в руки представителей нации, правительство лам-диульбе, или «повелители верующих», не переменило своего образа действий в отношении народа, по-прежнему подавленного непосильным бременем разного рода поборов: десятины, подушной подати, обычных сборов, таможенных пошлин и военных реквизиций. Талибе и софы освобождены от всяких налогов.

Город Сансандиг, стоящий в 55 километрах ниже Сегу-Сикоро, на левом берегу реки, тоже занимает необходимое положение, как торговый центр. Разрушенный недавно тукулерами, в наказание за долгое сопротивление, он неминуемо должен оправиться и отстроиться на том же самом месте или в ближайшем соседстве. Крутой изгиб, описываемый Нигером к северу, делает этот пункт местом схождения дорог из Сахары, и естественные рынки обмена между жителями саванн и жителями Судана находятся как раз в соседнем поясе, промежуточном между холмами и равниной. Менее чем в сотне километров к северо-западу лежит город Сегала, большой рынок, куда северные арабы приходят обменивать свои произведения на товары, привозимые с юга саракольскими диулами. Далее на западе находится Дамфари, то-есть «земля Дамфа или Дампа», другой саракольский город, лежащий в точке пересечения нескольких дорог и посещаемый маврами племен улад-махмуд, улад-тишит, улад-уалата, улад-мбарек; в сухое время года он всегда окружен многочисленными палатками этих номадов, группирующихся по племенам. Кочевники приходят сюда покупать просо, собираемое жителями этой области в огромных количествах, и отвозят в территорию Эль-Ход, где климат слишком сух для культуры хлебных растений. Территория Дамфари была цветущей страной в 1883 году, когда Байоль обошел ее и поставил, по договорам с начальниками племен, под протекторат Франции. В то время там начинали вводить культуру земляных фисташек (арахид); производимый в крае табак издавна славится своим превосходным качеством; тамошние кузнецы пользуются репутацией искусных мастеров; в большом селе Боро, окруженном хлопковыми и индиговыми плантациями, многочисленные ткацкие станки выделывали замечательные по прочности ткани и краски синия бумажные материи, из которых шьют платья, известные под именем «сегуанского бубу». В стране основывались новые деревни, служащие убежищем для беглецов из соседних земель, опустошаемых тукулерами.

К северу от Дамфы находится еще более многолюдный и более торговый город—Мурдиа, лежащий в области саванн, где начинают показываться первые пески, хотя почва еще плодородна: семь становищ мавров, содержащих по меньшей мере 1.200 душ, окружают центральное городское поселение, где живут 2.500 сараколе; кривые улицы расположены в виде базаров, как «суки» в Тунисе, и в лавках выставлены на продажу ковры, драгоценности, вышитые кожи, изделия, напоминающие мавританскую промышленность. На северо-запад, по направлению к Каарта, простирается территория Бахуну, составляющая часть Эль-Хода, промежуточного пояса между Сахарой и Суданом. Эта переходная страна, принадлежавшая некогда к большой империи Ганата, затем к царству мандингов, часто была оспариваема могущественными соседями. Арабы, бамбарасы сталкивались в ней, фулы, тукулеры завоевывали ее и даже заводили там постоянные колонии. Каждый раз, когда они предоставлены самим себе, коренные жители края, почти все сараколе или ассуаник—в этнической номенклатуре арабов—группируются в маленькие республиканские союзы; но, очень благоразумные, они редко вступают в борьбу с вторгающимся в край неприятелем: они дают пройти грозе, затем снова принимаются за свои обычные занятия—возделывание полей и вывоз собираемых с них произведений. Столица территории Бахуну, Бакуинит, лежащая на западе провинции, в сотне километров от Ниоро, занимает дно песчаной низменности, возле глубокого озера; над городом господствуют скалы из глинистого сланца и террасы из латерита. По Ленцу, в полуразвалившихся домах Бакуинита живет от восьми до десяти тысяч человек. Между этим городом и Мурдией сегуанский султан основал новое торговое место, Гинье, которое быстро приобрело важное значение, благодаря обеспеченной купцам свободе от всяких таможенных пошлин; оседлое его население состоит из 4.000 душ, но по временам там собирается от 15 до 20.000 человек. Жители Гинье говорят бамбарасским диалектом: однако, уолофское наречие, содержащее много французских выражений, стремится сделаться там торговым языком.

Из Сансандига другие пути, более короткие, чем пути из Сегала и Мурдиа, ведут к земле мавров через территории Кениека и Калари. Одна из этих дорог, направляющаяся к оазису Уалата, проходит через большой город Гумбу (Кумба, по Барту), состоящий из двух городов, окруженных каждый стенами и отделенных один от другого лужей или дхайя; жителей в нем около пятнадцати или двадцати тысяч, почти все бамбарасы, но говорящие арабским языком; поля их, засеваемые сорго, тянутся на несколько лье вокруг городской ограды. Этот торговый город находится уже в круге притяжения Сенегала по торговле камедью. К востоку от Гумбу, на прямой дороге из Сансандига в Томбукту, караваны проходят через другой торговый город, называемый у бамбарасов Соколо, у арабов Кала, который в средние века был одною из столиц империи мандингов, и население которого и теперь еще, говорят, простирается до 6.000 человек; одна могущественная фамилия шорфов, поселившаяся в Соколо, напоминает о влиянии, которым некогда пользовался мароккский султан в этих засахарских странах. Другой город, Фара-бугу, лежащий в небольшом расстоянии к северу от Соколо, составляет, со стороны мавров, передовой пост нации бамбарасов; число его жителей также доходит до нескольких тысяч душ.

Ниже Сансандига, Нигер течет на пространстве около сотни километров в восточном направлении. В этой части его течения важнейший прибрежный город—Сибила, столица одного маленького бамбарасского государства. Ниже, там, где река опять поворачивает, на северо-восток, находится Диафарабе, наиболее отдаленный от Бамаку пункт, до которого доходит плавающий по Нигеру пароход. В этом месте начинается уже пояс разветвления вод. Одна ветвь, проходящая недалеко от священного города Диака, направляется на север к Тененку, одному из больших рынков земли Бургу, и теряется далее в озере Дебо. Другая ветвь, направляющаяся на восток, и по которой пароход тщетно пытался пробраться через камыши, ведет к древнему и прославленному городу Дженне, от имени которого, как полагают некоторые писатели, основываясь на книге Льва Африканца, и произошло название Гвинея, данное португальцами столь значительной части африканского континента. Как бы то ни было, этот город, посещенный до сих пор только одним европейцем, Рене Калье, находится ныне в состоянии упадка, причиной чему были войны, внутренния и внешния, перерыв торговли по реке и боковым потокам, а также, может-быть, перемены в речном разветвлении этой низменной области, где речные рукава безпрестанно перемещаются. В 1828 году, во время прохода Калье, Дженне уже не был центром торгового обмена в этой области Судана, и население его не достигало даже десяти тысяч душ. Однако, он все еще занимал обширное пространство: городская ограда имела по крайней мере четыре километра в окружности, и её глинобитные стены, башни, величественные баобабы, осеняющие ворота, группы пальм на возвышениях почвы, над садами и рисовыми полями,—все это вместе представляло очень живописное целое. Хотя в то время Дженне уже не был столицей государства, но привилегия беспошлинного привоза товаров, которою пользовался этот рынок, привлекала туда еще очень много чужеземцев, арабов, мандингов и сараколе. Фулы, завоеватели страны, господствовали там над потомками прежних владетелей земли, бамбарасов, и наблюдали за строгим исполнением мусульманского культа. Жители, славящиеся кротостью и приветливостью, все знали арабскую грамоту и умели декламировать стихи Корана.

В этой области слияния, пробегаемой многочисленными судоходными потоками, города могут перемещаться без ущерба для своего значения, сохраняя за собой все те торговые выгоды, которые дает им соединение больших дорог. Покидая Дженне, как резиденцию, король Сего-Ахмаду выбрал место в небольшом расстоянии к востоку от слияния двух Нигеров, чтобы основать там «во славу Божию» город Хамдаллахи (эль-Ламду-Лиллахи); но эта новая столица Массивы—или Моассины, как ее всегда называли Ленцу—просуществовала недолго. В 1862 году ею овладел Хаджи-Омар; то была эпоха наибольшей славы его царствования; обширная феллатская империя простиралась тогда от пустыни до гор, где великая река берет свое начало; но не прошло и двух лет, как этот завоеватель был, в свою очередь, заперт в Хамдаллахи и погиб вместе со своими приверженцами. Теперь остались только развалины от этого главного города могущественного царства. Нынешняя столица Массивы, Бандиагара, находится недалеко от правого берега Бахоя или западного Нигера, в сотне километров к востоку от Дженне. Впрочем, этот край не имеет политического единства: один тукулерский король из династии Хаджи-Омара господствует в соседней с местом слияния части страны. Феллатские начальники, потомки вождей, водворившихся в Массине в 1770 году, удержались в некоторых внутренних городах; туземные населения, бамбарасы и сонгаи, также образовали отдельные маленькия государства, тогда как на северо-западной и северо-восточной границах туареги ирегенатен стараются проникнуть все далее в территории оседлых негров.

Несколько торговых городов следуют один за другим на дорогах Массины, направляющихся из Дженне в Томбукту, по обеим равнинам, окаймляющим реку на востоке и западе. С восточной стороны Ниаконго, Боре, Дуэнца были упоминаемы туземцами, которых расспрашивал Барт, как значительные городские поселения; с западной стороны, город Бассикуну, посещенный Ленцом в 1880 г., представляет теперь собрание сотни-другой глинобитных мазанок, сгруппировавшихся в лесной прогалине, но вокруг его стен расположено обширное становище арабов, которые дали свой язык тамошним жителям бамбарасам, и целая «гора» обломков, возвышающаяся в соседстве, свидетельствует о длинном ряде поколений, сменившихся в этом месте. Наконец, несколько городов расположены на берегах реки или её притоков, вниз от Моэти или Иссака, деревни, лежащей при слиянии двух Нигеров. Кона, на правом берегу,—наидалее выдвинутая к западу колония негров сонгайского языка. Ниже, на том же берегу, показывается Гурам, приметный издалека по его скалистому холму, который, на подобие острова, возвышается среди болот, боковых рукавов реки и аллювиальных земель. На западе, по другую сторону озера Дебо, встречаем большой город Иоару (Иовару), стоящий смотря по времени года, то среди обсохшей песчаной равнины, то на болотистом берегу между луж и потоков. Между Иоару и Томбукту, местечко Дирэ есть, повидимому, наиболее посещаемая пристань, но постоянные войны, опустошавшие эти страны со времени нашествия тукулеров, имели следствием значительное сокращение её торговых оборотов. К главным предметам торговли верхнего Нигера в городах Массины присоединяются великолепные лошади, по красоте и выносливости почти не уступающие варварийским. В этой части речного течения, по рассказу о путешествиях Ибн-Батуты, в четырнадцатом столетии должен был находиться город Мали, столица могущественного царства мандингов.