Капская колония

II. Капская колония

Оффициально Капская колония занимает ныне пространство слишком в два раза большее, в сравнении с тем, которое ей принадлежало в 1870 году; но в своих прежних границах она составляет географически целое, имеющее также и свою особую историю. Занимая всю южную оконечность материка, эта территория имеет своими естественными границами: море с трех сторон и Оранжевую реку; на востоке она отделена от страны Кафров небольшою рекою Теес, притоком Оранжевой реки, и реками Индве и Грет-Кей, изливающимися в Индийский океан. Поверхность Капской области превышает площадь Франции, но населена она в двадцать раз меньше, хотя ежегодный прирост жителей и значителен. Пространство собственно Капской колонии: 746.333 кв. километров, население (по исчислению в конце 1896 г.): 1.821.551 чел.; среднее число жителей на 1 кв. километр: 2,5.

Прошло более полутора века после открытия мыса Доброй Надежды, а европейцы все еще не основывались на нем окончательно. Моряки, правда, приставали к нему, но вскоре же затем и покидали его: в 1620 году, англичане завладели им именем короля Якова I, но ничего не сделали для укрепления за собой этого приобретения: временных поселенцев, свободных или ссыльных, португальцев или англичан, стал получать также и небольшой остров Тюленей, Robben-island, в Столовой бухте, который с тех пор почти всегда и был местом ссылки. Пионеры колонизации на южной оконечности материка появились лишь в 1652 году. Первый губернатор, посланный «Голландскою компаниею Восточных Индий», Ван-Рибек, в сопровождении своего семейства и сотни солдат, пристал к подошве Столовой горы и начал построение форта; первые бараки были сгруппированы на том месте, где ныне возвышаются здания Кэптауна, и тут же стали разводить садики и возделывать поля. Несмотря на большие затруднения вначале, Компании все-таки удалось достигнуть преследуемой ею цели, состоявшей в облегчении снабжения провиантом голландских судов во время пути их в Индию. Лагерь исподволь превратился в колонию, а в 1654 году из Амстердама стали посылать туда девушек-сирот для того, чтобы земледельцы могли обзавестись семьями. Солдаты и матросы покидали службу, чтобы начать обработку почвы, в качестве свободных burgher’ов, под условием продавать свои урожаи непосредственно Компании и не торговать с готтентотами; мало-по-малу число их увеличивалось, и нарождающийся город окружился деревнями и полями. Так как колонисты чувствовали себя еще слабыми для того, чтобы завладеть землями без вознаграждения, то в некоторых местностях они их покупали; впоследствии же, достаточно усилившись, они стали просто отнимать земли у готтентотов, или же, завладевая землею, обращали в рабов бывших её владельцев, заставляя их работать на себя. Однако, туземцы, привыкшие лишь к пастьбе скота, а вовсе не к обработке почвы, не могли, конечно, пособлять голландским фермерам в возделывании полей под зерновой хлеб, в обработке виноградников и апельсинных и померанцевых рощ; вследствие этого, в 1658 году, на рейд Капа прибыл первый груз с чернокожими рабами, и вскоре затем на плантациях число невольников уже стало превосходить число свободных людей. Последствия же этого порядка вещей были и для Южной Африки те же, как и для стран тропических: именно, на счет малоземельных собственников создались громадные поместья, белые привыкли считать труд бесчестием, переселение свободных людей совершалось лишь медленно, и процветание колонии часто задерживалось вследствие недостатка инициативы и индустрии. К тому же ввоз негров постепенно уменьшался в течение ХVIII-го столетия, и когда, наконец, в 1834 году, совершилась отмена рабства, число подлежащих освобождению людей не достигало даже и тридцати тысяч. Впоследствии эти освобожденные негры затерялись в массе метисов.

В 1680 году, двадцать восемь лет спустя после прибытия первых оседлых переселенцев, европейская колония состояла из шестисот лиц, включая сюда чиновников и солдат, набиравшихся в северной Европе, от Фландрии до Дании. Но вскоре к этим переселенцам присоединился еще один новый этнический элемент. Французские протестанты, покинувшие свое отечество после отмены Нантского эдикта, и некоторые пьемонтцы из вальденских долин обратились к Голландской компании Восточных Индий, которая и послала их в свои Капские владения. В числе приблизительно трехсот лиц, считая жен и детей, они прибыли в 1687 и 1688 годах в колонию и были наделены землями в долинах гор, окружающих город. За ними последовали и другие: будучи в большинстве случаев людьми энергичными, так как ради сохранения своей веры они обрекли себя на изгнание и нищету,—французские гугеноты оказали большое влияние на развитие колонии, и им именно и обязано своим преуспеянием африканское виноградарство. В капских летописях насчитывается девяносто пять фамилий французских семейств, из которых одни исчезли, а другие были переделаны на голландский лад; тысячи и тысячи буров любят вспоминать о своем происхождении от гугенотов, а на карте Южной Африки наименования мест, напоминающие о переселении гугенотов, встречаются на всем протяжении от берегов океана до берегов Лимпопо. Относительно говоря, буры французского происхождения возрастали в числе быстрее, чем другие, так как они прибыли в страну со своими семействами; напротив, большая часть голландцев, чиновников или солдат, приезжали холостыми и женились на местных женщинах: от них-то по преимуществу и народились «bastaards’ы», т.е. метисы. Однако, французские переселенцы были не настолько многочисленны, чтобы могли сохранить родной язык в среде своих семейств, когда, по распоряжению Компании, в 1724 году, публичное употребление его было запрещено в церквах и школах. Ла-Кайлль, посетив колонию в 1751 году, встретил лишь небольшое число французов, которые еще говорили на языке своих отцов; а Левальян в 1780 году видел всего одного такого француза.

Мало-по-малу в течение ХVIII-го столетия, колония распространялась на восток, по ту сторону гор, наперекор Компании, по мнению которой Кап должен был оставаться лишь пристанью и продовольственным пунктом, и наперекор губернаторам, которые, ревнуя о своих прерогативах, желали, чтобы все колонисты были подчинены их власти, подвергаясь правилам суровой дисциплины и нелепому этикету. Часто они издавали приказы, воспрещающие фермерам выходить за пределы дарованных им земель и проникать внутрь края, угрожая за это «телесным наказанием или даже смертью, а также конфискациею их собственности». Но на деле эти приказы не могли быть осуществляемы, так как у губернаторов не было гарнизонов, укрепленных мест и даже определенных границ в стране готтентотов, и буры продолжали свои trekken, т.е. переселения с этапа на этап, вместе с семьями, невольниками и стадами. Это, продолжающееся и до наших дней, медленное движение, увлекающее голландских колонистов до земель по ту сторону р. Кунэнэ, стало неудержимым, и Капское правительство, вопреки своему желанию, должно было провозгласить присоединение обширных территорий. В 1745 году, оффициальною границею колонии была река Гамтоес; в 1786 году ею была уже Groot-Visch-river (Great Fish-river), т.е. Большая Рыбная река. Из края готтентотов граница была перенесена в область Кафров, и более многочисленным и более привыкшим к военному делу бурам приходилось уже состязаться с более сплоченными и более опасными бандами.

Тем временем и английское правительство приготовлялось к захвату Капской колонии, этой центральной пристани между морями, оказывавшейся почти безусловно необходимой англичанам для обеспечения своей собственной Ост-Индской компании окончательного завладения Гангским полуостровом. И, действительно, в 1780 году английский флот отправился к мысу Доброй Надежды, намереваясь захватить Капскую крепость и пленить её гарнизон; однако у архипелага Зеленого Мыса он неожиданно для себя встретился с французскою эскадрою, которою командовал Suffren; англичане были разбиты, и более двух тысяч французов высадилось в Симонской бухте для подкрепления своих голландских союзников. Таким образом, на этот раз случай был упущен. Но в 1795 году он представился снова, когда французы овладели Голландией и буры внутри страны объявили себя независимыми. Вновь английский флот отправился в Капу, с целью восстановить там порядок именем принца Оранского и занять колонию именем короля Великобритании. Для южной Африки начался новый политический порядок, который продолжается и до сего времени. За исключением трехлетнего перерыва, бывшего результатом Амьенского мира, Капская колония не переставала принадлежать Англии и, хотя медленно, но постоянно продолжала возростать как в численности населения, так и в своем значении.

Когда край перешел под владычество Англии, число европейцев в нем равнялось приблизительно 25 тысячам, властвовавшим над 20 тысячами рабов из готтентотов и над 30 тысячами рабов из негров. При этом, благодаря общности языка, все колонисты, как голландского, так и французского происхождения, считались составляющими одну нацию. Что касается переселенцев английского языка, то вначале их было весьма мало, так как в первые годы увеличение на Капе английского населения совершалось лишь в лице чиновников и солдат. Однако, английские губернаторы подготовляли денационализацию буров, и с этою целью уже с 1809 года оффициальная прокламация рекомендовала изучение английского языка; в судах, впрочем, пользовались пока языком голландским. Потомки старинных колонистов все еще продолжали считать себя истинными властителями и ни во что не ставили указов, издаваемых Капскими губернаторами; в 1815 году они произвели даже открытое восстание, но оно было подавлено с беспощадною жестокостью. Прибытие английских переселенцев началось лишь с 1820 года, да и то благодаря пособиям, отпущенным для этого парламентом. Около девяноста тысяч человек вызвались отправиться для возделывания тех земель, которые постепенно отнимались у кафров во время пограничных войн. Из этой толпы охотников эмиграционные агенты выбрали более четырех тысяч колонистов, которых правительство и перевезло, на счет нации, в Порт Елизаветы, в бухту Альгоа, для поселения внутри страны, в окрестностях Грагамстауна. Несмотря на неопытность в земледелии большинства этих колонистов и на всякого рода ошибки, присущие такому значительному предприятию, оно удалось, благодаря превосходному климату и плодородию земель. Английская колония быстро увеличивалась и далеко перешла за пределы, которые ей были начертаны первоначально. Рядом с Голландскою Африкою на западе развилась Английская Африка на востоке, которая, благодаря поддержке правительства, скоро стала почти столь же могущественною, как и её соперница, и относительно которой часто возникал вопрос об её обособлении и даровании ей преимуществ. С этого времени два языка поделили территорию, и губернаторы стремились обеспечить преобладание того из них, на котором говорили сами. Голландские властители запретили оффициальное употребление французского языка; в свою очередь, английские господа запретили употребление голландского языка; с 1825 года английский язык сделался оффициальным языком администрации, а с 1827 года также и в судах; однако, позже, после учреждения колониального парламента, жители, говорящие на голландском языке, вновь приобрели законное право для своей речи, и, с тех пор, их уполномоченные употребляют голландский язык при обсуждении общественных дел.

Это еще не все: военные триумфы Трансваля возвысили политическое значение голландцев колонии, и африкандеры—т.е. белые уроженцы африканского материка, при чем голландского происхождения их, вероятно, до двух третей—разсчитывают на близкое завладение властью, тем более, что женщины буров вообще плодовитее англичанок. Хотя принадлежащие к различным политическим телам, голландские африкандеры, состоящие почти все в родстве между собой, от Столовой бухты до р. Лимпопо, составляют одно великое семейство, обладающее крепкой связью: это симпатии родных и друзей на Капе, может-быть, еще больше, чем храбрости своих солдат, Трансвальская республика обязана отвоеванием своей независимости. Эта солидарность между южными и северными голландцами обещает им в будущем создание их национального единства. Но возростающее влияние африкандеров не мешает тому, что голландский язык, хотя и гораздо более распространенный между туземными чернокожими, из-года в-год теряет свое относительное значение в интеллектуальном развитии Капского населения. Доказывается это тем, что с половины текущего столетия численная разность между периодическими изданиями на двух языках безостановочно увеличивается; так, уже в 1875 году английская печать численно в шесть раз превосходила печать на голландском языке.

Выселение буров в направлении к северным республикам, совпадавшее с иммиграцией новых английских колонистов, усилило на время влияние британского элемента в Капской территории. Большой trek буров к странам, простирающимся на север от Оранжевой реки, совершился в 1834 году, во время отмены невольничества. Лишенные труда своих рабов, за которых им присудили только две-пятых их рыночной цены, при чем и эти две-пятых уменьшились еще от лихоимства чиновников, фермеры направились к северным пустыням, чтобы иметь возможность «по своему усмотрению» распоряжаться своею живою «собственностью»: людьми и стадами. В числе нескольких тысяч, они покинули, в бассейнах рек Гамтоес и Грет-фиш-ривер, обширные территории пастбищ и полей, которые вслед затем и были заняты английскими колонистами.

Но на восточной границе этим новопришельцам приходилось сражаться со своими соседями-кафрами, у которых они исподволь и стали захватывать их земли. С обеих сторон набеги для кражи скота были беспрестанны; к концу же 1834 года, времени великого trek’a, война сделалась всеобщею. В течение нескольких недель вся пограничная область была завоевана кафрами, фермы сожжены, стада, в числе 250 тысяч голов, забраны, а запоздавшие беглецы перерезаны. Тотчас же губернатор Урбан собрал все свои воинские силы и устремился на границу: отместка была ужасна, а затем к колонии была присоединена новая территория; тем не менее, всякого рода несправедливости, совершавшиеся в отношении туземцев, были столь очевидны, что английское министерство, уступая давлению общественного мнения, отказалось санкционировать действия губернатора, объявив, с редким в истории правительств прямодушием, что поведение кафров «вполне оправдывается», что они имели «несомненное право» противостоять захватам своих соседей и «силою исторгнуть себе то удовлетворение, которого они не могли достичь другими средствами; что, следовательно, самая элементарная справедливость была на стороне побежденных, а не победителей». Отнятая у кафров территория была им возвращена, но—только на время. Политика захватов, набегов, угона стад, завладения лугами и полями началась съизнова в пределах спорной пограничной области, и в 1846 году война возгорелась вновь по поводу тех кровавых деяний, которые последовали за покражею топора. Эта «война из-за топора(war of the axe)» началась неудачно для колонистов; но, по миновании двух лет военных действий, сражений и убийств, побежденные племена оказались в полной власти англичан, которые и приступили к новому выправлению границ. Британская территория увеличилась пространством приблизительно в 200 километров в ширину, между реками Большой Рыбной и Кей; при этом, восточная часть этого нового приобретения, к западу от Кейскаммы, временно была предоставлена туземцам, хотя и под верховным владычеством англичан. Но перемирие продолжалось всего два года. В 1850 году, военные станицы, учрежденные вдоль границ, были атакованы кафрами, вследствие учиненного английскими солдатами осквернения кладбища; англичане снова должны были очистить спорную территорию, и сила увенчала их притязания не раньше, как по миновании двух лет новой беспощадной войны. После этого всякое сопротивление со стороны туземцев стало уже невозможным.

Тогда совершился один из самых необычайных актов, о каких только повествует история наций. Чувствуя себя неспособными победить завоевателей своего края естественными средствами, кафры, охваченные повальным безумием, вообразили, что могут достигнуть успеха при помощи чуда. Сил у живых не хватало, а потому надежда была возложена на мертвых. Пророк, по имени Мхлаказа, ходил по стране, возвещая своим соплеменникам ама-коза, что в известный близкий день все умершие воины, все прославленные легендами герои выйдут из своих могил, и что и сами они преобразятся в этот день, сделавшись юными, красивыми, сильными и непобедимыми. Но для того, чтобы приготовиться к победе, следовало представить доказательство непоколебимости веры, пожертвовав, за исключением оружия, всем своим имуществом; следовало перебить свой скот, сжечь зерновой хлеб, не обработывать полей, оставаться нагими и голодными, ожидая сигнала, после которого зарезанные стада возродятся снова, но уже более красивыми и более многочисленными, а превосходные хлеба покроют поля. Большинство ама-козов поверили требованиям пророка: скот перебили, хлебное зерно сожгли, приготовив, однако, обширные хлевы и риги для будущих богатств; но многие тысячи их—25 тысяч, по одним сказаниям, 50 тысяч, или треть нации, по другим—умерли от голода, в ожидании возвещенного дня. День этот не настал. Отчаяние овладело оставшимися в живых кафрами; из прежних воинов они сделались нищими; их мечта жить свободными—была разбита. Вскоре обезлюдение края очистило место для колонистов, и Капское правительство ввело более двух тысяч немецких переселенцев в свободные земли Кафрарии, окончательно, вплоть до р. Кей, присоединенной к Капской колонии. С этого времени, завоевание края уже не испытывало остановок, и присоединения, отныне легкия, делались уже административным путем: достаточно было приказаний совета, чтобы они были исполнены.

Таким образом, Капская колония в наши дни хорошо обеспечена от всякого восстания туземцев. Правда, государство в действительности увеличилось теми обширными территориями, которые лежат вдоль берега Индийского океана вплоть до Наталя, и что в этих вновь присоединенных краях почти исключительными собственниками земли являются все еще туземцы; но вся старая колониальная область, между реками Оранжевой и Кей, повсюду плотно населена белыми; в некоторых же местностях, именно в городских округах, число белых даже преобладает; в тех же округах, где белых сравнительно мало, европейцы, будучи организованными, вооруженными и защищаемыми полициею и всем административным и военным механизмом, не имеют никаких оснований опасаться туземцев, обедневших и лишенных взаимной связи; впрочем, в общем числе жителей колонии они представляют уже целую треть. Можно, поэтому, удивляться, что от громадной реки британской эмиграции ежегодно отклоняется столь небольшой поток по направлению к землям южной оконечности Африки, землям, однако, столь обширным и плодородным, что они могут дать хлеб многим миллионам людей. Причина этого заключается главным образом в общежительном инстинкте британских эмигрантов. Покидая Англию, они хотят отправиться в другую Англию, походящую на первую языком и нравами, связью этническою, если не политическою. Они предпочитают Соединенные Штаты, Австралию и Новую Зеландию Капской колонии, где они очутились бы в соприкосновении с голландцами, готтентотами, кафрами, с чернокожими и желтокожими всех рас; хотя они и политические властители, но им не нравится составлять со своими единоплеменниками лишь слабое меньшинство, едва шестую часть всего народонаселения.

По расам, подвергающееся переписи население собственно Капской колонии распределялось в 1891 г. следующим образом: европейцев или белых—382.198, малайцев—13.918, готтентотов—51.850, негров—(финго, кафры и бечуаны)—841.238, метисов и проч.—250.756.

Кэптаун (Капштадт), столица колонии и всей Южной Африки, есть древнейший город, основанный европейцами к югу от Бенгуэллы; но, не будучи еще большим городом, он уже давно превзошел населенностью и значением те города, которые португальцы раньше основали на западном берегу. Известно, что с моря Кэптаун имеет грандиозный вид, благодаря величественному амфитеатру окружающих его гор и в особенности внушительной массе Столовой горы. К западу от города, лапы Льва далеко вдаются в море, защищая рейд от сильного волнения из открытого океана; мол, причалы и набережные опираются на эти скалы, и там открывается обширный бассейн, где ошвартовываются суда. Город, разделенный на правильные квадраты, поднимается полого к основанию гор и усеивает домиками передовые холмы; на востоке, посреди обширной прэрии, которая была болотом, и на которой первые колонисты построили свою крепостцу, виднеются низкие постройки «замка», составляющего собственность английского правительства и символ британского владычества; далее по окружности бухты тянется, вплоть до устья извилистой Salt-river (Соляной реки), предместье; красивые сады и парки окружают город и проникают в долинки горы. В 1887 году начали постройку укреплений, которые должны превратить Капскую крепость во второй Гибралтар.

Сделавшись английским городом, Кэптаун сохранил лишь небольшое число зданий, относящихся ко времени голландцев; главная улица не дополняется уже каналом, окаймленным деревьями, как проспекты Амстердама; однако лица, язык и имена еще напоминают о нидерландском происхождении половины европейцев. К белым примешиваются люди всякого цвета кожи: негры, потомки рабов, готтентоты, кафры, малайцы, представляющие все оттенки между черным, кирпично-красным и желтым цветами; сероватые bastaards’bы и бронзовоокрашенные метисы с острова Св. Елены. Между малайцами, сыновьями тех рабов, которых голландцы привезли с Зондских островов, некоторые носят тюрбан и длинные развевающиеся плащи: это меккские пилигриммы, с презрением смотрящие на толпу неверных, черных и белых, в их глазах заслуживающих одинаковое наименование «кафров». Будучи центром распространения цивилизации в Южной Африке, город Мыса обладает музеем, драгоценной библиотекой,—в которой имеются не только все издания, относящиеся к колонии, не также и редкия книги и рукописи,—ботаническим садом, занимающим площадь в шесть гектаров, где собраны представители всей туземной флоры и тысячи растений чужестранных. Вследствие своего нахождения вблизи оконечности африканского материка, Кэптаун является одною из наиболее важных станций на нашей планете для геодезических исследовании. С 1685 года, французские астрономы учредили там временный пост для наблюдения над небесными светилами; в 1751 году, La Caille произвел там свои достопамятные изыскания для измерения градуса меридиана и определения параллакса луны; в 1772 году, во время второй экспедиции Кука, английские астрономы возобновили снова эти изучения; Maclear и Herschel составили в Капской обсерватории каталог звезд антарктического неба: ныне там сосредоточиваются работы по продолжению триангуляции морского побережья на плоскогорьях Кару и по ту сторону Оранжевой реки, в Бечуаналенде, вплоть до р. Замбезе. По проекту астронома Gill предполагается достигнуть таким образом измерения меридиана Африки, на протяжении от берегов южного океана до порта Александрии. Нынешняя обсерватория помещается в пяти километрах к востоку от городам Mowbray.

Соединенный железной дорогой с восточными округами колонии и с голландскими республиками и имеющий над другими портами преимущество большей близости к Европе, Кэптаун не играет, однако, первенствующей роли во внешней торговле страны; в этом отношении он далеко превзойден рынком бухты Альгоа, Портом Елизаветы, который, в средине текущего столетия, был лишь группою хижин, но который находится по соседству с более плодородными землями и представляет исходный пункт для кратчайших путей, направляющихся к странам золота и алмазов. Тем не менее, благодаря своей сравнительно значительной населенности, своей роли столицы и мореходным выгодам своего порта, Кэптаун сохранил высокое место в ряду торговых городов Африки, в особенности по вывозу шерсти. Из Кэптауна вывозят также и лучшие африканские вина, добываемые с виноградников на восточных склонах Столовой горы. В 1892 г. в порте Кэптауна было в приходе 374 парохода в 851.742 тонны и 319 парусных судов в 142.457 т. Обороты внешней торговли в том же году: привоз—2.835.458, вывоз—656.879 фунт стерл.

Город дополняется многочисленными дачами, рассеянными в окрестных долинах. Негоцианты и богатые чиновники живут в деревнях и в город являются только по делам; летом, почти все белое население, в сопровождении торговцев съестными припасами и слуг, направляется к морским купаньям и тенистым склонам гор: пригородная железная дорога работает столь же деятельно, как и около больших европейских городов. К северу от города находится местечко Sеаpoint: его виллы тянутся вдоль пляжа, на который набегают атлантические волны; к востоку, ожерелье из деревень окружает Пик Дьявола и затем продолжает город на тридцать километров, вплоть до морских купален Kalk-bay. Одну из наиболее красивых групп домов, в грациозной долине, соединяющей бухты Table-bay с Kalk-bay, и над которой с запада господствуют горделивые склоны Столовой горы, представляет деревня Wijnberg, на половину скрытая в зелени дубов и сосен. Неподалеку от неё, к югу, находится усадьба Констанция, давшая свое имя самому прославленному вину в южной Африке. На юге оконечности Африки находится отличающийся правильной формой залив False-bay, в водах западной бухты которого, Simon’s bay, отражается город Симонстаун: в нем английское правительство содержит укрепленные магазины и арсеналы. Симонстаун занимает одно из самых красивых местоположений южной Африки, на серповидном полуострове, имеющем на своей оконечности маяк Мыса Доброй Надежды.

Несколько городов, принадлежащих к обширному округу Кэптауна, рассеяны по небольшим долинкам, на атлантическом склоне тех гор, которые ограничивают с востока горизонт Столовой бухты. Стелленбош (Slellenbosch), соединенный с Кэптауном железною дорогою,—после столицы самый древний город колонии: это «Афины» южной Африки—так много в нем школ; в окрестностях его, именно в амфитеатре гор Fransche Hoek’а, т.е. французского квартала, поселилась, в конце XVII века, большая часть эмигрантов гугенотов. Парль (Paarl), село, длиною в двенадцать километров, окаймляет дорогу около подошвы гор Draken-steen; оно тоже было заложено в первые времена колонизации, и сады, апельсинные рощи и беседки, окружающие этот «Перл»—названный так от гранитной глыбы, лежащей на скале, как жемчужина на корне,—делают из него одно из очаровательнейших загородных мест; окрестности Paarl’я составляют самый значительный в Капской области винодельческий округ. Более к северу лежит тенистое местечко Веллингтон, за которым железная дорога, проникающая внутрь страны, описывает большую дугу и, пользуясь горным проходом, достигает, в долине Breede-river, покатости Южного океана. Оба, и Парл, и Веллингтон, находятся в верховом бассейне реки Брет-Берг, которая, приняв притоки, исходящие из плодородного округа Тульбаг и «Двадцати-Четырех Рек», изливается в Атлантический океан, в бухте Св. Елены. Правильный полукруг почти постоянно волнующагося залива Св. Елены ограничивается на северо-западе мысом Св. Мартина. К югу от залива Св. Елены открывается бухта, или скорее озеро, Салданья, названное так по имени одного португальского адмирала, имя которого некогда прилагалось также и к Столовой бухте: здесь, неподалеку Васко де Гама был ранен в 1497 году готтентотами, а Франциск д’Альмейда, вместе с своими спутниками, убит в 1508 году. Вход в бухту легок, её воды глубоки, а многочисленные природные бассейны, защищаемые естественными гранитными молами, представляют превосходную якорную стоянку для судов. Но этою великолепною гаванью,—которая во время господства голландцев была сборным местом для их военных кораблей и центром почтового сообщения между Соединенными Провинциями и Восточной Индией,—ныне едва пользуются: на берегах её находится всего лишь несколько ферм и стоянок рыболовов. Там нет даже ни одной деревни; ближайшее местечко, Мальмсбери, находится более чем в 50 километрах на юго-восток внутрь страны, посреди обширных полей пшеницы. Кэптаун отвлек всю торговлю от бухты Салданья.

К северу от долины р. Great Berg, местность, безводная на большой части своего протяжения, весьма слабо населена; уездные города Пикетберг, Кланвильям, «печь» Капа, Кальвиния—просто села, в которые соседние пастухи приходят запасаться провизией. Кальвиния, расположенная на высоте тысячи метров, в высокой долине гор, между Roggeveld’ом и Hantam'ом, еще соединяется при посредстве большой дороги с цивилизованными областями Капа; но по ту сторону, к северу, простираются пустыни Бушменленда, на которых, по берегам лагун, обитают лишь саны в небольшом числе. Округ малых нама-куа—занимающий северо-западную оконечность территории колонии между Атлантическим океаном и нижним течением Оранжевой реки—был бы, вероятно, тоже оставлен во владение аборигенам, если бы эта гористая область не была столь богата медною рудою. По соседству с главною вершиною, Vogel-Klip, т.е. Утесом Птиц (1.324 метра), английская компания, обладающая территориею в 54 тысячи гектаров, разрабатывает, с 1863 года, «неистощимые» рудники Ookiep’а, которые ежегодно доставляют от десяти до двадцати тысяч тонн руды, содержащей в себе три десятых чистой меди, более плавкой, чем медь из Чили. Главная шахта, уже вырытая более, чем на 150 метров глубины, еще богаче металлом, чем поверхностные залежи; рудокопами, в числе нескольких сот, служат готтентоты и хереро, руководимые англичанами из Корнваллиса и тюрингенцами. Хотя лежащие на высоте 960 метров, рудники Ookiep связаны с морем железным путем, в 144 километров длины, движущею силою на котором служат мулы. Небольшая гавань, из которой вывозится руда, Port-Nolloth, некогда посещалась американскими китоловами. Медной руды из Port-Nolloth’a, в 1886 году, было вывезено на 13.987.025 франков.

На восток от Капа и залива False-Bay, часть территории, выдвинувшаяся к югу от гор, по направлению к Игольному мысу, этой южной оконечности материка, представляет пастбищную область, на протяжении которой находятся лишь два незначительных местечка: Каледон и Бредасдорп; но бассейн р. Breede, верхние притоки которой зарождаются к северу от приморских гор, более населен, благодаря большему обилию дождей, орошающих данную местность. Главный город высокой долины, Ворчестер, расположен на главном пути сообщения в крае, на той железной дороге, которая соединяет Кэптаун с Кимберлеем; от Ворчестера и начинается подъем на плоскогорие: проникая в боковую долину р. Нех или «Ведьмы», дорога зигзагами поднимается вплоть до кровли тех террас, которые господствуют над полями Ворчестера, на высоте 600 метров; самый же высокий пункт линии, в 124 километрах к северо-западу от Ворчестера, находится на высоте 1.094 метров. По соседству с Ворчестером бьет из земли обильный источник теплой воды. Книзу, р. Breede протекает по полям города Робертсона, а затем по полям Свеллендама (Swellendam), одного из старинных городов колонии, так как он был основан уже в половине ХVIII столетия; от этого городка расходятся лучеобразно дубовые аллеи, направляясь к kloofs'aм, т.е. к диким оврагам, проникающим в сердце горы. Село Порт-Бофор, расположенное на левом берегу реки, кверху от бара, принимает в своем порте несколько небольших судов: из всех гаваней, оффициально открытых внешней торговле колонии, Порт-Бофором пользуются всего менее.

Обширный бассейн р. Гауритс, который, на востоке, следует за бассейном р. Бреде, заключает в себе много второстепенных городов колонии. Бофор-Вест—главная станция железной дороги между Капом и берегами Оранжевой реки, на высоте 893 метров—собирает первые воды, стекающие с гор Nieuwe-velda, и распределяет их по своим садам. Село Принц-Альберт в безводной области Большого Кару, также лежит на одном из уади, спускающихся к Гауритсу; затем к югу от высокого вала, образуемого Черными горами (Zwarte-bergen), на притоках Гауритса расположены два местечка: Ледисмит и Оудтсгорн, из которых последнее славится своим табаком, произростающим на лучших землях колонии, все еще плодородных, несмотря на сотни лет непрерывной культуры. К северу от Oudtshoorn’a, в высокой боковой долине открываются гроты Канго: сталактитовые галлереи, которые еще не эксплоатируются полностью и в которые проникли на расстояние почти двух километров. На нижнем течении Гауритса, извивающагося в узких ущельях, нет ни городов, ни сел. Риверсдаль, расположенный посреди пастбищ Грасвельда, находится в пятидесяти километрах к западу от Гауритса, в небольшой долине, воды которой текут непосредственно к морю. Аливаль (Alival-South), приморский порт данной области, выстроен на западном берегу бухты Mossel-Lау, при начале скалистого полуострова мыса Saint-Blaise'a, который защищает его от южных ветров; в порте этого города торговое движение довольно деятельно, и по значению это четвертый порт колонии. В 1886 году общая ценность ввезенных и вывезенных из порта товаров равнялась 3.887.350 франкам; вошло же в порт и вышло из него по 187 судов, или. в общем, 374 судна, вместимостью в 665.724 тонны. На востоке, в прибрежной полосе, находим несколько местечек, у подошвы гор, которые Троллоп сравнивает с Западными Пиренеями, и где, по его словам, находятся самые живописные местоположения в Южной Африке. Хорошенькое местечко Джордж прячется в зелени; Мельвилль глядится в золотистые волны р. Книсны, вытекающей из лесистых Outeniqua, и впадающей в глубокий лиман, куда могут входить большие суда; Гумансдорп окружен амфитеатром тоже лесистых гор. Во внутренних долинах приморских гор расположены уездные города Юниондэль и Виллоумор. Еще далее к северу, в безводной полосе Кару, но все еще на склоне к Южному океану, находятся два административных центра: Абердин и Муррейсбург.

Бассейн р. Сэндэ, хотя один из наименее обширных бассейнов колонии, принадлежит к числу наилучше возделанных и самых богатых областей, благодаря своему положению в сравнительно влажной полосе, обращенной к Индийскому океану, и прорезывающим его путям сообщения: с одной стороны, в направлении к Оранжевой реке и к Голландским республикам, а с другой—в направлении к стране кафров. Граф-Рейнет (Graaf-Reinet), голландский город, существующий уже более столетия, раскинул свои низкие постройки по берегу зарождающейся там реки, которая делится на каналы, проведенные по аллеям и садам; контраст между безводными плоскогориями запада и этою долиною доставил ей прозвище «Алмаз Пустыни». Города Jansenville и Uitenhage, следующие один за другим на дороге к Порту-Елизаветы, как показывают их имена, были основаны голландцами; однако Uitenhage принял вполне физиономию английского города, что объясняется тем, что в 1820 году в нем поселилось весьма много британцев; ныне этот город служит излюбленным местом пребывания удалившихся от дел негоциантов, а в праздничные дни его посещают толпы гуляющих, для отдыха под сенью деревьев, на берегу текучих вод. Впрочем, Уитенгаге—также город промышленный: в рассеянных по долинкам маленьких заведениях, чернокожие рабочие, почта все кафры, занимаются промывкою на машинах тех рун, которые миллионами доставляются из восточных пастбищ колонии.

Порт-Елизаветы, находящийся в 32 километрах к юго-востоку от Уитенгаге, на западом берегу бухты Альгоа,—самый оживленный порт всей Южной Африки, хотя город основан всего лишь в 1820 году; за время одного поколения он превзошел Кэптаун торговою важностью, хотя мореходныя выгоды его рейда уступают качествам рейда в Столовой бухте; даже правильные пакетботы идут из Англии прямо в Порт-Елисаветы, не заходя в Кэптаун; но, зато, вся торговля ведется при посредстве пароходов: редкия парусные суда рискуют заходить в его порт. Он менее населен, чем столица, но хвалится, будто имеет более красивые здания, лучше устроен и более снабжен средствами новейшей цивилизации. В колонии, это город английский по преимуществу, и при малейшем поводе его жители считают долгом громко заявлять о своей «лойяльности». В Порт-Елизавете постройки покрывают обширный продолговатый холм с отлогим спуском, а главная его улица тянется, параллельно пляжу, на пространстве слишком четырех километров; его разростающиеся предместья простираются вдоль дорог внутрь края, а вне верхнего города, на обнаженном плоскогории, группируются палатки, в которых проживают кафры, временно прибывшие в город для заработков в порте. Недавно Порт-Елисаветы был лишен воды, и потому вокруг его вилл имелись лишь жалкие сады; но, благодаря водопроводу, протяжением в пятьдесят километров, несущему к городу родниковую воду, богатая зелень украсила плоскогорие, ботанический сад стал великолепен, а густые парки резко отличаются блеском своей листвы от окружающих город печальных пажитей с редкою и тощею травою.

Торговля Порт-Елизаветы, которая в последнее время весьма пострадала вследствие бешеной спекуляции, состоит в особенности в вывозе шерсти и страусовых перьев, и в привозе мануфактурных изделий из Англии. В 1893 году общая ценность ввоза составляла 5.162.753, вывоза—1.908.241 фунтов стерлингов; судов прибыло 551 (из них 419 паровых), с общей вместимостью 1.195.864 тонны. Рейд бухты Альгоа защищен вблизи города стрелкою мыса, который до сих пор носит португальское наименование «Recife»; но в летние месяцы, с октября по апрель, т.е. когда правильно дуют южные и юго-восточные ветры, морская волна разбивается на плоских берегах с необычайной силой, и матросы должны неусыпно заботиться о безопасности своих судов. Укрыться за молом в триста метров длиною могут только суда с небольшою вместительностью. По бухте рассеяны острова и подводные рифы: один же из них, о. Св. Креста (Santa-Cruz), около которого кружатся стаи птиц, был посещен Варфоломеем Диазом, во время его достопамятного путешествия для открытий на юге Африки: на этой земле, где нога европейца впервые попирала берег Австрального океана, Диаз воздвиг столб в честь Св. Григория для засвидетельствования факта завладения островом. Два бьющие на этом островке ключа доставили ему также наименование Fountain-rock («скала с фонтанами»).

Порт-Елизаветы сообщается с внутренней страной посредством двух железных дорог: линией, соединяющей его с г. Граф-Рейнет, и более важным путем, раздваивающимся впоследствии, с одной стороны, в направлении к областям, лежащим по ту сторону Оранжевой реки, с другой—к Греэмстуану и Кафрарии. Греэмстаун (Grаham’s town) уступает порту Елизаветы, как своею величиною, так и размерами торговли, но, по своему рангу, он выше его, будучи столицею на восточной области Капленда, местопребыванием главных административных, судебных и духовных властей восточных округов; в 1878 году, когда федералисты пытались укрепить могущество метрополии путем соединения английских провинций и голландских республик в единое государство, на Греэмстаун указывалось как на главный город в политическом отношении, город союзных колоний. Этот честолюбивый город не обладает выгодой нахождения на берегу моря, и чрез него протекает лишь мелкий ручей; расположен он на высоте 527 метров, в цирке, окруженном голыми холмами; однако, во всех улицах города заботливо насаждают деревья; вообще это чистенький и красивый город, и между городами колонии, которые почти все отличаются здоровым климатом, Греэмстаун может считаться наиболее здоровым, благодаря умеренности летних жаров и небольшой разнице в зимней температуре; много больных поселяются в нем с целью продлить свою жизнь. Основанный в 1812 г., Греэмстаун получил важное значение только с 1820 года, со времени иммиграции англичан, но тогда он сделался главным военным постом во время «кафрских войн» и часто служил убежищем пограничным колонистам. Ныне ему уже не угрожает ничто, казармы его обращены в помещения для административных служб, а окрестные кафры превратились в мирных земледельцев или в трудолюбивых ремесленников. Белое население Греэмстауна и его округа по преимуществу состоит из англичан; овцеводство было некогда его главным промыслом, но так как область, называемая Zuur veld’ом, производит лишь «кислую» траву, не пригодную для стад, то во многих местностях овец заменили страусами. Здесь именно с наибольшим успехом практиковалось разведение этих птиц и приготовление страусовых перьев.

Греэмстаун зависит во внешней свой торговле от Порта-Елизаветы. Но, так как ему хотелось иметь и свой собственный порт, то на ближайшем к нему пункте морского берега, в устье небольшой реки Kowie, были предприняты обширные работы по прорытию бара и устройства складов; и отныне войти в реку и разгрузиться на набережной нового порта, названного Порт-Альфред, могут уже корабли с водоизмещением более двух с половиной метров. Греэмстаун соединен с Порт-Альфредом железною дорогою, которая проходит чрез земледельческое местечко Батурст (Bathurst). В 1886 году, вошедших в Порт-Альфред и вышедших из него кораблей было 117, а общая вместимость их равнялась 214.292 тоннам. Летом на соседних пляжах около порта виднеются многочисленные купающиеся. Мыс, находящийся на западе и ограничивающий вырезку бухты Альгоа, называется «cap Pardone», без сомнения, вследствие того, что португальцы, как это они делали и на многих других мысах морского побережья, некогда воздвигли «padrao» (колонну) и на нем. Около этого мыса находится также новое село Александрия.

Бассейн Большой Рыбной реки (Great Fish-river), извивающейся к востоку от холмов Греэмстауна, начинается на хребте высоких северных гор, по соседству с Оранжевой рекой, и делится на несколько избирательных округов. Миддельбург, расположенный на одном из верховых притоков реки, находится уже на том подъеме, по которому железная дорога из Порта Елизаветы взбирается на Босвортский перевал, лежащий на высоте 1.580 метров,—следовательно, выше, чем перевалы железных дорог в Альпах,—а затем снова спускается в прибрежные равнины Оранжевой реки. Город Крадок на том же берегу Great Fish-river, также как и Таркастад на одном из её притоков, есть один из рынков колонии по вывозу шерсти; в окрестностях Cradock’a еще водится несколько пар квагги, которую ныне охраняет закон об охоте. Somerset и Bedford—также земледельческие центры, тогда как Fort-Beaufort сохранил еще кое-что из своего прежнего военного вида; он был передовым постом в крае кафров, и в 1851 году отразил несколько яростных штурмов туземцев. Округ, простирающийся к северу, на южном склоне Eland-berg’a, называется ныне Стоккенстром (Stockenstrom): это была колония на р. Kat-river, до войны 1851 года принадлежавшая исключительно готтентотам; но так как земли тамошния плодородны и хорошо орошаются р. Кат-ривер, то белые и нашли обычные предлоги для их захвата; ныне посреди прежней готтентотской анклавы находится местечко Сеймур, обитаемое англичанами. Южнее, местечки Lovedale, центр миссий и школ, и Аlice лежат в долине реки Кейскамма (Keiskamma); невдалеке оттуда, бывший военный пост Fort-Peddie, стал главным местечком той «нейтральной полосы», которую некогда ограничивали с одной стороны Большая Рыбная река, а с другой Кейскамма.

На востоке пограничная область, оспаривавшаяся у туземцев еще позднее, тоже имеет свои колонии белых. Столицею этой завоеванной территории служит King-William'stown (город короля Вильяма), вообще известный просто под именем Кинга: это—большой складочный пункт и главный посредник в торговле между английскою колониею и кафрами. Почти все фермы по берегам протекающей через этот город реки Буфалло (Buffalo-river), рассеянные по окрестностям, населены немцами, потомками солдат англо-германского легиона, распущенного после Крымской войны; Берлин, Потсдам, Брауншвейг, Франкфурт—таковы наименования селений в этой стране. Подобно Graham’stown'y, King пожелал иметь свой порт: посредством железной дороги он соединен с одною из наиболее опасных на южном берегу пристаней—Восточным Лондоном (East-London), подойти к которой часто нельзя бывает по нескольку дней подряд. И хотя предпринимались большие работы, устраивались набережные и молы, углублялся вход в порт, но все это оказалось безуспешным: прежде р. Buffalo, изливающаяся здесь в море, иногда, при своих внезапных разливах, смывала также свой бар, и тогда в порт могли входить суда с осадкой в шесть метров; ныне же бар укрепился, и покрывающий его слой воды не бывает толще двух с половиной метров. В южной Африке сложилась даже поговорка, что Восточный Лондон—один из портов, предпочтительно избираемых теми арматорами, которые хотят погубить свое судно—вместе с экипажем, конечно,—чтобы получить страховую премию. Тем не менее, East-London—второй порт колонии по вывозу шерсти. Так, в 1886 г., шерсти было вывезено из Ист-Лондона—7.088.500 килограммов. Вошло в порт 277 судов, с вместимостью в 523.968 тонн; вышло 377, с вместимостью в 527.238 тон. Общая ценность товарообмена равнялась 29.929.900 франкам. *В это последнее время гавань его, при помощи землечерпательных машин, значительно улучшена; так что суда с осадкой в 5 метров могут приставать к набережным р. Буффало*.

King William's town, подобно главным городам запада, соединен с долиною Оранжевой реки железной дорогой, взбирающейся на горы. Она идет на Stutterheim, Cathcart и Queen’stown, по хорошо орошенной области, некогда принадлежавшей кафрам племени тамбуки, затем огибает пирамидальную массу Hang-Klip и переваливает через гребень Стормбергена на значительной высоте 1.702 метра, т.е. на 240 метров выше Пюи-де-Дома. Спускаясь, затем, эта железная дорога пересекает каменноугольные копи Мольтено, доставляющие уголь для железнодорожной сети колонии; после этого, достигнув равнины, она направляется на Burghers и подходит к берегу Оранжевой реки на станции Aliwal-North; на этой станции производится весьма деятельная торговля с Оранжевой республикой, территория которой начинается по ту сторону реки. Соединяет Aliwal-North с предместьем на противоположном берегу мост в 260 метров. На востоке область, заключающаяся между реками Оранжевою и Толле и гребнем гор Куатламба, причисляется еще к Капской колонии. Главные села в этом альпийском краю: Herschel, выстроенное на левом берегу Оранжевой реки, и Barkly, расположенное в горной долинке, близ р. Крааль, впадающей в Оранжевую реку в небольшом расстоянии кверху от Aliwal-North’a.

На западе, полоса колониальной территории, принадлежащая к бассейну Оранжевой реки, постепенно расширяется, но на этих высоких равнинах, некогда обитаемых мириадами больших млекопитающих, а ныне предоставленных пастьбе скота, города и села редки. Город Кольсберг (Colesberg), соединенный железною дорогою с Портом Елизаветы, служит главным складочным местом товаров, предназначенных для Оранжевой республики: международный мост пересекает здесь реку в тридцати километрах к северо-востоку от города. Два других моста следуют за ним на северо-западе, между территориею колонии и её новым приобретением, Griqua-land-West’ом; один из этих мостов находится на железной дороге, направляющейся из Кэптауна в страну Алмазов; а другой, находящийся около города Hopetown, представляет самое замечательное из построек этого рода в пределах Капской колонии: общая длина его равняется 427 метрам. Гоптаун (Hopetown), находясь на расстоянии более, чем тысячи километров от Атлантического океана, является последним из прибрежных городов на Оранжевой реке: книзу от него есть только отдельные фермы, краали готтентотов, миссионерские станы, германская «колония Штольценфельс» и становища бушменов. Дальше внутрь, к подошве гор, находятся несколько деревень, служащих рынками для окрестных пастухов; таковы: Hanover, Richmond, Victoria-West, Fraserburg и Carnarvon.

По переписи 1891 г., главнейшие города Капской колонии имели следующее число жителей: Кэптаун (Капштадт)—51.000 жит. (с предместьями—84.000); Кимберлей—29.000; Порт-Элизабет—23.000; Греэмстаун—10.000; Биконсфильд—10.000; Паарль—8.000; Кинг-Вильямстаун—7.000; Восточный Лондон (Ист-Лондон)—7.000; Грааф-Рейнет—7.000; Ворчестер—6 000; Уитенгаге—5.000 жит.

Население колонии быстро увеличивается вследствие избытка рождений; семейства весьма многочисленны: указывают таких патриархов, семьи которых заключают более двухсот еще живущих потомков. Тем не менее, число жителей еще очень мало в сравнении с громадным пространством территории, пригодной для пользования. Южная Африка, по крайней мере во всей её приморской области, пользуется таким климатом, который позволяет возделывать почву, и каждый фермер считает честью производить в своей ограде одновременно «зерно и вино, мясо и шерсть». Продажная цена земли еще не велика, если только поместье находится не вблизи городов или не в очень хорошо орошаемой местности, где преобладает уже спекуляция; в среднем, ценность хороших земель колеблется между 30 и 100 франками за гектар; в округах же с безводною почвою за эту цену можно купить участок в квадратный километр. Большая часть пахатной земли колонии находится уже в руках частных собственников; но также существуют и обширные кустарники и никем не занимаемые земли, которыми владеет «корона» и которые, после кадастрирования их, поступают в продажу. Покупщик обязуется или уплачивать ежегодно двадцатую часть оценочной стоимости, или же вносит всю цену сразу. В восточных округах, прежних «выгонных» территориях капских пастухов, большие пространства конфискованных у неприятеля земель были поделены на участки, величиной от 320 аров до 200 гектаров, а в большинстве даже и на меньшие доли; эти земли продавались, однако, только таким покупателям, которые не были еще собственниками имений, превышающих 200 гектаров. Таким путем хотели создать мелкую земельную собственность, и в этой области действительно земля весьма раздроблена: англичане, германцы, готтентоты и кафры живут там друг подле друга в качестве мирных земледельцев, между тем как более к западу и в особенности в пастушеских краях преобладает крупное землевладение; в среднем, концессионеры завладели пространством, вчетверо превышающим октроированное им правительством. Даже по соседству с Кэптауном не редки имения в тысячу и более гектаров; Южная Африка, подобно Великобритании, имеет, следовательно, и свою земельную аристократию. К 31 декабря 1886 года частновладельческих земель состояло 36.356.808 гектаров, и оставалось еще подлежащих продаже—18.977.930 гектаров*. К 31 декабря 1894 г. общая площадь состоящих во владении колонистов земель составляла 417.584 кв. километр., из которых в одном только 1894 г. было приобретено колонистами 10.427 кв. килом., в 1.269 участках; при этом состояло еще 165.301 кв. килом. в распоряжении казны, которая владела также 1.390 кв. килом. лесных дач*.

Хлебные злаки приносят урожаи весьма удовлетворительные для вознаграждения трудов земледельца; но, тем не менее, в колонию ежедневно ввозится мукою и зерном хлеба на сумму от 7 до 15 миллионов франков. Пшеницу сеют в особенности в соседстве двух главных городов, на востоке и на западе, а также и в северо-восточных округах, соседних с Кафрариею и Оранжевою республикою. Маис и просо являются предпочтительными хлебными растениями в восточных округах, пограничных с Кафрариею; но там, как и повсюду в колонии, хорошо удаются и все питательные растения умеренной полосы Европы. Табак в особенности возделывается в долине реки Олифант, восточного притока Гауритса: годичный сбор табачного листа достигает приблизительно полутора миллиона килограммов (в 1894 г.—2.406 тонн), которые всецело и потребляются в пределах колоний Южной Африки. Известно также, что виноградная лоза представляет одно из первых европейских растений, введенных колонистами Капа; эмигранты-гугеноты выкапывали ее из садов, чтобы развести настоящие виноградники, и округи, где гугеноты поселились, еще и до сих пор более всего славятся в колонии качеством своих вин. Климат юго-западной оконечности материка удивительным образом благоприятствуют разведению винограда, и возможно, что в этом отношении не существует другой области на земной поверхности, которая находилась бы в столь же благоприятных условиях: за весенними дождями, способствующими развитию побегов и гроздий, следуют летние жары, хотя и содействующие созреванию ягод, но, благодаря нормальной влажности атмосферы, все-таки не иссушающие их. Поэтому, годичная производительность виноградников превосходит производительность их в других странах света; эта разница между ними так велика, что может показаться «невероятной» большинству виноградарей: в то время, как в различных краях, производящих виноград, продуктивность гектара колеблется между 14 и 15 гектолитрами (во Франции, напр., в особо благоприятном 1875 году она равнялась 30, в среднеурожайный 1883 год—18, а в несчастливый 1885 г. всего лишь 14 гектолитрам), в приморском округе Капа она достигает 86 гектолитров, а во внутренних округах, от Worcester’a до Oudtshorn’a, количество продукта, получаемое с гектара, доходит до 173 гектаров. Несмотря, однако, на такую чрезвычайную продуктивность, в западной части колонии возделывают под виноградники лишь довольно небольшую часть из пригодных для этого земель: так, хотя эта культура из года в год все и возростает, но тем не менее в 1886 году под виноградниками не насчитывалось еще и десяти тысяч гектаров. В 1894 г. во всей Капской колонии насчитывалось 85.706.974 лозы, которые дали 207.019 гектолитр. вина, 62.855 гектол. водки и 717.244 килограм. изюма. Правда, уборка винограда обыкновенно совершается неразумно, а большая часть вин, дурно приготовленных и подмешанных водою, не нравятся любителям. Вообще, прославленность капских домашних вин, весьма значительная в первую половину текущего века, с тех пор значительно поуменьшилась; некоторые виноградари, однако, трудятся над восстановлением этой утерянной славы. Пострадали капские виноградники, в свою очередь, также и от oidium’a, а в 1886 году, в некоторых участках около столицы была обнаружена даже и phylloxera.

Скотоводством и связанными с ним промыслами занимается, как полагают, третья часть жителей колонии (по исчислению, относящемуся к концу 1895 г., земледелием, вместе с скотоводством, заняты 672.458 лиц). Порода лошадей—происшедшая от производителей, привезенных с Ла-Платы и улучшенная, затем, примесью арабской и английской крови—обладает редкими качествами в отношении силы, ловкости и выносливости, и у конно-заводчиков есть уже «золотая книга» с прозваниями прославившихся скакунов; число лошадей в колонии в 1894 г. около 340.000. Крупный рогатый скот далеко превышает численность лошадей (в 1894 г.—1.930.800 голов); происходит он отчасти от тех длиннорогих животных, которые имелись у готтентотов ко времени прибытия первых колонистов; с тех пор порода в точение долгого времени видоизменялась, вследствие скрещивания с животными, привозимыми из Англии и Голландии. Сотни тысяч быков употребляются единственно для перевозки людей и товаров в округа колонии и в соседние края, еще не пересеченные железными путями; некоторые фермеры специально занимаются разведением быков под вьюк и под гоньбу: Южная Африка—единственная страна в свете, в которой имеется этот промысел, унаследованный от готтентотов и кафров. Но, с другой стороны, молочные коровы сравнительно весьма не многочисленны: собрание молочных скопов и приготовление масла производится фермерами только по соседству с большими городами. От эпизоотий часто исчезали целые стада.

Ныне главное богатство колонии заключается в стадах овец. Когда голландцы поселились в стране, они нашли там овцу с жирным хвостом и жесткою шерстью, встречающуюся в большей части африканского материка; таких животных насчитывают у белых и желтых фермеров колонии и поныне около миллиона голов; недавно число их даже увеличилось, так как мясо этой породы весьма ценится; вследствие этого, её преимущественно и разводят для убоя на мясо. Первые европейские овцы с тонкою шерстью были привезены только в 1790 году, и в 1830 году вывоз шерсти с Капа не превышал еще и пятнадцати тонн: тканье шерсти было не известно в крае, и даже о-сю пору в старинных семействах голландских буров не найдется ни одной женщины, которая умела бы держать прялку и связать пару чулок. Производство шерсти стало значительным только около средины текущего века; затем, оно быстро возростало, и в 1872 году промысел этот достиг наибольшей степени процветания. После этого, он значительно уменьшился, вследствие продолжительных засух и, вероятно, также вследствие того, что шерсть из Оранжевой республики, некогда вывозимая чрез Капскую колонию и считавшаяся капскою и по происхождению, ныне вывозится чрез Наталь. Впрочем, из Капа в 1896 году вывезено шерсти на сумму 1.875.000 фунт. стерл. В 1894 г. насчитывалось 15.154.753 овцы, из них 13.631.011 мериносов. Капские бараны и овцы были, благодаря своему руну, главными деятелями по рассееванию растительных видов; повсюду, куда они ни проникают, они приносят с собою также и семена тех стран, где паслись; внешний вид растительности во многих местностях стран, находящихся к северу от Оранжевой реки, вполне изменился с тех пор, как там стали заниматься овцеводством. С половины текущего столетия капские скотоводы стали акклиматизировать в своем крае также ангорскую козу, и существует мнение, будто «могер»—т.е. козья шерсть, происходящая из Южной Африки, превосходит такую же шерсть из Малой Азии топкостью и нежностью, хотя, однако, не может сравняться с нею своим блеском. В 1896 году вывезено козьей шерсти из капской колонии на сумму 572.000 фунт. стерл. В парках колонии пасутся тысячами различные виды одомашненных антилоп, главным образом породы, называемой boute-boks.

До 1864 года страус был для капских колонистов лишь дичью и преследовался так усердно, что предвидели уже время, когда он должен был совершенно исчезнуть из Южной Африки. Однако, два фермера, в различных местах колонии, занялись приручением страусов и заменою охоты на этих птиц их разведением: последствием этого и был тот факт, что, при сельско-хозяйственном кадастрировании в 1855 году, в живом инвентаре колонии насчитывалось уже 80 страусов, доставлявших для вывоза около пятидесяти килограммов перьев, впрочем, менее красивых, чем перья диких варварийских страусов. Приручение мало-по-малу изменило характер этого дикого животного, столь пугливого и столь яростного, и без большой опасности уже можно было воспитывать молодых цыплят; но значительное развитие промысел получил только после введения на фермах искусственного высиживания. Число птиц быстро увеличилось, и в 1882 году оно достигло приблизительно полутораста тысяч; при этом, количество вывозимых перьев равнялось 114.000 кил., а общая их ценность достигла 27.350.000 франков; охотно платили по 250 франков за вылупившагося из яйца страусика, а взрослые птицы с красивым оперением ценились в тысячи и тысячи франков. Однако, с 1883 года, страусоводство перестало быть таким выгодным; болезни уменьшили надежды на выход цыплят; издержки возросли; и—еще более важное обстоятельство—непостоянство моды убавило более чем на половину ценность страусовых перьев: так, средняя стоимость килограмма их на Капе достигала в 1860 году 446 франков, а в 1884 году она уже равнялась всего лишь 228 франкам; сделавшись менее редкими, эти великолепные уборы перестали уже считаться неоценимыми. Со всем тем, Капская колония до сих пор сохранила за собою виртуальную монополию на этот род торговли: попытки одомашнить страуса в Аджарии, Триполи, Австралии, на берегах Ла-Платы и в Калифорнии не увенчались успехом, а для воспрепятствования вывоза этого животного Капское правительство установило вывозную пошлину в 2.500 франков за каждого страуса и в 125 франков за каждое его яйцо. В 1894 году страусов насчитывалось 240.191; перьев было вывезено в 1896 г. на сумму 520.000 фунт. стерл.

Для разведения животных, а также и для земледелия в собственном смысле этого слова, необходимо большое количество воды, а между тем сильно бьющие ключи и постоянные ручьи редки; отсюда является забота земледельцев о задержании дождевых вод и о предотвращении их растраты. Оросительные канавы распределяют по прибрежным полям оплодотворяющую воду большей части рек; кроме того, речная вода и прямо накачивается при посредстве наносов и водоналивных машин. Но там, где не бьют ключи, а также не протекают и реки, приходится обнаруживать присутствие скрытых вод, рыть колодцы в тех ложбинах, по которым проходят глубокия струи, а также и вдоль образуемых скалами запруд, задерживающих потоки вод на их подземном пути. Пастухи пустыни Кару весьма опытны в распознавании, по растительности на поверхности, тех скоплений воды, которые образуются в глубине. Большая часть собственников, в поместьях которых имеются овраги или наклон поверхности, воспользовались этим для возведения плотин, перед которыми и собираются дождевые воды: некоторые из таких искусственных озер имеют по несколько километров в окружности и содержат, после дождей, миллионы кубических метров воды. Благодаря этим водохранилищам, видоизменились также и многие области Кару: большие деревья, плодовые сады и зеленые луга виднеются там, где прежде находились только бесплодные земли, с рассеянным по ним колючим кустарником. Пожирающие траву тучи саранчи появляются после долгих промежутков времени, лет через 15 или 20.

До недавнего времени капские англичане и голландцы ограничивались лишь пользованием почвою и отсылкою в Европу своего сырья: их местные, немногочисленные промыслы состояли лишь в выделке вещей, самых необходимых в повседневном обиходе. Ныне уже не то: колония научается обходиться без великобританских произведений, и для содействия развитию своей собственной промышленности она стала принимать даже и запретительные меры. У Капа уже имеются свои винокурни, пивоварни и мукомольные мельницы, скорняжни и мыловарни, мастерские для производства мебели, повозок и машин; уже существуют попытки ткать шесть и приготовлять сукна: Капская колония снабжает Англию всякаго рода консервами и вареньями, тайною приготовления которых еще недавно обладали голландские хозяйки. Кап—также край и горно-промышленный, и между прибывающими туда искать счастья переселенцами есть также многочисленные рудокопы из Корнваллиса, удаляющиеся из своей родины, вследствие обеднения английских руд. Разработка медной руды в области племени нама-куа и каменноугольные копи в горах Стормберген составляют главные горные промыслы колонии; кроме того, методически собирается гуано на островах западного берега и соль как в тех приморских бухтах, дно которых выступает из под воды, так и в низинах Кару и бассейна Оранжевой реки. Капская соль, превосходная для солений, употребляется и на некоторых тонях, заготовляющих соленую рыбу, как для местного потребления, так и для вывоза в Англию. В 1884 году Капская рыболовная флотилия состояла из 335 судов, с экипажем в 1.800 человек. Соленой рыбы было вывезено 1.234.000 килограммов на сумму 405.150 франков.

Торговля колонии, возростающая с каждым десятилетием и гораздо быстрее, чем число её жителей, однако, временно сократилась с тех пор, как засухи, биржевые спекуляции, перемены мод и соперничество уменьшили вывоз шерсти и страусовых перьев; но, и при этом уменьшении, внешняя торговля, при раскладке ценности её на каждого жителя—белого, желтого и черного—окажется равною заграничной торговле Франции. Так, в очень благоприятный 1882 год, баланс Капской торговли равнялся 466.965.485 франкам; в 1886 году было ввезено на 94.981.526 франков и вывезено на 178.133.900 франков, или вместе на 273.115.125 фр., что составят около 200 франков на человека. *В 1896 г, специальная торговля колонии выразилась следующими цифрами: по привозу—17.347.000, по вывозу—16.700.000 фунт. стерл. *Почти вся капская торговля и в особенности вывозная ведется с Соединенным Королевством; затем, из того незначительного остатка, который приходится на все остальные страны, более одной трети выпадает на долю других британских колоний.

Распределение внешней торговли колонии по странам: в 1896 г (в тысячах фунт. стерл.):

С Великобританиею—29.015; с другими английскими колониями—913; с Соединенными Штатами—1.730: с Германией—1.082; с Бельгией—335: с Бразилией—324; с прочими странами—593*.

Прямой торговли Франции с Капской колоний почти не существует. Для привоза же и вывоза всех товаров служат почти только одни английские суда: так, из 5.447.217 тонн общей вместимости судов, бывших в 1885 году в портах Капской колонии, на долю британских пришлось 5.140.000 тонн. *Движение судоходства в портах колонии: в 1896 г.: в приходе—2.384 судна, вместим. 6.029.097 тонн; в отходе—2.361 судно, вместим. 6.012.618 тонн*. Хотя прорытие Суэзского перешейка, так оказать, устранило Кап, удалив его от главной дороги между Западной Европой и Индией, тем не менее, он посещается ныне гораздо большим количеством судов, чем в то время, когда Красное море еще было отделено от моря Александрийского. При этом должно также заметить, что, благодаря успехам в механике, пакетботы между Англиею и Австралиею получили возможность, не заходя в капские порты за провизиею и углем, проплывать вдали берегов Южпой Африки. Та доля британской торговли, которая совершается при посредстве судов, огибающих мыс Доброй Надежды, но не пристающих к Африке, исчисляется в 1.250 миллионов франков в год. Телеграфный кабель, соединяющий друг с другом порты западного берега Африки, также связывает Кап с телеграфною сетью Европы и Нового Света.

Сеть путей сообщения внутри края возростает быстро. Известно, как некогда делались здесь путешествия, как голландские буры совершали свои trekken из прибрежных областей в края по ту сторону гор. Дорог не было; приходилось держаться изменчивых следов от прежних проездов, пробираясь между песками и грязью, кустарниками и каменьями. Повозки, которыми пользовались при подобных путешествиях, строились из упругого и крепкого дерева, скрипевшего при каждом толчке; им придавали большую ширину, дабы они не могли опрокинуться на косогорах, а внутри эти повозки дробились на отделения для помещения там съестных припасов, хозяйственных принадлежностей, товаров и постелей: прочная парусина защищала от ветра, пыли и дождя путешественников, расположившихся в этом катящимся доме. Обычно семейства переселялись по нескольку вместе, для оказания взаимной помощи во время бури, а также и при нападениях дикарей или зверей: шесть, десять повозок тянулись следом одна за другою, будучи запряжены каждая несколькими парами волов в ярмо, но без возжей; вожатый понукал волов голосом, подкрепляя по временам свои понукания ударами хворостины длиною в несколько метров. Почти всегда перед первою парою волов шел молодой парень, заставляя ее поворачивать направо или налево, а при переправе через реки даже плыл перед животными, воодушевляя их своим примером и препятствуя им останавливаться, так как, иначе, течение могло бы опрокинуть всю упряжку. Хотя груз каждой повозки не превышал одной тонны, но при поднятиях на скалы обычная упряжка оказывалась недостаточной; приходилось припрягать еще несколько животных и таким образом десять, двенадцать пар волов перетаскивали чрез трудное место одну телегу, а затем возвращались назад за второю, третьею и следующими повозками. Иногда приходилось даже разбирать повозки и переносить их поштучно через скалистые места. Часто животные падали мертвыми от изнеможения, и тогда путешественники располагались станом в пустыне, в ожидании, пока гонцы не добудут подкреплений. И, однако, несмотря на все опасности, на все трудности подобных путешествий, об них всегда вспоминали с радостью, а возобновляли их с удовольствием. Ввечеру повозки располагали кругом, зажигали большие костры, чтобы отогнать диких зверей, светящиеся глаза которых порою блистали в кустах, и до поздней ночи развлекались от дневных трудов музыкою и танцами.

Ныне уже не совершают этих длительных путешествий по Капской колонии; телеги служат только для проезда и доставления товаров в отдаленные деревни. Сеть больших, проезжих для экипажей, дорог избороздила территорию во всех направлениях, смело взбираясь даже и на горы; путевые сооружения. проложенные чрез проходы Montague и Southey, в юго-западной области колонии, и Catberg, между Оранжевой рекой и Греэмстауном,—составляют славу инженеров колонии; колонисты с гордостью показывают их иностранцам. Всех больших дорог в колонии в 1885 году было 13.500 километров. Железные дороги, идущие из Кэптауна, Порт-Елизаветы, Порт-Альфреда и East London’a, проникают далеко внутрь, переваливая чрез горные преграды, высотою в несколько сотен, а иногда даже и свыше тысячи метров, и таким образом достигая до Оранжевой реки или же переступая и через нее. *В конце 1896 г. железных дорог в Капской колонии было 4.024 километра, в том числе 3.626 километр. казенных. Телеграфная сеть колонии состояла из линий общей длиной 10.308 километр. в течение 1896 года телеграмм было переслано 2.279.668. Доходы от этих общеполезных учреждений составляют значительную часть бюджета. Капитал, затраченный на сооружение железных дорог, составлял, в 1893 г., 16.686.750фунт. стерл.; валовой доход, в 1893 г., равнялся 2.559.542, расход—1.560.946 ф. стерл.; перевезено, в 1892 г.: пассажиров—4.771.600, товаров—713.500 тонн*.

В продолжение всей первой половины XIX столетия Капская колония была простою принадлежностью, собственностью «Короны»; губернаторы управляли от имени королевы, в первые годы единолично, затем, при содействии советов: исполнительного и законодательного, члены которых назначались непосредственно английским правительством. Колониальный парламент существует только с 1853 года; но назначение губернатора и его заместителя по-прежнему принадлежит короне, которая сохранила также право veto. По конституции, скопированной в большей своей части с британского образца, парламент делится на две палаты: «нижнюю», или «собрание» (House of Assembly) и «верхнюю или законодательный совет». Первая состоит из 76 членов, избранных на период в пять лет и вознаграждаемых 25 франками за каждое заседание; вторая же имеет только 22 члена, получающих титул «почтенных» и избираемых на семь лет между богатыми, имеющими по крайней мере на 50 тысяч франков недвижимости или на 100 тысяч франков собственности движимой. Избирателями в обе палаты являются все британские подданные, безразлично белые или черные, собственники имения, приносящего доход по крайней мере в 625 франков, или получающие жалования не менее 1.250 франков, без пищи, или 625 франков, со столом и кровом. В 1886 году избирателей было 88.525; но недавно колониальное правительство издало постановление о лишении права подачи голоса тех чернокожих, которые состоят собственниками сообща с другими местными уроженцами. Весьма малое число белых и огромное большинство туземцев оказываются, таким образом, исключенными из пользования избирательным правом; впрочем, избиратели вообще мало интересуются баллотировкою; из чернокожих обыкновенно подают голоса лишь те, которых завербовывают партии для проведения своих кандидатов. Собрание избирает своего президента и свое бюро; что же касается совета, то в нем по праву председательствует chief-justice (главный судья), избранник центрального правительства. Министры, избираемые губернатором между депутатами законодательного корпуса, ответственны перед палатами; это: главный казначей, он же и первый министр, секретарь колоний, генерал-прокурор (attorney general) или министр юстиции, коммиссар публичных работ и земель, и секретарь по делам туземцев. Под председательством одного из их среды министры образуют кабинет.

Отправление правосудия зависит еще от английского правительства: оно назначает field-cornets (veld-kornet), т.е. сельских судей, и мировых судей; оно избирает также членов судов: окружных, аппелляционного и верховного, и в важных случаях, может переносить решение дел за пределы Капской колонии, в тайный совет самой королевы. Английское правительство равным образом принимает участие в управлении военными силами, но оно содержит лишь небольшое число солдат в Кэптауне и в Симонстауне. Колониальная армия, оплачиваемая из африканского бюджета, состоит из полка конных стрелков (riflemen), при чем к этому постоянному войску из 820 человек в 1886 году были присоединены 4.392 волонтера всех оружий. Кроме того, все здоровые мужчины, в возрасте между 18 и 60 годами, могут быть завербовываемы в случае войны или революции, и составляют фиктивный резерв более, чем в 120 тысяч солдат.

Недавно Церковь еще была соединена с государством, но не все вероисповедания пользовались благодеяниями бюджета. С 1875 г. провозглашен принцип отделения церкви от государства, и верующие должны уже сами заботиться о поддержании своих церквей; правительственное содержание сохранено только тем членам духовенства, которые были назначены ранее вступления в силу закона о вышеупомянутом отделении: таким образом, церковный бюджет уменьшается из года в год путем своего истощения. В 1887 году он обнимал всего лишь 216.825 франков. Самые значительные церковные общины белых суть те, которые были некогда привилегированными, именно: голландских реформатов и англичан; однако, обнаруживают гораздо большую деятельность между туземцами миссионеры-методисты, и большая часть готтентотов и кафров Капской колонии присоединяются к их вероисповеданию. Малайцы остались магометанами и приобретают даже последователей: Кэптаун и Порт-Елизаветы имеют мечети. По вероисповеданиям, население колонии, подвергавшееся переписи в 1891 г., распределялось следующим образом (без территории бечуанов): протестантов—723.017: католиков—17.275; евреев—3.009; магометан—15.009; других сект—1.394; язычников и проч.—758.400.

Между тем, как церковный колониальный бюджет постепенно уменьшается, бюджет народного просвещения возрастает, хотя посещение школы и не обязательно для детей. Из детей белых посещали школы в 1885 году 70%. И хотя школьные учреждения зависят преимущественно от муниципий, а содержатся главным образом на счет добровольных взносов, тем не менее правительство содействует развитию школ при посредстве: стипендий для бедных учеников, снабжения книгами, картами и инструментами, а также назначения и жалования учителям. Из общего бюджета на народное просвещение в 1885 году в 5.098.450 франков, на долю правительства выпало 2.291.575 франков, и на долю местных бюджетов 2.807.875 франков. Первоначальные школы делятся на три группы, смотря по происхождению воспитанников: расовые предразсудки—господствующие в Церкви и распределяющие верующих по различным зданиям, сообразно цвету их кожи—перенесены также и в школьную систему, и законодатели прилагают заботы к тому, чтобы сыновья малайцев и готтентотов не сидели рядом с их детьми и не участвовали в одних и тех же играх. Публичные школы белых детей, основанные в городах и в деревнях, управляются местными коммиссиями; школы для детей метисов в городах и в промышленных округах находятся под надзором религиозных обществ; наконец, школы для первонасельников (аборигенов) остались на попечении обществ тех миссий, которые их основали; большею частью это ремесленные училища, в которых обучают по преимуществу плотничьему делу и мастерствам: столярному, экипажному, переплетному и печатному. Большое число учителей набирается из туземцев. Колония обладает также высшими школами или коллегиями, приготовляющими молодых людей к либеральным профессиям, под контролем университетского корпуса, экзаменующего и присуждающего дипломы. Не смотря на все облегчения, делаемые для народного просвещения, пропорция учеников весьма низка в сравнении с тою пропорциею, которая наблюдается у северных цивилизованных наций: приходится, именно, всего лишь один учащийся в школе на тридцать капских жителей. В 1892 году, в Капской колонии начальных школ было 1.809, с 61.770 учащихся; высших школ (колледжей) 4, с 237 воспитанников.

Колониальное правительство уже имеет государственный долг, равняющийся шестилетним доходам. Пошлины в таможнях, суде, при получении наследства, гербовый и некоторые другие сборы пополняют более половины бюджета; остальная же часть покрывается доходами от железных дорог, почт, телеграфов и мостов, а также от продажи земель и минеральных месторождений. Окончательный счет финансового 1895-96 года показал приход в 6.803.802, расход в 6.360.404 фунт. стерл. Государственный долг к 31 декабря 1896 г. составлял 27.396.805 фунт. стерл.

Нижеследующая таблица указывает разделение собственно колонии на семь провинций, подразделяющихся на 66 финансовых и 69 судебных округов, не считая Walvisch-bay; число округов возрастает с каждым десятилетием, вместе с увеличением населения.

Провинции	Судебные округи
Западная (Western)	Cape-town, Capc-division, Wunberg, Simon’stown, Stellenboscb, Paarl.
Северо-Западная (North-Western)	1. Malmensbury. 2. Piquetberg. 3. Namaqua-land. 4. Porth-Nolloth. 5 Clanwilliam. 6. Calvinia. 7. Worcester. 8. Tulbagh. 9. Ceres
Юго-Западная (South-Western)	1. Swellendam. 2. Roberston. 3. Riversdale 4. Ladysmith 5. Caledon. 6. Bredasdop 7. Oudtshoorn. 8. George. 9. Uniondale. 10. Mosse-lbay. 11. Knysna
Центральная (Midland)	1. Graaf-Reinet. 2. Murrasburg. 3. Aberdeen. 4. Beaufort. 5. Prince-Albert. 6. Willowmore. 7. Wictoria-West. 8. Prieska. 9. Fraserburg. 10. Sutherland. 11. Carnarvon. 12 Richmond. 13. Hopentown.
Юго-Восточная (South-Eastern)	1. Albany. 2. Bathurst. 3. Victoria-East. 4. Peddie 5. Uitenhage. 6 Jansenville. 7. Humandorp. 8. Alexandria. 9. Port-Elizabeth.
Северо Восточная (North-Eastern)	1. Fort-Beaufort. 2. Stockenstorm. 3. Albert 4. Somerset-East. 5. Bedford. 6. Gradock. 7. Steynsburg, 8. Colesberg. 9. Hanover. 10. Middelburg.
Восточная (Eastern)	1. King William’stown. 2. Stutterheim. 3. Komgha. 4. East-London 5. Queen’stown. 6 Cathcart. 7. Tarka. 8. Alival-North. 9 Herschel. 10. Wodehouse. 11. Barkly-East.