II. Африканские острова южного Атлантического океана; Тристан-д’Акунья
Гвинейские моря бедны островами, хотя вплоть до новейшего времени карты и оказывались усеянными теми призрачными землями, которые создавало воображение моряков, принимавших облака на горизонте за острова и каменные рифы; существовало даже предположение, будто-бы области океана, рассекаемые кораблями на пути из Португалии в Индию, ограничиваются на юге берегами материка. Предположение Птоломея о существовании «великой южной земли», соединяющей Африку с восточными продолжениями Азии, было воспринято картографами XVI-го века, хотя, конечно, и подверглось изменениям, сообразно с открытиями позднейших мореплавателей. По их представлению, эта южная земля начиналась к югу от Америки и от всей окружности земного шара. Долгое время на картах виднелся и берег этого материка: но, по мере открытий в южных областях океана, он начинал распадаться уже на отдельные части: так на карте Homann’a, изданной в 1722 г., обозначена какая-то «Земля Жизни», с архипелагом островков впереди её, как граница Южного Атлантического океана в тех широтах, где мореплаватели открыли остров Гонзало-Альварец. Новейшие исследования отодвинули далее к югу эти воображаемые или действительные берега, превратившиеся ныне в «Антарктический материк», и Бувэ, открыв, в 1739 году, остров и небольшой архипелаг из островков, носящие ныне его имя, назвал их мысом Обрезания, предполагая, что эти снежные скалы не что иное, как выдающиеся части полярного материка. Но в этих областях, между 54° и 55° южной широты, мы находимся уже далеко за пределами африканских вод, в морях, которые своими ледяными полями составляют, так сказать, продолжение сплошных льдов и снежных земель ледовитого, пояса.

Подобно тому, как исчезла из Южнаго Атлантического океана «Земля Жизни», пропали из этих морей и многие другие острова, в существовании которых прежде не сомневались, благодаря обстоятельным повествованиям мореплавателей. Из таких островов долгое время на карты наносился, к юго-западу от мыса Трехконечного и в двух с половиною градусах к югу от экватора, остров Св. Матвея, который, однако, новейшие наблюдатели тщетно розыскивали. А между тем, некий монах, командуя эскадрою из семи парусных судов, приставал в 1525 году к этому острову и пробыл на нем в течение двух недель. Но так как даваемое им описание вполне подходит к острову Аннобон, то вероятно, что в действительности он и посетил эту землю, но при этом ошибся на тысячу километров, исчисляя ход своего корабля, что не представляет ничего ненормального в истории мореплавания той эпохи. Градусах в десяти к западу от о-ва Св. Матвея, значился на карте еще и другой остров—Санта-Круц, или Св. Креста, хотя повествование об его открытии не встречается ни у одного из путешественников. Возможно, что тут произошло простое смешение этого названия с «Землею Св. Креста», как впервые были названы берега Бразилии.
В Южном Атлантическом океане самою отдаленною от материка Африки землею может считаться остров Гонзало-Альварец, названный так открывшим его в первые годы XVI века кормчим; считаться же принадлежащим к африканским морям этот остров может потому, что находится около южной оконечности подводного раздельного порога, называемого кряжем Челленджера. Название этого острова тоже подвергалось видоизменениям: так, вследствие сокращенного написания слов Гонзало-Альварец: «I de go Alvarez», его стали называть островом Диего Альварец; а с 1713 г. он также наносился на карты и по имени англичанина Gough’a, который, посетив его в этом году, полагал, что остров не был известен раньше. Остров Гонзало-Альварец представляет скалистый массив, самая высокая вершина которого достигает 1.300 метров, а берега острова, составляя в общем наружность приблизительно в тридцать километров, изрезаны узкими бухточками в перемежку с утесами и кряжами. Этот главный остров окружен на северо-востоке тремя скалистыми островками, из которых один: «Утес-церковь» (Church-rock) походит на так называемый в церковной архитектуре главный, продольный, неф, фланкируемый своею колокольнею. Маленькия бухточки, защищенные этими островками, позволяют высаживаться на главный остров, а несколько плодоносных небольших долин и склонов, одетых густым низким кустарником, также так и воды, изобилующие рыбою, манят поселенцев; но, несмотря на все это, остров лишь по временам посещался кое-кем из американских рыболовов для ловли тюленя в окрестных пространствах океана. Земледелием эти рыбаки не занимались, а промышляли рыбою и птицами, которых привлекали, разводя большие огни на мысах. Ныне же о пребывании мореходцев на этой затерявшейся в океане земле свидетельствуют лишь камни над их могилами.
Километрах в четырехстах к северо-западу от острова Гонзало-Альварец высится над уровнем моря другая гористая группа, как бы служащая бакеном на пути от мыса Доброй Надежды к устью Ла-Платы при чем эта группа приходится на расстоянии около трех тысяч километров от места отправления и четырех тысяч километров от места прибытия. Это—островной массив Тристан д’Акунья, названный так в честь мореплавателя, «имя которого, по словам Камоенса, не изгладится никогда в морях, омывающих южные острова». Открытие этого архипелага совершилось в 1506 году, и с того времени, даже до правильного исследования его голландцами, в 1697 году, Тристан-д’Акунья часто был посещаем мореплавателями, так как он находится к югу от пояса правильных юго-восточных ветров, в тех областях океана, где моряки встречают уже сильные западные бризы, пособляющие им при огибании мыса Доброй Надежды. Главный остров, именуемый специально Тристан-д’Акуньей, приметен уже с расстояния слишком 150 километров по правильному конусу его вулкана, покрытого снегом и возвышающагося, по одним—на 2.300, а по другим—на 2.539 метров над уровнем моря. Остров Неприступный, лежащий в 32 километрах к юго-западу от Тристан-д’Акуньи, оправдывает свое наименование отвесностью своих круч, взбираться на которые возможно лишь по узким водомоинам; на вершине его находится бугристое плато, часто скрывающееся в облаках. Найтингель, или Соловьиный остров, находящийся в 20 километрах к юго-востоку от о-ва Неприступного, есть не что иное, как большая скала с двумя вершинами, окаймленная островками и подводными каменными рифами. Вулканические земли всей этой группы составляют площадь в 8.000 гектаров, при чем более трех четвертей этой площади принадлежат главному острову. Они целиком состоят из лав, или из сплошных, или уже розломившихся на бесчисленное множество кусков, или же превратившихся в черноватую и плодородную массу. Высший пик на Тристан-д’Акунье, на который уже многие всходили, оканчивается, подобно вулканическим конусам других островов, кратером, заключающим в себе голубое озеро. К северо-западу, осыпавшиеся кучи лавы приняли вид обширной морены и спустились до самого моря, которое является на протяжении нескольких километров обнесенным своего рода естественною оградою из глыб. Быть-может, это—следы древнего ледникового периода.
Ныне снег остается лежать только на высотах, и хлопья его лишь изредка доносятся бурями до местностей вблизи моря. Климат—очень мягкий, но очень сырой, и, несмотря на ограниченность поверхности небольших географических бассейнов, узких расселин по сторонам горы, во многих местах виднеются сверкающие на солнце обильные каскады, доставляющие влагу для тех облаков, которые скопляются на высоких склонах. По показаниям миссионера Тэйлора, термометр вообще держится летом на 20°, а зимой на 14° и 15°, и даже по ночам лишь изредка опускается до 4° ниже нуля. Господствующие ветры, столь благоприятные для парусных судов, направляющихся к Южной Африке или к Австралии,—западные или северо-западные: но в течение антарктической зимы, в особенности в августе и в сентябре, часто по нескольким дням и с чрезвычайной силой дуют южные ветры, которые разводят громадное волнение в океане, порою усиливаемое внезапными шквалами. На песчаные берега вскатываются, особенно во время затишья, громадные валы, называемые английскими моряками «rollers», а французами «rouleurs»: выше всего эти волны вздымаются и с наибольшим рокотом низвергаются в декабре, который представляет один из самых благорастворенных месяцев в году. Гигантские водоросли, называемые Macrocystis pyrifera, образуют вокруг острова настоящий пояс, имеющий в ширину приблизительно 600 метров: в этом водорослевом лесу растения длиною в 50 или 60 метров весьма обыкновенны; встречаются даже экземпляры, ствол которых достигает толщины боченка, а общая длина такого каната простирается до 300 метров; менее прочные водоросли разрывались бы при прибое волн к подводным рифам Эти водоросли, ниспуская свои корни в глубину, в среднем, от 25 до 27 метров, значительно ослабляют волнение, чем и облегчают морякам высадку на берег.
Представляя независимую океаническую землю, вероятно, никогда не сообщавшуюся перешейком с материковыми массами, остров Тристан-д’Акунья имеет и свою особенную флору: это центр родины тех особенных растительных форм, которые снова встречаются и по другую сторону африканского материка, приблизительно на 100° долготы более к востоку, на островках Св. Павла и Амстердама. Эти любопытные растения, область произростания которых столь обширна, суть папоротники, один вид плауна, а из других травянистых растений—колючий злак (startina arundinacea), который произрастает по всем низменным склонам, образуя рощицы из плотно переплетающихся друг с другом растений, так что во многих местах невозможно проникнуть вглубь чащи. Единственное дерево этой островной флоры—особый вид крушины, phylica arborea, которая кое-где достигает в высоту шести и даже более метров, но которая обычно стелет по земле свой искривленный ствол; на обширных пространствах, эти переплетающиеся друг с другом деревья образуют непроходимую сеть из покрытых мохом стволов и ветвей. Вместе с сплавным лесом с восточных берегов, phylica составляет единственное на Тристан-д’Акунье дерево, пригодное для топлива. Что касается растений из умеренных стран Европы и Нового Света, то они отлично удаются в защищенных долинах. Овощи, разные виды капусты, свеклы, репы, лука и тыквы произрастают удивительно, и сборы их бывают настолько обильны, что жители могут снабжать ими даже приходящие корабли; прежде сеяли также кукурузу и пшеницу, но от производства этих хлебов пришлось отказаться, так как их поедали мыши. Произведения плодовых садов: груши, персики и виноград—превосходны
Киты, преследуемые американскими китоловами, стали редки в этих областях океана. За исключением этих морских зверей, рыб и посещающих остров разнообразных пород птиц: чаек, буревестников, пингвинов, альбатросов, а также капских цесарок, на Тристан-д’Акунье нет никаких туземных животных. Не находили там также ни пресмыкающихся, ни насекомых. Дикия свиньи, встречаемые на острове,—очевидно, европейского происхождения, хотя и нельзя определить времени их привоза на Тристан-д’Акунью; то же самое следует сказать и о козах, которые некогда виднелись в большом числе на скалах, по которые недавно, по неизвестной причине, исчезли. Домашняя кошка выродилась на воле в одну из пород диких кошек, иногда с успехом отбивающуюся от собак и производящую большие опустошения на птичьих дворах. Стада крупного рогатого скота, овец и свиней, вместе с кроликами и с домашнею птицею, составляют главное богатство жителей: немного этого скота Тристан-д’Акунья вывозит и на остров Св. Елены. Животные, пущенные на о-в Неприступный, прижились также и там, и два немецких колониста в течение двух лет единственно прокармливались охотою за ними.
Тристан-д’Акунья обитаем с 1811 года. В этом году, американский матрос Джонатан Ламберт поселился там с двумя товарищами и начал распашку почвы. Затем в 1816 году, английское правительство, опасаясь, чтобы не организовалась какая-нибудь тайная экспедиция для освобождения пленника острова Св. Елены, поместила на острове Тристан-д’Акунья военную стражу. В 1821 году этот небольшой гарнизон, как уже бесполезный, был удален; но несколько солдат пожелали остаться, и с тех пор образовавшаяся таким образом колония поддерживается, то увеличиваясь лицами, потерпевшими от кораблекрушений, то уменьшаясь вследствие эмиграция молодых людей, или же и целых семейств, пожелавших освободиться из этой узкой океанической тюрьмы. В 1863 г., во время междоусобной войны в Северо-Американских Штатах, один американский капер высадил на остров сорок пленников, не позаботясь об их дальнейшем продовольствии; в других случаях мореплаватели насильственно запасаются провизиею в убогом поселении колонистов, которым уже неоднократно доводилось благородно отмщать за это, подавая помощь многочисленным кораблям, потерпевшим крушение в этих водах океана. Благодаря превосходному климату, маленькое общество, будь оно предоставлено самому себе, нашло бы, вероятно, достаточно в себе сил и для самосохранения, и для дальнейшего развития. Говорят, будто в семьях там никогда дети не умирают в раннем возрасте: таким образом, вследствие избытка в рождениях, естественный прирост населения весьма значителен, и туземцы, происшедшие от европейцев, американцев и голландцев из Капской Земли, поженившись на метисках с острова Св. Елены, а также из Южной Африки, образовали породу, тип который отличается замечательной грациозностью и гармонией форм. В 1886 году население состояло из 112 индивидов; но жестокая буря сразу погубила пятнадцать человек взрослых, что составит приблизительно одну четверть общего числа способных к труду жителей.
Язык этих островитян—английский. Как государство, они составляют республику, патриархом или «президентом» которой бывает глава семьи, имеющей наибольшее число детей, но они признают сюзеренитет Великобритании, которая иногда делает кое-какие подарки своей вассальной колонии.