Глава XI. Занзибар

Германский протекторат в Восточной Африке

I.

Область поморья, простирающаяся к северу от Ро-Вумы вплоть и даже по ту сторону Момбаза, некогда принадлежала, подобно Мозамбикскому берегу, португальцам; благодаря торговым сношениям, их власть распространилась в некоторых местностях даже на некоторое расстояние от берега внутрь материка; но в конце XVII века, восстания чернокожих, поддерживаемые нападениями арабов, побудили белых очистить свои крепости, и весь берег твердой земли, находящийся насупротив Занзибара и двух соседних островов, подпал под власть Маскатского султана. В продолжение полутора века, этот государь поддерживал свою власть, в качестве «короля моря», от Персидского залива до мыса Дельгадо; затем, в 1856 году, империя распалась, и африканские берега, на протяжении приблизительно 1.500 километров, достались на долю одного из сыновей Маскатского повелителя; династия этого нового государя, благодаря советам и почти нахождению под протекторатом Великобритании, стала могущественною: имя занзибарского султана уважалось во всей Восточной Африке вплоть до Танганьики, в бассейне Конго; благодаря, именно, его поддержке, путешественники и могли приводить к благополучному окончанию исследования, которые они производили к западу от занзибарских владений, внутри материка. Затем влияние Англии сменилось влиянием Германии, и занзибарский султан превратился в простого вассала.

Германцы—известные между туземцами под именем ма-дучи—впервые направили свои стремления к приобретению территорий на восточном берегу Африки в 1884 году и, по миновании всего трех лет, область их господства стала весьма значительною; в той части материка, которая находится насупротив Занзибара, между двумя реками Кингами и Ру-Фу, эта область обнимает пространство в 55,660 квадр. километров; и однако, это лишь небольшая часть той громадной колониальной державы, к постепенному созданию которой вплоть до о. Танганьики, истока Конго, и до о. Нианца, истока Нила, стремилась Германия. В завладении страною, германские торговцы, уверенные в поддержке своего правительства, действовали с редким благоразумием и решительностью. Переодетые бедными переселенцами, они высадились в Саадави, и семь дней спустя ими уже был подписан первый присоединительный трактат, за которым вскоре последовали и многие другие. Им надо было поскорее опереться на совершившиеся факты, и в следующем году они получили от берлинского правительства сначала «охранную грамоту», а затем императорскую хартию, и с этого момента они были уже вполне уверены в том, что отныне их интересы будут охраняемы против занзибарского султана и Великобритании. Германский флот появился перед резиденцией, и под жерлом пушек султан признал, что все территории материка, возврата себе которых он еще требовал, перестали уже принадлежать ему: даже два еще оставшихся у него главных порта на морском побережье он отдал агентам германской таможни, поступившись, таким образом, и ключами от своей казны. В 1886 году, специальная конвенция, заключенная с Англией, признала не только уже сделанные германцами присоединения, но даже и те, которые могут совершиться впоследствии: условная линия, проведенная в направлении к юго-востоку от края Кавирондо (на восточном берегу Нианцы) к побережью Индийского океана, и проходящая к северу от колосса африканских гор, вечно-снежного Килима-Нджаро, разграничивает отныне «поясы влияния», или скорее те соответственные территории, которые Германия и Англия присоединят к своим колониальным империям после того, как утвердятся в первоначальных своих приобретениях. На юге будущее владение Германии ограничено рекою Ро-Вума. За пределами узкой прибрежной полосы, фиктивно признанной принадлежащею занзибарскому султану, область, изображаемая на картах германскою, занимает поверхность в 350 тыс. квадр. километров, а народонаселение её исчисляется приблизительно в три миллиона.

Упроченное таким путем с политической точки зрения финансовое товарищество, заключившее первые трактаты, могло преобразоваться в более могущественную компанию, располагающую значительными капиталами. Ему служит также персонал ученых исследователей, которые изучают минеральные, земледельческие и торговые богатства края, указывают местности, подлежащие занятию, и обозначают направления тех дорог, которые соединят внутренния станции с прибрежными гаванями. Многочисленные посты уже основаны в долинах рек Кингани, Уами и Ру-Фу, при чем плантаторы уже расчистили нови в их окрестностях, для посадки кофейного деревца, хлопчатника, табака и европейских и африканских овощей. Германские миссионеры, как протестанты, так и католики, отправились для поселения в этих новых колониях и основания там церквей и школ. Благодаря вмешательству папы, издавна пребывавшие в крае французские миссионеры были заменены германцами. Но, как бы ни были деятельны «протекторы» племен, проживающих между Занзибарским проливом и Танганьикою, им все-таки еще предстоит ознакомиться с большим пространством присоединенной территории. Наилучше исследованная область в данной части материка—это полоса караванных дорог, перекрещивающиеся линии которых извиваются чрез У-Гого и У-Ниамези, между берегами, с одной стороны, Индийского океана, а с другой, озера Танганьики: этот край пройден Burton’ом и Speke’м, Ливингстоном, Стэнли и Cameron’ом, а со времени этих пионеров науки также целою толпою других европейских путешественников, торговцев, миссионеров или солдат. Часть этой территории была даже тщательно снята при помощи астрономических наблюдений: первая карта окрестностей Кондоа, в долине Уами, основана на серьезной триангуляции. Но по обе стороны больших торговых путей, к югу и к северу, об обширных пространствах имеются лишь смутные сведения, исходящие от туземцев, и каждый путешественник иначе чертит их карты. *По трактату 1 июля 1890 г., Германия уступила Англии Виту и все лежащие севернее владения, в обмен на о. Гельголанд, но получила признание своего сюзеренитета над всей притязуемой ею областью, от морского берега до трех больших озер внутри континента; занзибарский султан уступил принадлежавшую ему береговую полосу за 4 миллиона марок, а 1 января 1891 г. было провозглашено германское господство. Ныне германская Восточная Африка занимает пространство в 941.100 кв. километр., с 3.000.000 жителей*.

II.

Приморскую область, недавно обозначавшуюся общим именем «Зангвебарского берега», орошают реки Ру-Фиджи, Ру-Фу и Уами, природные границы бассейнов которых во многих местностях еще недостаточно определены. На юго-западе, высокая цепь гор Ливингстона разделяет первые истоки Ру-Фиджи и те стремительные потоки, которые низвергаются в озеро Ньясса. Из других гор массив Йоматема и плоскогория продолжают водораздел в направлении к северу; но мало-по-малу они понижаются и, на пути караванов, в У-Гого, из области верхних притоков Конго, чрез Малагарази, незаметно переходят в пределы притоков Индийского океана. Область перехода представляет обширное плоскогорие, с средней высотою от 1.100 до 1.200 метров, а в самых высших пунктах даже в 1.300 метр. Кое-где показываются гранитные конусы, выдающиеся из средины песчаников и пластов красноватого латерита. На севере, горизонт ограничивается столовидными горами, на которых проживает племя уа-хума: издали эти горы кажутся возвышающимися на несколько сотен метров над уровнем плоскогория.

Горы в собственном смысле этого слова профилируют свои вершины внутри береговых бассейнов, между водораздельными равнинами и побережьем океана. Burton назвал их «африканскими гатами (ghat)», уподобив гатам индийским, составляющим внешния окраины высоких земель Декана; однако, возвышенности У-Сагары заслуживают данное им наименование не только по приморскому их склону; хотя и в меньшей степени, они тоже горы и по своему континентальному скату, так как и с этой стороны они поднимаются круто над поддерживающим их цоколем. Связуемые с при-ньясскими горами Ливингстона при посредстве слегка наклоненного плоскогория, которое перерезывают террасообразно верхние притоки Ру-Фиджи и на котором находятся гребни не менее двух тысяч метров в высоту,—горы У-Сагара делятся на две параллельные цепи, которые тянутся с юго-запада на северо-восток, в том же направлении, как и континентальный берег к северу от Занзибара. Однако, на своем протяжении, эти цепи представляют большие неправильности; во многих местах от них отходят поперечные гряды, и в хаосе вершин, со всех сторон окружающих горизонт, первоначальное направление уже трудно распознать. Горы Рубехо, образующие водораздельный кряж между притоками Ру-Фиджи и притоками Уами, представляют в целом вид цепи, направляющейся с северо-запада на юго-восток. На юге, в долине Ру-Фиджи, простираются каменноугольные залежи, промышленная ценность которых различно исчисляется исследователями.

657 Женщины племени масаи

Горы У-Сагара состоят главным образом из гранита, но там видны также диориты и другие вулканические породы, как равно песчаники и сланцы. Главные вершины превышают две тысячи метров: проход Рубехо, чрез который проследовали в 1858 году Burton и Speke, оказался на высоте 1.737 метров. Эти путешественники прозвали его «Страшным проходом», по причине неприступности откосов и нагромождения глыб, взбираться на которые им, истощенным лихорадкой, было очень трудно. По крайней мере эти высокия области купаются в здоровом воздухе, и европейцы, ослабленные вследствие пребывания в болотистых равнинах побережья, могли бы основать там санатории для восстановления своих сил в климате, который походит на климат их отечества. Большая часть деревень У-Сагары выстроена над долинами, на выдающихся горных террасах.

Несколько небольших рек изливаются в море к северу от Ро-Вумы, но лишь в 300 километрах от неё находится большая речная дельта, именно дельта р. Ру-Фиджи или Лу-Фиджи. Что касается самой реки Ру-Фиджи, то она выходит не из озера Ньясса, как сообщал Ливингстон со слов туземцев, но самые отдаленные её притоки зарождаются к западу от этого озерного бассейна. В общем, разветвления притоков Ру-Фиджи занимают—по обе стороны гор, окаймляющих плоскогорие—весьма обширное пространство, исчисляемое приблизительно в 1.500 квадратных километров. По южной, главной ветви, называемой Лу-Уэго или Лу-Ву, до её истока не поднимались, да к тому же она и не судоходна; вероятно, она зарождается в Ливингстоновых горах и течет в северо-западном направлении вплоть до слияния с рекою У-Ранга, которая подходит с запада, низвергаясь между гранитными стенами и образуя целый ряд водопадов; в судоходных частях У-Ранги, достигающей в сезон дождей ширины порою до двух тысяч метров, сотнями виднеются челноки, выдолбленные из стволов деревьев. По соединении, две реки: Лу-Уэго и О-Ранга принимают наименование Ру-Фиджи, которая, в нескольких сотнях километров, спускается между гранитными утесами рядом порогов и водопадов, известных под названием: «Каскадов Шугули». Кверху от этих порогов, на протяжении обеих сливающихся рек находятся скалистые острова, служащие убежищами для туземцев. Книзу от слияния Лу-Уэго и У-Ранга, Лу-Фиджи течет на северо-восток по продолжению долины р. Лу-Уэго. На известных расстояниях есть судоходные плесы на Лу-Фиджи, но скалы, песчаные мели и пороги во многих местах останавливают лодки дикарей. Препятствия эти умножаются кверху от слияния с Руа-Ха, широкою рекою, которая течет с запада и бассейн которой обнимает весьма большое пространство, в направлении от У-Рори к У-Гого. Руа-Ха тоже не судоходна, несмотря на то, что в сезон дождей несет такую мощную массу вод, что на то время превращается в главную реку данного бассейна; напротив, в сухое время года она менее обильна, чем Ру-Фиджи.

Теперь главная река собрала уже все свои приточные воды, и ей остается лишь перейти преграду, которую представляют наиболее выдвинувшиеся ей навстречу предгория приморских цепей. Этот ряд холмов протягивается с севера на юг, а так как река течет с запада на восток, то она прямо и ударяется в них, образуя так называемые водопады Пангани: рельеф гор, гораздо более значительный на восточном склоне, чем на западном, позволяет предположить, что и денивеляция вод в реке тоже весьма значительна, но до сих пор уклон реки еще не измерен. За порогами, в приморской полосе или Мриме, Ру-Фиджи судоходна вплоть до моря, на пространстве приблизительно двухсот километров; но, для избежания отмелей из песка или из ила, образующихся и перемещающихся при каждом разливе, необходимо плавать с осмотрительностью. В этой части речного потока прорылся даже новый рукав, который змеится к югу от покинутой водою реки. Ниже, в дельте, рукава Ру-Фиджи изменяются постоянно: вследствие перемещения водами наносных земель, ежегодно изменяется разветвление протоков, а с другой стороны, с моря, работа полипняков изменяет также очертания и самого побережья дельты. Оно весьма обширно, так как ограничивающая его пляжи кривая имеет около 90 километров, а поверхность всей дельты составляет не менее 1.500 квадратных километров. На этом пространстве дельту перерезывают около десятка мто, или лиманов, из которых некоторые находятся в соединении с рекою не всегда, а только в течение большей части года, когда в их русле смешивается соленая вода с пресной. Наибольшую часть речных вод катят северные рукава: Бумба или Мсала. Киомбони, Симба-Уранга и Кибунья, в которые при приливе проникают и барки. Каботажные суда особенно часто посещают Симбу-Урангу, запасаясь на его берегах лесом для постройки домов в Занзибаре. Вблизи моря густые чащи корнепусков окаймляют берега протоков; по илистым же отмелям, на сваях возвышаются редкия жилища туземцев. Выше, где земля уже не столь влажна, деревьев не видно: почву покрывают высокие травы, и земледелец собирает обильные урожаи риса.

В сравнении с Ру-Фиджи, остальные из впадающих в Занзибарское море рек менее значительны. Кингани, по которой Holmwood поднялся приблизительно на двести километров, называется также Мто, Мбази или Ру-Фу, при чем все эти названия означают «реку»; она зарождается в долинах восточного склона, к востоку от гор У-Сагара. Уами, изливающаяся равным образом насупротив острова Занзибара, собирает свои воды гораздо западнее, в краевых горах плоскогория. Но в пространстве между бассейнами этих рек и покатостью Танганьики, рассеяны ложбины, в которых скопляются воды, не имеющие истока. Самый большой из этих резервуаров, к западу от тех высот, где главные ветви Ру-Фиджи берут свое начало, представляет озеро Рикуа, Ликуа или Хикуа, открытое Томсоном в 1880 г. и виденное затем Catterill’ем и Kaiser’ом. С высот гор Лиамбы, опоясывающих его с северо-запада и отделяющих от Танганьики, Рикуа кажется выполняющим как бы правильную долину, направляющуюся с северо-востока на юго-восток, параллельно оси озер Танганьики и Ньяссы, и в архитектуре материка представляющую часть одной и той же системы углублений. Высота его положения исчислена в 780 метров, т.е. метров на тридцать ниже уровня Танганьики; вероятная длина равняется километрам ста, а ширина колеблется между 25 и 30 километрами. Оно получает много притоков на обеих своих оконечностях, и даже довольно большую реку, Катума или Мкафу, берущую свое начало к северу от Каремы, в прибрежных горах великого озера; но все эти приносы пресной воды, испаряющейся затем из бассейна, оставляют в озерном водоеме осадок соляных веществ: по словам туземцев, вкус его вод—селитряный.

Горы У-Сагара, возвышающиеся между плоскогорием и морским побережьем, составляют главную причину противоположностей в климате, а, следовательно, и всех зависящих от него явлений, до явлений, совершающихся в текучих и в стоячих водах включительно. Среднее направление ветра, в этой области Африки, может быть изображено перпендикулярною линиею к берегу: дуют ли преимущественно юго-восточные пассаты, что бывает в течение большей части года; преобладают ли северо-восточные ветры, как в январе, когда солнце увлекло к югу всю атмосферную систему; или же ход ветра определяется притяжениями извнутри материка,—всегда воздушные течения устремляются в направлении к морскому побережью, при чем расположенные внутри страны горы задерживают эти потоки воздуха, при их проходе, вместе с облаками и дождями. Также и ежедневная бриза чувствуется только на склоне к морю. Противоположные же склоны и защищенные от ветра плоскогория, простирающиеся по ту сторону приморских возвышенностей, тоже оказываются удаленными от влияния моря гораздо более, чем бы это следовало в виду геометрического расстояния между ними.

Массика, т.е. сезон, в течение которого приходится оставаться «заточенным» в своей хижине, начинается обыкновенно, в приморской полосе, в январе, в эпоху, когда восточные ветры уступают свое место северо-восточному муссону; однако, большие дожди устанавливаются только в марте или в апреле; по миновании месяца они уменьшаются, с тем, чтобы возобновиться в сезон вули, который продолжается с средины октября до конца года. Сентябрь—месяц наименьшей влажности; тем не менее и в сентябре бывают еще ливни. В некоторых долинах внутри страны, не защищенных от доступа дождливых ветров, дождь идет в течение всего года, за исключением дней пятнадцати в сентябре; массика же проявляется гораздо раньше, чем на морском берегу; кроме того, и туманы часто заволакивают горы. Общее выпадение дождя несомненно превышает три метра на океаническом склоне гор У-Сагары. Существующая около оконечности Южной Африки противоположность между побережьем Индийского океана и побережьем Атлантического сохраняется еще и в этих тропических пространствах, между 10 и 6 градусами южной широты. Так, на равном расстоянии от экватора, дождей больше на восточном берегу континента: также гораздо выше там и температура; по Hahn’у разница между температурами восточного и западного берегов, под 10-м градусом широты, т.е. соответственно устьям рек Ро-Вумы и Куанзы, равняется четырем с половиною градусам, так как температура западного берега 22,2°, а восточного 26,7°. Контраст этот зависит от направления ветров и береговых морских течений. Тогда как муссоны на атлантическом берегу дуют почти постоянно из южной области, принося свежесть из австральных морей,—на восточном берегу, наиболее частые ветры несутся с востока, т.е. из океанических пространств, нагреваемых вертикальным солнцем. Режим морских течений на обоих берегах разнится еще резче, так как вдоль атлантических берегов, с юга на север, восходит река холодной воды, а из большого центрального бассейна Индийского моря, устремляясь чрез Мозамбикский пролив к югу, изливается поток воды теплой.

Бугристые плоскогория, расположенные на пути ветра с гор У-Сагара, представляют безводную землю, подобно капским Кару. Во многих округах воды нет почти совсем, и туземцы принуждены вырывать глубокие колодцы в хряще для сбора в небольшом количестве той влаги, которая просачивается в подпочву. В этих краях сезон вули проходит, не принося правильных ливней, а массику иногда прерывают иссушающие ветры, предвестники голода. Те же самые воздушные течения, которые приносят дождь на склон к морю, часто похищают необходимую влагу у плоскогорий. К сухости воздуха присоединяются дневной жар и ночной холод; часто смерчи из пыли образуются на высоких равнинах, и их наблюдают несущимися на нивы, при чем в свой круговорот они увлекают крупный песок, а иногда даже и булыжники. «Seis mezes de polvo—seis mezes de lodo!», т.e. «шесть месяцев пыли и шесть месяц грязи!», говорят испанцы про Филиппинские острова, и Burton повторяет эту же поговорку относительно У-Гого. Что касается морских туманов на океаническом берегу, вследствие которых по ночам выпадает сильная роса, то они не распространяются далеко по высоким внутренним землям. В Занзибаре средняя температура, выведенная из четырех-летних наблюдений, оказалась равною 26,7°; в самый жаркий месяц, март, было 29,1°, а в самый холодный, июль, 25,2°; дождливых дней—120 и количество выпавшего дождя—1 метр и 549 милим.; но в 1859 году оно достигло 4 метров и 24 сантиметров.

Богатство растительности соответствует изобилию дождей. Приморские равнины, орошаемые достаточно, повсюду покрыты травами или лесами. К северу от Ро-Вумы, на террасе, обитаемой племенем ма-кондэ, вид края тот же самый, как и по другую сторону реки, на том скалистом цоколе, на котором расселились ма-вихи; кустарники и деревца перемешиваются там в такую густую массу, что проложить себе путь можно только с топором в руке. В разных местностях приморской полосы, простирающейся севернее, растительность, столь же густая и более ветвистая, состоит из больших деревьев: по выходе из сел, тотчас же вступаешь в галлереи, по которым носильщики, задерживаемые ветвями, с трудом прокладывают себе путь. В других местах, деревья либо стоят особняком, либо группируются в живописные рощицы; по соседству же с болотами, камыши и злаковые растения образуют рощи, высотою в четыре метра, в которых воры поджидают путников, и куда прокрадываются беглые рабы. Копаловое дерево или мсандарузи, дающее лучшую из известных купцам смолу, очень распространено на берегах Низовой Ру-Фиджи, в расстоянии километров шестидесяти от моря. Что касается гор, то они покрыты в особенности мимозами и другими мало возвышающимися деревьями; но там же видны также большие тамаринды, смоковницы с такими громадными ветвями, что под ними могли бы приютиться целые эскадроны, и тыквенники, в выдолбленных стволах которых нашлось бы помещение для целого семейства. Горы У-Сагара весьма богаты древесными растениями с благоухающими цветками, или с плодами приятного вкуса, хотя эти растения еще не усовершенствованы путем культуры. В предгориях часто проходишь такими лесистыми пространствами, что можно подумать, что этому лесу и конца нет, а между тем, по мере того, как подвигаешься вперед, деревья все более и более редеют, и вскоре открывается саванна. По другую сторону гор, в У-Гого деревья виднеются только на орошенных землях, и во многих округах чувствуется такой недостаток в топливе, что приходится жечь коровий кал, как в пустынях американского «дальнего запада». Высокое дерево, всего чаще встречающееся в этих областях,—тыквенное (crescentia latifolia); в других местах на близость жилищ указывает баобаб с далеко распростертыми ветвями: гигантские молочаи служат также пристанищами для караванов. Но если лесная растительность редка, то тем не менее большие животные водятся в изобилии, в особенности вдали от торговых дорог: слон, носорог, жирафф, буйвол и страус бродят еще в некоторых частях плоскогорий, и еще недавно львы были так многочисленны, что, во избежание опасного соседства с ними, перемещались целые деревни.

Многие из племен, живущих в северной части бассейна Ро-Вумы, едва отличимы по языку и по нравам от народцев на южном склоне; некоторые из них часто меняют свои места и производят набеги с одного берега реки на другой. Так уа-нинди и ма-гуангуара или ма-кондэ—которые, прикрываясь грозным именем ма-вити, для устрашения своих робких соседей, опустошили столько стран и поработили столько населений к югу от Ро-Вумы,—основали свои главные становища на противоположном склоне. Две группы племен, смотрящих друг на друга с высоты своих террас, с обоих берегов Низовой Ро-Вумы, весьма схожи между собою, и несмотря на различие в наименовании этих народцев, язык у них один и тот же. На юге—это ма-виха, на севере—ма-кондэ; последние крайне безобразны, благодаря порезам на лице и теле, порезам, которые они время от времени возобновляют для того, чтобы образовались выпуклые шрамы; все женщины носят также пелеле, которое издали придает их верхней губе форму кабаньего рыла. У ма-кондэ женщин не покупают, и родители не присвоивают себе право выдавать своих дочерей в замужество: выбор супруга принадлежит всецело самим девушкам. Когда между женихом и невестою состоится согласие, то девушка входит в хижину своего жениха, подметает пол и приводит все вещи в порядок; затем является жених и ставит свое ружье у двери—вот и все брачные церемонии. Брачные союзы очень уважаются; о прелюбодеянии редко можно услышать в стране этого племени, а если такой грех и случится, то он всегда наказывается изгнанием виновного. После разрешения от бремени, жена живет отдельно от мужа и возвращается в его хижину только после того, как ребенок станет говорить; иначе, несчастие постигло бы семью. Когда же настанет день соединения, то мать приносит своего младенца к раздвоению двух тропинок, символизующих пути в жизни, затем натирает маслом свое дитя и передает его отцу: общая жизнь между супругами начинается снова. После смерти кондэ, все принадлежащее ему зерно тотчас же претворяется в пиво, для угощения всей общины, и пиршество продолжается до тех пор, пока весь напиток не будет роспит. Разбогатев вследствие торговли копаловою смолою и каучуком, добываемыми в весьма большом количестве в их стране, ма-кондэ стали очень горды и допускают к себе чужеземцев с недоверием. Английские миссионеры, основавшиеся в крае Мазази, иа западной оконечности территории ма-кондэ, не могли завязать постоянных сношений с этими туземцами. Когда, в 1887 году, Chauncy Maples проник в одну из деревень кондэ, то жители, никогда не видевшие европейцев, приняли его за выходца с того света; однако, согласились дать ему пищу.

665 Тип ма-ваха - Начальник и молодой мужчина с пелеле

Край Мазази принадлежит одному могущественному племени тех макуа, которые южнее, занимают Мозамбикские страны. Яо, Ньясских гор представлены в большом числе в этой части бассейна Ро-Вумы; там встречаются также уа-муэра, слабые остатки некогда значительного племени, которое ма-вити истребили почти совсем: некогда они были весьма многочисленны по соседству с морским побережьем, около Килоа. Уа-нгиндо или уа-гиндо, которые их заместили на севере или на северо-востоке террасы, занятой ма-кондэ, принадлежат к тем воинственным народам, которые претендуют на имя ма-вити и которые приняли воинский клич, оружие и нравы этих страшных братьев зулусов: иногда их зовут уали-хуху, в подражение их воинскому клику. Равным образом и ма-хенжэ—охотники, населяющие преимущественно север бассейна Ру-Фиджи, между реками У-Ранга и Руа-Ха—тоже пытаются заставить другие племена страшиться их, хотя и сами они трепетали перед завоевателями. Племя уа-ниаканьяка низведено ими на положение рабов.

К востоку от племени ма-хенжэ, в бассейне Ру-Фиджи, страна принадлежит уа-ндонэ или уа-донди, за которыми следуют, в области между Ру-Фиджи и низовьями Кингани,—уа-зарамо, а затем суа-хели, т.е. «поморяне». Уа-зарамо большею частью люди среднего роста, но редкой физической силы. Будучи смешанного происхождения, они представляют большое разнообразие типов; некоторые путешественники были поражены большим числом альбиносов, встречающихся в их стране. По их территории, с половины текущего столетия проходили как арабские купцы, так и европейские путешественники; оттого нынешния описания их сильно разнятся от повествований, оставленных первыми посетителями их страны. Ныне они заимствуют костюм от арабов, покупают оружие, ружья и украшения у купцов и не практикуют уже многих свирепых обычаев прежнего времени. Но в отдаленных округах еще и поныне можно видеть уа-зарамо, по лицу которых проведены от уха ко рту большие надрезы; все одеяние состоит из травяных юбок; прическе, при помощи глины, придана форма крыши, а все еще применяемые и сохраняющиеся в тщательно отделанном колчане стрелы—отравлены. Смерть на костре была не редкостью у уа-зарамо. Они сжигали волшебника, его жену и детей; бросали в кусты новорожденных, у которых зубы прорезывались не по признанному правилу; та же участь иногда постигала близнецов и тех, которые рождались в дни с дурным предзнаменованием; даже достигнув известного возраста, дети избивались в тех случаях, если скрежетали зубами во сне, или если у них обнаруживался какой нибудь другой физический недостаток, долженствующий навлечь несчастие на их семью. С другой стороны, мать, потерявшая свое дитя вследствие какой-нибудь случайности или болезни, считалась ответственною за это: она должна была покинуть деревню, выпачкать свое лицо землею и безропотно выслушать брань, которой её подвергали. Уа-зарамо не совершают обрезания, хотя во многих других отношениях они уже подпали под влияние приморских магометан. Большая часть из них столь же хорошо говорит на языке суахэли, как и на своем собственном; для праздничного одеяния начальники употребляют арабский длинный плащ, жилет и тюрбан; женщины тоже одеты по-мусульмански, но лица не закрывают. Жилища богатых людей сравнительно раскошны: это—домики почти европейской наружности.

Родственные уа-зарам племена уа-куэрэ, уа-ками и уа-кхуту, обитающие западнее, в горной стране верхних источников Кингани, менее тронуты цивилизацией: туземцы эти едва одеты в кое-какие ткани из лыка и живут в берлогах: процессы о колдовстве, оканчивающиеся сожжением обвиняемого на костре, еще часты в их земле. Их соседи на северном склоне гор, уа-зегуха или уа-зегура, населяющие вместе с родственными им по языку и расе уа-нгуру, мало-плодородные долины, по которым протекает Нижняя Уами, более цивилизованы и, благодаря соседству суахэли и арабов, почти все приняли ислам. Обладание огнестрельным оружием сделало из них страстных охотников на невольников. Уа-зегуха—почти единственные в этих областях Восточной Африки, непризнающие наследственной власти у своих главарей: они отдаются самому сильному или самому великодушному, и беспрерывные войны свирепствуют между соперниками. Иногда и их соседи вовлекаются в эту борьбу между племенами: так, одно из местных племен, уа-доэ, почти целиком исчезло во время опустошавших край войн, а беглецы из этой нации рассеялись по северу вплоть до соседства с экватором. Так как уа-доэ были людоедами, то путешественники обходят стороною их территорию. Мужчины и женщины обезображивали себя, проводя широкие красные шрамы между висками и низом подбородка; два верхних резца вырывались, а костюм состоял из шкур, окрашенных в желтый цвет. Когда умирал свободный человек, то с ним зарывали двух живых рабов, женщину, чтоб она поддерживала голову во время долгого сна, и мужчину, вооруженного топором для приготовления огня в сырой и холодной земле. Начальники деревень, старающиеся придать себе страшный вид и обрезывающие свои ногти в форме когтей льва, избегают встречаться друг с другом, так как их взгляд, говорят они, смертелен для соперничествующих о власти. Когда им приходится совещаться об общих делах, то они назначают свидания в хижине, разделенной на особые помещения; каждый приходит с своего конца, и совещание совершается через перегородку.

Область гор, между приморской покатостью и нагорьем, занята различными кланами племени уа-сагара, из которых одни еще такие же варвары, как и уа-кхуту, а другие, вследствие сношений с суахэли, арабами и белыми путешественниками, уже несколько цивилизовались. Их язык, подразделяясь на несколько наречий, один из наиболее распространенных: им говорят некоторые народны даже в соседстве Момбаза. Уа-загара вообще более бородаты, чем их соседи различных племен. Уа-хехэ, на юге, в бассейне Руа-Ха; уа-меги и уа-кагуру, а также уа-жеджа, на севере, на границах Мазаи,—принадлежат к группе сагарских наций. Отличительный признак этих туземцев составляет продырявленное ухо, и так как в дыру эту вводят деревянные, металлические и роговые диски, то нижняя доля ушной раковины оттягивается зачастую до плеча: часто этою дырою пользуются для подвешивания ящичков, табакерок и инструментов. У уа-хехэ,—которые говорят языком, весьма близким к языку ки-суахели,—лицо совершенно безволосое. Они поработили племя уа-бена, мирных людей, прославившихся искусством, с которым они вырезывают и оттачивают мечи из эбенового дерева. Их территория,—гористое плато в две слишком тысячи метров высотою,—представляет страну суровую, по которой разгуливают холодные ветры.

Уа-гого, населяющие области плоскогория вплоть до раздела Уа-Ниамэзи, были некогда страшными грабителями. Рассказывают, что когда первый арабский караван появился в их крае, то уа-гого были до такой степени поражены дородностью его начальника, что приняли его за бога и взывали к нему о ниспослании дождя; но так как мольбы их немедленно услышаны не были, то они хотели убить чужеземца, которого, по счастью, спас случавшийся ливень. Однако они слывут наименее суеверными между народами Восточной Африки: чародеев у них немного, да им они и не особенно доверяют. Большая часть путешественников, проходивших чрез территорию уа-гого, были поражены малостью их черепа в сравнении с шириною лица, и отдаленностью друг от друга ушей, продырявленных, как и у племени уа-сагара; Burton говорит, что уши у них похожи на ушки, приделанные с двух сторон шара. В этой части Африки, продырявленные уши считаются признаком свободного состояния: рабы не имеют права их просверливать и не могут привешивать к ним украшения. Почти все уа-гого вполне одеты; даже дети носят рубашки. По сравнению с языком соседних племен, язык уа-гого гораздо жестче, и обыкновенно они говорят звонко и повелительно, а иногда и несколько грубо, так как гордятся своею численностью и господством, издавна проявляемым над робкими торговцами.

Но все народы внутри страны, даже самые могущественные, подчиняются влиянию языка, на котором говорят эти презренные торгаши. Ки-суахели, наречие «людей Суахеля», т.е. «прибрежных», распространяется все более и более между всеми туземцами этой части материка. А между тем племена, распространяющие это наречие, не сильнее и не многочисленнее других; напротив, они даже отдельно и не существуют. «Прибрежники» происходят от различных племен, и к ним примешались выходцы из соседних провинций: соединяет их в особое население, отдельное от других банту,—магометанская религия, которую они более или менее ревностно исповедуют; кроме того, арабский элемент весьма способствовал видоизменению нравов и превращению общин земледельцев в группы торговцев. Ки-суахали в наибольшей своей чистоте слышится к северу от Момбаза и Малинди: наречие в этих областях, известное под именем ки-нгози, сохранило свои архаические формы, и стихотворцы употребляют его преимущественно перед всеми другими. Распространяясь же постепенно в направления к югу, по морскому побережью и по островам вплоть до Мозамбика, «поморский язык» все более и более смешивался с арабскими, индусскими, персидскими и португальскими словами: в особенности сильно арабизировался он в Занзибаре, и все его отвлеченные слова—происхождения семетического; однако бантуская основа сохраняется, и построение фразы остается вполне африканским. Из приморских портов, торговых центров для всей Восточной Африки, ки-суахели распространился также и по внутренним областям, и подобно языкам: бунда в Анголе и в соседних областях, и се-суто—между горами Дракенбергеном и Замбези—стал одним из тех «общих» языков, которые, во многих местностях, уже заменили туземные наречия. И хотя материнским языком ки-суахели является только для одного миллиона людей, тем не менее Cust включает его в число двенадцати великих языков мира, которые более всего употребляются при сношениях людей различных национальностей. Cameron рассказывает, что, пересекая Африку по направлению с востока на запад, он находил в каждом из внутренних племен по одному или по нескольку лиц, говорящих на этом языке поморья. Сравнение ки-суахелийских слов со словами языка банту в Западной Африке и в Кафрарии и побудило, в 1808 году, Лихтенштейна высказать предположение—впоследствии подтвердившееся—о единстве расы народов банту, от бухты Альгоа до Момбаза и Габона. Суахелийская литература сравнительно богата. На суахелийском языке есть не только, как на большинстве негрских наречий, переводы Библии и других книг духовного содержании, но также и сборники пословиц, легенд и стихотворений; и в этих литературных работах принимают участие не только миссионеры, но также и туземцы. Арабская азбука, некогда употреблявшаяся в суахелийском языке, ныне заменена римскими буквами. Какое же из наречий следовало бы окончательно признать за язык литературный—пока еще писателями не решено: весьма вероятно, что победа останется за «унгуйа» т.е. за языком, которым говорят на острове Занзибаре.

Идеи и обычаи приморских народов постепенно овладевают здешними внутренними краями при посредстве не солдат, а торговцев. Многолюдные деревни, из которых самые большие имеют едва по две или по три сотни хижин, следуют одна за другой на дорогах, соединяющих приморские порты с портами великих озер; но еще многие благоприятно расположенные гавани почти отрезаны от всяких сношений с внутренними областями войнами и облавами, или не имеют иной торговли, кроме торга пленными, приводимыми, после какого-нибудь набега, победителями. Приморские порты между устьями Ро-Вумы и Ру-Фиджи всё ещё, несмотря на надзор крейсеров, служат посредниками в торговле человеческим мясом.

Микиндани, один из первых портов, которые встречаем к северу от Ро-Вумского лимана, представляет прекрасную якорную стоянку между многими другими портами, в которых корабли могли бы находить для себя убежище; однако, он мало посещается, и вся его торговля находится в руках баньянскпх индусов, которые выменивают ткани, стеклянные поделки и оружие на копал, слоновую кость и рис. К северо-западу, бухта Линди, в которую изливается речка Укереди, имеет на своих берегах настоящий город, населенный приблизительно двумя тысячами человек; торговля порта Линди, тоже производимая при посредстве баньян и арабов, заключается главным образом в каучуке: лес, в котором каучуковая лиана обвивается вокруг деревьев, занимает вдоль морского берега полосу, в среднем, шириною от 30 до 35 километров. На одном из утесов, неподалеку от оконечности лимана, видны остатки португальской крепости. Поднявшись долиною р. Укереди, вступаем в край Мазази, в котором английские миссионеры владеют важною станциею, центром культуры и акклиматизации европейских растений в области племен ма-куа и ма-кондэ; многочисленные колонии в этом крае имеют также яо, люди бывалые и считающие себя выше честных ма-куа. Деревня миссии расположена на небольшом северном притоке Ро-Вумы, в очень плодородной поляне, окруженной холмами, покрытыми высокими деревьями. Мазази лежит на высоте 560 метров и представляет одно из наиболее здоровых для европейцев мест в Африке; путешественник Chauncy Maples полагает, что линия от Линди к верхнему течению Ро-Вумы чрез Мазази была бы самым лучшим направлением для дороги между морским побережьем и озером Ньясса.

За Линди, на том же берегу, окаймленном коралловыми рифами с крутыми террасами, следуют и другие порты. Одна из вырезок берега, защищенная островом и островками, образует бухту Килоа-Кизиуани, проникающую километров на двадцать к северо-западу внутрь земель и представляющую глубокую якорную стоянку для кораблей. Однакоже этим удивительным портом, который уже посещали персы из Шираза в десятом столетии, едва пользуются; его значение в особенности уменьшилось с XV-го столетия. В ту эпоху значительный город, Килоа (Quiloa) португальцев, был резиденциею зенджских султанов, которые царствовали на всем поморье, от мыса Дельгадо до Момбаза. В первой половине XIV-го века, Ибн-Батута посетил этот большой город, который он называет Кулуа, и которым управлял мусульманский государь, «чрезвычайно великодушный относительно факиров и ревностный соблюдатель священной войны против неверных»; в городе имелось, будто бы, до «трехсот мечетей». В 1505 году, после кровопролитной осады, эскадра Франциска д’Альмейды овладела крепостью; но лихорадки вскоре начали губить победителей, и город мало-по-малу пришел в упадок и в торговом отношении. В 17-м веке, вместе с остальною частью приморского берега, он подпал под власть маскатского имама, затем принадлежал занзибарскому султану, ныне же входит в состав германской Восточной Африки. Несколько баньян и арабов проживают на острове, в небольшой деревне Килоа-Кизиуани, т.е. «Килоа на острове», над которою господствуют старинный замок и развалины зубчатых стен.

673 Мыс Гвардафуй

Главное торговое движение перенеслось на тридцать километров в северо-западу, в гораздо менее благоприятный порт, Килоа-Кивинджэ, т.е. «Килоа на материке», домики и хижины которого, перемешанные с развалинами, группируются в тени кокосовых деревьев; болота, параллельные морской круче, помешали проведению дороги внутрь страны. Килоа-Кивинджэ, населенная приблизительно тремя тысячами человек, была недавно главным приморским центром по вывозу рабов, и хотя в принципе такой торг и запрещен, но в соседних заливчиках ещё и до сих пор совершаются кое какие нагрузки невольников на суда негроторговцев. Дороги, которыми торгующие слоновою костью следуют между Килоа и озером Ньясса, всегда весьма опасны, так как они проходят по территориям племен уа-нгиндо, уа-ниваи и ма-гуангуара, а эти народцы все живут грабежом и мало дорожат жизнью своих гостей. К северу от Килоа, более безопасная дорога идет вдоль побережья и пересекает Ру-Фиджи кверху от разветвлений дельты. В 1880 г. Beardell видел не менее двадцати семи больших судов, употребляемых для транспорта караванов в деревню Нья-Нтумбо, которая тогда была проходным пунктом. Другая весьма важная пристань на берегах Ру-Фиджи есть Корогеро, расположенная книзу от водопадов и ущелий, пробегаемых рекою, в пункте встречи торговых дорог, идущих от Килоа, Дар-эс-Салаама и промежуточных портов. Однако, этот жизненный пункт для торговли подвергается набегам людей из племени уа-махенжи, которые время от времени появляются, чтобы сжечь несколько деревень и пленить рабов. По этому-то, туземцы, собрав свои жатвы, укрываются на острова реки, под защиту вод, населенных крокодилами.

Дар-эс-Салаам, лежащий к северу от Ру-Фиджи, есть главный город германской Восточной Африки; арабское имя его значит: «дом мира», но, на языке суахели, настоящее название его—Дари Салама, т.е. «надежный кров». Порт его—один из лучших на том берегу: проникнуть туда можно не иначе, как через длинный узкий канал между коралловыми рифами, который приводит в бассейн, вдающийся на восемь километров внутрь материка и предоставляющий кораблям пригодное для якорной стоянки пространство в несколько квадратных километров; и как бы море ни бушевало вне входного канала, внутри порта воды всегда спокойны. Город и большая соседняя деревня Мжимуэма выстроены на крутом берегу, который некогда был коралловым рифом, господствовавшим над прежним морским каналом, превратившимся в лиман. Германские чиновники, водворившиеся в Дар-эс-Салааме, старались направить к этому порту часть ввозной торговли, которая прежде устремлялась к Занзибарскому рейду, и отчасти в этом и успели. Дар-эс-Салаам представляет, к северу от Лоренсо Маркез, единственную на морском берегу Восточной Африки местность, где начали прокладывать внутрь страны проезжую дорогу. Эта большая дорога пересекает сначала низменные земли, часто наводняемые во время дождливого сезона: затем, она взбирается на холмы и, достигнув, в расстоянии 51 километра от Дар-эс-Салаама, деревни Колы (Kola), начинает спускаться на запад к долине р. Кингани. В Коле произойдет и раздвоение пути: к Танганьике и к Ньяссе; при этом, дорога к Танганьике направится к западу чрез долины и горы У-Сагары и У-Гого, а дорога к Ньяссе примет направление юго-западное, чрез волнистые равнины У-Зарамо, ущелья Ру-Фиджи и долину Лу-Уэго. Хотя Дар-эс-салаамский путь представляет разные несовершенства, тем не менее на нем и теперь уже происходит значительное движение, и прибрежные земледельцы уже настолько убедились в его пользе, что провели к нему несколько подъездных дорог, соединяющих с главною дорогою удаленные от неё деревни.

Город Багамойо не имеет порта, подобного дар-эс-салаамскому: он построен на пляже, который полого спускается под воду, и большим судам приходится бросать якорь более, чем в трех километрах от берега, но эта часть залива,—которой наименование: Бага-Мойо, т.е. «дно сердца», указывает на положение в центре углубления морского побережья—представляет ту выгоду, что находится как-раз напротив Занзибара, отстоящего всего в 45 километрах; здесь именно всего удобнее сообщение чрез пролив между Занзибаром и материком; кроме того, Багамойо расположен в нескольких километрах к югу от устья р. Ру-Фу или Кингани и, следовательно, господствует над выходом из густо населенной долины, которая спускается с гор У-Сагара, составляющих стратегический центр края. Багамойо—большой африканский город, в котором, в сезон набора караванных носильщиков, собирается до десяти тысяч жителей; как в Занзибаре и в арабских городах, в нем есть базар, а многие из его зданий уже европейской постройки; впрочем, окрестные земли низки и нездоровы; улицы и площади засорены всякими зловонными отбросами: на пляже разлагаются на солнце остатки рыбы, составляющей главную пищу местного населения, называемого уа-рима, т.е. «поморяне»; наконец, иногда циклоны проносятся над городом, сметая с лица земли хижины и вырывая деревья. Арабы менее многочисленны в городе Багамойо, чем на большом соседнем острове; индусы же всевозможных каст составляют там могущественную колонию: в их руках сосредоточена торговля, и они же располагают и носильщиками из племени уа-ниамези. К северу от Багамойо возвышаются многочисленные здания католической миссии, главного пункта всех других миссионерских постов в Восточной Африке. Около шестисот детей, купленных большею частью у продавцов невольников, учатся там различным ремеслам и возделывают в окрестностях плодовые сады и сад акклиматизационный; даже став взрослыми, они остаются под «бдительною и благоразумною опекою» миссионеров и трудятся в течение пяти дней в неделю для общины. Окружающий миссию лес из 160.000 кокосовых деревьев доставляет такое количество продуктов, которое достаточно для удовлетворения нужд колонии.

Город Саадани, в пятидесяти километрах к северу, занимает местоположение, сходное с положением Багамойо. Он также построен на берегу пролива насупротив Занзибара, а в непосредственном соседстве с ним изливается в море река Уами. Однако, его рейд посещается гораздо менее; местное население не превышает двух тысяч, и мало в нем организуется также и караванов, за исключением, впрочем, караванов английских путешественников, которые находят себе содействие в основавшейся в этом городе британской миссии.

Известно, что все торговое движение с морского берега к У-Ниамези и к озеру Танганьика совершается при посредстве носильщиков или пагази, из которых каждый несет на голове тюк весом, в среднем, в 27 килограммов. Большая часть людей, набираемых в приморских городах, принадлежат к племенам у-ниамези или у-сукуру; и хотя по имени они свободны, но, в действительности, это—рабы арабских или индусских негоциантов, держащих их в вечной кабале посредством выдачи вперед заработной платы и ростовщичества. Аскари, конвойные солдаты, которые обыкновенно несут половинный груз, тоже состоят на жалованьи у купцов Дар-эс-Салаама или Багамойо, которым в конце концов и достаются все барыши от экспедиций за слоновою костью. Караваны, состоящие вообще из многих сотен, а иногда даже из тысяч индивидов, проходят чрез территорию наподобие армий: командуемые киронгози, или капитаном, они делятся на бригады, имеющие каждая своего майора или ньямпара; порядок следования установляется каждый день: авангард предшествует главному корпусу, арьергард следует за ним, и разведчики оберегают фланги войска, «рыская в травах»; женщины и дети имеют свои определенныя места как во время самого перехода, так и в лагерях. В пустынях Мгунда-Мкхами чрез кусты проложены три параллельные тропы, на расстоянии метров двадцати одна от другой. По средней тропинке идут женщины, дети и носильщики, согнувшиеся под тяжелыми ношами; по боковым же тропам следуют менее обремененные пагази и вооруженные люди. Редко, однако, караванщикам приходится отбивать нападения; им скорее надо бояться, чтобы местные жители не разбежались при приближении каравана, вследствие чего невозможно было бы раздобыться необходимыми жизненными припасами; им нужно также опасаться вымогательств со стороны царьков, которые, под тем или другим предлогом, могут потребовать более высокой против обыкновения, хонго или платы за проход; кроме того, они должны приготовиться к тысяче случайностей на долгом пути: к лихорадкам, эпидемиям, наводнениям и высыханиям рек и родников.

Благодаря опытности, приобретенной со времени первых экспедиций Burton’a, Ливингстона и Стэнли, продолжительность путешествия между Багамойо и берегами Танганьики уменьшилась на три четверти. Можно в полтора месяца пройти данное пространство, равняющееся приблизительно тысяче километрам; но попытки заменить на этом пути носильщиков вьючными животными или повозками до сих пор не удались. Лошадьми нельзя пользоваться вследствие того, что в десяти днях ходьбы от поморья начинаются области, наводненные мухою цеце; ослы лучше переносят уколы этого насекомого, но они также в конце концов погибают. Пытались употреблять вьючных быков, и Roger Price хотел было, по примеру капских торговцев, перевозить товары в фурах, запряженных волами; но все эти попытки потерпели неудачу, и горцам У-Сагары достались повозки, покинутые около Кондоа или Мкондоа—станции, основанной в 1881 году французским комитетом Африканской ассоциации. В 1879 году разрешить задачу полагали возможным, привезя из Индии четырех хорошо дисциплинированных слонов. Действительно, доблестные животные без всякой помехи прошли одну треть пути: от Дар-эс-Салаама до Мпуапуа их не задерживали ни реки, ни болота, ни горы, а для пищи они довольствовались только листвою: подвергаясь в течение двадцати трех дней уколам цеце, они не казались сильно страдающими от этого. Полагали уже, что опыт удался, как вдруг одно животное пало, без видимой болезни. Вскоре затем погибли и другие слоны, отчасти ли вследствие перемены пищи и климата, или же скорее, быть-может, также и от чрезмерной усталости: именно, по этим трудным горным дорогам, им пришлось нести тяжести в 700 или 800 килограммов. С тех пор, уже не возобновляли дорогостоящего опыта, и остановились на проекте постройки железной дороги, которая мало-по-малу проникла бы внутрь материка и таким образом избавила бы торговцев от необходимости искать содействия людей или животных.

На переменчивых дорогах, ведущих от поморья к Таборе, городов не существует: деревни часто перемещаются, и многие из посещенных первыми путешественниками столиц небольших государств ныне представляют одни лишь развалины. Местами остановок для возобновления запасов провизии караваны чаще всего избирают станции миссионеров, каковы, напр. Мамбойя и Мпуапуа: обе они расположены на западе гор, на плоскогории, где зарождаются верховные притоки Уами, и где питательные европейские растения удаются на диво: находятся эти станции приблизительно на половине пути между Багамойо и Таборою. Непосредственно за ними начинается область кустов, акаций и камедистых деревьев, называемая Маренга-Мкхали, которую путешественники торопятся миновать, чтобы поскорей достигнуть области расселения племени у-гого, деревни которого рассеяны в кустарнике. Ограниченная с востока пустынями Маренга-Мкхали, область У-Гого прилегает на западе к другой необитаемой полосе, Мгунда-Мкхали, т.е. «поле огня». Это—страшная пустыня, для перехода через которую прежде требовалось не менее пятнадцати дней, но ныне распашка нови постепенно сокращает время, потребное для перехода. Мгунда-Мкхали представляет покрытую кустарником равнину, по которой можно идти целыми часами, не примечая ни малейшего изменения пейзажа; булыжники, принесенные сюда ныне пересохшими потоками, покрывают почву. В некоторых областях «поля огня», между кустами возвышаются массы гранпта или сиенита, при чем одни из них округлены на-подобие так называемых roches moutonnees, а другие выдаются в виде гладких или потрескавшихся башен, уединенных или же сгруппированных сотнями, расположенных аллеями, нагроможденных на-подобие террас и возвышающихся в виде порталов. Главное место остановки посреди этой пустыни представляет Джуэ-ля-Мкоа, т.е. «деревня у круглой горы»; названа она так вследствие находящагося здесь, высотою более чем в 60 метров, холма из сиенита, у подножия которого и ютятся несколько хижин туземцев.

III.

Остров Занзибар, центр торговой деятельности и религиозной пропаганды, распространяющейся с поморья вглубь восточной Африки,—земля небольшая; по своему образованию он примыкает к двум другим островам, расположенным также на небольшом расстоянии от побережья, тоже покоющимся на коралловых рифах. Острова Мафия, Занзибар и Пемба суть обломки или соединительные звенья большой земли, образующей рядом с внутренним побережьем, т.е. с окраиною материка, также другое побережье, почти повсюду представляющее резкия крутизны, о которые и разбиваются волны открытого моря. Эти три острова расположены в том же направлении, как и побережье Африканского материка, находящееся насупротив них: ось Мафии проходит с юго-запада на северо-восток, параллельно соседнему берегу, между дельтою р. Ро-Вумы и толчеею вод около Муамба-Мку; Занзибар орьентирован с юго-востока на северо-запад, параллельно твердой земле между Дар-эс-Салаамом и Саадани; наконец, остров Пемба протянулся, соответственно противолежащему берегу материка, в направлении с юга на север, при легком уклонении к востоку. Большие глубины в океане начинаются только мористее от этих трёх островов. На западе, со стороны материка, рифы весьма многочисленны, при чем одни, при спавшей воде, усеивают море, словно остатки «пути гигантов», а другие постоянно находятся под водою и своими опасными, скрытыми камнями окаймляют извилистые проходы для кораблей. Опаснее всего здесь судоходство между островом Мафия и дельтою Ру-Фиджи, так как мутные воды реки, простираясь по поверхности более тяжелых масс морской воды, препятствуют лоцманам видеть рифы. Поэтому по ночам вовсе не пытаются проходить этим путем, а вообще большинство судов огибает остров восточнее, по глубоким водам открытого моря. Занзибарский фарватер шире и глубже фарватера Мафии; тем не менее, в некоторых местах он съуживается до 7.400 метров, т.е. приблизительно до одной пятой всего расстояния между обоими его берегами. Посреди фарватера, суда могут бросать якорь на глубине 45 метров.

Южный остров, Мафия, иначе Монфия, из всех трех—самый малый по величине, населенности и богатству. Эта бывшая коралловая мель, пространством в 423 квадр. километра, покрыта на всем своем протяжении плодородною почвою, осеняемою кокосовыми пальмами. К югу от этого острова простирается обширный подводный риф, с высящимися из-под воды утесами: на одном из них и находится столица Мафии, деревня Чобе, бывшая резиденция арабского губернатора (ныне остров этот входит в состав германской Восточной Африки) и нескольких арабских и индусских торговцев. Окрестные берега хорошо обработаны, но не доставляют продуктов в количестве, достаточном для большой торговли. К тому же бухточка Чобе едва доступна при спавшей воде, и корабли бросают якорь на юго-запад от неё, приблизительно в 15 километрах расстояния.

Занзибар, Унгуйя туземцев, т.е. «станция», представляет единственную в Восточной Африке землю, по своему обычному имени напоминающую о народе зендж, обитавшем, по свидетельству средневековых арабских писателей, в той части поморья, которая продолжается к югу от мыса Ароматов вплоть до неведомых морей. Наименование: «берег Зангвебара», недавно прилагавшееся к поморью между Момбазом и Килоа и ныне применяемое, в искаженной форме, к острову Унгуйя, не имеет другого значения, кроме как «берег Зенджев»: Занг-бар, находящийся насупротив Инду-бара, т.е. «берега индусов», обозначал весь край, ограничивающий Индийский океан. Арабы дали ему название: Билад-эз-Зендж. Вероятно, про африканский берег говорит и Марко Поло, когда упоминает об «острове Занкибаре, который тянется на пространстве около двух миль», и на котором «производится большая торговля».

Остров Занзибар покоится на коралловом цоколе, но он состоит не единственно только из остатков полипняков: на нем есть также холмы из красноватой и железистой глины, возвышающиеся волнообразно над полями, и во многих местах прерываемые оврагами и разрезанные на колоннады удивительной правильности; в южной части острова, самые высокие холмы не превышают 137 метров, но на северо-западном берегу, ряд высот, протягивающихся параллельно берегу, достигает 315 метров: здесь-то и находится самая высокая часть острова. Почти вся поверхность Занзибара, исчисляемая в 1.691 квадратный километр, подвергается обработке. Вследствие этого, и население его весьма значительно, именно, около двухсот тысяч человек, из которых около половины проживают в главном городе: относительно, Занзибар гуще населен, чем Франция. Во время же северо-восточного муссона, населенность, как говорят, увеличивается еще 30-ю тысячами человек: арабами, островитянами с Коморских островов, индусами и персами.

Флора острова одинакова с соседним материком, и специально ему принадлежащими растениями можно считать разве несколько орхидей, если только и эти виды рано или поздно не отыщутся на противоположном поморье. Плодородная почва Занзибара производит в изобилии все плоды тропической области: американские виды встречаются там наравне с растениями инсулиндскими. Она даст в год две жатвы зерновых хлебов и четыре сбора маниока, крахмальная мука которого служит главною пищею островитян. Из пальм господствует кокосовая, образующая громадные леса и доставляющая туземцам: пищу, напиток, строительное дерево, веревки, масло для вывоза за границу и для выделки мыла. Финиковая пальма также произростает на острове, но таких хороших плодов, как на оазисах пустынь, она не производит. Манговые деревья, миртовидные, гуйявы, померанцы, лимоны и хлебное дерево перекрещивают свои ветви с мангустаном и с дурионом (durio zibethinus), этими зондскими деревьями, плод которых, оставляя во рту ощущение как бы от лука и острого сыра, кажется, не имеет себе соперника по изысканности своего вкуса. Занзибар производит также пряности Индии и Инсулинда: корицу, мускат, перец и в особенности, с 1830 года, гвоздику, при чем ежегодный сбор гвоздики достигает нескольких миллионов килограммов. Так, в 1884 году в Занзибаре её было собрано 7.875.000 килограммов, на сумму 5.250.000 франков. Страшный ураган 1872 года разрушил почти совершенно плантации гвоздичные и кокосовые: четыре пятых этих деревьев были вырваны с корнями, и Занзибар временно был разорен.

Составляя продолжение африканского материка, частью которого он, вероятно, и был в предыдущий период, Занзибар имеет в своей фауне животных с соседней большой земли, но лишь в малом количестве, так как для большей части видов остров оказался тесен, а с другой стороны многие виды были истреблены земледельцами. Около 1865 года, один гиппопотам переплыл рукав, имеющий в ширину более 50 километров и отделяющий африканский материк от Занзибарских пляжей; в течение многих месяцев его видели резвящимся в прибрежных водах, но сведений о подобных же посещениях слона или носорога не имеется. Большинство занзибарских четвероногих принадлежит к малорослым животным; таковы: антилопа карлик (nanatragus), полуобезьяна (otolicnus), циветта, некоторые из кошачьих, каковы: серваль и дикия кошки; гиэна не водится, есть крысы, из которых европейские привезены на кораблях. Мир птиц представлен большим количеством видов, так как ширина пролива не может утомить крылья обыкновенных птиц; занзибарская же цесарка, из которой хотели создать особый вид, вероятно, одинакова с живущей на материке. Однако, натуралисты нашли также и таких животных,—между прочим, лемура и ящерицу,—которые, повидимому, представляют особые виды, принадлежащие к самобытной туземной фауне острова. Еще недавно Занзибар обладал, также как и о. Пемба, грациозною обезьяною, colobus Kirkii, но в эпоху, когда ученые дали описание её, она становилась уже весьма редкою, а с той поры, по свидетельству Jonhston’a, её совершенно истребили.

На восточном берегу Занзибара проживают еще несколько групп первонасельников, не смешавшихся с переселенцами: это—уа-хадиму, которых бантусский язык, более или менее видоизмененный, стал языком почти всех островитян; по вероисповеданию они—мусульмане. Масса жителей состоит из негров, невольников или свободных, но рабского происхождения, которые первоначально пришли из различных местностей материка и слились в почти однородное народонаселение, с одним и тем же языком и с одними и теми же правами; из привычек, между прочим, весьма распространено между занзибарскими жителями обыкновение есть жирную глину. Арабы—господствующие политически и насчитывающие между собою несколько чистокровных семейств, преисполненных презрения к своему государю, который смешанной крови—представляют главных собственников на острове, и некоторые из них живут сеньорами на своих плантациях. Они, затем европейские негоцианты, также американцы, португальцы из Гоа, выходцы с Канарских островов, и наконец индусы—сосредоточивают в своих руках крупную торговлю, которая состоит главным образом в вывозе слоновой кости, каучука, копала, лакмусового лишайника и кож, доставляемых с противоположного берега, и во ввозе фиников и европейских товаров, особенно хлопчато-бумажных тканей, называемых американи и служащих ходячею монетою в сношениях с неграми внутри материка; на острове же законная монета—индийская рупия. Первый торговый трактат с Занзибаром был заключен американцами, именно в 1735 году; благодаря полученным при этом привилегиям, торговля американцев долгое время превосходила торговлю других наций. Что касается европейцев, то большинство их либо спекулаторы, либо проезжие моряки: в качестве негоциантов, им трудно конкурировать с восточными купцами, ведущими торг с Индиею и африканским материком. В Занзибар направляется также много политических личностей, благодаря возникшим между европейскими державами соперничествам о влиянии. С 1873 года, занзибарские купцы уже не могут предаваться торговле рабами; раньше же каждый год в порты Аравии и Персидского залива вывозили из Занзибара от 12 до 15 тысяч негров.

Переселенцами из Индии являются парси, инди (магометане шииты), кхожа и вхора из Бомбея и Сурата, прибывающие вместе с своими женами, и наконец баньяны. Эти последние, населяющие отдельный квартал в Занзибаре, и которых также встречают в портах континентального берега, по происхождению почти все с полуострова Катча, где находятся их патроны или однообщинники. Они никогда не удаляются из отечества вместе с семьями и потому постоянно стремятся возвратиться к ним, чтобы на всей свободе предаться культу и нравам родной земли: каждый год они отсылают в Индию прибыль от своей торговли и оставляют у себя лишь то количество денег, которое безусловно необходимо для ведения дел. Они строго соблюдают предписания религиозного предания: бреют бороду и голову, оставляя лишь усы, бакенбарды и небольшую косму волос над лбом; головным убором им служит красный тюрбан, а одеваются они в один или два куска бумажной ткани, красиво облекающих их стан. Весьма воздержные, они только и питаются, что мучными и молочными кушаньями, овощами и плодами, так как всё исходящее от животного, наземного, воздушного или проживающего в воде,—им безусловно запрещено. Чтобы быть уверенным, что никакая нечистая пища не примешается к их блюдам, они выписывают со своей родины масло и сами приготовляют пищу; если чужеземец дотронется до их риса или сыра, то они уже отказываются их есть; воду для питья они черпают или из родника или из цистерны и остерегаются мирской, оскверненной посуды; пищу же кладут на древесные листья. Корова—их священное животное; с благоговением они вымазывают себе лицо коровьим калом, а в дни празднеств приготовляют для соседних коров настоящие пиршества из пататов и кукурузы. Своих мертвецов они всегда сжигают на морском берегу. Обряд этот начинается с вколачивания толстых гвоздей в череп трупа для того, чтобы он не треснул под влиянием огня; затем труп кладут на костер из стольких полен, сколько баньян явилось для отдания почестей мертвецу; после сожжения пепел развевают по ветру. Нравы, столь отличные от арабских и суахельских, навлекают на баньян насмешки и оскорбления; смирные и печальные, они всё переносят безропотно и мстят лишь тем, что обогащаются на счет покупщика. По крайней мере они не занимались, как арабы, торговлей рабами. Увеличение численности баньян в каком-нибудь приморском порте и уменьшение, при этом, арабов—знак добрый. Хотя на самом острове и запрещена негро-торговля, но рабы не были освобождены, и гражданское состояние детей обусловливается званием их матери. Говорят, будто-бы семейства этих пленников вообще весьма малочисленны. *В 1897 г. последовала отмена невольничества, чрез что около 140.000 невольников на островах Занзибаре и Пембе получили свободу; однако, рабство само по себе может существовать и далее, так как свободу получает только тот невольник, который сам того пожелает*.

Город Занзибар—расположенный около середины западного берега острова, к северо-западу от своего аван-порта на материке, т.е. от Багамойо,—самый большой африканский город на побережье Индийского моря: чтобы найти соперника Занзибару по населенности, нужно обогнуть на юге и западе Африки две её трети, до самого Алжира. С моря Занзибар представляет красивый вид, благодаря блеску его обширных белых домов, казарм и фортов, с их толстыми пузатыми башнями, в форме бочек; но позади этих лучезарных фасадов скрываются кучи лачуг, между которыми извиваются кривые и грязные улицы; однако, недавно построенный водопровод снабжает город чистою водою, к большой выгоде в смысле чистоты и оздоровления. Поэтому, в Занзибаре уже не так опасно жить, как было прежде. Лагуна с соленой водою, высыхающая при спадении вод и переходимая при посредстве двух мостов, отделяет собственно город, называемый Шангани, от его восточного предместья, обитаемого суахели, рабами и продавцами рыбы. При входе в эту лагуну находятся причалы для арабских шлюпок, а большие пароходы, пакетботы и военные суда останавливаются мористее перед городом, на глубине 14 метров. Несколько правильных пароходных линии подходят к Занзибару, связуя его с портами на берегу материка, с Суэзским каналом, Индией, Маскаренскими островами и Мадагаскаром; у самого султана есть около дюжины торговых судов и один военный корабль. Что касается движения судоходства в Занзибарском порте (с 1892 г. порто-франко), то в 1895 г. в приходе было 214 судов, с общей вместимостью 331.805 тонн. Обороты внешней торговли в 1895 г.: привоз—21.7, вывоз—19,8 миллионов рупий.

Занзибар уже располагает средствами для высшей промышленности: в нем есть мастерские для починки судов, снаряд для дистилляции морской воды, и его порт уже освещается электрическими огнями. Миссионерские учреждения, католические и протестантские, дополняются большими школами для мальчиков и девочек, а также и мастерскими для технического обучения туземцев. В других частях острова, вместе с рассеянными прекрасными сельскими домами арабских собственников, находится также несколько заводов для производства сахара и кокосового масла; один из наиболее значительных заводов устроен в Кокотони, на берегу гавани того же имени; от Занзибара он отстоит километров на сорок к северу и превосходно защищен от волн открытого моря островом Тумбату; большие суда бросают там якорь на глубине от 7 до 16 метров.

Остров Пемба, третий в группе, с поверхностью в 964 квадр. километра, т.е. приблизительно равняющийся двум-третям поверхности Занзибара, имеет, однако, не более десяти тысяч жителей, хотя почва его плодородна вплоть до вершин холмов и хотя его часто обозначают под именем «Зеленаго» острова или острова «Овощей». Его продукты те же, что и на Занзибаре: головки гвоздики и кокосовые орехи; крупные арабские собственники на острове отсылают их на рынки соседнего города. Главный город Пембы, Шаки-Шаки, находится на западном берегу, у бухты, недоступной при низкой воде: даже небольшие барки должны выжидать наступления прилива, чтобы достичь до пляжа. Напротив, в порте Киши-Киши, на северной оконечности острова, глубина достаточна, и большие суда нашли бы там превосходное убежище, но фарватер входного канала, узкого и опасного, еще не обставлен баканами. Глава арабской аристократии на острове Пембе—скорее вассал, чем подданный занзибарского султана—пребывает в Киши-Киши. Более половины населения Пембы состоит из невольников.

*Султанат Занзибар ныне состоит под протекторатом Великобритании. Султан, или сеид, получает на содержание своего двора около 300.000 рупий и имеет лейб-гвардию в 150 челов. Прочия войска: 1.050 регулярных, 1.500 иррегулярных, состоят под командой английского офицера. Флот состоит из 1 корвета, 1 канонерки и 7 торговых пароходов, принадлежащих султану. Доходы и расходы в 1894 г. составляли по 493.000 рупий*.