III. Страна племени ма-тебелэ и население на среднем течении Замбези

С ущельем «Гремящего Дыма» сопредельны три державы. Именно, на севере и северо-западе, находится королевство Ба-роце; на юге, равнины, простирающиеся по направлению к пруду Макарикари, принадлежат к королевству Ба-мангуато; на юго-востоке, бассейны рек: Гуай, Саньяти, Раньямэ и Мозоэ, зарождающихся на кристаллических горах Матоппо и спускающихся к Замбези, сами эти горы и весь противоположный склон вплоть до Лимпопо—составляют королевство племени ма-тебелэ или ама-ндебели, т.е. «людей, которых не видно»; прозваны же они так потому, что их действительно почти не видно из-за их громадных щитов. Для снабжения себя солью, они путешествуют как повелители вплоть до берегов Нгами.

Эти ма-табелэ, несмотря на их собирательное имя народа, до недавнего времени было не что иное, как войско. Будучи простым отрядом зулусов, которые и сами были воинами из различных племен, банда племени ма-табелэ, предводимая грозным Мусселекатси, пополнялась на своем пути рекрутами из молодых людей всех порабощаемых или истребляемых рас. В 1864 г., когда миссионер Макензи посетил короля ма-табелэй, почти все пожилые мужчины, виденные им в его армии, были аба-занзи, т.е. кафры, уроженцы Наталя и края зулусов; затем воины в цвете лет были из различных колен бе-чуанов, которых Мусселекатси покорил в течение своего десятилетнего пребывания на территории, ныне превратившейся в Трансваль; и, наконец, самые молодые солдаты были ма-калака и ма-шуана, уроженцы водораздельной области между Лимпопо и Замбези, которая и составляет ныне королевство Ма-тебелэ. Все эти военные люди начали свою службу в качестве пленных: вначале они только и делали, что стерегли скот короля; затем, во время какого-нибудь похода, следовали, для испытания, за солдатами, неся их оружие и жизненные припасы; в конце концов, привыкнув к виду крови, становились, в свою очередь, воинами и умерщвляли мужчин и женщин таким же образом, как были убиты их собственные отцы и матери. Пока их мечи не «испили крови», они считались чужеземцами и рабами, а даваемую им говядину предварительно натирали песком: только после первого убийства их начинали признавать за мужчин. Как и зулусам Чаки, им было воспрещено жениться: они не могли воспитывать детей; великая военная семья пополнялась только пленными. Лишь насильственная смерть считалась почетною; больные сносились в укромное место и отдавались под надзор врача, который либо снова приводил их, по выздоровлении, в лагерь, либо бросал их трупы в кусты; старики побивались каменьями. Выдрессированные на охоте за дичью-человеком, ма-тебелэ были весьма искусны в своем ремесле истребителей. Следуя «великому закону» короля, они никогда не должны были отступать, вследствие чего целые полчища позволяли избивать себя неприятелю, превосходившему их численностью; по приказанию властителя, воины с одним дротиком в руках бросались на льва или буйвола и добывали его живым. Гордясь своими ранами и своими победами, ма-тебелэ, однако, унижались перед своим государем, которого приветствовали криками: «Великий король! Поедатель людей!» По странному контрасту, этот царек, из титулов которого самым славным считался титул «людоеда», оказывался весьма чувствительною особою: видеть мучения ему было неприятно; в присутствии его, волопасы должны были воздерживаться от бичевания своих животных и, довольствуясь лишь длинными хворостинами, ласками понукали скотину.

Подобная армия не могла иначе существовать, как походами, часто возобновляемыми: для снабжения себя жизненными припасами у неё не было другого средства, кроме грабежа, а для своего пополнения кроме захвата пленных, хотя страна этого племени—одна из самых плодородных в свете. Война была единственным промыслом ма-табелэ; они даже не ждали приказаний короля, а отправлялись по собственному почину опустошать окрестные земли, убивать мужчин и захватывать в плен женщин, детей и скот. Так как все предания были порваны вследствие ухода из отечества и лагерной жизни, то ма-табелэ не знали уже ни песен, ни поговорок, ни верований тех рас, из которых они происходили: правда, в краях, через которые они проходили, они позволяли туземным чародеям совершать жертвоприношения или заклинания, но сами в этих деяниях не участвовали. Однако, между этими людьми всевозможного происхождения, под конец установилось нечто вроде национальной связи, и в то же время состояние непрерывной войны должно было уступить место роду жизни, сходному с жизнью окрестных племен. Уже в последние годы царствования Мусселекатси, законы, воспрещающие брак, перестали соблюдаться; образовались семейства, и воины превратились в земледельцев, но сохраняют вокруг обширной тонзуры прическу из склеенных волос, как символ мужественности. Влияние миссионеров и купцов заставило открыть торговые дороги через матебельскую территорию, а соседство дисциплинированного войска англичан и голландцев обязывает наследовавшего завоевателю короля к большой осторожности. Ему надо опасаться, как бы богатство его королевства месторождениями золота не привлекло чужеземцев, которые стали бы властвовать над ним. Когда посланец трансвальской республики явился к Мусселекатси с просьбою дать позволение европейским рудокопам на разработку копей, то он на-отрез отказал в этом, произнеся следующие слова: «Возьмите эти камни и нагрузите ими свои повозки, но я не желаю, чтобы сюда привели голландскую женщину, корову, овцу или козу, а также, чтобы понастроили домов в моей стране».

Некоторое число народцев-данников обитают довольно далеко от местопребывания короля, или достаточно защищены устройством поверхности своего края для того, чтобы иметь возможность сохранить себе некоторую политическую независимость. Одну из таких групп племен представляют ба-ньяи, занимающие южный склон долины Замбези, кверху от устья Кафакуэ, и общины которых обыкновенно выбирают себе жилищем естественные крепости из скал. Ба-ньяи вообще красивые люди: они росли и сильны и тщеславятся сравнительно светлым цветом своей кожи. Весьма чистоплотные,—чем резко отличаются от большинства своих соседей,—они также заботятся о своей прическе, при чем волосы разделяют на маленькия космочки, обвивая их, затем, лыком, окрашенным в красный цвет; эта прическа из твердых косичек напоминает ту куафюру, которую носили египтяне три тысячи лет тому назад. Отправляясь в путь-дорогу, ба-ньяи приподнимают все эти косички кверху и связывают их над головою в узел. Нравы у этого племени не такие раболепные, как у их соседей: своих начальников они избирают. Правда, избранный государь обыкновенно сын сестры умершего; но часто случалось, что избиратели, не удовлетворяясь этим кандидатом, искали себе короля у других народцев. Когда об избрании известят выбранного, то сначала он отказывается, как будто на него налагали через чур тяжелое бремя; но это не более как конституционная фикция: власть все-таки остается вверенной ему, а вместе с нею к нему же переходит также имущество, жены и дети его предшественника. Нет африканского племени, у которого бы женщины пользовались таким большим влиянием, как у ба-ньяи: во всех домашних делах решающий голос принадлежит жене. Когда молодой человек сватается к девушке, то он обращается к её матери, и если не последует отказа, то покидает свое семейство и идет жить к своей теще, при чем делается её слугою и должен оказывать ей величайшее почтение: так, напр., вместо того, чтобы сесть, он становится перед ней на колени, опускаясь на корточки, так как, показав ей свои ступни, он сильно бы ее обидел. Дети принадлежат матери. Если же муж сочтет для себя тягостным такое состояние служительства, то может возвратиться к себе, но должен отказаться от всех своих родительских прав, если только не купит их путем дарения известного числа коров и коз.

Племена ма-калака и ма-шона—прежние владельцы этой страны, где в наши дни господствуют ма-табелэ,—в большинстве истреблены, а незначительные их остатки проживают в рабстве. При этом, более пострадали ма-калака. Оттесненные завоевателями частию к Замбези, частию к Лимпопо или к равнинам Калахари, они позабыли даже свой язык и говорят теперь лишь на зулусском жаргоне. Некогда прекрасные земледельцы и умелые кузнецы, они принуждены ныне, в некоторых местностях, возвратиться к кочевой жизни, довольствоваться сбором дикорастущих плодов и охотою, или же предаваться грабежу. Они снова впали в рабство и не умеют уже строить хижин. Со всем тем ма-калака по-прежнему выгодно отличаются от своих соседей строгостью супружеских нравов; они уважают своих жён и клянутся именем своих матерей. С самого детства, женщины подвергаются различным операциям татуировки, крайне жестоким: на одной только груди и животе им делают более четырех тысяч порезов, располагая их в виде тридцати параллельных линий, и если кожа не покроется достаточно обозначенными рубцами, то операция повторяется. У ма-калака есть гроты для некрополей, но иностранцам они не позволяют погребать своих мертвецов в пределах калакской земли: товарищи двух исследователей страны, Oates’a и Grandy, умерших среди ма-калак, должны были вывезти их трупы за пределы ма-калакской области. Что касается ма-шоно, составляющих основу населения на склоне гор к Замбезе, то они не так сильно пострадали от натиска ма-табелэ, благодаря тому, что знание ими ремесла делает их незаменимыми для их же властителей; хотя тоже пришедшие в упадок и обзываемые ма-табелями: «ма-шолэ», т.е. «рабами»,—это они, ма-шона, возделывают рисовые плантации, делают мебель, ткут хлопчатобумажные ткани, шьют и вышивают кожаные щиты, выковывают и оттачивают дротики и мечи. Оспа часто производит между ними большие опустошения, и они так боятся этой болезни, что часто бросают заболевающих оспою в кусты. Некоторые народцы ма-шона, защищенные гористым устройством поверхности своей страны, могли сложиться в независимые республики; но они живут в постоянном страхе, убегая каждый вечер, с своим небольшим проворным скотом, на уединенные утесы, единственная тропа на которые преграждена сильными палисадами; влезть же в их, устроенные над землею, хижины можно только при помощи шестов с зарубками. Между бродячими париями, встречающимися в стране ма-тебелэ, есть такие, которых, какого-бы они ни были происхождения, называют бушменами и готтентотами. Ама-зизи, костоправы и врачи, повидимому, и в самом деле происходят от готтентотов. Некоторые туземцы, называемые португальцами pandoros, приобрели большую власть над остальными чернокожими, благодаря своим чародействам: между прочим, они часто удаляются в лес для восприятия своего настоящего облика диких зверей, но показываться людям они благоволят только в виде людей же!

Центр государства Ма-тебелэ—населенность которого исчисляется различно, в 200 тысяч и до 1 мил. 200 тысяч—находится в бассейне великой реки, около источников р. Ум-Кози, которая, под другим именем, впадает в Замбези в ста слишком километрах кверху от большого водопада. Королевская резиденция, Губулувайо, была расположена по соседству с гранитным водоразделом между Замбези и Лимпопо. Подобно большей части городов внутри Южной Африки, и этот город переменял свое место, хотя и на небольшом пространстве. Единственный дом европейской постройки, именно дом короля, возвышается на холме в центре села; он окружен хижинами, в форме улья, обнесенными частоколом для защиты; жилища же торговцев рассеяны в окрестностях. Кроме купцов, водворившихся вокруг столицы, многие торговцы присоединились к свите короля, для удовлетворения потребностей окружающих его чиновников и воинов, и сопровождают его в частых поездках его в Иньяти и другие местечки на северо-востоке и юго-западе, в горах Матоппо. Католические и протестантские миссионеры также проникли в страну Ма-тебелэ, а теперь туда вторглись, наконец, и долго не пускаемые рудокопы. С другой стороны, большое число временных эмигрантов ежегодно выходит из края в соседния английские и голландские государства в рассчете зашибить там деньгу. Копи в Тати, первые из открытых в бассейне Лимпопо, разрабатываются одною компаниею из Капа. Там видны также следы древних раскопок, сделанных каким-то неизвестным народом.

К северу от страны племен ма-тебелэ и ма-шона, в очень гористой области, откуда быстрые потоки стремительно бегут к Замбези, многочисленные селения принадлежат племени ма-корикори. Люди, не менее ма-шон промышленные, ма-корикори особенно искусны в обработке меди, из которой они вытягивают проволоку, плетут из неё украшения. Их женщины прокалывают себе верхнюю губу и вводят в нее латунное кольцо, иногда украшенное несколькими жемчужинами. Севернее, в долине Замбези, живут мтандэ, женщины которых также пронизывают себе верхнюю губу и вдевают туда jaja, кольцо из слоновой кости или из дерева. Здесь—область мух цеце; женщины сушат их, стирают в порошок с корою одного корня и примешивают это снадобье к корму своих домашних животных: коз, овец и собак. По ту сторону, на левом берегу Замбези, развалины указывают на границу той территории, которую португальцы некогда занимали внутри Африки: эти остатки принадлежат древнему местечку Зумбо, бывшему скорее местом для ярмарки, чем городом; в сезон сюда сходились тысячи туземных купцов для закупки европейских товаров. С 1836 по 1863 г. Зумбо было совершенно покинуто португальцами. С 1863 г., его заняли вновь; ныне там пребывает capitao mor, и различных рас купцы, белые и цветные, ведут в нем торговлю с туземцами племени ба-сенга. Как место для рынка, Зумбо выбрано весьма хорошо, находясь при слиянии, кверху от Кафакуэ, рек Луа-Нгуэ и Замбези, и будучи расположено в плодородном и богатом лесами крае, окруженном живописными горами: нет никакого сомнения, что оно опять приобретет довольно важное значение, когда португальцы оснуют новые фактории на берегах Верхней Замбези и когда они начнут разрабатывать каменноугольные, железные и золотоносные копи в окрестностях Зумбо.

Тете, последний город, которым белые или mazungos обладают ныне вдали от моря, построен на склоне холма, на правом берегу Замбези; все европейские дома заключены в ограде, под защитою пушек форта; вокруг стен этой ограды расположены предместья туземцев, состоящие из хижин, построенных из глины и древесных ветвей. Этот, некогда процветавший, португальский город вел большую торговлю золотом, слоновою костью, хлебным зерном и индиго. Торг неграми привел его в упадок, так как не стало рабочих ни для обработки почвы, ни для сбора плодов; в наши дни, Тете представляет лишь кучку мазанок, и его значение обусловливается главным образом принадлежащей ему политическою ролью, как господствующего над краем пункта и как местопребывания гарнизона; иногда, вследствие набегов ландинов, он бывал совершенно отрезан от сообщения с морем. В его округе нет мухи цеце или пепсэ, как ее называют в Замбезии; однако, скотоводы не пользуются этим громадным преимуществом. Земли по левому берегу особенно плодородны, и прежде там богатые землевладельцы имели свои виллы. Округ Тете, к северу и к югу от Замбези, в свое время станет одною из самых важных горнопромышленных областей Африки. Он обладает обширными залежами каменного угля, железными копями, которыми пользуются кузнецы из племен ба-сенга и ма-калака, и золотоносными землями. На севере, сьерра Максинга, уединенно высящаяся посреди пустынь или sertao, некогда была разрабатываема португальскими рудокопами; горная порода, в которой содержится металл, говорят, столь хрупка, что, перед промывкою, женщины раздробляют ее между двумя кусками дерева. К югу от Тете, у ма-корикори, и главным образом в долинах реки Мозоэ и её притоков, также находятся золотоносные местности. Pavia de Andrada упоминает, как о будущем Эльдорадо, о крае Шангамира, который Mauch уже раньше назвал «Копями императора Вильгельма». В этой стране золота местами рассеяны развалины памятников. Кюсс рассказывает, что туземцы имеют обыкновение закапывать в землю самородки золота, в уверенности, что от них народятся огромные количества, «целые жатвы» золотых блесток.

«Умирающая» Сенна или Sao-Marcal—лежащая на правом берегу Замбези, у подошвы высокого утеса и насупротив судоходного протока Зиу-Зиу, сообщающего Замбези с Ширэ,—еще менее процветает, чем Тете: часто городок Сенна бывает вынужден уплачивать дань своим соседям, кафрам умгони или ландинам, а по ночам баррикадироваться от львов. Воздух, которым там приходится дышать, переполнен зловонными парами, поднимающимися с застаивающихся вод Замбези, которая постепенно перемещается по направлению к северу. Существует мысль о перенесении города на левый берег, подмываемый, однако, речным потоком.