V. Бассейн Уэллэ, страны племени монбутту и ниам-ниам

Эта часть покатости Конго, пока еще не связанная маршрутами исследователей с главным течением реки, но несомненно принадлежащая к нему, как это установили реляции Юнкера, есть одна из тех областей, которые в будущем должны получить весьма важное экономическое значение, как место перехода от бассейна Конго к бассейну Нила. С этнической точки зрения, страна эта есть также место перехода от народов Нигера к племенам банту, так как обитающие на данном водоразделе народцы, хотя и составляют вполне отличное от других семейство, но, тем не менее, сходствуют своими обычаями с обеими расами. С полным правом назвал этот край «сердцем Африки» первый проникший в него европейский путешественник, Швейнфурт, так как здесь, действительно, перекрещиваются диагонали, проведенные по материку Африки между устьем Конго и дельтою Нила, между заливами Гвинейским и Аденским. Но до сих пор этот вершинный пояс водораздельного нагорья известен еще весьма недостаточно. Последовавшие за столь замечательным путешествием Швейнфурта исследования Бондорфа, Lupton’а, Potagos’a и Casati доставили сведения лишь второстепенные и неравного достоинства; зато недавнее опубликование путешествий Юнкера было, по истине, громадным географическим событием по отношению к познанию этой части материка. Затем следовала экспедиция Стэнли, предпринятая для проложения пути между Конго и верховьями Нила, а также для освобождения египетских войск Эмина-паши, находившихся в Уаделае и отрезанных от пути на север.

Река, называемая Уэллэ племенем ниам-ниам, Номайо—племенем монбутту и Бахр-эльМакуа—арабами, зарождается, под именем Кибали, в горах, ограничивающих с запада озеро М’вутан-Нзиге, и сначала протекает по таким областям, которых еще не посещал белый человек, но затем вступает в край, уже прославленный описаниями Швейнфурта, именно в область племен монбутту и манг-бату. Край этот—один из тех уголков Африки, которые отличаются самой роскошной растительностью и прелестью сельского пейзажа; это по-истине—«земной рай». Находясь приблизительно на высоте от 760 до 850 метров и представляя волнистую поверхность, с холмами в сто и более метров высоты, край этот пользуется умеренным климатом, несмотря на близость к экватору; живые воды змеятся по всем ложбинам, осененные высокими деревьями с переплетающимися ветвями; хижины повсюду окружены зеленью бананов и элаис (масляной пальмы). Хотя городов нет, но население тем не менее очень густое. Швейнфурт исчисляет его в один миллион; таким образом, приняв, что поверхность страны равна десяти тысячам квадратных километров, получим по сто жителей на один километр, что на одну четверть превысило бы даже и среднюю населенность Франции.

Резко отличаясь от своих соседей, монбутту имеют почти семитические черты лица: у многих из них нос даже совершенно орлиный. Цвет кожи у них светлее, чем у ниам-ниамов и окрестных негров; борода длиннее, чем у большей части африканцев, тысячи индивидов имеют белокурые волосы, впрочем, курчавые, как и у других негров, и почти белую кожу; нигде нет столь значительной пропорции альбиносов. Конечности у монбутту длинные и тонкия, но торс сильно развитый; ловкость их изумительна. Оставаясь верными костюму своих предков, мужчины носят одеяние, сработанное из лыка смоковницы, которое с течением времени приобретает вид муаре; одежда эта красивыми складками облегает вокруг бедр и стана, оканчиваясь острием между лопатками; придерживается она опояскою из ремешков, изукрашенных медью. Женщины, прикрывающиеся значительно менее мужчин, носят лишь по одному простому переднику: в некоторых же округах им запрещено даже и всякое одеяние; но они заменяют его красивой татуировкой, состоящей из соединения геометрических линий; чаще всего они разрисовывают себе все тело мелкими черными узорами, правильно расположенными и изображающими кресты, звезды, пчел, цветы, различные арабески, зеброобразные полоски и мушки. К каждому празднику изготовляется новое живописное украшение, которое кокетка умеет видоизменять до бесконечности. Мужчины ограничиваются окрашиванием своего тела в однообразный красный цвет. Что касается прически, то она одинакова у мужчин и у женщин: именно, волоса подбираются под цилиндрическую шапку из тростниковой плетенки, при чем иногда на затылке такая шапка спускается на пол метра ниже, чем на лбу; у знатных лиц ее украшают многочисленными красными перьями и поделками из меди. Обычай прокалывать ухо для введения туда палочек перестал уже быть всеобщим, хотя монбутту за эту моду получили от арабов прозвище гуру-гуру т.е. «проколотые».

Монбутту расчистили и засадили растениями большую часть своей области, не заслужив, однако, чрез это наименования земледельцев, так как они не дают себе труда ни разрыхлять, ни полоть почвы: заботу об урожайности своих плантаций они всецело возлагают на благость природы. За исключением кукурузы, которая, однако, встречается только в садах, они не возделывают никаких хлебных злаков; растительная их пища состоит главным образом из бананов, сладких пататов, иньяма, маниока, колоказии—все, следовательно, из таких плодов, которые превосходно родятся и без всяких забот со стороны земледельца; монбутту обладают также двумя видами съедобных пасленовых растений, неизвестных вовсе в Европе. Больше же всего забот монбутту прилагают к культуре следующих растений: сезама (кунжута), земляного фисташкового ореха и виргинского табака или тоббу, отличающагося от табака туземного, возделываемого в стране Рек, на нильской покатости. У каждой хижины птичник кишит живностью; но, за исключением кур, затем собак, мясо которых весьма ценится, и полуприрученных кабанов, туземцы домашних животных не разводят, убойный скот они добывают, грабя окрестные негритянские племена; они едят также муравьев, примешивая их к кукурузе; кипятя самцов-термитов, они добывают масло, светлое и блестящее, «вкус которого безупречен». Будучи искусными охотниками, монбутту убивают слонов, буйволов и антилоп, а также, для своих пиршеств, попугаев и других птиц; но они постоянно воюют с своими соседями, и главнейшею дичью для них служит человек. Из всех африканских народов-людоедов, у монбутту, как и у их соплеменников, манг-банга, человеческое мясо, повидимому, входит самою большою долею в обычный состав их пищи. Окруженные племенами, которых они безразлично обзывают презрительным словом: «монг-ву» и которых они преследуют как простую охотничью дичь, выкрикивая: «пишио, пишио», т.е. мясо, мясо!—монбутту избивают на полях битв по возможности больше врагов, тотчас же коптят их мясо и уносят его с собою уже в качестве пищи, заготовленной в прок; что же касается пленников, то они их уводят, приберегая для удовлетворения своих будущих потребностей. У каждого семейства имеется свой запас человеческого мяса, а человеческий жир—самый употребительный. Швейнфурт легко мог собрать более двухсот черепов; но большая часть их были расколоты с целью более легкого извлечения мозга. Зубы же вырываются у черепа из луночек его челюстей и нанизываются в виде ожерелья. Монбутту не продают невольников, они их съедают.

И, однако, несмотря на свое людоедство, монбутту во многих отношениях занимают одно из первых мест между африканскими населениями: это люди, слово которых верно, а дружба—прочна. У них есть чувство национальной солидарности, и они храбро защищаются от чужеземца. В 1866 году, когда нубийцы, вооруженные ружьями, проникли первый раз в страну, монбутту, предводимые женщиною, надевшею мужское платье и взявшею дротик и щит, доблестно отразили врага и принудили его просить мира. В домашнем быту, жена почти сравнена в правах с мужем; она имеет свою долю в собственности, свою личную волю и признанные права. К тому же, как и у окрестных негров, большая часть работ выполняется женщинами, за исключением кузнечного дела, которое выпадает на долю мужчин; женщины исполняют все тяжелые работы, как земледельческие, так и промышленные; ими же, отчасти, изготовляются разные художественные изделия по части плетения и ваяния; но на музыкальных инструментах они не играют вовсе.

Промышленность, сравнительно, весьма развита у монбутту. Как горшечники, резчики, строители судов и каменщики, они не имеют себе соперников в области между Нилом и Конго. По четвероугольной форме их домов, архитектура монбутту примыкает к архитектуре западных племен, но она превосходит строительное искусство этих народцев размерами, придаваемыми зданиям, величиною пролетов, искусством расположения частей и богатством украшений. Недавно разрушенный приемный зал короля западных монбутту напоминал по своей форме нефы больших железнодорожных станций. Свод, целиком сложенный из искусно соединенных черенков рафии, имел в длину более 30, в ширину 15, а в высоту 12 метр.; красиво изогнутый, он покоился на трех рядах колонок из лоснящагося дерева; трехцветные рисунки, ярко красного, желтого и белого цветов, украшали стойки и панели тысячами геометрических фигур; пол из битой глины был гладок, как паркет. Дома монбутту кажутся тем более красивыми, что они все утопают в зелени; за исключением столицы, остальные поселения состоят из ряда отдельно стоящих хижин, следующих одна за другой по извилистым долинам; чем населеннее местность, тем гуще там и растительность.

До недавнего времени, монбутту не имели никаких торговых сношений с своими соседями. Лишь в 1867 г., спустя год после того, как арабы и нубийцы тщетно пытались завоевать этот край, самый могущественный из королей монбутту послал одному арабскому купцу приглашение поселиться подле его местопребывания, с запрещением, однако, подвигаться далее, к народцам мон-ву в южных территориях. Тщетно пройти вперед пытался также и Швейнфурт: владетель монбутту желал сохранить только для одного себя выгоды от непосредственной торговли с арабами; но, в свою очередь, и ему пришлось преклониться перед чужестранными наемниками—абутурк, т.е. «отцом турка», как арабов называют туземцы. Самыми ценными предметами обмена являются: слоновая кость, со стороны монбутту, и красная медь, доставляемая чужеземцами. Копья и швырковые дротики делаются из чистой меди. Доспехи короля Мунцы, искусно расположенные позади его трона, блистали на солнце, как пламя. Украшениями же из меди покрыт был и весь этот повелитель: блистающий налобник оттенял глаза; ожерелье из медных пластинок блестело на груди: кольцами из латуни покрыты были руки и ноги, а медные блюда и сосуды помещались у его ног. Как и у всех западных, до Сенегалии включительно, державцев, под рукою у короля монбутту были всегда орехи кола, которыми он лакомился в присутствии своих подданных, а также предлагал и посетителям; но трапезы его всегда совершались втайне, при чем зарывались в землю все остатки от его стола для того, чтобы никто не знал, чем он питается. Без всякого сомнения, этот обычай остался еще от того времени, когда король имел притязание считать себя богом, существом, стоящим выше обычных потребностей человека.

Во время путешествия Швейнфурта, земля племени монбутту делилась на два королевства, одно, не большое,—на востоке, другое, более обширное,—на западе. Владетель западных монбутту был весьма могущественная особа; кроме монополий слоновой кости и вывоза меди, он взимал налоги со всех произведений почвы. Телохранители повсюду его сопровождали, чиновники во всех областях королевства были представителями его власти. В особенной ограде находились двадцать четыре дома, в каждом из которых проживала одна из его жен; эти дома окружали королевский дворец, а вне ограды проживали еще сотни женщин, так как король был также мужем как вдов своего отца, так и своих своячениц; вообще королевский гарем по своей обширности мог бы образовать целый город. В стране монбутту умер, между прочим, путешественник Миани.

Другой народ, который тоже был посещен Швейнфуртом, повидимому, принадлежит к той же расе монбутту: это племя а-бенга (а-банга или ма-банга), живущее также в бассейне р. Уэллэ, на одном из северных её притоков и, после недавних переселений, в большей части заменившее монбутту к северу от рек Уэллэ и Бомо-Конди. Подобно монбутту, а-бенга одеваются в изделия из лыка, а воинское одеяние и оружие у них такия же, как и у монбутту; к ним гораздо более, чем к монбутту, подходило бы прозвание гуру-гуру, или «проколотые», так как почти у всех из них ушная мочка прокалывается для вложения в нее палочки. Из всех народов Африки а-бенга, вероятно, самый ловкий: нельзя удержаться от сравнения их с обезьянами, видя, как они взбираются на деревья, влезая не только по стволу, но скользя также и по гибким ветвям, и как, перекидываясь, цепляясь за гирлянды лиан, с ветки на ветку, они, на-подобие лазящих по снастям матросов, забираются на самую верхушку дерева. Людоедство у а-бенга составляет всеобщий закон: каждый умирающий съедается. Дети, правда, не насыщаются телом своего отца, но они его продают или обменивают на другой труп; а так как на большую часть естественных смертей смотрят как на дело чьих-нибудь чар, то вслед за чьею-либо смертью возникают процессы, убийства и новые погребальные пиршества. Однако, не взирая на эти убийства, край а-бенгов весьма населен, и жители его сравнительно не дикари. Женщины у них пользуются большим уважением.

А-бармбо или а-баромбо, обитающие в лесах по р. Уэллэ. к западу от монбутту, принадлежат к одной с ними расе; но, быв некогда могущественным народом, они ныне рассеяны и во многих местностях пребывают в рабстве у ниам-ниамов.

Манг-баллэ, живущие на правом берегу реки, говорят на особом языке, но и они также соплеменники монбутту.

Между монбутту, и в особенности между негрскими племенами или банту, живущими южнее, рассеяны многочисленными группами семейства другой расы, именно акка, быть-может, потомки аборигенов, населявших страну до нашествия племен банту, как вуа-туа на верхнем Конго. Одна провинция к югу от р. Уэллэ, говорят, еще и ныне занята этими туземцами, которые, вероятно, то же самое, что бакка-бакка португальских писателей XVII века, и родственны бадиасам У-Ньоро, в области верховьев Нила. Из всех африканских «карликов», этих акка ученые считают по преимуществу представителями «маленьких людей», упоминаемых Геродотом по поводу путешествия Назамонов. И, действительно, аккасы—и сами называющие себя этим именем—весьма малы ростом: так, те из них, которых Миани прислал, в 1873 году, в Италию, были в 1 метр 30, 40 сантиметров; самый большой из виденных Швейнфуртом имел всего полтора метра, а из двух других туземцев, находившихся уже в зрелых летах, рост одного равнялся 1 метру 34 сантиметрам, а другого 1 метру 24 сантиметрам. Что касается тех несколько более высоких индивидов, которых встречали между аккасами, поселенными королем монбутту в соседстве с своею резиденциею, то это, очевидно, были метисы, происшедшие от брака между членами двух рас. Чистые аккасы—брахицефалы; отличительные их признаки: большая голова на короткой шее; сильно выдающаяся вперед челюсть, с подбородком, подавшимся назад, рот почти всегда открыт, но губы не столь толсты, как у большинства негров; скулы выдавшиеся, а щеки в морщинах; нос маленький и отделен ото лба глубокой впадиной, уши большие; глаза тоже большие и широко открытые, что придает им вид птицы. Цвет темной кожи светлее, чем у других негров. Тело у акка очень неуклюжее и, по Эмин-бею, издает особенный, очень резкий запах. Вследствие чрезмерной развитости лопаток, спина представляется сгорбленною, между тем как волосатая грудь плоска и сдавлена с боков; живот вздут, как у детей негров; конечности длинны и худы, руки очень тонкия, колени толстые, а ступни поворочены внутрь; походка с неуклюжим перевальцем. Со всем тем проворство и юркость их движений несравненны: в траве аккасы прыгают «как кузнечики», а ловкость их настолько велика, что они не боятся нападать на слона, вонзая ему в глаз стрелу, или же, как рассказывают нубийцы,—проскальзывая у слона под брюхом, прокалывают ему копьем живот. Как охотники, они отличаются искусством изобретать и расставлять западни, нападать врасплох и преследовать дичь; благодаря именно этим талантам, аккасы живут в мире с своими могущественными соседями, которым они доставляют слоновую кость, а также конвоируют караваны с солью, этим столь дорого ценящимся, внутри Африки, жизненным припасом. Но как ни велика хитрость аккасов в деле охоты и торговли, они, повидимому, не очень понятливы в отношении всего, что чуждо их обычному образу жизни: они не способны выучиться языку тех наций, к которыми приходят в соприкосновение. Швейнфурту рассказывали, будто для того, чтобы заучить одно иностранное слово, аккас нуждается в нескольких неделях; однако два индивида этого племени, присланные в Европу Миани, легко выучились бегло писать по-итальянски и по-арабски. Наконец, и с нравственной точки зрения, аккасы являют весьма неприглядное качество: подобно злым детям, они любят видеть страдание.

К западу и северо-западу от территории монбутту, область водораздела между Нилом и Конго занята значительною нациею зандех или а-зандех, более известной под именем ниам-ниам, как и племя шангала на нигерской покатости; нацию эту называют также бабунгера и каракака. Водораздельный кряж—который между «Страною Рек» и склоном к Уэллэ направляется с юго-востока на северо-запад—чрез землю зандехов проходит почти по-средине, образуя собою здоровую область, находящуюся приблизительно на уровне девятисот метров над морем, а с этой высоты красиво-волнистая поверхность почвы спускается в обе стороны до возвышения над морем всего лишь на семьсот метров. Что же касается распространения расы зандехов, то, вероятно, что на северо-западе она проникает также и в верхний бассейн Хари, приток Чада; затем, большое сходство в нравах и обычаях, наблюдаемое между пагуинами Габонии и ниам-ниамами, позволяет думать, что последние распространяются также на весьма большое расстояние и в направлении к западу. Эта родственность обеих рас кажется тем более вероятною, что, выйдя из одного общего для обоих племен центра, они, при своих переселениях, направились в противоположные стороны: в то время, как пагуины говорят о своем пришествии на запад с востока, ниамы-ниамы рассказывают о появлении их предков на востоке с запада. Как бы там ни было, часть Центральной Африки, уже известная, как принадлежащая ниам-ниамам, исчисляется Швейнфуртом приблизительно в 150 тысяч квадратных километров, а судя по числу индивидов, которых различные, уже посещенные путешественниками, племена могут выставить вооруженными, общее число жителей, принадлежащих к семье зандехов или к населениям союзным, вассальным или порабощенным, можно считать в два миллиона; при этом густо населенные пространства чередуются с областями пустынными, раздельными поясами между враждебными княжествами. Ниам-ниамы не имеют национального единства; так, Швейнфурт насчитал лишь в одной части исследованной им страны тридцать пять независимых начальников, из которых у многих имеются воспоминания о взаимопролитой крови. По Keane'у, следовало бы в особенности различать между ниам-ниамами племена: банда—в северо-восточной области; беланда—в центральном округе, на седловине двух склонов, к Нилу и к Конго; и «белых» ниам-ниамов, живущих южнее других, вплоть до пространств за Уэллэ; эти «белые» ниам-ниамы наиболее цивилизованы. Из других ниам-ниамов племя иддио занимает гористый край, находящийся к западу от о. Мвутан-Нзиге. На наречия зандехские, повидимому, повлияли языки банту, хотя бы только в смысле образования имен народов с местоименными приставками. Племя, среди которого долго прожил Юнкер, и которое группируется вокруг города Ндорума, резиденции короля того же имени,—одно из самых могущественных; оно одновременно господствует над двумя склонами: одним к Нилу—на высоких долинах, нисходящих к Бахр-эль-Джуру; и другим, к Конго—к притокам Верхней Уэллэ. В этой водораздельной области, леопарды чрезвычайно опасны, и более для людей, чем для животных. По Юнкеру, каждое колено ежегодно теряет по крайней мере человек по двадцать от зубов этого зверя.

Молва о ниам-ниамах уже издавна была распространена вне их края, между нубийцами и арабами; но превратное, вследствие отдаленности, представление о них приписывало этому таинственному народу странные обычаи и делало из него даже особую расу людей, нечто в роде высшего вида обезьян. Пресловутые «люди с хвостами», которых путешественники, будто-бы, встречали по ту сторону областей Верхнего Нила, были не кто иной, как ниам-ниамы, хотя они и не прицепляют, на-подобие племени бонго, к своему поясу бычачьего хвоста, который издали мог бы, действительно, быть принят за естественный придаток: шкуры зверей, которые ниам-ниамы надевают на спину, гораздо менее способны породить иллюзию. По прозвище ниам-ниам, т.е. «едоки»—прилагаемое, впрочем, нубийцами и ко многим другим, отличным от зандехов, племенам—относительно заслужено ими, по крайней мере, известным числом их колен. Piaggia, первый путешественник, прошедший с 1863 по 1865 г. страну ниам-ниамов в области склона к Нилу, мог за эти два года удостовериться лишь в одном случае людоедства, при чем победители разделили между собою останки павшего врага. Несомненно, что, взятые в массе, зандехи предаются людоедству менее, чем монбутту; но в большей части их колен распространено предание, гласящее о съедании как пленных, так и тех, кто умирает, не оставляя друзей: при этом, все трупы, за исключением трупов людей, страдавших какою-либо болезнью кожи, признаются годными для стола. Даже и те, которые не едят человеческого мяса, все-таки весьма плотоядны: они питаются в особенности домашнею птицею, собаками и дичью, хотя домашнего скота и не разводят: тогда как у их соседей, бонго, народа, существенно земледельческого и питающагося растительною пищею, одно и то же слово означает «сорго» и «есть», у ниам-ниамов, как равно и у пагуинов, одно и то же выражение употребляется в смысле слов: «говядина» и «пища».

Голова у ниам-ниамов круглая и большая; нос прямой, с большими ноздрями, губы оттопыренные, щеки полные: в общем лицо круглое, почти женское. Впечатление женственности увеличивается также и вследствие прически. Волосы, курчавые, как у соседних негров, замечательны своею длиною: некоторые ниам-ниамы носят косы, ниспадающие до пояса; у многих борода густая, значительно более длинная, чем у остальных негров. Прическа у ниам-ниамов проще у женщин, чем у мужчин, которые, более прихорашиваясь, проводят целые дни в завивании своих пуклей, в придании волнистости своим космам и чищении своих головных повязок, уборов. Большинство зачесывает свои волосы со лба на затылок, располагая их правильными возвышенными рядами, наподобие рядов на поверхности дыни; у других на верхушке лба треугольная косма делит волосы на два свитка, из-под которых висят косички, обрамляющие лицо; есть и такие, которые, при посредстве кругообразной рамы, прикрепленной около головы, придают своей прическе вид венца. Туловище же, в противоположность сложной прическе, почти лишено украшений. Ниам-ниамы презирают стеклянные украшения, столь любимые большинством других негров; они ограничиваются несколькими украшениями из голубых бус и раковины ужовки; насекают на животе крест или какие-либо другие знаки: черточки, квадратики или треугольники, а также, как знак своей национальности, располагают на лице прямоугольником несколько татуировальных точек. Звериная шкура препоясывает их туловище, а начальники украшают мехом леопарда также и свою голову. Все спиливают резцы, превращая их в остроконечия. Со всем тем, несмотря на мягкую округлость их лица и стана, а также и на щегольство женственною прической, ниам-ниамы отличаются между всеми африканцами благородством походки: может-быть, туловище их, сравнительно с ногами, несколько и длинно, но, тем не менее, ниам-ниамы удивительно подвижны. Они умеют владеть своим оружием: копьем и железным дротиком с опасной ловкостью.

Отличительную черту зандехов составляет сильная привязанность между супругами. В этом крае жен не покупают, как это в обычае почти у всех африканских народов; но молодой человек, желающий жениться, обращается к начальнику округа, который и выбирает ему подходящую невесту. И, однако, несмотря на эту авторитарную форму брака, считающую лишним справляться с волею самих вступающих в супружество, несчастные браки редки: жены, вообще верные своим супругам, держат себя неприступно в отношении чужих мужчин. В этом отношении существует полный контраст между ними и женщинами из племени монбутту. В свою очередь, и ниам-ниамы страстно любят своих жен; поэтому во время войн, враги прежде всего стараются забрать в плен женщин и тем побудить мужчин просить пощады и предложить дань. Бродячие зандехские певцы, весьма схожие с грио сенегамбийцев, воспевают в своих песнях столько же любовь, сколько и дела войны. Большие артисты, ниам-ниамы пламенно любят музыку: они целые часы проводят в игре на мандолине, впадая иногда в истинное опьянение.

Подобно монбутту, ниам-ниамы предоставляют женщинам заботу возделывать сады; растительную пищу в особенности доставляет один род хлебных злаков, eleusina korokana, из которой приготовляется пиво, потребляемое в крае в весьма большом количестве. Ниам-ниамы возделывают также маниок, бататы, иньям и египетские образки; в северной же части края бананы редки, и не видно ни сахарного тростинка, ни масличной пальмы. Ловкость руки и вкус ниам-ниамов проявляются в их промышленных работах: горшечном производстве, плетении, бондарном ремесле и обработке железа. Дома и житницы—круглой формы, соответственно типу, господствующему в Восточной Африке,—выстроены с большою тщательностью; вокруг дверей выложены из деревянного багета геометрические рисунки; крыши, в виде колокола совершенно правильной формы, увенчаны шпилями резной работы. Уверенные в своей силе, ниам-ниамы живут не деревнями, огороженными палисадом,—хижины их рассеяны посреди садов; редко поселки содержат более двух или трех хозяйств.

Начальники ниам-ниамов гнушаются всяким внешним блеском: кроме леопардовой шкуры, они ничем не отличаются от своих подданных; тем не менее, они пользуются громадною властью. Они—владыки, и про них рассказывают, что иной раз, когда им не представилось случая наказать за преступление или за сопротивление их власти, они накидываются на кого-либо из безвинных людей и собственною рукою обезглавливают такого несчастливца, для того только, чтобы их право располагать жизнью и смертью своих подданных оставалось неоспоримым. Как и в европейских монархиях, верховную власть наследует старший сын. Доходы королей состоят из слоновой кости и половины мяса слонов, убитых в королевстве. Кроме того, королям присвоены большие имения, почву в которых возделывают их жены и рабы. В западных округах, посещаемых негроторговцами из Дар-Фора, начальники заставляют платить себе дань юношами и молодыми девушками, которых, затем, продают чужестранцам. При этом, в качестве вознаграждения, часть вырученных денег уступается семействам проданных. В южных королевствах Канна, расположенных на юг от Уэллэ, могила государя стережется двадцатью пятью девственницами-весталками, которые, под страхом смертной казни, должны поддерживать священное пламя подле надгробного камня.

Среди племен ниам-ниам, а также и на правом берегу Уэллэ, отделяющей ниам-ниамов от а-барандо, проживают в многочисленных деревнях а-манди которые, хотя и говорят на языке, отличном как от языка зандехов, так и от всех наречий в крае, но, тем не менее, все-таки походят на ниам-ниамов: только кожа у них чернее, да череп почти брахикефалический; волосы они заплетают косичками на лбу, и почти все, подобно неграм а-бенга, имеют по палочке в ухе. Далее, в области слияния Уэллэ с Бомоканди, находится территория племени эмбата, которое, благодаря своим ладьям, живет в гордой независимости: при малейшей опасности, эмбата переплывают на другой остров или на противоположный берег и оттуда бравируют своего врага. По расе и по языку—это братья монбутту.

К югу от территории ниам-ниамов, в прибрежных странах Конго и её притоков, простирается область тех народов банту, которые еще не изучены европейскими путешественниками и которые известны пока лишь по имени. Из них, два, повидимому, могут быть сочтены за племена, в этническом отношении, переходные; таковы: абобуа, т.е. «собаки», и нгомбэ, т.е. «коровы»; обитают они в верховых бассейнах притоков Конго, между Арахуими и У-Банги. Одною из наиболее значительных наций, по численности и поверхности занимаемых ею земель, являются могущественные у-банги, давшие имя и большому притоку Конго; но этот народ живет не только в пределах у-бангийского бассейна; он далеко переходит за его границы, и почти вся область «французского Конго», орошаемая реками Ликуалла и Алима, принадлежит ему. Здесь-то у-банги и были впервые встречены путешественниками-изследователями.