Глава VI. Страны Дама-ра и Нама-Куа

Области между реками Кунэнэ и Оранжевой

Часть африканского побережья, простирающаяся на юг от Анголы вплоть до бара Оранжевой реки, на протяжении по берегу приблизительно 500 километров, с 1884 г. объявлена германскою территориею, хотя германцам не пришлось ее завоевывать: оффициально она зовется Sudwest Afrika, т.е. «Юго-западная Африка». Прежде она называлась Luderitzland, по имени того негоцианта, который приобрел ее посредством договоров, заключенных с начальниками как тех редких племен, которые проживают на берегу, так и племен внутри страны, находившихся под влиянием прирейнских миссионеров.

Раньше того времени, когда как бы по мановению волшебного жезла, край оказался подпавшим под протекторат Германской империи, подразумевалось, что верховное владычество Великобритании распространяется и на эти страны, вплоть до мыса Фрио, хотя в действительности англичане владели только одним постом, на берегу бухты Вальфиш, или Китовой. В начале, как только германские дипломаты завели речь относительно станций, основанных германскими подданными, английское министерство заявило, что «всякое появление какой-нибудь иностранной державы в данной области было бы нарушением прав Великобритании»; также и правительство Капской Земли вотировало о формальном завладении спорною территориею, но было уже поздно. И после обмена депешами, которые со стороны Германии приняли почти угрожающий тон, «край Людерица», за исключением бухты Вальфиш, был признан землею германскою; кроме того, германские дипломаты заключили трактат и с Португалией, обеспечивающий Германии владение территориею, простирающейся к северу от мыса Фрио вплоть до устья реки Кунэнэ. Область «Юго-Западной Африки», простирающаяся вглубь до 20° восточной долготы от Гринвичского меридиана, или до 17°40' от меридиана Парижского, и равняющаяся поверхности самой Германской империи, явилась первою, по времени приобретения, в ряду тех стран, из которых в Африке и в Полинезии образовались обширные германские колониальные владения; тот же, кто приобрел эту область для своей родины, как-то таинственно исчез в одной из бухт южного берега. Однако, если о завладении страною оффициально и оповещено, то на деле оно еще далеко от осуществления. Для охраны купцов воинской силы еще не назначено, превращение туземцев в германских подданных остается пока в области предположений и вовсе не мешает грабителям забирать скот германского коммисара у самых дверей его жилища. Начальниками, которым лучше повинуются, в центральной и южной областях являются протестантские миссионеры; основавшись в Дама-ра в 1848 году, они обладают ныне более, чем двадцатью станами между реками Кунэнэ и Оранжевой. * В последнее время в этой колонии организовано охранное войско, которое в 1897 г. состояло из 25 офицеров, 710 белых и 150 цветных солдат*.

Благодаря миссионерам, охотникам, розыскивателям руд и купцам, проникавшим от одного склона края до другого, новое колониальное владение Германской империи уже хорошо известно в своих главных чертах. Даже северная часть этого края, наиболее удаленная от Каптауна, центра исследований Южной Африки, была посещена Galton’ом, Anderson’ом, Baines’ом, Smuts’ом, Green’ом, Hahn и Rath’ом, Hertley’ем, Coates’ом, Palgrave’ом, Duparquet, а со времени провозглашения нового политического строя в эти края отправляются германские путешественники десятками, как для изучения его географии, так в особенности для ознакомления с его экономическими условиями. Отпечатаны уже специальные карты портов и минеральных залежей, составлены проекты шоссейных и железных дорог: одним словом, оффициальное присоединение края ускоряет и дело всестороннего знакомства с ним.

В общем, рельеф страны тот же, что и в Анголе: поверхность постепенно повышается вплоть до кровли берегового плоскогория, а затем на востоке начинает спускаться по направлению к бассейнам рек. Весь край, от Кунэнэ до Оранжевой реки, представляет продолговатую, правильной формы, возвышенность, ось которой параллельна оси морского берега; кроме того, это удлиненное приподнятие почвы вполне уединенно: тогда как плоскогория Анголы соприкасаются на востоке с возвышенностью водораздела между реками Конго и Замбезе, плоскогория Дама-ра и Нама-куа ограничены с востока глубокими впадинами, на протяжении которых расстилается пустыня Калахари и извиваются Ку-Банго и верховые притоки Оранжевой реки. Будучи отделены от гор Снеговой Сиерры ущельями, в которых протекает Кунэнэ, каменистые высоты края Дама-ра, называемые Каоко. вначале представляются не особенно значительными, но мало-по-малу, к югу от известковых гор Отави, они становятся все выше и выше, и многие из них достигают и даже превышают 1.000 метров. А к северо-востоку и к востоку от бухты Вальфиш группирует свои куполообразные вершины и столовидные скалы уже и настоящий массив. Оматако, самая высокая из вершин этой области, имеет в высоту 2.300 метров; несколько других гор, более низких, группируются около этой величественной вершины. Южнее, срединный хребет снова понижается и не достигает даже и тысячи метров; во многих местах исчезают всякия значительные возвышения, и видны только отдельные группы холмов, покоящиеся на общем цоколе, имеющем форму щита, там и сям утесы возвышаются в виде башен и пирамид. На юго-германской территории, в стране племени нама-куа, возвышаются другие непрерывные гряды гор: так, дорога, пересекающая горный хребет к востоку от Ангры Пекены, на пути в Бетанию, проходит около возвышенности в 1.600 метров. Остов гор состоит главным образом из гнейса, слюдяных сланцев, кристаллических известняков, с вкрапленным гранитом, порфиром и другими вулканическими породами; встречались, будто бы, и базальтовые массы.

Срединная ось высоких земель проходит параллельно берегу, в среднем, на расстоянии от него приблизительно двухсот километров; что же касается пространства между самым берегом и первыми скатами, то во многих местностях ширина его значительна. К востоку от бухты Вальфиш, это промежуточное пространство образует равнину Намиеб, называемую голландцами vlakte или veld, а английскими колонистами просто plain; также можно было бы сравнить ее с hamada в Аравии и в Северной Африке. Намиеб по наружному виду равнина, но если стать пересекать ее в направлении к востоку, то окажется, что незаметно она все более и более повышается, так что в ста километрах от бухты высота её достигает уже шестисот метров, и если смотреть на veld с берега моря, то она заслонит и профиль гор, возвышающихся от неё к востоку; между тем, при всходе на гребни дюн кажется, будто поверхность равнины совсем горизонтальна. Путешественник Stapff полагает, что Намиеб—древнее море; по виду же она походит на обширную бетонную поверхность, отцвечивающую всеми оттенками, от темного до беловатого. В сухое время, т.е. почти в течение целого года, по ней можно ходить как по мостовой; но во время дождей поверхностный слой известковой или гипсовой глины разжижается, набирает в себя песку, и тогда движение бывает весьма затруднено: колеса оставляют такия глубокия колеи, что они могут сохраняться целые годы. В некоторых углублениях на равнине скопляются дождевые воды, которые мало-помалу испаряются, оставляя после себя налеты гипса или соли: salt-pans английских колонистов. По соседству с горами виднеются обломки и остатки скал: кварцевых, гнейсовых или сланцевых, которые, повидимому, разрушались под влиянием воздуха, а на поверхности почвы оставили пятна различных цветов. На некоторых же сохранившихся глыбах поверхность оказывается отполированною теми песчинками, которые проносятся ветром.

Скат Намиеба простирается вплоть до моря, но нижняя часть равнины покрыта песками, из которых образуются дюны на пространстве от нескольких тысяч метров до сотни километров. Некоторые из этих дюн поднимаются почти до ста метров в высоту, уподобляясь в этом отношения дюнам на ландах Гасконского залива; такия дюны отделяются друг от друга ледами, т.е. промежуточными долинами, по которым рассеяны бугорки и холмики. К югу от Вальфишской бухты должно последовательно перейти чрез шестнадцать песчаных гребней, при чем западный склон горок, обращенный к морскому ветру, почти тверд, между тем как противоположный склон, на который отлагаются несомые ветром песчинки, гораздо более подвижен; немногие травы и кустарники с стелющимися корнями произростают на этих песчаных холмах и на известное время уплотняют их почву. Вероятно, что эти дюны происходят от древних песчаных, выступивших из моря, мелей; что же касается дюн внутри страны, то они образовались на месте, вследствие лупления гнейса под влиянием солнечного жара. Внутренняя подъемлющая сила действует под этою частью морского побережья, повидимому, и в наши дни: на высоте до двадцати метров над современным уровнем моря наблюдаются обширные солончаки, покрытые раковинами, схожими с раковинами тех животных, которые и поныне живут в соседних пространствах океана; от берега же на расстоянии от 30 метров до одного километра встречаются даже целые скелеты китообразных животных, некогда выкинутых волнами. На одном из пляжей, к северу от бухты, виднеются налеты серы, перемешивающиеся с песком и гипсом, а с земли поднимается там запах сернистого водорода. Вероятно, выделениями этого газа и должна быть объясняема та скоропостижная смертность рыб в бухте, которую наблюдали несколько раз, между прочим, в 1883 году. При низком уровне воды в море, говорят, видели даже нечто в роде кратеров, образовавшихся вследствие вспучивания плоского берега.

От устройства берега зависят отчасти и климатические явления. Южные и юго-западные ветры, чаще всего дующие на берегу, приносят с собою дожди лишь весьма редко, а северо-восточные шквалы, дующие с мая по июль в направлении, противоположном господствующим ветрам, содержат влаги еще меньше. В течение года на берегах бухты Вальфиш насчитывают, средним числом, от пяти до шести дождей, а на берегах Ангры-Пекены всего один дождь: к этому ливню и к ночным росам, иногда весьма изобильным, и сводится весь дождливый сезон, нормальный период которого упадает на начало года, когда, следовательно, солнце поднимается к северу. Но если низменный берег не увлажняется, то морские ветры низвергают свои ноши дождей на вершины внутри страны; на Home-mine, в 1886 году, было семнадцать дождливых дней и, по измерениям, выпавшей воды оказалось более сорока миллиметров; предвестниками дождя почти всегда бывают вихри, поднимающие, в виде движущихся колонн, песок, и дамарцы так и называют эти песчаные круговороты «приносителями дождя». Вследствие такого выпадения атмосферной влаги, плоскогорья покрыты сплошным травяным ковром, тогда как внизу, по крайней мере к югу от Каоко—сравнительно хорошо орошаемого,—весь край остается бесплодным или же усеянным только колючими кустарниками, и лишь кое-где, вокруг родников, виднеются оазисы. Собаки мрут там от голода; растения увядают; и так как там почва повсюду пропитана на глубине полуметра или даже еще менее солью, то взростить кустарные деревья было бы очень трудно. Хотя, благодаря дождям на вершинах, в верховых оврагах текут ручьи, но они не сливаются вместе для образования рек и не доходят до океана, разве только в случае исключительно изобильных ливней. Потоки являются простыми уади, которые служат дорогами и на протяжении ложа которых путники вырывают колодцы, в надежде, что в них скопится немного воды. Деревья осеняют откосы крутых берегов, заимствуя необходимую влагу из глубоких песков, но увядание растений по берегам потоков заставляет думать, что страна становится все суше и суше: так, хотя и случается, что после внезапного разлива, на береговых кручах всходит множество новых стеблей, но вскоре стебли эти увядают, так как их корни не успевают достаточно углубиться в почву в поисках за влагою. Впрочем, жители из племени хереро пробили на многих местах соседних плоскогорий глубокия скважины в известковых утесах вплоть до живой воды. Один из отысканных, таким образом, источников в горах Отави—на севере края—оказался настоящим подземным озером, изобилующим рыбами и не изменяющим своего уровня.

Из всех уади страны самый изобильный—Омаруру: воды его сохраняются дольше, чем в других речных ложах, а окружающая его растительность менее редка; горячий источник Омбуро пробивается у подошвы базальтовых камней из-под песка вверху уади, и течение ручейка продолжается на протяжении нескольких километров. Из всех потоков страны больше всего боковых разветвлений и наиболее длинное русло имеет Тсоахуб или Свакоп: длина его течения превышает четыреста километров. Он начинается к востоку от главного массива Дамарских гор, пересекает плоскогорие, пробегая по глубоким ущельям, и впадает в море непосредственно на севере Вальфишской бухты. Приблизительно на равном расстоянии от рек Кунэнэ и Оранжевой, эта поперечная Тсоахубская борозда делит территорию на две почти равные половины: на севере—область Дама-ра, на юге—область Нама-куа. Хозиб или Куизип, вырывший себе русло глубиной в 200 метров в толще равнины Намиеб, также изливается или, правильнее, изливался в Вальфишскую бухту круто поворачивающей излучиной, которая на востоке граничит с длинным песчаным полуостровом мыса Пеликана; в течение двенадцати лет, предшествовавших 1878 году, в Хозибе не было воды ни разу. К югу от этих двух временных рек, другие уади прекращаются уже на востоке от дюн, даже не образуя доходящих до моря русл, но умарамба, или потоки восточного склона, идущие на соединение с рекой Ку-Банго или с Оранжевой, или же теряющиеся далеко в пустыне, в её солончаках,—реки настоящие, если не по массе воды или правильности речного ложа, то по крайней мере по длине того углубления, по которому они протекают.

Южная часть германской территории, состоящая в большой части из скал, твердых глин и сыпучих песков, не может иметь земледельческого значения; тем не менее германцы присоединили ее первою и там именно основали свои поселения; однако к югу от Тсоахуба, разведенные миссионерами по целине сады и огороды не составляют, быть-может, в совокупности даже четырех гектаров. Но в северных округах, и именно в долине Кунэнэ, простираются обширные поля, походящие на португальские области Гуилла и Гумпата: расположенные в одном и том же бассейне, представляя совершенно одинаковую почву, они имеют также существенно одинаковый климат, с тем только отличием, что дожди здесь менее обильны и воздух немного суше; однако, влажности и здесь достаточно для произрастания и размножения деревьев в лесах. Здесь можно еще видеть гигантский баобаб, а вплоть до двадцатого градуса широты встречаются также и некоторые пальмовые деревья. Край Ова-Мбо, с его рощами и полянами, во многих местностях имеет вид бесконечного парка; жители занимаются там главным образом возделыванием почвы и разведением плодовых деревьев. Там, без всякого сомнения, могли бы благоденствовать также и европейские работники, хотя их потребности много превышают потребности черных туземцев; трансваальские буры, впрочем, там уже и поселились. Сотни этих эмигрантов,—те самые, которые впоследствии направились в португальский Моссамедесский округ,—основали колонию в гористой области Каоко; но там, как и Гумпате, они занимались более разведением скота, чем возделыванием почвы, довольствуясь получением такого только количества хлебных растений, которое было им необходимо для годичного запаса.

Вообще, вне прибрежных равнин по р. Кунэнэ и особо благоприятных для земледелия небольших долин, скотоводство является местным промыслом, сулящим более всего выгод. Обширные травянистые плоскогория превращают край в пастушескую область. Дикия животные—за исключением различных видов антилопы, нескольких представителей кошачьего рода, шакалов и грызунов,—истреблены; даже страус, которого разводят в южных английских колониях, здесь беспощадно преследуется и около морского берега уже более не водится. В умарамба, выходящих из Кунэнэ, находят еще крокодилов; змеи, ящерицы и кузнечики имеют многочисленных представителей; один вид ужевидных гадов, водящихся в этом крае, есть страшный cuspedeiro, или «плевака» ангольских португальцев; это пресмыкающееся достигает иногда восьми метров в длину, и некогда местные чародеи обладали искусством заговаривать его, при чем приманивали его даже к ложу больных.

Животные, водящиеся ныне по пастбищам на вершинах, принадлежат к животным домашним, вывезенным из Европы; это—быки и коровы, лошади, овцы и козы. Часто возникала мысль о введении в полупустынные области, часть которых составляет страна Людерица, также и верблюда, но драгоценная порода употребляющагося в Южной Африке вьючного быка вполне удовлетворяет потребностям перевозки, и, кроме того, разница в покупной цене и в содержании делает пользование вьючным быком более экономным. Впрочем, в глазах новых обладателей края, важность приобретения данной колониальной территории заключается вовсе не в богатстве её скотом: кроме испытываемого ими чувства удовлетворенности вследствие завладения краем, которого прежде домогались капские англичане, они рассчитывают на те минеральные сокровища, которые таятся в горах страны. Медные руды в особенности встречаются в многочисленных местностях плоскогорий и даже предгорий, и, несмотря на затруднения, встречаемые при перевозке, добывание руды уже началось на многих пунктах. К югу от Ангры Пекены нашли также серебряную руду; впрочем, отчеты инженеров заставляют опасаться, как бы первоначальные надежды негоциантов не оказались обманчивыми. Когда удобные дороги прорежут край, он, без сомнения, приобретет некоторую важность как рудная область и привлечет промышленное население.

Понятно, что жители должны быть весьма редки в подобной области, где недостает воды и культурной почвы, и где путникам грозит опасность умереть от жажды или голода. Во многих округах края Нама-куа можно идти целыми неделями, не встречая ни одной группы хижин; но в северной области, где горы выше, склоны их более травянисты, а ложа ручьев часто бывают оживлены журчанием воды, население более плотно: в каждой долине есть или деревня, или пастушьи хижины. Общее число жителей определяет приблизительно в двести тысяч, и из этого числа огромное большинство приходится на ту половину края, которая расположена к северу от Вальфишской бухты. В отношении же ко всей поверхности Дамарской и Намакуаской территории (830.960 кв. километр.) численность жителей не достигает даже и одного человека на четыре квадратных километра.

Что касается рас, то присоединенная к Германии территория представляет переходную страну. Правда, вся южная часть территории принадлежит расе хоин-хоин; но эти готтентоты чистой и смешанной крови повсюду находятся в таком соприкосновении с племенами банту, господствующими к северу от большого горного массива, который пересекается Тсоахубом, что между ними нельзя провести определенной границы. Приблизительно можно считать, что по крайней мере три четверти края заняты племенами готтентотскими, составляющими более одной пятой населения. Впрочем, многие племена принадлежат к смешанной расе, а что касается европейской крови, то она имеет своих представителей как в метисах или bastaards’ах, так и в странствующих по краю бурах, португальских pombeiros’ах и английских и немецких купцах.

Племена банту, населяющие левый берег Кунэнэ, кверху от тех поперечных долин, при посредстве которых эта река изливается к морю, обыкновенно обозначаются именем ова-мбо, которое дано им их юго-западными соседями, племенем хереро; но сами они так себя не называют, хотя не имеют и другого какого-либо родового наименования для обозначения всех своих колен. Они примыкают к шибикасам Шельских гор и к населениям по ту сторону Кунэнэ, называемым ба-симба (му-ксимба), т.е. «приречными людьми», которых давние документы именуют также симбебасами: отсюда и самое название «Симбебазия», до сих пор еще употребляющееся для обозначения области, по которой проходит Кунэнэ, а также и для всего Дамарского края. Большая часть этих туземцев великорослы, сильны, очень смышлены, искусны в мастерствах. Их язык лишь немногим отличается от языка хереро, а, по Duparquet, он представляет большое сходство также и с языком ба-фиотов; истинное же место этого наречия в ряду языков банту определят грамматические изыскания, производимые миссионерами.

Территория племени мбо распределена между дюжиною племен, поселившихся в особенности по берегам тех умарамба, которые спускаются от Кунэнэ к озеру Этоша, и вполне отделенных друг от друга поясами разграничивающих их необитаемых лесов. Почти всегда находясь в войне, эти народцы—уважающие, однако, собственность среди своего клана—весьма гордятся воровством скота: так, молодые люди отправляются по ночам чрез промежуточные леса для захвата неприятельских стад и, если их во-время заметят, поспешно убегают во-свояси; чрез несколько дней племя, подвергшееся нападению, старается отплатить им той же монетой. Этим по большей части и ограничиваются столкновения племен между собою; однако, бывают также и настоящие войны, вследствие чего политическое равновесие в среде народов ова-мбо часто нарушалось. Из всех племен, общую численность которых Пельгрэв определяет приблизительно в сто тысяч, а Duparquet—в сто двадцать тысяч человек, самое могущественное то, которое населяет Куанхаму (Окуаньяму) или «Край мяса»; наименование это, повидимому, предполагает существование у этого племени в давнее время привычек людоедства, ныне уже исчезнувших; но собачье мясо они едят, что, повидимому, считается некоторыми из их соседей не менее омерзительным. Край этот очень богат крупным рогатым скотом, козами, овцами, свиньями и курами, а годные к культуре земли могли бы пропитать весьма значительное население: самое наименование жителей «ова-мбо» или правильнее «ова-амбо», означает будто бы «людей зажиточных»; это истинные земледельцы, возделывающие весьма тщательно свои земли, каждый в своей ферме, и употребляющие даже удобрение; служителей в крае много, но бедных совсем нет. Куанхама, ограничиваемая на западе р. Кунэнэ, кверху от её слияния с Какуловаром, простирается к востоку вплоть до соседства с р. Ку-Банго; управляется эта страна самодержавным королем, которого обычай побуждает откармливаться, чтобы стать жирным. Он весьма страшен для своих подданных, и силу своего могущества дает чувствовать даже и белым, редко удостоивая аудиенцией тех европейских купцов, которые проникают в его королевство; его солдаты уже хорошо вооружены усовершенствованными ружьями. В этом государстве, как равно и в других краях племени мбо, наследник престола всегда назначается при жизни своего предшественника; но держат его в отстранении, почти как узника.

После Каунхамы, самое могущественное государство—Ондонга, или Ндонга, при чем некоторые географы распространяют это наименование на всю группу наций мбо. Это государство, посещенное Galton’ом, а с тех пор и многими другими путешественниками,—самое южное во всей группе и находится на протяжении одного из соседних с озером Этоша каналов-протоков. Сильно пострадав однажды от набега готтентотов, Ндонга сделалось снова цветущим, и ныне оно, чрез посредство находящихся там английской фактории и стана финляндских миссионеров, оказывает наибольшее влияние на постепенное изменение нравов в крае; между его туземцами имеются горшечники, медники, кузнецы и фабриканты курительных трубок. Одно из незначительных по своей численности племен данной страны: южные омбланду—называемые также «людьми с деревьев», вследствие обычая их искать себе убежища на деревьях при нападении врага,—отличается от других своим республиканским строем, а примеров такого политического устройства в мире чернокожих весьма мало. Последний король их, доведя до крайности свой деспотизм и свои причуды, был, наконец, растерзан под собственною своею кровлею своими же подданными, которые и постановили: «не иметь впредь властелина»; слово они свое сдержали до сих пор и, оставаясь бедными и немногочисленными, тем не менее спасли свою независимость от притязаний на нее окрестных корольков. Одному из восточных племен, именно окафима, тоже удалось защитить свою свободу от племени куанхима, укрываясь, по первому сигналу, целым племенем в укрепленной ограде. Несколько рассеянных групп бушменов, называемых португальцами ма-куин-калла, проживают в состоянии рабов по соседству с банту: они-то и доставляют ова-мбо железную руду и слоновую кость; часто они служат им и как солдаты. На всем протяжении равнин, населенных племенем ова-мбо, проведены прекрасные дороги, по которым снуют повозки как европейцев, так и туземцев, которые уже отлично усвоили употребление экипажей. А когда экипажи эти туземцы увидели в первый раз, то падали ниц и терлись своими лбами о ту пыль, на которой виднелся след от колес. По Palgrave’y (в 1876 г.) и по Duparquet (в 1880 г.), ова-мбо состояли из следующих племен:

Аварэ—2.500 чел.; окафима или окафина—1.500 чел.; ова-куаньяма или куанхама—30.000 чел. (Palgrave), 60.000 чел. (Duparquet); ова-мбаранду или омбланду—4.000 чел.; большие и малые омбанджа—15.000 ч.; окарути или окуалуди—6.000 ч.; ова-куамби или окуамби—5.000 ч. (Palgrave), 7.500 ч. (Duparquet); ова-нганджера или ганжера—10.000 ч.; ова-мбо в Ондонга—20.000 ч. (Palgrave), 15.000 ч. (Duparquet); остальные—4.000 чел.

В начале 1884 года, пятнадцать семейств голландских trekkers’ов, поселившиеся в области Ондонга, вблизи одного большого источника, «Groot-Fontain», зарождающагося к востоку от лагуны Этоша, основали «республику», которую и назвали, в честь одного политического деятеля Капской колонии, Упингтонией. Новое государство обнимало, по крайней мере на карте, пространство в пятьдесят тысяч квадратных километров и было разделено на участки по две тысячи четыреста гектаров. К заселению этих участков были уже приглашены колонисты, но насильственная смерть главы этого дела и возникшие затруднения с туземцами побудили эту группу буров отдаться под покровительство Германии.

Племя ова-хереро, т.е. «веселые, радостные», а также иногда называемые «дамарами равнин» или «дамарами-скотоводами», тоже принадлежащее к нации банту, подвинулось далеко к югу в готтентотский край; по их преданиям, они обитали, в средине восемнадцатого столетия, исключительно в гористой области Каоко, и только в 1775 году, когда вода была более обильна в крае, большая часть их колен эмигрировала в направлении к югу; некоторые же из них, однако, остались в Каоко, где перемешались с бушменами и, подобно им, обеднели. Благодаря трудам германских и английских миссионеров, основавшихся между херерами и напечатавших грамматики, а также и разные религиозные сочинения,—язык херерский ныне хорошо известен и оказывается чистым языком банту, по крайней мере в тех округах, где хереро проживают без примеси других рас, так как по соседству с готтентотами образовались местные говоры, где смешаны слова обоих языков, либо с префиксами языка банту, либо с суффиксами готтентотскими. С тех пор, как хереро покинули Каоко, они часто враждовали с другими народами. В начале им удалось победить «настоящих дамаров» или «дамаров горных», которых они почти всех и поработили; но, затем, с первой половины текущего столетия, они стали подвергаться нападениям намакуаских готтентотов и бастардов, при чем тысячи их погибли или были обращены в рабство. Не имея ружей, с которыми они могли бы противостоять завоевателям, прекрасно вооруженным и находящимся в постоянных торговых сношениях с Капскою землею, хереро, казалось, были обречены на истребление, и Galton, путешествовавший в этом крае в 1850 году, предвидел уже день, когда нама-куам, с их ненавистью к чернокожим и с характеризующею их расу настойчивостью, удастся, наконец, сокрушить своих наследственных врагов. Однако, опасения эти не оправдались. Более многочисленным и более подвижным, чем их противники, херерам, кроме того, посчастливилось получить помощь в лице шведского путешественника Андерсона, который, вследствие одного кровопролитного столкновения, был тоже вовлеченным в войну; кончилось тем, что хереро восторжествовали, и, хотя партизанская война продолжалась еще долгие годы, тем не менее, области распространения обеих враждующих рас не изменились с половины текущего столетия. Ныне территория племени хереро простирается, к западу от племени ова-мбо, вплоть до моря, а к югу за пределы того большого массива, с которого нисходит Тсоахуб; но политические владения не разграничены. «Земля принадлежит всем: каждый дама или нама может раскинуть свой стан, где ему вздумается; в языке хереро вовсе нет слова для выражения понятия о «границе», нет его равным образом и для понятия об «отечестве». Общая численность «дамаров-скотоводов», по Palgrave’y, достигает восьмидесяти пяти тысяч, и приблизительно эту же цифру показывают и миссионеры, основавшиеся в крае; самый главный начальник их, пребывающий в Отиимбинге, имеет тридцать тысяч подданных. По количеству скота, выгоняемого на пастбища, легко вычислить—конечно, приблизительно,—и число людей. А так как каждый начальник знает число своих животных, то отсюда можно вывести число пастухов и их семейств; при этом, в среднем, считают по триста человек на werft, т.е. становье для скота, с принадлежащими к нему пастбищами.

В физическом отношении, хереро—одна из красивых африканских рас: они высоки ростом, хорошо сложены, хотя в действительности и не столь сильны, как можно бы думать, судя по великолепному развитию их мышц; черты лица правильны, почти классические; физиономия—открытая и веселая, но они вспыльчивы, и гнев придает лицу их свирепое выражение. Некогда те из них, которые не жили под надзором миссионеров, были едва одеты. Для костюма, как и подобает пастушескому народу, им почти исключительно служит выделанная кожа: вокруг бедер у них, в виде бахрамы, навешено столько тонких ремешков, что они, будучи приложены концами друг к другу, вытянулись бы более чем на сотню метров. Кроме того, они носят железные, цинковые и медные браслеты, перстни и ожерелья, и, подобно большинству северных банту, заплетают свои волосы в косы, которым придают некоторую жесткость при посредстве жира и красной глины. Женщины прикрывают себя тоже украшениями, ремнями, нитяными или бумажными тесемками и браслетами, раковинами, а на голову надевают кожаную шапку, с тремя высокими ушами, блистающими вследствие наведения на них слоя жирной глины. Обыкновенно считается, что приправа соли к пище безусловно необходима, а между тем хереро доказывают противное: они никогда не покупают соли и не собирают ее в прибрежных лужах. Равным образом и скот их не ходит лизать глыбы каменной соли. Остатки матриархата еще сохранились у хереро: жена почти свободна и может развестись во всякое время по своему желанию; при самой большой клятве клянутся «слезами своей матери»; в былое время случалось нередко, что, в случае смерти матери еще молодою, с ней вместе зарывали и её ребенка. Все хереро, за исключением окрещенных детей, обрезаны; религиозные же церемонии все имеют в виду обеспечение благополучия их скота: коровий кал употребляется при всех церемониях, и каждая окраска животного, каждая отметина или оттенок в масти имеют в их глазах таинственное значение. Дочь начальника, будучи хранительницею священного огня, кропит скотин очистительною водою, а при перемене становья, идет впереди стад с светочем в руке. Большие деревья считаются херерами предками людей, и Galton и Andersson упоминают о многих таких «растениях-матерях», к которым хереро приходят для засвидетельствования своего благоговения.

Некогда эта нация делилась на племена или скорее на касты, эанда, образовавшиеся, вероятно, из потомств известного семейства и заимствующие свои наименования от звезд, деревьев и явлений в природе; так, одно колено представляло «детей солнца», другое—«детей дождя» и т.д.; теперь эти названия уже исчезают. Ныне у этих пастухов все сводится к количеству скота. Начальники—располагающие, впрочем, лишь слабою властью—суть собственники скота; и когда они богатеют животными, то, соответственно приросту их стад, увеличивается также и число их подданных; напротив, когда беднеют, уменьшается также и численность их народа. Богатство властелина составляет единственную связь колен, хотя хереро превосходно сознают общность своего национального происхождения. Часто меняются также и политические группировки; но что не меняется, так это центры населения, при чем жизнь племени всегда тяготеет к месту водопоя. Владения каждого начальника хереро, подобно владениям маленьких корольков ова-мбо, отделены от других пограничными кустарниками и скалами, вступать в пределы которых соседния племена отваживаются только в случае нападения; но в этих-то внушающих страх окраинах и гнездятся разбойники, готтентоты или банту, всегда подстерегающие отбившихся от стад животных. Между хереро есть также и пролетарии, не имеющие скота и не связавшие своей участи с фортуной какого-нибудь богатого скотовладельца; живут такие хереро охотою или чем случится; таковы, наприм., ова-тжимба, соплеменники ба-симбов или симбэбов, кочующие большею частью в северо-восточных округах, соседних с ова-мбо. Относительно владения землею правы здесь—чисто коммунистические. Продавать почву у хереров не дозволяется, и если католические миссионеры были, в 1879 г., изгнаны из края, то это следует приписать скорее их неблагоразумным стремлениям к покупке земель, чем проискам их протестантских собратий. Впрочем, хереро, из примера колонии, знают, что там, где водворятся белые, чернокожие вскоре перестают быть господами у себя; но, несмотря на все предосторожности хереро, им все-таки не избежать своей судьбы. Так как отныне германцы стали их сюзеренами, то они не избегнут нового порядка землевладения, который в конце концов лишит их собственности в пользу чужеземцев.

Ова-зороту, или «дамары гор», так названы бурами для отличия их от «дамаров равнин»; и действительно, племена, оставшиеся свободными, населяют вершины плоскогорий, в особенности же те столовидные естественные крепостцы, крутые откосы которых уединяют их со всех сторон. По Galton’y, эти дамары называют себя хау-дамон, т.е. «дамарами истинными», или же хау-хоин, т.е. «истинными хоинами» или готтентотами; но принадлежат ли они к этой расе? Galton, напротив, видит, в них единоплеменников ова-мбо, на которых они походят своими чертами и образом жизни, хотя бедность и рабство значительно пригнели их. Если же большинство между ними и говорят на готтентотском наречии, то это следует приписать нахождению их среди их прежних господ хоинской расы; ныне они принадлежат уже другим властителям, чем как-бы оправдывается наименование их дама, которое, по толкованию многих писателей, значит: «побежденные». Невысокие, худощавые и слабосильные, они живут обработкой почвы, которая, однако, дает им довольно скудные урожаи. Некоторые из их колен группируются около миссий; большая же часть их находится на службе, у скотовладельцев и проживает по соседству с их становьями или werften. Численность их определяют различно: от тридцати до сорока тысяч человек; от разногласий в этом отношении авторам нельзя и уберечься, так как многие колена сомнительного происхождения причисляются к различным расам. Горные дамары имеют замечательную способность к музыке; хором они поют звучными голосами и совершенно правильно.

Нама-куа, т.е. «люди нама», занимают к югу от Тсоахуба и Кюизипа, почти всю южную часть германской территории: под именем же малых нама-куа, одно из этих племен имеет свои станицы к югу от нижнего течения Оранжевой реки, при чем обитаемая ими местность стала одним из округов Капской колонии. И те, и другие, будучи рассеяны по безводной территории, не многочисленны; именно около средины текущего столетия их насчитывали приблизительно до пятидесяти тысяч человек, которые составляли слабые остатки сотен тысяч нама, обитавших некогда в Южной Африке; по Palgrave’y, их ныне не более даже двадцати тысяч, из которых семнадцать приходится на долю больших нама-куа и три тысячи на долю малых нама-куа. Они—готтентоты, и в былое время их считали самыми чистыми представителями расы: те, которых называют «красною нациею», гейкусами гористой области, лежащей к юго-востоку от бухты Вальфиш—есть готтентоты или хоины по преимуществу; они чванятся тем, что были первыми завоевателями края, а в настоящее время исчисляются приблизительно в две с половиной тысячи. Топнаары, т.е. «более высокие», или «первые», сгруппировавшиеся главным образом на английской территории бухты,—в настоящее время значительно поуменьшились в числе и, вообще, это самые выродившиеся из нама-куа. Другие, напротив, и именно урламы,—которым их первоначальное наименование, оранг-лами, т.е. «старые знакомые» было, будто-бы, дано капскими моряками,—образовались из большего или меньшего смешения различных элементов, и у них можно отыскать даже некоторые следы европейской крови; в течение XIX столетия они ожесточенно сражались с хереро. Будучи все воинами и пастухами, и проживая в полусферических хижинах, устроиваемых из ветвей и древесной коры, нама-куа знают лишь самые рудиментарные ремесла, подходящие к их образу жизни: острят и насаживают на рукоятки оружие, мастерят деревянные чашки дли хранения молока и ключевой воды.

Отыскивая себе пригодные пастбища и вследствие этого бродя с места на место, большие нама-куа живут отдельными кланами, имеющими каждый своего начальника и свой совет из двенадцати старейшин. Власть же такого царька тем больше, чем знаменитее род, из которого он происходит, и чем более он одержал побед. Однако, с тех пор как капские колонисты и пришедшие с востока буры окружили их территорию, с тех пор как крупные торговцы разъезжают по их горам, для закупки скота, а германские рудокопы принялись за изучение их скал с целью отыскания жил металлов,—власть начальников, превратившихся номинально в христиан, стала постепенно умаляться; их страшатся уже не соразмерно числу их воинов, их уважают только за богатство скотом. Повидимому, обречена на исчезновение и самая раса, так как численность её слишком уменьшилась для того, чтобы противостоять разлагающим её условиям. Малые нама-куа уже не говорят по-готтентотски; миссионеры, основавшиеся среди больших нама-куа, перестали изучать их язык, а с 1882 года уже прекратились и религиозные издания на этом языке; бесполезно, ведь, писать книги на языке вымирающем, который завтра перестанут понимать и который уже заменен голландским языком, как одним из тех двух языков, при посредстве которых распространяется цивилизация в Южной Африке. Намское наречие, бывшее самым чистым из готтентотских диалектов, скоро присоединится к другим говорам того же происхождения, от которых теперь остались одни лишь имена гор и рек, к тому же почти все искаженные. Обломки намских племен, живущие в восточных равнинах, сливаются с презираемыми бушменами.

До сих пор северная часть морского берега от р. Кунэнэ до бухты Вальфиш не имеет ни одного порта, посещаемого кораблями. К северу от песчаного выступа материка, называемого cabo Frio, или «Холодным мысом», находится angra Fria или «Холодная бухта», но это лишь небольшой заливчик, не доставляющий никакой защиты от волнения в море и от обычных здесь юго-западных ветров. Хотя двумя стами километрами южнее, каралловые рифы Огдана и образуют прекрасный, спокойный и обширный водоем, кишащий мириадами рыб, но соседний берег пустынен, а потому пустует и эта гавань. Входным портом всей территории дамаров и нама-куа является превосходная и широкая Китовая (Вальфиш) бухта, расположенная на половине расстояния между устьями рек Кунэнэ и Оранжевой, и дающая доступ к двум главным речным ложам страны: Тсоахуб и Куизип. В эту бухту могут без труда пройти, фарватер глубиной в 7 метров—даже большие суда, которые, затем, становятся на якорь в нескольких кабельтовах от берега, на глубине семи или восьми метров. Здесь они прекрасно защищены от непогод, за исключением тех редких случаев, когда дуют северные или северо-западные ветры. Китовую бухту—обязанную своим наименованием китам, некогда весьма многочисленным в этих водах, посещают еще дельфины-великаны, и она не потеряла еще своего рыбного богатства: приливы приносят целые стаи рыб, которые поднимаются далеко внутрь материка и при отливе иногда остаются запертыми в лужах. Некогда чрез посредство этого порта производилась большая торговля слоновою костью и страусовыми перьями: так, из Китовой бухты было вывезено слоновой кости: в 1875 г.—17.000 килограммов, в 1885 г.—700 килограммов: страусовых перьев: в 1875 г.—3.000 килограм., в 1885 г.—1.500 килограм. Затем, уже издавна купцы из Капштадта являются для закупки убойного скота для своего города. Поэтому-то, правительство Капской колонии и позаботилось обеспечить за собою обладание этим жизненным для колонии пунктом на берегу дамар и нама-куа; а германцы, завладевая дамарскою территориею, вынуждены были не посягать на эту английскую анклаву, пространством в 1.761 квадр. километров. Но, с своей стороны, и англичане, опасаясь, чтобы новые пришельцы в край не устроили где-либо на берегу другого порта и не отвлекли бы к нему торговли, объявили Китовую бухту свободною: все продукты страны из бухты вывозятся беспошлинно и равным образом беспошлинно же все товары из Европы и из Капской земли направляются к внутренним пунктам, каковы: Омаруру—который шведский негоциант, преемник Андерсона, обратил в главный рынок для хереро; Отьихбингуэ—на реке Тсоахубе; Окаханджа и Отьиканго или Ней-Бармен, на той же самой реке, но выше; и наконец, Ребобот—на одном из притоков Куизипа. Несколько сотен топнааров, которым запрещено продавать водку, имеют свои становища на соседних с бухтою дюнах.

Но если бы когда-либо английское правительство и вздумало как-нибудь препятствовать торговле в Китовой бухте, то в непосредственном соседстве с нею могли бы устроить свой порт также и германцы, именно в бухте, называемой на английских картах гаванью Сандвича, а вообще именуемой Порто-до-Ильео. Бухта эта, хотя она меньше Китовой и подвержена заносу песком, представляет ту выгоду, что защищена от всех ветров и, кроме того, в прибрежных песках содержит пресную воду; тогда как в Китовую бухту, находящуюся в 56 километрах от ближайшего колодца, судам приходится привозить воду из Капштадта, здесь, т.е. в Порто-до-Ильео, стоит только разрыть на небольшую глубину песок, чтобы добыть воды в изобилии. Ныне на берегу этой бухты находятся хижины небольшой готтентотской деревни Анишаб.

Порт южного округа, Ангра Пекена, что значит по-португальски «малая бухта», и побудил Германию—после приобретения его купцом Людерицем—к дипломатическим переговорам с Англией и к овладению целою страною в восемьсот тридцать тысяч квадратных километров между реками Кунэнэ и Оранжевой. Вопреки своему наименованию, это вовсе не незначительное иссечение в морском побережье, так как, разветвляясь направо и налево, эта бухта продолжается более чем на восемь километров к югу от своего входа. А так как вход имеет в ширину от 13 до 14 метров, то бухта доступна и для больших кораблей; якорная стоянка на ней превосходна: волнение распространяется только до её половины, да и то при северных ветрах. Чего не достает порту Ангры Пекены, как равно и Китовой бухте, так это хорошего запаса пресной воды, хотя так называемый речной поток, овраг «Little Orange’a», и впадает в бухту; и здесь также—в ожидании, когда возрастающее значение порта побудит к вырытию на пляже цистерн, в которые стекала бы вся вода с дюн—торговцам приходится запасаться водою, привозимою на судах из Капштадта. Как торговое место, Ангра Пекена до сих пор не оправдала еще надежд своих обладателей: скот, рыба и некоторые минералы—вот все, что из неё вывозится; германские торговцы даже совершенно покинули в 1887 году свою факторию.

Находящиеся в соседстве с портом драгоценные острова с гуаном, именно: Ишабоэ, расположенный в 1.200 метрах от побережья, к северо-западу от входа в порт; Галифакс, около полуострова, ограничивающего порт с запада, и другие издавна считаются принадлежащими к Капской Земле, а самый вывоз гуано находится на откупу у английских купцов. Эти острова, где с октября по ноябрь проживают временно мириады пингвинов, бакланов и других птиц, в былое время были покрыты слоем гуано толщиною в несколько метров; спекуляторы поспешили соскрести всю эту массу вплоть до камня, вследствие чего около половины текущего столетия острова оказались совершенно оголенными. Ныне сбор гуано упорядочен: во время кладки яиц и высиживания из них птенцов доступ на острова воспрещен, и птицы полные их хозяева; только по окончании вывода молодых появляются собиратели помета, за который в 1884 году выручили сумму в полмиллиона франков. В этих пространствах океана рыбаки преследуют тюленей, которые во множестве плавают вокруг островов и рифов. На пляжах острова Possession, находящагося к югу от Ангры Пекены, в бухте Елизаветы, мореплаватель Морелль нашел в громадном количестве костяки китов, по его рассчету более миллиона штук; происхождение этих скелетов он объясняет тем, что песчаный смерчь врасплох захватил громадную стаю этих животных и сразу поглотил их.

Внутри Дамарской области самые большие деревни состоят из нескольких дюжин хат, да и такия поселения в большинстве лишь временные. Главными городами являются миссионерские станы: Вармбад (Nissbets’s bath), на одном из уади, притоке Оранжевой реки; и Бетаниен (Вифания), в гористой области, которая простирается к востоку от Ангры Пекены. Бетаниен считается столицей всего края племени нама-куа, и в 1884 г. в нем было четыре кирпичных здания: дом миссионеров, церковь, дворец для начальника и магазин торговца. Затем, Штольценфельс представляет зачаток земледельческой колонии, недавно основанной на берегу Оранжевой реки, на границе с английской территорией: надеются, что обводнительные каналы, проведенные из реки, превратят в сады тамошния бесплодные пустоши.